— Мы здесь уже полгода, — сказала Теодора, закончив втирать в кожу крем от загара и водрузив на переносицу солнцезащитные очки. — И знаешь, мне начинает тут надоедать.

— Ну, значит, самое время найти хобби. Или обзавестись любовником.

— Это не собака. От него парой прогулок и миской корма не отделаешься.

— Я же не предлагаю тебе оставлять его при себе на ближайшие пятнадцать лет. Всего лишь пройтись по парку и поиграть с какими-нибудь кобелями часик-другой.  

— Вольпе, это не смешно! — Теодора зачерпнула ладонью горсть песка и швырнула ее в сторону развалившегося на соседнем шезлонге Вольпе. Он, посмеиваясь, прикрыл лицо ладонью.

С отъезда из Англии Вольпе ни с кем, кроме Теодоры, так и не заговорил. Разве что отправил Джованни открытку из Германии, их маленького перевалочного пункта, сообщая, что они в порядке. И сразу же увез Теодору в Гоа. Перезимовать и отдохнуть от всего этого ужаса. Сделать маленькую передышку. Он думал, что уже весной они переберутся куда-то еще, но уикенд на побережье затянулся.

Нежась под теплым солнцем Гоа, Вольпе довольно щурился. Почему-то здесь ему очень нравилось. Не то, чтобы он перестал чувствовать себя использованным, просто… стало легче. Желание жить пока тоже не спешило возвращаться, но и умереть он уже не хотел. Вольпе просто балансировал на тонкой нити, которую прозвали золотой серединой. Это действительно была гармония с собой, пусть и не полная, но все-таки гармония.

— Мне здесь нравится, Теодора. Но тебе необязательно тут и дальше оставаться, — он приоткрыл глаза и повернул голову в сторону подруги, — Если хочешь, я могу купить тебе билеты. В любое место. Только скажи, куда.

— Думаешь, я способна тебя бросить?

— Я правда рад, что из всех людей ты была со мной в тот день. Но ты не обязана была со мной идти. Как и ехать сюда.

— Но ты ведь этого хотел?

— Мои желания тебя ни к чему не обязывают. К тому же, я… не хочу, чтобы с тобой что-то произошло.

Теодора тяжело вздохнула. Этот чертов комплекс «Мое присутствие рядом с кем-то — проклятие», которым Вольпе страдал сколько Теодора его знала, уже порядком ей надоел. Теодора знала его историю и понимала, почему Вольпе так о себе думал. Его жизнь с самого начала представляла из себя череду потерь и несчастий, почти что непрерывный поток страданий. Все разы, когда он мог назвать себя счастливым, Вольпе едва ли мог пересчитать по пальцам. Немудрено, что он считал себя виноватым, ведь обвинить во всем ему было некого. Только Теодоре никак не удавалось втолковать Вольпе правду — он не был виноват. Никто не был виноват. Это просто было дерьмовое стечение обстоятельств, с которым едва ли можно было что-то поделать.

— Слушай, Вольпе, давай все же уедем, — сказала Теодора. — Давай начнем новую жизнь. В новом месте, в окружении совершенно новых людей?

— Зачем?

— Чтобы оставить все это дерьмо в прошлом. Увидеть по-настоящему хорошие места. Увидеть прекрасных людей. Научиться доверять заново. Влюбиться еще раз или два. Может быть даже полюбить кого-то нового. Кого-то… более достойного тебя.

— Я уже люблю такого человека. И не хочу сбегать на поиски замены.

— Вольпе…

— Я серьезно, Теодора. Я люблю его. И не перестану. Мне просто нужно время прийти в себя.

— Я знаю, ты ненавидишь, когда я завожу об этом разговор, но все-таки. После того, что Никколо сделал, ты имеешь полное право забыть о нем и жить дальше. Неужели ты готов простить его?

— Я не знаю, как ответить на твой вопрос, — Вольпе снова закрыл глаза, чувствуя, как во рту появляется кислый привкус, верный признак подкрадывающейся тошноты. — Но я знаю Никколо. У каждого его поступка есть веская причина. Даже в этот раз он считал, что поступает правильно. Просто он выбрал не тот путь. Он ошибся.

— Сколько можно оправдывать его? — возмутилась Теодора. — Вольпе, Никколо слишком умен, чтобы совершать такие ошибки. И все же он предпочел ошибиться, но не быть с тобой откровенным. И теперь он пожинает плоды. Люди страдают или погибают из-за его амбиций. Ты, его вторая половинка, пострадал. Я понимаю, ты не можешь разлюбить его так просто после всех этих лет. Но ничего другого не остается, если ты хочешь жить.

Вольпе в очередной раз в его жизни показалось, что его вот-вот разорвет. Он знал, что Теодора была права. Никколо и правда себя переоценил, вступив в борьбу за титул. И даже так он мог избежать почти всех этих ужасных последствий. Нужно было всего лишь честно поговорить с Вольпе об этом. Дать себя услышать. Дать возможность выбрать. Это было бы справедливо. Вольпе знал, что поступил правильно, расставшись с Никколо и уехав почти что на другой край света. Однако, понимал он и то, что обязательно вернется. Но не сейчас. Не в ближайшее время. Слишком свежи раны.

— Я… наверное, вернусь в Италию, — тихо сказал он

— И что будешь делать?

— Зализывать раны, что же еще. Это одно из самых безопасных мест для меня сейчас. Там меня точно не будут искать. Поедешь со мной?

Теодора мягко улыбнулась — она почувствовала, что Вольпе прислушался к ее словам.

— Конечно, поеду. Только в этот раз билетами занимаюсь я. Прежде, чем осесть на одном месте надолго, мы много всего повидаем. Обещаю, тебе понравится.

— Чем дольше я с тобой общаюсь, тем сильнее начинаю бояться твоих идей, Теодора. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнул Вольпе, даже не собираясь отпираться. Он слишком устал от необходимости непрерывно контролировать все происходящее вокруг него и теперь был совершенно не против того, что кто-то что-то решает за него.

***

Мягкие волны аккуратно проводили пенными ладошками гребней по белоснежному корпусу лайнера. Вольпе перегнулся через ограждение на второй палубе и с каким-то разочарованием посмотрел вниз.

