Спрятанная в ножны сталь ритмично позвякивала на поясе. Плащ вздымался за его спиной и рассекал воздух с хлопками, с какими массивные крылья поднимали сокола в небо. Он мог и сам бы лететь по нему, безо всяких крыльев, на одном лишь необъятном, пронзительном чувстве свободы, что захлёстывало его каждый раз, когда он начинал ускоряться. Только земля всё никак не кончалась. Неумолимо придавленная тяжестью небосвода, она простиралась золотым полотном на долгие мили вокруг.
Поначалу Курогане боялся, что неожиданно оказавшиеся в их распоряжении лошади принесут больше головной боли, чем помощи – но спутник приноровился к седлу быстрее, чем он ожидал; и хотя нихонцу по-прежнему приходилось за ним приглядывать, проблем почти не доставлял. Они достаточно быстро двигались на север.
Пока не оказался посреди равнины, Курогане не осознавал, насколько расслабился в том пансионате. Вереница одинаковых, но не омрачённых скукой мирных дней, точно пригрезившихся ему пополудни – теперь и правда с трудом верилось, что ниндзя дал себе потеряться в сунгайских туманах на целых три недели. Не самые худшие три недели за два десятка с лишним лет, что он ходил по земле. Но вновь ступив на неё подошвами дорожных сапог, Курогане пришёл в чувства. Притаившаяся угроза гнала их дальше, пыль летела из-под копыт, ветер хлестал по лицу, и он словно возвращался к жизни.
Боковым зрением заметив, что спутник начал отставать, Курогане сбавил темп, давая Фаю нагнать его.
— Куро-сама! – окликнул тот, как только мужчина снова мог его расслышать – к своему превеликому сожалению. — Давай сделаем привал.
— Мы выехали всего пару часов назад, – не слишком проникшийся его предложением, заметил Курогане. — Солнце ещё низко.
— Мы уже неделю гоним почти без остановок. Камар, я не такой выносливый, как ты, – протянул Фай тоном преувеличенно страдальческим. Но разыгрывал перед ним очередной спектакль он, возможно, всё-таки не на пустом месте: провести столько времени на лошади с непривычки и правда могло быть тяжело.
Оглядываясь назад, Курогане понимал, что Фай вообще нечасто жаловался. Справлял нужду в кустах он, конечно, без восторга, и тогда в Такате желание остаться изъявил весьма категорично. Но в дороге все трудности выдерживал стойко: когда приходилось пить не самую чистую речную воду, наспех прокипячённую над костром – пил, когда спать было негде, кроме как на земле – спал. Курогане был готов к худшему, думая, что обрекает себя на долгое и непростое путешествие с разгильдяем и неженкой. Но парень, однако, был не пальцем делан.
Так его слова приобретали для Курогане вес – тихо фыркнув, ниндзя затормозил.
— Мы не гнали бы неделю, если бы ты потрудился взять перед отъездом чёртову карту, как я сказал, – напомнил он, не жалея накопившегося раздражения. Конные прогулки по окрестностям приятно бодрили, но было у Курогане достаточно и «щебня в сапоге», чтобы его испытывать: как минимум запасы чистой воды и нормальной еды у них были на исходе, а никакого, даже самого захудалого городка, казалось, не встретится ещё не один день пути. Сначала они торопились выехать из Сунгая, теперь – приехать хоть куда-нибудь, пока ещё могут ехать.
— Я ведь уже извинился, – криво улыбнулся Фай, спешившись на землю: ловко, но по сравнению с обычными, по-кошачьи изящными движениями южанина – скатился с лошади чуть ли не кубарем, в последний момент передумав бросаться в объятия сухой земли. Силы тоже были не бесконечными: без большого удовольствия Курогане думал о том, что к концу этой поездки на его заднице останется пара внушительных синяков, а у блондина – и того больше.
— Много будут стоить твои извинения, когда мы начнём тут землю жрать, – буркнул Курогане.
Насчёт неженки он, может, и поторопился... но вот с разгильдяем, увы, попал в яблочко.
— Не думаю, что нам это грозит, – протянул Фай, снова развеяв по ветру все впустую потраченные на него слова. — Тебе ведь удалось вчера загнать того оленя.
— Так мы собираемся ехать дальше или оленей по округе гонять?
