Утро не задалось в тот момент, когда из уже зыбкого, но по праву принадлежащего ему сна Курогане вытянули за пятки звуки оживлённой возни.
В том, что касалось сна, он был неприхотлив настолько, насколько возможно: Курогане привык ложиться и вставать тогда, когда от него это требовалось, и даже спать совсем немного по несколько дней кряду, что при этом практически никак не отражалось на его самочувствии. Фай, похоже, тоже не испытывал проблем с ранними подъёмами, хотя когда им некуда было спешить наперегонки с солнцем – предпочитал задержаться в постели чуточку подольше.
Но почему-то именно сегодня она оказалась не в силах его удержать. Курогане ещё не успел толком продрать глаза, а парень уже заканчивал приводить себя в порядок: без лишней спешки, однако весьма бодро переодевался, что-то мурлыкая себе под нос.
Проспав целую ночь – и несчётное множество ночей перед ней – близ блондина, теперь же Курогане при всём желании не мог сомкнуть глаз. При свете дня это ощущалось совсем иначе: подобно тому, как он не смог бы уснуть в одной комнате с диким животным: не очень крупным, обманчиво безвредным на вид, но слишком непредсказуемым и с бог знает насколько острыми зубами, прячущимися в пасти. Нихонец понимал, что чем яростнее будет, несмотря на уже закипающее в нём раздражение, игнорировать южанина, тем скорее тот не даст ему покоя.
Курогане сел.
— Доброе утро, – отозвался Фай непринуждённо, как будто и мысли не допускал, что его существование могло кого-то настолько тяготить. Курогане лишь тихо фыркнул и пошёл умываться.
Спешить ему, впрочем, всё ещё было некуда. Если бы накануне ниндзя не поддался любопытству, разрушившему – в который раз за последнее время? – все его планы, сейчас бы он с превеликим удовольствием паковал вещи, не теряя ни минуты драгоценного времени. Но он уже поставил это время в их странном пари, в котором даже не мог проиграть или выиграть в привычном смысле этого слова: получит он с этого что-то или только потеряет, зависело только от Фая. И мужчина мог только гадать, как скоро он начнёт об этом жалеть.
Жалеть он, похоже, должен был начать и впрямь совсем скоро. Едва Курогане застегнул верхнюю пуговицу на рубашке, как блондин насел на него.
— Пойдём, – позвал он с нетерпением, словно только того и ждал. — Мне понадобится твоя помощь.
— Помощь в чём? – не спеша подрываться с места по одной прихоти плутоватой занозы, осадил его Курогане. — Мы идём на завтрак.
— Нет-нет, с завтраком я как-нибудь сам справлюсь, спасибо, – отшутился Фай, одарив его очередной глупой улыбочкой. — Да, позавтракать и правда нужно. Я хотел сказать, нужна будет твоя помощь после этого.
Курогане безразлично пожал плечами. Не он был тем, у кого в Такате оставались какие-то незавершённые дела, которыми он планировал бы заняться после; да и раз уж их скорый отъезд теперь целиком зависел от Фая, проследить, чтобы спутник не тратил доверенное ему время на всякую ерунду, могло оказаться не лишним.
— Замечательно, – прощебетал парень с такой довольной физиономией, какую Курогане – к его огромному неудовольствию – каждый раз ощущал на себе почти физически: как если бы его сцапала в объятия и повисла на шее надоедливая мартышка.
За завтраком ничего из ряда вон выходящего с ними не произошло. Путешественников не встретили с факелами и вилами, а искать намеренно посылаемые ему украдкой косые взгляды Курогане не хотелось. За ночь голова его как-то поостыла, и вчерашний вечер, вместе со всеми терзавшими его тогда обидами, показался вдруг почти недоразумением. Да какая, в конце концов, разница, кем считают его здешние, если уже прямо сейчас он мог ехать в какой-нибудь повозке по просёлочной дороге, стремительно забывая их лица? Но Курогане уже заключил с Фаем эту необычную договорённость, а забирать назад сказанные им же слова противоречило его принципам и собственному самоуважению.
