В Такате они находились уже две недели. Всё это время вслушиваясь в размеренное, монотонное дыхание пансионата, где ещё недавно каждый день мало чем отличался от предыдущего, Фай имел хорошее представление о том, в каких направлениях текла кровь по сосудам этого места. Он наблюдал за людьми, вёл со здешними непринуждённые беседы. Поэтому сразу прикинул, что завтрак от него никуда не денется. А вот одного конкретного человека в одном конкретном месте позже он может уже и не застать, напрасно осложнив себе поиски. Не говоря уже о том, что в другое время поговорить без лишних свидетелей шанса у них, возможно, не будет.

Расслабленной, почти летящей и совсем не выдающей спешки походкой Фай вошёл в холл на первом этаже и направился прямиком к стойке. Хозяйка отеля как раз поливала стоящие на ней цветы в маленьких горшках.

— Госпожа Сайто, доброе утро, – медовым голосом поприветствовал её Фай.

— Зовите меня Каэде, – любезно улыбнувшись ему, напомнила девушка.

— Простите. Всё никак не привыкну.

С ней Фай за эти две недели тоже разговаривал не раз: не слишком докучая и не мешая работе, но уж с хозяйкой-то места, в котором они остановились на столь на длительный срок, растопить лёд было необходимо. Не то чтобы у них завязались глубоко доверительные отношения; госпожа Сайто проявляла к нему участия не больше, чем к любому другому из своих гостей, и хотя всегда излучала радушие и просила их звать её по имени, едва ли была более открытой, чем её немногословная, серьёзная помощница. Он верил в природную доброту распорядительницы, но это не значило, что за вежливой улыбкой она не могла прятать мысли, непредназначенные для чужих глаз и ушей.

Уж он-то знал.

— Не знаете, как дела обстоят у сэра Глоссама?

Как Фай и ожидал, от его вопроса эта улыбка неестественно застыла на губах девушки.

— Насколько я знаю, он ещё не очнулся.

— А ведь он взрослый, крепкий мужчина. Неслабо его, а? – заметил Фай.

— Доктор Рондарт сказал, что его состояние стабильно и беспокоиться не о чём. Он придёт в себя и поправится в кратчайшие сроки.

Тонкая корочка льда покрыла её тон, и Фай прекрасно понимал, что хозяйка рассчитывала закончить этот разговор как можно скорее. Его опасения подтвердились. Но именно поэтому Фай был теперь ещё больше настроен закончить его так, как хотелось ему.

— Далеко ли его семья? Вы уже пытались с ней связаться?

— Мне ничего неизвестно о семье сэра Глоссама, если она у него вообще есть.

— В таком случае, вы уже посылали в город за кем-нибудь, кто мог бы расследовать произошедшее?

— В этом нет необходимости.

Если бы её голос совсем незначительно, буквально на четверть тона не взмыл вверх – Фай, наверное, и правда бы на секунду дал себя убедить в безупречности её логики.

— Но Каэде, если на сэра Глоссама и правда напали – разве возмутитель спокойствия не должен быть наказан? Я не знаю местных законов и как у вас это происходит, но, видится меня, в сущности правосудие работает везде примерно одинаково.

Теперь уже от Фая не укрылось, что хозяйка занервничала. С по-прежнему натянутой на лицо маской профессионализма, тактичности и благопристойности, она, тем не менее, выглядела так, будто многое отдала бы, чтобы Фая тотчас забрала земля под ним. Кроме тех самых профессионализма, тактичности и благопристойности. Поэтому не выразила своих истинных эмоций ни словом, но звучала предельно доходчиво:

— Я считаю, что нужно просто дождаться, что расскажет сам сэр Глоссам. И уже действовать по ситуации.

Однако же для Фая уже было очевидно, насколько их представления об этом «действовать» в данной ситуации разнились.

— Каэде, вы ведь просто... хотите замять это дело? – спросил он прямо. Рискованно, но парень чувствовал, что ходить вокруг да около им было больше некуда.

