В таком сумбуре пронеслись перед ними события минувшего дня, что всё – новый город, новую постель, новых людей – можно было с лёгкостью принять за сон. Но пробуждение в том же самом месте, в котором он бросил вчера своё порядком подизносившееся тело, имело отрезвляющий эффект. В мыслях ясных и прозрачных, как стёклышко, разглядывая преобразившуюся в дневном свете комнату, Курогане точно родился заново.

В комнате он почему-то был один. Аккуратно застеленная постель уже остыла к тому моменту, как Курогане оттолкнул одеяло и слез со своего допотопного ложа. В том месте, на котором он неподвижно проспал всю ночь, на дряхлом матрасе осталась внушительная вмятина.

В гостиной было ещё светлее. И при этом – ни звука, даже в ещё прохладном воздухе, что просачивался в комнату через открытое окно с улицы. На диване дремал хозяин. Здесь Курогане ловить было явно нечего; не придумав ничего получше, он вышел во двор.

Там он нашёл обоих: Фай помогал хозяйке развешивать на сушилках бельё.

— Доброе утро, Куротан! – посвежевший, весь беленький, точно выстиранный платок благородной дамы, окликнул его Фай. — Я не стал будить, подумал, что после вчерашнего тебе лучше поспать подольше.

— Мы сейчас здесь закончим, и я накрою на стол, – поприветствовав Курогане спокойным, доброжелательным взглядом, будто они со спутником пробыли тут уже по меньшей мере неделю, произнесла девушка.

— Если что, за домом стоит большая бадья, – сообщил ему Фай. — Вода там, наверное, уже остыла... но ты, вроде, не слишком привередлив.

Смерив блондина взором, полным невысказанного брюзжания, Курогане громко хмыкнул. Какой бы минимум удобств ни требовался ему, чтобы поддерживать своё существование, нихонец старался не терять при этом определённого достоинства. Да, многие блага на их пути, разделить которые не представлялось возможным, он до сих пор по доброй воле уступал Фаю только лишь потому, что южанин, в отличие от него, явно в них действительно нуждался. Но это же не значит, что можно смело обращаться с ним, как с каким-то животным!

Однако похоже, что его хмурое выражение уже высказало спутнику всё за него. Фай примирительно добавил:

— Но если хочешь, вечером я сам нагрею тебе ванну.

Не то чтобы это совсем не помогло... но разозлило Курогане ещё больше.

— В какой момент ты тут вообще решил хозяюшкой заделаться? – подойдя ближе, на нихонском ругнулся на него ниндзя.

— Я пообещал, что буду помогать по дому, пока мы здесь, – сознался Фай. — Кому бы возмущаться – меньше же заплатим.

Бросаться в крайности было прямо таки одной из любимых стратегий для тех, кто живёт как попало: сначала этот разгильдяй промотал большую часть их денег, а теперь вдруг начал демонстрировать чудеса экономии, зажигая огонь ногтями*.

Кстати, говоря о деньгах... Сколько бы там Фай им не сэкономил внезапно проснувшимся рвением к самому элементарному труду и елейными речами, их у путников день ото дня всё равно бы не прибавлялось. У Курогане не было раньше подобного опыта, но он уже всерьёз беспокоился, как бы поиск здесь работы, на которой его – мимоезжего, совершенно не разбирающегося в том, что тут почём – не обуют на обе ноги, не оказался сложнее, чем он ожидал. Но боясь лишнего шагу ступить, он уж точно ничего бы не добился.

Да и более животрепещущих забот у него, к счастью, пока что больше не было, чтобы он-то – да сразу растерялся. Поделившись со спутником столь убедительным планом, Курогане не был готов к сомнениям, в которых вдруг тут же начал переминаться Фай.

— Камар, я бы и рад тебя сопровождать, но мы тут уже затеяли генеральную уборку, боюсь, что...

— Я сказал, что тебе обязательно всё время рядом со мной околачиваться? – перебил его Курогане, не в силах выносить этот странный горестный тон: будто девица не знала, как бы так помягче отказать ему в свидании.

