Все крупные мероприятия прошли, и работы в кузнице, как и предрекал Кусанаги, резко поубавилось. На заработок Курогане это не должно было сильно повлиять: к тому моменту он уже спокойно брался за заказы посерьёзнее, пока остальным подмастерьям, к чьим навыкам доверия было куда меньше, оставалось перебиваться буквально плугами да ложками. Разные для всех, какими всегда и были, будни возобновились.

О состоявшемся турнире и собственной в нём победе Курогане особенно не осталось что сказать или ещё как-то обмозговывать самому. Дело было сделано, и тему на этом вполне можно было закрыть.

Однако на второй день после турнира, аккурат во время обеденного перерыва, человек заявился прямо в кузницу, чтобы передать ему приглашение.

— Страшно жить, когда власть имущие мира сего из-под земли тебя достать могут, если понадобишься, – прокомментировал Кусанаги усмехнувшись.

— При регистрации на турнире спрашивали, где меня можно найти в случае чего, – вспомнил Курогане. — Сказал, что здесь.

Как раз таки потому, что прекрасно знал, как работают такие вещи, ниндзя – нехотя – назвал место, где трудился, а не где они остановились со спутником.

Приглашение, впрочем, было на первый взгляд совершенно безвредное: следующим днём его ждали на обед. Подписано оно было именем той самой аристократки, с которой они повстречались на турнире.

Отложив его в сторону, Курогане вернулся к работе.

— Что ты ещё слышал про эту... леди Каруру? – поинтересовался он у Кусанаги.

— Ну, ничего дурного точно, – немного подумав, заключил тот. — В обществе, вроде как, довольно приятная женщина. В хороших отношениях с Тено-о*.

Любой на месте Курогане углядел бы в слабой, но весьма выразительной улыбке, что промелькнула на лице мужчины, то, насколько неправильно истолковали его интерес. Но самому Курогане бы и в голову не пришло, что расспрашивать о ней он мог бы с каким-то ещё интересом. Он просто пытался выяснить, какие подводные камни могло скрывать это внезапное приглашение. При прочих равных, он был готов скорее принять его, чем нет: воительница произвела на него впечатление достойное уважения; тогда как отказать без веской на то причины, занимая при этом очевидно более низкое положение, означало бы нанести серьёзное оскорбление. Да и по правде говоря, Курогане льстило, что и им произведённое на аристократку впечатление оказалось столь сильно, что его, по сути не имевшего в этом городе имени, сочли достойным приёма во дворце. Вот такое признание придавало победе действительно приятный вкус. А не когда тебе впаривают осла. Курогане так и не понял, стоило ли ему это принять на свой счёт.

В мастерских стало спокойнее; меньше людей сновало туда-сюда, и уже не так часто сменялись их лица, тогда как неделю назад Курогане за несколько часов мог не увидеть ни одного из них дважды. Тогда среди них было много, как он, приезжих. Кто-то наверняка успел подыскать в Шаре более денежное сейчас место. Кто-то своё уже заработал и уехал. Подсчитывая сбережения, Курогане прикидывал, что и их теперь в Шарано не то чтобы что-нибудь сильно удерживало. Кроме того, что ему как-то не очень хотелось спешить с отъездом.

— Кстати говоря... – протянул Кусанаги вскоре, когда работа вновь продвигалась в их мастерской, теперь в уже куда более размеренном темпе. Оба они по натуре не очень любили болтать впустую, так что перекинуться парой слов в течение дня то там, то там сям с мужчиной Курогане было совсем не в тягость, даже приятно разбавляло рутину. — Это, наверное, не моё дело, но...

Но в этот раз у Курогане возникло какое-то нехорошее предчувствие. Которое, к сожалению, редко его подводило.

— Я ведь тоже многого насмотрелся, пока был в нихонской армии, – протянул Кусанаги, не слишком изменившись в голосе, но слова служили ему вернее всякой напускной серьёзности. — Сражался ты на том турнире... ну очень уж искусно. Узнаётся дворцовая выучка.

Чёрт.

— Ты прав, не твоё, – отрезал Курогане. Возможно, чересчур прямолинейно.