— Разве одно другому так уж сильно мешает? В любом случае же едем. Да наткнёмся рано или поздно на какой-нибудь город, не переживай ты так, Куропон.
Нет, Курогане в самом деле верил, что Фай не был настолько наивен, насколько из шкуры вон лез перед ним разыгрывать. Даже в этой голове хватало мыслей: и у него были свои тревоги, и ему было, о чём беспокоиться. Совсем только не о том, о чём следовало бы здесь и сейчас.
Расстелив на земле плед, блондин присел на него, согнув одну ногу в колене.
— По крайней мере, на лошадях мы теперь куда угодно можем податься, а значит выследить нас сложнее будет, – размышлял он вслух. — Кто бы мог подумать, что госпожа Сайто сделает нам в качестве извинений такой прощальный подарок.
— А по-моему, за то, сколько денег мы оставили в этом чёртовом пансионате, нам этих лошадей должны были ещё розовыми ленточками повязать.
Хотя видя подарок хозяйки собственными глазами, попрекнуть её им он не смог бы: крепкий вороной жеребец, вне всякого сомнения породистый, достойно выдерживал сравнение с любой лошадью императорской конюшни, которую Курогане доводилось объезжать. Да и серая кобыла, доставшаяся Фаю, была недурна: по крайней мере, спокойно переносила длинную дорогу и не пыталась сбросить с себя неопытного всадника – а большего и не надо.
— Ах, да, Куропон же у нас скряга, – протянул Фай – как всегда, довольный собой куда больше, чем кому-то, вроде него, было бы прилично.
— Тебе напомнить, сколько лично ты там просадил? – процедил Курогане. — Найдём мы город или нет – спать всё равно придётся на улице. Или жрать землю. Первое время – ещё только одно из двух, выбирай.
Кошелёк его после Сунгая и правда переживал не лучшие времена. Курогане, в отличие от спутника, не сорил деньгами и старался держать их расходы под контролем – но говоря начистоту, в последнее время ему едва удавалось (он верил, что всё-таки удавалось) держать под контролем собственную жизнь. Он уже прикинул, что как только они окажутся в месте, за которое можно будет зацепиться на пару недель – придётся искать подработку. Ну и о дорогих гостиницах и азартных играх, разумеется, речи больше не шло, что бы голубоглазая «принцесса» на этот счёт ни думала.
— На твоём плаще неплохо спится, – хмыкнул Фай.
Он сам не понял, как и тут его умудрились обобрать, но негодяй мог хотя бы... не напоминать об этом. Совершенно бестолку бросив на него недобрый взгляд, Курогане не стал продолжать этот пустой разговор.
Сейчас усесться на голую землю – подальше от блондина – было его личным взвешенным решением. Ненадолго предоставленные самим себе, их четвероногие спутники бродили поблизости, пощипывая сухую траву. Ветер то стихал, то с гулом проносился мимо; а далеко вокруг, кроме двух путешественников, не было больше ни души.
Они давно свернули с тропы, едя куда глаза глядят; Курогане знал, что не только лишь дороги в конце концов приводят куда-то, но неизвестность была врагом, которого ни в коем случае не стоило недооценивать.
— Лучше не задерживаться, пока мы на открытой местности, – спустя время напомнил он.
На удивление Фай не стал пререкаться или отшучиваться, лишь коротко кивнул. Они сделали по глотку из фляги и оседлав лошадей, двинулись дальше.
Со вчерашнего дня они ехали по гладкой, точно лезвие клинка, равнине; ниндзя надеялся, что где-то сильно впереди она всё же уходит вниз, скрывая от взора нечто более жизнеутверждающее, чем десятки, сотни миль безжизненной пустоши, посреди которой им и было суждено сгинуть.
Курогане убавил скорость: как бы сильно ему ни хотелось поскорее её миновать, загнать здесь лошадей до изнеможения значило ещё более верную смерть. Фай ехал вровень и не преминул этим воспользоваться.
— Куро-пака* надо подстричь. Иначе такими темпами всё колтунами спутается, что не вычесать, – обронил он.
— У меня волосы не так быстро отрастают... и какое вообще твоё дело?! – воскликнул Курогане, ошарашенный таким внезапным и возмутительно фамильярным замечанием. То, что парень уже спал и на его плаще, и под ним, не давало ему никакого права вести себя так, будто они были знакомы ещё с утробы.