Да и возможности разузнать, что же всё-таки задумал именно здесь и сейчас южанин, у него бы тогда больше никогда не было. А мысли и мотивы этого парня (с которым Курогане вообще-то предстояло провести бок о бок, скорее всего, ещё не одну неделю) уже и так окутывала достаточно плотная мгла, чтобы позволить ещё одной недосказанности остаться между ними. Даже если пережитое ими в Такате больше не будет иметь никакого значения, когда они покинут его – для Курогане это был шанс лишний раз понаблюдать за Фаем. Его крайне нервировало то, как он продолжал уделять блондину куда больше внимания, чем тот стоил, но при этом так и не знал о спутнике ничего наверняка, кроме того, что он... ничего толком о нём не знает. И это нервировало ещё больше.
Выйдя из кафе, Курогане последовал за ним.
Он бы не отказался наконец услышать, в чём же всё-таки заключался грандиозный план Фая. Или хотя бы какова была в нём его собственная роль. Расспрашивать его Курогане не собирался: ведь это Фаю понадобилась его помощь, так что потрудиться хоть немного ввести его в курс дела и следовало ему и никому больше.
Но Фай, по-видимому, торопиться с этим не собирался. Они нарезали несколько бессмысленных кругов по первому этажу под не менее бессмысленную болтовню южанина. И только когда ноги Фая, следуя этому странному маршруту, привели их в сад, парень вдруг спросил:
— Ты когда-нибудь кого-нибудь выслеживал, Куропон?
— Я Курогане, шут ты хренов, – рыкнул на него ниндзя. — И к чему этот вопрос?
— А сам как думаешь?
Нет, зря он всё-таки на что-то надеялся. Впервые в жизни Курогане отдавал себе отчёт, что им играют, как мячиком на верёвочке... но совершенно ничего не мог с этим сделать.
Сильнее чего бы то ни было сейчас – кроме, разве что, того, чтобы чудесным образом оказаться в своей постели в Нихоне, пробудившись от затянувшегося дурного сна – он желал, чтобы дурацкая ухмылка уже слетела с лица Фая, а тот начал наконец вести себя серьёзно. Что тот, определённо, мог, но почему-то предпочитал испытывать его самообладание. Курогане громко цыкнул языком. К сожалению, он прекрасно понимал: если он ещё хочет, чтобы они к чему-то пришли, то придётся сделать вид, что в последнем вопросе Фая совсем не было той издёвки, за которую кому угодно другому он уже сломал бы пару костей.
— Ну было дело. Только кого ты тут собрался выслеживать?
Значит, Курогане не показалось. За всё то время, что они совершенно бестолково шатались по пансионату, он не развернулся и не оставил Фая наедине со своей дурацкой (заранее, в чём бы та ни заключалась) затеей только потому, что заметил: тот как будто что-то высматривал, выискивал. Выходит, что на самом деле кого-то. И ему всё ещё было любопытно.
Но кого? Болтун уже наверняка успел сунуть свой нос всюду, и понадобись ему отыскать в Такате кого-то конкретного из простых гостей или персонала – он не стал бы рыскать по углам, а просто постучал бы в нужную дверь. А взяв точно так же Курогане с собой, он и вовсе мог не переживать насчёт того, что эта дверь вдруг станет ему препятствием.
— Того, кто поможет нам разобраться, что же всё-таки приключилось тогда с сэром Глоссамом, – произнёс с такой невозмутимостью и расстановкой, будто это действительно проясняло всё.
— Разве, это не закрытое дело? Он просто упал с лестницы, кто ж в этом виноват, кроме него.
— Примерно так, да не совсем.
— Хочешь сказать, его и правда кто-то столкнул?
— Конечно, нет. Никто его не сталкивал. Однако, возможно, что с падением ему всё-таки... помогли.
Немало изморенный тем, что даже сейчас ему приходится вытягивать всё из спутника, точно вычерпывать океан чайной ложкой, Курогане собирался спросить, что же это всё-таки значит – но едва он успел раскрыть рот, внезапно замерший на месте Фай без слов, одним жестом, в котором быстро вскинул руку, заставил его замолчать. Сад переливался всё тем же мерным журчанием озера и эхом скользящего по нему ветра. В тишине, любой резкий звук здесь становился во сто крат громче. Курогане сосредоточенно нахмурился.