В один миг он оказался в крайне неудобном положении. С одной стороны, он всё ещё не считал нужным распространяться о подробностях своего текущего положения, если на то не возникнет... совсем крайней необходимости. И Курогане, поверьте уж, достаточно уважал себя, чтобы сказать своё твёрдое, категорическое «нет», когда у него не было ни единой причины сказать «да». Но Кусанаги он по-человечески уважал. Испытывал к нему то, что можно было назвать даже приязнью, а чтоб искренне хорошо относиться к кому-то – на это Курогане обычно тоже требовались достаточно весомые причины.

Но доверие, к сожалению, было вовсе не о личной симпатии. Хотя сам Курогане мало чем бы рискнул, реши он всё-таки довериться товарищу, и даже так – проблемы никогда не пугали его настолько. Природой он вообще был вылеплен идти по жизни напролом – но та самая «дворцовая выучка» крепко привила Курогане мысль о том, что он не имел права на легкомысленный риск, если в этот момент на нём лежала ответственность за чужую жизнь.

Кусанаги как ни в чём не бывало разогревал печь.

— Я бы не стал тебя расспрашивать, – пояснил он спокойно. — Так, хотел для себя прояснить... впечатление о тебе.

На самом деле тот делал ему немаленькое одолжение, начав вдруг изъясняться пространными намёками, как никогда не делал. Он не задавал прямых вопросов, от которых ниндзя куда сложнее было бы красиво уйти – и ведь даже в уходе от вопроса обыкновенно, увы, содержится часть ответа. Но Курогане, не понимая этого, переживал только ещё большую фрустрацию.

Сдвинув брови, он спросил, вложив в единственное слово, за которое смог зацепиться, почти что вызов:

— И какое же у тебя обо мне впечатление?

— Неоднозначное.

Курогане готовился к катастрофе, но теперь он, по правде, уже не знал к чему клонит старший товарищ. И как лучше всего держаться с ним дальше.

— Есть пара моментов, – добавил Кусанаги, немного поразмыслив, — но думаю, что по натуре ты всё-таки хороший человек.

Курогане вспыхнул. Не каждый день его вот так в лоб называли «хорошим человеком»: людей он к себе обычно не шибко располагал, а расхожим мнением было равнять человека хорошего и человека удобного как одно и то же. И всё-таки, деление людей на «хороших» и «плохих» Курогане считал полной чушью. В реальном мире существовало слишком много полумер. Да и определяли человека всё равно не его мысли и то, к чему он хотел бы стремиться – по чему уже частенько любили навешивать ярлыки при первой же возможности, – а то, что он делал. За двадцать три года жизни Курогане уже уяснил, что не было в действительности ни добра, ни зла, было только... обыкновенное столкновение интересов.

Что он и высказал Кусанаги прямо.

— Ты молод, – протянул тот, дослушав его до конца. — И голова у тебя горячая. Если путь твой лежит далеко, то к его концу ты можешь стать совершенно другим человеком.

— Никем я не стану, кроме себя самого, – фыркнул ниндзя. Какая бы муха ни укусила Кусанаги, что тот вдруг решил пуститься в философствования да нравоучения, эта часть местной фауны отныне точно не была его любимой.

Слабо улыбнувшись, Кусанаги произнёс:

— В этом и суть.

По крайней мере, больше они к этой теме не возвращались. А ведь в начале Курогане допустил на миг, что мог бы и поделиться с тем правдой, но сразу же отогнал наивный порыв: может, и зря; потому что с виду Кусанаги до неё, похоже, вообще не было никакого дела, кроме самое большее – праздного любопытства. Но вместе с тем, перед ним так соблазнительно открылась возможность просто оставить всё таким, какое оно есть. Курогане не боялся сложностей. Но и напрасно что-либо усложнять не любил.

По крайней мере, сама кузница точно не стала бы вдруг относиться к нему иначе. Уверовав в это, Курогане продолжал работать.

──────── • ☽ • ────────

— Здесь такая богатая архитектура. А ведь при этом всё равно зелено. И в центре такой влажный воздух, хотя дождя не было уже почти неделю. Смотри, вон на траве капли воды! Думаешь, её специально поливают?

