Как вообще завязался между ними этот нелепый спор, Курогане уже толком не помнил.
Было не больше четырёх пополудни, когда насыщенного, иссиня-серого цвета небо вдруг тяжело нависло над ветхими домишками. Средь бела дня – освещённого солнцем, что за грозовыми тучами, казалось, засияло лишь ярче – оно разразилось ливнем. Звучные раскаты грома зарокотали совсем близко и слишком скоро.
Заслышав, как тяжёлые капли стучат по окнам, Фай с Шарой выбежали на улицу спасать оставшееся на сушилках бельё. Вода пропитала его в считанные секунды, большего же ущерба нанести уже не могла... но это вовсе не значило, что в том, чтобы прятаться от стихии, не было никакого смысла. Закончив заносить в дом вместе с хозяйкой промокшие пуще прежнего вещи, Фай так и остался посреди двора под проливным дождём. Курогане наблюдал за ним, стоя на крыльце под навесом.
Пусть воздух и был достаточно тёплым, и шторм не принёс с собой резких порывов ветра, что обжигали бы льдом до самых костей. Но вид уже насквозь вымокшего парнишки, точно даже не замечавшего этого обстоятельства, порядком мозолил ему глаза. Хоть мышь, хоть тигр – любая тварь стремилась бы укрыться от ливня. Сам Курогане, видавший вещи и пострашнее, чем какая-то вода, льющаяся с неба, всё ж не стал бы разгуливать под ней просто так. Безмятежное, почти радостное выражение на лице Фая выглядело противоестественно.
— Эй! – окликнул его Курогане, вытянувшись под козырьком крыши настолько, насколько мог. — Долго ты там торчать собираешься? Иди сюда уже.
— А что, Куроганчик уже соскучился? – протянул Фай кокетливым, приторно-сладким голосом. Грудь Курогане тотчас наполнилась горячим воздухом. Самое грубое ругательство, какое он только мог швырнуть в блондина, застряло в горле комом, мешая нормально дышать.
— Живо марш в дом! – рявкнул он вместо.
Стена хибары на улице напротив должна бы пойти трещинами от одной лишь ярости, которой был исполнен его крик. Но Фай даже не вздрогнул. Курогане мог стереть южанина в порошок голыми руками, но не факт, что тот бы это вообще заметил. Хрустнув кулаками, ниндзя шумно вдохнул и постарался собраться. Чем меньше его гнев поддавался манипуляциям Фая, тем сложнее тому было в очередной раз сделать из него посмешище.
Попытавшись будто изобразить обиду, да так плохо, что отчётливо слышалось, насколько самому ему было смешно, Фай обронил:
— Если не соскучился, так я ничего тебе и не скажу тогда.
Промокший до нитки юноша топтался по двору, даже не глядя в его сторону. Поблизости не осталось ни души, кроме них двоих, кто б ещё не попрятался от непогоды; а окна дома выходили прямо на этот двор, огороженный старым косым забором. Фай решительно не мог никуда деться отсюда незамеченным: ни по своей воле, ни против неё. Так и пускай бы тогда топтался себе, сколько влезет. Не всё ли ему равно, по большому-то счёту? Но к тому моменту это уже было для Курогане делом принципа. Он вышел из укрытия прямо под дождь, движимый одной целью: вернуть дурачину под крышу.
Шлёпанцы, в которых он ходил по дому, смачно захлюпали по размокшей земле. На маленькой табуретке осталась бадья, в которой ещё утром стирали бельё; вода тонкими ручейками стекала из неё по деревянным стенкам. Точно такие же ручейки бежали вниз по светлым локонам, капая на проступающие сквозь тонкую ткань рубашки ключицы. Их обладателя появление мужчины ничуть не смутило. Курогане же свои намерения выразил уже яснее некуда и повторять не собирался; не церемонясь больше, он грубо схватил Фая за локоть.
