— Ну и какую мне надеть? — обессиленно падает на кровать Бэкхён с двумя рубашками в руках. Лу сидит в его кресле и покачивает ногой, посасывая чупа-чупс. Что говорить, у Ханя чемпионский пояс по ходьбе во всякие клубы и бары, он не парится со всем этим. Для Бэкхёна же такие походы – грандиозное событие. – Лу!

— Надень белую.

— Она меня полнит.

— Тогда чёрную.

— А она мнётся сильно.

— Может, бежевую?

— Лухан, мать твою! Глаза хоть подними.

— Да ты будто реально на свидание собираешься. У нас чисто посиделка с горячим алкоголем, а не ужин в пятизвёздочном отеле. Надень уже футболку, заправь спереди в джинсы, глаза подведи — и будешь красопеткой. Зуб даю!

— Лучше вообще никуда не идти. Предчувствие у меня плохое, — вздыхает Бэк, принимая сидячее положение. — Футболку мне нельзя надевать — руки будут голые. А у рубашки рукава длинные, так мне не страшно.

— Тогда чёрную. Поверь, до помятости твоей рубашки никому дела не будет.

— Но это же первое впечатление!

— Первое впечатление было утром, когда мы собрались группой и нам выдавали студаки.

— Ладно, поверю тебе, — нехотя поднимается омега и идёт к гладильной доске, аккуратно раскладывая рубашку. — Если я надену байкерские перчатки, то медицинские же не так сильно видно будет? — и показывает вещь, на что Лу закатывает глаза.

— Да хватит так печься об этом. Этот твой красавчик же спокойно отреагировал, так какое дело до других? Не реви, — когда Бэкхён состроил хныкающую мордашку, пригрозил ему Лу, поднимаясь с насиженного места и хватая все три его рубашки, разглядывая взглядом профессионала в таких делах. — Чёрная рубашка, узкие джинсы, белые кроссовки — стандартный набор в таких случаях. Могу подвести глаза, если у тебя есть собственный карандаш. Я, как видишь, сегодня в тех розовых перчаточках.

— Не напоминай о своём тупом подарке, — пыхтит Бэкхён и выхватывает свои вещи, начиная наглаживать их, сдувая падающую на глаза чёлку. — Так что насчёт байкерских перчаток?

— Бэкхён! Всё нормально, угомонись. Мы сейчас опоздаем, если ты уже не натянешь на свою задницу эти чёртовы джинсы.

— Всё-всё, одеваюсь.

Когда Лухан всё-таки запихивает сопротивляющегося и сомневающегося Бэкхёна в такси, а то трогается с места, то всё для омеги становится настолько страшным и опасным, что посасывает под ложечкой. Он показывает другу дрожащие пальцы, на что тот снова фыркает и отворачивается к окну.

— Я никогда не был в таких местах. Ещё и с незнакомыми людьми. Мне конец, — обречённо произносит, глядя на мелькающие за окном здания. Хоть погода сегодня и прекрасная, но происходящее явно не настроено на положительный лад. Вряд ли звёзды сойдутся, и все пройдёт без происшествий, — Бэкхён точно в этом уверен.

— Что за рёва-корова? — грустно вздыхает Хань, поворачиваясь к нему. — Тебе лишь бы навыдумывать всякого, когда ты начнёшь относиться к жизни проще?

— Дай-ка подумать, — поджимает губы и смотрит вверх. — Наверное, когда моя прекрасная болезнь сгинет. Значит, никогда.

— Ты такой душный, — фыркает Лу и складывает руки на груди, вновь предаваясь рассматриванию пейзажа за окном. Бён совсем не обижается, малость если только, и тоже глядит в окно, сдерживая подступающие эмоции. Легко говорить всем вокруг, чтобы он жил на полную катушку и перестал прятаться в четырёх стенах. Но разве им дано понять, как он живёт? Насколько трудно ему даже просто выйти на учёбу, а чтобы погулять или в магазин… Это настолько психологически трудно, что парню требуется целый день на подготовку морально.

— Вот мы и приехали, — спустя какое-то время восхищённо хлопает в ладоши омега и помогает Бэкхёну выбраться из машины, точнее, снова вытягивает его против воли. — Пошли-пошли. О, Гахён! — и машет рукой так сильно, что она будто сейчас отлетит с корнями. Бён же грустно шагает за ним, понурив голову. Один такой раз с родителями в далёком детстве оставил ему огромный шрам, который он ненароком разглядывает каждое утро, и от этого воспоминания становится ещё страшнее.