— А я не про тебя, я про него, – Фай кивнул в сторону его коня, чья шерсть агатовым блеском переливалась на солнце.
— ...и за каким хреном ты решил звать моим именем коня? – протянул Курогане негромко – как воцарялась гробовая тишина перед готовящимся расколоть её раскатом грома.
— Если у тебя есть другие предложения, охотно послушаю! – казалось, чем сильнее и явственнее нихонец начинал злиться, тем шире становилась улыбка блондина, растянувшаяся сейчас до самых ушей. От того, чтобы спихнуть Фая с лошади, Курогане удержало лишь то, что живой или мёртвый, валяющий дурака или валяющийся на земле с парой сломанных костей – проклятый южанин всё равно остался бы его проблемой.
Шумно выдохнув, мужчина сдержал даже поток ругательств.
— Ни к чему им имена, – пробурчал Курогане. — Дашь имена – начнёшь привязываться. Неизвестно, что нас ещё ждёт впереди.
Губы спутника дрогнули, и хотя улыбка осталась на них – ту окутало холодным туманом.
— Жестоко, – протянул Фай, силой удерживая в голосе всё тот же непринуждённый тон. — Но как-то несправедливо. Даже у твоего меча есть имя.
— Разница в том, – объяснил Курогане серьёзно, — что мы и до этого обходились без лошадей, и после, думаю, обойдёмся, если придётся. Попробуй переживи меч.
Клинок делил последние мгновения с воином, встретившим смерть на поле брани; а вместе с жизнью стали в ожесточённом бою часто обрывалась жизнь её хозяина. И если жизнь собаки, да хоть даже лошади для человека была немногим длиннее мига, тогда как для них человек был целой жизнью – целой жизнью для человека мог стать меч. И холодный, но не совсем безразличный, тот хранил в памяти каждую линию ладони, державшей рукоять. Гинрю на поясе Курогане был тому подтверждением.
— Это фамильный меч.
Зачем-то добавил он в конце, будто Фай что-то в этом смыслил и что-то бы понял. Но хотя бы тому хватило ума, чтобы сделать вид, что понял.
В противоположность череде личных злоключений, начавшихся для Курогане в тот момент, когда он повстречал блондина, в пути им в последнее время везло. Заставший их за всё время в степи тёплый дождь поморосил только раз и всего ничего, так и не дав жизни бури, от которой им было бы негде укрыться. Отрываясь от невидимого преследователя, они до сих пор не встретили ни одного напоминания о том, что за ними по-прежнему кто-то гнался. Лишь всё так же тревожно мерцали в небесных глазах отблески солнца – и у Курогане не было выбора.
По чужой земле, он пытался обогнать сам мир, не зная, как скоро это везение подойдёт к концу.
──────── • ☽ • ────────
Удача же, ничуть не обижаясь на скептично настроенного Курогане, вовсе не собиралась покидать их так скоро. К вечеру того же дня путники наконец наткнулись на поселение: крошечное, приютившееся посреди степи, оно походило больше на временную стоянку кочевников. По большому счёту Курогане было всё равно, что же оно всё-таки собой представляло – им в любом случае вряд ли светило здесь многое. Но если бы удалось напоить лошадей да спокойно переночевать – уже было бы неплохо.
Переговорив с одним из местных, Фай вернулся к Курогане – тот, уже наученный опытом, остался ждать в стороне, стараясь хранить внешнее спокойствие, но готовый к неприятным сюрпризам.
— Всё в порядке, – сообщил парень. — Тут много кто мимо проезжает, это уже что-то вроде перевалочного пункта. Местные привыкли.
Курогане одолевали сомнения, что в маленькой не сказать даже, что деревушке – слишком громкое слово, – оставшееся у них золото стоило для поселенцев больше, чем спокойствие, ради которого не внушающих своим видом доверия чужаков следовало бы выдворить. Но приглядевшись, он и сам нашёл подтверждение словам Фая: людей в дорожной одежде вокруг и помимо них хватало. Заметно выделявшиеся на фоне местных, последние на них как раз таки не обращали совершенно никакого внимания, только торговец на эдаком подобии рынка, близ которого они остановились, выглядывал из-под навеса, точно выжидая в засаде.
