Нигде во втором отделе не нашлось стола, способного вместить такую группу, поэтому Фай с другими учениками просто натаскали оттуда книг и обосновались в одном из тех небольших читальных залов, где было поспокойнее, в публичной части библиотеки.
Вынужденная окончить занятия раньше, Прессия достаточно недвусмысленно намекнула, что остаток дня им лучше не воспринимать как незапланированный выходной, посему юные чародеи просто отправились туда, где их ждало меньше всего подобных соблазнов. Проносить внутрь еду не разрешалось, слишком шуметь – тоже, так что ничего не оставалось, кроме как прилежно уткнуться в книги. У многих, впрочем, сколько ни поднимал Фай глаза на сидящих вокруг товарищей, страницы в этих книгах не перелистывались и трёх раз за последние полчаса.
Он и сам то и дело был вынужден возвращаться в начало абзаца и перечитывать его заново, то невольно отвлекаясь на чужой разговор, то теряясь где-то в собственных, бесконечно далёких от изучаемого им труда мыслях. Столько, сколько в последнее время Фай поглощал новой информации, ему не приходилось усваивать уже давно, и часть его продолжала этому противиться, но впервые за долгое время у него также была достаточно сильная мотивация. Естественная усталость, из-за которой у него уже несколько дней с трудом выходило сосредоточиться, впрочем, тоже давала о себе знать, просто... Фай не знал, сколько у него в запасе времени, и оттого казалось, что его у него почти не осталось. Поэтому он каждый раз обещал себе, что отдохнет. Как-нибудь потом.
В общем, для большинства самообучение проходило не то чтобы совсем никак, но довольно вяленько – самый неприятный расклад из возможных, так как и разойтись с чистой совестью уже не получалось, и толку в итоге было мало.
Когда к ним энергичной походкой откуда-то вывернула смуглокожая дева, несколько студентов тотчас отчаянно начали изображать бурную деятельность. Те же, кто знал леди Калдину получше, и бровью не повели – кто-то даже начал посматривать на неё почти с надеждой.
— Эй, а вы в курсе, – прямо таки оживил комнату её голос, — что прямо у вас за стенкой сейчас открытое слушание?
Леди Калдина была среди прочих магов, которых, помимо Клефа, Фай застал во время своего самого первого визита в ратушу. Насколько он знал, та вообще не имела отношения к профессорскому составу, а вращалась где-то в местной торговой гильдии, возникая постоянно то тут, то там. Но с Прессией и остальными была в тесных отношениях. Так что изображать при ней примерных учеников, может, и имело бы смысл, если б она сама каждый раз не начинала подначивать юных адептов на приключения.
Даже единственная всерьёз корпевшая над учебником студентка тут же бросила свои записи.
— Да ну, это же такая скукотища, – раздражённо нахмурился её товарищ, будто тоска одолела его настолько, что любое резкое проявление радостного волнения теперь было мучительно. — То-то они станут в открытую разбирать что-то действительно интересное. Небось протёкшие крыши обсуждают и бюджет на квартал.
— Ты с дуба рухнул? – опешила девушка. — Такое же раз в полгода бывает!
Калдина же хитро добавила:
— Там даже Ведьма Измерений.
Стол мигом опустел. В большом косяке маленькой рыбёшке остаётся только плыть по волнам вместе со всеми – Фай, хоть и не совсем понимал, по какому поводу такое оживление, припустил за остальными.
Высыпав из комнаты, ученики рассеялись вдоль деревянного ограждения. Со второго этажа как на ладони простирался холл, который ещё пару часов назад – когда они только пришли сюда – пустовал. Теперь внизу меж стройных рядов людей было не протолкнуться; тогда как юные маги уютно расселись прямо на полу, свесив ноги вниз промеж балясин*. Фай с ещё парой учеников предпочёл постоять. Сложив локти на перилах, он наблюдал за тем, что происходило внизу.