Фай до последнего не был уверен, что его дипломатических способностей – весьма недурных – хватит на то, чтобы разговорить явно уверенно принявшую защитную стойку девушку... но госпожа Сайто немного помолчала и всё-таки вздохнула:

— Не подумайте обо мне дурного. Я искренне сожалею о случившемся и не меньше вашего бы хотела справедливости... Но мне есть о ком беспокоиться помимо сэра Глоссама.

— Например?

То же, в чём Каэде призналась следом, стало для Фая сюрпризом.

— Многим из тех, кто работает здесь на меня, поддерживая жизнь Таката, пойти больше некуда. Они работают здесь – здесь же и живут. Некоторые даже с семьями. Пансионат уже несколько раз был на грани закрытия. И из-за этой истории может оказаться вновь. Я действительно не хочу, чтобы она вышла наружу, и верю, что мы сможем уладить ситуацию своими силами. Я знаю сэра Глоссама и рассчитываю на его понимание. Вас я знаю не так давно... но прошу о том же.

Фай протяжно хмыкнул, раздумывая над услышанным. Что ж, по крайней мере, теперь он понимал мотивы хозяйки – и то, насколько серьёзна та была в своём решении. За которое он не мог её осуждать. Но предельно ясно уловил послание: каждый сам за себя. И расчитывать он всё ещё, несмотря на всё заключённое в Каэде добросердечие – с которым она, подобно матери, готова была яростно защищать своё гнездо от враждебного мира, – мог только на себя.

Признавая поражение, Фай произнёс:

— Хорошо, улаживайте ситуацию с сэром Глоссамом, как считаете нужным. Но... ведь у происшествия ещё как минимум один участник.

— Я убедительно попрошу всех, кто сейчас находится в пансионате, воздержаться от отъезда. Пока мы не выясним в точности, что произошло, – твёрдо изрекла госпожа Сайто.

Стараясь не подавать виду, у себя в мыслях Фай издал безмолвное «ауч». Та как в воду глядела.

— Как думаете, кто это? – поинтересовался он.

— ...Я знаю их всех достаточно хорошо и очень сильно сомневаюсь, что кто-то из них на это способен, – протянула она, под «ними», очевидно, подразумевая остальных постояльцев пансионата. Кроме, конечно же, их с Курогане.

— Ясно. Простите за беспокойство и спасибо за уделённое время, – поблагодарил Фай, делая пару шагов от стойки. — Доктор Рондарт, как я понимаю, в лазарете?

— Он обещал не покидать сэра Глоссама, пока тот не очнётся, – подтвердила Каэде. — Фай, извините, но... – окликнула она его, когда тот уже двинулся прочь. — Это всё лишь праздное любопытство, или вы впрямь хотите разобраться, кто виноват?

— Не переживайте, я уже сказал, что не собираюсь доставлять вам проблем, – заверил её Фай, улыбнувшись. — Но в пансионате всё ещё есть люди, от которых произошедшее вы уже никак не скроете. Я просто хочу сделать хотя бы то, что в моих силах, пока они не начали всерьёз жаждать крови и не явились по душу моего дражайшего друга.

Конечно, Каэде не стоило знать, что под угрозой оказалась бы тогда скорее безопасность гостей, чем безопасность Курогане, и это замечание Фай оставил при себе.

На его объяснение хозяйка ничего не ответила. Он, по правде сказать, допускал мысль, что ей самой – неважно, подозревала ли госпожа Сайто нихонца лично или нет – возможность выставить Курогане крайним была только на руку. Но и препятствовать ему, похоже, не нашла нужным. То же, что она не хотела придавать инцидент огласке за пределами Таката, было однако превосходной новостью. Худшее, что могли теперь сделать с ними здесь – вышвырнуть вон, а беглецы и не собирались пускать тут корни.

Но Фай ещё помнил, какие неожиданно сильные эмоции вызвали в Курогане неоправданные подозрения. Насколько он успел узнать своего спутника, если бы тот и вправду повздорил с аристократом и поколотил его, то и не скрывал бы этого, и весь пансионат, не нуждаясь в слухах и домыслах, уже знал бы, что именно эти двое не поделили. На Курогане, очевидно, перевели все стрелки, не слишком утруждая извилины, и теперь даже Фаю стало как-то обидно наблюдать за подобной несправедливостью.

