Последний свободный день перед своей первой сменой Эцио провел довольно суматошно.

Федерико разбудил его в совсем безбожную рань своим любимым методом — стянул за ноги с кровати и выволок в коридор, безжалостно хохоча и отбиваясь от пяток взбешенного подобным издевательством Эцио.

— Что за хрень? — возмутилась Клаудия, столкнувшаяся с ними у лестницы. — Отпусти его, живо!

— Да ладно, Клаудия, — скорчил гримасу Федерико. — У этого парня последний свободный день, а ты отказываешься поприкалываться над ним за компанию со мной? У тебя опять температура, должно быть.

— Никакой температуры у меня нет, — Клаудия говорила так злобно, что Федерико, растерявшись, отпустил брата и так и замер. — Мне срочно нужна моя сумка. Если я не заберу свою сумку вовремя и не успею из-за этого съездить к врачу за справкой в школу, я опоздаю на первый урок, и меня отстранят. Если это произойдет, ты пожалеешь, что вообще со мной сегодня заговорил.

Угроза была чертовски реальной. При всей своей игривой и охочей до веселья натуре Клаудия довольно серьезно относилась к учебе и гордилась своей успеваемостью, даже претендовала на серьезные стипендии и гранты, которыми планировала полностью оплатить свое обучение в колледже. Зная это, братья старались не мешать ей во всем, что было с этим связано. Вот и сейчас Федерико поспешил посторониться и, подняв Эцио с пола, поскорее увести его прочь, на первый этаж дома, чтобы позволить Клаудии спокойно доделать все свои дела на втором.

— Ты кретин, Фредо, вот что, — пробормотал Эцио по пути. — Я понимаю, что у тебя времечко паршивое, но таскать меня по полу как в детстве — это уже слишком.

— Что, неприятно складки ковриков ребрами пересчитывать? — Федерико аж светился от наслаждения своим розыгрышем

— Хрен с ними, с ребрами. Затылком я их тоже пересчитывал.

Федерико посерьезнел так резко и внезапно, что Эцио мгновенно пожалел о сказанном. Он не был Шалтай-Балтаем и знал, что из-за недовольства такой глупой шалостью шантажировать брата своей головой было не очень красиво, но сказанного было уже вернуть. Понимая, что Федерико не захочет слышать его отговорок или попыток переубедить, Эцио с тяжелым вздохом заглянул на кухню.

Хоть Федерико и разбудил его рано, все же они проспали большую часть завтрака — Джованни и младшие уже доели свои порции. Пока Мария составляла списки дел и покупок за второй чашкой кофе, Петруччо тихо пытался на что-то уговорить отца:

— Но если мы поедем по соседней улице, то даже не опоздаем… Пожалуйста, пап…

— Нет, сынок, — ответил Джованни, убрав свой рабочий ноутбук в чехол и с ним подмышкой поднявшись из-за стола, — не в этот раз. Предупреди ты меня раньше, я бы согласился. Так что не сегодня.

— О чем речь? — поинтересовался Федерико. Он плюхнулся на свое место за столом, клюнул мать в щеку и только после этого набросился на свою порцию подстывшего завтрака, не забывая поглядывать на отца и брата.

— У Петруччо страсть к этим уткам в парке, — Джованни вздохнул, наблюдая, как расстроенный его отказом мальчик плетется в коридор, демонстративно волоча рюкзак по полу, — вот он и сгреб большую часть хлеба в рюкзак и попытался уговорить меня изменить маршрут, чтобы их покормить.

— Но школа-то в соседнем квартале, и вы бы точно не успели, — понимающе кивнул Федерико, чудом выговорив все с набитым ртом. — Я б тоже в такой ситуации отказал.

— И даже не потому, что уткам хлеб нельзя? — удивился сонно возивший ложкой по тарелке Эцио, не поднимая на них глаз. Когда тишина за столом превратилась из нормальной в странную, Эцио все же оторвался от тарелки и удивился еще сильнее, заметив, какими странными взглядами смотрят на него родители и брат. — Что? Естествознание, программа началки. Утки из-за хлеба болеют.

— Да, точно. Надо ему напомнить, — Джованни собрался с мыслями первый. Он кивнул сыновьям, поцеловал жену и, догнав младшего на крыльце, ушел с ним к машине.

Следом за ними из дома проворным вихрем выскочила Клаудия. Утомившаяся от долгого больничного, она так торопилась усесться в отцовскую машину и отправиться в школу, что Джованни пришлось выехать раньше, чем Петруччо успел помахать подошедшей к окну их проводить матери.

— Надо же, сколько у меня теперь будет лишнего времени, — с тяжелым вздохом посетовала Мария, вернувшись за стол. — Вы двое работаете, Клаудия торчит в школе или кружках, даже Петруччо собрался ездить из школы домой на автобусе. И чем, спрашивается, мне теперь заняться?

— Ты, выходит, и книжный клуб забросила? — спросил Эцио, сейчас уже не поднимая головы от тарелки, отчего взгляды брата и матери остались им незамеченными. — Странно, что крестная и сестра Теодора еще не заявились к нам в гости разбираться, почему это мы тебя не отпускаем…

— Эцио, милый, — Мария сказала это мягко, как и каждый раз, когда память подводила Эцио в ее присутствии, — Я забросила его еще когда родился Петруччо. Хотя, если бы твоя крестная хоть раз вышла из дома с тех пор дольше, чем на час-другой, а сестра Теодора прожила в городе дольше пары недель, я продолжала бы туда ходить. Однако, без них мне уж очень тоскливо с этими женщинами. Наверное, во мне слишком много снобизма, раз уж я не выношу все эти бульварные романы. Хоть бы раз они выбрали готический роман или что угодно из проверенных временем историй, перипетии сюжета которых взволновали бы их сильнее, чем собственные сплетни… Нет, милый, мне даже мысль о возвращении к ним неприятна. Полагаю, мне придется придумать что-то еще.