— Но тут тоже далеко не все говорят на общем языке, – объяснил парень своё беспокойство.

— Вы можете поискать на рынке у главной площади, – предложила Шара.

Расецу (так звали мужа хозяйки), как выяснилось, на общем языке не мог связать и двух слов. Девушка же, хоть и с сильным акцентом, говорила достаточно проворно, чтобы гости всегда понимали суть, закрывая временами глаза на не слишком складные предложения.

Об этом Курогане, по правде сказать, поразмыслить и правда не успел. Пока общение с местными брал на себя Фай, ему было совершенно без разницы, на каком именно языке оно происходило. Курогане вовсе не был настолько нелюдим, чтобы быть не в состоянии самому о чём-либо с кем-либо договориться. Только вот, увы, тут и приходилось вспомнить, почему он вообще стал настолько зависим от Фая в том, что касалось переговоров.

Спутник же всё не унимался.

— У тебя точно не возникнет проблем?

Видно было, как у того уже стоит перед глазами целый город, с ножами и факелами готовый выкурить их отсюда из-за абсолютно любого недопонимания: возможно, незначительного, но выливающегося в катастрофу из-за неумения Курогане держать себя в руках.

— Этот рынок... На что мне там рассчитывать? – игнорируя Фая, поинтересовался он у хозяйки.

— Там много иностранцев сейчас, – пояснила Шара. — В это время года у вайшьи** хватает дел. Они берут для тяжёлой и нешибко заумной работы кого угодно.

Иными словами, для работы рода «подай-принеси». Хотя на большее Курогане особенно и не надеялся. Все особые знания и навыки, которыми он обладал, были слишком уж особыми – не идти же ему служить наёмным убийцей к кому попало в незнакомой стране. Быть сходу причисленным к «кому угодно», ему, конечно, тоже не очень понравилось. Но пока выглядело, будто особых проблем с поиском заработка возникнуть в итоге было не должно, и это порядком подняло его дух.

Оставшаяся часть утра прошла рука об руку с ними широкими, но ровными шагами. Выслушав подробные инструкции о том, как ему добраться до самого рынка, Курогане тщательно переварил их вместе с завтраком.

— Если заблудишься и не сможешь вернуться – оставайся на одном месте! Вечером пойдём тебя искать! – шутливо крикнул ему вслед Фай.

Лишь мысль о том, что следующие несколько часов он сможет наконец отдохнуть от вида этой довольной морды, помогла Курогане сохранить невозмутимость. И всё же жилка на лбу нервно подёргивалась, пока домишко не остался далеко позади.

Им повезло найти таки своё временное пристанище здесь: дальше лежали совсем трущобы, где их и за пару золотых монет наверняка встретили бы, точно спустившихся с небес богов... только хорошо бы к утру всего лишь вытащили из кошельков всё остальное, не прирезав путников прямо в убогих, несвежих постелях. Больше всего в южных городах Курогане неприятно поражало то, как начинаясь роскошными дворцами и живописными улицами, заканчивались они зачастую сырыми, грязными бараками и подвалами, где люди жили так далеко за чертой бедности, что становились не лучше диких зверей. Курогане знал на собственной шкуре, какой силой обладал самый сильный инстинкт любого живого существа: остаться живым существом во что бы то ни стало. Но между сражающимся за свою территорию тигром и крысой, шарящей по грязи в поисках объедков, была зримая разница.

По мере того, как Курогане приближался к центру города, Ард вспоминался ему всё отчётливее – но не только поэтому. Если бы он не был уверен вполне твёрдо, что всё это время они двигались на северо-запад, то испугался бы, что сделав крюк, они случайно повернули обратно. Шара (та, что город, конечно же – о чём вообще думали родители бедной девушки?) у Курогане вызвала единственную ассоциацию: Альзахра, но белая. Он умел подмечать тонкости, но в то же время не любил тратить время на то, что было ему совершенно без надобности, как сравнивать, например, архитектурные традиции двух столиц, проводить между ними какую-то изогнутую – ведь общие веяния всё равно наверняка были – черту... Выросший в практически другом мире, Курогане всё равно не находил эти различия достаточно существенными. На юге всё выглядело, как юг, и ничего тут больше не скажешь.