Вернее, до последней секунды был уверен, что схватил. Хотелось бы Курогане списать всё на какой-нибудь грязный колдовской трюк, но бывший танцор в них и не нуждался. Он высвободился из хватки ниндзя не сложнее, чем утекали сквозь пальцы потоки воды. С такой нечеловеческой гибкостью Курогане не сталкивался ещё никогда: сколько бы ещё раз ему ни удалось коснуться его, он не мог угадать движений увёртливого тела. Ко всему прочему, мокрому, скользкому; он точно пытался поймать ящерицу.
Но даже перепуганная ящерица была бы куда более вовлечена в происходящее. Любой противник, что был у Курогане когда-то – пускай то, что происходило сейчас, и нельзя было назвать настоящим сражением, – либо скрещивал с ним оружие в ответ, либо пытался унести ноги – и то, и другое было неким проявлением уважения, признанием его силы и значимости. Любой. До сего момента.
— Кончай эти дурацкие игры! – выкрикнул Курогане во вновь разгорающемся гневе. Наконец-то блондин почтил его звуками своего голоса:
— Совсем я Куроганчику, значит, не нужен... а если нужен, так сам поймай!
Продолжая нести какую-то чушь, но теперь Фай по крайней мере перестал делать вид, что Курогане тут нет. Учитывая, что так и так у мужчины, похоже, было не очень много шансов, нарезать круги вокруг нихонца он мог бы ещё долго. Но точно – не без конца. Всё-таки боевым искусствам ниндзя не в трактире учился. Ему лишь нужно было немного времени, чтобы приноровиться к ловким движениям, и тогда они ещё посмотрят, кто здесь окажется проворнее...
Но почуяв неладное заблаговременно, Фай отскочил назад и унёсся прочь, легко перемахнув через забор.
— А ну стой, кому говорю!
Курогане бросился следом, едва не повалив по дороге этот забор.
Ливень уже утих до частой мороси, и если бы в этот момент кто-то из соседей решил бы высунуть нос наружу, то увидел бы, как два чужака носятся по округе под заливистый смех блондина.
— Ну давай, Куропон, поднажми, я тоже хочу водить! – весело подначивал его Фай.
— Лицом твоим по земле я сейчас повожу! – кричал Курогане вслед. Он понимал, что продолжая гоняться за товарищем, всё равно что подыгрывает ему... Но что ещё нихонцу оставалось делать? Он проехал слишком много миль, чтобы безопасность пустоголового южанина, из-за которого всё это и заварилось, совсем его не занимала. А ещё слишком много невымещенного раздражения накопилось в нём к тому моменту.
Прыти танцору было не занимать, но и Курогане бегал не хуже. Когда расстояния между ними оставалось не больше вытянутой руки, он вдруг понял, что Фай больше и не пытается всерьёз убежать: продолжая смеяться, отпуская дурацкие комментарии, но он или потерял бдительность, или вознамерился теперь проверить, как далеко может зайти, дразня тигра пёрышком на верёвочке.
С головокружительной ясностью Курогане осознал, что это наконец был его шанс. Тот самый шанс, которого он так ждал, всё откладывая в долгий ящик один за другим порыв как следует оттаскать парнишку за волосы. Хорошие, ухоженные волосы, но что поделать? Он полностью заслужил то, что должно было с ним случиться.
Курогане больше не злился. Мужчина перестал рассыпаться ругательствами. Собака лает, лишь когда пытается предупредить, либо прогнать того, против кого у неё нет шансов в схватке; волк, загоняя добычу, безмолвен. Он не чувствовал ничего, кроме почти что садистского предвкушения. Не за руку, он поймал Фая за шиворот и потянул на себя.
Ожидаемо встретив сопротивление, то, что было оно для худосочного танцора, пожалуй, слишком уж сильным, Курогане понял не сразу. Готовый лишиться своей добычи разве что только вместе с рукой, он больше ни о чём не думал, не насторожившись вовремя ни громкому «Ой!», ни тому, как ноги опасно заскользили по грязи. Когда он устремился к земле вслед за Фаем, было уже слишком поздно для сожалений.