С тех пор, как они вышли из дома, рот Фая не закрывался дольше, чем на три секунды. У Курогане было времени уже раз десять пожалеть о своём решении взять его с собой.

— Ну поливают и поливают. Тебе-то что, – устало отмахнулся нихонец.

Отпроситься у Кусанаги на день не стоило ему больших усилий, а деньги... ну, он наконец-то мог позволить себе пока что снова о них позабыть. Измятый конверт с приглашением лежал у Курогане в кармане.

Они не так далеко ушли от главной площади, продолжая двигаться по одной из центральных улиц, но каменные постройки вскоре начали редеть на глазах, пока многочисленные скверы и палисаднички не слились по ощущению в один большой парк: будто не в городе разбили сад, а город пытались возвести поверх сада. Вольготно раскинувшиеся листья пальм слабо трепетали на ветру; шум воды по-прежнему доносился откуда-то издалека, но теперь громче.

Три тонкие башни, вокруг которых скопищем чёрных точек вились в небе птицы, было видно издалека, и тропа, не расходясь лишними развилками, вела прямиком ко дворцу. На подходе к нему их ожидало двое вооружённых мужчин. Проверив приглашение, сопровождать их они не бросились, но пропустили обоих без всяких вопросов. Взойдя по невысокой, состоявшей из до смешного низеньких ступенек широкой лестнице, Курогане и Фай продолжили путь.

Опиравшиеся на массивные колонны, колоссальной высоты каменные своды заставили чувствовать себя крошечным под собой даже Курогане. Эхо шагов уходило куда-то очень далеко вверх, заполняя всё пространство под потолком.

Не было ни единого шанса, что ему удастся отыскать что-то в подобном месте самому, но целый отряд из прислуги высыпал им навстречу.

— Добро-пожаловать! – поприветствовала одна из девушек, низко поклонившись перед Курогане. — Госпожа Карура уже ждёт. Нам велено проводить к ней дорогого гостя... но мы, простите мне откровенность, ожидали лишь вас, – в лёгком замешательстве призналась она, заметив Фая.

— О, мы понимаем, – улыбнулся тот. — Я могу погулять снаружи.

— Нет-нет, думаю, это не проблема! – горячо запротестовала девица. — Сёстры, сопроводите господина во внутренний сад.

Курогане показалось, что среди девушек возникло некоторое оживление, прежде чем две из них, под не очень довольные взгляды остальных, бойко умыкнули Фая прочь.

Курогане этому только порадовался. Светские приёмы не были его сильной стороной, а Фай лёгкой рукой непременно опозорил бы его за сегодня раз пятнадцать. Оставшаяся часть процессии со старшей служанкой во главе повела его дальше по огромному коридору.

Они преодолели три лестничных пролёта, достигнув пока только второго этажа. При том, насколько дворцы правителей и знати соревновались в претенциозности по обыкновению своему, на взгляд Курогане, этот строился не просто не для людей, но точно и не людьми вовсе. Он мог обойти половину Шары за время, что прошло до того момента, как большая деревянная дверь в один из залов распахнулась перед ним.

К удивлению Курогане, зал оказался более чем скромным. Меньше двух дзё** в ширину и приблизительно четыре от входа до дальней стены, он оканчивался аркой, за которой вдоль фасада тянулась небольшая лоджия. Дневной свет щедро проникал через окна, включая одно большое прямо посреди потолка: в дождливую погоду Курогане не хотелось бы здесь оказаться, но в сухой, солнечный день, вроде сегодняшнего, это не имело значения.

За обеденным столом умещалось всего восемь человек. Вместо того, чтобы стоять ровно в центре зала, напуская его облику официоза, тот был заметно смещён вглубь комнаты. Чуднó, что хозяйка восседала не во главе стола, а сбоку. Жестом она пригласила его сесть напротив себя.

Длинные, цвета голубоватой платины пряди теперь свободно ниспадали каскадом на плечи в простой, но элегантной причёске. Заместо боевого облачения на ней была неброская белая сорочка, подпоясанная лёгким кожаным корсетом, а из стали (не считая того самого кнута, что свёрнутым висел на поясе, на который Курогане решил закрыть глаза – ведь сам пришёл с мечом) – лишь серебряное ожерелье на шее да гребень в волосах.