Обменявшись вежливыми приветствиями с парой встреченных в коридоре горничных, Фай действительно поначалу направлялся в лазарет. Неважно, дал бы ему доктор повидать пострадавшего или нет, ему хватило бы и просто задать Рондарту пару вопросов.

— Нет, ну здесь правда нет ничегошеньки подозрительного.

— Ищи. Это место преступления, здесь обязано быть что-то подозрительное.

Обычно, когда Фаю не случалось куда-то спешить или быть занятым делами поважнее (то есть, почти всегда), он был не прочь понаблюдать за необычной вознёй, проходя мимо, даже если затевали её всего лишь дети. Сейчас бы он не обратил внимания на трёх мальчишек... если бы сам странный разговор между ними не достиг его ушей, справедливо насторожив.

— Даже если бы преступник оставил что-нибудь после себя, – раздался третий голос, — боюсь, мы пришли сюда слишком поздно. Со вчерашнего-то дня, он бы уже успел замести следы. Или это сделали за него горничные. Это место же даже никак не отгородили.

— Я тоже так думаю, – согласился светловолосый мальчуган в аккуратной, выглаженной рубашке, который, несмотря на рост, уже по-командирски высился над остальными двумя, с достоинством выпрямив спину и сложив руки на спине. Не больше лет десяти от роду, выглядел он уже весьма-таки важной птицей.

Уловив, что сказанное как-то не вязалось с тем, что тот же утверждал раньше, другой мальчик, на вид чуть помладше двух своих товарищей, воскликнул:

— И что мы тогда здесь делаем?

— Я подумал, что проверить всё равно стоит, – невозмутимо ответил блондинчик. — Но вообще-то, да, это не большое упущение, что их нет. Преступники всегда возвращаются на место преступления. Мы здесь за тем, чтобы наблюдать.

До сих пор практически ползая по полу, его собеседник вскочил на ноги. Чуть понизив голос, он произнёс:

— Н-Нокору, а если он действительно... покажется?

— Для этого у нас есть Суо.

Третий мальчик стоял рядом с «командиром» с выражением серьёзного спокойствия, что и впрямь придавало ему удивительное сходство с его телохранителем. Уверенность, исходившая от обоих, делала представшую перед ним сцену в глазах двадцатилетнего Фая ещё более комичной. Он позволил себе на миг допустить, что напавшим на Глоссама действительно мог быть Курогане – и чуть не расхохотался вслух от нарисованной его воображением картины.

Однако сдавленный смешок из него всё-таки вырвался – и единственный мальчик, чьё имя ещё ни разу не прозвучало, испуганно юркнул за спину их доблестного охранника. Остальные двое воззрились на Фая сначала с лёгким подозрением, но, похоже, образу таинственного вредителя, уже сложившемуся в их головах, он не слишком соответствовал.

Фай непринуждённо протянул:

— Что ж, значит вы – Нокору, Суо и...

— Акира, – ответил Нокору за товарища, что всё ещё с некоторой опаской выглядывал из-за Суо. А вы, кажется... мистер Фай?

— Ага. И чем это вы тут заняты, если не секрет? – поинтересовался парень.

— Расследуем обстоятельства нападения на мистера Глоссама.

Благодаря их обсуждению, Фай обратил внимание, что проходил как раз мимо того самого места, где вчера обнаружили пострадавшего.

— А теперь прошу нас простить, мы, к сожалению, слишком заняты и не можем отвлекаться на светские беседы, – добавил юный детектив.

Мальчишки были весьма прилично одеты, а манеры, речевые обороты и эта степенная серьёзность (по крайней мере, двоих из них) десятилеткам точно подбирались на вырост. На братьев они не походили, но все трое, вне всякого сомнения, происходили из состоятельных семей. И даже если сие действо было по большому счёту просто детской игрой, воспринимали они её чрезвычайно всерьёз; Фаю, оказавшемуся в меньшинстве, ничего не оставалось, кроме как играть по их правилам.

— А если я к вам присоединюсь?