— Ну, вообще-то, Паола снова потихоньку выходит, — встрял Федерико. — Я обещал ей не рассказывать вам раньше времени, но, раз такое дело, думаю, можно. Она заезжала в администрацию в тот же день, когда я занимался заявкой на бракосочетание и прочей фигней, и подождала меня, ну и потом мы пообедали. Она хочет попробовать заниматься благотворительностью. Я пока не понимаю, что именно она оформляла, но, подозреваю, она собирается учредить фонд на какую-нибудь благую цель. Но, видимо, пока там еще ничего не решено. Она спрашивала совета, но я был так занят всеми этими делами с Максом, что предложил ей поговорить с тобой, мам. Не знаю, почему она до сих пор не позвонила, может, думала, что ты с нами все возишься. Но, раз у тебя и правда теперь много свободного времени, почему бы тебе не пригласить ее на ланч и упомянуть этот факт при встрече? Вы ведь давно хотели проводить больше времени вместе, вот и повод будет. Да и сестру Теодору можно будет уговорить остаться ради такого.

— О, милый, это отличная идея! — воскликнула Мария, хлопнув в ладоши. — Думаю, я так и поступлю. Правда, сомневаюсь, что нам удастся уговорить Теодору, уж слишком она непоседлива до сих пор. Ох, Фредо, погляди на время: поздно-то как! Тебе нужно выезжать, если хочешь приехать вовремя, — сказала она, бросив взгляд на наручные часы и вернув внимание старшему сыну. — И, боюсь, мне придется попросить тебя взять два пакета с ланчем вместо одного. Твой отец опять отвлекся и забыл свой, а я не для того стояла весь вечер у плиты, чтобы съесть все самостоятельно в парке.

— Без проблем, ма, — Федерико, рассмеявшись, быстро доел свой тост, залпом выпил кофе и поднялся из-за стола. Он клюнул мать в щеку, взъерошил волосы брата и, подхватив с кухонного островка две небольшие сумки с ланчбоксами, направился к выходу. — Увидимся вечером. Не скучай без меня, ладно? А ты, Эцио, проведи свой последний безработный день с пользой.

— Иногда мне хочется, чтобы у него было меньше энергии, — посетовал Эцио, когда за братом закрылась дверь. — А то порой кажется, что это он младший.

— Ах, Эцио, твои слова, да Богу в уши, — хмыкнула Мария. — Хотя, признаюсь, в его детстве я молилась об обратном. Такой был он тихий и спокойный, говорить вроде и научился рано, а все молчал и смотрел на меня этими своими оленьими глазами… Или, бывает, залезет на колени к своему крестному и что-то ему там лепечет на ухо, секретничает, а Гил ему: «Да Бога ради, откуда у такой крохи мыслей на философский трактат? Шел бы ты, Фредо, как нормальные дети, по берегу Арно носиться!», хотя, куда там, ему ж года три было, одного его мы не отпускали. А вот как сюда переехали — переменился, и не узнать, до сих пор таким и остался. Ох, и намучились с ним все, кто с вами сидел, чтоб нам с Джованни передышку дать.

Ее слова развернули мысли Эцио совершенно в другое русло. Вчерашний разговор с боссом все никак не шел у Эцио из головы, и отчего-то вдруг ему захотелось расспросить Марию о совместном прошлом Макиавелли и его семьи. В конце концов, Макиавелли просил его не пересказывать их разговор отцу, но, намеренно или нет, обсуждать его с матерью Эцио не запрещал. Потому он решился довольно быстро, рассудив, что, раз уж с отцом он секретничал по поводу странных снов, будет честно обзавестись похожей темой для разговоров только для них, двоих, и с Марией тоже.

— Кстати, об этом, — сказал он. — Меня же вчера начальник центра собеседовал, Макиавелли. Так он меня потом еще подбросил до дома, типа, по пути было. Мы разговорились, и он тоже припомнил времена после переезда. Я все думал, отчего мне его лицо таким знакомым кажется, пока он сам не упомянул, как за компанию с крестным Фредо с нами сидел.

— А ведь и точно. Ну-ка, пойдем, проверим кое-что, — Мария просияла и, подхватив свою большую чашку кофе и поманив за собой Эцио, выскользнула из-за стола.

Вместе они дошли до гостиной, где Эцио довелось пережить небольшое дежа вю все те несколько минут, что Мария искала среди альбомов с фотографиями один нужный лишь ей. Вскоре ее поиски увенчались успехом, и она вытащила сразу несколько, тех, что стали последними в череде альбомов с физическими фотографиями, ибо после они собирали на дисках и картах памяти лишь цифровые снимки.

— Поверить не могу, сколько времени прошло с тех пор, — сказала Мария, качая головой, когда они с Эцио расселись на одном из диванов и обложились альбомами. Она открыла один, тот, что со снимками первых нескольких лет после переезда, и вздохнула. — И сейчас, задумавшись об этом всем, не могу избавиться от сожаления за то, что так мало общалась с Никколо. Он… почти всю жизнь был довольно одиноким, насколько я знаю. Семья у него была, но хорошими отношениями там и не пахло. Мама его умерла довольно рано, одна из старших сестер тоже погибла, сгорела от болезни, другую рано выдали замуж, а младший брат сбежал из-под отцовского контроля, и Никколо остался у своего отца один. Человек этот, его отец, был дельцом, флорентийцем, как мы, но жил и работал в Венеции. В надежде воспитать Никколо своим преемником, отец почти всю жизнь держал его подле себя, и лишь в отрочестве позволил увидеть что-то кроме дома, отправив завершать образование в частную английскую школу. Гилберто, друга твоего папы, тогда увезли от нас, из Флоренции. У его семьи был старый друг, разыскивавший их по всему свету. Узнав, что Гилберто осиротел и почти всю жизнь провел в подшефном семье Аудиторе приюте, друг семьи тут же его забрал к себе, в Англию. Как-то так они с Никколо и… подружились, и Никколо стал частью нашего круга общения. Тоже тут освоился, создал этот центр, семью завел.

— Вот оно как, — пробормотал Эцио, разглядывая снимки. — А по нему и не скажешь, что он человек семейный.

— Разве? — Мария с удивлением воззрилась на сына.

— Ну да, вроде того. Я просто все кабинет его из головы выкинуть не могу. У всех в кабинетах ведь на столах часто рамки стоят с фотками или еще что. У папы так точно. А у директора Медичи, помню, вообще целая стена с рамками в кабинете была, он там фотки детей, племяшек и любимых выпускников держал, — Эцио тепло улыбнулся от всех этих мыслей, но улыбка его померкла стоило ему вновь взглянуть на фото. — У босса же… такой грустный, стерильный кабинет. Красивый, но обезличенный, словно у него и нет никого, хотя это не так. Выходит, прошлое сделало его немного суеверным или параноиком? Или из-за работы он свою жену скрывает от других?