— Ребята! Отлично, Лухан и…, — заминается, взволнованно смотря Ханю в глаза.

— Бэкхён, — отвечает сам Бён и мягко улыбается.

— Да, точно. Прости, пожалуйста. Мы просто с Лу ещё общались сегодня, а тебя я только утром видела.

— Мы уже шутим, что она прирождённая староста, — заявляет Хань.

— А ты была бы неплохой старостой, — отвечает на это Бэк, и Ли сразу же смущённо краснеет, со всей дури хлопая его по плечу. Сквозь тонкую ткань рубашки это отражается острой болью. Сердце в груди подскакивает прямо до макушки и падает в пятки. Омега издаёт нервный смешок и отходит на шаг назад, цепляясь за руку Лухана.

— Ладно вам! Идите внутрь, там уже парочка людей собралась, я пока остальных подожду. О, Шиён-онни, ты какими судьбами здесь!? — она оббегает парней и мчится в распахнутые объятия своей, видимо, знакомой. Она в потёртой кожанке и с алыми губами поправляет причёску и отсалютывает омегам. 

— Альфа?

— Наверное, — сглатывает Лу, весь вздрагивая. — Выглядит мощно. Ладно, пойдём.

Внутри шумно и темно. Пахнет сигарами и спиртным. Противный ком встаёт в горле, и Бэкхён рефлекторно кривится, продолжая держаться за руку Лухана. Он втягивает шею в плечи, когда рядом проходят пьяные люди, что-то радостно крича или махая руками. Они проходят на второй этаж за специально выкупленный широкий длинный стол. Но Бэкхён вроде ни гроша не скидывался, ему становится в миг неудобно. Лухан заплатил что ли?

Друг же будто не замечает пытливого взгляда и усаживает своего бойца на правую сторону дивана рядом с его прекрасным альфой, на которого тот беззастенчиво пялился с утра. Бэкхён уже видит едкую ухмылку Ханя, который всё-всё понял и теперь делает это специально. И не может не пнуть его ногой под столом в отместку.

— Привет? — басят слева, а у омеги дыхание спирает, и он давится собственным вдохом.

— Привет, — отвечает он и недовольно смотрит на всю еду на столах. Лухан ведь тоже додумался. Он здесь вряд ли сможет поесть, о стерильности и речи идти не может. — Давно сидишь здесь?

— Совсем недавно пришёл, — отвечает спокойно альфа, протягивая руку к бутылке шампанского и заботливо наливая его в стоящий около омеги бокал.

— Я не буду, — с плеча рубит Бэкхён, взволнованно следя за действиями Пака.

— Не пьёшь спиртное?

— Можно сказать и так.

— Тогда сок?

— Лучше ничего не делай, правда, — пытается мягко уйти от его галантности Бён, но Пак настырный, какого ещё поискать надо. Всё равно наливает во взятый чистый бокал сок и ставит перед ним. — Не надо было, но спасибо.

— Да ладно, я просто поухаживал за тобой, — легко смеётся, но Бэкхён не может ответить тем же, деревянно сидя на месте, не двигаясь ни на миллиметр. Руки аккуратно лежат на коленях, спина прямая и даже не касается спинки дивана. Словно скульптура, к которой и прикасаться также нельзя.

Чанёль после этого сам отстаёт и спокойно сидит рядом, разговаривая с одногруппниками, которые оказались неплохими ребятами. Они спрашивали о наболевших перчатках, но, услышав о мизофобии, которая каким-то образом возникла первой в голове Бэкхёна, тут же отвлекались на другие темы, сочувствующе мыча. Альфу же, казалось, эти уверенные речи вообще не касались, он продолжал кидать пытливые взгляды на чужие тонкие ладони, что за целый час всё никак не смещались с колен.

— Ты почему ничего не ешь и не пьёшь?

— Не хочется, — смущённо поправляет прядь за ухо Бэкхён, стараясь не задеть кожу, — правда, — натыкаясь на взгляд альфы, в котором так и плещется полное неверие его словам.

— Ладно есть, но в горле же всё равно пересыхает. Может, воды?

— Ты меня смущаешь своей заботой, — пыхтит Бён, когда Пак зовёт официанта и просит у него стакан воды. Тот за секунду ретируется туда и обратно, и омега начинает нервничать так, что его всего колотит, когда альфа держит стакан у самого носа. — Н-не надо.