Нокору и Суо деловито переглянулись. Акира, кажется, тоже наконец решил, что бояться нечего – и уставился на него во все глаза, но уже с интересом.

— Вы тоже расследуете это дело? – вежливо осведомился Суо.

— Вроде того.

— А какой вам с этого интерес?

— Ну знаете, ребята, вас я могу спросить о том же, – усмехнулся Фай.

Будто между ними совсем не было добрых дюймов двадцати пяти* разницы, лёгкая ухмылка и почти снисходительное выражение возникло на лице Нокору.

— Скажите, вы знаете, сколько в пансионате в данный момент женщин?

Неожиданный и на первый взгляд совершенно неуместный вопрос Фая крайне озадачил. Он честно покачал головой.

Глубоко вдохнув, Нокору, казалось, весь преисполнился решимости объявить ему пересчитанное несколько раз и не подлежащее никаким сомнениям точное число, как Акира вдруг вскрикнул:

— Он идёт! Вон он, идёт, точно он!

— Это садовник.

Мужичок преклонных лет, глуховатый, к счастью, именно на то ухо, что было повёрнуто к детям и Фаю, прошаркал мимо, через террасу спустившись во двор и скрывшись, как ни странно, в саду.

Ничуть не пристыженный своим промахом, Акира же, лицезревший это, напротив облегчённо вздохнул.

— В любом случае, – попытавшись вспомнить направление своей прерванной мысли, продолжил Нокору, — мы не смогли бы позволить столь опасному человеку, что не побоялся и застал врасплох самого мистера Глоссама, просто так разгуливать по пансионату. А что, если следующей его жертвой станет прекрасная дама?

Фаю же вполне справедливо казалось, что появление новых жертв стало бы печальным поворотом, независимо от их пола. И судя по тихому вздоху Суо, считал так не он один. Но осуждать мальчика в столь, тем не менее, искреннем порыве защитить спокойствие пансионата было бы как-то неправильно. Фай решил подыграть:

— И правда. Теперь мне хочется помочь ещё больше.

— Вы с самого начала произвели на меня впечатление человека, который никогда не бросит женщину в беде, мистер Фай, – удовлетворённо изрёк Нокору. — Думаю, ваше содействие нам бы пригодилось.

Всё ещё пытаясь проглотить першивший в горле смех, Фай, собравшись со всей серьёзностью, что у него оставалась, поинтересовался:

— Вам удалось что-нибудь здесь найти?

— К сожалению, ничего, что указывало бы на личность преступника.

Беседуя с мальчишкой, Фай уже успел бросить быстрый взгляд на так называемое место преступления: здесь и правда было толком нечего осматривать, и полагаясь на Акиру, под чутким руководством Нокору обшарившего пол, Фаю оставалось остановить задумчивый взгляд только на ней – ведущей на второй этаж лестнице.

Никого из трёх детей, на памяти Фая, не было здесь, когда нашли сэра Глоссама – поэтому им неоткуда было узнать, где именно его нашли. Но вновь оказавшись здесь, даже теперь, когда уже ничего не выдавало произошедшего в обычном коридоре, не менее и не более примечательном любого другого коридора в этом здании, Фай почему-то был уверен: найденный без чувств Глоссам лежал тогда на том самом месте, на котором он сам теперь стоял. Сделав два-три шага, он оказался бы прямо у первой ступеньки.

— Говорите, ничего, что указывало бы на другого человека?.. – протянул он эхом, подняв голову.

Однако необычное молчание, последовавшее за этим, заставило его вновь повернуться к мальчишкам. Нокору глядел на него пристально, как-то почти требовательно.

— Значит, у вас то же предположение?

Фай кивнул.

Сбитый с толку, Акира пролепетал:

— Подождите, какое предположение? Нокору, ты что, знаешь, кто преступник? И почему не говоришь?!

— Ну какой же тогда интерес будет, если я скажу! – воскликнул Нокору в сердцах – всё-таки, помимо прочего, он был тем ребёнком десяти лет, что Фай видел собственными глазами.

По правде, ему почти не верилось. Само собой возникшее перед ним объяснение, да ещё такое простое и совсем не стоившее того переполоха, что подняло в пансионате «нападение на сэра Глоссама»; детективный роман с подобным поворотом бы точно не сыскал поклонников. Но может, оно было и к лучшему.