Шум доносился откуда-то близ кустов: точно не шелест травы, скорее, листьев, а для деревьев – слишком низко. Но так же резко тот стих, а Курогане ничего подозрительного в поле их зрения не разглядел.
— Где-то здесь, – понизив голос, изрёк Фай.
— Что где-то здесь? – не слишком громко, но без грамма его энтузиазма буркнул Курогане. — Тут только мы, я не чувствую поблизости больше ничьего присутствия.
— А должен чувствовать? – переспросил спутник с лёгким, но непритворным удивлением.
— Природное чутьё и годы тренировок, – отмахнулся мужчина. — Я ниндзя, в конце концов.
— Вот как.
Редкий момент, когда на его лице – любопытно вытянувшемся – он мог прочитать такую неприкрытую деланой самоуверенностью растерянность. Вряд ли южанин вообще знал, что такое «ниндзя». Но об этом они могли поговорить разве что позже. Желательно, по дороге из Таката в новое «чёрт знает куда».
— Наверняка просто какое-нибудь мелкое животное, – небрежно добавил Курогане, и собственные слова вызвали в нём странное колебание. Животное... видел ли он с их первого дня в пансионате здесь хоть одно животное? Кроме птиц (но ничего похожего на хлопанье крыльев он точно не слышал) да копошащихся обычно подальше от людей, в глубине сада полёвок. Но тот шум производило нечто явно покрупнее.
Курогане почудилось, что Фай усмехнулся – если бы только весь он не выглядел, как ходячая насмешка над ним.
— Это даже хорошо, что тут больше никого нет. Значит, нам никто не помешает. Пошли, – позвал он за собой. — Только медленно, не то спугнём.
— Ха-а? Во что ты опять тут играешь, в конце-то концов? – уже не мог сдерживать нихонец своё негодование.
— А тебе лишь бы языком почесать. Потом объясню.
Курогане едва не задохнулся от возмущения. Сосредоточенное, почти серьёзное выражение на лице Фая всё ещё портила лукавая ухмылка: ну конечно, он и сейчас просто над ним издевался. Но деваться от выматывающего общества блондина ему было некуда, и Курогане, если так подумать, сам приложил к этому руку побольше кого бы то ни было. Сам виноват – вот теперь и терпи.
И стиснув зубы, он терпел.
Был Фай, мягко говоря, не императрицей Нихона, чтобы Курогане следовал его указаниям безо всяких вопросов, но ответа на них он, похоже, всё равно бы не получил – а значит, другого и не оставалось. Да и рисковал он в этот раз куда меньше, чем когда надеясь на одного лишь колдуна недоделанного за спиной, двинулся прямо навстречу ардским наёмникам. Он отметил про себя, что парень безошибочно определил направление, откуда доносился шум, и последовал за ним.
Сойдя с каменной тропинки, вдвоём они почти бесшумно ступали по траве – танцор и ниндзя, – и Курогане поклялся себе, если это и впрямь окажется каким-то розыгрышем – он толкнёт блондина прямо в те же самые кусты и сделает с ним всё, от чего до сих пор удерживался.
Но они подошли к тем ещё недостаточно для этого близко, когда из-за кустарников прямо на открытую местность, вышагивая белыми лапками в своём размеренном – будто их тут и не было вовсе – темпе показалась кошка. Маленькие чёрные зрачки трепетали в блестящих золотистых глазах, которые через считанные мгновения вперились в замерших на месте мужчин.
— Делай, что хочешь, но нам нужно её поймать, – сообщил Фай. И не было похоже, что он шутил.
Кошка тоже застыла – и хотя до сих пор не пустилась наутёк, вытянулась и напряглась струной, всем своим видом выражая, что на слова Фая у неё было... своё, полностью отличное от его мнение.
Пока его спутник медлил, для Курогане было очевидно: удрать она попытается в любом случае. Оставалось лишь проверить, кто из них окажется быстрее; и ниндзя рванул к цели.