Едва седалище нихонца коснулось стула, двери снова распахнулись и несколько слуг принялись накрывать на стол перед ними. Только сейчас до него начала в полной мере доходить... удивительность ситуации: оказаться вдруг наравне с уважаемым человеком, которому прислуживают за трапезой – не в каком-нибудь кабаке за твои же деньги, – после стольких недель не скованного рамками гордости бродяжничества, ночёвок посреди размытых грязью дорог, тяжёлого труда в окружении людей, среди которых хватало всякого сброда... Даже на службе у Цукуёми, из соблюдения всех приличий есть с ней за одним столом Курогане мог только тогда, когда этого никто, кроме них двоих, ближайшей прислуги и Сомы, больше не видел.

— Думаю, моё имя вам уже известно, – когда их наконец оставили вдвоём, начала Карура. Курогане кивнул. Он громко поприветствовал хозяйку в тот момент, когда вошёл в комнату – после этого он обычно начинал пренебрегать формальностями.

— Хотя мне ваше тоже, – неожиданно добавила она.

— Откуда?

— Узнать его было не сложнее, чем то, где вас найти.

— ...Действительно.

Негоже было оставлять еду перед ними остывать – и они продолжили разговор за обедом. Пища вначале показалась ему немного странной. Курогане уже успел привыкнуть к совместной стряпне Шары и Фая, которую ел изо дня в день, пусть особо вкусной и не находил – но на голодный желудок и не такое слопаешь. Здешние же блюда хоть и были во всех отношениях хорошо приготовлены: с большим разнообразием ингредиентов, хорошо проварены, да и выглядели неплохо, – во рту были почти пресными. Но затем он налёг на соусы, и быстро нашёл для себя те, в которых неожиданно раскрывавшийся в еде вкус был ему более всего по душе. Даже если это была лишь предусмотрительность, обычная здесь – Курогане такое отношение польстило.

Карура держалась весьма благопристойно, чего и ожидаешь обычно от аристократки, да ещё и за столом. Но без сомнения, от сидевшей перед ним женщины по-прежнему исходила очень сильная энергетика. Хоть Курогане всё же и было немного досадно с того, как не осталось и следа того почти дикого взгляда, что пожирал его на арене, распаляя его собственный азарт от битвы ещё жарче. Ему вообще нравилось наблюдать, как меняются люди, выходя на поле брани и покидая его. Курогане терпеть не мог лжецов и лицемеров – и каждый раз он как будто триумфально изобличал эту ложь во всей её красе, когда под пение клинков среди брызг крови человек являл наконец то, что в действительности собой представлял.

Уж лучше бы, конечно, Курогане в честь очередной встречи снова скрестил с ней мечи – ну, или хотя бы меч с кнутом. Пустопорожнюю болтовню, вроде той, что затевают из вежливости, он на дух не переносил, но к его удивлению, с Карурой они совершенно непринуждённо беседовали на протяжении всего обеда: без жеманства и прочей шелухи, прыгая от одной темы к другой, но всё равно прекрасно поспевая друг за другом. Уже со вторым человеком в этой чужой стране Курогане нашёл общий язык с такой лёгкостью, какой не переживал ни с кем на привычной земле. Хотя, может, немного помогало вино.

Опустевшие блюда, судя по успевшим уже выветриться из воздуха пряным ароматам, унесли давно, но хозяйка и её гость так и сидели за столом. Говорить о себе дальше тех будней, что он вёл здесь, Курогане избегал, но охотно слушал рассказы воительницы.

— Шара стала за последние годы поистине приятным местом, – заверила его Карура. — Но чего ещё ожидать от столицы. Я живу тут всего месяцев пять в году в общей сложности, но каждый раз, когда приезжаю – здешний дух приятно бодрит. Здесь так живо, но в то же время... острее всего чувствуются мирные времена. За последние десятилетия едва ли ещё что-то смогло обрести такую же ценность.

— По вам не скажешь, что война вам в тягость, – хмыкнул Курогане.