— Хм. Чтобы доказать невиновность Куротана, надо или доказать чью-либо ещё вину, да ещё убедить тех, кому доказательств будет мало... либо, что проще, доказать, что никто не виноват в принципе, – подумал Фай вслух.

— Каждый детектив знает, что доказывать нужно вину, а не невиновность, – заметил Нокору. — Досадно, что в нашем обществе часто приходится делать наоборот.

— Да кто же тогда виноват?.. Или кто не виноват? – продолжал негодовать Акира, но ответа так и не получил. Суо снова вздохнул.

— Что ж, остаётся только ждать, пока очнётся сэр Глоссам, чтобы узнать у него всю правду, – заключил Фай. — Вообще-то, я как раз хотел поговорить с доктором Рондартом.

— Думаю, дело скоро прояснится. Держите нас в курсе. И спасибо за помощь, мистер Фай.

— Едва ли я что-то сделал, – улыбнулся парень.

— Вы проявили участие, – возразил Нокору.

Распрощавшись с детьми, растерявшими всю степенность и ринувшимися в сторону кафе, как только Суо напомнил, что они должны были встретиться с родителями в холле ещё десять минут назад, Фай вернулся к своему первоначальному плану и развернулся в сторону лазарета.

Дверь была чуть приоткрыта, и всё же он сначала негромко постучал, а услышав приглашение, осторожно заглянул. И лишь когда Рондарт одобрительно кивнул ему – ступил внутрь. В светлой, хорошо проветренной комнате витал тонкий аромат трав и ещё один, очень похожий на тот, что каждый вечер в Такате Фай вдыхал со дна опустевшего стакана. Доктор сидел, вполоборота развернувшись к нему, за столом у окна, и солнечные блики плясали на видневшихся из-за его спины стеклянных сосудах. Одну из всего трёх коек занимал сэр Глоссам. В остальном же эта комнатушка вполне могла сойти за всего лишь ещё один номер для постояльцев.

— Доброе утро, – поприветствовал Фай Рондарта вкрадчивой улыбкой. — Не помешаю?

— Нет, не думаю, – спокойно ответил Кайл. — У вас ко мне какое-то дело?

— Нет, просто пришёл проведать сами знаете кого.

— Очень мило с вашей стороны. Вы успели познакомиться?

— Не слишком.

— Тогда ещё милее.

Фай тихо усмехнулся. Он и правда едва его знал, а лежавший на кровати мужчина, ровно что просто отсыпавшийся после утомительного дня, совсем не производил впечатление того, кто нуждался бы в его беспокойстве. Но если уж доктор всерьёз принял его за столь чуткую и внимательную к ближнему своему душу – пусть так. Так было даже лучше.

— Как он?

— Не слишком серьёзная травма головы. И слегка ушиб руку.

— Стало быть, ничего критичного? И он до сих пор не пришёл в себя? – спросил Фай с лёгким недоумением.

Рондарт же признался совершенно невозмутимо:

— Если честно, он бы пришёл в себя ещё вчера, но я... Я поддерживаю с ним некоторое общение. Ему по долгу службы даже в пансионате частенько не удаётся по-настоящему отдохнуть, как будто нарочно ищет себе тревог. Я дал ему успокоительное, чтобы отлежался хоть денёк. Иначе на ногах его самочувствие могло и ухудшиться.

Фая не переставало приводить в замешательство то, насколько все проблемы решались здесь... по-своему. Как бы он сам порой ни совал не в своё дело нос во всю длину, а в пансионате, похоже, и впрямь если и были в данный момент настоящие «гости» – то лишь они с Курогане.

— Доктор, а что насчёт того... происшествия? Ваше мнение на этот счёт? – наконец перешёл он к делу.

Рондарт замолчал, как будто собираясь с мыслями: но и сейчас, и даже раньше, одним своим видом – слишком спокойным и неомрачённым подозрениями и неопределённостью – уже частично дал ему ответ.

— Я не нашёл следов того, что на него действительно кто-то напал. Это определённо выглядит скорее, как...