Зал был заполнен неравномерно: в другом его конце за парой длинных, образовывающих прямой угол столов было совсем немного людей. В человеке за кафедрой Фай узнал Клефа. Не считая лишь женщины, сидевшей к нему ближе всех, сияние его магической ауры было здесь самым ярким: настолько, что даже Фаю сразу это отметил. В остальном он хоть и способен был чётко увидеть, кто испускал её из присутствующих, а кто нет – «полутонов» он до сих пор практически не различал. Это называли «магическим зрением», оно быстро открылось у Фая вместе с тем, как он активно начал пользоваться своей силой, но с тех пор почти не улучшилось. Возможно, ему бы удалось развить его со временем. Но Фай думал о том, что с большой долей вероятности это, как и прочее, что сводилось к тому, чтобы чувствовать более остро, оказалось в той части общего магического источника, распределившегося по двум отдельным сосудам в момент их рождения, которая досталась не ему.
Но удивительное наблюдение: и без ауры было довольно легко различать магов и простых людей среди собравшихся. Разница не так сильно бросалась в глаза, когда он видел тех и других по отдельности, но теперь Фай мог с уверенностью сказать, что было в первых что-то такое, что выделяло их с первого взгляда. То ли в одежде, то ли в манере держаться... скорее всего, во всём понемногу. Он невольно задумался, а произошла ли с ним в Смарагдосе такая перемена?
Иными словами, для юноши «слушание» обернулось скорее «смотром». Хотя судя по тому, как увлечённо другие ученики глазели на Клефа, Юко и прочих именитых магов – из них многие прибежали сюда отнюдь не слушать о повседневных нуждах и проблемах любимого города.
Когда было объявлено об окончании, в холле мгновенно поднялся гул – но так же стремительно тот затихал по мере того, как люди высыпали наружу, словно песок просеивался через сито. Группа магов, в отличие от них, не так спешила расходиться; Фай долго наблюдал издали за наставником и прочими знакомыми лицами, и едва ли с такого расстояния можно было почувствовать на себе чей-либо взгляд, но в какой-то момент ведьма вдруг подняла голову, определённого выискивая кого-то наверху. Акустика в этом месте была такая, что можно было б возносить прошения богам, не ожидая аудиенции в порядке очереди: их всё равно спасли бы только затычки в уши – поэтому Фай отчётливо услыхал своё имя, когда Юко радостно вскинула руку вверх.
Полностью игнорируя гробовое молчание, повисшее среди учеников, Фай поспешил спуститься. В практически опустевшем к тому моменту зале он быстро отыскал и сразу свободно направился к ведьме и остальным. Они продолжали что-то обсуждать, но уже в куда более непринуждённом, практически дружеском тоне.
— И кстати, не для общего собрания, но к вашему сведению, – чуть криво улыбнулась Юко. — У вас там опять голуби на Клоу Рида нагадили.
При виде Фая она вся зашлась радушием, граничащим с нежностью:
— Я слышала, ты прекрасно проводишь тут с этими ребятами время, но заходи и ко мне иногда. Вчера привезли пару редких книг и прекрасный коричный ликёр.
— Продолжаешь усыновлять всех заблудших в Смарагдос беспризорных мальчишек? – тихо усмехнулся Клеф.
— Ну а кому тут ещё этим заниматься, – не без нотки самоиронии поддакнула Юко.
— Обязательно загляну, – ответил Фай из соображений приличия, но с искренней теплотой. Всё-таки эта женщина ему нравилась.
На короткой ноге с главной ведьмой Смарагдоса и в учениках у главного мага Смарагдоса – повышенный интерес товарищей к юноше был вполне понятен. Но на их отношение к нему в конечном счёте не повлиял: собственное «привилегированное» положение им толком не осознавалось, а сам Фай держался с остальными слишком приветливо и открыто (или по крайней мере, старался производить такое впечатление), чтобы его можно было обвинить в «заносчивости» и «недосягаемости».