— Снова пытаешься понять, что изменилось, пока мы спали? — спросила у него Теодора, выйдя из коридора крытой части палубы.

— Как и весь прошлый месяц. Я не думал, что этот круиз затянется так надолго. Получается, мы треть мира переплывем.

— Но зато столько всего увидим, — Теодора встала рядом и, прижавшись к его боку, облокотилась о заграждение. — И впечатлений также много, как и воды вокруг нас. Помнишь остановку в Израиле?

— Там было очень здорово. Думаю, я даже был бы не против осесть там… если бы все, было по-другому. Уже в порту я себя совсем по-другому почувствовал. Другой запах, другие ощущения. Как будто это одно из тех мест, где я смог бы найти себя. Но вряд ли это действительно так. Иначе бы меня тянуло туда еще сильнее.

— Вольпе, ты невыносим. Зачем ты заходишь в размышлениях настолько далеко?

— Самому бы знать, — вздохнул Вольпе. — Это получается само. Не поверишь, но порой это и меня самого бесит.

Теодора засмеялась и посмотрела на воду. Они отдыхали, пользуясь возможностью, она уж точно, а Вольпе порой забывал о том, что слишком давно не отдыхал, и Теодоре приходилось напоминать ему об этом.

— Пойдем пообедаем, — предложила она, посмотрев на свои наручные часы. Вольпе усмехнулся и согласился.

Они пришли поздно — практически все остальные пассажиры уже пообедали и разошлись по каютам, комнатам отдыха и прочим подобным уголкам лайнера. Это было любимое время Вольпе. Он не выносил гомонящей толпы, предпочитая есть в более тихой и спокойной обстановке. Кроме них в столовой было не так много людей, самыми запоминающимися из которых были пожилой араб с тремя мальчиками, судя по всему, сыновьями или племянниками, и невысокий поджарый мужчина, занявший столик вместе с молодым парнем и девочкой в дорогом платье. Вольпе, удовлетворенный этим мимолетным наблюдением, отправился к свободному столу, за которым еще оставалась еда. Это оказался столик, соседний с тем, где разместились мужчина с юношей и девочкой. Вольпе не обратил бы на них особого внимания, если бы мужчина не обратился к нему.

— Здравствуйте. Вы давно в плавании?

— Достаточно давно. Мы возвращаемся домой с отдыха в Гоа, — Вольпе выглядел миролюбиво, стараясь не выдать неприятного предчувствия, возникшего у него в ту же секунду, как незнакомый мужчина повернулся в их сторону. — А вы?

— Мы долго жили на Кипре, но я решил, что пора бы вернуться в большой мир. Сначала мы с моими детьми погостим у родственников в Испании, а затем отправимся в Штаты, — поделился с Вольпе мужчина. — Знаете ли, сейчас там очень плодородная почва для бизнеса, и я не хочу упускать свой шанс.

Вольпе кивнул, соглашаясь с этим мужчиной. Как бы скептически он не относился к Штатам после всего произошедшего, он знал, что собеседник говорит правду. Он только хотел было поблагодарить мужчину за беседу и вернуться к еде, как в разговор вмешалась девочка, изящная блондинка с лицом нимфетки, которая вот-вот должна была превратиться в девушку редкой красоты.

— Вы хорошо смотритесь вместе. Вы женаты?

Черноволосый парень, видимо, ее старший брат, закатил глаза, но причину его недовольства сложно было понять.

— Лукреция! — одернул девочку отец. — Не вмешивайся во взрослые разговоры!

Его дочь нахмурилась и обиженно надула губы. Теодора и Вольпе переглянулись и рассмеялись.

— Все в порядке, — сказала Теодора. — Нет, мы не женаты, просто росли вместе и привязались друг к другу как брат и сестра.

— Вот здорово, — мечтательно вздохнула девочка, удовлетворенная тем, что взрослые отнеслись к ней серьезно и ответили на ее вопрос.

— Вот бы и мне с кем-то так вырасти, а не с тобой нянчиться всю жизнь, — зло сказал ее брат.

Теперь влажные от обиды голубые глаза девочки сверлили парня, а их отец с раздражением откашлялся.

— Прекратите грызню, вы оба. Чезаре, ты старше и умнее, не лезь к сестре. А ты, Лукреция, оставь все эти глупые вопросы. От тебя слишком много шума. Если вы закончили есть, то идите в каюту или еще куда-то. Чтобы в десять были в койках. Ясно? — кончик ножа, который сжимал мужчина, указывал на Чезаре до тех пор, пока он не кивнул, после чего он перевел его на дочь. — Лукреция?

— Хорошо, папочка, — расстроенная тем, что ее отсылают прочь, девочка старалась скрыть свое раздражение и обиду, но у нее получалось из рук вон плохо. Поднявшись со стула, она отшвырнула в сторону лежащую на коленях салфетку и куда-то ушла.

Ее брат же задержался — он что-то читал за едой, и его тарелка все еще была практически полной. Оставив сына дальше делать вид, что он обедает, новый знакомый пересел за их столик. Вольпе подавил тяжелый вздох, но позволил втянуть себя в разговор. Теодора же с огромным интересом разговорилась с мужчиной. К середине их разговора мальчик закончил есть и ушел. Вежливо кивая и периодически давая односложные ответы на вопросы нового знакомого, Вольпе практически не слушал, что обсуждает подруга с общительным мужчиной, до тех пор, пока не выцепил в его странном монологе что-то знакомое.

— Таким образом, эта находка может изменить все человечество, дорогая моя. Именно поэтому я уже вложил часть своих личных доходов в этот научный центр, когда он только строился, и планирую спонсировать его проекты в будущем.

— И как это в идеале должно работать? — поинтересовалась Теодора.