В тот же миг кошка метнулась назад. У маленького и проворного почти всегда будет преимущество над большим сколь угодно проворным – но как опытный воин Курогане прекрасно знал, как и когда обратить свой порой не самый удобный рост на пользу. Хоть за кошками он и гонялся далеко не каждый день. Подавшись вперёд, он рывком влетел прямо в траву, настигнув совсем чуть-чуть не успевшую оторваться животину сверху.
Мужчина перекатился на бок, а затем не без усилия сел, продолжая удерживать в тисках бешено извивающийся и истошно голосящий комок шерсти.
— Куро-сама, ну полегче!
Пытаясь обездвижить клокочущее средоточие ярости, Курогане придавил его к своей груди, прикладывая к этому всё больше и больше силы. Даже если бы Фай уточнил заранее, что кошка им нужна непременно живой – сказать было проще, чем сделать. Он попробовал ослабить хватку и заодно перехватить животное поудобнее. Но допустил тактическую ошибку. Тотчас выскользнувшая из его неласковых объятий кошка с утробным рёвом скрылась в кустах.
Стряхивая с себя клочья белой шерсти, боли Курогане почти не чувствовал; но Фай при виде его испещрённых царапинами рук слегка поморщился.
— Тебе делать больше нечего, кроме как ловить какую-то кошку? – недовольно протянул мужчина, не уточняя, что Фай-то как раз пока что не сделал ничего.
— Меня очень попросили, – не вдаваясь в подробности, ответил его спутник.
Две чёрные точки практически растворились в горящих предупреждением глазах, таращившихся на них сквозь зелень. И мягкое, вкрадчивое «кс-кс» Фая их ни капли не убедило.
Парень наконец развернул странный свёрток, который таскал с собой, кажется, с тех пор, как они вышли из ресторана: не то чтобы Курогане совсем не обратил на него внимание, но в поведении Фая на тот момент было уже достаточно странностей, чтобы тяготить голову ещё одной. Вдобавок от того тянулся тонкий, но отчётливый запах свежей рыбы – а Курогане ещё помнил жалкие попытки южанина оценить вкус суши. Возможно, если бы в происходящем просто было хоть немного смысла, Курогане бы догадался и раньше.
Присев на корточки недалеко от её укрытия, Фай снова подозвал кошку, помахивая кусочком лакомства в воздухе. Опустив ломтик лосося на землю, он отодвинулся чуть назад. Белые усы задрожали; напряжение в мохнатом тельце, казалось, только возросло.
— Ты её напугал.
Курогане громко недовольно хмыкнул. Вот уж чувства какой-то драной бродячей кошки его заботили в последнюю очередь.
Хотя насколько ниндзя успел разглядеть её в непосредственной близости – драной она точно не была. Да и на бродячую не походила: в меру откормленная, щеголявшая белоснежной шкурой. Даже если полноправного хозяина у неё не было, чьим-то покровительством когтистая чертовка точно успела заручиться.
Но на угощение «на стороне» всё-таки соблазнилась. Долго пожирая одними глазами и прыгая ими с лежащего на земле кусочка на тот, что Фай сам держал на вытянутой руке двумя пальцами, она наконец решилась покинуть убежище. Кошка показалась из кустов, увеличившись в длине по меньшей мере вдвое, и осторожно приблизилась; пучок длинных усов ходил ходуном вместе с розовым носом. Она подняла лежавшую в траве рыбу, заглотив ломтик почти что в один присест. За следующим же она льнула, казалось, совсем не замечая, как рука Фая медленно сгибается в локте назад, заставляя кошку приблизиться. Или в данной ситуации для неё просто было бы выигрышнее не замечать.
В конечном итоге разомлевшая от сочной закуски, она отбросила не только осторожность, но и всякую гордость; не насторожилась усатая даже тогда, когда Фая встал в полный рост, подняв её в руках вместе с собой. Не вырываясь неистово, как из ручищ Курогане, кошка нетерпеливо ёрзала – но пытаясь скорее добраться до свёртка, что Фай убрал обратно во внутренний карман халата, чем высвободиться.
Едва суматоха улеглась, как вдруг возник Кохаку. Мальчишка едва не бежал – и, похоже, прямо к ним. Держа с Курогане опасливую дистанцию, парнишка обратился сразу к Фаю.