— Падение?

Мужчина моргнул, и Фаю почудилось отразившееся на его лице на долю секунды удивление. Однако доктор уверенно кивнул.

— Его ведь нашли прямо рядом с лестницей, – добавил блондин. — Досадно, что этого сразу никто не заметил, но поднялась такая суматоха, что немудрено.

— Насчёт суматохи вы верно подметили, – вздохнул Рондарт, невесело улыбнувшись. — Люди так... любят раздуть ситуацию, когда слишком долго ничто не нарушает покой.

— Но почему же вы тогда сразу не развеяли слухи?

— А в силах ли я? – развёл он руками. — Здесь все знают о нашем давнем знакомстве с госпожой Сайто. Попытайся я развеять одни слухи – могу ненароком посеять другие, мол, мы пытаемся от них что-то скрыть. Да и ходить ораторствовать – всё-таки не моя работа, мне нужно было позаботиться о пациенте.

В чём-то, наверное, Рондарт и был по-своему прав, однако лишь в чём-то и лишь по-своему. Но Фай не видел большого смысла с ним спорить. Точно так же, как после разговора с хозяйкой, они наверняка остались бы каждый при своём, только лишь потратив время и слегка подпортив впечатление друг о друге.

— Мне придётся ненадолго отойти, – выждав достаточно и убедившись, что их разговор себя исчерпал, произнёс доктор. — Я хотел отойти поговорить с Каэде.

— О, мне, наверное, лучше уйти? – привстал парень над табуретом, на который невзначай присел на время их разговора.

Рондарт неопределённо дёрнул головой – Фай так и не понял, что это в точности должно было означать. Его не пригласили остаться, но в то же время и не выпроваживали за дверь; означало это, как он заключил, что он мог поступить на своё усмотрение. Поэтому, когда дверь лазарета закрылась за спиной доктора, Фай так и не двинулся с места, по-прежнему опираясь на стул лишь одним бедром.

Ещё один стул стоял прямо за изголовьем кровати, на которой спал Глоссам. Кроме мужчины, аккуратно сложенным на нём вещам принадлежать было больше некому. Рубашка, длинный бархатный пиджак... аккуратно перебирая одежду, Фай не нашёл ничего, что привлекало бы внимание, кроме бирок: точно такие же были вшиты ровным ручным швом на всём, что было сейчас на нём. В пансионате было несколько лавок, в которых, помимо всего прочего, продавали и одежду – причём шилась она прямо здесь. Оставалось только высадить огород да завести кур – и Такат вполне мог объявлять Сунгаю о своей независимости.

Лишь добравшись до брюк, Фай оказался слегка озадачен. Он как раз снял со штанины и начал внимательно изучать свою находку, когда со стороны кровати до него неожиданно донёсся шум. Блондин тут же выпрямился и отступил от стула на шаг.

— Сэр Глоссам? Вы проснулись? – позвал он.

— Гм.

Мужчина одарил его долгим, слегка недоверчивым взглядом. Затем осмотрелся вокруг – при этом он как будто вообще не удивился тому, что обнаружил.

— Где Кайл?

— Отлучился. Думаю, должен скоро вернуться, – мягко ответил Фай. — Как вы себя чувствуете?

— ...Терпимо, – немного подумав, заключил Глоссам.

— Вы помните, что с вами произошло?

Поначалу сэр Глоссам не производил впечатление приятного собеседника. Хотя мало кто лучился бы бодростью и жизнелюбием, проспав против воли почти сутки, да ещё очнувшись с перевязанной головой. Фай пустил в ход всё своё терпение и обаяние, да и Рондарт вскоре вернулся, так что в конце концов мужчина заметно смягчился.

С его слов всё выходило абсолютно так же, как он и предполагал. Мужчина нёсся по коридору, спешил, не потрудился лишний раз взглянуть под ноги. Рондарт признал, что местные лестницы уже давно требуют ремонта: приложиться головой об резко выступающие края можно было и куда менее удачно. Но сэр Глоссам, к счастью, уже и близко не походил на того самого человека, которого ещё вчера могли на несколько минут объявить мёртвым. Может, и не совсем той, что жаждали изголодавшиеся здесь по страстям умы, но история близилась к счастливой развязке.