И всё же, не сожалеть, кубарем катясь по именно здесь решившей резко уйти вниз по склону дороге, было очень трудно.
Об размытую дождём землю, что просто оставалась на нём комьями, было не набить синяков. Едва успел Курогане позволить себе мимолётную радость хотя бы по этому поводу, как костлявое колено прилетело ему прямо в челюсть.
Когда падать стало наконец больше некуда, они были уже перепачканы в грязи с головы до ног. И кто бы сомневался, этому идиоту... всё ещё было весело! Из тяжело вздымавшейся груди и приоткрытого рта не вырывалось ни звука, кроме сбивчивого дыхания, но Фай по-прежнему мог смеяться обращёнными к Курогане бесстыжими голубыми глазами.
— Не двигайся. Больше. Вообще, – мужчина пригвоздил его, ёрзающего под ним, к земле, будто когда Фай действительно перестанет двигаться, а лучше и дышать – только тогда он перестанет притягивать к себе неприятности и они смогут выбраться отсюда живыми.
Убедившись, что как бы широко ни тянулась через мокрое, перепачканное лицо насмешливая улыбка, парень наконец не сопротивляется, нихонец отпрянул сам.
— Поднимайся, – сплюнул он. — Иначе можешь уже не возвращаться.
— Как жестоко, – промурлыкал Фай. Оперевшись руками на скользкую глину, он неприлично легко нашёл в ней точку опоры и оттолкнулся от земли. Потому всерьёз странным Курогане показалось то, как поднимаясь на ноги, он вдруг покачнулся; и в осанке его, не всегда идеальной, но довольно выразительной, было теперь что-то отчётливо противоестественное.
Курогане молча покосился на блондина. Наконец он повернулся в сторону тропы, вдоль которой лежала их улица; Фай успел сделать всего один шаг, нагоняя спутника, и тут же неуклюже припал на левую ногу.
— Что на этот раз? – инстинктивно поймав того под локоть, устало выбранился ниндзя.
— Подвернул, наверное. Ничего серьёзного, – отмахнулся Фай, плотно стиснув губы в улыбке, в которой Курогане всё равно прекрасно видел с трудом скрываемую боль.
— Доигрался таки, – фыркнул он. — Ну да, кто бы мог подумать, чем это всё кончится.
Выпустив остатки раздражения со всей доступной ему в его годы по-отечески назидательной ворчливостью, Курогане развернулся обратно. Легко, как веточку шелковицы, он поднял тело парня над землёй и закинул Фая себе на плечо.
Может, оно было и к лучшему, думал Курогане по дороге. Теперь он мог лично доставить эту неугомонную тушку к порогу их временного пристанища, швырнуть на диван и больше ни о чём не беспокоиться.
— Ай, Куро-пёсик, ну можно чуть поласковее!
— Будешь жаловаться – брошу прямо тут.
На полпути прекратив наконец брыкаться, остаток дороги до дома этой «поездкой» Фай, пожалуй... начал даже чересчур наслаждаться.
Тягучий запах специй и щедро приправленного ими мяса витал в кухне, напоминая о скором ужине. Растирая маленьким полотенцем мокрые, но по крайней мере теперь чистые волосы, южанин премило болтал с хозяйкой, пока та хлопотала над очагом. На общем языке, что Курогане без труда понимал, но всё равно не слишком вникал в их пустой разговор; каждый раз, когда Фай невзначай обращался к нему, пытаясь втянуть в беседу, самое большое, что делал мужчина – угрюмо фыркал.
— Нур, ты всё ещё дуешься? – в конце концов покачал тот головой, вздохнув мягко, но в то же время с такой снисходительностью, какой смягчали разве что упрёк. С собой бы сейчас лучше так поговорил!
Горячая ванна смыла с Курогане вместе с грязью и потом приличную долю раздражения, приятно успокоив нервы, но взглянуть на эту бесстыжую физиономию, не цокнув языком, было бы просто выше его сил.