— У меня... появилось немного времени, – силясь отдышаться, объяснил он. — Я хотел тоже её поискать. Но вы уже...
— Не беспокойся, – мягко ответил Фай и протянул кошку ему. Не оказав совсем никакого сопротивления, та устроилась на руках у мальчишки-официанта.
Курогане испытал бы удовлетворение от благополучного завершения этого приключения, если бы не одно но.
— А теперь мне кто-нибудь объяснит, какого дьявола тут вообще происходит?
──────── • ☽ • ────────
Всего в лазарете, не считая сытой и довольно уснувшей под табуретом кошачьей морды, оказались шестеро: с ними был всё тот же мальчишка, Фай уселся на стул рядом с Курогане так (не иначе, нарочно), чтобы колено беззаботно болтавшейся взад-вперёд ноги задевало его бедро; доктор заканчивал менять повязку на голове Глоссама; а ещё к ним неожиданно присоединилась хозяйка. Кохаку побледнел на глазах, когда последняя появилась в саду, услышав звуки ожесточённой борьбы ниндзя и кошки: совсем невпопад стоявшей перед ними фигуре хрупкой девушки, едва ли способной вызвать тот ужас, что был написан у него на лице. Но многое в тот момент наконец начало проясняться.
— Я... Примерно неделю назад я подобрал её в саду, наутро после дождя, – рассказал Кохаку. — Я знаю, что мы обычно прогоняем диких животных, если им удаётся пробраться на территорию, и домашним в пансионате тоже не место... Но мне стало её жалко. Я прятал её у себя, но в тот же день, когда с сэром Глоссамом приключилось это несчастье, она сбежала. И я никак не мог её найти.
— А я как раз вчера прогуливался по пансионату и размышлял обо всём этом, когда Кохаку наткнулся на меня и попросил помочь, – добавил от себя Фай. — После этого я ещё раз зашёл к сэру Глоссаму поговорить. Вы тогда ещё сказали, – блондин повернулся к нему, — что не помните, как упали, но что-то как будто очень быстро пронеслось мимо.
— У меня не было уверенности. Но да, – подтвердил Глоссам.
— Мне с самого начала показалось странным, что кто-то, вроде него, мог просто запнуться на ровном месте, – объяснил Фай ход своей мысли. — Пусть даже и спешил. Одно дело – перемахнуть случайно через ступеньку и потерять равновесие, однако сэр Глоссам был уверен, что до лестницы он тогда дойти не успел. Хотя увидеть какую-то связь между этим и разгуливающей по пансионату кошкой даже так было бы сложно. Но на штанине сэра Глоссама была кошачья шерсть.
— Нам ведь ещё в первый день сказали, что с животными здесь нельзя, – с торжествующей ухмылкой напомнил Фай Курогане. — А сэр Глоссам, с его слов, никуда за пределы Таката в последние недели не выезжал. И кошка бегала по пансионату на тот момент всего несколько часов. Так что, скорее всего, они и правда пересеклись. Не очень удачно для сэра Глоссама – думаю, она бросилась ему под ноги или что-то вроде того.
— У меня только один вопрос, – подал голос Рондарт, когда Фай закончил. — К тебе, Кохаку. Почему ты решил попросить о помощи человека, которого едва знаешь, а не кого-то из нас? Не в обиду вам, мистер Фай, я ни в коем случае не ставлю под сомнение вашу добропорядочность, особенно теперь, но...
— Мне кажется, именно потому и попросил, – предположил Фай, ничуть не оскорбившись. — Если бы госпожа Каэде узнала, у него были бы проблемы. А тут – практически посторонние люди, в ваши дела особенно не лезут, да и вообще скоро уедут. По крайней мере, я бы именно так размышлял.
Внимание присутствующих обратилось к Кохаку. «Я бы именно так рассуждал» – да уж, конечно, подумал Курогане, Фай-то и впрямь искал бы способы схитрить и выйти сухим из воды. Он не ожидал, что в мальчишке всё и правда так отзовётся на его слова. Совсем жалобно, точно отсюда его должны были вести прямиком на плаху, он повернулся сначала к Фаю и уронив голову едва ли не себе на колени, выпалил: «Простите!». Затем нашёл взглядом госпожу Сайто, сделал то же самое – только голос звучал ещё надрывнее: «Простите!». Золотистые, с рыжинкой локоны болтались при этом вверх-вниз, добавляя комичного эффекта.