Поэтому невольно накладывая уже отложившуюся в памяти картинку поверх того, что Курогане видел сейчас, он через шаг впадал в замешательство. Вырезанные всё из того же камня, мягко светящиеся отражённым солнцем фасады выглядели почти воздушно, уходя в небеса; при том они не пронзали их, не силились взмыть ввысь, но как будто наоборот спускали небо к земле. Когда речь шла об ардской столице, там весь город как будто стремился к собственному сердцу, сжимаясь, уплотняясь, и оказавшись там, ощущаешь себя, как в центре солнца.

Здесь же, на широких улицах, мужчина шёл свободно, едва пересекаясь хоть с кем-то поступью следов, и дышал полной грудью. Вокруг было куда больше зелени, и один раз ему даже пришлось пересечь маленький мост, под которым тихо журчала вода.

Когда Курогане наконец отыскал рынок, тот предстал перед ним совсем не таким, каким он себе его представлял: обрамлявшие просторную, увенчанную громадным храмом площадь павильоны как будто даже не зазывали так нужных им покупателей, но терпеливо ждали их появления, как чего-то неизбежного. Они совершенно не привлекали внимания на фоне столь впечатляющего пейзажа.

Но впечатляться Курогане было пока попросту некогда. Решительно обогнув целую площадь, он двинулся вглубь продолжавшегося за ней рынка; теперь, когда занявшие самые выгодные места лавки остались позади, тот уже куда больше походил на него. Окинув беглым взглядом лотки, он убедился, что и в Шарано, в общем-то, не изобрели ничего принципиально нового, чем можно было подрастрясти карманы заезжего впечатлительного путника: всё то же местное тряпьё, угощения да побрякушки, приличная часть которых, скорее всего, не могла похвастаться долговечностью.

Принцесса Томоё бы с ума сошла, если бы узнала, в каком месте он побывал и даже не прихватил ей ни одного «сувенира», но прийди это вообще Курогане в голову – взгляду было не за что зацепиться. Буйство красок изумляло, но что одна-единственная лавка, торгующая всяким ширпотребом, что их десяток так и завлекали зевак. Стоило же на кровные свои вынести оттуда что-то одно, поддавшись гармоничности общей картины – и оно теряло львиную долю своей привлекательности, словно пытаясь унести с собой красоту целого сада, глупец сорвал единственный цветок. Поэтому Курогане и не видел никакого смысла стремиться овладеть чем-то, что не несло в себе нужды и не приносило явной пользы. Пределом импульсивных покупок были для него алкоголь и оружие.

В конце концов, он пришёл сюда не тратить деньги, которых у них и так осталось немного, а совсем наоборот. Оглядываясь по сторонам, он пытался оценить, где здесь вообще требовалась его помощь, да ещё и небезвозмездная. С запозданием Курогане подумал, что, может, стоило сначала поискать на площади: уж там-то должны были ворочать языком понятными ему словами порезвее, да и оплату, наверное, предложили бы (или на худой конец, он выбил бы сам) более щедрую?.. Но там, казалось, его тем более едва кто-то хоть сколько-нибудь ждал. Город жил своей жизнью, и по всей видимости, найти в ней своё место можно было лишь как будто протискиваясь через толпу – силой и не стесняясь оттоптать кому-нибудь ногу.

Это он и собирался сделать. Но всё равно инстинктивно отшатнулся назад, уступая дорогу, когда двое парней прошаркали мимо него, обеими парами рук обхватив громоздкий ящик. Куда бы те ни держали путь со своим грузом, но через несколько метров их догнал гулкий, требовательно звучащий оклик – и носильщики резко повернули в другую сторону. Курогане невольно проводил их взглядом, пока юнцы не смешались с сомкнувшейся за ними толпой.

— Ей-богу, мне что, так за ними всеми и ходить надзирателем?..

Курогане тотчас обернулся. Раньше, чем вообще успел подумать о чём-либо – просто его тело само отозвалось на звук, который он меньше всего ожидал здесь услышать.