В итоге даже столь необходимая ему возможность для освежающего возмездия, которую он, видят боги, полностью заслужил, обернулась для Курогане сплошным разочарованием. Нет чтоб принять ему причитающееся, как мужчина – болван и тут его за собой утянул. И так выходило всегда. Вытаскивал он Фая из неприятностей или замахивался ногой, чтоб дать пинка – получал предостаточно поводов пожалеть и о том, и о другом.
Но спустя почти три месяца это было... невеликим открытием.
— Сейчас бы дуться из-за каких-то детских выходок, – отмахнулся Курогане.
— Так что, значит, не дуешься? Прямо гора с плеч.
— С тобой хоть как свяжешься – проблем не оберёшься, – беззлобно проворчал Курогане.
Ему показалось, будто Фай вдруг вздрогнул после этих слов, но толком прочитать эту странную, неожиданную эмоцию в нём Курогане не дала Шара, непринуждённо сообщившая:
— Скоро будет готово. Не знаю, когда Расецу вернётся, но нет вам смысла его дожидаться.
— Тогда нам, наверное, лучше тут не мешаться, – любезно улыбнулся Фай. — Позовёте, когда накроете.
Вскочив со своего места, Фай направился не иначе как в сторону гостиной – только было это скорее... крайне жалкими попытками доковылять до неё. Хромал парень довольно бойко и старался не подавать виду, но гримаса боли, тотчас пронзившей травмированную ногу, когда тот только-только опёрся на неё, была честнее всего. Даже Шара в беспокойстве одарила гостя почти жалостливым взглядом.
— Ничего серьёзного, – как попугай, повторил Фай, заметив на себе слишком много внимания. — За пару дней пройдёт.
— Но боль тоже незачем терпеть, – возразила хозяйка. — У нас есть целебные травы. Нужно наложить повязку.
— Право, не стоит...
— Не заставляй женщину беспокоиться из-за дурака, вроде тебя, – жёстко упрекнул его Курогане.
— Потому и говорю, что всё в порядке.
— Заткнись.
То, что после этого Фай действительно замолчал, для Курогане, конечно, стало тем ещё сюрпризом. Своими силами тот всё же доплёлся до гостиной и стоявшего в ней дивана. Шара отлучилась за аптечкой, пока на огне закипала вода.
Терпкий запах мяты – или чего-то очень похожего – вырвался наружу из тряпичного мешочка, стоило потянуть за шнурок. Немного высушенных листьев мелкой крошкой высыпалось Курогане в ладонь. Была ещё маленькая коробочка с какой-то мазью: в отличие от содержимого туго набитого кисета, почти что без запаха.
Пододвинув к дивану большую, тяжёлую подушку, заменявшую пуфик, сам Курогане уселся на неё и, не поинтересовавшись, что Фай думает на этот счёт, просто водрузил его покалеченную ногу себе на колени. Без лишних расспросов, спустя пару неудачных попыток отыскать источник боли, тихое «ох» он услышал, надавив на лодыжку.
— Что ты делаешь? – задал юноша самый дурацкий вопрос, до какого только можно было додуматься в данный момент, но в нём Курогане ясно слышал то, что товарищ на самом деле имел в виду. «Что же, это и впрямь ты сделаешь?».
— А кого ты ожидал в качестве обслуги, хозяйку чужого дома? Вдобавок, она не лекарь, а ты всё ещё мужчина.
Ни на вид, ни на ощупь нога не была опухшей, так что, скорее всего, Фай был прав – через день-два снова будет носиться туда-сюда, вызывая у Курогане желание самому сломать ему обе.
Смешанный с мазью, травяной сбор легко лип прямо к коже. Нанеся немного на больное место, ниндзя взял бинт.