Мария снова вздохнула, водя пальцами по гладкой поверхности пленки, удерживавшей фотографии на своих местах. Что-то крылось за этим молчанием, что-то, что Эцио словно бы знал, но никак не мог ни вспомнить, ни сформулировать в своей голове.

— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал, Эцио, — тихо сказала она, с серьезным видом взяв Эцио за руку. — Ты уже очень взрослый. И очень мудрый, мудрее, чем должно человеку твоих лет. Но ты все еще очень молод, нрав у тебя… как у твоего отца в молодости, такой же бойкий и честный, и без должного контроля ты рискуешь наломать с ним дел и потом горько пожалеть. И если ты проговоришься о нашем разговоре в пылу сплетен с коллегами или еще как-нибудь, ты… сильно усложнишь своему начальнику жизнь. Как ты думаешь, ты сможешь молчать о чем-то очень важном?

— Смогу, — сказал Эцио. — Я знаю, со стороны так не кажется, я ж обычно вам все рассказываю. Но, если начистоту, иногда… если очень сильно надо, я могу смолчать. Даже если вы ждете, что я отвечу честно.

Мария понимающе усмехнулась, и Эцио усмехнулся ей в ответ. Он знал, что может сказать это матери без того, чтобы она, подобно отцу, потребовала правды. Это была одна из немногих вещей, которыми он искренне гордился в их отношениях, но о чем уж точно бы никогда не сказал даже ей.

Они, не сговариваясь, снова перевели взгляд на открытый разворот альбома. И крошечное осознание вдруг озарило Эцио прежде, чем его мать нашла в себе силы заговорить. Он все всматривался во все фотографии на развороте, и, чем дольше смотрел, тем ярче в его мутной памяти становилось старое, давно позабытое воспоминание.

Салон первой машины Макиавелли, той самой, что постоянно мелькала на старых фото, пах дешевым кофе и химозным морем из ароматизатора на приборной панели. Окно со стороны переднего пассажирского сидения открывалось туго и со скрипом, и крестному Федерико приходилось продавливать его вниз ладонями в жаркие летние дни. Макиавелли все время смеялся, наблюдая за этим, и сетовал, что рано или поздно тот сломает ему стекло, на что Гил, тот самый крестный, которого отчего-то иногда в его семье еще звали Вольпе, отмахивался и ворчал, что оплатит ему ремонт.

Их с Федерико в этой машине они всегда возили на заднем сидении в старых детских креслах — в багажнике у Макиавелли всегда лежали два купленных, как говорил отец, на блошином рынке креслица на такой случай. Кресла были старые и совсем небольшие, но мальчики, хотя и быстро выросли из них, все равно продолжали ими пользоваться еще какое-то время. Крепились кресла ровно посередине длинного ряда пассажирских сидений, чтобы они могли видеть дорогу через лобовое стекло, и они с Фредо немало времени провели толкаясь и вредничая в попытке выторговать себе больше места и вид получше. Они редко ездили куда-то с этими двумя, если уж на то пошло — обычно Джованни предпочитал, чтобы на время чужого присмотра дети оставались дома, в привычной им обстановке. Лишь Вольпе, лучшему другу и крестному старшего сына, он позволял брать старших мальчиков и таскаться с ними хоть по всему городу за компанию с Макиавелли.

Тот день, что вдруг столь неожиданно всплыл в памяти Эцио, как раз был таким, жарким и летним, когда они с Фредо барахтались позади в отчаянной и беспричинной братской борьбе, а Макиавелли с усталой улыбкой пытался их успокоить, явно разрываясь между ними и вновь с руганью опускавшим стекло спутником. Наконец, когда окно было опущено, а мальчики кое-как достигли компромисса, Макиавелли повез их в парк с остановкой на фастфуд по пути. Большая часть этого воспоминания оставалась для Эцио довольно смутной, лишь отрывки мельтешили перед его внутренним взором. Ярче всего в его памяти сохранились лишь самое начало той поездки в машине да момент из обратной дороги домой, когда они стояли на слишком долгом светофоре, и Макиавелли, полагая, что оба мальчика вымотались и дремлют, урвал с губ Гила легкий поцелуй.

Озарение было освежающим и все-все объясняло. Прежде Эцио никогда не вспоминал этого момента, а если и вспоминал, то не придавал этому моменту слишком большого значения до этого дня. Ведь он и до несчастного случая плохо помнил старых знакомых и даже близких друзей отца, по крайней мере, тех из них, с кем сам почти не общался, как, например, с дядей, его ближайшими заместителями и самим начальником. С крестным брата он тоже никогда не был особенно близок, хотя тот и бывал постоянным гостем на каждом празднике вместе со своей дочерью, Розой, и даже приглашал за компанию с собой Макиавелли. Теперь же, когда Макиавелли стал его боссом, а память впервые за время выхода из клиники так услужливо подкинула ему нужное воспоминание, в его голове впервые сложилась полная картинка.

— Черт, я такой дурак, — вздохнул он, запрокинув голову на спинку дивана. — Я же знал, мам. Я всегда знал, представляешь. Просто забыл…

— Что? — нахмурилась Мария. — Как так?

— Они как-то раз поцеловались, когда везли нас домой с прогулки, — усмехнулся Эцио, поглаживая пальцем пленку на фотографии, запечатлевшей босса, Вольпе и Фредо рядом с той самой машиной. — Думали, мы оба вырубились. Фредо-то реально уснул, а я дремал сидел…

Мария усмехнулась и потрепала его по плечу. Какое-то время они рассматривали фотографию в полной тишине.

— Вы с папой… давно в курсе? — тихо спросил Эцио.

— Уточняй, — Мария усмехнулась. — Про Гила или Макиавелли? Или про обоих?

— Да мне, если честно, все интересно, — Эцио смущенно улыбнулся. — Обещаю не рассказывать.