Так очень скоро Фай столкнулся и с интересом к себе иного рода.
— Может, нам в «камень-ножницы-бумагу» сыграть? Или жребий бросить?
...Так уж выходило, что обычно это было лишь вопросом времени. Фай давно уже перестал замечать. Но если подобные многозначительные шепотки за спиной всё же привлекали его внимание – то с завидной невозмутимостью он продолжал их «не замечать».
Только вот из-за этого увлечённые обсуждением двое девиц совсем расслабились, продолжая посылать в сторону Фая беззастенчивые взгляды, которые кого угодно на его месте уже вынудили бы обернуться. Вскоре к ним присоединилась третья.
— Не обижайтесь, но точно могу сказать, что тут вам обеим нечего ловить. Он не по этой части.
Выразительно проговорив каждую букву, она заставила сложенные из них слова прозвучать так, что не возникало никакой нужды в пояснениях.
— Что ты такое говоришь?! – горячо воскликнула одна из девушек; и сразу же притихла, воровато озираясь – не ведая, что так лишь выдаёт себя ещё больше. — С чего ты вдруг решила? – переспросила она тише.
— Братец каждый месяц приводит домой нового ухажёра. Глаз у меня уже намётан.
Принявшая занятный оборот беседа, которую Фай слушал вполуха, заставила его еле слышно прыснуть.
— И, скорее всего, у него даже кто-то уже есть, – вдруг добавила наблюдательная чародейка. Сзади повисло молчание, от которого прямо таки веяло, как девушки, которые мгновение назад готовы были предать сестру по учению огню за ересь, теперь с благоговением внимали её мудрости. Тут Фай уже не сдержался.
— Насчёт последнего ты не угадала, – произнёс он с непроницаемым спокойствием.
Другие люди как правило находили звучание его голоса приятным, однако девушки подпрыгнули так, словно кто-то ударил в набат прямо им в уши. Не повернув головы, дабы не ставить их в ещё более неудобное положение, Фай продолжил заниматься своими делами, словно ничего и не слышал. Но настороженную тишину за его спиной вскоре нарушил неожиданно преисполненный облегчением, как будто даже надеждой, вздох.
— Ну, главное, что никого пока нет.
— Ты что, совсем ничего не поняла..?
Впрочем, к счастью, с того дня никаких поползновений в его сторону никто больше не совершал, и на атмосфере в их небольшом коллективе это никак не сказалось. Если женское внимание и могло поставить в неудобное положение самого Фая, то вызывая в нём разве что лёгкое чувство вины, что он не в силах дать бедняжке даже шанса. Он рано осознал свои привязанности. Привязанности, какими бы они ни были, в стенах залов, конечно, всё равно не значили ничего, но по крайней мере, ему не приходилось бороться со своей природой денно и нощно, как если бы он оказался неудачлив настолько, чтобы в этом месте из всех обнаружить в себе влечение к женщинам. Он всё не мог свыкнуться с тем, что покуда он не собирается туда возвращаться (а он не собирался) – ему больше не запрещено хотеть. Возможно, он слишком долго – ассоциировал он себя с Альзахрой и залами или нет, а всё-таки провёл там большую часть сознательной жизни – находился под влиянием десятка табу, что те продолжали довлеть над ним и здесь. Решившись на побег, совершив его и проехав с тех пор многие мили, он, тем не менее, пока не чувствовал той самой «завершённости». Но скорее всего, не в табу было дело. Мира, в котором Фай бы отважился сблизиться с кем-то настолько, для него не существовало.
Нет, он ни в коем случае не мог позволить себе...