— Сэр Глоссам, – вспомнил Фай, — заранее извините, если вопрос покажется вам странным и неуместным, но... Ведь те пиджак и штаны на стуле – ваши?

— Мои.

— Они из того магазина, что в южном крыле?

— Да. Купил их три недели назад, как только приехал, – стоило отдать аристократу должное, он и бровью не повёл, отвечая на и впрямь странные вопросы.

— М-м... Выезжали ли вы с тех пор из Таката?

— Ни разу.

Южной птицей Фай вспорхнул с места.

— Хорошо, спасибо вам. Извините за беспокойство и поправляйтесь. И вам, доктор, тоже всего хорошего.

Он видел краем глаза, как двое мужчин озадаченно переглянулись, но ему самому неудобных вопросов повезло избежать.

───────※ ·❆· ※───────

Обычное вечернее оживление витало над залом нестройным хором переговаривающихся то тут, то там голосов. Курогане толком не вслушивался в них; тем более, что часть и здесь изъяснялась на языках и близко ему не знакомых. Но по крайней мере, стук слегка потёртых костяшек об стол был звуком знакомым и предельно понятным.

В отсутствие Фая у Курогане не было ни единой причины искать общества этой парочки, но, похоже, у него уже успела сформироваться своего рода привычка. Проведя практически целый день в гордом одиночестве, ближе к ужину Курогане ощутил потребность немного побыть среди людей, как бы сильно те его ни раздражали. Застав Ватануки и Доумеки за игрой в маджонг, поначалу он подумал о том, чтобы попытаться выяснить у тех, сколько же его денег всё-таки проиграл его злосчастный спутник, и в честном бою содрать с них вдвое больше. И хотя в свои силы Курогане верил, в последний момент он прислушался к голосу собственной гордости и решил не уподобляться белокурому лицемеру. Они просто убивали время, пока снаружи зажигали всё больше и больше фонариков.

Ничем не примечательный, но этот вечер даже можно было назвать приятным. До... определённого момента.

Обнаружив на себе странный взгляд Ватануки, который словно смотрел сразу и на него, и куда-то ему через плечо, нихонец вопросительно приподнял брови. Заметив это, парнишка будто спохватился: он явно хотел, чтобы Курогане этого не делал, но тот всё равно обернулся.

Ему показалось, что комнату тут же подёрнуло тонким налётом тишины. Он не поймал ни одного с поличным, но... У Курогане возникло стойкое ощущение, что никто из остальных собравшихся в зале постояльцев не смотрел в его сторону слишком намеренно. Прочитать атмосферу не составляло никакого труда.

— Ну и что им на этот раз в моей физиономии не понравилось? – буркнул он озадаченно, повернувшись обратно к знакомым.

— Да всё то же, – с ноткой искреннего сочувствия, вздохнул Ватануки.

— Что «то же»? Уже выяснили же, что этот сноб просто с лестницы свалился.

Удивительное дело: Курогане уже и сам не помнил, от кого и когда он это услышал. Поистине, слухи в таких местах жили своей жизнью.

— Ну... кажется, они на этом не успокоились. Теперь они судачат о том, что это вы его столкнули.

— Да на кой чёрт?! – возмутился Курогане.

Ватануки развёл руками. Всем своим видом выражая, что сам он ни капли не причастен к этому, юноша объяснил:

— Кто-то был неподалёку и якобы слышал, как вы с сэром Глоссамом о чём-то ругались утром на верхних этажах – вот и вспылили.

— Каминари-сама** на мою голову, а если бы там кошка в этот момент пробегала – её бы обвинили?! – воскликнул нихонец.

— Посудачат да успокоятся, – с полнейшим безразличием прокомментировал Доумеки.

Курогане раздражённо выдохнул. Да, если бы он пошёл, лично нашёл того, кто продолжает распускать возмутительные сплетни, и вышиб из него весь дух – едва ли это развеяло бы подозрения и спасло его репутацию. Но именно этого Курогане сейчас почти невыносимо хотел. Да и настроение бы точно поднялось, пусть и ненадолго.