— Ты так боишься? Тебя же никто не тронет. Или стакан не слишком чистый? Но его вроде только принесли. Может, попросить трубочку? — сыплет вопросами, что голова кругом. Перед глазами едет, а в ушах слегка шумит. Делать вдох с каждый разом тяжелее и тяжелее. 

— Н-нет, пожалуйста, ни так, ни через трубочку я не хочу, — аккуратно отодвигает его руку, вздрагивая от исходящего от неё жара. — Чанёль, — с усердием по слогам говорит Бён, когда пытается вновь отодвинуть его руку, но альфа непреклонен и продолжает глядеть на него, нахмурившись. Лухан замечает их небольшое замешательство.

— Бэк, помощь не нужна?

— Я не хочу пить, правда.

— Чан, не трогай его, пусть сидит, — спокойно тянет Лу, перетягивая внимание на себя. Альфа вновь вопросительно щурит глаза.

— Мне неудобно, что он так сидит и с аппетитом смотрит на еду. Ты и так худенький, — берёт его руку и проводит по тонким пальцам.

— А кто ты ему, чтобы…

— Лу, я тебя не просил помогать, — ноет Бэкхён, жалостливо смотря на друга. Тот хмыкает и отворачивается, продолжая незатейливый разговор с новыми знакомыми. В голове тысяча мыслей, пока омега смотрит, как Чанёль тяжко вздыхает и ставит стакан на стол, отворачиваясь. В груди неприятно колет. Бён склоняет голову и косится, понимая, что сидит в полном одиночестве, хоть и окружён людьми. В носу свербит. Как же хочется домой.

Проходят минуты. Лухан уже окончательно увлёкся какой-то темой из разряда: да я говорю, что автоматизация не доведёт до добра, но попробовать стоит! Чанёль, до этого общавшийся с одним из одногруппников-омегой, с ужасно противным смехом, как думается Бёну, уже слушает речи Ханя, перестав давить на бедного омегу.

— Чанёль, — неуверенно тянет Бён, привлекая чужое внимание. 

— Что такое?

— Я согласен, давай свою трубочку, — альфа сияет весь, вытягивая одну из стаканчика, подавая омеге. Тот с опаской смотрит на воду и тянет её, надеясь, что его губы не начнут адски гореть, хотя трубочку распаковал сам омега на своих же глазах. По началу вода приятно обволакивает пересохшее горло, но после оно растекается чем-то горяченным, что омега захлёбывается и выплёвывает странную жидкость, отпуская стакан, что летит на них обоих. Альфа испуганно хлопает его по спине. – Что… там…?

Чанёль и сам уже пробует капли, попавшие на руку, ощущая на языке привкус соджу.

— Я же просил воду, чтоб их, — чертыхается Пак и подхватывает содрогающегося в кашле Бэкхёна под локоть. — Я всё сделаю сам, — чуть ли не рычит Чанёль, когда видит, что Лу перехватывает Бэкхёна и хочет сам помочь ему. Омега поднимает руки в знак капитуляции, но обеспокоенно смотрит им вслед.

Они вваливаются в туалет для омег, и Чанёль подводит его к раковине.

— Прости, я не хотел, не знаю, почему они подлили туда алкоголь, — по виду альфы явно было понятно, что он излишне переживает, чуть ли не волосы на голове рвёт. Бён уже перестаёт громко кашлять, лишь тихо кряхтя над раковиной. — Твоя рубашка, — и подцепляет пальцами мокрое пятно около ремня. 

— Ни…чего, — хрипит омега и поднимает взгляд в зеркало. Чёрт, ведь даже действительно нормальной воды не попьёшь, только разве что снимать перчатки. Но один он их не снимет. Слишком велика опасность. — Сними их, — и вытягивает руки, обескураживая альфу. – Вытяни полотенца, пару штук, и только потом возьми одно, аккуратно подцепи перчатки и стяни их. Прошу. Сходи к Лухану, у него должна быть новая пара про запас. 

— А-ага, — кивает растерянно Чанёль и действует по инструкции, вытягивая чуть ли не полрулона бумажных полотенец. Отрывает два квадратика и чистой стороной цепляет края перчаток, тянет на себя. Латекс, словно вторая кожа, медленно сходит с идеальных рук, которые хочется потрогать, поцеловать каждый пальчик, но альфа мотает головой: ему надо сохранить доверие к себе. Бэкхён буквально выдергивает со всей силы руки из прилипших перчаток, шикая.