Чем дальше он продвигался в учёбе, тем сильнее видоизменялся мир вокруг него, но тем проще, вместе с появлявшейся в нём уверенностью, ему было двигаться дальше своим путём. Важные перемены принёс тот день, когда учитель Клеф внезапно попросил у него его пропуск в библиотеку. Фай отдал камень, как-то даже не успев ни о чём задуматься, а на следующий день старший маг вернул его ему – совсем ничего при этом не сказав. Но единственная догадка Фая подтвердилась в тот же вечер, когда он решился проверить сам: теперь у него был допуск в третий отдел. Конечно, он не ожидал, что добьётся его так скоро, поэтому на время выкинул все мысли об этом из головы, сконцентрировавшись на том, что мог сделать сейчас. «Я же говорил, что это не вопрос каких-то исключительных достижений», – проворчал Клеф, когда тот всё-таки поделился с ним своими сомнениями. «Мне нужно было просто, чтобы ты доказал, что у тебя есть голова на плечах и что тебе в самом деле это нужно. В остальном же, чем раньше ты начнёшь учиться по материалам, предназначенным для тебя – тем лучше».
В итоге с Клефом оказалось куда проще, чем Фай ожидал. Чем меньше в нём самом оставалось от несмышлёного мальчишки, которого нужно было направлять – тем больше тот давал ему свободы и тем чаще над учителем брал верх просто человек, которым он являлся... Не слишком открытый и, безусловно, со своими недостатками. Так Фай заметил, что в обычном, неформальном общении из него далеко не такой хороший оратор, нежели когда дело касалось по многу раз отработанных преподавательских приёмов и им самим сформулированных теорий. Поначалу ему и в голову не пришло бы подшучивать над таким человеком, но его ближайшие коллеги – беззлобно, конечно же – делали это открыто, и главное – искреннее, совсем, как оказалось, не изжитое под корень десятилетиями недовольство в такие моменты могло явно проступить у него на лице.
Фаю довелось даже однажды побывать у него дома: точно меньше всего об учёбе, но о чём они тогда говорили у него едва отложилось в голове; однако подмечать сущность хозяина в деталях интерьера было крайне занятно. На каминной полке стояло несколько старых фотографий в рамках (ещё одна использующая магию местная технология). Большинство людей, помимо самого учителя, на них Фаю были так или иначе знакомы, и только одна его поначалу озадачила, а потому завладела вниманием больше всех: та, где они стояли лишь вдвоём, Клеф и совсем молоденькая белокурая девушка. «Твоя предшественница», – прокомментировал мужчина, и Фай понял, что почувствовал это на каком-то глубинном уровне ещё раньше. Хоть между и не могло быть никакой связи – в конце концов, она уже обучалась здесь у Клефа задолго до того, как они с братом вообще появились на свет, – но он тут же бессознательно попытался отыскать какие-то зацепки.
Звали ту девушку Эмерауд, и больше о ней Фай, копаясь в архивах, практически ничего не нашёл, в отличие от других учеников Клефа. Немногочисленные, но все они по своим отнюдь не малочисленным упоминаниям составляли о себе впечатление как о магах и чародейках если не великих, то лишь по той же причине, по какой великим магом никто особенно не звал самого Клефа: сосредоточенные на деле больше, чем на попытках вписать своё имя в историю.
В общем, постепенно вне занятий учитель с учеником начали видеться несколько чаще, чем на них; общие лекции и семинары он перестал посещать ещё раньше. Однажды, случайно встретившись с товарищами где-то в городе, он тепло болтал с ними, как и прежде; они звали его на пикник через пару дней, и юноша правда собирался к ним заглянуть, но вспомнить об этом ему случилось лишь спустя два дня после назначенной даты – мысленно пожав плечами, он не придал этому упущению большого значения.
Так Фай «поселился» в библиотеке. С самозабвением художника, который весь день трудится над заказами королей, аристократов и прочих толстосумов, а с наступлением вечера моет кисть только для того, чтоб продолжить исходиться по холсту собственными идеями, всю вторую половину дня Фай обыкновенно корпел над учебной литературой, а последние пару часов до закрытия библиотеки проводил в архивах.
