— Эй, а можно чуть потише? Прямо по ушам же, ну.

— Я забиваю чёртов гвоздь чёртовым молотком, каким образом это можно сделать тихо? – прервавшись, огрызнулся нихонец. — Потерпи пару минут, женщина, кому это было надо, в конце концов.

— Ну хорошо, – со страдальческой миной протянула ведьма. — Вычту за моральный ущерб из твоей зарплаты.

Прошло чуть больше месяца с тех пор, как они при по-прежнему казавшихся ему весьма дикими обстоятельствах оказались в Смарагдосе, и теперь Курогане уже вполне мог твёрдо прийти для себя к заключению: ему не нравилось в этом городе ничего. Его фрустрация не была сравнима даже с тем, насколько неприятное первое впечатление когда-то произвела на нихонца «столица пустыни»; всё-таки, это был первый раз, когда он испытал на себе столь разительную смену окружения, стоило делать на это скидку.

Смарагдос пробуждал в нём ощущения иного рода. К примеру, Курогане давно перестал брезговать есть местную еду просто потому, что она отличалась от того, к чему он привык (и даже научился правильно держать в руке вилку). Нихон был далеко, очень далеко, и он не ждал чудесным образом вдруг обнаружить его за поворотом. Так со временем у него порядком поубавилось охоты подвергать резкой критике все чужие культурные особенности, которые он не понимал, но и раньше они вызывали у Курогане разве что обычное раздражение. Фай, который, похоже, ехал в Смарагдос далеко не просто посмотреть достопримечательности, во что не соизволил его даже посвятить, несносная женщина из магазина, какие-то совершенно дурацкие местные порядки – всё это Курогане, безусловно, по большей части именно раздражало.

Но к тому моменту у него уже не получалось заставить себя поверить, что у самого Смарагдоса не было... ещё одной, какой-то иной стороны. Которую ему, тем не менее, попросту было не за что ненавидеть, она не доставляла ему лично в его повседневной жизни никаких неудобств, скорее наоборот. Все эти штуки, созданные местными магами не только для себя, но и простых людей – Курогане раньше и вообразить не мог, что магию можно использовать для чего-то, кроме нечестных приёмов в бою и нагнетания на себя таинственного образа. Ореол зловещей таинственности окутывал и все те далёкие земли из историй, где многие поколения магов одним движением пальца возводили огромные хрустальные дворцы и там, по совершенно иную сторону мира, совершенствовали своё искусство и вели свои дела из одного поколения в другое и затем в третье, пока на земле их успевало смениться десять. Ничего подобного в Смарагдосе он не наблюдал. Одно сосуществовало здесь с другим, и никому это не причиняло дискомфорта. Люди здесь, похоже, не удивлялись уже вообще ничему. И сравнивая, хотя он не задумывался специально об этом, Курогане вскоре понял, почему столь тщательно изолированной от остального мира оказалась эта его часть, почему так сложно было попасть сюда несведущему – на собственном примере.

Местная система, доверившись ему, допустила промах: на самом деле ему, возможно, тоже не следовало здесь находиться.

Безусловно, он мог поначалу относиться с подозрением ко всем этим новым для себя вещам и явлениям, ведь он был даже не в состоянии понять, как они работают. Но раз, два, десять – сколько бы Курогане ни приходилось сталкиваться с одним и тем же, настороженность не уходила. Настороженность и... он ни за что не назвал бы это чувство своим именем. Но когда он впервые разбирал в подсобке магазина Юко всякий хлам, он бездумно дотронулся до какого-то артефакта – гладкая, продолговатая поверхность; кажется, это была рукоять посоха – и на долю секунды его пронзило нечто вроде разряда, настолько слабого, что ему это вполне могло и померещиться, но Курогане отшатнулся, едва не повалив локтем целый шкаф за своей спиной. Являлось ли на самом деле засевшее в нём в тот момент ощущение опасности, рассеянной в самом воздухе вокруг везде, куда бы он ни шёл, пустышкой или нет... Но у Курогане от этого города был мороз по коже.