— Знаешь, сынок, — вздохнула женщина, снова перелистывая альбом и задумчиво рассматривая фотографии, — это все… так сложно объяснить. Уж не знаю, как твой папа, но я долго об этом не задумывалась. А стоило бы. Я же твою крестную с детства знала, они с сестрой и Антонио из центра вместе с Гилом в одном приюте росли. Так вот Паола как-то раз сказала мне, что, кроме твоего папы, безопаснее всего мне будет иметь дело только с Гилом — этот, мол, девушку и пальцем не тронет. Я тогда не придала этому значения, если начистоту, а после его отъезда и вовсе забыла. Узнала я все лишь когда твой начальник как-то раз заглянул к нам в гости в надежде застать у нас Гила. Они тогда ужасно поругались из-за чего-то, так сильно, что Гил аж уехал почти на год… Тогда, после его отъезда и визита Макиавелли, твой папа сам не свой был, все ходил и переживал, как бы кто из них глупостей не наделал.

— Ты так узнала? — удивился Эцио. — Потому что папа так сильно волновался, что разболтал?

— Да, вроде того. Я, если что, не злюсь, что он столько лет знал и ничего мне не говорил. Это ведь… Пойми меня правильно, Эцио, — Мария взяла Эцио за руку и отвела взгляд, и Эцио с немалым удивлением осознал, что впервые видит в ее движениях стыд, — но нас с твоим отцом растили… довольно жестокие и консервативные люди. И мы с Джованни долго не замечали или специально все игнорировали, предпочитали верить, что им просто нравится одинокая жизнь или что они просто не встретили хороших женщин. И… нам было тяжело принять и их тоже. Но у нас получилось, и я рада. Разве что грустно, что это случилось так поздно. Ах, как бы много я отдала, чтобы вернуть все назад и понять раньше, помочь им чем-то.

Эцио с понимающей улыбкой обнял ее за плечи и перевел взгляд на снимки с выпускного Федерико.

— А что Роза? — спросил он, заметив девушку, тогда еще подростка, рядом с братом на одном из снимков. — Я как-то даже и не задумывался прежде, откуда у крестного Федерико вдруг взялась взрослая дочь.

— Ты просто позабыл, милый, — улыбнулась Мария. — Она училась в той же школе, что и вы, и полжизни провела в приютах или приемных семьях. Однажды у нее начались большие проблемы, и опека попросила Лоренцо, директора школы, помочь с поиском временного дома для нее. Гил был первым, кто пришел Лоренцо на ум, и как-то так получилось, что Гил согласился и вскоре удочерил Розу.

— Босс ведь… в курсе, да? — тихо спросил Эцио.

— Господи, конечно! Он был вне себя от радости, когда Роза переехала к Гилу, хотя и не показывал. Помню, как он помогал мне собирать для нее вещи в новую комнату, все суетился и рвался купить новое. А потом, как Роза пообвыклась, они ей все, я так понимаю, рассказали. Так что у них там все, вроде как, отлично в этом плане. Гил даже потом еще одного паренька спустя пару лет на воспитание взял, правда, уже из Англии привез. Такой милый угрюмый ребенок, рыжий, как морковка, и этот акцент. Джованни мне даже говорил, что его потом тоже в центр наняли, правда, уж не знаю, куда.

— Забавно, — усмехнулся Эцио. — Об этом мне, наверное, тоже лишний раз не упоминать, да?

— Да, пожалуйста, — Мария с благодарностью во взгляде сжала его руку. — Времена, конечно, изменились, но, боюсь, эти двое еще не скоро решатся жить открыто, уж слишком они, бедняжки, натерпелись. Не говори, пока они сами не расскажут. А там видно будет.

Они посидели еще немного в тишине. В очередной раз окинув взглядом комнату, Эцио заметил среди фотографий в рамках на полках снимок Фредо и Макса, который они позабыли убрать накануне, и встал с дивана, чтобы это исправить.

— Слушай, мам, — пробормотал он, копошась с защелкой на обратной стороне рамки и вытаскивая снимок. — Раз уж у нас в штате теперь все браки легальны, значит, босс и крестный Фредо могут этим воспользоваться, так?

Мария с удивлением воззрилась на него и просидела какое-то время в размышлениях.

— Выходит, что могут, — сказала она размеренным тоном, почесывая подбородок. Поразмышляв еще пару минут, она поднялась. — Но это все подождет. Иди, переоденься. Я давно собиралась прокатиться по магазинам, пополнить запасы и взять твоим младшим вещей на вырост. Да и тебе, вроде как, для работы новые вещи будут нелишними.

Сказано это было именно тем самым тоном, пресекающим всяческие возражения, так что Эцио, смущенный всем происходящим, повиновался и уже через несколько минут спустился со второго этажа полностью готовым сопровождать Марию по всем ее (и своим) делам.

Первым делом они отправились в ближайший и, по совместительству крупнейший в городе, молл и следующие пару часов провели в его магазинах. К счастью, Мария не стала заставлять Эцио ходить по разным магазинам одежды и примерять десятки комплектов и удовлетворилась первым, что он выбрал. Все остальное время Эцио помогал ей подбирать одежду для Петруччо, которого попросту невозможно было уговорить примерить что-либо в магазине, и восполнять запасы необходимых в быту вещей. В какой-то момент окружающий мир для него стал слишком быстрым, и Эцио уже рисковал было выпасть из реальности, если бы не случайная встреча.

— Эй! Эцио! — услышал он знакомый голос с другого конца длинного коридора молла и обернулся. Их с Марией торопливо нагнали его коллеги, Дезмонд, Юсуф и Клэй, и еще один малознакомый брюнет с рыжим отливом и строгими очками. Дезмонд явно был очень рад его видеть и поспешил подойти. — Не ожидал тебя тут увидеть, чувак. Круто, что пересеклись. Ты не говорил, что у тебя есть сестры, — с веселой улыбкой сказал он, протягивая руку Марии. — Привет. Я Дезмонд.

— Очень приятно, Дезмонд, — хохоча, ответила Мария. — Я Мария, его мама.

Эцио, покрасневший до ушей, закатил глаза. Дезмонд, Юсуф и Клэй одновременно присвистнули, их спутник-очкарик состроил кислую мину.

— Черт, чувак, — смущенно улыбнулся Дезмонд. — Прости, не знал.

— Ничего, — ответил Эцио. — Но для справки, сестра у меня и правда есть, и если ты к ней подкатишь — я сломаю тебе руки.

— Эцио, — пожурила его Мария.

— Ауч, жестко ты с ним, — заметил Юсуф, посмеиваясь за компанию с Клэем.