— Клянусь, такого больше не повторится, – всё ещё обращаясь к Каэде, пролепетал он.
— Даже если и так, вопрос, что делать с этой кошкой, пока не решён, – напомнила девушка. Кохаку скорбно молчал, не решаясь в своём положении спорить или торговаться – но всё было понятно и без слов.
Поразмыслив немного, распорядительница вздохнула:
— Если никто из постояльцев не захочет забрать её отсюда с собой, то так и быть, пусть остаётся. Под твою ответственность. Если только сэр Глоссам...
Невысказанным вопросом Каэде взглянула на мужчину.
— Причём тут я?
— Вы пострадали из-за нашей неосторожности.
— И по-вашему, должен жаждать возмездия над животным? Госпожа Сайто, это всего лишь стечение обстоятельств. Порядки в пансионате устанавливаете вы – и если вы хотите сделать в них исключение ради этого мальчика, я не могу вам препятствовать.
Ещё никто на памяти Курогане не выражал на его глазах столь витиевато и помпезно мысль «Да мне, в общем-то, всё равно».
Услышав голос Глоссама, Кохаку снова побледнел.
— П-Простите! – воскликнул он в третий раз. Слабая тень улыбки промелькнула на лице аристократа.
Нависавшее до сих пор над всеми некоторое напряжение как рукой сняло. Обсуждение перешло в болтовню, до которой Курогане не было никакого дела, и он слегка от него отключился. Все, кажется, выбирали для пристроившейся под его – почему-то именно под его, несмотря на незаладившееся знакомство – стулом кошки имя, когда Фай на пару мгновений отлучился, чтобы вернуться с банкой какой-то жидкости и маленьким клочком тряпки.
— Это ещё зачем? – покосившись на странный инвентарь, пробурчал Курогане.
— Ты руки свои видел? – всё так же полушутя прощебетал Фай. И смочив ткань, потянулся ей к исполосованной кошачьими когтями руке. Курогане тут же её отдёрнул.
— К чёрту. Ты если колено ушибёшь, то помирать ложишься?
— Не-а, помирать мне рано, ты же сам сказал.
Неугомонный блондин продолжал полностью игнорировать его сопротивление; едва коснувшийся кожи антисептик неприятно защипал – боль Курогане не пугала, но разозлила ещё больше. Он гневно отпихнул от себя тонкую кисть Фая.
— Сказал же, убери это нахрен! – гаркнул он.
— Какой же ты всё-таки вредина, Куро-пуу.
В Курогане ещё было достаточно самоуважения, чтобы не разбить демонстративно бутыль, которая наверняка принадлежала доктору, и не начать громить лазарет на глазах у всех присутствующих. В очередной раз дураку повезло.
Но по крайней мере, тот больше его не донимал. Всё-таки трус хорошо улавливал ту границу, которую ему не стоило переступать, чтобы не вляпаться в настоящие проблемы. Курогане ни за что бы не признал, что ему самому этого качества ох как не хватало.
Когда же все наконец начали разбредаться по своим делам и они вдвоём уже собирались сделать то же самое, в коридоре их нагнала распорядительница. Выпрямившись и почтительно сложив руки, она со всем хозяйским почтением произнесла, обратившись лицом к Курогане:
— Я знаю, что всё это время по пансионату о вас ходили неприятные и несправедливые слухи. От лица всего Таката приношу извинения.
— Как будто вы в этом виноваты, – вздохнул Курогане. Но извинения, пускай и в своей угрюмой манере, принял.
— Это правда, что вы собираетесь в скором времени уезжать? – вдруг поинтересовалась Каэде, по всей видимости, вспомнив недавнее замечание Фая.
На удивление, тот кротко молчал, уступая нихонцу возможность отвечать за обоих – обычно всё было наоборот.
— Завтра, – коротко и ясно ответил Курогане.
— Тогда позвольте пригласить вас на небольшой банкет этим вечером.