— ...М-м-м, сойдёт, пожалуй, – придирчиво осмотрев результат его трудов, когда он закончил вешать картину, всё-таки одобрила Юко. А жаль: Курогане был бы не прочь теперь забить ещё пару гвоздей, исключительно из вредности.

Глядя на написанный маслом портрет стоявшей позади него женщины и неизвестного ему мужчины, Курогане в очередной раз мысленно вопрошал у самого себя, что он вообще здесь делает. У ведьмы и новоиспечённого мага могли быть между собой какие угодно договорённости – он не имел к ним никакого отношения, о чём при каждой их встрече эта отлично спевшаяся парочка не забывала напомнить ему безо всяких слов. Не имел, и всё-таки... Он с самого начала делал для него несколько больше, чем Фаю стоило рассчитывать, не так ли? И продолжал делать по сей день. Даже если этот дурак не в состоянии этого оценить.

Магазин ведьмы дрейфовал посреди того, что сама хозяйка называла «мёртвым сезоном». Разгружая коробки и раскладывая товар по залам, часть убирая обратно в те же коробки, Курогане в сущности просто перемещал по нему туда-сюда один и тот же мусор. Лишь однажды ведьма принимала при нём гостя – вместе с платьем сменив, казалось, абсолютно всё, из чего можно было сложить о ней первое впечатление; подобно хамелеону, – и вынужденный присутствовать, он выбрал, вопреки собственному обыкновению, не встревать и держать рот на замке, в идеале притворившись мебелью; он не знал, насколько со стороны было заметно, что и в этом магазине ему было совершенно не место. Но как только незнакомец откланялся – Юко сунула ему лист бумаги с крайне странно сложившимися в один список вещами, от самых обычных до не самых, и остаток дня Курогане пришлось мотаться по городу, меняя в разных его концах одно барахло на другое, чтоб уже под вечер вернуться к ней с финальной, совершенной формой... барахла.

Но в целом заниматься от четырёх до пяти дней в неделю тут было особенно нечем. Начав с мытья полов и посуды, он не заметил, как на него спихнули весь остальной быт, не имевший к делам самого магазина никакого отношения: стирку, глажку, развешивание картин во внутренних комнатах, смешивание коктейлей, мелкие (и не очень) покупки... Хотя бы из кухни он был в категоричной форме изгнан после первого же раза, когда Курогане попытались перепоручить ещё и готовку.

По его разумению, занимался он здесь, в общем, вещами насквозь бестолковыми. До этого у него не находилось времени предаваться сожалениям о столь поспешном отъезде из Шарано, слоняясь же по магазину в ожидании поручений он вспоминал кузницу слишком часто. Конечно, как прошли те несколько недель, он не выбрал бы провести остаток жизни, но по крайней мере это были довольно неплохие несколько недель: он был занят новым, но пришедшимся ему по душе делом, и знакомство с Кусанаги стало для него глотком свежего воздуха спустя стольких недель, в течение которых он мог довольствоваться лишь общением с Фаем (и дивился теперь, как у него при этом не поехала крыша).

Не то чтобы из Фая был плохой собеседник, скорее, речь шла о разнице впечатлений, которые извлекаешь из общения с разными людьми. При том, насколько по большей части Курогане был, откровенно говоря, нетерпим к любому мнению, отличному от его собственного, каким-то образом обычно он притягивал к себе людей, совершенно на него непохожих. И Фай был всего лишь одним из них, по-своему неповторимый: такого лицемера Курогане в своей жизни ещё не встречал, а ведь мимо него мельтешил весь императорский двор. И хотя, казалось бы, у них уже не оставалось после всего причин не доверять друг другу, он... как мог он до конца изжить недоверие по отношению к тому, кто продолжал удивлять за каждым поворотом?

О, да этот щёголь здесь просто преобразился. Важно вышагивая на толстых каблуках – из-за чего Курогане, разговаривая с ним, продолжал спотыкаться взглядом, который теперь не нужно было опускать так низко, как он привык, – он стучал ими...