— Битва хороша, чтобы размять крылья. Мир хорош для того, чтобы жить и заботиться о близких, – спокойно ответила Карура на его замечание. — Второе важнее. Но я соглашусь, что мы тут чересчур расслабились – и это удручает. Чтоб в уличных боях меня ранили, да ещё моей же Гарудой, – усмехнулась девушка. — Лишнее тому подтверждение.

— Мне... стоит извиниться?

— Даже не думайте.

Курогане бы и не думал, но к нему вдруг вернулось воспоминание о том, как потом Кусанаги слегка поддел его, мол, шрамы красят только мужчину, а с красивой девушкой можно было обойтись и помягче. Обычно ниндзя такой ерундой голову не забивал: в серьёзном бою у его противника пола не было, а сама «красивая девушка» своим кнутом его точно не приласкать собиралась. Но его слегка выбило из колеи то, как его отчитали, точно несмышлённого мальчишку. Может, он в самом деле чего-то в этот раз не понимал – поди этих южан разбери!

— После турнира мне очень захотелось пообщаться с вами и как с человеком, не фехтовальщиком, – призналась Карура. — Но я пригласила вас сюда ещё потому, что у меня есть к вам предложение, Курогане.

— Какое? – откинувшись на спинку стула, переспросил Курогане, стараясь выглядеть абсолютно безразличным.

— Даже в мирное время нельзя забывать о том, чего порой стоит защищать этот мир. Я бы очень хотела видеть вас в своём личном отряде.

Позволяя себе насладиться моментом, Курогане выдержал небольшую паузу. Он отдавал себе отчёт, насколько большую честь ему оказывали, насколько ценной была сама по себе открывшаяся перед ним возможность... принять это предложение он, конечно, никак не мог, да и большого желания не испытывал. Но сама ситуация приятно потешила его самолюбие.

— Отказываюсь. Извините.

Кого он рассчитывал удовлетворить прямым, но таким лаконичным ответом – трудно сказать, однако большего Курогане попросту не смог бы сказать.

— У вас есть более благоволящие вашим потребностям виды на ваше будущее?

— Подобная служба меня не привлекает, – отрезал мужчина.

— Вот как?..

Реакцию воительницы он нашёл несколько... необычной. Испытавшей досаду, уязвлённой, оскорблённой, всё ещё настроенной стоять на своём или даже куда более безразличной к его персоне, чем он дал себе думать изначально – ничего из этого он не смог бы к отнести к тому, как леди Карура внимательно глядела на него, сложив перед собой руки на столе.

— Что ж, тогда мне стоит извиниться. Мне не следовало пытаться переманить столь искренне преданного своей стране и её трону человека.

Курогане обдало холодом. И к своему неудовольствию, он знал, что весь спектр испытанных им в тот момент эмоций, точно сквозь прозрачнейшую гладь озера, отразился на его лице.

— Что вы несёте?.. – пробормотал он, совершенно не в состоянии изобразить то недоумение, которое следовало бы.

— Дракон, – произнесла Карура с улыбкой, от которой исходила угроза. — Кендаппа-о не раз сокрушалась, что любимая сестра вынудила её отдать этого дракона.

Пальцы Курогане вцепились в рукоять Гинрю, что ножнами упираясь в пол стоял рядом, прислонённый к стулу под ним. Схватив меч, ниндзя вскочил из-за стола – практически одновременно с Карурой. Он ещё не успел толком вникнуть ситуацию, но почему-то та ему уже очень, очень, очень не нравилась.

— Только если исходить из того, что знаю я, очень странно получается: что личный телохранитель принцессы Нихона делает один в Шарано? – сказала воительница, точно отпечатав клеймом у него на лбу: на миг Курогане всерьёз испугался, что сказано это было достаточно громко, чтоб услышала сама Аматерасу-о.

Их отделял друг от друга лишь стол, он же удерживал обоих на месте; но Курогане понимал, что одно неосторожное движение может ускорить развитие событий.

— За коим чёртом вам вообще в это лезть? – выпалил он, искренне негодуя.

— У меня не было хоть сколько-нибудь дурных намерений, но ваша реакция вас компрометирует, – заметила Карура. — Мы в слишком хороших отношениях с Кендаппой-о, чтобы я могла закрыть на это глаза.