— Включи, пожалуйста, холодную воду, — и прокашливается, наблюдая за одеревеневшим Чанёлем. Он всё же открывает кран и спешит к Ханю за перчатками. Бэкхён, оставшись один, ещё больше растерялся. Он с голыми руками в туалете оживлённого бара. Зайти может кто угодно, и даже не спрячешься — схватишься за что-нибудь, считай: привет, ожог. Омега подставляет ладони под ледяную воду и набирает в них воды, чтобы попить. В момент, когда он делает последний глоток, влетает Лухан.

— Какие перчатки? Ты что творишь… Бэк, твою налево! Ты зачем их снял?

— Попить хотел, не в грязных же перчатках мне это делать.

— Совсем сбрендил? — шипит Лу, открывая зубами новую пару перчаток. – На, надевай.

Бэкхён довольно натягивает на руки уже привычный латекс и осматривает себя в зеркало. Мокрая рубашка прилипла к животу, да ещё и на штаны попало. Огромное пятно смотрелось постыдно.

— Всё, иди, я сейчас вернусь, — облокачивается на раковину омега, и Лу послушно оставляет его одного. Остыв и переосмыслив ситуацию, как то, что он и предчувствовал, Бэкхён выходит из туалета, сталкиваясь со стоящим Чанёлем. Он нервно сжимал в руках свою кофту.

— Вот, надень, чтобы прикрыть. Я вызвал тебе такси, — протягивает толстовку, и Бэкхён впервые в жизни чувствует эту огромнейшую неловкость, ведь он это делает по доброте душевной, а парень не может, ну не может, её надеть. И Пак вряд ли поймёт это правильным образом.

— Я… Понимаешь, я не могу.

— Боже, да плевать на этих микробов! — и накидывает на чужие плечи. Благо стоящий воротник предотвращает прикосновение чужой одежды с кожей. Бэкхён весь сжимается и в ужасе таращится на такого смелого альфу. — Застегни, чтобы не простыть и видно не было. Давай-давай.

Руки слабо хватают края кофты и подтягивают ближе, запахивая её.

— Рукава-то надень, — смеётся Пак. Знал бы он, как тяжело это даётся Бэкхёну. Он сейчас хочет умереть, лишь бы не содрогаться от на миллиметр сдвигающейся вверх толстовки.

— Мне и так хватит, — натянуто улыбается Бэкхён и спешит к выходу. Чанёль идёт за ним, провожая.

— Прости, что так получилось. Я, правда, не хотел, — чешет затылок и виновато смотрит в пол, считая шаги.

— Ты не виноват, — отвечает тихо Бэкхён, понимая, что ему немного приятно чувствовать тяжесть на своих плечах от толстовки альфы, от которой так вкусно пахнет вишней. Будоражит сознание. — Это они принесли не то, что заказывали. Так подло поступили. Лучше ты прости, что я и на тебя разлил, — косится на чужие мокрые штаны, на синих джинсах это ещё больше видно. 

— Высохнет, — отмахивается. Они останавливаются около дороги, не зная, что ещё сказать в ожидании такси. — Ты интересный омега, — подаёт голос Чанёль. — Мы могли бы обменяться номерами? Я бы хотел с тобой больше общаться, — альфа смущается и чешет затылок, пиная камушек под ногами. Бэкхён напоминал загадочное произведение искусства, которое изучать и изучать. Чанёлю кажется, что его водят за нос и скрывают куда большее, чем на первый взгляд простая мизофобия.

— Номер… Но мы едва знакомы.

— Так познакомимся, — лукаво тянет Пак, уже зажигая экран смартфона. — Пожалуйста? — и строит щенячьи глазки, глядя в которые Бэкхён просто не может отказать. Он тяжело вздыхает и вытаскивает мобильник. Диктует заветные цифры, ловит номер Чанёля и неловко топчется, когда подъезжает такси.

— Спасибо за кофту. И за то, что помог с перчатками. Один я вряд ли бы справился.

— Не благодари, делаю, потому что так воспитан. Ну, пока, — открывает дверь, усаживая омегу в машину. — Я напишу, — машет телефоном и ловит кивок от Бэкхёна.

— Пока, — хлопок двери, секундная тишина и шум двигателя, уносящего его омегу домой.

***

Возвращаться домой всегда было приятно. На душе сразу становится спокойней. Бэкхён вылезает из такси и умиротворенно выдыхает, когда видит родные двери. Укутывается неосознанно в чужую кофту и жмёт на звонок. Привычная трель разносится за толстой дверью, которая чуть ли не тут же распахивается. Обеспокоенная мама с платком в руках стоит на пороге ни жива, ни мертва.