...он стучал ими по каменному полу, отполированному до зеркального блеска; как на тянувшемся за его спиной шлейфом синем бархатном плаще, расшитом золочёными нитями звёздным небом, такое же небо отражалось у них под ногами. Синеватый свет, исходивший от вращающегося над их головами искусственного небосвода, переливался отблесками вместе с россыпью точек, мерцающих на их лицах.

Отлитые из металла сферы и прочие сложные переплетённые между собой конструкции громоздились под потолком, и сколько бы ни рассматривал их, предназначение этого места, названного Фаем «планетарием», Курогане так и не понял. Но пожалуй, здесь правда было красиво. И не так уж много людей, из-за чего казалось, будто час стоял куда более поздний, чем пробивший недавно на башенных часах полдень, и были они здесь только вдвоём.

— Самое большое – это созвездие Гидры, – показал Фай, проведя пальцем в воздухе длинную загогулину, отдалённо напоминавшую змею. При этом линия, вспыхнувшая белым светом, в самом деле соединила десятка два звёзд. Мало-помалу она потухла. — А рядом созвездие Ворона.

— Это ж просто четырёхугольник, – отозвался Курогане.

— Ага... ну, не я это придумал, – пожал плечами Фай.

— Кому вообще было настолько нечего делать, чтобы это придумать? Пара ярких звёзд, чтоб можно было определять стороны света – а остальное не то что хрен запомнишь, я их даже различить между собой не смогу. Не говоря уже о том, что ничерта этот Ворон не похож на ворона.

Фай покачал головой, мягко усмехнувшись, мол «Ну вот опять ты ворчишь», а ведь это Курогане ещё не ворчал. У него, вообще-то, было даже на редкость – если говорить о последних неделях – неплохое настроение. Поэтому спустил ему, когда тот легонько толкнул его в плечо своим; они побрели дальше через зал.

— Вон там две яркие звезды – Вега и Альтаир. Я слышал, у вас с ними связана какая-то красивая легенда, – с явной вопросительной ноткой протянул Фай.

Названия Курогане ни о чём не сказали, но с большим трудом ему удалось раскопать в недрах памяти единственную достаточно «красивую» легенду, в которой вообще как-то фигурировали звёзды.

— А, эта сказка. Что-то про двух влюблённых, которые встречаются раз в год, на Танабату*.

— «Что-то»? Курочка, так-то ты чтишь родную культуру? – воскликнул блондин.

— А на кой мне вообще это помнить? – громко возразил тот. — Они и не жили-то наверняка никогда.

Интерьер в следующих залах был уже самым обычным, хоть и продолжал создавать тёплым приглушённым освещением ощущение позднего вечера. Они пообедали в тихом ресторанчике прямо здесь, после чего ещё час или два бродили по этому необычному музею. В нём не было экспонатов как таковых; это было, как в итоге показалось Курогане, самое бесполезное место на земле, где только и оставалось, что бродить по чудным комнатам, совать всюду нос и дёргать за всякие рычаги, гадая, что же произойдёт, но оно словно и не заставляло ломать голову над своими загадками. Он никогда не думал, что столь незатейливое, такое бессмысленное, но как бы и не совсем пустое времяпровождение может действовать так расслабляюще.

На обратной дороге они прошли через тот же зал, так что на выходе от ударившего в глаза солнца пришлось зажмуриться. Несмотря на то, что и в середине дня действительно яркого солнца здесь никогда не бывало.

Ни солнца, ни звёзд... А ведь Курогане, кажется, и правда за всё это время не видел на здешнем небе ни одной, сколько ни вглядывался бы в эту застилавшую его изумрудную плёнку.

— Чтобы скрыть город извне, они используют иллюзию, – объяснил Фай. — Но это, как бы сказать... Обоюдоострый меч. У местных, кто живёт здесь всю жизнь, нет никакой возможности увидеть чистое звёздное небо – для того здесь планетарий и построили.

— Это не решение проблемы, – с сомнением высказал Курогане.

— Слово «компромисс» ты когда-нибудь слышал?

Следом же Фай добавил:

— Оно, к тому же, меняется в течение года. Известно ведь, что в разных частях света оно выглядит немного по-разному. Сегодня вот расположение звёзд было практически как над Ардом... ну, может, самую малость севернее.

