Собрав по лагерю те немногие пожитки, которые у них были с собой, Курогане ногой разметал остатки костра. Вряд ли одно лишь невесть кем оставленное по дороге пепелище могло дать какое-то преимущество тем, кто, возможно, ещё шёл по их следам – но даже такого мизерного шанса дарить им ниндзя не собирался.

Боль в руке была почти незаметной, если не думать о ней; растекаясь от места укуса (на внешней стороне руки, чуть повыше запястья) очень медленно, не дотягиваясь даже до сгиба локтя, она как будто даже не усиливалась... но прислушиваться к своим ощущениям Курогане было некогда. Если неизвестный яд и впрямь был способен «свалить» его – он надеялся узнать об этом уже в городе. А лучше вообще не узнать.

Фай выглядел так, будто всё силился сказать ещё что-нибудь, но нихонец не стал его дожидаться. В конечном итоге тот увязался за Куджаку, и теперь они что-то обсуждали в стороне: Курогане не мог разобрать, о чём шла речь, но учитывая, что между собой они часто общались на местном языке, быть может, не понял бы всё равно. Он вообще старался не прислушиваться и не смотреть в их сторону: чтобы не обнаружить вдруг, что даже сейчас, они не шибко торопятся со сборами. Он начинал злиться от одной только мысли, что тогда ему придётся тратить время и силы на то, чтобы снова злиться на них.

Не то чтобы ему хотелось, чтобы за него беспокоились. Не то чтобы он сам так сильно беспокоился о себе – Курогане просто хотел поскорее добраться до хоть какого-нибудь дерьмового города настолько же, насколько не хотел загнуться посреди дороги бог знает где, брошенный двумя спутниками, один из которых просто был каким-то проходимцем, а другой вполне мог слинять, если дело приняло бы слишком неудобный для него оборот.

Он был почти готов седлать коня, когда Фай вдруг возник около мужчины.

— Покажи, – недвусмысленно попросил блондин, потянувшись к его руке.

«Что ты там разглядывать собрался», – подумал Курогане, но в ответ лишь недовольно покосился на Фая. Как будто этого было достаточно, чтобы отвадить его прочь.

Нет, Курогане не ожидал, что тот отстанет тут же, но не ожидал и того, как упрямо, почти жёстко Фай ухватил и дёрнул его руку на себя. Застигнутый врасплох, ниндзя даже не нашёл в себе решимости вырваться и лишь уставился на спутника в безмерном, но так и не нашедшем из него выхода бессильном протесте.

Воспаление, казалось, чуть усилилось, но всё ещё выглядело не хуже укуса крупного комара. Как Куджаку и сказал, противоядия у них не было, и с самим фактом того, что Курогане укусила змея, они тоже теперь уже не могли ничего поделать. Каким бы красивым ни был – думалось порой нихонцу до того момента, пока он не вспоминал, кому тот принадлежит – взгляд голубых глаз, исцелять он не мог, а значит не было никакого смысла в том, что Фай сейчас делал, даже если он и правда о нём тревожился.

Впрочем, лишь смотрел на руку мужчины он совсем недолго. Аккуратно и в то же время крепко, уверенно взяв её в руки свои, Фай склонил голову и припал ртом прямо к ране.

Курогане поперхнулся собственным дыханием. Все его внутренности скрутило и как будто перемешало от внезапного, такого непристойного прикосновения. Даже не мимолётного: он прекрасно ощущал каждый миллиметр губ, с усилием впившихся в его кожу, чувствовал даже слабые касания зубов, которым просто было некуда деться, но которые ни разу ненароком не вмешались в процесс.

