— Еще раз прости, — смущенно сказала Дина, подбирая осколки глиняного горшка, — не знаю, как можно быть такой неуклюжей…
Элис улыбнулась и махнула черной от земли рукой, из рассыпанного горшка торчали луковицы гиацинта.
— Не страшно, корешки-то целы. Заходи в дом и поставь чайник, я сама тут приберу.
Поджидая Элис, Дина сидела за столом и разглядывала знакомую до мелочей картину. Белоснежные занавески, стеганые прихватки с вишенками, идеально расставленные чашки за стеклом шкафчика… При всей своей любви к уюту Элис не ругалась на детей, когда они увлеченно потрошили отцовский ящик с инструментами на крыльце или разбрасывали игрушки в гостиной.
“Главное, чтобы под разбросанными вещами не было грязи,” — говорила миссис Феррет, а свою любовь к чистоте и симметрии оставляла для верхних полок шкафа и своей комнаты. Уже неделю Дина под разными предлогами старалась избежать откровенных разговоров, потому что знала: Элис считает своим долгом содержать в порядке не только свои кухонные шкафы, но и жизнь лучшей подруги. Дина рассказала Элис о ссоре с Хупером, но была совсем не готова выслушивать нотации. Она забежала на минутку после работы, чтобы забрать Эбби, но оказалось, что Чак взял девочку с собой в город и сбросил сообщение, что задержится на полчаса. Да еще этот горшок с цветком… Бежать было некрасиво, да и поздно.
Из коридора пахнуло свежим морозцем, хлопнула дверь. Элис вымыла руки, уселась за стол и с удовольствием прижала руки к горячей чашке с чаем.
— Шероховатости создают сцепление, дорогая, — сказала она, делая глоток, — вы смотрите на одно и то же по-разному, но в том и прелесть...
Дина фыркнула и промолчала.
— Мужчины не умеют говорить красиво и сглаживать углы, — продолжала Элис, — Ты ведь и сама на себя сердита, не отпирайся!
Она вздохнула, и, не дождавшись реакции, продолжила:
— Мужчина мыслит рационально. Тай понимал, что это несусветная глупость...
— Я имею право делать что хочу, в том числе и глупости, — ответила Дина, яростно звеня ложечкой, — Хупер вел себя, как бешеный, я не стану такое терпеть!
Элис покачала головой и отставила чашку.
— Он увидел в твоих действиях упрек себе, потому и вспылил. Ты не посоветовалась с ним, не привлекла — значит, он не нужен, а это бьет по мужскому самолюбию больнее всего. Вот его и закоротило...
— Я думала, это прерогатива женщин — читать между строк то, чего там нет! — язвительно заметила Дина. — Сам напридумывал — пусть сам и разбирается, а потом приходит!
Элис поджала губы и прямо посмотрела на подругу.
— Ты ведешь себя, как глупая стервозная девчонка. Ты ужалила его, очень больно ужалила. Такое могут сделать только близкие…
— Нечего было так орать на меня! — отрезала Дина и, глотнув обжигающего чая, поперхнулась.
Элис протянула ей салфетку.
— Он не придет первым, Дин. Будет ходить, страдать и молчать... Джефф попросил Тая помочь на ферме, три слова от него за вечер услышал! — она тяжело вздохнула. — Не знал, как к нему и подступиться… Так оставлять это тоже нельзя.
Дина молча дернула плечом и отвела взгляд.
***
— Не принимай ее слова близко к сердцу. Выпустила пар, и все...
Джефф посмотрел на сидящего рядом Тайлера. Тот молча курил, два бычка уже валялись на снегу, третий осыпался огненной пылью у него в пальцах. Снег искрился в свете, падающем из приоткрытой двери хлева. Работа была окончена, и Джефф знал, что Хупер вот-вот попрощается и уйдет, потому первым начал разговор, отчаявшись дождаться, пока друг решится поделиться с ним сам.