— Ты экскурсии по городу водишь в свободное время? – усмехнулся Курогане.

— С чего ты взял? – сразу повеселел и Фай.

— У тебя в голове слишком много бесполезной информации.

— Интересную информацию уже нельзя назвать полностью бесполезной, – возразил его спутник.

«Какую бы ерунду ни запевал, поёшь, конечно, красиво», – думалось при этом Курогане, наверное, всю дорогу от Альзахры.

Но всё-таки, как над самим Смарагдосом были тогда разбросаны все эти созвездия? Уже, видимо, не сказать наверняка... как будто собственного места под общим небом у этого города не было. Он избегал других, боясь столкнуться с непониманием, только тут всё было, как и у людей: ты либо держишься в стороне от всех и всего, либо едва ли останешься в стороне по большому счёту. Кто бы мог подумать, что и среди названий на карте находятся отщепенцы.

Подумав немного, Курогане спросил:

— А там, откуда ты родом, оно сильно отличается?

— «Оно» – в смысле, что?

— Расположение это. Расположение звёзд.

— Ох, свет, если ты хотел что-то обо мне обиняком выведать, то мог бы и менее вызывающий подозрения тон изобразить, – усмехнулся Фай как-то насилу. Только вот что-то подозрительно щёлкнуло при этом в самом Курогане.

— Стой, как ты сказал?

И на этом рот Фая, казалось, захлопнулся наглухо, а на лице отразилось странное выражение. Курогане прекрасно слышал, как он сказал. И застывшее на лице блондина выражение крайнего неудобства было лишним тому подтверждением.

— Это было что-то из тех словечек, да? – надавил он, отчего Фай, по-прежнему не глядя на него, скорчил гримасу ещё жалостнее.

Обычный непринуждённый разговор принял весьма неожиданный оборот.

Ведь помимо обычных коверканий его имени, Фай с Альзахры всё продолжал звать его ещё парой каких-то прозвищ, которые так ни разу и не потрудился ему перевести. И в какой-то момент, похоже, забылся, что в Смарагдосе-то – а теперь и вовсе, если вспомнить то практически навязанное ему приобретение в ведьмином магазине – перевода, что бы он ни сморозил, Курогане больше не требовалось...

— Ну, и как ты там ещё меня называл? – не унимался теперь мужчина.

— «Луна», – неохотно всё-таки выдавил Фай.

— Почему? – в самом деле озадаченный, переспросил Курогане.

— Сначала из-за гербов на твоей одежде. Потом подумал, что тебе это... и впрямь подходит.

Чем больше нихонец задавал вопросов, тем больше у него их оставалось... Воистину, чтоб одолеть восьмиглавого дракона, опоить надо все восемь голов разом – иначе пиши пропало**.

Более того, он не знал, как реагировать на неожиданное открытие. Он-то до сих пор был уверен, что Фай, пользуясь его неведением, безнаказанно над ним подтрунивает. И значить это должно было что-то обидное, а то и оскорбительное. Что же значили эти слова применимо к нему, что в нём могло напоминать Фаю луну, Курогане... не знал.

— Но да. Довольно-таки отличается, – вздохнул Фай без намёка на прежнее веселье.

Он как будто про себя упрекал Курогане, что тот в чём-то (причём совершенно нечаянно) его уличил. Продолжи он сейчас валять дурака, как ни в чём не бывало – у этого был бы горький привкус. Так Курогане представился неплохой шанс расспросить его ещё о чём-нибудь, или хотя бы просто отметить долгожданную победу и немного посмеяться про себя над этой миной пойманного за баловством ребёнка... Если бы только сам весь остаток их дороги до гостиницы не пребывал в смешанных чувствах.

К чему ему вдруг вспомнились события именно того дня – недели две назад, это был, кажется, последний раз, когда они что-то делали вместе. Конечно, было лишь естественно, что неприлично сократившаяся дистанция между ними вновь возросла, как только не нужно было больше спать на одной лавке и хлебать суп из одной миски по очереди. Но нет, Курогане не верилось, что за столь короткий срок у них теперь вдруг могло остаться так мало точек соприкосновения.

