Первый настоящий учебный день начинается не с получения знаний и знакомств с преподавателями, а с того, как бы не потеряться в корпусе и найти свой кабинет. Бэкхён устало уже тридцатый раз проверяет, точно ли там написан пятьсот второй кабинет. Но нет, эти три цифры ему точно не померещились. Омега уже минут двадцать ходит по кругу четвёртого этажа, наталкиваясь лишь на лестницы, где идёт ремонт. И как, собственно, подниматься? Ещё и Лухан обижается, отказался сегодня идти вместе с ним, хотя Бэкхён его даже и не спрашивал. Но по сменённой аватарке на чёрный фон и статусе с плачущим смайликом сразу стало всё понятно.

— О, Бэкхён, — басят позади, и Бён оборачивается, облегчённо улыбаясь. Хотя бы не он один здесь бродит. Да, пришёл пораньше, только был ли в этом смысл? Всё это свободное время он потерял из-за какой-то, на деле, ерунды. — Привет, — Чанёль поправляет рюкзак на плече и лучезарно улыбается во все тридцать два, что сердце ёкает.

— Привет, — чешет затылок и убирает телефон в карман. Они молча стоят друг напротив друга, неловко топчась на месте. — Я уже сорок раз навернул тут кругов, но никак не могу найти, как подняться на пятый этаж. 

— Я думал, что ты знаешь, — усмехается Пак и начинает высматривать в толпе кого-нибудь, кто им поможет. — Сейчас всё будет. Только никуда не уходи, — и стремительно идёт к женщине, что-то читающей у себя в бумагах. Выглядела она как одна из преподавателей ВУЗа, поэтому Чанёль явно сможет у неё выяснить, куда идти. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — удивлённо смотрит она на первокурсника, понимая, что его лицо совсем незнакомо.

— Мы сегодня первый день здесь и никак не можем найти, как подняться на пятый этаж.

— Ах, это! — восклицает она и словно сияет. — Вам нужно подняться по лестнице, — указывает в сторону лестничного проёма, где идёт ремонт. Чанёль недоумённо вскидывает брови. — Да, там ремонт, но по-другому никак, —пожимает плечами. — Аккуратно поднимитесь и всё, — альфа задумчиво хмыкает и возвращается к стоящему на том же месте Бэкхёну, который с некой надеждой смотрит на него.

— Надо подняться по лестнице.

— Но там ведь ремонт.

— Да, но, видимо, это их не волнует, — улыбается и кивает в сторону дверей. — Пойдём, — он открывает дверь и пропускает омегу вперёд, тут же чихающего от стоящей пыли в помещении. Бэкхён хмурится и подходит к лестнице, где не было перилл. Чуть наклоняется, видя огромную дыру и четыре пролёта ниже. — Безопасность превыше всего, — фыркает Чанёль и встаёт на первую ступень. — Давай руку? — Бён тушуется, но протягивает ладонь, хватая чужую и тут же краснея, от чего чуть покалывает на кончиках ушей. Альфа бережно помогает ему подняться по опасной лестнице наверх и снова открывает дверь, которая оказалось тяжёлой и железной.

В узком коридоре было пусто, видимо, пока никто не пришёл, ну или не нашёл это тайное место. Прямо как в Гарри Поттере. Причём лестница сюда ведёт одна-единственная, судя по тому, что это пространство замкнутое, с одним выходом. Бэкхён садится на лавочку и прижимает к себе рюкзак, наблюдая, как Пак садится рядом и сцепляет руки в замок.

— Вы вчера долго сидели? — начинает Бэкхён, сам не понимая, откуда в нём взялась решительность. Рядом с Чанёлем он чувствует себя немного неловко. Да что уж «немного», очень даже и много.

— Да, я пришёл где-то в третьем часу, — смеётся, и они снова замолкают. — Ты действительно не можешь есть в людных местах? Вчера ты выглядел очень отстранённо от всего происходящего.

— Я не могу знать точно: стерильно там или нет, — пожимает плечами омега, теребя висящую на рюкзаке игрушку. — Официант касался того стакана, это я знаю точно.

— А если я приготовлю на твоих глазах? Ты будешь есть? — Бэкхён улавливает в его голосе странные нотки и, кажется, понимает, что парень хочет предложить.