Продолжать эту полемику дальше – прекрасно понимая, к чему она ведёт – Курогане смысла не видел. Между делом он незаметно толкнул сапогом ножку стола, убедившись, что тот поддаётся. Ухватившись рукой за свой край, ниндзя выкинул ногу и одним махом опрокинул его на воительницу.

У Курогане было всего два возможных пути для отступления: прочь из зала так же, как он сюда пришёл, или в противоположную сторону – к лоджии. За дверью он почти наверняка налетел бы на охрану. Впрочем, даже попытайся он через лоджию сбежать в соседнюю комнату, местные обитатели наверняка уж получше нихонца знали, куда та его вывела бы.

Из двух зол одну ему в конечном счёте пришлось бы выбрать. Полагаясь на то, что противник далеко не всегда так умён и предусмотрителен, как от него ждёшь, Курогане рванул к лоджии.

Нет, по правде, был ещё третий вариант. Однако ниндзя примерно представлял, насколько высоко они должны были находиться после столь долгого подъёма. Пейзаж, открывшийся ему на узкой площадке – выходившей прямиком на огромный сад, – эти ожидания даже превзошёл. И всё же, это могло оказаться лучшей из его идей, при всём том, насколько это была ужасная идея.

Ужасные идеи, похоже, всегда занимали в сердце Курогане какое-то особое место.

Перемахнув через ограждение, Курогане всадил ножны Гинрю между балок, повиснув в воздухе. Только нащупав ногами неровности барельефа, за которые едва-едва, но всё-таки мог зацепиться, он начал продвигаться дальше.

Осторожно сползая вниз прямо по стене, цепляясь за камень носками, рукоятью меча и свободной рукой, он чувствовал, как скользит по спине ветер. Малейшая перемена в этом ветре могла его убить. Но Курогане был решительно настроен не умирать сегодня. Когда нога наконец нащупала внизу пустоту, уходящую куда-то вглубь, он вложил весь собственный вес в нижнюю часть тела и запустил его в проём.

Курогане не надеялся на мягкое приземление. Но не ожидал того, как под шумный всплеск в глаза, рот, нос и уши стеной ударит вода. После непродолжительной с ней борьбы, откашливаясь и отплёвываясь, он выкатился из небольшого бассейна. Пол вокруг был вымощен какого-то омерзительного салатового цвета плиткой.

Способность ясно соображать вернулась к нему ещё не вполне (хотя эта плитка почему-то выбесила сразу), но сидеть размышлять о том, в каком он дерьме на этот раз оказался, у Курогане тоже времени не было. К счастью, в этой комнате хотя бы была дверь и она была всего одна.

— Нет-нет, господин, мы никак не можем вас оставить! – повторяли служанки друг за другом по очереди, пока другая неистово кивала первой в ответ. — Нам ведь ужасно попадёт!

Фай, как и обычно, не делал для того практически ничего: в одном лишь его присутствии девушки моментально утратили всякую осторожность и как женщины, и как прислуга. Прогуливаясь по саду, они премило болтали с ним и не стеснялись наслаждаться его обществом – не хватало только устроить пикник. Впрочем, именно эта мысль вскоре и озарила одну из девушек, чем она не преминула поделиться, но стоило Фаю (как будто) заинтересоваться – и та с ужасом сообразила, что сболтнула лишнего.

— Но мне бы так хотелось хотя бы просто выпить с вами чаю, – с ничуть не замутнившейся улыбкой мягко настаивал Фай. — Ведь это не должно занять много времени? Я подожду вас здесь, а если что – просто скажите, что это была моя просьба. Вас никто не заругает за то, что вы просто прислуживали гостю.

Девушки переглянулись в нерешительности... на деле же каждая просто искала поддержки в том, на что её сердце решилось тут же, стоило Фаю произнести пару слов. Проводив их взглядом, Фай отправился дальше исследовать внутренний двор, уже в одиночку.

Широкая каменная тропа, что заканчивалась – или начиналась – на подступах к самому дворцу, симметрично разветвлялась в нескольких местах на более узкие, отделённые друг от друга небольшими, но с виду достаточно глубокими резервуарами. Установленные в них поливальные установки, тонкими струйками описывая круг, орошали высаженную вокруг зелень. Такие Фаю не доводилось видеть даже в Альзахре. Вот уж точно: в том, насколько зрима разница между богатыми и бедными, богатые винят бедных, а бедные – богатых.