— Я-то? Нисколечки. Считай, легко отделается. Вот если мой старший брат узнает — хуже будет, — Эцио усмехнулся. — Сломает оба колена и нос в придачу. Младший для такого слишком маленький, но он преуспел в тренировке воронов и может заставить их обгадить тебе порог и транспорт. И то это все еще цветочки. Если сама сестра взбесится — ты покойник. Натравит на тебя свою армию тренированных технарей и все, прощайте, все аккаунты Дезмонда, которыми он владеет или забыл, что владеет. Дресс-кодом на похороны его интернет-персоны, к слову, будет ее авторская коллекция шмоток, бесплатно не выдает, так что еще и денег нам торчать будешь. Понятно объясняю, Дезмонд?

— Да уж, доходчиво, ничего не скажешь, — нервно хихикая, сказал Дезмонд, явно впечатленный описанными перспективами. — Никаких подкатов, короче.

— Если без шуток, — заметил Клэй, как все отсмеялись, — ты тут чего? Шопишься или так, прогуливаешься?

— Да всего понемногу, — Эцио кивнул на пакеты у себя в руках. — Форму вот купил для работы. А вы?

— А мы тут Шона выгуливаем, — Дезмонд кивнул ему на четвертого человека в их компании. — Это Гастингс, тоже из нашего отдела, только он за компами сидит.

— Это называется информационная безопасность, позорище ты тиндерное, — закатил глаза Шон и кивнул Марии. — Вы, наверное, меня не помните, но мы пару раз виделись.

— Ох, и точно! Надо же, как оно бывает! Я сегодня раз тебя сегодня вспоминала! — Мария хлопнула в ладоши. — Мы с Эцио сегодня пересматривали старые альбомы, и я обнаружила, что твоих-то снимков там маловато. Ничего, если я заеду как-нибудь к твоему опекуну, позаимствую его альбомы, чтобы снять копии?

— Да, — Шон вздохнул, и от внимания Эцио не укрылись ни странная, незнакомая эмоция в его уставшем взгляде, и то, с каким удивлением воззрились на них остальные. — Но, боюсь, с этим вам придется подождать. Сегодня утром он вылетел во Флоренцию.

— Что? — теперь Мария уже хмурилась. — Это очень неожиданно. Он сказал причину? Предупредил хоть кого-то?

— Ну, передо мной он не отчитался, — пожал плечами Шон. — Так что, полагаю, нет на оба вопроса. А что? Это важно?

Эцио посмотрел на мать и с удивлением заметил быстро промелькнувшее на ее лице напряженное выражение. Он постарался не показывать, как сильно его смутил этот разговор, понимая, что у Марии, как и всегда, на все есть причины.

— Нет, нет, милый, я просто удивлена, что он так спонтанно сорвался с места, только и всего, — отмахнулась Мария. Она довольно искренне улыбалась, но для Эцио не составило труда заметить волнение за этим напускным спокойствием. Что-то было не так, но Мария явно не собиралась это обсуждать даже с ним. Вместо этого она поспешила свернуть разговор. — Что же, я была очень рада познакомиться с вами, молодые люди. Надеюсь, этот приятель не доставит вам завтра проблем. Хорошей вам прогулки. Нам же пора, — теперь ее улыбка стала по-настоящему искренней. — Сами понимаете, мне нужно здорово погонять этого парнишку по домашним делам, пока у него еще есть свободное время.

В другой день, наполненный другими событиями, Эцио бы смутился такого ее поведения и реакции остальных. Но сейчас, распрощавшись со смеющимися коллегами и последовав за Марией к паркингу, Эцио не мог перестать тревожиться. Что-то глубоко внутри него билось тревожно трепещущей птицей и вопило, требуя ответов и конкретики, но после продолжительной борьбы с разумом и здравом смыслом умолкло и скрутилось тяжелым ужом, обвив его желудок так, что начало тошнить.

— Мам? — тихо позвал он ее, когда они выехали с паркинга молла и вклинились в ровный ряд машин, ползущих к развязке — Что-то не так?

— Нет, милый, все хорошо, — по привычке сказала она. Лишь когда им пришлось остановиться на красном светофоре, она вздохнула и постучала пальцами по изгибу руля, как всегда делала в моменты волнения. — Ладно, если начистоту, не совсем. Гил не очень-то любит путешествия и никогда не уезжает без предупреждения. Обычно твой отец всегда в курсе его перемещений, даже самых внезапных, случись что-то такое — он бы мне обязательно сказал.

— Может, просто позвонишь? — предложил Эцио, кивая на связанный блютузом с ее телефоном медиацентр в приборной панели машины.

— Да что уж, — отмахнулась Мария. Свет светофора сменился на зеленый, и она аккуратно переставила ногу с педали тормоза на педаль газа. — Твой отец, наверное, по работе забегался и забыл мне сказать. Да и Гил сам не лучше, мог собраться наспех и молча смыться, позабыв предупредить хоть кого-то, кроме детей. С ним такое иногда бывает. Как вобьет себе в голову какую-нибудь глупость — обратно и не выбить.

— Мам, — тихо сказал Эцио спустя еще несколько минут поездки в напряженной тишине, от которой ему стало не по себе еще больше. — Папа тебе сказал про мои сны?

Он и сам не понял до конца, почему об этом заговорил — из отчаянно-тревожной нужды получить ответы, или же просто из потребности успокоить свой взвинченный разум хотя бы каким-то разговором. Но ничего из этого он не получил. Последующий разговор, наоборот, лишь сильнее его встревожил.

— Да, милый. Почему ты о них вдруг подумал?

— Да я их в принципе частенько в голове прокручиваю, — признался он. — И вот все никак не могу взять в толк, почему и отец, и этот дворецкий в этих самых снах говорят мне о них умалчивать. Ну что такого в дурацком сне? Я на таблетках, да и тревожусь постоянно, никто не удивится, если я скажу, что вижу странные сны.

— Ах, сынок, если б все дело было только в этом, — грустно улыбнулась ему Мария, не отвлекаясь от дороги. — Нет, боюсь, у твоих снов есть причина гораздо более реальная, однако, не я тот человек, что должен тебе это объяснять.

— Ладно. Но ты ведь не думаешь, что я поехавший, раз мне снятся люди, погибшие задолго до моего рождения, или незнакомцы, которых я словно откуда-то знаю?