Может, дело было в том, в какой момент своего обучения Фаю довелось наконец сюда попасть – в самый правильный – но ничего в так называемом третьем отделе, стоившего бы такого налёта загадочности, он не нашёл. Никаких фолиантов, в которых бы излагались секреты вечной жизни, воскрешения мёртвых или мирового господства. Самая поразительная находка, которая произошла здесь с ним – это потрёпанная кулинарная книга авторства какого-то архимага (да ещё и написанная от руки, судя по всему, им же), жившего приблизительно четыреста лет назад. Архив тоже представлял собой всего лишь несколько небольших смежных комнат, оборудованных на порядок хуже, чем – светлые и чистые, как сошедшие с картинки – публичные залы.
Он не был удивлён, но всё равно испытал лёгкое разочарование, когда увидел, как мало места на его полках было отведено под букву «Ц». Ещё меньше их содержимого действительно имело отношение к делу. И всё же, то немногое он жадно изучил вдоль и поперёк, внимательно, от корки до корки, часто втягиваясь в процессе, подчерпнув для себя в итоге много нового. В конечном счёте, он точно не назвал бы это пустой тратой времени. Но де факто, того, что искал изначально, он так и не нашёл. Удивительно, сколько лет он влачил своё мучительное существование, состоя целиком из оного, чтобы теперь обнаружить, насколько была тонка в реальности эта ниточка, связывающая его с собственным прошлым.
Настоящее тем временем предпринимало очередную попытку завладеть им. Фай искусно подыгрывал ему – потихоньку собирая для себя по кусочкам этот город вместе с его жителями, тогдашними и нынешними, – но не более того.
───────※ ·❆· ※───────
Он по-прежнему время от времени наведывался в «магазин», обычно и не выжидая от его хозяйки специального приглашения. Это не сводилось непременно к праздному распитию чаёв и чего ещё, ведь у Ведьмы Измерений очень даже было, чего подчерпнуть... но предугадать её настроение, поймав нужное, было практически невозможно. Фай мог свободно обратиться к Юко за советом, но на практике содержательность её ответа всё равно сильно зависела от этого самого настроения и уровня оставшейся в ближайшей бутылке крепкой жидкости. По пути к ней, он не мог знать заранее, так что со временем просто принял этот элемент неопределённости, благодаря которому ему вдобавок удавалось хоть иногда проветрить голову и ненадолго оторваться от учёбы.
И однажды, переступив порог, он поначалу не обнаружил Юко совсем. Обычно она или маялась в первом же зале, готовая к любым неожиданным визитам, или показывалась очень скоро. Зыбкий дымок от её трубки ещё вился в воздухе, самой же ведьмы не было.
Он также обычно ждал застать здесь Курогане, который с чего-то вдруг начал на неё подрабатывать; его тоже не оказалось. Вопреки тому, как невидимое присутствие нихонца, несмотря на его «приметность», обычно вообще трудно было ощутить, если он не бранил кого-то во весь голос и не крушил что-нибудь, Фая как-то сразу наполнило этой звенящей пустотой, которой был пронизан дом, вместе с уверенностью, что мужчина не просто отошёл, но не появлялся в магазине в тот день вообще.
Юноша в кой-то веке никуда не спешил и решил пока что подождать. Он уже столько раз появлялся в этой комнате, что если б спокойно посидел тут в одиночестве какое-то время вне взора хозяйки – это бы не восприняли превратно.
И сперва он правда намеревался поступить именно так. Но всего одна вещь, попав в поле его зрения, развеяла в пух и прах все его искренние намерения не совать нос не в своё дело.
Старинное зеркало. Вернее, само это зеркало не было способно вдруг резко пробудить в нём какой-то интерес: столько же раз он уже повидал и его, и ни за что не подумал бы, что оно могло «скрывать» от него что-то так долго. Он увидел в нём силуэт. С первого же взгляда явно не принадлежащий ему самому – и машинально повернул голову, решив, что наконец вернулась Юко. Но он по-прежнему был в комнате один. И нет, взглянув снова на зеркало, он обнаружил, что силуэт не исчез, как в мистическом романе, стоило ему отвернуться.