Звук родной речи.

Никакого сомнения, что, озадаченно уставившийся на него в ответ, это был он: приметный, примерно одного с ним роста мужчина в рабочей одежде. Хотя не было похоже, что тот планировал простоять здесь так весь день, он не спешил; теперь он будто ждал, когда же Курогане, не спускавший с него глаз, наконец что-нибудь предпримет. Захоти он теперь сделать вид, что до незнакомца ему не было никакого дела – не вышло бы.

Поэтому он твёрдым шагом двинулся ему навстречу.

— А я уже привык вот так думать вслух, зная, что меня всё равно никто не поймёт. Видимо, надо бы всё-таки с этим поосторожнее, – протянул мужчина. — Но давно не видел земляков, очень давно. Кусанаги.

— Курогане, – недолго думая ответил ниндзя.

— Недавно здесь?

Обычно он не был с незнакомцами на столь короткой ноге... но никогда прежде – до того, как отправился в это долгое и бог знает куда ведущее путешествие – Курогане не был так в глубине души рад встретить кого угодно, кто просто говорил с ним на одном языке. Да и в Кусанаги, вопреки его внушительному виду, было что-то располагающее.

Медленно бредя по рынку рядом с ним, Курогане всерьёз увлёкся неожиданно завязавшимся между двумя нихонцами разговором.

— Сам я в Шаре уже десятый месяц, – поделился мужчина. — Работаю в кузнице. Но в последнее время больше ищу в неё помощников да гоняю тех, которых хозяин сам притащит.

Со слов Кусанаги, раньше он был военным. Здесь ниндзя немного напрягся, но выяснив, что тому было уже тридцать пять и последние года четыре – после отставки – он ездил по миру, прикинул, что шансы того, что они когда-либо пересекались, были ничтожно малы. Позволить правде о себе раскрыться Курогане не мог, как из-за обстоятельств Фая, так и собственных: ведь что бы он сам ни решил в этом для себя, пока не вернётся на поклон к принцессе, он считался дезертиром. Кусанаги, к счастью, сверх меры и не расспрашивал.

— Я, кстати, ищу работу, – вспомнил Курогане о своей изначальной цели здесь, почему-то уже не ощущавшейся столь обременительной.

— Я так и понял. Вариантов получше ведь у тебя пока нет? Если нет, то мы почти пришли.

Курогане сам не заметил, как уже сидел в небольшой комнатке: уходя с порога на несколько ступенек вниз под землю, она всё ещё пропускала много света через небольшие окна. За аркой на другом её конце тянулось, судя по всему, не одно рабочее помещение... но здесь было тихо, чисто, как-то почти по-домашнему. Стоящий между двумя мужчинами маленький, совсем низенький стол, что расположиться за ними можно было лишь присев на ковриках прямо на полу – такое напоминало Курогане о доме и впрямь уж... совсем намеренно.

Кусанаги налил ему чаю и пододвинул целую тарелку с лепёшками.

— Не стесняйся, – бросил он, поймав на себе его испытующий взгляд. — Время уже обеденное. Вычту из жалования.

— Из жалования? То есть, вот так сразу? – усмехнулся Курогане.

— А чего тянуть кота за хвост? – удивительно спокойно произнёс в ответ Кусанаги. — Я и так вижу, что от тебя будет больше проку, чем от всех этих горемык. Тут чернорабочих-то толковых сейчас найти не так просто, как кажется, а в саму кузницу мне кого тогда вести? Нет, тебя я отпустить не могу.

Курогане, конечно, и сам не отличался чрезмерной скромностью, но всё ж такая уверенность со стороны Кусанаги, объективно не подкреплённая ничем, несколько сбивала его с толку.

— В кузницу? – изумился он. — Я в этом ничего не смыслю.

— Но ходишь с мечом даже по рынку.

Сев за стол, Курогане снял Гинрю с пояса, и теперь ладонь его покоилась на рукояти, словно на голове верного пса. Он совершенно не отдавал себе в этом отчёта: меч просто всегда был с ним, и он привык не думать о его существовании до поры до времени, ровно как не вспоминал специально о собственной руке или ноге.