Обращался со своим «пациентом» Курогане без излишней бережности, но повязку накладывал достаточно умело. В военном городке, в котором он жил во времена ученичества, конечно, был свой лазарет, но со всякой ерундой, вроде ссадин и ушибленных коленок, учеников оттуда как правило выгоняли с позором. Так что в змеиных укусах Курогане, может, и не слишком разбирался, но в остальном навыки первой помощи, неизбежно приобретённые с опытом, были у него уверенными.
— Не затягивай так туго, у меня же не кровотечение, – пожаловался Фай.
— Без тебя знаю, – буркнул Курогане. Прекрасно чувствовавший силу, которую прикладывает к живой плоти и куда больше осведомлённый в том, сколько её нужно было приложить, чтобы навредить, он-то прекрасно понимал, что блондин просто капризничает. — Ты-то что в этом понимаешь. У вас в залах что, врачей не было?
Учился Фай быстро, но в его начальных навыках выживания, полученных в стенах этого паршивого заведения, Курогане по-прежнему сомневался.
— Были. Но перевязки делать и у меня была возможность научиться.
— Когда?
— До того, как попал туда, – протянул Фай, уставившись на собственную ногу так горестно, будто Курогане собирался её оторвать.
Мужчина нахмурился. О прошлом Фая он до сих пор не знал практически ничего. Только то, что происходил он откуда-то совсем не из низов. Откуда б у него появилась подобная возможность?.. И если подумать, то и вовсе через что-то, без сомнения, крайне тягостное он должен был пройти в своей жизни, чтобы впоследствии оказаться рабом в чужой стране.
Накладывая последние несколько слоёв, Курогане старался не думать о том, что парень в самом деле справился бы и сам... допустим, у него просто хорошее настроение, вот и всё. После того-то, как он весь день убить был Фая готов. Однако глядя на то, как ему было, может, и не смертельно, но в самом деле больно, Курогане оставалось лишь признать, что своё наказание Фай уже получил.
— А сейчас просто посиди тут спокойно.
— А как же ужин?
— Я принесу сюда.
— А с ложечки покормишь? – расплылся Фай в улыбке.
— Руки у тебя на месте! – возмутился Курогане.
Накрыв на двоих, Шара осталась дожидаться мужа. Отнеся порцию Фая в гостиную, Курогане вернулся к столу и вначале собирался поужинать в гордом одиночестве... Но что-то неправильное ощущалось в том, чтобы одному есть в чужой кухне. С тарелкой он вышел обратно в гостиную и уселся за низкий чайник столик прямо на пол.
Остаток вечера прошёл спокойно.
──────── • ☽ • ────────
Время летело со скоростью, какой Курогане не испытывал уже давно. Много всего могло произойти за один день пути по неизведанным землям, но часто среди деревьев и уже поросших травой троп не происходило совсем ничего – что казалось, будто стоишь на месте. В Шаре они пробыли всего пару недель, но Курогане уже начинал забывать, как было до неё.
Очередной день в кузнице был в самом разгаре. По соседству с оставшейся с обеда пустой посудой – отложенной до вечера, когда будет меньше работы – лежали инструменты и какой-то хлам. Конечно, «каким-то» он вовсе не был. Курогане прекрасно знал предназначение каждой стальной пластинки, валявшейся как будто бы без дела, но на самом деле просто ждущей своего часа. Знал, откуда взялся каждый обрезок, который тоже будто был уже без надобности. Нет, мусора у них почти не оставалось. «Всё пригодится», – твердил Кусанаги, и так оно в итоге и оказывалось. Но бардак в их комнатушке из-за этого сохранялся практически весь день.
— Местные не очень-то серьёзно относятся к оружию, как я посмотрю, – протянул Курогане, осторожно придавая клещами нужную форму полоске металла, что должна была стать частью рукояти очередной сабли. Привычка делала своё: то, что раньше требовало предельной сосредоточенности, теперь давалось столь естественно, почти что по инерции, что вести параллельно какой-нибудь совсем отвлечённый разговор с Кусанаги не стоило ему большого труда.