— Представьте себе, что вы — сирота, — начал было Родриго, их собеседник. Он был так увлечен своим рассказом, что даже не заметил, как поперхнулся Вольпе. — Вы никогда не знали ваших родных, и в какой-то момент вас посещает желание узнать о своих родителях, бабушках, дедушках, прочих предках. Вы делаете экспертизу ДНК, но это даст вам очень мало информации — всего лишь скупые данные о том, чьи гены смешались в вашем уникальном коде. И то вы узнаете лишь десятую часть — ученые, ограниченные отсутствием возможности получить больше данных, еще добрый десяток лет не смогут рассказать вам больше до тех пор, пока не изобретут более точные и сложные приборы. Но представьте себе кое-что еще. Представьте на секунду, что в будущем они изобретут технологию, способную дать вам узнать не только то, какой национальности были ваши предки, но еще и их личность, узнать, как они жили. Представьте, что это изобретение позволит вам… пережить их воспоминания. Увидеть все своими глазами, так, словно вы являетесь непосредственным участником событий. Что вы думаете об этом?

Родриго с хитрым прищуром уставился на Вольпе, сидящего напротив него. Теодора переводила с лица одного на лицо другого, не понимая, в какой момент между ними появилось такое странное напряжение.

— Это невозможно, — выпалил Вольпе, чувствуя, как холодеют пальцы его рук. Интуиция громко вопила о том, что этот человек не просто так обсуждает с ними некий научный центр в Штатах. — Вытащить из человеческого тела воспоминания других, давно погибших тел, невозможно.

— Пока да, друг мой, пока это действительно недостижимая цель, — Родриго вежливо закивал. — Но лет через пятнадцать мы сможем гораздо больше. Вполне возможно, что даже через десять или того меньше.

Теодора вдруг нахмурилась.

— Вы так легко выложили нам столь серьезную информацию, — сказала она. — Разве она не должна быть засекречена для посторонних?

— Но вы ведь не посторонние, разве я не прав? — тихо ответил Родриго с едкой ухмылкой, которую Вольпе хотелось стереть с его мерзкой рожи. — Посудите сами. Как можно оказаться в одном помещении с наиболее значимыми и любопытными союзниками ассассинов и не обсудить с ними столь интересную, животрепещущую тему?

— Сомневаюсь, что мы настолько значимы, чтобы наше мнение могло представлять некий интерес еще и для тамплиеров, — возразил Вольпе. Родриго скривился, и Вольпе, вздохнув, объяснил. — Вас кольцо выдало. И теперь я не могу упустить возможность поднять гораздо более интересную тему. Что делает тамплиер из верхушки на круизном лайнере? Не похоже на простое совпадение.

— Откровенно говоря, я и сам не ожидал встретить здесь известную даже среди тамплиеров парочку, — Родриго пожал плечами. — Так что это действительно совпадение. Что до моих планов на это путешествие? Опять же, все как я и сказал. Я собираюсь принимать непосредственное участие в проекте, который, как я знаю, начался во многом благодаря вам.

— И сообщаете вы мне об этом лишь потому…

— Что считаю это резонным, только и всего. Разве я не прав, полагая, что вы будете рады узнать о развитии своего детища раньше своего возвращения в Штаты?

Вольпе вздохнул и неопределенно пожал плечами. Он не собирался говорить тамплиеру о своих дальнейших планах — проблем с ассассинами ему хватило с головой.

— Вот и славно, — улыбнулся Родриго. — И теперь, когда мы это прояснили, я могу спросить самое главное. Есть ли у меня и моих братьев по вере хоть малейший шанс на сотрудничество с вами?

— Зависит от того, как много вам известно о кончине Джейкоба Фрая.

— Достаточно, смею надеяться. Сами понимаете, человеку моего статуса жизненно необходимо быть в курсе событий.

— Вот и замечательно. Вспоминайте о Фрае каждый раз, когда захотите повторить мне свое предложение. Пойдем, Теодора.

Вольпе поднялся и ушел из столовой. Слушая звук собственных шагов и стук каблуков Теодоры за своей спиной, Вольпе заставлял себя идти медленнее — гнев давал ему слишком много сил, и ему очень хотелось хоть куда-то их выплеснуть. Когда они ушли в противоположную часть корабля и оказались на палубе рядом с носом, Вольпе остановился и уставился на воду.

Где-то впереди маячило что-то темное и большое, и он надеялся, что это земля. После встречи с Родриго ему захотелось сойти с корабля в ближайшем же городе, а оттуда отправиться в Штаты. Услышанное почему-то встревожило его, принесло с собой странное предчувствие неправильности всего происходящего. Ему казалось, что план, который собирался поддержать Родриго, и который наверняка уже претворяет в жизнь Никколо, не должен свершиться, что это все несет с собой все, что угодно, кроме пользы.

— Что ты будешь делать? — спросила Теодора, обняв его за плечи и положив голову ему на плечо.

— Хочу помешать Никколо сделать это.

— Но ведь… это же может принести столько пользы.

— Не тогда, когда этим занимается орден. Неважно, какой. Они не собираются помогать людям. Они наверняка хотят с помощью всех этих вещей найти тех, кто тоже связан с этими Богами, и заставить их вскрыть Храм. А там… может быть все, что угодно. Это плохо, Теодора, очень плохо. Я не хочу, чтобы все этим закончилось.

— В таком случае, нам нужно придумать план. Я встречусь с Джованни, возможно, он…

— Нет. Больше никаких «мы».

Теодора отстранилась и сделала несколько шагов вперед, встала так, чтобы видеть его глаза.

— Почему? — спросила она, стараясь не плакать.

— Так надо, — Вольпе вздохнул и притянул ее к себе. Прижимаясь щекой к платиновому шелку ее волос, он тихо объяснил. — Это только наше с Никколо дело. Не справлюсь я — не справится никто. Ни вы с Паолой, ни Джованни. Лучшее, что вы сможете сделать в таком случае — разорвать с ним все контакты. Если вмешаетесь, он сотрет вас в порошок. Поэтому я и прошу тебя не мешать. Обещаешь?

Теодоре было сложно дать это обещание. Столько лет быть одним из звеньев этого неразлучного треугольника, чтобы потом стоять в стороне и смотреть, как оставшиеся два пытаются уничтожить друг друга, было для нее мучительной пыткой. Но в глубине души она понимала, что Вольпе прав. В конце концов, не она ли столько раз хотела начать новую жизнь?

— Обещаю, — прошептала она, стараясь не разрыдаться.