Всё началось с того, как его спутник активно втянулся здесь во все эти... колдовские делишки. По первости Фай постоянно завязывал с ним за завтраком разговоры о магии, которые Курогане не хотел вести ни с ним, ни с кем-либо ещё. Но не то чтобы со временем ему стало лучше удаваться избегать этой темы. Они просто начали разговаривать реже.

И получалось у них это проще простого, учитывая, что даже живя в одних апартаментах, они практически перестали пересекаться. Когда Курогане просыпался утром, Фая частенько там уже не было. А когда возвращался из магазина – того либо ещё не было, либо он уже спал без задних ног. Даже когда у Курогане выдавался свободный день, это мало что меняло: парень просто пропадал где-то с утра до ночи. В иной ситуации такой сосед был предметом мечтаний.

Только вот так Курогане практически остался один в столь невзлюбленном им городе, в котором он теперь и... не понимал зачем нужен вообще.

— Что ж, на этом, думаю, пока всё, – протянула ведьма. — Перекусить не хочешь?

До этого Курогане почти час переставлял мебель во внутренних помещениях, и всё равно предпочёл бы перебиться чем-нибудь на кухне (в конце концов, продукты тоже покупал он), когда хозяйка забудет о нём и отлучится по своим делам. Не хотел лишний раз влезать в долги, в которые наверняка бы влез, решив принять её очередное «щедрое» приглашение.

— Воздержусь, – буркнул мужчина. — У меня ещё полно работы.

— Да уж прям, – воскликнула ведьма. — Ты уже переделал поручений, что я надавала, дня на три вперёд. Тут сейчас даже мне нечем заняться.

Курогане фыркнул в раздражении. Да, он соврал... или не вполне, он был готов сам выискать себе какой угодно работы, только бы отделаться на какое-то время от этой женщины.

— Тогда я могу просто уйти домой раньше.

— Нет, не можешь.

— С чего бы?

— Тут я решаю, когда заканчивается твой рабочий день, – задорно поигрывая кисеру*** в руке, напомнила ему Юко.

— Это не ответ.

— Ну хорошо, намёков ты не понимаешь, – вздохнула та. — Говорю же, тоска тут смертная. Может, хоть ты мне составишь компанию?

— Обойдусь.

Про себя Курогане недоумевал, на что ведьма вообще рассчитывала. Вести с ней беседы он тем более не собирался: с южанином они спелись так хорошо как раз таки потому, что в общении та была просто Фаем в женском обличии, только... хуже. С ней постоянно приходилось держать ухо востро.

— Да ладно, не бывает в самом деле таких неразговорчивых, бывают только плохие собеседники и неудачные темы для разговора, – продолжала ведьма. — Мало кто не любит говорить о себе. Давай поговорим о тебе. Например, как это вас двоих сюда занесло.

— А что, за этим непременно должна стоять какая-то охренительно интересная история? – попытался отмахнуться Курогане. Но худшим опасениям, начавшим мало-помалу заниматься в его голове, было суждено обрести форму слишком скоро. Планировала ли проклятая торговка этот разговор заранее, оттесняя его назад из своевременно занятой, наиболее выгодной позиции, или из всех дел в магазине ей правда оставалось лишь довести его до белого каления... Как бы там ни было, совершенно безжалостно ведьма отчеканила:

— Ты из Нихона. Парнишка же родом точно с севера, но в последнее время жил на юге... по ардскую сторону пустыни, скорее всего, – Курогане обратился в камень. — Там вы, получается, и встретились. Ничего исключительного в ней, может, в конечном итоге и не окажется, но своей минутки внимания такая история, как ни посмотри, заслуживает.

Не получив от мужчины ответа хотя б единственным мускулом, дёрнувшимся бы на его лице, она усмехнулась.

— Да за столько десятилетий, кто бы откуда сюда ни заглядывал – я уж все внешние черты да повадки ваши знаю. Я не читаю твои мысли, успокойся. Хотя поделиться ими тебе, мне кажется, не помешало бы.