— Она полезла туда одна не в пику тебе, а потому, что привыкла полагаться лишь на себя… К тому же Дина по долгу службы всех воспринимает, как пациентов, — усмехнулся он.
— Я должен был ее похвалить? — наконец отозвался Тай и тут же гулко раскашлялся. Сплюнув в снег, он договорил: — Или дать совет, как в следующий раз совершить самоубийство успешнее?
Джефф поднял с порога зажигалку и спрятал в карман рубашки. Сунувший в рот четвертую сигарету Тайлер недоуменно оглядел пол и поднял глаза на Феррета. Тот бестрепетно выдержал его взгляд и демонстративно сложил руки на груди, показывая, что не собирается отдавать трофей без боя. Хупер раздраженно взъерошил волосы и отвернулся, уставившись в темноту.
— Помолчать. Тебе надо было всего лишь помолчать, — негромко сказал Джефф, продолжая разговор. — Она и сама знала, что надурила. Увещевать женщину в таком состоянии — заведомо лезть в бутылку.
Тайлер молча крошил в снег табачную крошку.
— Проглотить все крепкие выражения, стиснуть зубы, погладить ее по спинке. Пойти и расколоть сотню-другую поленьев, а к тому времени, как вернешься, она и сама скажет, что была неправа...
Джефф усмехнулся, вспомнив прошлогодний случай.
— Когда Элис намудрила с договорами, я за полночи фундамент под сарай выкопал. Правда, потом спина ныла, и до следующего вечера я дрых, как сурок, — он огладил бороду и мечтательно улыбнулся, — зато Эл вела себя, будто нам снова по двадцать лет и медовый месяц в самом разгаре… приготовила мое любимое печенье, делала массаж...
Тайлер фыркнул и бросил на него взгляд. Джефф, обрадовавшись, что вытянул из Хупера улыбку, рассмеялся и махнул рукой:
— Да ну, я после такого ударного труда был ни на что не способен…
Поразмыслив, он уточнил:
— Ну, почти ни на что… первую половину дня.
***
Рыхлый снег хрустел под подошвами сапог, темное небо словно хотело саботировать наступление дня, покрывшись плотной массой облаков. Утро ощущалось, как поздний вечер, холодный ветер взметал спирали колкой белой крупы. Даггер приближался большими скачками, выпуская пар из пасти, проваливаясь в снег и счастливо взлаивая. Он давно не был в лесу и сейчас наслаждался, как мог, несмотря на порывы ветра, способные, казалось, заморозить даже дыхание. Подбежав, пес встряхнулся и сунулся под руку, прося, чтобы его погладили.
— Ищи, мальчик, ищи. Мне нужен твой хозяин.
Даггер снова умчался вперед, поднимая за собой снежную бурю. Луис оглядел застывший лес. Агент был предельно собран, пришло время проверить, увенчалась ли работа успехом. Резкий порыв ветра швырнул в лицо застывшие иглы льда, он закрыл глаза, жадно вдохнул и справился с желанием сбросить к чертовой матери куртку: было жарко от осознания того, что он вновь идет на риск, и ставки здесь гораздо выше обычных.
Из-за черной сети заснеженных веток послышался радостный лай. Луис поправил кобуру подмышкой и обогнув кусты, увидел их обоих. Потрепав валяющуюся в снегу собаку по животу, Сайхем выпрямился и увидел приближающегося Фернандеса. Серьезное лицо агента заставило его насторожиться.
Луис остановился на расстоянии нескольких шагов, вынул и отбросил в сторону нож, пистолет из-за пояса последовал за ним. Фернандес поднял пустые руки.
— Я хочу поговорить с тобой, Джереми. Здесь нас никто не услышит. Прошу, дай мне сказать, после делай, что посчитаешь нужным.
Сайхем напряженно смотрел на него, опустив руки, пальцы нервно подрагивали.
— Я знаю о том, что ты необыкновенный парень, Джерри. Ты владеешь силой, за которую многие отдали бы все на свете…
Лицо Джереми застыло, глаза потемнели.