Гудок откуда-то сверху заставил вздрогнуть всех находящихся на палубе пассажиров, кроме них. В серо-желтой смеси красок начали проступать изумрудная растительность и белые дома, казавшиеся издалека лишь рваными мазками масляной краски по уродливо прокрашенному другими, непонятными цветами холсту. Через пару часов они уже будут в городе, а там… кто знает.

***

Последние восемь месяцев показались Джованни ужасными. Они тянулись так медленно и мучительно, что напоминали с трудом прожитые годы. И лишь приходившие раз в месяц датированные открытки от Вольпе не давали Джованни забыть о верном течении времени. Однако, эти же открытки заставляли Джованни острее ощутить отсутствие лучшего друга рядом, особенно в последние недели, когда все вокруг, казалось, окончательно покатилось в тартарары.

Джованни волновался. Он не знал, что с этим делать. Со всем. С туманным будущим, где перед ним и его детьми маячили не только рядовые проблемы и трудности, с которыми сталкиваются обычные семьи, но и опасности в виде двух воюющих орденов и даже близких родственников и друзей семьи. С исчезновением единственного человека, который умудрился остаться вне орденов и при этом быть в курсе всего происходящего. С тем, что даже в окружении любимых членов семьи Джованни чувствовал себя как никогда одиноким.

Он продолжал оставаться в ордене чисто на словах и с каждым годом все больше жалел о том, что не ушел окончательно, когда была возможность. Посеревшая полоска на безымянном пальце его правой руки уже давно перестала быть гарантией безопасности всей его семьи и превратилась в отсутствие этой самой защиты. И хуже всего было то, что даже не тамплиеры, их вечные враги, угрожали ему и близким, вовсе нет. Теперь самой большой угрозой стали свои же. Те, кто клялись защищать их как себя.

Джованни всегда понимал, что рано или поздно такой момент может настать, однако, не подозревал, что угроза окажется настолько реальной, а ужасные события будут следовать одно за другим. Отъезд Вольпе словно запустил новый поток смертей. Буквально за неделю до избрания Никколо был убит второй кандидат, Джейкоб Фрай. На следующее утро Паола нашла своего второго мужа мертвым. Он втайне спонсировал все сомнительные предприятия Фрая, рассчитывая на помощь со вступлением в орден и развитие совместного бизнеса в Европе, и, не пережив этой бессмысленной потери почти всех денег, не придумал ничего лучше, как застрелиться в собственном кабинете. Несчастная Паола закрылась в собственном доме и сутками ни с кем не говорила.

Накануне встречи с верхушкой Никколо и Марио вернулись из Англии с плохими новостями, которые могли позволить рассказать только самым близким. Никколо так и не удалось поквитаться с единственным соперником, использовавшим грязные методы ради победы, не получилось победить его на равных. Вольпе, каким-то образом узнавший о шантаже Джейкоба, опередил их и убил его сам, после чего исчез из Англии вместе с Теодорой, сопровождавшей его с самого начала. Никколо и Марио сбились с ног, разыскивая его по Бристолю. Даже отправили своих людей проверить итальянские дома Вольпе только чтобы обнаружить их стоящими закрытыми с тех самых пор, как Вольпе покинул Италию много лет назад. Он словно исчез для всех, кроме Джованни, и напоминал о своем существовании лишь редкими открытками, ничего не сообщавшими ни о том, куда он отправился, ни о том, что с ним происходило.

Само собой, оставшись единственным претендентом, Никколо победил. Верхушка решила принять смерть Фрая за несчастный случай, понимая, что все решилось наилучшим образом. Началась новая веха в истории ордена, и Джованни в глубине души понадеялся на лучшее. И, как оказалось, очень зря. Победа Никколо в борьбе за титул Гранд-Мастера ничего не изменила. Довольно быстро всем стало очевидно, что из Никколо вышел довольно паршивый Гранд-Мастер, хотя он и умудрялся быть лучше предыдущего и одновременно хуже, чем Джованни себе его представлял, голосуя за него во время сбора верхушки.

Да, Никколо был новичком на этом поприще, конечно же, он имел скромный опыт управления, наступал на свои первые грабли, набивал первые шишки и совершал первые непоправимые ошибки, которые все совершают — как только его не оправдывали их общие знакомые. Однако, с каждым его новым промахом, с каждым странным решением Джованни все больше убеждался в том, что прежнего умного и предприимчивого Никколо больше нет. Что-то надломилось в нем в день отъезда Вольпе, что-то сломалось и вряд ли когда-нибудь будет исправлено. Ради Вольпе и брата, столько сделавших для ордена и самого Макиавелли, Джованни старался не терять веры в Никколо, но в определенный момент даже его безграничное терпение кончилось.

Этот день начинался совершенно обычно. Он развез детей по школам и отправился на работу, принимать большую поставку строительных материалов на склад. Все шло нормально, и, убедившись, что все в порядке, Джованни принялся подписывать нужные документы. В середине процесса его отвлек выглянувший из офиса управляющий.

— Босс, у вас там телефон разрывается в кабинете.

— Не страшно, — улыбнулся Джованни, привыкший сначала доделывать дело, а уже потом разбираться со звонками. — Если успеешь, возьми и узнай, в чем дело. Если нет — послушаю автоответчик.

Управляющий кивнул и скрылся, однако, вернулся через несколько минут.

— Босс, боюсь, это очень серьезно.

— Что там?

— Это директор школы вашего старшего сына. Его только что пытался забрать с уроков какой-то мужчина, назвавшийся вашим братом, но сотрудники школы не отпустили мальчика без вашего разрешения. Что ответить?

— Скажи, я приеду сразу, как смогу, — посерьезнев, ответил Джованни.

Он быстро закончил с документами и, расплатившись с грузчиками, зашел вместе с управляющим в свой кабинет. Осматривая огромную кучу неотсмотренных счетов и бланков заказов, Джованни почувствовал нарастающую панику, однако, заметивший это управляющий похлопал его по плечу.

— Все хорошо, босс, — сказал управляющий. — Езжайте, семья важнее.