— Нет, конечно же нет! Не волнуйся об этом, Эцио. Ты не первый в нашей семье с такими снами или необычным ощущением близости с посторонним человеком, как бы странно это ни звучало.

— Что? Как это?

Мария вздохнула, осознав, что проговорилась.

— Спроси отца, милый, — сказала она, потрепав его по локтю. — Но не сегодня и не в ближайшие пару дней, ладно?

Эцио кивнул и перевел взгляд на дорогу. К счастью, они успели закончить со всеми делами до часа пик и домой смогли добраться без всяких пробок. Помогая матери заносить в дом пакеты и разбирать их, Эцио все никак не мог перестать прокручивать в голове все, о чем они говорили за этот долгий, странный день. Был ли то обычный приступ тревоги, заставший его надумать всякое, или же и правда нечто серьезное связывало все события, разговоры и сны воедино?

Тревога его, тем не менее, поутихла ближе к вечеру, когда остальные члены семьи начали возвращаться домой. Федерико привез домой младших и помог Эцио помочь им с домашкой, пока Мария и вернувшийся раньше времени Джованни шушукались о чем-то своем на кухне. Эцио нутром чуял, что они обсуждают его, но не решался пойти и выяснить, в чем было дело, зная, что, скорее всего, отец пресечет его попытку на корню. А уж окончательно думать обо всех этих странностях он перестал в ту же минуту, когда, после обильного ужина перейдя в гостиную, родители и старший брат отвлекли его внимание неожиданными подарками.

— Послушай, Эцио, — сказал Джованни, усаживаясь в свое кресло и кивая Федерико, намекая ему что-то сделать. — Я много думал о нашем разговоре о твоем будущем, твоей работе и всем этом, и понял, что ты был прав. Несмотря на все эти твои трудности с работой и прочие горести, я был гораздо строже к тебе, чем стоило. А трагедия с Кристиной и диагноз… сделали меня, вдобавок ко всему прочему, чрезмерно тебя опекающим отцом, и, пусть мне не нравится это признавать, мое недовольство твоей новой работой, во многом, именно этим и было продиктовано. Надеюсь, ты сможешь когда-нибудь меня за это простить, хотя я и не осмелюсь попросить тебя об этом…

— Ничего страшного, пап, — начал было отмахиваться Эцио, но Джованни жестом его остановил.

— Погоди, сынок, я хочу договорить. Мне… не нравится то, как я относился к тебе, да и ко всем вам, четверым, — он по очереди кивнул на младших, Эцио и куда-то вдруг ускользнувшего вместе с матерью Федерико, — в последние пару лет. Все эти ограничения в карманных расходах, подарках и всем остальном… В какой-то момент я начал перегибать палку, но заметил лишь недавно. Фредо все еще ездит на древнем драндулете, что собрал в школе просто потому, что я уперся и отказался купить ему что-то нормальное. Ты ходишь со старым маминым кнопочным телефоном и сломанными наушниками, на другие-то у тебя возможности заработать толком не было, а в нашем, современном мире так уже нельзя. Клаудия все каникулы работала на старый ноутбук из уценки, а до того времени доклады делала на школьных компьютерах. И я уж сбился со счета друзей, которых Петруччо потерял только потому, что не мог с ними играть или вместе делать проекты по сети. Короче…

— Короче, — перебил отца довольно хихикавщий Федерико, вернувшись в комнату с полными руками коробок, — разбирайте свои новые игрушки.

На следующие полчаса гостиная превратилась в кладбище вскрытых упаковок. Пока младшие на все голоса радовались своим новым телефонам, навороченному планшету Клаудии и еще одному, но уже чуть более бюджетному и детскому, для Петруччо и всем остальным новым примочкам, Эцио, оглушенный всем происходящим, смущенно вертел в руках коробки со смартфоном и беспроводными наушниками. Он знал, что их семья уже давно не нуждалась в деньгах, но все никак не мог к этому привыкнуть. Отец и правда был довольно суров в отношении всяческих излишеств, воспитывая их. Эцио долго не мог понять, отчего, пока однажды его крестная, выпившая лишний стакан на каком-то из праздников, не объяснила ему по большому секрету.

— Ах, милый, не будь так строг к отцу, — сказала Паола, когда они сидели возле камина на какой-то из Сочельников и наблюдали за суетой вокруг. Тогда отец отказался подарить им новую технику, навороченную, как у сверстников, и опять подарил «полезное». — Все эти его ограничения перестанут казаться такими жестокими, когда ты покинешь гнездо. Большой мир очень суров к молодежи. Твой отец рос дворянином, богатеньким мальчишкой, получавшим все по первому требованию. Само собой, никаких запретов они с твоим дядей не знали, и в мир вышли избалованными, ни дня не работавшими. Джованни сделал огромный прыжок веры, отринув свой титул со всеми устаревшими обязанностями и стилем жизни, чтобы дать вам четверым все эти возможности. И всему, что вы, его дети, умеете с юных лет, он учился уже после твоего с братом рождения. Такое не каждому взрослому под силу, но Джованни смог. И пообещал себе, что его дети никогда не будут нуждаться ни в деньгах, ни в умениях. Будут у вас еще все эти штуковины, уж помяни мое слово. Ему просто нужно время заработать на них самому и научить этому вас.

Тогда Эцио, еще своенравный подросток, отмахнулся от слов крестной и обижался на отца с неделю или около того, а потом вспоминал их лишь изредка. Сейчас же он вспомнил их вновь и в полной мере осознал, как права была Паола. Подумал даже — удивится ли его меланхоличная крестная, узнав об этом, или же посмеется вместе с ним над тем, как много лет потребовалось его отцу, чтобы это понять? Почувствует ли она хоть что-нибудь, или же пожмет плечами, как и всегда?

Он отмел мысли о крестной прочь, почувствовав прикосновение присевшей рядом с ним на ковре матери к своей руке.

— Ты знала? — тихо спросил он, пока бережно, чтобы ничего не повредить, распаковывал коробку с телефоном.

— Они все утро шушукались с твоим отцом, — усмехнулась Мария. — Фредо думал тебя в дилерский центр взять за компанию, посмотреть ему новую машину, да отец не дал. Думал, догадаешься.

— Куда уж мне, — Эцио усмехнулся ей в ответ. — Я ж сонный был.