— Банкет? Я ничего не слышал о банкете, – долго продержать язык за зубами Фаю не удалось.
— Потому что вы первые, кого я на него приглашаю, – негромко засмеялась девушка. — Я подумала, что нам стоит отметить, что главная неурядица последних дней всё же завершилась благополучно.
— У вас тут и правда редко что-то происходит, – протянул Курогане, вскинув брови. — Парень буквально споткнулся об кошку.
— Ага, и тебя за это чуть не линчевали, – весело заметил Фай. — Курочка, это же буквально наша прощальная вечеринка. Ты идёшь.
На самом деле, ровно до этой секунды у Курогане не было ни одной причины отклонять приглашение. А теперь у него не было выбора.
──────── • ☽ • ────────
В зале было довольно оживлённо – но не слишком шумно. При том, что собралось здесь тем вечером примерно две трети нынешнего Таката, если не больше.
Кохаку сновал туда-сюда между столами, забирая опустевшие тарелки и возвращаясь с полными, следил за сервировкой и подносил напитки. Обслуживая фуршет почти в одиночку, он стоически принял это своеобразное наказание. Наблюдая, как тщедушный мальчишка вполне сносно управлялся в темпе, который, казалось поначалу, был ему не по зубам, Курогане даже проникся уважением.
С веранды задувал прохладный ветерок, разгонявший и разбавлявший то множество ароматов, скопившихся здесь, не давая им смешиваться друг с другом: каждой закуски, некрепкого алкоголя, воска горевших свечей и самих сумерек – не превращаясь в единую какофонию, звуча, словно сыгранная по нотам мелодия.
— Знаешь, что меня на самом деле злит?
Прочистив горло остатками бултыхавшейся на дне стакана жидкости, Курогане ни капли ни стеснялся говорить это чуть громче, чем хватило бы Фаю, чтобы его услышать.
— Что хозяйка вообще никакого отношения не имеет к той брехне, которую тут про меня охотно городили. Но что-то ни от кого, кроме неё, я никаких извинений не дождался. Трусы! – воскликнул он беззлобно, но нарочито во весь голос, чтобы бросив быстрый взгляд через плечо, удовлетвориться видом смущённых лиц. С широкой улыбкой и лукавыми огоньками в глазах, Фай явно наслаждался картиной не меньше.
Это мог быть последний вечер, когда они наедались до отвала, чтобы крепко уснуть в мягких постелях, чувствуя себя людьми – к чему Курогане было отказываться?
Он до последнего не обращал внимание на трёх мальчишек, пока не стало уже невозможно отрицать: те подошли именно к ним и точно с какой-то целью. Курогане вопросительно покосился на эту чудную процессию.
— Мы хотели выразить благодарность за помощь в раскрытии этого непростого дела, – чинно изрёк один из них. — Вам, мистер Фай... и вам, конечно, тоже, – добавил он, кивнув нихонцу.
— ...Да, подослать детей было очень смелым поступком, – вздохнул Курогане. — Да не за что. Я-то, по сути, ничего не сделал.
— Ну нет. Я вчера весь вечер шарился по пансионату, и без толку, – заметил Фай. — А как взял тебя – так кошка сразу и показалась. Ты прямо талисман на удачу.
— Поднятие морального духа – тоже большое дело! – согласился мальчик. — Так что не принижайте свои заслуги. Ещё раз спасибо и всего хорошего, мистер... Куротан.
Недобро сжавшиеся кулаки Курогане отчётливо хрустнули. Почуяв неладное, дети не стали дожидаться извержения этого вулкана и поспешили скрыться.
Кем бы они были и что бы только что ни произошло – Фай был осведомлён куда больше него и охотно пользовался этим преимуществом для молчаливого, но слишком зримого веселья. И Курогане это только ещё больше бесило.
— Ты. Пока мы вдвоём, ты больше никогда не будешь говорить с людьми, – процедил он сквозь зубы.
— Не вопрос! Даже любопытно посмотреть, как ты будешь махать руками, спрашивая дорогу у каких-нибудь аборигенов, – воскликнул Фай сияя.