Коротко стриженный газон был аккуратно засажен отдельными клумбами: в основном красными, оранжевыми и белыми цветами. Деревьев росло очень мало, да и тех – невысоких. С трёх сторон из четырёх двор был окружён каменными сводами. Вполне естественно Фаю захотелось (куда больше на самом деле, чем пить чай) проверить ту самую его часть, где сад уходил дальше. А что? Самое страшное, что грозило Фаю – его немного пожурят за своеволие. А девушек точно не станут ругать. То, что их тут и пальцем не трогали, юноша почувствовал сразу.

Когда через некоторое время Фай бросил мимолётный взгляд через плечо назад, ему показалось, что в стороне дворца возникло какое-то необычное оживление.

Несясь по коридорам, он вынужден был делать это молча, но у себя в голове Курогане ругался матом.

Нет, ну как он мог предвидеть, что в месте, вроде этого четыреждеклятого Шарано, его узнают по мечу! Да ещё кто-то, знающий лично ни много ни мало саму Аматерасу-о! Похоже, то, как она вспомнилась ему тогда на арене, было предзнаменованием.

Курогане, конечно, допускал, что что-то с этим приглашением может быть не так. Он и Фая с собой взял лишь за тем, чтоб этот балбес хотя бы был где-то под боком, если они во что-нибудь вляпаются. Оборот, который приняли события, каким он был, всё равно в итоге пустил ему песка в глаза. Но теперь Курогане просто нужно было разыскать спутника да драть отсюда когти. Если бы ещё этот чёртов дворец не был таким огромным!

Он не знал даже, сколько здесь было выходов. Ниндзя запоминал обратную дорогу, когда его вели в обеденный зал, но с момента его отчаянного прыжка с лоджии это перестало иметь хоть какую-то ценность. Продвигаясь наобум в поисках лестниц, которые ещё недавно видеть больше не мог, он несколько раз сталкивался с охраной. Двое, трое, даже четверо на одного – Курогане было не привыкать, но он понимал, что если даст всей местной страже достаточно времени, чтобы собраться в одном месте и обступить его...

«Да драл я в задницу этот Шарано!»

Добравшись наконец до первого этажа, Курогане не долго думая вывалился в сад. То и был, похоже, тот самый «внутренний двор». Внутренний двор – а значит, на тот факт, что Курогане был всё ещё на территории неприятеля, давая ему этим самым преимущество, это никак не повлияло. Но после бесконечных верениц колонн, он ощутил хотя бы иллюзию свободы, вдыхая воздух полной грудью. Воздух в лёгких ему ещё был нужен.

Заслышав шум сзади, Курогане не остановился, но обернулся. Несколько стражников высыпало из тени каменной арки прямиком за ним. Кажется, это даже были те же самые, которым он дал отпор на верхних этажах. Вот поэтому он и предпочитал резать глотки: один раз – и больше никаких проблем! Но при всём желании, здесь у него были связаны руки. Устрой он в этом месте резню – того и гляди докатится до Нихона, а на их головы может начаться уже серьёзная охота.

Повернув обратно свою пока что ещё сидящую на месте голову, он завидел впереди Фая. Но не то чтобы кто-то обещал, что все его злоключения на этом завершатся. Четверо вооружённых мужчин всё ещё были у него на хвосте. Курогане замешкался.

— Камар! – вдруг окликнул его блондин. — Сюда!

Конечно, это ничего не меняло. Они должны были оторваться, а перед ним – совершенно открытая местность. Но сил после всей беготни у него оставалось не так много, чтобы увести в нокаут столько противников разом (и это если ещё на шум в сад не сбежится остальной дворец). Курогане просто побежал вперёд. Позволив себе не думать. Наверное, как тогда в Кайри, когда вопреки здравому смыслу и собственным убеждениям решил просто довериться Фаю.

Выбиваясь из ритма спешных шагов позади него, земля под ногами странно завибрировала. Но Курогане не остановился. Со всех сторон окружённая водой (вот уж незапланированных водных процедур в чьей-то ванне с него на сегодня хватило!), дорога, к счастью, была прямой и широкой.