Весь вечер прошел в похожем ключе. До самого отхода ко сну провозились четверо младших Аудиторе, пока родителям чуть ли не мягкой силой пришлось погнать их по кроватям (и дивану в случае Федерико, снова оставшемуся ночевать в родительском доме). Расчесывая влажные после душа волосы в маленькой общей ванной комнате, Эцио чувствовал, как слипаются от усталости его глаза, и вырубился он в ту же минуту, как вернулся в свою комнату и забрался в кровать. Сон его был крепок и, к его счастью, лишен всяческих сновидений и кошмаров.

Отцовский подарок пригодился Эцио много раньше, чем тот ожидал. Благоразумно выставив с ночи будильник, Эцио, не привыкший к новому режиму, проснулся по его звонку, и успел протестировать свою новую рутину рабочего человека. Он быстро привел себя в порядок, собрал все необходимое, включая священный пропуск, в сумку для улицы и переоделся заранее, прогуглил все маршруты и транспорт к центру, включая запасные на случай пробок, сытно позавтракал и даже успел помочь Марии выпроводить младших и доделать мелкие дела по дому.

После этого Федерико, в очередной раз наплевав на возражения Эцио, повез брата к научному центру на своем новеньком внедорожнике, которым очень хотел щегольнуть перед братом и, видимо, всем, кто им встретится. Но успели ко времени они лишь чудом. Чем ближе подбирались они к центру, тем чаще чередовались загруженные пробками участки с зелеными коридорами, по которым все торопящиеся на работу неслись как угорелые. И если Эцио пробку и нерадивых водителей материл тихо и по делу, то Федерико, не стесняясь в выражениях, крыл всех без разбору при каждом удобном случае.

— Да кто так перестраивается вообще? — рявкнул Федерико, ловко избежав столкновения с каким-то шумахером на оживленном перекрестке. — Тебя, мудака, поворотники в автошколе включать вообще учили?

В такие моменты парень предпочитал благоразумно отмалчиваться. Подумать только, а дома брат был само спокойствие, улыбался и шутил. По крыше машины застучали капли дождя, тяжелые и холодные, слабый утренний туман передумал растворяться и, наоборот, сгущался, ухудшая и без того скверную ситуацию на дорогах. Было очень трудно пробираться сквозь эту обволакивающую и почти невесомую субстанцию, которая, казалось, окутывает кожу любого, кто выходит на улицу, своими холодными и липкими щупальцами, заставляя поежиться от пробирающего до костей холода. Эцио с какой-то грустью смотрел на происходящее за окном, и чувствовал, как хорошее настроение катится в тартарары. Радовался он лишь тому, что не сидит сейчас в автобусе, застрявшем где-то неподалеку от их дома в пробке, что едва двигалась, иначе бы он вообще ничего не успел. Отличное начало, подумал он вдруг не без иронии, первого официального рабочего дня!

Тем не менее, они вскоре преодолели этот непростой путь, и Федерико остановился у научного центра. Эцио взял с заднего сидения сумку со спортивной формой и вышел из машины. Прощаться они не стали. Эцио знал, что сейчас брата лучше не трогать, ибо тот в такие стрессовые дни лишних разговорчиков не любил, и получить порцию ругательств еще и в свой адрес ему не особенно-то и хотелось. Так что он лишь проводил скоро отъехавшую от центра и скрывшуюся за поворотом машину брата слегка взволнованным взглядом и только после этого вошел в центр.

— Первый настоящая смена, да? — улыбнулась ему Катерина, когда Эцио не без волнения впервые прошел через турникеты со своим пропуском. — Не переживай, приятель. Твой напарник по камерам — Юсуф, местная легенда камер. Он тебе, чуть что, поможет, уж не сомневайся.

— Юсуф, да? — Эцио улыбнулся ей в ответ. — Спасибо, буду знать.

Получив от нее еще одну ободряющую улыбку, Эцио прошел по коридору до лифта и отправился на свой этаж. Пересменка только началась, и, одеваясь, он успел поздороваться со всеми уже знакомыми ему парнями перед тем, как они разошлись по своим этажам. Когда никого в раздевалке-рекреации больше не осталось, Эцио сглотнул тяжелый ком в горле, натянул на ухо гарнитуру и с папкой подмышкой отправился в комнату с мониторами.

Юсуф, его напарник по смене, уже был там. Пусть они и виделись в день собеседования и вчера, в молле, но рассмотреть его нормально Эцио смог лишь сейчас. Невысокий и смуглый мужчина с растрепанными волосами, по возрасту едва ли старше Эцио больше, чем на десять лет, с довольным гоготом прилип к одному из мониторов.

— Эм. Привет? — смущенно поздоровался Эцио, крепко закрыв за собой дверь и подойдя ближе.

— Здарова, коллега. Эцио, да? — Юсуф повернулся к нему с широкой улыбкой. Говорил он с небольшим акцентом, выдававшем в нем не то турка, не то араба, Эцио не смог понять точнее. — Смотри, скорее, тут жесть полная. У этих ребят на четвертом битва роботов. Тестируют броню на моделях, которые, я так понимаю, заказала полиция для саперов.

— Серьезно? Вот блин, — Эцио присмотрелся к экрану и довольно быстро убедился в правоте коллеги, увидев, как обильно разлетелся на части один из роботов, когда в него швырнул слабой взрывчаткой другой. — И часто у них там такое?

— Да местные ученые все время какие-то приколы вытворяют, успевай только за ними смотреть, — сказал Юсуф, окидывая взглядом свою половину мониторов и жестом указывая Эцио на второй стул у второй половины. — Мы с пацанами даже иногда ставки делаем на все их выходки, так я на них нехило навариваюсь. Тебя, кстати, в чат отдела добавили?

— Пока нет, у меня ж первая смена сегодня, — смущенно признался Эцио, занимая свое место и, как он и запомнил по книге, начиная смотреть в мониторы. — Да и телефоном нормальным я только вчера обзавелся, так что все эти социальные сети для меня темный лес.

— Ничего страшного, приятель, в перерыве я тебя быстренько натаскаю, — протараторил Юсуф, после чего отвлекся на свою гарнитуру. — Поздравляю, Малик, твоя ставка сыграла, мелкий робот второго в клочья разорвал. Гастингсу привет.