Наверное, поэтому в происходящем ему не почудилось ничего зловещего – но вопросы оставались. Фай подошёл ближе. Проблема была не только в силуэте: вся комната, хоть и отражалась в зеркале, как можно было приметить по отдельным чертам, но выглядела... иначе. Иначе падал свет, пара вещей была не на своих местах, но что, конечно, бросалось в глаза ещё раньше – собственного отражения Фай, хоть уже и подошёл к нему вплотную, в нём не увидел.
Из-за довольно скудного освещения – будто был поздний вечер, а в комнате горел лишь десяток свечей – он едва смог в деталях рассмотреть человека, которому тот силуэт принадлежал, и уж тем более не смог толком разглядеть лица. Но сидевшая на том диване, что находился сейчас у Фая за спиной, это точно была женщина.
— Вы же понимаете, что речь идёт уже не просто о судьбах двух людей, но целой страны?
— Цену, какую угодно, я заплачу, коль скоро она будет равноценна.
С лёгким искажением, словно через толщу воды, донёсся до него сначала один голос. Он принадлежал Юко и раздавался как будто прямо из зеркала, хоть самой её Фай в отражении и не видел. Стоило же зазвучать второму, и он услышал совсем молоденькую девушку, и фигура перед ним тут же стала казаться ему меньше. «Да она же, не иначе как, совсем ребёнок», – и это потрясло Фая вкупе с тем, насколько по-взрослому решительно и вместе с тем степенно она произнесла те слова.
Очевидно, он застал лишь часть разговора, который продолжался уже какое-то время, и всё же хоть Фаю и было невдомёк, о чём тот вёлся, странная атмосфера этой сцены его заинтриговала.
Далеко не сразу Ведьма Измерений дала ответ:
— Вы не будете знать наверняка.
— Что, простите?
— У вас будет сила противостоять этому, – протянула Юко с серьёзностью, в которой не представала Фаю ещё ни разу. — Каждый ваш шаг зачтётся, но вы никак не сможете узнать, помогло ли ваше влияние или, может, сделало ещё хуже. Ничего, что касается этого дела, вы больше не будете знать наверняка.
Фай вдруг увидел слабый отблеск – как на поверхности серебряной ложки – своего задумчивого лица. Тогда он вновь услышал Юко. Только на этот раз уже у себя за спиной.
— Давно ждёшь?
Она только подошла, и Фай постарался сохранить невозмутимый вид – ведь не сделал же он ничего дурного тем, что просто не стал закрывать глаза и затыкать уши перед неожиданно открывшейся ему картиной, – но всё ж почувствовал себя немного не в своей тарелке, когда ведьма, загадочно замолчав, слегка вытянула шею.
— А, у всех отражающих поверхностей есть память, ты знал? – небрежно бросила она. — Они помнят. Но это зеркало ещё умеет поведать о том, что оно видело, если спросить. Только оно уже старенькое, шалит иногда.
— Или просто хочет с кем-нибудь поговорить, как любая одинокая старушка, – отшутился Фай.
— Ага. Только, что бы ты там ни увидел, имей в виду, что это конфиденциальная информация, – протянула женщина почти непринуждённо, без нажима, но... Фай неплохо соображал.
— Разумеется.
И тут же добавил со всей непосредственностью:
— Ведь у вас бывают самые разные клиенты... А желания? Есть какие-то, с которыми вы отказываете? – полюбопытствовал он. — Если это не тайна, конечно.
Фай лишь попытался сменить тему так, чтобы это не вышло как-то неестественно. Он совершенно не пытался связать этот вопрос с увиденным... его, по правде говоря, вовсе не настолько взволновало увиденное, чтобы до сих пор разбираться, что же всё-таки он увидел в том зеркале.