Набить руку подобным образом в столь короткий срок можно было только в непрекращающемся потоке работы. Так оно и было. Но то, что доводилось Курогане слышать о кузнецах и их буднях у себя на родине, во многом шло вразрез с тем, с чем он столкнулся на юге.
— Здесь уже давно не было войн, и вряд ли при нынешнем правителе хоть одна случится, – объяснил Кусанаги. — Вот дело и пошло на спад. Хорошие кузнецы в Шарано тоже есть. Но к ним очень немногие обращаются.
Курогане бросил мимолётный взгляд на аккуратно пристроенный в дальнем углу Гинрю. На то, чтобы выковать его, ушёл явно не один день и, скорее всего, даже не одна неделя; отсюда же за день выносили в деревянных ящиках столько мечей, что сосчитать он не успевал. Конечно, стоило только положить любой из них рядом с его мечом – и о разнице бы даже не пришлось говорить вслух.
— Для большинства местных оружие в итоге стало всего лишь украшением или дорогой игрушкой, – продолжал Кусанаги. — Ну, основная часть того, что мы тут сейчас делаем, стоит не очень дорого. Но какому-нибудь мелкому ростовщику похвастаться перед соседом хватит. Появится немного времени, как разгребём то, что накопилось – займусь парочкой заказов посерьёзней к королевскому турниру.
— Что за турнир?
Какой-то турнир Кусанаги упоминал уже далеко не в первый раз, только Курогане как-то всё не было до этого большого дела.
— А, каждый год проводят для местной знати и приезжих аристократов. В качестве зрителя туда, правда, тоже попасть непросто. Слишком большой ажиотаж. Но для простых местных тут тоже есть в это время свой турнир, чтоб и они могли пар выпустить. Кстати, там ведь денежные призы. Можешь тоже попробовать.
— Когда? – спросил Курогане, коротко и по делу.
— Недели через полторы. После него работы тут, думаю, заметно поубавится. Наиграются да перестанут скупать этот дешёвый металлолом. Вот тебе и всё уважение к оружию.
Ещё въехав в Ард, Курогане полнился негодованием с каждым культурным различием, представавшим его взору. Да и не только культурным. Тогда ему в принципе было сложно принять то, насколько иначе могли делаться одни и те же вещи в разных местах, насколько разным было отношение к тому, что он привык видеть своим определённым образом и никак иначе. Сейчас ему было уже проще. По-настоящему для Курогане существовало по-прежнему лишь одно место, но хотя бы его больше не распирало от желания неистово кричать об этом во всеуслышанье. Он тихо хмыкнул. Кусанаги своим рассказом лишь подтвердил то, что он уже давно подметил сам.
— Понимаю твои чувства, – бросил Кусанаги, с какой-то всё той же бесхитростной искренностью, в которую верилось сразу. — Нихонский меч выковать – целое таинство. Но здесь для этого совсем не то место.
Всё-таки Курогане оставался ниндзя, не кузнецом: настолько близко к сердцу он всё это и не принимал. Но и продолжал он этим заниматься, к собственному удивлению, не только лишь ради денег. Новое дело пробудило в нём сравнимый с аппетитом интерес, который Курогане не подозревал в себе раньше. При дворце, разумеется, была своя кузница. Идея напроситься туда как-нибудь хотя бы разок, когда наконец вернётся в Нихон, казалась Курогане не в шутку заманчивой. Даже если там он будет, как здесь, всего лишь на подхвате, но хотя бы посмотреть от начала до конца на рождение настоящего меча...
— Кстати об этом.
Повернувшись вдруг к нему, Кусанаги бросил беглый взгляд на то, чем Курогане сейчас занимался – толком не всматриваясь.
— Можешь это пока отложить. Есть для тебя личное предложение. Поинтереснее.
— Какое?
Кусанаги протянул ему молоток.
— Пора бы тебе попробовать выковать свой.
Курогане не слишком любил долгосрочные планы.