— Нет, – вновь отрезал, отвернувшись, Курогане; коротко, уже уяснив, что любое лишнее слово будет использовано против него.

По крайней мере, Юко он больше не видел, и это имело примерно тот же эффект, как если бы он не смотрел на свежую рану – тогда та как будто болела не так сильно.

— Я уже и так догадалась, что вы от кого-то скрываетесь, – произнесла ведьма. Курогане покосился на неё через плечо. Непонятно, какой истории она хотела от него – такими темпами справилась бы и сама. Но... зерно сомнения, которое до сего момента его ни разу не посещало, отыскало в Курогане плодородную почву, что вызревала уже некоторое время.

— Да какая тебе в конце концов разница? – устало вздохнул нихонец.

— Мне – никакой. И что, если я скажу, что твой дружок мне и так уже поведал достаточно? А мне просто захотелось услышать твою версию.

Не сразу, но всё-таки веря в свои слова, Курогане сухо возразил:

— Он бы не стал.

— А я о-о-очень хорошо умею убеждать.

Но вынужденная признать, что его убедить у неё почему-то не вышло, Юко цокнула языком.

— А вы неплохо друга друга знаете, да? – протянула она с лёгким раздражением. — Ну хорошо, на самом деле, молчал, как рыба. Его право. Но у тебя тоже есть право, ну не знаю, выговориться... По лицу твоему вижу, что тебе страсть как надо выговориться. Даже если ты сам пока этого не понимаешь.

Честно говоря, не похоже было, что у хозяйки имелся какой-то личный интерес: если б она собиралась их кому-то «продать», так знала бы уже за что, кому и почём – ей не было бы смысла расспрашивать, да ещё настолько в лоб. Один раз Курогане уже угодил в ловушку (совпадение ли, в тот раз он тоже связался с женщиной), но то был, казалось, совсем не тот опыт, который ему стоило учитывать здесь. Он был не из тех, кто обжёгшись пламенем не рискнёт больше сорвать вишню, потому что она тоже красная.

— Давай, у меня как раз есть в запасах отличное нихонское саке...

Курогане досадливо фыркнул. Ему не нравилось уступать, даже если это было им самим принятое решение.

— Мару, Моро, сделайте нам чаю.

Две девочки развалились на диване, как кошки, и лениво играли в карты. Вот уж кто тут почувствовал вкус свободы с тех пор, как в магазин наняли Курогане.

— Пусть Курогане сделает, он же обычно делает, – совершенно незаинтересованно заявила одна.

— Ага, пусть Курогане сделает, – поддакнула другая.

— Мне казалось, я попросила вас, а не Курогане, – улыбнувшись, медленно проговорила Юко, при этом... исходившая от неё угроза возрастала с каждой лишней секундой, которая понадобилась слугам, чтобы наконец подорваться с места и взяться за поручение.

Ведьма опустилась на освободившийся диван.

— Чай? А что насчёт саке? – хмуро заметил Курогане, усаживаясь напротив.

— Ну ещё чего, дам я тебе пить на рабочем месте, – и тут же, видя закипающее в нём вновь недовольство, торопливо добавила: — Ладно-ладно, я соврала, прости, оно вообще-то закончилось аж на прошлой неделе. Думаю, в обозримом будущем мне пришлют ещё, но когда – не могу сказать точно. С меня причитается.

— Да неужто.

Мужчина усмехнулся, и ведьма ухмыльнулась вместе с ним. Хоть в чём-то они достигли единодушия: оба не особенно-то верили, что она выполнит подобное обещание.

Курогане не планировал выкладывать ей абсолютно всё. Но стоило ему открыть рот – и его уже было не остановить. Слова хлынули потоком, как если б пил он всё-таки не совсем чай, и Курогане запоздало осознал, что так оно, судя по разлившейся в какой-то момент слишком уж тяжёлой теплоте в животе, и было. Он рассказал всё от момента своего приезда в Альзахру и их первой встречи с Фаем до сегодняшнего дня, не признался разве что, кем именно служил в Нихоне, но про южанина выболтал всё, что знал сам. С одной стороны, он чувствовал себя ужасно: и от того, что просто-напросто дал себя опоить, и что сел за этот стол он всё ж целиком по своей воле. С другой же, не мог не обратить внимание, как приятно опустела голова, стоило только вывалить весь скопившийся в ней мусор на кого-то ещё. Не слишком умело скрытничая, две девчонки продолжали прислуживать им за столом, а сами так и развесили уши.