— У них очень чистая речь, я разбираю её почти без труда, – добавил Фай.
— И? – скучающе переспросил мужчина, не углядевший в этом наблюдении сходу никакой ценности. Безусловно, подкованность южанина в языках их буквально спасала, только Курогане не питал по этому поводу больших восторгов: ему было не очень-то по нраву, что не только его ушами, но ещё и его языком был теперь именно этот шут гороховый.
— В диалектах, кроме ардских, я не силён. А если бы они тут сотню-другую лет жили сами по себе – как минимум говорили бы на каком-нибудь диалекте, – терпеливо объяснил Фай.
— Поблизости должен быть город побольше, – дошло до Курогане ещё до того, как спутник закончил свою мысль.
— Куро-пёсик уже понимает меня с полуслова, это верный признак крепнущей дружбы.
Вздувшаяся на лбу Курогане прожилка была, в свою очередь, верным признаком того, что как о дружбе об их отношениях ниндзя думал в такие моменты в последнюю очередь.
— Но да, я бы даже сказал, что город сильно побольше, – уточнил Фай. — Осталось только узнать, в какой стороне нам его искать. Отдохнуть. А потом можно будет тронуться. Пойдём, Куро-ма, посмотрим, что тут есть. А, ну и ты, Куро-ба**, тоже можешь с нами.
«Умом я с ним точно скоро тронусь», – подумал Курогане.
Смотреть, впрочем, было особенно не на что. С высоты роста ниндзя и его же зорким глазом поселение, чуть уходящее по склону вниз, и вовсе можно было полностью окинуть взглядом. Вдоль протоптанных по подобию улиц извилистых тропок вместо хижин было раскидано два десятка шатров. Напротив одного смуглая женщина мозолистыми руками стирала в лохани белье, рядом с другим – играли двое чумазых детей. Никто из них даже не поднял головы, когда вооружённый нихонец и светловолосый, с лицом белым, как снег, юноша прошли мимо.
Откуда в таком месте было взяться целому рынку, пусть даже совсем маленькому? Но после слов Фая удивляться стало нечему: среди разглядывающих лежалое мясо, самодельные безделушки и прочий хлам не было ни одного аборигена. Вполне вероятно, что поселенцы не просто привыкли к чужакам, не возражая против их присутствия – а их существование таки в немалой степени зиждилось на этом присутствии. Кому тут впаришь весь этот мусор, когда добрая половина ресурсов в маленькой общине и так наверняка была общей? Иностранцы же – совсем другое дело. Ещё и цены как пить дать ломили до небес. В общем, связываться со здешними торгашами Курогане совсем не хотелось. А одного его вида хватало, чтобы далеко не каждый торгаш рискнул связаться с ним сам.
Едва миновав рынок, они вышли к некоему подобию площади. Площадью клочок голой земли можно было назвать только за неимением другого слова, которое бы подошло месту необычного оживления, повод которого обнаружился сразу: в центре круга, образованного сборищем, частью которого путники тут же невольно стали, молодые девушки в ярких одеждах поднимали с земли пыль самым красивым способом из возможных. Танцуя под быстрые, энергичные трели струн и гул барабанов, под бряцающий звон золотых браслетов на руках и ногах, они вились всполохами разноцветного пожара, охватившего пустырь.
Уже успевшие померкнуть, краски Альзахры с неожиданной силой вспыхнули в памяти Курогане. Впрочем, лишь для того, чтобы разница могла броситься в глаза: было что-то похожее в звучании музыки, да и южные девушки, обвешанные шелками и драгоценностями, что ночное небо, обсыпанное звёздами, были для нихонца все одной песней. Но в остальном и сравнивать-то было нечего: задорно улыбаясь, девушки отплясывали под одобрительное улюлюканье. Ни одна не отводила глаз и не жалась подальше от публики, точно недосягаемый, хрупкий огонёк свечи, готовый потухнуть с малейшим волнением воздуха – нет, коль не боишься обжечься, так протяни же руку да коснись пламени, звали они.