Оставив на его руке влажный след, Фай сплюнул отравленную кровь и впился в рану снова. Он проделал это ещё дважды, и каждый раз Курогане, и так невольно отвернувшийся в сторону, почти вздрагивал, когда из-под губ блондина случайно вырывался причмокивающий звук. Он не знал, от чего в точности ему было неуютнее в тот момент больше: от самого физического ощущения, ничего подобного которому он в жизни не испытывал и не должен был, или от того, насколько, до стиснувшей лицо болезненной гримасы, ему хотелось... просто провалиться сквозь землю.

Наконец Фай закончил и полез в лежавший рядом на земле дорожный рюкзак Курогане. Тряпичным бинтом – из запасов доктора Рондарта, которыми он немного поделился с путниками перед отъездом, – он плотно перевязал пораненную руку.

Найдя в себе всё-таки достаточно смелости, чтобы увидеть лицо Фая, Курогане не смог прочитать на нём ровным счётом ничего.

— Теперь можно ехать, – таким же бесцветным голосом заключил юноша.

Уже в пути, постепенно Курогане удалось вернуть себе способность мыслить ясно. Отсосать яд – хоть ниндзя и знал, что такое практикуется – ему, совсем не ожидавшему оказаться в подобной ситуации, просто не пришло в голову. Решением проблемы, это, конечно, не было, но могло дать ему существенную отсрочку. Нельзя сказать, что Фай спас ему жизнь: Курогане отказывался верить, что не будучи даже и близко загнанным обстоятельствами в угол, последнюю схватку в своей жизни он мог проиграть какой-то змее. И говоря начистоту, этого с ним бы даже не приключилось, если бы не дурацкие игры самого же Фая. Но имея на руках результат, размышлять вероятностями и прочими сложными «если бы» было не в его стиле.

Как бы он всё-таки ни назвал то, что сделал Фай для него – точно не «бросил умирать». Неужели, и сам углядел в произошедшем свою вину?

Оказалось, что хотя бы на сей раз Куджаку был прав: вскоре они выехали на большую дорогу. И с немалым трудом, но всё-таки можно было разглядеть далеко на горизонте уже успевшие позабыться очертания большого города.

Курогане гнал ему навстречу, позволив себе позабыть о спутниках. Лишь один раз он обернулся назад и обнаружил Фая далеко позади: хотя ехал тот в достаточном темпе, чтобы не отставать больше Куджаку, а на его глазах едва-едва начал сокращать возникшее вдруг между ними расстояние. Останавливался, что ли, зачем-то? Разбираться у Курогане времени не было. Убедившись, что тот хотя бы действительно скачет за ним, он вновь сосредоточился на дороге.

Объезжая неповоротливый торговый караван, Курогане несколько раз звучно выругался и, услышав чужеземную ругань в ответ, не предполагая даже, что в точности имелось в виду, выбранил незнакомцев ещё громче.

К тому моменту его самочувствие ухудшилось совсем незначительно: к боли в руке добавилось лёгкое онемение, начинала кружиться голова, но Курогане приходилось прикладывать лишь немного больше усилий, чтобы оставаться собранным и не потерять равновесие в седле. К счастью, каменные своды росли впереди всё выше и выше: ещё немного, и он смог бы разглядеть барельеф на стенах диковинных зданий.

На самом подъезде к городу Фай внезапно сделал рывок, нагоняя его.

— Эй, эй, камар! – окликнул он Курогане, привлекая его внимание. И не дожидаясь даже, пока неохотно, но он всё же посмотрел в его сторону, блондин уже снимал с руки один из золотых браслетов, одновременно протягивая его спутнику.

— На кой... – едва успел выдавить Курогане.

— Надо же будет чем-то расплачиваться за лекарство, – оборвал его Фай.

С трудом верилось, но похоже, парнишка чувствовал себя виноватым настолько, чтобы остатки здравого смысла улетучились из его головы вместе с ветром, которому оказалось с беглецами не по пути: всё-таки у них было ещё не настолько туго с деньгами, да и с Куджаку ещё причиталась вторая часть оговорённой платы.