Курогане стиснул стакан и отдёрнул руку в последний момент, когда понял, что стекло вот-вот пойдёт трещинами. Вот тут-то принцесса и припомнила бы ему каждый раз, когда он отмахивался от её уроков, заявляя, что он воин, а не переводчик. Интересно, она и это предвидела?
— Курогане-сан! – вдруг раздался девчачий голос. Курогане повернул голову с почти осязаемой – и мучительной – мыслью о том, сколько ещё неприятных разговоров его ждёт до конца этого чёртового дня, но обнаружил, что к ним направлялась Рин. Ценой немалого усилия над собой – но мужчина обуздал полыхавшее внутри раздражение.
— Я слышала, вы завтра уже уезжаете, – призналась она. С грустью, которую словно изо всех сил старалась не выдать... и потому Курогане не подал виду, что заметил. Он спокойно произнёс:
— У нас ещё долгий путь впереди.
— Это ничего страшного, что надо уезжать, – воскликнула она так бойко, что и эту хрупкую, но по-своему сильную девицу Курогане определённо было за что уважать. — Все отсюда уезжают. Но всегда возвращаются! Возвращайтесь.
Из всех возможных она попросила с него именно то обещание, которое Курогане не смог бы сдержать. Как не мог он ей солгать. Мужчина промолчал.
Взор его упал на большой блокнот, который Рин всё это время прижимала к груди. Ещё до того, как он успел спросить, девочка встрепенулась и протянула его Курогане.
— Я хотела вам показать.
С первой же страницы когда-то рассказанные девочкой истории ожили в его памяти – как оживали они в рисунках: тоже на удивление неплохих для ребёнка. Вот и дева в белых одеяниях среди снегов, и две цапли... Дольше всего Курогане смотрел на волка: большого, чёрного, с пронизывающими, алыми, как два рубина, глазами. Выглянувший из-за его плеча Фай, кажется, тоже смотрел именно на него, когда издал тихий смешок.
— Очень хорошо, – признался Курогане.
— Возьмите с собой.
— Нет. Оставь себе.
Даже из вежливости, Курогане не стал бы лукавить: только Гинрю бы прошёл с ним это путешествие от начала до конца, что бы ни случилось. Даже с формой, которую носил много лет, ему пришлось расстаться. Он не привязывался к вещам и не хотел тяготить себя ими. А рисунки заслуживали лучшей участи, чем смятые и покрывшиеся дорожной пылью, волей случая оказаться однажды на дне какого-нибудь оврага.
К счастью, девочка, казалось, всё поняла. Она забрала блокнот и слабо улыбнулась.
— Удачи вам.
— Тебе тоже.
Курогане провожал Рин глазами и знал: точно так же никто и ничто не могло пообещать ему, что с ней всё будет хорошо. Он отыскал в памяти имена богов, которым когда-то возносила молитвы его мать... вспомнил и то, что ей они тогда не помогли. В конце концов, у него осталась только собственная надежда.
— Не думал, что ты столь популярен среди девушек, – прыснул Фай, когда они снова остались вдвоём – настолько, насколько могли в полном зале людей.
— Заткнись.
— Так вот откуда это тогда было.
— Ты о чём? – буркнул Курогане. Вот надо же было кривляке всё время выражаться так, что ещё переспрашивать приходилось!
— Когда ты мне загадку загадал. Мы с Рин-чан тоже как-то немного поболтали. Про птицу она и мне загадывала. Эй, а эту слышал? У отца Юми пять дочерей: Чи, Ча, Чо и Че. Как зовут пятую?
— Чу?.. – мрачно протянул Курогане. Не то чтобы он и впрямь собирался собственноручно помогать Фаю валять дурака, но слишком уж это был простой вопрос, чтобы гордость позволила проигнорировать.
Голос его сделался почти серьёзным, но губы кривила всё та же мерзкая ухмылка.
— Юми. Пятую дочь отца Юми зовут Юми, Куро-пон.
Практически одновременно Курогане с треском швырнул на стол деревянные палочки и ринулся за блондином, а тот пустился наутёк, заливаясь звонким смехом.
Сунгай провожал их жасминовым вином и огнями разноцветных фонариков, мягко покачивающихся на ветру.
Их путешествие только начиналось.