— Да, только вот не хочу вас всех тоже подводить…

— Не страшно. Вы и так работаете едва ли не больше всех нас вместе взятых. Уж день-другой вашего отсутствия переживем.

Поблагодарив управляющего хлопком по спине и пообещав себе мысленно поднять ему зарплату сразу же, как это станет возможно, Джованни быстро добрался до машины и в кратчайшее время доехал до школы Федерико. Его сразу же встретили и проводили до кабинета директора, где уже сидели сам директор, Лоренцо, нервный Федерико и мрачный Марио.

— Я не знаю, что у вас там дома творится, — сказал Лоренцо, даже не дав взбешенному Джованни что-то сказать брату, — однако, нарушения учебного процесса не потерплю. Если нужно отправить мальчика на какой-то осмотр, сообщите об этом заранее и, в идеале, предоставьте потом справку от врача.

— Боюсь, произошла ошибка. Федерико абсолютно здоров, и мы с тобой, Лоренцо, об этом знаем, — жестко ответил Джованни. — Однако, мой брат считает иначе и поэтому попытался забрать Федерико куда-то против моей воли…

— Джованни, это недоразумение, я не хотел ничего плохого…

— Мне все равно, Марио. Нельзя просто так заявиться в школу во время уроков и попытаться забрать моего сына без моего ведома неизвестно куда, — Джованни с трудом сдерживался, чтобы не накричать на Марио. — Ты нарушаешь учебный процесс и привлекаешь к моей семье ненужное внимание системы. Я не собираюсь объяснять органам опеки твое неумение решать вопросы, касающиеся моих детей, со мной прежде, чем что-то с ними делать. Так что будь добр, уйди отсюда и больше не появляйся.

— Да вы чего, оба! Вы как будто меня совсем не знаете, — возмутился Марио, переводя взгляд с Джованни на Лоренцо. — Я же ничего плохого не хотел, я просто хотел забрать Федерико на экскурсию на свою работу… С ним ничего бы не случилось…

— Марио, при всех ваших благих намерениях вы не имеете права заходить в школу как себе домой, если у вас нет пропуска, — Лоренцо явно смутился странного противостояния братьев. — И уж тем более нарушать покой учеников. Я считаю своим долгом предупредить, что в следующий раз буду вынужден вызвать полицию.

— Что, мне теперь даже забирать племянников из школы нельзя? — Марио явно начинал сердиться. — Джованни, скажи ему.

— Я согласен с Лоренцо, — Джованни кивнул сыну, давая ему знак подниматься. — Пока не научишься соблюдать правила и границы, даже не думай подходить к моим детям.

На этом разговор был закончен. Марио, поняв, что брат больше не намерен с ним говорить, вышел из кабинета и громко хлопнул дверью.

— Спасибо, что позвонил, Лоренцо, — искренне сказал Джованни прежде, чем увести Федерико домой.

— Ничего, — смущенно улыбнулся Лоренцо. — Это моя работа.

Он пожал руку другу, понимающе похлопал по плечу Федерико и проводил их немного грустными взглядами. Конечно, Лоренцо понимал, что Джованни отреагировал правильно, однако, что-то во всей этой ситуации ему не очень-то и понравилось.

Джованни же не проронил ни слова по пути домой. Да и Федерико, с ногами забравшемуся на заднее сидение, разговаривать тоже не хотелось. По крайней мере, до момента, пока отец не припарковал машину на подъезде к гаражу.

— Я скучаю по Вольпе, — вдруг сказал он вместо того, чтобы выйти из машины. — Пока он был тут, вы с дядей не ссорились.

— Да, приятель, — вздохнул Джованни, заметив его расстроенное выражение лица в зеркале заднего вида. — Без Вольпе и правда все совсем не так. Мне тоже его ужасно не хватает.

— Он уехал потому что дядя и Никколо странно себя ведут?

— И поэтому тоже.

Они совсем немного помолчали прежде, чем Федерико снова заговорил.

— Пап, если Никколо правда любит Вольпе, то почему бы ему не бросить все, что заставляло Вольпе расстраиваться, и не исправиться?

Джованни впервые за долгое время рассмеялся, и смех этот был в основном добрый, пусть и не без горечи. Проницательность сына была как удар под дых с последующей наградой в виде вкусного лекарства. Болезненно-отрезвляющая и вызывающая гордость за то, как он все это время пытался воспитывать из сына человека.

— Ах, сынок, если бы все было так просто, — ответил он, отсмеявшись и похлопав сына по плечу. — Иногда недостаточно избавиться от вещей, расстраивающих того, кого ты любишь, чтобы исправиться и вернуть его. Я не знаю, как объяснить это лучше, если начистоту. Но… иногда ты влюбляешься в одного человека и живешь с ним так долго, что не сразу замечаешь, что он уже изменился, а ты все еще любишь того, кем он был прежде.

— У них все так?

— Возможно. А, может, мне просто хочется в это верить. В любом случае, я постараюсь передать Вольпе весточку и попросить вернуться к твоему дню рождения.

— Хорошо, — Федерико искренне улыбнулся. — Спасибо, пап.

Они выбрались из машины и медленно побрели к дому.

— Слушай, сынок, — спросил Джованни, когда они уже вошли внутрь, и сын уже поднялся на несколько ступенек вверх. — Скажи-ка, чего от тебя на самом деле дядя хотел.

— Он хотел, чтобы ученые в центре меня в какой-то прототип засунули, — честно ответил Федерико. — Типа хотели какую-то там мою память предков вытащить и посмотреть что-то про артефакты. Сказали, я буду типа смотреть фильм про чужую жизнь, но своими глазами, как будто я главный герой. Чушь какая-то, да?

— Ага, точно. Но все же, если он еще раз попросит тебя о чем-то подобном, не ходи с ним, ладно? — попросил Джованни. — Обязательно позвони мне или иди домой. И… пока что ничего не говори маме, ладно? Пообещай.

— Обещаю.

И Федерико ушел наверх, оставив отца размышлять на кухне. И долго эти его размышления не продлились.