— Это не то же самое, – заметил Курогане. — Я просто знаю, как с ним обращаться.

— Не то же самое, – согласился Кусанаги. — Но это как с литературой. У того, кто много прочитал, написать что-то своё выйдет лучше.

Аналогия показалась Курогане глупой: слишком о разных вещах шла речь. Но в чём был ему толк в самом деле пытаться переубедить Кусанаги, когда всё вдруг так удачно складывалось в первую очередь для него самого? Хоть со стороны и выглядело так, будто именно это он и пытался сделать. На самом деле Курогане просто хотел убедиться, что между ними не останется никаких… недопониманий.

Кусанаги отпил из собственной чашки, со спокойной уверенностью человека, ведущего разговор о деле уже решённом.

— Ничего особенно сложного делать не придётся, тут не то место. Мне приходилось брать и тех, кто меча в своей жизни раньше в глаза не видел. С ними всё равно было лучше, чем без них, – добавил он.

— Я здесь проездом. Крайний срок – пара месяцев, – предупредил Курогане.

— Тут все проездом. Я тоже. Просто чуть дольше, чем ты.

— Оплата?

— Больше, чем тебе здесь предложат где-либо ещё.

Похоже, всё было и впрямь решено ещё в момент их встречи посреди рынка. При том, сколь Курогане не любил полагаться на случайные стечения обстоятельств вперёд собственной власти над своей жизнью, это и впрямь выглядело, как сама судьба.

Те несколько недель, что предстояли ему в Шарано, в масштабах жизни не значили ничего. Точно так же, как, казалось, не значили те, что он провёл в Альзахре – и куда они его привели? Последние события вынудили Курогане мало-помалу начать свыкаться с мыслью, как в жизни в принципе было куда меньше незначительных её моментов, чем он привык считать...

Осушив чашку, будто та уже в самом деле принадлежала ему – пусть даже всего на следующие пару месяцев – Курогане в конце концов согласился.

──────── • ☽ • ────────

Остаток дня они обсуждали детали, пока Кусанаги показывал ему кузницу. В дом Шары и Расецу Курогане вернулся аккурат к ужину.

— Говорят, люди, рождённые на одних землях, оказавшись далеко от них, и в огромной толпе обязательно встретятся, – протянул Фай, когда он рассказал ему о случившемся. — Тянутся друг к другу ещё раньше, чем поймут почему.

Ни о чём таком Курогане, разумеется, никогда не слышал, но и поспорить не мог: в Сунгае он встретил Рин с сестрой, здесь вот – Кусанаги... Поначалу он удивлялся тому, как всё было иначе за пределами привычных ему мест, теперь же – удивлялся, когда вдруг встречал что-то привычное.

— Но Куропон, – вдруг произнёс тот лёгкой, с какой-то... неприятно снисходительной улыбкой. — Ничего попроще что, не подвернулось?

— На что ты намекаешь? – вскинулся Курогане.

— У кузнецов работёнка посложнее, чем просто мешки таскать, – заметил Фай. — Не хочу тебя обидеть, но ты уверен, что справишься? За пару недель...

— Уверен! – отрезал мужчина. — Справлюсь. Я ж не сижу ровно на заднице, как некоторые!

Пару часов назад Курогане и сам сомневался в том, насколько это была хорошая идея... Но стоило Фаю самую малость его поддеть – и готов был за новообретённую веру загрызть заживо.

— Ну знаешь, Куротан, – усмехнулся Фай. — Отец твой тоже приходя в прибранную кухню к накрытому столу жаловался, что твоя мама ничего не делает да просто дома сидит?

Нахмурившись, Курогане ответил на полном серьёзе:

— Нет. И если ты ещё хоть раз подобное выдашь, я тебе язык на ножку стола намотаю.

Сколько Курогане ни пытался не обращать внимание на насмешки Фая – а кончалось всё всегда одинаково. Обычно он злился, начинал ругать спутника на чём свет стоит, угрожал расправой, тщетно пытаясь привести угрозы в жизнь, а тот лишь веселился ещё больше, радуясь не пойми чему, точно ребёнок... Но в этот раз Фай вдруг странно смутился, и Курогане готов был поклясться, что его белое лицо стало ещё на оттенок бледнее.