— Я даже отдаленно не представляю, как трудно контролировать такую мощь… — Луис покачал головой. — И хочу предложить тебе сотрудничество.
Сайхем молчал, ожидая продолжения. Фернандес перевел дух.
— Я понимаю, чего ты боишься, — кивнул Луис, — но клянусь, никто не собирается запирать тебя в лаборатории… или в тюрьме.
По напрягшимся желвакам парня Фернандес понял, что угадал.
— Никаких исследований, если только ты сам не захочешь предоставить ученым такую возможность. Никаких запертых дверей, да и какие двери смогут удержать тебя?
Луис выдержал паузу.
— Что ждет тебя здесь? — развел руками агент. — Ты не можешь проявлять свой дар в полную силу, вынужден скрываться… Чем это лучше одиночной камеры?
Глаза Джереми расширились, он облизнул губы и сипло прошептал:
— Почему я должен верить тебе?
— Потому что я мог бы прийти сюда не один, — пожал плечами Луис, — да и вообще не подставляться, отправив за тобой отряд спецназа.
Он улыбнулся, сделал шаг вперед и протянул Сайхему руку.
— Уверен, ты хотел бы многое исправить в этом мире… Я предлагаю тебе возможность оставить след в истории человечества.
Ладонь Джереми была словно вылеплена из снега. Луис достал из кармана свои кожаные перчатки и протянул ему.
Даггер трусил между ними, высунув язык. Каменистая тропа вела в глубь гор.
— Расскажешь мне? — закинул удочку Луис, набрасывая меховой капюшон. Ветер стих, но температура упала еще на несколько градусов.
Джереми неопределенно дернул плечом.
— Потом.
“Терпение”, — напомнил себе Фернандес. — “Надавишь сейчас — и начинай все сначала”.
— Знаешь, — сказал он, глядя на заволакивающую горы пелену тумана, — та надпись на стене церкви…
Сайхем вздрогнул и бросил на него быстрый взгляд.
— Это остроумно, — хихикнул Луис, — я восхищен, честное слово…
Джереми недоверчиво нахмурился.
— Ну а жертвы есть в любом деле, — продолжал Фернандес, — никто не делает зла по своей воле*, — он перевел серьезный взгляд на лицо Джереми, — я уверен, у тебя просто не было выбора.
В глазах Сайхема промелькнула целая гамма чувств, Луис улыбнулся и хлопнул его по плечу.
— Может, похвастаешься возможностями? — с любопытством спросил Фернандес. — Мне до смерти надоело быть вуайеристом*.
Сайхем фыркнул и остановился. Пологий овраг с валунами, густо заросшими ежевикой, покрывал орешник и небольшие дубы. Джереми вскинул ладони, снежный покров дрогнул и поднялся в воздух, обнажая бурые потеки прошлогодней травы и опавших листьев. Снег рассыпался по окрестному лесу, в овраге же время будто повернулось вспять и вновь настала осень. Агент восхищенно цокнул языком, огляделся, поднял с земли сухой лист и повертел в пальцах. Даггер убежал куда-то, то ли испугавшись проявления силы, то ли в поисках подснежных обитателей.
— Ты упомянул про команду спецназа, — сказал Сайхем. — Этого слишком мало для того, чтобы связать меня. А мертвый я вряд ли буду кому-то нужен...
Луис фыркнул и покачал головой, отбрасывая смятый лист.
— Ты недооцениваешь наши возможности, — сказал он, — существует усыпляющий газ, шокеры, травматическое оружие и многое другое.
— Для этого нужно подойти близко, — прищурился Сайхем.
— Не обязательно, — поднял бровь агент, — но даже если и так, не вижу проблемы.
— Попробуй, — проказливо улыбнулся Джереми, — обещаю не причинять тебе вреда.