Курогане отмахнулся: в последний момент сдержав порыв резко оттолкнуть протянутое ему золото рукой, излишне размахивать которой ему как раз таки сейчас не следовало.

— Не дури, – буркнул он. — Без этого обойдёмся.

В совсем не свойственной ему нерешительности Фай как будто хотел сказать или сделать что-то ещё, но в итоге отступил. Они въехали в городские ворота.

──────── • ☽ • ────────

По крайней мере, Куджаку не бросил их сразу же, а даже помог разыскать лекаря. Тот заставил Курогане выпить целую миску какой-то дряни и наложил свежую повязку; не то чтобы к тому моменту мужчине в самом деле, по его меркам, сделалось дурно, но что постепенно ему всё-таки стало лучше, чем было, не заметить не мог.

Однако настойчиво советуя после немного отдохнуть, доктор лишь напрасно сотрясал воздух. Если бы всё было так просто: с достижением конечного пункта этой части их путешествия всё только начиналось. Оставшимся вновь вдвоём, им предстояло самим разбираться что к чему в этой незнакомой, совершенно чужой стране. И прежде всего решить вопрос с жильём: настолько же, насколько небезопасно было спать под открытым небом в лесу или посреди степи, это было порой проще, чем устроиться на ночлег в каком-нибудь городе.

Этот вопрос Курогане по обыкновению возложил на Фая. Южанин без особых сложностей расспросил нескольких местных на улицах, прежде чем, казалось, обрёл какой-то определённый курс. Курогане просто следовал за ним. Меньше слов, больше дела – пока не возникало никаких проблем, Фаю нечего было перед ним отчитываться, и хотя бы в этом они к тому моменту уже пришли к согласию и тому, что называют «неплохо сработаться».

Прекратив донимать прохожих, Фай начал стучаться в дома. Курогане вспомнил, как Куджаку советовал им снять у кого-нибудь комнату: что ж, если это сработает и поможет им немного сэкономить, с чего бы ему возражать? Но прошло достаточно времени, к тому моменту они могли обойти уже две или три гостиницы, если бы их вдруг не устроила первая, и разбирать вещи, а ни один порог они так толком и не переступили. Фай сохранял спокойную, приветливую улыбку, ничуть не менявшуюся от двери к двери, но было понятно и так: им везде давали от ворот поворот. Может, Куджаку забыл сказать им ещё что-то важное, от чего напрямую зависел успех этого предприятия. А может, просто не учёл, что даже для путешественников они во многих местах выглядели, как показывал опыт... диковиннее того, на что ещё было принято закрывать глаза.

Уже практически на окраине, где столичный шум лишь доносился до них издалека, им открыла хрупкая девушка: растерянной, воззрившейся на двух мужчин поначалу почти испуганно, её лицо немного смягчилось, а плечи расслабились, когда Фай заворковал с ней самым сладким, вкрадчивым голосом, который Курогане когда-либо слышал из его уст. Обрушив на бедняжку всё своё обаяние разом, блондин как в воду глядел. Меньше, чем через минуту, следом за ней в проёме показалась фигура мужчины, с одной лишь, судя по его крайне неприветливому выражению, мыслью: вышвырнуть их вон.

Так он, по крайней мере, рассчитывал сделать – Курогане же не планировал первым делом на новом месте ввязываться в драку, но почувствовал, что на сей раз подобного унижения не проглотит. Стиснув руку в кулак, он прикидывал, есть ли смысл пускать в ход Гинрю или хватит и его. Однако девушка резко повернулась к выросшему за ней мужчине и в сердцах воскликнула что-то: не понимая смысла, Курогане наловчился время от времени угадывать контекст; звучало это, как возражение.

Завязался спор, но вскоре угас; мужчина, ещё мгновения назад излучавший (несмотря на то, что немного всё же уступал ему в росте) уверенность дать Курогане пинка под зад, сник, будто его осадила строгая матушка. Хозяйка жестом пригласила их внутрь.