— Ну, ради какой-нибудь откровенной глупости мало кто берёт на себя все сложности, чтоб добраться сюда. Так что всё, что в принципе лежит в рамках возможного, я готова исполнить – вопрос лишь в том, готов ли человек отдать столько, сколько это будет стоить, – заключила Юко. — Однажды ко мне даже пришли с просьбой изменить судьбу.
— И чем же разрешилось это дело? – машинально спросил Фай.
— Полагаю, оно ещё далеко от разрешения.
Вне всякого сомнения, у магазина была своя «душа», которую вдыхало у него исключительно присутствие хозяйки; казалось, само здание не простоит в её отсутствие и дня. Две девочки-служанки, мигом объявившиеся, стоило ей вернуться, шустро накрывали на стол.
— Лучше расскажи, как успехи.
— Да так, потихоньку.
Фай не слукавил, но против истины, пожалуй, погрешил: сравнить хоть даже не выходя за рамки его личного опыта – а за последний месяц в магическом искусстве он освоил больше, чем за всю жизнь до этого. Пусть он и не был гением, схватывающим налету абсолютно всё, но «потихоньку» такие темпы уж никак нельзя было назвать.
Ведьма, должно быть, подумала как раз о чём-то таком, ибо заметно ухмыльнулась.
— Ты спишь-то хоть время от времени?
— Не спать не получается, – попытался Фай усмехнуться, но вышло как-то не очень весело.
— Не знаю, просто ли рвение к учёбе это или что ещё, – протянула она многозначительно. — Но иногда чрезмерное рвение – не лучшее, что можно к чему-то проявить, – не самая удачная его улыбка так и застыла у Фая на лице, а сам он не знал, что сказать. Лишь когда ведьма подняла на него глаза, всё ж ожидая, похоже, какой-то реакции, он слегка прищурил свои, вопрошая этим без слов.
— Вы думаете, что магия, – продолжила Юко, — как любое ремесло – это источник, вода в котором пребывает постепенно. На самом деле это ящик Пандоры, который стоит всего лишь открыть, а потом в спешке учиться справляться с последствиями.
— Вы это к чему?
— Да так, ни к чему конкретному. Просто имей в виду.
Хоть где-то в отдалении от тогдашних движений его мыслей у Фая и возникло смутное ощущение, будто это была попытка предостеречь его о чём-то, но по большей части он пропустил туманные намёки Юко мимо ушей.
Меж тем, заключив, что момент к тому, похоже, был подходящим, он аккуратно поставил чашку на блюдце и вымолвил, немного понизив голос:
— Могу я полюбопытствовать кое о чём, в чём вы, мне видится, должны быть осведомлены?
— Да не вопрос, – энергично отозвалась ведьма. — Ну, то есть, свой-то вопрос задавай, конечно.
Фай ещё раз у себя в голове перебрал все слова, которые хотел сказать... только вот как бы осторожно он их ни выбирал – вряд ли ему удалось бы провести эту женщину. Попытайся он даже просто увести её внимание в сторону – скорей уж напротив привлечёт его этим именно туда, куда не надо. Как и в случае с Клефом, оставалось только действовать напрямик.
— Как работает система статумов? – решил он пока придержать уже имевшиеся у него на тот момент подозрения.
— А, то есть, ты уже в курсе, что она не только для маркетинговых акций нужна?
Но ведьма, кажется, раскусила его на берегу.
— Что они в некоторой форме хранят часть информации о приезжающих в Смарагдос магах, да... – протянул Фай осторожно. — Только вот любопытно, какую именно. И где.
Обескураженно наблюдая за тем, как хозяйка откупоривает металлическую флягу, а затем вливает приличную часть её содержимого прямо в чай, Фай кое-как закончил свою мысль. Проделав это, она отпила. Из фляги.