Луис усмехнулся, внимательно глядя на него, потом снял куртку, незаметно отстегнув скрытую кобуру и сунул ее в рукав. Джереми последовал его примеру, оставшись в одной водолазке и джинсах.
— Поиграем? — подмигнул агент, и, неожиданно наклонившись, швырнул в лицо Сайхему ворох листьев пополам с землей.
Когда Джереми наконец проморгался, Луиса перед ним не было: он словно растворился в воздухе. Сайхем двинулся вдоль оврага, внимательно оглядывая густое переплетение ветвей. Было слышно, как в лесу тихо падает рассыпанный Джереми снег, он слышал собственное дыхание и шуршание сухой травы под ногами. Несколько раз Сайхему казалось, что за деревьями мелькнул темный силуэт, повинуясь руке Джереми, кусты с треском расходились, но там никого не было. Внезапно он почувствовал, что падает, попытался выставить руки, однако захват помешал ему это сделать. Сайхем извернулся, но добился лишь того, что рухнул на листья боком, а не лицом, и тут же ощутил упирающееся ему в шею дуло пистолета. Фернандес всей массой прижимал Джерри к земле, стальное объятие не оставляло возможности пошевелиться.
— Сила это еще не все, — шепнул Фернандес, — первое правило бойца: никогда не переоценивай себя.
Он тихонько рассмеялся Сайхему в ухо, щеку царапнула щетина. Ледяной холод на шее исчез, Луис поднялся, сунул пистолет за пояс и стал отряхиваться. Джереми не спешил вставать, унимая бешено колотящееся сердце. Наконец, он перевернулся на спину и сел, ощупывая ноющий локоть.
— Если меня как следует разозлить, то сила возрастает, — заметил он, натягивая куртку.
Луис обернулся и серьезно взглянул на него.
— Никогда не полагайся на ярость. Амок* делает тебя беззащитным.
Шутливые поединки, прогулки и разговоры. Сайхем перестал бояться и все больше расслаблялся, теплым воском перетекая в пальцах Луиса. Он даже согласился с тем, что далеко не все ученые — это вивисекторы в окровавленных фартуках, и могут принести пользу, открыв еще неизвестные ему самому свойства дара.
Фернандес старался не слишком давить на Сайхема, но его терпение таяло. Разгадка все еще была недоступна, и это раздражало.
Джереми Сайхем. Луис осознавал, что у них есть нечто общее. Не характер, не опыт, не взгляды на жизнь, а что-то неуловимое, проявляющееся неожиданно для обоих. Сказанное слово, считанная мысль, незаконченная, но понятая фраза.
Игра в скраббл по сети окончилась ничьей, Луис валялся на кровати с ноутбуком, Джереми с планшетом сидел на полу, опершись о сползшее одеяло. Он рассуждал об очередной философской ерунде, Луис лениво отвечал парню, перефразируя его же собственные слова, это получалось у агента автоматически. Он мысленно выстраивал предстоящий разговор с адресатом в затерянной среди гор Перу деревенькой, да и Николсон теребил его уже второй день...
— Ты думаешь так же? — спросил Джерри, откинув голову на кровать.
— Конечно, — ответил Луис и рассеянно улыбнулся. — Иногда мне кажется, что из всех людей меня понимаешь только ты.
Батарея компьютера показывала предел заряда. Фернандес перевел взгляд на валяющийся на полу шнур и случайно встретился глазами с Джереми. На мгновение застыл, потом резко поднялся с кровати и торопливо проговорил, поставив компьютер на стол:
— Уже поздно, мне завтра нужно съездить по делам в Ньюпорт.
Он слышал, как Сайхем встал и, попрощавшись, закрыл за собой дверь.
Луис с облегчением захлопнул крышку и выпрямился. Этот взгляд… Он узнал его. Всего один человек смотрел на Луиса так, и это было очень, очень давно. Арманда де ла Серна. Но материнская любовь была бесполезна, ведь она не смогла уберечь, защитить и даже понять… она была слабостью, а не силой. В этом Луис убедился много лет назад.