Сначала вернулся из школы Эцио, в последнее время чаще выбиравший ездить с друзьями на школьном автобусе вместо того, чтобы попросить мать забрать его, как это бывало раньше. Вскоре вернулась и забравшая дочь из начальной школы Мария. Ради нее, сильно устававшей в последнее время, Джованни постарался не показывать, что что-то случилось. Он обрадовал ее своим ранним возвращением домой, помог отнести и разложить продукты. Вместе они приготовили обед, как давно этого не делали из-за его постоянной работы. Отправив жену отдыхать наверх, Джованни вымыл посуду вместе со старшими детьми и уложил Клаудию спать, после чего отдыхал какое-то время, пока мальчики делали уроки в своей комнате. Только в этот момент Джованни почувствовал, что успокоился и впервые за долгое время ощущает это редко посещавшее их в последнее время чувство наслаждения семейным бытом, по которому уже успел соскучиться.

Вечер обещал быть таким же приятным. Закончив с уроками, мальчики спустились помочь отцу с ужином в качестве сюрприза для мамы. Все шло отлично до того самого момента, пока духовка не зазвенела таймером, напоминая вытащить свежую и горячую лазанью по семейному рецепту. Джованни уже собрался было отправить Федерико проверить, не проснулась ли сестра, а Эцио попросить позвать Марию ужинать, но отвлекся на громкий звон от входной двери. Кто-то пришел в гости. Услышав по радио-няне тихое хныканье проснувшейся от звонка Клаудии, Джованни вздохнул и понадеялся, что выключил еще одну радио-няню в их с Марией спальне.

— Я ее проверю, — сказал Федерико, поняв отца без слов и отправившись наверх.

Эцио по привычке отправился за братом и дал Джованни возможность встретить незваного гостя самостоятельно. За дверью он обнаружил Марио с коробкой с тортом в руках.

— Мне правда жаль, — сказал Марио, и его виноватый вид показался Джованни искренним.

— Ладно уж, проходи, — вздохнул Джованни, чувствуя, что все еще не может сердиться на брата слишком уж долго. — Поужинаешь?

— Если можно. Это лазанья тетушки Нетты? — Марио узнал рецепт их старой кухарки прежде, чем скинул свои грязные туфли и стянул куртку освободившимися от врученного брату торта руками. — Пахнет изумительно.

— Мальчики старались.

— Черт, да у них талант.

— Марио, я рада тебя видеть! — у лестницы они столкнулись со спускавшейся в компании детей Марией. — Ты давно не заходил. Все в порядке?

— Да вот, работы много. Еле уволился из полиции, чтобы уйти в центр к Никколо, — честно сказал Марио. — Но зато хотя бы денег получать буду достаточно.

При упоминании центра Джованни напрягся. Однако, за весь ужин Марио ничего не сказал по поводу сегодняшнего инцидента и вел себя так, как стоило бы — ни разу не поднял тему каких-то исследований, был обходителен с Марией и, весел, как обычно, с детьми. Даже Федерико, как заметил вскоре Джованни, расслабился и довольно быстро заболтался с дядей о машинах. За этим веселым ужином, так разительно отличавшихся от ужина его детства и оттого более приятного сердцу Джованни, время пролетело незаметно. Настал момент, когда детям пора было расходиться по комнатам. Мария унесла дочь, а мальчики отправились к себе. На кухне остались лишь убирающие посуду в раковину Джованни и Марио.

— Послушай, Джованни, — несмело заговорил Марио. — Я… знаю, как это все выглядело. Ну, там в школе. Но я клянусь тебе… Я не собирался ему навредить.

— Ты должен был поговорить со мной прежде, чем пытаться похитить моего сына.

— Черт, Джованни… Ты же понимаешь…

— Нет, не понимаю. Именно потому, что ты не объяснил сразу, я не понимаю. Какого черта Никколо велел тебе привезти Федерико?

— Он тут не причем….

— Марио, мы оба знаем, что это не так.

— Черт, ладно. Это все его новый проект. «Предтечи». Ученые Никколо выяснили, что информацию о Храмах можно вытащить не только из артефактов. Они изучили все эти… гены или как там правильно это называется и обнаружили, что гены ассассинов вроде нас с тобой, потомственных, содержат что-то очень серьезное. Что-то там типа кода или типа того, что можно перегнать в данные, которые смогут прочесть компьютеры. Однако, еще не существует оборудования, способного анализировать биологические образцы вроде тех, что у нас есть. Наши… слишком старые. Они разрушаются от воздействия оборудования, и эти ученые теряют из-за этого важные данные. Поэтому они и попросили взять анализы у молодого потомственного ассассина.

— И Никколо не вспомнил никого другого, кто мог бы подойти?

— Ну, вроде того. Вот и попросил меня съездить за Федерико.

— Марио, вы оба сошли с ума! Да как вы вообще до такого додумались?

— В этом нет ничего такого. Это же наука, — воскликнул Марио, не понимающий, в чем дело, и почему его брат так сердит. — Никколо не станет вредить ему, ты же его знаешь. Всего лишь пара безобидных экспериментов.

— Да ты сам себя слышишь вообще? — возмутился Джованни. — Никколо ничего не понимает в науке, а ты-то тем более! И с такими знаниями вы собираетесь «копаться» в генах моего сына, как ты это называешь. Что за бред, Марио? Почему бы Никколо не поизучать тебя, например?

— Судя по тому, что он мне объяснил, я слишком стар для этого дерьма. Ему нужен кто-то, чья генетическая хрень не перегружена ненужной информацией. В идеале ребенок или подросток. А Федерико — единственный мой знакомый ребенок и потомок первых Гранд-мастеров одновременно. — увидев, с какой злобой на него посмотрел брат, Марио сглотнул, испугавшись за свою жизнь, и поднял руки в миролюбивом жесте. — Да чего ты волнуешься, это же обычное обследование. Как в больницу на медосмотр сходить.

 — Но ведь научный центр — не больница, Марио, — Джованни чувствовал, как гнев захватывает практически каждую клеточку его тела. — Я, кажется, теперь понимаю, почему Вольпе хотел иметь как можно меньше всего общего с вами. Вы оба спятили!

— О чем это ты?