Дом совсем не выглядел так, будто здесь принимали постояльцев: в целом чистый, аккуратно прибранный, он не был всё-таки лишён того лёгкого, естественного беспорядка, который возникал везде, где кто-то жил обычной жизнью. На полу в прихожей было немного нанесённого с улицы песка, а разноцветный – по крайней мере, бывший таким в свои лучшие времена – тряпичный коврик выглядел настолько старше самого Курогане, что тот вытер об него ноги очень нехотя, чувствуя себя так, будто проявляет неуважение к явившимся ему праотцам. Плед на диване посреди гостиной сбился и лежал неровно. На маленьком столике стояла тарелка, наполовину заполненная персиками и наполовину – обглоданными, уже успевшими подсохнуть косточками.

С кухни доносился пряный аромат, напоминавший о том, что промыкались путники по городу до самого вечера. Курогане обернуться не успел, как их посадили за стол: с трудом вмещавший четырёх человек, но словно искренне старающийся это сделать. Гости с хозяевами едва знали друг друга, но несмотря на то, что это знакомство чуть не началось со скандала между двумя мужчинами – языковой барьер дело бы только усугубил, – трапеза прошла удивительно мирно. Культурный шок в том числе от местной кухни Курогане планировал испытать чуть позже – не успевший до конца отойти с дороги и затянувшихся поисков крыши над головой, он не чувствовал вкуса и охотно наполнял истосковавшийся по полноценной пище желудок всем, что предлагали. Фай ел более сдержанно, отвлекаясь на беседы с хозяйкой, но с не меньшим аппетитом. Её супруг – вряд ли он мог быть кем-то ещё, понаблюдав рассудил Курогане – хранил угрюмое, но скорее задумчивое нежели откровенно враждебное молчание.

На ночь им выделили совсем маленькую комнатушку: удачно, что у не слишком богато живущей пары вообще нашлась лишняя комната, а у Курогане не было никакой уверенности, что в ближайшее время им подвернётся что-то ещё хотя бы не хуже. К тому же, он так и не спросил Фая, сколько они теперь должны были золотом за подобное гостеприимство, но раз хозяева могли предложить им не так уж много, то и брать за это много не могли.

В той комнате была, правда, всего одна кровать, вдвоём на которой Фай с Курогане никак бы не уместились. Даже если бы последний не возражал. Он бы скорее поспал на том самом коврике, но, к счастью, не пришлось: хозяйка о чём-то посовещалась с мужем, и тот приволок им старый матрас.

Старый матрас, скрипучая кровать, маленький столик, на который едва можно было поставить лампу да пару чашек (и рюкзак Курогане уместился под ним буквально миллиметр в миллиметр), единственное маленькое окно, чьё мутное, потемневшее от времени и грязи стекло с трудом пропускало свет, ютилось где-то под потолком. В этом, в принципе, и была вся комната. Самой большой роскошью оказалась дверь: даже закрывалась на щеколду.

Положив руку под голову, Курогане слушал, как Фай что-то размешивал в стакане маленькой ложечкой. Привыкая к очередному новому потолку над головой – по ряду причин, здесь им, скорее всего, предстояло задержаться, – он не заметил, как назойливый звук затих, а Фай наклонился к нему, протянув тот самый стакан.

— Доктор сказал попить пару дней, чтобы организм полностью восстановился после яда, – объяснил Фай, стараясь развеять сомнение, с которым Курогане уставился на неизвестное пойло. В некоторой степени ему удалось: как бы ниндзя ни хотелось поскорее забыть об этом дурацком недоразумении, на лекарства они потратили его же деньги, да и со змеиными укусами он никогда раньше не имел дела, чтобы знать, насколько можно было пренебречь лечением. Издав недовольный вздох, он сел и взял стакан из рук Фая, осушив всего в два глотка. То ли за сегодня он уже попробовал на вкус достаточно разной дряни, то ли это и правда было не хуже обычной воды.