Он помнил себя, взъерошенного одинокого мальчишку с фальшивым возрастом, с искусанными губами, с руками по локоть в горелом жире очередной кастрюли, в углу кухни, кишащей крысами.
Он знал, как выглядел бы сейчас в своих собственных глазах. Как он выглядит в глазах Джереми. И методично, ровно, будто следя за делениями шприца, загонял в парня то, чего жаждал в свои семнадцать больше всего на свете. Принятие. Утешение. Надежду.
Глаза Сайхема были голубыми, а не черными, но в них отражалась та же самая жажда. И Луис пользовался этим, нагло, бесстыдно, даже с каким-то садистским наслаждением выкручивая ему, а заодно и себе-прошлому, руки. Он хотел добиться от Джереми Сайхема безоговорочного доверия, подчинения, привязанности, но это…
“Какого дьявола?!”
Луис стиснул зубы.
“Результат все равно один, и это главное… Именно это, и ничто другое“.
Переплавить эмоции в злость — просто. Перенаправить ее — еще проще.
“Чертов щенок, я заставлю тебя расколоться…”
Он саданул кулаком в подушку, ожидая увидеть летящие перья, и вспомнил, что внутри нее лишь комковатый, дешевый и практичный синтепон. Перьевые подушки остались в его детстве, настоящем детстве, вместе с ободранными коленями и первыми несбыточными мечтами.
***
Набережная Черритауна была пуста, снег рассказывал накопившиеся за день истории. Неуверенные следы мягких сапожек, отпечаток коленок и широкой подошвы зимних ботинок там, где упавшего в снег карапуза подобрал отец. Голубая варежка. Рассыпанные черточки птичьих лапок и вмерзший в наст кусок булки, которую безуспешно старались распотрошить воробьи, и, не преуспев, удовольствовались более мелкой добычей. Длинная полоса протектора велосипеда, чье колесо занесло на покрытый снегом газон, полузасыпанный лист с росчерками формул и нарисованными карандашом пляшущими человечками.
Таня глотнула кофе и перегнувшись через парапет, сбросила обломок льда вниз. Прозрачный кусок запрыгал по корке замерзшей воды у набережной и съехал в темноту медленного потока.
— Знаешь, — хихикнула Дина, — иногда мне кажется, что Элис родилась уже замужем за Джеффом…
Таня взглянула на нее, задержав взгляд на красном шарфе. У нее самой был точно такой, но зеленый, в цвет глаз, подарок Элис к недавнему Дню Благодарения.
— Это большое счастье, — серьезно ответила Таня.
Заснеженные ели на другом берегу казались праздничной декорацией, посыпанной сахарной пудрой.
Дина подняла брови.
— Я была уверена, что ты против идеи брака, как таковой.
— Ну да, — хмыкнула русская, — свобода, равенство и прочая херня…
Она грустно улыбнулась.
— Мне было девятнадцать лет, — начала Таня, вытряхнув в рот остатки кофе, — я ходила на курсы продвинутой самообороны, дважды чемпионка области, гонора выше крыши…
Она усмехнулась и опустила глаза. Картонный стаканчик превратился в комок.
— Наш тренер повредил бедро, а заменой оказался Алексей.
Таня вздохнула и взяв Дину под руку, зашагала вдоль набережной, та поспешно перехватила покупки в другую руку и подстроилась под широкий шаг.
— Тоже был молодым, двадцать пять лет… В первом же спарринге показал, на что способен, потом еще брал парней для нескольких раундов, но меня не вызывал. Я решила, это оттого, что я девка, и загорелась завалить его. Доказать...
Она фыркнула и провела рукой по коротким волосам.
— Тренировалась, как проклятая, и через месяц вызвала Леху. Он улыбался весь чертов бой, и мне жуть как хотелось сбить эту улыбку с его довольной морды… В какой-то момент я вышла из себя и зарядила ему против правил, разбила бровь.