Курогане взглянул на Фая. Голубые глаза внимательно, с любопытством наблюдали за действом. Не только движения были другими, более быстрыми и резкими, в самой сути в залах танцевали совсем иначе. Каждую ночь его названые братья и сёстры словно покоряли тела и души незыблемому древнему ритуалу – эти же не ведали никаких оков. Это был шумный танец, дикий, как сама земля у них под ногами.
И даже так, хоть до организованности халис им и было далеко, двигались девушки на диво складно.
Неделю не видевший ничего, кроме травы да неба, засмотрелся даже нихонец. В конце концов, занятый тем же, Фай слишком удачно притих, чтобы Курогане стал своими руками рушить такой момент. Торопиться им прямо сейчас всё равно было некуда, а представление продолжалось.
Миловидные девичьи руки в едином ритме взмывали вверх, выписывая в воздухе невидимые узоры. И аккурат в том же ритме что-то маленькое внезапно метнулось в толпу – быстрее, чем Курогане успел сообразить, что к чему, его собственная рука чётким, уверенным движением поймала странный предмет раньше, чем тот – судя по весу, оттянувшему слегка, но ощутимо его ладонь – успел оставить трещину в чьём-нибудь черепе.
При этом в диаметре странный металлический диск не застилал полностью даже его ладонь. Резные края закруглялись, придавая ему сходство с бутоном цветка; а к центру с одной стороны петелькой крепился маленький ремешок. Приглядевшись к толпе девушек, Курогане наконец заметил: точь-в-точь такие же каждая удерживала меж пальцев по паре на руку, и именно они издавали тот самый ритмичный звенящий стук. По паре – но у Курогане оказался только один. Стоило ему подумать об этом, как кто-то несильно толкнул мужчину в предплечье.
Повернув голову, Курогане увидел перед собой лицо Фая. На сей раз даже полслова не понадобилось: ниндзя протянул добычу спутнику, который точно так же держал в руке второй диск. Внезапно оставшаяся без инвентаря девчушка замерла, большими, почти испуганными глазами взирая на толпу – но не мог же Курогане просто бросить их ей обратно. В глубине души ему просто хотелось снять с себя эту ответственность и надеяться, что парень придумает что-нибудь получше.
Однако Фай сделал нечто совершенно неожиданное: он ловко надел металлические диски на пальцы и, первым ударом просто привлекая к себе внимание девочки, вторым идеально попал в такт общей мелодии.
В итоге заминка продлилась, казалось, не дольше пары секунд: растерявшаяся ещё больше танцовщица, не имея иного выбора, насилу вновь завертелась в пляске, постукивая дисками друг об друга лишь в одной руке. Но уши не улавливали подвоха. Громкие, звонкие удары металлический «ракушек» в руке Фая звучали в унисон и совершенно так же, как если бы он сам танцевал среди девушек.
Те, что успели заметить случившееся, не скрывали весёлого одобрения, как и обступившие их зеваки. Курогане же мгновенно утратил к ним всем интерес: уставившись на блондина, он мог только гадать, что происходило под маской немыслимого в такой ситуации спокойствия на его лице.
Продолжалось это до тех пор, пока музыка не смолкла. Сборище поредело, часть девушек разбрелась куда-то по другим делам. Воспользовавшись паузой, Фай наконец возвратил утерянный реквизит хозяйке.
— Почему сразу просто не отдал? – спросил Курогане, когда тот вернулся.
— На одной из тарелочек петелька оборвалась. Вряд ли у неё в таком темпе вышло бы танцевать и играть одновременно.
— А ты как тогда играл?
— Просто аккуратно ухватил ремешок двумя пальцами, – подняв большой и средний пальцы, прижатые друг к другу, объяснил Фай спокойно. Курогане даже не осталось, что возразить. Но таким совершенно будничным тоном блондин произнёс это, будто... каждый день всю дорогу только и делал, что выкидывал подобные фокусы. И что-то, намертво заклинившее у нихонца в голове, всё никак не могло примириться.
— Это просто сагаты, – продолжал он. — Не ожидал увидеть их здесь, но я слышал, что бродячие труппы часто что-то перенимают из тех мест, где побывали.
— Хочешь сказать, это ваша приблуда?
— Ага.
Тогда понятно, почему нехитрый инструмент показался Курогане смутно знакомым. Только вот память его обычно была куда яснее.