Убедившись, что он послушно принял лекарство, Фай забрал пустой сосуд; через некоторое время громко затрещала деревянная кровать.

На самом деле, забыть о том «дурацком недоразумении» было гораздо сложнее, чем просто притвориться, что змея сломала зубы об его плоть, не успев действительно вонзить их в неё. Они толком не обсуждали произошедшее, и обсуждать тут было особо, казалось, и нечего. Но разум Курогане никак не мог найти покоя: вряд ли у кого-то нечто вроде того, что сделал Фай, не вызвало бы совсем никаких эмоций... но Курогане категорически не нравилось, что его оказались настолько сильными, чтобы не покидать его до сих пор.

Но чем дольше он бы просто думал об этом, тем меньше шансов у него было бы от них избавиться и распутать тот клубок противоречий, который он, тоже лишь думая об этом, об истинных мыслях и поступках Фая, ни за что бы не распутал. Собрав волю в кулак, он наконец произнёс:

— Больше не делай так.

— «Так» – это как? – переспросил Фай без удивления, но с интересом.

— Такие вещи надо сначала обсуждать, а не вцепляться в чью-то руку и сразу делать, – воскликнул Курогане.

— А, ты об этом, – вздохнул Фай почти со скукой, будто речь не шла вовсе ни о чём важном, несмотря на то, что Курогане-то пытался завести достаточно серьёзный разговор. — Ну, не было похоже, что у тебя есть идеи получше. А так в итоге всё сложилось удачнее, чем можно было ожидать.

— Да, – выпалил Курогане в немного смешанных чувствах: ведь же он сам обычно стоял на том, что результат важнее пути, которым он был достигнут, а теперь как будто с этим же и спорил. — Но...

— Мы уже всякого натерпелись вместе, прикрывать друг друга только лишь естественно, разве нет? – напомнил блондин. — Меня ты тоже не раз выручал. Бьюсь об заклад, ты поступил бы так же.

«Как раз таки не факт», – подумал про себя Курогане, но не без смутного раздражения признавая: уверенности в том, что точно не поступил бы, у него тоже не было.

— Хотя по-моему... ты выглядел так, будто думал, что я скорее оставлю тебя на съедение змеям, если придётся, – протянул Фай, и неприятный спазм, словно его в буквальном смысле поймали прямо за рёбра, едва не заставил Курогане вздрогнуть.

Он даже примерно не представлял, как будет звучать этот мягкий голос, если Фаю вдруг вздумается наконец говорить серьёзно; всё же, что Фай произносил в своей обычной, совершенно несерьёзной манере, тут же звучало полусерьёзно. Но сути Курогане всегда доверял больше, чем форме. И сейчас, как бы тот ни старался обесценить слова, которые сам произносил, для Курогане они оставались словами. С тем самым смыслом, который несли в себе.

— Ты можешь мне не доверять. Но я не враг тебе.

Курогане на миг лишился дара речи.

Возможно, на обоих сказывалась усталость – у них просто не было сил на что-то ещё, кроме как просто принять друг друга такими, какими они были. И Курогане не мог даже спорить с собой, что таким, каким Фай был сейчас – без глупых ужимок, подколов, хоть самую малость честный с ним, – он и видел человека, с которым готов был совершить самую большую ошибку в своей жизни. Никакой необходимости не было сообщать об этом во всеуслышанье, но к тому моменту, пожалуй, он видел в нём друга достаточно, чтобы терпеть дальше ещё столько, сколько потребуется.

— Но ты хотя бы понимаешь, насколько внезапно это было? – пожаловался Курогане. — Доверяю я тебе или нет, не об этом речь, – неуклюжая ложь, но оба решили этого не замечать, — я пытаюсь втолковать, что о таком в любом случае надо сначала спросить ртом.