Таня машинально провела пальцами по левой брови, будто щупая несуществующий шрам.
— Ерунда, но крови много. Сама же потом и отмывала ему лицо в туалете… Ну, там все и случилось, — закончила она, и смущенно прикусила щеку, кривя лицо.
Дина удивленно посмотрела на нее. Стыдливость была свойственна Тане так же, как надувной фламинго — бассейну с ядерным топливом.
— Мы встречались, у нас была любовь, — улыбаясь, проговорила Таня, — я даже носила его кольцо, простенькое, из полированного обрезка стальной трубы.
Таня сунула руку за ворот и вытащила тускло блеснувшую цепочку с кольцом.
— Берегу, как напоминание о своей глупости, — хохотнула она, и помолчав, продолжила: — А потом он отказался дать мне допуск на соревнования. Я получила легкую травму за две недели до этого, и врач с натяжкой согласился выписать справку, но Лешка… — она потрясла головой и засмеялась, — сказал, что лучше он мне самостоятельно ногу сломает, чем это сделает кто-то другой. А я, конечно, расценила это по-своему. Что он воспользовался предлогом, чтоб не выпускать на соревнования девчонку. И послал лучшего после меня, Сергея. У меня не хватило мозгов взять да и прояснить все словами… Ну и устроила Алеше веселую жизнь. Каких только подлянок я ему не подстраивала, ты не представляешь!
Таня сокрушенно вздохнула.
— Обтираться с ним в раздевалке, а потом выскочить в окно, оставив Леху “во всей красе” на растерзание ввалившимся парням — это самое мягкое. Провоцировала его… То ласкалась, то отталкивала. Последней каплей стало то, что я уехала с одной из гулянок вместе с его лучшим другом. Между нами ничего не было, конечно, Алешку я любила безумно, хоть и пыталась доказать всему свету, что это не так. Но на следующую тренировку пришел другой тренер. Провалился мой Леша сквозь землю… Приятели отводили глаза, говорили, уехал куда-то. И все, больше я его не видела, — заключила Таня, поднимая глаза к небу, откуда начал сыпаться мелкий снег. — Так что, как видишь, мужчины не железные… особенно если кажутся именно такими.
— Ты не пыталась найти его? — помолчав, спросила Дина.
Оранжевые пятна фонарей освещали роящуюся мошкару снежинок. Таня пожала плечами и плотнее обернула шарф вокруг шеи.
— Пыталась. Два года. Бестолку. Потом от балды подала на гринкард. Просто чтобы сделать что-то. Перестать думать о нем, не знаю… И вот она я, — русская отпустила Динин локоть и картинно развела руками.
— Думать-то не думаю, конечно, но и совсем забыть тоже нельзя. Больше десяти лет прошло. Я стараюсь жить одним днем, — сказала она, пряча ладони в карманы парки, — так проще… Может, еще найду “того самого”, кто знает...
Дина явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Говорят, этот агент ФБР симпатичный, — она натянуто улыбнулась и игриво ткнула Таню в бок.
Та расхохоталась, с готовностью возвращаясь в привычный образ и поморщившись, ответила:
— Фу, этот приторный латинос?! Пойдет разве что на рекламу джинсов из восьмидесятых! Он мне вообще кажется скользким типом, — она передернула плечами. — Видела его в баре, слишком уж он мил со всеми подряд. Даже Софи от него без ума, а уж это нонсенс!
Таня фыркнула и провела рукой по лицу, снимая с ресниц снежинки.
— Должен же он хоть кому-то не нравиться, хотя бы из принципа, — закончила она. — И этим “кем-то” однозначно буду я!
***
Таккер стряхнул с волос снег, быстро оделся и, сунув ноги в сапоги, поднялся в пещеру. Когда в пальцах восстановилась чувствительность, он наклонился и застегнул замки. Обжигающие кожу снежные ванны были неприятным, но необходимым занятием, Таккер мог вытерпеть многое, но не ощущение немытого тела.