— Ни разу не видел, чтобы в залах с ними кто-то танцевал.
— Так вот из-за таких, как они, и не танцуют. Девицы на площадях, да всякие уличные артисты. В конце концов, даже за пределами Арда, у людей сагаты теперь по большей части с ними и ассоциируются. А у залов совсем другая ниша, сам понимаешь. Так что теперь их только на тренировках и используют. К гостям с ними выходить считается очень... неприлично.
— А расхаживать едва ли не в чём мать родила – прилично? – усмехнулся Курогане. Если бы не его рассказы да сам Фай живьём – так бы, конечно, нихонец и поверил, что место с такими абсурдными порядками вообще могло где-то существовать.
Задерживаться на площади путники не собирались: до заката им ещё нужно было отыскать себе здесь какой-нибудь угол.
— Подождите!
Болтая о своём, они уже развернулись прочь, когда сзади послышался женский голос. Замеревшие на месте больше от неожиданности, чем столь безропотно повинуясь ему, Курогане и Фай почти одновременно оглянулись.
Окликнувшей их, судя по одежде, была одна из танцовщиц. Переливающиеся розовеющим солнцем, длинные локоны реяли за её спиной золотым шлейфом. Капельки пота блестели на юном, упругом теле, но несущейся им вслед девушке усталость, казалось, была неведома. С чем бы она ни нагнала их столь решительно, не выслушать её было бы теперь крайне грубо.
— Тут разная публика бывает, но таких, как вы, я ещё не встречала. Спасибо, – сердечно воскликнула она на общем языке – со слышным, но сносным акцентом.
— Не стоит, – ответил Фай, натянув на лицо свою излюбленную приторную улыбку, в которой Курогане, к своему неудовольствию, слишком ясно читал, насколько блондину было всё равно.
Что-то странное промелькнуло во взгляде девушки: будто и ей удалось разглядеть в Фае нечто большее, чем напускную любезность. Ничего, впрочем, особенно настораживающего – и она тут же переключилась на Курогане. С нескрываемым, совершенно беззастенчивым любопытством она изучила его с головы до ног. Чтобы какая-то девка сходу заставила его чувствовать себя так неуютно – он был почти готов отдать ей должное.
— И куда же такой серьёзный человек и его компаньон держат путь?
Курогане закашлялся. Как-то это «серьёзный» звучало из её уст совсем несерьёзно. Вызывающе несерьёзно.
— Вы его смущаете, – ответил за него Фай.
— Я тебя сейчас с твоими дурацкими шуточками так смущу, что мало не покажется, – рявкнул на него ниндзя.
— Вот видите.
До сих пор Курогане удавалось избегать подобных неловких ситуаций только благодаря тому, что большинство женщин, гипотетически заинтересовавшихся им, открыто проявлять этот интерес всё-таки побаивались.
— Ладно, ладно, – улыбнулась танцовщица чуть озорной, но по большей части «безопасной» улыбкой. — Не серчай. Ты напомнил мне одного старого друга, только и всего.
— Будь я женщиной, я бы поостерёгся заигрывать с каждым подозрительным незнакомцем просто потому, что он кого-то напоминает, – отчитал её Курогане.
— Это ты так сразу подозрительным сам себя и нарёк? Зачем так самокритично, видали и похуже, – засмеялась девушка. — А в остальном – только познакомиться осталось, получается. Меня зовут Гигеи.
— Фай, – мгновенно отозвался блондин. — А это...
— Курогане, – перебил его мужчина, не слишком охотно (пустые знакомства его сейчас мало интересовали), но и доверить подобное Фаю, зная южанина, не мог.
Дело шло к сумеркам. Несмотря на то, что идея заночевать в поселении в целом звучала неплохо, не было похоже, что здесь есть хотя бы один постоялый двор или что кто-то из местных пустит их к себе. Ну, или воспользуется при этом случаем и сдерёт с путников то немногое, что у них ещё оставалось. Если ещё останется после хоть сколько-нибудь сносного ужина здесь.
— Пойдёмте, – внезапно позвала за собой Гигеи. — Не знаю, куда и насколько вы торопитесь, но ночь-то уж вам придётся переждать. А у нас тут свой шатёр.
...Что ж, может быть, это знакомство было не таким уж и пустым.