— И ты бы согласился? – даже не пытаясь разглядеть очертания Фая в темноте, он услышал улыбку.

— Нет, – буркнул Курогане с безнадёжной прямотой. — А ты бы всё равно сделал по-своему. Но по крайней мере, это не было бы так...

«Неловко»? В последний момент Курогане проглотил это слово, вдруг ощутив, что дать ему вырваться будет непоправимой ошибкой. Хоть и не вполне понимал почему.

— Что это хотя бы за место? – меняя тему, протянул он.

— Мы в Шаре, столице Шарано. Я часто видел в залах приезжих отсюда, – признался Фай.

Обычно Курогане не усомнился бы в своём слухе на ровном месте, но после всего произошедшего за минувший день, чувствуя, как его тело безвольно растекается по матрасу, уже мало за что готов был ручаться.

— Стой, «Шара»... это, разве, не хозяйку так зовут?

— Её тоже. Забавно, да. Города нередко называют в честь женщин. Да и женщин в честь городов. Не знаю, правда, как здесь – в местной истории я не силён, – бросил Фай.

— Не думаю, что мы здесь пробудем так долго, что это станет проблемой, – отмахнулся Курогане. — Нам нужно только...

Когда речь вновь зашла о насущных проблема, на ум прежде остальных шла одна: деньги. Внезапное осознание того, что осознавать лишь сейчас было уже порядком поздно, точно огрело Курогане дубинкой по голове.

— Твою ж! – вскричал он.

— Что такое?

По справедливости, последние несколько часов выдались достаточно суетливыми, чтобы что-нибудь да упустить из виду. Но Курогане, едва выносящего то, каким болваном он в итоге оказался, это мало утешало.

— Этот ублюдок! Он так и не отдал вторую часть платы. Всё-таки обдурил в итоге! – кипел мужчина.

Первый, у кого только не отвоёванный мешочек остался при нём, и суммы в нём хватало на то, чтобы их положение ещё не получалось назвать бедственным. Но то было для Курогане вопросом гордости.

— Пс-с.

Тихий, но неожиданный звук сдержал поток ругательств, готовый хлынуть из мужчины; Курогане застыл в безмолвии, словно почуял опасность и затаился.

Но ничего, стоящего осторожности, не произошло: лишь рука свесилась с кровати – стоявшей настолько близко, что Фай мог бы дотронуться до него, если бы захотел – и что-то с тихим бряцаньем приземлилось на матрас рядом с Курогане.

— ...он что, опять сунул деньги тебе, пока я не видел? – проговорил Курогане насилу сдержанно, прислушиваясь к себе и оценивая, готов ли он примириться в данной ситуации с меньшим злом или пытаться затолкать обратно поднявшийся в нём гнев было уже слишком поздно.

— Не-а.

— То есть ты... спёр это?

— Просто забрал то, что нам причиталось, – ответил Фай на вид настолько безо всякой задней мысли, что недалеко было поверить, что тот и правда не сделал ничего предосудительного.

— Что не отменяет того факта, что ты вор, – изрёк Курогане серьёзно, но без укора. По-своему Фай был прав, и в этот раз правда у них оказалась общей.

— Я давно не практиковался. Возможно, он заметил и просто дал мне это сделать.

— Хотелось бы мне, чтобы всё-таки нет, – проворчал нихонец.

— Почему?

— Нравится представлять, какая рожа у него бы сделалась, – хмыкнул Курогане.

Фай прыснул; мужчина заметил, что тот, отдав ему деньги, так и сложил руки на краю кровати, глядя на него сверху.

Вскоре однако парень отвернулся обратно к стене. Ни с чем больше Курогане не был сейчас согласен настолько же: они и так чудовищно оттянули этот момент. Только чего-то словно недоставало.

— Спокойной ночи, – так и не услышав, пожелал Курогане сам.

— А... Тебе тоже, – ответил Фай полушёпотом.

Оба уснули практически тут же.