— Гастингса я, вроде как, с вами вчера видел, — не без труда припомнил Эцио. — А Малик это…

— Еще один технарь наш, сидит там с Гастингсом в техподдержке и обслуживании серверов с данными. Да если уж совсем откровенно, на них и еще паре типов практически вся кибербезопасность этого филиала держится, — Юсуф, к счастью, был охоч до объяснений и довольно терпелив, чем мгновенно заслужил признательность и уважение Эцио. — Ты, кстати, этих двоих лучше не беси. Они парни нормальные, умные, но гордые и немного заносчивые. Работа у них нервная, так что тупить рядом с ними себе дороже. Никогда не знаешь, когда их помощь пригодится, да?

— Да уж, — Эцио даже дрожь пробрала от серьезности в тоне его, вроде как, энергичного и легкого на подъем напарника. — Спасибо, буду иметь в виду.

— Да не за что, — напарник улыбнулся и кивнул ему на мониторы. — Ну что, давай посмотрим, что ты там со стажировки запомнил.

Следующие несколько часов до их обеденного перерыва Юсуф кропотливо, терпеливо и системно приучал Эцио к реальной работе за мониторами, доходчиво объясняя ему все мелочи и отвечая на вопросы. Они повторили все о проектах, сотрудниках и охранниках на наземных этажах и впервые на памяти Эцио обсудили подземные. К своему удивлению, Эцио узнал, что два этажа под ними занимает археологический отдел, ученые и прочие сотрудники которого охранялись еще более усиленно, чем все остальные, вплоть до того, что им приходилось делать пересадку на другой лифт, скрытый в кабинете техников на их, -1 этаже отдела безопасности.

— Впервые слышу, чтобы археологии кто-то уделял такое серьезное внимание, — удивился он, рассматривая отведенные под эти два этажа экраны.

— Ну, технически, этот отдел иначе называется, — усмехнулся в ответ Юсуф. — Там такое длинное и мудреное название, что половина из нас его и запомнить толком не может, вот и зовем археологическим.

— Вот оно что. И над чем они работают, если не секрет?

— Какой-то там очень личный проект Босса-старшего. Отбор охранников туда адски редкий, абы кого не берут. На моей памяти они туда только дважды кого-то брали. А уж бумажки о неразглашении у них — о-о-о. Каждую неделю новое подписывают, как я слышал.

Почти что благоговейный ужас в голосе Юсуфа пусть и вызвал у Эцио слабую понимающую усмешку, но и все желание расспрашивать больше или пытаться разобрать детали происходящего на экранах с записями оставшихся подземных этажей у него отбил окончательно. К счастью, тема этих подземных этажей вскоре отпала сама собой — в «мониторку», как ее называли за глаза, заглянул Клэй с подносом, заставленным двумя порциями ланча.

— Ну как ты тут? — спросил он у Эцио прежде, чем вернуться на свое место на этаже.

— Круто, — искренне ответил Эцио. — Надеюсь, не облажаюсь к концу дня.

— Ой, да будет тебе, Эцио, — Юсуф закатил глаза. — Это ж мониторы, тут ничего сложного.

— Говори за себя, — Клэй весело фыркнул. — Не у всех такая концентрация внимания хорошая, чтоб зрение ежедневно просаживать, наблюдая, кто сколько раз жопу почесал.

— Иди ты уже, — рассмеялся Юсуф, швырнув в Клэя упаковкой от только что съеденного сэндвича, и Клэй, рассмеявшийся вместе с Эцио, подхватил мусор и поспешил уйти на свое место прежде, чем его заметило бы начальство.

В таком же ключе прошла вся его остальная смена. Быстро перекусив и отдав подносы, Эцио снова прилип к экранам и наблюдал за происходящим в центре с таким живым интересом и вниманием, что Юсуфу пришлось чуть ли не с усилием напомнить парню о необходимости сдавать смену и идти домой. Эцио сначала не понял, как это возможно, ведь времени прошло всего ничего, но, бросив взгляд на наручные часы, он убедился в правоте напарника. Сдача смены оказалась довольно простым делом. Они с Юсуфом всего лишь освободили кресла для Коннора и его коллеги по смене и, пожав друг другу руки и попрощавшись, вышли из мониторки. У шкафчиков в рекреации они встретили Альтаира, Клэя и Дезмонда. Переодевались они шутя и знакомясь, после чего все вместе отправились вниз. В лифте выяснилось, что живут они все не так уж и далеко друг от друга — на полпути от центра к дому Эцио было общежитие для сотрудников центра, поэтому до ближайшей автобусной остановки они решили идти вместе.

— Кстати, Эцио, ты играешь в баскетбол? — спросил вдруг у товарища Дезмонд.

— Не очень хорошо, — замялся Эцио. — В последний раз я играл еще в колледже. А что?

— Мы с ребятами часто играем на местных площадках по выходным. Чаще всего на той, что у больницы, знаешь такую? У нас с тобой, Юсуфом, Клэем и технарями выходные совпадают, и мы обычно ходим с ними, да вот технари отвалились, и нам нужен хотя бы один новый игрок. Хочешь с нами?

— Х-м-м-м… Вообще, мне надо форму поддерживать, так что лишним не будет, — Эцио кивнул. — Во сколько приходить?

— Да утром, в районе десяти, идет?

— Да, то, что надо. Могу еще брата спросить не хочет ли он время от времени играть с нами перед его работой.

— О, вот это дело. Зови, зови, лишних игроков не бывает, — одобряюще похлопал его по плечу Дезмонд, и Эцио кивнул.

Лифт остановился на первом и выпустил парней наружу. Они гурьбой вывалили в фойе и, отметившись карточками на проходной Катерины (казалось, вечно дежурившей в этом странном фойе), дошли до автобусной остановки. Маршруты ночных автобусов им нужны были разные, так что вскоре все, кроме Эцио, уже уехали в сторону общаги. На этом их первая совместная смена закончилась.

Домой Эцио добрался глубоко за полночь. Федерико с этого дня снова начал ночевать в своем лофте, так что разбудить его в гостиной Эцио уже не рисковал. Он наспех перекусил заботливо оставленным для него матерью на кухне скромным ужином и прокрался в свою комнату по спящему дому. К счастью, измотан своим первым реальным рабочим днем он был достаточно для того, чтобы быстро уснуть и второй раз подряд поспать до звонка будильника крепким, лишенным всяческих кошмаров или странных снов с незваными гостями сном.