Сзади подошел Пит, шевельнул ладонью, поднимая чайник, осторожно перенес его по воздуху и попытался наклонить, чтобы налить себе чая. Струя кипятка прошла мимо чашки, Пит досадливо цокнул языком и сдвинул объект, но тем количеством воды, что попала в цель, можно было напоить разве что мышь.
Таккер рассмеялся. Манипуляции с мелкими предметами давались им обоим нелегко, но за время жизни в убежище Гарсиа успел отточить кое-какие навыки. Он не глядя подхватил из дальнего угла бутылку, вылил в чайник и вновь поставил посудину на огонь. Пит, закусив губы, направил взгляд на крышечку и напряженно морща брови, смог с третьего раза пристроить ее на место. Таккер одобрительно хлопнул приятеля по плечу.
Гарсиа неожиданно открыл в себе талант слушателя, и парни с удовольствием приходили в пещеру, чуть ли не оспаривая друг у друга право на следующее “дежурство”.
Теперь Таккер будто знакомился с друзьями заново. Оказалось, достаточно остаться с человеком наедине и задавать побольше вопросов, чтобы узнать его изнутри. Эта внутренняя личность могла сильно отличаться от внешней, столь привычной глазу, и даже противоречить ей.
Энди принес Таккеру пачку батареек и допотопный MP3-плеер, закинув туда море всякой всячины, начиная с музыки и кончая аудиокнигами и сборниками поэзии. Оказалось, что Янг пишет очень мрачные стихи и любит слушать творения таких же начинающих поэтов, хотя не решается записать свою собственную декламацию из страха, что кто-то узнает его по голосу.
Суровый с виду Терренс ударился в восточную философию, увлеченно рассказывал Таккеру о свойствах камней и делился эзотерическими теориями по поводу происхождения их странной силы... Возня со свечами, крупицами благовоний и разговоры о цветах ауры казались самому Терренсу совсем не мужским занятием, однако ему это все равно нравилось.
Со временем Таккеру стало казаться, что в составе “Крепости” не десять, а как минимум семнадцать человек. Все были до того разными, что Гарсиа удивлялся, как они до сих пор умудрялись находить общий язык. Теперь он напрягался каждый раз, когда один нечаянно подходил вплотную к секретной теме, болезненной для другого. В итоге все неизменно разрешалось само собой, ведь осознанно ранить друг друга не хотел никто.
У “Крепости” была еще одна проблема. Проблему звали Джереми Л. Сайхем, за него Так беспокоился больше всех, злился на себя за это, но перестать думать о беловолосом не мог. С последней ссоры Таккер и Джереми не сказали друг другу ни слова, Гарсиа строго-настрого запретил парням рассказывать о том, кто именно вытащил Сайхема из ледяных когтей стихии. Впрочем, тот ни разу не поинтересовался подробностями того случая, но как раз этому Таккер не удивлялся, подобное поведение вполне укладывалось в характер вожака. А вот остальное вселяло тревогу.
Джереми не отвечал на сообщения, пропустил выходные, чего раньше не позволял себе никогда. Он окончательно перестал улыбаться, часто говорил сам с собой, в глазах появилось новое выражение, будто он балансировал на грани между двумя мирами, полностью не принадлежа ни одному из них. На попытки друзей расшевелить его Джереми отвечал равнодушием, граничащем с апатией. Это не имело ничего общего с жестоким, острым на язык парнем, который никому не давал спуску и любил пустить пыль в глаза. Вместо обычного безжалостного ехидства в словах Сайхема все чаще сквозила тихая горечь.
Парни понимали, что изначальная красивая мечта о собственном анклаве рассыпалась в пыль, однако продолжали держаться вместе. Так было гораздо легче справляться с тяжёлыми мыслями и неизвестностью, что ждала впереди. Они находились бок о бок так долго, видели друг друга в депрессии, ярости и приступах бесшабашного веселья, когда казалось, что все на свете преодолимо, стоит лишь захотеть… “Крепость” состояла из десяти, потеря любого пробила бы в ней кровавую болезненную дыру. Потому состояние Джереми волновало не только Таккера, но и остальных.