Вибрация усилилась – и Курогане услышал звук. Громкий гулкий звон, будто кто-то ударил в тяжёлый колокол прямо над их головами... которому тут совершенно неоткуда было взяться, но ниндзя готов был поклясться, что слышал. И не только он – звуковая волна обрушилась на них всех ударом обуха по голове. Струи воды, до этого размеренно поливавшие газоны, резко сменили направление. От воды в таких количествах просто не могло быть смертельного вреда, но неожиданно хлынувшая прямо в его преследователей, она будто нарочно метила в глаза.

Едва сам увернувшийся от стремительных, беспорядочных брызг, Курогане подумал, что впрочем, мокрее уже не станет. Абсолютно дезориентированным стражникам, на глазах теряющим равновесие от бог весть откуда взявшейся звуковой волны вдобавок, резко стало не до него.

Нагнав Фая, он решил отложить все вопросы на потом – если к тому времени окончательно не удовлетворится тем, что был в состоянии домыслить и сам. Узрев его вблизи, блондин воскликнул:

— Что случилось? И где ты тут под дождь попал?

— Потом объясню, – отмахнулся Курогане.

Через живую изгородь они наконец выбрались из этого проклятого дворца.

Никогда ещё дорога из города обратно не занимала так мало времени. Тяжело оперевшись на деревянный забор, Фай закашлялся, пока Курогане, тоже порядком загнанный, но всё равно без секунды промедления влетел внутрь.

По счастливой случайности обоих хозяев дома не оказалось. Курогане быстро собрал и покидал в рюкзак скромные пожитки без разбору, хоть его это были вещи, хоть Фая. Странный старый ключ, что спутник то ревностно носил при себе, то вдруг как будто забывал о нём начисто, оставляя валяться где попало, Курогане тоже бездумно прихватил сразу. Явился блондин к тому моменту, как Курогане уже спешно переодевался в дорогу. Хотя бы его примеру без лишнего трёпа последовал в этот раз сразу.

Вернувшись во двор в полной готовности – будто и не было того месяца мирной оседлой жизни, – они быстро двинулись к лошадям.

— Мы точно не можем дождаться Шару с Расецу, чтобы их предупредить? – едва успев перевести дыхание, вдруг спросил Фай.

— Чем меньше они знают, тем лучше.

На лице Фая не было удивления, скорее отразилось молчаливое смирение с тем, что он... подозревал и сам.

Курогане надеялся, что никто не станет копать в этот инцидент так глубоко, чтобы вообще найти их связь с этими людьми. Пара, конечно, не знала о том, куда они направятся, они вообще ничего не знали о двух путниках, которых приютили... Курогане не хотелось, чтобы для самих Шары с Расецу, ни в чём не виноватых, это обернулось чем-то дурным.

За мгновение до того, как уже готов был взобраться в седло, Курогане услышал ослиный крик.

— Чёрт.

Привязанная к изгороди животина, безразлично лупящая на него мутные глазёнки, была уликой неочевидной... но крайне опасным образом имеющей к нему самое прямое отношение. Он не мог оставить это, как есть; мужчина подошёл к ослу. Вынув Гинрю из ножен, Курогане замахнулся.

Верёвка лопнула. Курогане гаркнул на осла, прогоняя его прочь со двора, но перепуганное животное и без того, громко заливаясь, уже припустило куда глаза глядят.

Вернувшись к Фаю, Курогане успел поймать на его лице смешанное выражение: как если бы секунду назад тот наблюдал за сценой почти испуганно, но в конечном итоге испытал облегчение.

— Что?

— Да нет, ничего.

Худая рука вдруг потянулась вначале как будто к его лицу, но замерла чуть выше. Вынув из его волос розовый лепесток, Фай странно улыбнулся, слегка сдвинув приподнявшиеся брови – в безмолвном вопросе, который, Курогане был почему-то уверен, ему совсем не хотелось услышать.

— Потом объясню! – выпалил он и отправился седлать коня.

Два расписных фонарика – красный и синий – покачивались на окне дома, провожая их в путь.