— Парнишка у тебя в неоплатном долгу, – протянула Юко в спокойной задумчивости, когда он наконец остановился перевести дух. — Только вот... что вы теперь собираетесь делать?

— А что, есть много вариантов? – буркнул Курогане. — Ехать. Как только он решит ехать дальше. Ему виднее.

Произнёс он и не сразу поверил своим ушам. То, что самому Курогане было уже по большому счёту всё равно, не было для него же новостью, но чтоб он начал настолько полагаться на Фая в том, что затрагивало вообще-то и его судьбу тоже?.. И с каких пор он официально сменил в услужении одну принцессу на «другую»?

— Это-то понятно, – вздохнула ведьма, отпив из своей чашки. — Но сколько ехать? Как далеко? Вы не можете убегать вечно.

Он и не собирался. Только уже давно не задумывался об этом; просто продолжал путь, как подует ветер. Немудрено, что поэтому всё начало выглядеть именно так.

— У тебя есть какие-то предложения, что ли? – проворчал Курогане. Он всего-то хотел дать понять, что не напрашивался на все эти вопросы и измышления, к которым они отсылали, когда затевал разговор. Он не ожидал, что со всей серьёзностью женщина вдруг произнесёт:

— Пусть остаётся здесь, в Смарагдосе.

Курогане промолчал. Казалось, что-то у него в уме на добрую минуту перестало работать, как положено. Лицезрев его замешательство, ведьма продолжила тоном, настолько пронизанным критикой, будто этим молчанием он уже отверг её идею.

— Сам посуди. Ему с его способностями в городе самое место. И он уже неплохо здесь устроился. Слышала, получает от учёного совета неплохую стипендию. А уж кто бы его не искал – здесь его достать будет очень-очень трудно.

Внимая ей, Курогане в неприятном изумлении вопрошал у самого себя, как ему эта мысль не пришла в голову раньше, когда нечто настолько же простое, как дважды два, перед ним-то было каждый день прямо как на ладони. И сверх того, почему-то воспринимать её как идею ему всё ещё не очень хотелось. Чтобы Фай остался в Смарагдосе?..

— Не дитя же он несмышлёное, чтоб вечно тебе за ним таскаться, и не девица тебе посватанная.

Курогане был не по душе Смарагдос, но с Фаем-то всё обстояло с точностью наоборот. Судя по всему, он неплохо проводил тут время, успел заручиться какими-то связями. И впервые с тех пор, как они покинули Ард, он спокойно обходился без нихонца. Всё сильнее хмурясь, он всё больше и больше сомневался, что а ведьма ведь, наверное, была права...

Курогане задумался. Как он представлял себе окончание их путешествия: что он оставит Фая в тихой деревушке на другом конце света? Или лично сколотит ему дом в какой-нибудь глуши, пообедает да отправится вправлять обратно, как сломанную кость, собственную жизнь..? Да никак он не представлял. Он видел себя уже в Нихоне – когда всё уже закончилось, – но самой концовки не видел.

Как по наитию он ввязался в эту историю – так надеялся, что по такому же наитию она и разрешится как-нибудь по ходу дела. Курогане не любил загодя предаваться размышлениям о будущем. В данный момент его главной заботой было, чтобы Фай оставался в безопасности – а он должен был просто однажды найти ему место, где тот окажется в безопасности уже без него. И чем же вот эта возможность, подвернувшаяся пускай раньше, чем он в глубине души рассчитывал, не подходила для развязки? Даже если где-то впереди их ждало бы что-то получше, это уже не будет иметь значения, если до этого «впереди» они никогда не доедут.

Он пытался найти у неожиданной идеи минусы и не смог. Пообещав себе ещё немного подумать об этом уже на трезвую голову, Курогане наконец проглотил колом вставшее в горле печенье.