— Может, он думает, что мы ненавидим его? — тихонько предположил Пит. — Ну, за то, что у нас не получилось?
Таккер оглянулся на галерею. С улицы доносились вопли и смех: там играли в снежки, две наскоро поднятые с помощью дара снежные стены выполняли роль фортов. Сайхема среди играющих не было, он сидел у дальней арки, глядя на шумящий внизу поток ледяной воды.
— Кто знает, что у этого балбеса в голове, — проворчал Таккер, разливая чай, — и бесполезно спрашивать, нарвешься на... “Тот Самый Взгляд”, — закончили они хором, и невольно рассмеялись.
К костру подошел Патрик, стащил верхнюю одежду, вытряхивая забившиеся внутрь снежные комья, и растянул свитер над огнем.
— Копченого захотелось? — фыркнул Так, глядя на парящую в воздухе вещь, от которой повалил пар.
— Лучше копченый, чем мокрый, — рассудительно ответил Пат, однако поднял свитер повыше.
Он уселся на корточки и задумчиво почесал подбородок.
— Что делать будем?
Таккер пожал плечами.
— Может, спросим у школьного психолога? — нерешительно предложил Пит, — осторожно, чтобы она не догадалась, о чем речь…
Гарсиа поморщился и устало потер руками лицо. Щеки обросли неровной жгучей щетиной, Дик обещал принести новую пачку бритв, но все время забывал.
— По-моему, тут нужен не психолог, а хороший хук слева… Может, хоть это вывело бы Джера из транса...
— Кажется, я знаю, что может вывести его из транса, — сказал Патрик, бросив взгляд на Таккера.
Тот подскочил, схватил его за руку и прошипел:
— Не смей, слышишь?! Даже не думай, вы же дали мне клятву!
Патрик свел брови, легко сбросил его ладонь и повысил голос:
— Я готов нарушить ее, если это поможет! Все мы иногда корчим из себя статуи с надгробий, но, черт возьми, это уж слишком! — закончил Патрик, кивая на застывший силуэт в конце галереи.
Таккер взвился на ноги, но Пат обошел его и решительно направился к Сайхему.
— Идиот! — взвыл Таккер, рукой подхватив падающий свитер за мгновение до того, как тот рухнул в костер.
Питер вышел на улицу, Таккер же напряженно сидел у жаровни, пытаясь заставить себя не смотреть на две фигуры, выделяющиеся на фоне белой панорамы за арками. Лица Сайхема не было видно, Патрик что-то говорил ему, указывая рукой в сторону заснеженного русла.
Гарсиа надоело сражаться с самим собой, он обошел костер, подбросив в него веток и уселся спиной к коридору, обхватив руками колени.
Угли оставляли в глазах яркие зайчики, поленья рассыпались, таяли, отдавая жизнь жару костра. Таккер следил за тем, как в огне бесшумно рушится очередная пепельная крепость. Раздались тихие шаги. Джереми молча подошел и сел напротив.
“Ты же ни за что не выдавишь из себя благодарность, скотина… Уж я-то тебя знаю...”
Таккер усмехнулся своим мыслям и поднял взгляд на Сайхема. Тот смотрел на него сквозь пламя, и поймав ухмылку Така, робко и как-то виновато улыбнулся в ответ. Таккер моргнул, говоря себе, что это лишь игра света. Но Джер медленно протянул руку в огонь. Трепещущие языки разошлись, образуя кольцо. Таккер, как во сне, поднял ладонь и подхватил руку Джереми в старом, как мир, жесте прощения и дружбы. Они молча смотрели друг на друга через сияющий круг, все слова были давным-давно сказаны миллионами людей, сотнями тысяч книг, и то чувство, что сдавило горло обоим, в них не нуждалось.