— Ты что, правда не понимаешь? Да вы совсем помешались на этом наследии. Стоило Вольпе вскрыть первую дверь Храма, и все, вы начинаете делать все, чтобы открыть следующую дверь и оказаться внутри! Центр этот раскрутили, снова развязали противостояние с тамплиерами, влезли в политику, — взмахнул руками Джованни. — А теперь и в человеческий организм лезете. Марио, это все уже слишком. Если бы у тебя или Никколо были дети, и вы решили бы тоже самое и с ними провернуть, я бы и их не позволил в это вмешивать. Это не просто неправильно, это вообще какой-то недостижимый уровень неадеквата!

— Да что ты говоришь, светоч науки! В центре работают врачи, представь себе, настоящие, со стажем работы. С ним ничего не случится, — попытался еще раз убедить брата Марио.

— Не хочу больше об этом говорить! Не смей приближаться ни к Федерико, ни к остальным моим детям до тех пор, пока твои мозги не вернутся на место, — не скрывая своей ярости, предупредил брата Джованни. — И Никколо это же скажи.

Больше Джованни ничего не сказал, лишь указал брату на видневшуюся через дверной проем вешалку для верхней одежды. Марио поджал губы, но, понимая, что его дальнейшее нахождение в доме брата — большой риск для жизни, поспешил уехать. Убедившись, что машина брата покинула пределы его видимости, Джованни, наблюдавший за ним через крошечную полоску между двумя занавесками на кухонном окне, позволил себе с облегчением вздохнуть.

— Дорогой? Ты внизу? — раздался со второго этажа голос Марии. Джованни вздохнул, спрятал все свои лишние эмоции и ушел с кухни в сторону лестницы.

Он поднялся на второй этаж. В одной из двух детских комнат было уже темно — видимо, Мария уложила дочь спать. Из второй, где спали мальчики, слышались тихие голоса — им запрещалось выходить из комнаты после восьми вечера. Пока он шел, Мария уже успела уйти в их комнату. Джованни нашел ее в ванной. Увидев ее лицо через отражение в зеркале, он замер — жена выглядела взволнованной.

— Что-то случилось? — спросил он. — Марио только что ушел, я прибирался на кухне.

— Вчера я делала тесты по привычке и очень удивилась, когда они показали положительный результат, — тихо ответила Мария так, чтобы слышали только они. — Думала, что мне показалось, что тесты попались испорченные, ну и съездила в клинику, пока Клаудия была в школе. А врач… подтвердила, что тесты показали все правильно. Срок достаточно большой. Не понимаю, как я не догадалась раньше. Что будем делать?

Джованни не смог сдержать судорожный вздох. Он очень любил жену и детей и совершенно не возражал против еще одного ребенка. С деньгами тоже не было проблем, уже сейчас они жили в достатке, и рождение четвертого ребенка никак бы не повлияло на их материальное положение. Проблема была в другом. Джованни не был уверен в том, что ему хватит собственного душевного равновесия и остатков нервов.

— Я очень рад этому ребенку, но все же… чувствую, что уже не так молод, как раньше. В четвертый раз нам уже не будет так просто, — признался он, поглаживая жену по плечу и пытаясь не слишком себя стыдиться. — Да и последний раз был тяжелым… Не знаю, стоит ли заставлять тебя проходить через это снова.

— Я тебя понимаю. Я правда очень хочу еще одного ребенка, но даже при том, что мы постоянно помогаем друг другу, моложе мы не становимся, — вздохнула Мария. Они вместе вышли в комнату. — Я не могу тебя винить в том, что чувствую то же самое.

— Наверное, нам просто нужно немного времени подумать и решить, как будет лучше для всех. И отдохнуть тоже. Говорят же, утро вечера мудренее. Ложись спать.

— А ты?

— Я лягу позже. Спокойной ночи, — Джованни поцеловал ее в лоб и, убедившись, что Мария устроилась в кровати, выключил в комнате свет и вышел в коридор.

Закрыв дверь, Джованни развернулся и с удивлением увидел, что за его спиной стоит Эцио.

— Пап, ты уходишь? — спросил он, расчесывая комариный укус на шее. Джованни расслабился и усмехнулся.

— Мне нужно отойти по делам, — он взъерошил волосы сына. —  Отправляйся спать, ладно? Вставать рано.

— Все точно в порядке? — из комнаты выглянул Федерико. — Ты часто уходишь по ночам в последнее время. Мы слышим.

Джованни вздохнул. Эти двое точно пошли в них с Марио — любопытные и неугомонные, пусть и пытающиеся это скрыть. Он смотрел в любопытные глаза своего старшего сына и думал — надо же, Федерико уже пятнадцать. Он так вырос и теперь перенимает его, Джованни, знания и навыки ассассина забавы ради, когда как Джованни и Марио были вынуждены этому учиться. Оба его сына даже не представляют, что собственный дядя с подачи своего начальника уже перестал видеть в них племянников и теперь считает, что может использовать их ради какой-то выдумки. Эти мысли снова всколыхнули в нем ярость и печаль, и, постаравшись скрыть эти чувства, Джованни выдавил улыбку.

— Все в порядке. Просто на складе опять сработала сигнализация. Она старая, часто включается сама по себе, и, пока я ее не поменяю, придется ездить и выключать самостоятельно, чтобы полиция не приехала.

— Ты ведь вернешься, чтобы мы утром позавтракали вместе? — спросил Эцио, не скрывая, что он не верит словам Джованни.

— Разумеется. Я ни за что не пропущу завтрак. А теперь отправляйтесь по койкам и засыпайте, чтобы утро пришло быстрее, — велел Джованни, кивнув детям на дверь комнаты.

Мальчики переглянулись, словно пытаясь решить, кто из них скажет ему что-то еще, но так ничего не сказали и послушно ушли в комнату. Когда дверь за ними закрылась, и утихли последние шорохи, свидетельствующие о том, что его сыновья улеглись в свои кровати, Джованни с облегчением вздохнул и спустился вниз. Выключив свет во всех комнатах и убедившись, что все спят, он ушел из дома.