— Прости, – вдруг выдавил он. — У меня из головы вылетело, что...

— Из головы вылетело что? – нетерпеливо переспросил Курогане, когда Фай так и замолчал, тихо пробормотав что-то себе под нос.

— Про твоих родителей, – неохотно ответил Фай.

На секунду Курогане совсем потерял нить разговора.

— Про моих... Тьфу, да я не об этом вообще, – вздохнул он раздражённо.

«Твою ж налево, он серьёзно думает, что я его мысли читаю, или что?» – выругался про себя Курогане.

— Сравнение дурацкое, вот я о чём! – воскликнул он. — Мы тут день всего. Думаешь, развесил бельё один раз и всё, можно вздыхать про неблагодарный труд?

— Ай, ладно-ладно, Куро-сама, не кипятись, – запричитал Фай, и словно тот пытался от него то ли отбиться, то ли откупиться, кусок какого-то тряпья прилетел Курогане буквально в лицо.

— ...А это ещё что?

— Пробежался по магазинам, – бросил Фай. — Не ходить же тут в дорожной одежде. Да и в кузнице в ней будет жарковато.

Услышав из уст Фая одно из самых опасных слов, что могли с них сорваться – «магазины», – Курогане начал судорожно соображать. Оставлять деньги в зоне досягаемости Фая он больше не считал хорошей идеей, но и шарахаться со всеми их сбережениями по крупному городу целый день было достаточно рискованно. Поэтому с утра он запрятал золото в их комнате так далеко, как мог – и увы, само по себе это ничего не гарантировало. И неужели у Фая таки хватило наглости проигнорировать бессловесное, но столь явное предупреждение держаться от денег подальше?!

Но раньше, чем Курогане успел дать волю гневу и прибить наконец южанина на месте, он заметил кое-что ещё: золотого браслета, что ещё утром переливался на солнце, когда Фай провожал его в город, на тонком запястье больше не было.

Схватив руку блондина, он смерил её долгим взглядом – будто только так мог убедиться наверняка.

— Говорил же, ни к чему это, – буркнул мужчина.

Фай пожал плечами. Курогане уже не знал, что вообще спутник должен был делать или не делать, чтобы не ставить его в дурацкое положение. Но сделанного, чем бы оно ни было, не воротить.

Мужчина наконец уделил немного своего внимания обновкам. Пара лёгких маек и штаны потоньше... По крайней мере, ткань наощупь была достаточно приятной. На самом Фае же весь день были рубашка и штаны, купленные ещё в Сунгае. Так он вдобавок потратился специально для него?

«Вот подхалим».

Несмотря на в своё время пришедший вечер, было ещё довольно светло. Но давно уже Курогане не ложился в постель настолько готовым удовлетворённо провести под этим днём черту.

— Ты уже спать?

— Сам не видишь? – проворчал нихонец, накрываясь одеялом примерно по пояс: чтобы ночью, когда воздух остынет, натянуть его до ушей.

— Просто, знаешь... Мы могли бы меняться через день, если хочешь. И я бы поспал на полу сегодня.

— Все в Нихоне спят на полу. Не вижу проблемы.

— Правда? – удивился Фай.

— Угу.

Курогане не уточнил, что сравнивал свой привычный футон с этим старым матрасом он практически насилу... Но это было не то, на что он стал бы сейчас всерьёз жаловаться.

Фай постоял немного в задумчивости; частенько действовало Курогане на нервы в нём то, как даже молчал он лишь для того, чтобы в итоге что-нибудь ляпнуть. Но похоже, даже он решил в конце концов оставить его на сегодня в покое.

— Ладно, тогда... Спокойной ночи. И заранее удачи завтра, если проснусь, когда ты уже уйдёшь, – пожелал Фай.

— Угу, – только и ответил мужчина.

Подумав, что надо бы завтра утром пошуметь как следует, Курогане закрыл глаза.