— Что случилось? — сердце делает кульбит. Неужели что-то произошло? Даже подумать страшно.

— Я так переживала! — всплёскивает руками она и втягивает сына домой, закрывая дверь. — Места себе не находила. Господи, ты живой, и с тобой всё в порядке, — осматривает его на наличие ожогов и спокойно выдыхает, вяло улыбаясь. — Чья это кофта? Не помню, чтобы ты в ней уезжал.

— А, это… Я пролил воду, — показывает мокрую рубашку под ней, — вот мне и одолжили её, чтобы прикрыться.

— Ты уже познакомился с кем-то, да? Я рада, что у тебя в группе хорошие люди! Как в целом прошёл вечер? — она заботливо стаскивает с его плеч толстовку и кладёт на пуфик, следит как Бэкхён сам разувается и отчего-то молчит. — Всё прошло плохо из-за этого?

— Нет, все веселились. Мне просто было трудно расслабиться. Ну, понимаешь, у меня шея особо не прикрыта, да и лицо тоже. А разлил воду я… Неважно.

— Почему? Тебя толкнули? Чуть не коснулись?

— Н-нет, просто забудь, — прикусывает губу и обходит насторожившуюся маму.

— Точно всё в порядке? Ты всегда можешь выговориться мне, я помогу.

— Всё в полном порядке, мам, — слабо улыбается Бэкхён и берёт кофту в руки.

— Давай, я постираю её, завтра вернёшь, — омега уже протягивает руки, но тут же одёргивает, прижимая толстовку сильнее к себе. — Ты чего?

— Не надо, я потом сам постираю.

— Это опасно, милый. Вдруг ты её возьмешь, забыв про перчатки. А так я постираю её в горячей воде.

— А если она сядет? Не надо, я просто завтра её верну и всё.

— Тогда повесь сюда, на свободный крючок. Не тащи к себе в комнату опасность.

Бэкхён долго стоит напротив неё, не желая выпускать кофту из рук. Она вся пропахла альфой, и у омеги крышу сносит от его запаха. Но парень сдаётся и, грустно склонив голову, всё же отдаёт маме вещь, разворачиваясь и скрываясь в ванной. Женщина спешит за ним, бесцеремонно распахивая дверь, заставая своего сына, прыгающим на одной ноге и пытающимся снять штаны.

— Ну ма!

— Я помогу тебе раздеться и снять перчатки. Принесу тебе чистую пижаму, — она уже засыпает порошок в машинку, пока Бэкхён остановился и просто следит за её действиями. — Я, кстати, сегодня поменяла постели. Будешь спать в чистом. И комнату тебе проветрила. Убралась: протёрла пыль да полы помыла. Так что там всё аж скрипит.

— Не надо было, — смущённо бубнит Бён, понимая, насколько трудно маме с ним. Возится как с ребёнком, которому пару месяцев от роду, а на деле — уже почти девятнадцать лет. 

— Я сижу дома, что мне ещё делать? Скучно всё-таки. Да и ты ушёл, а папа сегодня в ночную смену работает, — она уже расстёгивает со всей аккуратностью пуговицы на чужой рубашке, стараясь не задеть кожу. — Держи края, чтобы не упали случайно, — омега повинуется и с тоской смотрит на дверь ванной, где в коридоре осталась кофта Чанёля. — Так, а теперь, — и хватает края боксеров, вгоняя парня в краску.

— Так, это я сам. Сними перчатки мне и всё, — отпихивает женщину на шаг назад. — Я не маленький ребёнок, мам!

— Ладно тебе, я же пошутила, — смеётся она и моет свои перчатки антибактериальным мылом. Однажды она даже сказала вскользь, что это мыло стоит дороже, чем весь их дом, тем самым ещё больше заставила сына нервничать, что он приносит такие расходы. — Протягивай ручки, — подцепляет края перчаток и тянет на себя, слегка удивляясь тому, что они так легко стянулись. 

— Я их менял недавно.

— Ты менял перчатки в людном месте?

— Я делал это осторожно. И с Луханом.

— Больше так никогда не делай. Но если этого требовали обстоятельства, то я прощу тебя на этот раз. Давай, прими душ, надень чистые вещи и иди на кухню, я приготовила тебе ужин, он уже стынет! — женщина поёт последние слова, скрываясь в коридоре и хлопая дверью. Губы Бэкхёна невольно растягиваются в улыбке. Чёрт, его мама — самый прекрасный человек на планете.