Конечно, о чём бы ни продолжали шептаться у него за спиной, это никак не помешало ему спокойно доиграть партию. Остудив голову, Курогане напомнил себе, что пока на него не бежали с вилами – мнение какой-то кучки балаболов о нём вообще не имело никакого значения.

Но это не значило, что он смирился.

Закончив игру, вся троица направилась в кафе. Курогане ждал, что к тому времени объявится и четвёртый, но Фая так и не было нигде видно. Он вообще не видел парня ни разу за весь день, кроме как утром. Начинать беспокоиться раньше, чем через сутки, Курогане не собирался, а пока начинал злиться.

На полпути к свободному столику он перехватил официанта и заказал ужин в номер. Ватануки и Доумеки уже опять о чём-то спорили, совершенно забыв о нём, и Курогане ушёл ни с кем не попрощавшись.

Позже сидя на балконе он думал о том, что же всё-таки во всей этой ситуации его так раздражало.

Курогане никогда не стремился нравиться людям, особенно если для этого ему приходилось лебезить перед ними или строить из себя кого-то, кем он не являлся. В конце концов, люди появлялись в его жизни и обычно вскоре исчезали – а тем, с кем его отношения всё-таки затягивались, он предпочитал показывать себя делом, а не приторной улыбочкой.

Было не так уж плохо, когда его боялись. В идеале, его даже уважали – как во дворце, когда он наконец стал его неотъемлемой частью. Но в основном он не очень-то нравился людям. Курогане не просто это не волновало – он никогда особенно об этом и не задумывался.

Выставить себя невинной овечкой он тоже не пытался. Да, он вполне мог убить того мужчину, если бы потребовалось. Да, мог даже просто вспылить и ввязаться в драку.

Только он этого не делал.

Казалось бы, одним меньше, одним больше – но нет, настолько же, насколько Курогане признавал каждую из множества отнятых им жизней, отвечать за то, чего не делал, он не собирался даже перед скудоумными зеваками.

«Ты ведёшь себя, как ребёнок», – услышал он голос Томоё. Как бы далеко она ни была, почти не являясь ему даже во снах, Курогане слышал её голос слишком часто. И становилось от этого только хуже.

Лёгкие шаги позади рассеяли тяжёлые думы. Не издав больше ни звука, блондин опустился на другой стул и точно обмяк: уставший, словно весь день провёл на ногах; а Курогане даже не был уверен, есть ли смысл спрашивать у него, где тот пропадал и чем так утомился. Фай подвинул к себе стоявшую на столе почти полную бутылку вина.

Плеснув на дно своего стакана небрежно, будто ему всего-то надо было промочить горло – вот Курогане и не заметил, как взрастил под боком алкоголика, – тот поставил её на место.

Нихонец определённо не был рад его возвращению в привычном смысле этого слова... но избавленный от участи всю ночь ломать голову, не лежит ли уже где-нибудь в канаве бездыханное тело, ради которого он уже слишком многим пожертвовал, Курогане испытал своего рода облегчение. В такие моменты – когда Фай не донимал его болтовнёй и Курогане было даже не обязательно на него смотреть, – его присутствие действовало на него... по-странному успокаивающе.

— Завтра, – негромко, но твёрдо буркнул Курогане. Фай повернулся и взглянул на него без особых эмоций, но с явным вопросом.

— Завтра выселяемся и едем дальше, – добавил он.

С самого своего появления Фай словно сам витал далеко где-то в своих мыслях. Потревоженный в них его резким заявлением, тот почти нахмурился, но раньше, чем Курогане успел поинтересоваться, в чём дело, Фай встал и навис над ним.

После стольких бутылок, что тот вылакал за их пребывание здесь, он никак не мог бы опьянеть от одного глотка. Но сильный аромат алкоголя ударил Курогане в лицо, а в голубых глазах, глядящих на него в упор сверху вниз, сверкали загадочные огоньки.

— Дай мне один день, и никто тут больше не будет считать тебя преступником.

То же самое он испытал бы снова, лишь заключая сделку с дьяволом.