Несмотря на то, что их район считался не самым спокойным, ауди Джованни оставалась нетронутой даже тогда, когда он оставлял ее перед гаражом. Машина была настолько дешевая и невзрачная, что никому и в голову не пришло бы ее угонять — здесь все могли позволить себе что-то получше. Это очень выручало Джованни, прежде и правда часто уезжавшего по ночам. Сейчас же, когда брату и Никколо уже не нужна была помощь с центром или устранением тамплиеров, Джованни мог себе позволить такую роскошь, как дурачиться вечером с детьми, ночью спать в одной постели с женой, завтракать утром со всей семьей, после чего отвозить старших в школу и младшую в садик или начальную школу, а после работы, во второй половине дня забирать их и отправляться домой. Это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Но было и кое-что, портящее ему всю картину счастливой жизни.

Марио никак не мог отвыкнуть от мысли, что теперь они идут разными дорогами. Они практически всю жизнь шли рука об руку, и того, что Джованни в какой-то момент отдалился, Марио не то, что не простил, — он отказывался понимать, что это на самом деле произошло. И это бесило Джованни до такой степени, что он не общался с братом от слова вообще. Марио не обижался. Он думал, что все в порядке, и изредка заявлялся к Джованни домой, думая, что их традиция встречаться два раза в неделю все еще в силе. Джованни вовремя придумал способ этого избежать, и в привычное время уезжал куда-то со всей семьей так, чтобы вернуться достаточно поздно, практически сразу же после того, как брат, удивленный его отсутствием дома, уезжал. Не получилось только в этот раз.

Он забрался в машину, завел ее и поехал к побережью. Было уже достаточно поздно, но небо не торопилось темнеть или хотя бы подкладывать под себя облака, чтобы создать иллюзию темноты. Возможность разогнаться чуть быстрее, чем можно было, успокоила Джованни, и он с удовольствием воспользовался ею. Он гнал бы на высокой скорости до самого побережья, если бы не противный писк пейджера. Джованни игнорировал его так долго, как мог. И лишь остановившись перед опущенным шлагбаумом на железнодорожном переезде, чтобы пропустить короткий грузовой состав, Джованни подхватил пейджер и прочитал короткое сообщение.

«Я вернулся. В»

Бар «Спящий лис» работал круглосуточно. В столь поздний час там сидели лишь редкие завсегдатаи, синяки, пьющие напропалую, или редкие желающие решить свои вопросы в тихом и спокойном месте. Вольпе принадлежал к третьей категории — один из трех работников, остававшихся на ночь, и по совместительству хозяин заведения, он любил это место больше, чем обычно любят источник своего дохода. И именно там, доверившись полученной через вновь окрепшую с его возвращением в город связь подсказке, Джованни его и обнаружил.

Он прошел вглубь полутемного помещения и добрался до барной стойки. Вольпе, стоявший спиной ко входу и лицом к пристроенному на полке над доской с ценниками на стене пузатому телевизору, заметил его не сразу — слишком был занят просмотром повтора дебатов местных политиков на федеральном канале.

— С каких пор ты смотришь это дерьмо? — поинтересовался Джованни, усаживаясь на высокий стул. — Мне водку, кстати.

— Плохая идея. Ты за рулем. Я тебя домой не повезу, — возразил Вольпе, поворачиваясь к нему лицом. За время своего отсутствия он ни капельки не изменился, если не считать непривычно короткой стрижки. — Что до ящика, в такое время ничего интереснее нет. Да я и не против, если начистоту. Столько нового узнаю. Вот, к примеру, ты знал, что в нашем округе самая большая популяция лосей?

— Боже, ты стал более вредным, чем должен был.

— Я тоже по тебе ужасно соскучился.

Поставив перед Джованни чашку чая, Вольпе придвинул свой стул по ту сторону стойки поближе и сел аккурат напротив друга.

— Я ждал тебя в лучшем случае через пару дней. Ну, когда дети будут в школе или на кружках, ну или в перерыве в рабочий день. Но никак не поздним пятничным вечером. Это на тебя совершенно непохоже, — сказал он. — Ты ведь давно можешь себе позволить жить обычной жизнью. Спать по ночам. Посылать всех в пешее ради семьи. Что выгнало тебя из собственного дома в такой час?

— Злость на Марио. Не хочу, чтобы домашние видели меня таким.

Выслушав всю его историю, Вольпе нахмурился. Он уже второй раз слышал что-то про генетическую память и исследования в центре Никколо, и это заставило его не на шутку разволноваться.

— Скажи, что ты знаешь об этом человеке? — спросил он, достав откуда-то из кармана джинс сложенную фотографию, развернув ее и положив перед Джованни.

— Достаточно много, но какое это отношение имеет к… ох, сукин сын! — рявкнул Джованни, хлопнув по столешнице кулаком и чуть не столкнув с нее кружку. С трудом успокоившись, Джованни наклонился к Вольпе и тихо затараторил. — То есть ты хочешь сказать, что Никколо заключил со вторым человеком в ордене тамплиеров договор и собирается продать им эту технологию?

— Вряд ли, иначе центра бы уже не существовало — заполучив эту технологию, Родриго тут же и орден развалит, и центр к рукам приберет, — покачал головой Вольпе. — Скорее всего, у него тоже есть кто-то такой же, как и твои дети — потомок одного из Гранд-мастеров или их приближенных, кто-то, чья генетическая память может приблизить ордена к обладанию… кое-чем. И поэтому Родриго хочет вытащить эту информацию первым, сделать это раньше Никколо, ему просто жизненно необходима технология и все остальное. Короче говоря, у них очень напряженное противостояние.

Вольпе умолк, нервно стуча пальцами по столешнице и кусая губы. Вдруг в его голову закралась странная идея, безумная и очень опасная, но вполне себе осуществимая. Он поднял голову и посмотрел на Джованни.

— Думаю, я знаю, как это остановить. Сомневаюсь, конечно, что мне это сойдет с рук также легко, как и все, что я делал раньше, но какая разница, — усмехнувшись, он пожал плечами. — Другим ведь и более тяжкие вещи сходят с рук.

— Делай, что хочешь, — вздохнул Джованни. — Главное — не подставляйся. Мне нужен хотя бы один адекватный друг в этом городе.

Вольпе улыбнулся, кивнул и забрал опустевшую чашку Джованни, чтобы снова наполнить ее чаем.