С живостью, какой не доставало некоторым их лекторам, Юко рассказала:
— Камни тоже хорошо «впитывают» информацию, поэтому их и выбрали как главный инструмент, но до ума идею так и не довели, мол, «пока и этого хватит». Так что помимо так называемого «оттиска магической силы», по которой и можно достаточно точно определить её уровень, с них считывается... ну, разве что, только «история покупок». Можно проследить цепочку мест, где человек его предъявлял, расплачиваясь. А, ну и установить однозначно владельца, если он в городе, по ним не проблема, без лишних подробностей. Статум ведь остаётся здесь, когда человек уезжает – и ему возвращают обратно в пользование тот же, когда он приезжает снова. Если приезжает.
На самом деле, звучало всё на первый взгляд довольно безобидно... но было достаточно и этого, чтоб Фаю сделалось не по себе.
Ведь если подумать, упомянутая «цепочка мест» складывалась и из гостиницы, где он остановился, и всех тех кафе и ресторанов, где он обедал, и прочих мест, которые Фай посещал, и даже... Он уже знал на тот момент, что своим ходом из города не выехать – придётся воспользоваться одним из «пунктов перемещения». За услуги в которых... тоже брали плату! А если они так фиксировали и то, куда кто-то отправлялся из Смарагдоса?
Путники, конечно, не безупречно лёгкой поступью проделали сюда свой путь из Арда, но оставлять такой жирный след Фай бы не осмелился. Под большим вопросом было то, способен ли человек, вроде него, зайти настолько далеко, но... он ведь даже не знал, что Фай ушёл сам. И у юноши было на этот счёт самое дурное предчувствие.
— Есть ли какой-то способ... не оставлять его здесь? – спросил он, не в силах скрыть тревоги.
— Ну, разве что не уезжать, – усмехнулась Юко.
И наконец произнесла то, чего Фаю так не хотелось от неё услышать:
— А что, боишься, что кто-то захочет через него что-то с тебя поиметь?
Фай молчал. Он не мог рассказать ей правду, каким бы хорошим отношением ни успел на тот момент проникнуться к Юко, но и успешно солгать в сложившейся ситуации шанса у него больше не было.
— Знаешь, я не буду настаивать, – произнесла она, к его удивлению, без малейшей видимой перемены. — Но если тебе в чём-то нужна помощь, придётся сначала рассказать правду. Хотя бы в общих чертах.
Сделав над собой усилие, Фай нехотя покачал головой.
— Если сомневаешься, можешь заплатить, – предложила та. — Моё молчание, особенно когда мне не слишком интересно, стоит совсем недорого. По сравнению с остальным.
От очередной улыбки на его собственных губах повеяло холодом.
Больше они к этой теме не возвращались. Ему... правда не хотелось терять общество Юко, по крайней мере, пока он был ещё здесь. И к его облегчению, уже через пару минут она будто и не помнила этого разговора: то ли «чай» наконец ударил в голову, а может, ей и правда с самого начала просто было неинтересно взваливать на себя груз чужих тягот, если ей за это не платили.
Но когда Фай уже простился с хозяйкой, она в дверях настойчиво вложила что-то ему в руку.
— Это... – на его ладони лежал точно такой же изумрудный жетон, что сейчас упирался в его бедро изнутри кармана. Отличить их друг от друга можно было бы только по висевшей на шнурке у этого кожаной бирке: с выжженным на ней с ювелирной точностью узором в виде бабочек.
— Это один из тех, из которых и делают статумы, только пустой, – прошептала Юко над его плечом. — Отдашь его вместо настоящего, когда будешь уезжать. Они далеко не сразу заметят – на самом деле, это просто очередная формальность, до которой мало кому есть дело. А второй за пределами города и сам быстро станет такой же пустышкой.
— ...мне нечем заплатить, кроме денег, – не вполне избавившись от сомнений, напомнил маг.
— Не бери в голову. За него уже заплатили.
«Кто же? (Кто вообще мог за него заплатить?..)» – хотел он было спросить, но вдруг ясно ощутил, что та не ответит.
Поблагодарив ведьму, Фай покинул магазин.