— Для полной уверенности тебе нужно антибактериальное мыло, но качественное, а оно стоит очень дорого. Прости, мне неудобно тебе отказывать, но я это сделаю. Мне придётся это сделать, — сникает Бэкхён, опуская голову. Чанёль смотрит на него пытливым взглядом, чуть ли не просверливая насквозь. От этого омеге становится жутко неловко.

— Тогда, — весело произносит Пак, и Бэкхён поражается тому, что он продолжает искать пути подхода к нему, — может, просто погуляем? Ты, наверное, редко выходил на улицу и куда-то далеко, но я знаю на другом конце города очень красивый парк. Тебе понравится, обещаю. Под мою ответственность! — и бьёт кулаком по груди, вытягиваясь по струнке. Омега прыскает и смотрит на него глазами, полными счастья. — Ты доверяешь мне? — опускает руку на его ладонь, сжимающую игрушку, и заглядывает в карие глаза.

— Доверяю, — выскакивает у омеги прежде, чем заканчивается мыслительный процесс. Лицо альфы сияет от счастья, и он достаёт телефон, открывая календарь. Бэкхён неосознанно пододвигается ближе, оставляя между ними миллиметры расстояния.

— Когда тебе будет удобно? Повезло, что в этом году первое сентября в четверг. И в придачу завтра не учимся. Давай тогда в субботу и пойдём? — сыплет вопросами, на что Бэкхён неосознанно улыбается, чувствуя растекающееся внутри тепло.

— Можно и в субботу. Часа в два. А куда мне подходить? 

— Ты забавный, — усмехается Пак. — Подходить к своему крыльцу, я заеду за тобой. Только скинь мне свой адрес, — Бэкхён сейчас чувствует себя так странно. Ему кажется, что такого просто не может быть. Не может же альфа, едва зная его, так относиться и пытаться добиться своего? Да, он приятно пахнет. От его запаха кружится голова и покалывает на кончиках пальцев. Сбивает с ног. Может, они истинные, но у Бэкхёна ни разу не было течки, и ему трудно отделить его запах среди других, понять, как реагирует организм с идеальной точностью. Ему с детства нравилась вишня, он был готов её есть горстями. Вдруг это просто влечение, и он повёлся на аромат Чанёля?

Пак видит его сомнение, но пытается не менять своё радостное выражение лица. Всё-таки Бэкхён не обычный человек, он с особенностями, и ему трудно понять то, что он мог кому-то понравиться. Чтобы вернуться к разговору, Чанёль трясёт телефоном перед его лицом, где открыт их диалог. Омега достаёт свой смартфон и быстро печатает пару слов с названием улицы и номером дома.

— Отлично! — восклицает Чанёль, разглядывая его милое лицо. Отмечая еле заметную родинку над губой, что аж слюна скапливается во рту, как хочется поцеловать, попробовать на вкус. — Тебе комфортно со мной?

— Ну, — тянет Бён, растирая ладони, — мы друг друга едва знаем. Но ты мне не неприятен. Честно. Мне трудно общаться с другими людьми, я привык к узкому кругу в виде своей семьи и Лухана, но, оказывается, делать это не так сложно. По крайней мере, ты вошёл в моё положение, — альфа улыбается на эти слова, понимая, что Бэкхён говорит это чисто и искренне. Он понимает его, понимает, как, должно быть, ему страшно каждый раз выходить на улицу с таким заболеванием. — Лухан! — вскакивает парень. Омега напротив хмурится, косо поглядывая на Пака.

— Вот какой из тебя лучший друг! — улыбка на лице Бёна меркнет, хотя её не было видно с того, как пришёл Лу. Но Бэкхён будто стал ещё мрачнее после этой фразы. — Если бы я мог, то оттаскал тебя за ухо прямо сейчас, — пыхтит парень, сжимая кулаки и топая ногами. — Променял меня на какого-то ушастого! Я тебе писал-писал вчера, но ты ни разу не ответил, зато ответил этому! — указывает пальцем, чуть ли не визжа в конце фразы. Бэкхён морщится, отходя на шаг назад и виновато опускает голову. — Что я сделал такого, что ты меня проигнорил?

— Я забыл, правда. Я ответил Чанёлю, а потом меня позвала мама… А после я лёг спать, — закусывает губу. Пак хмурится и пытается сложить все их слова воедино. Особенно фразу с ушами.

— Почему ты говоришь «если бы я мог»? Разве какое-то прикосновение его прямо-таки убьёт? — двое омег удивлённо смотрят на альфу. Бэкхён в конец теряется и издаёт нечленораздельные звуки, полагаясь на умеющего чесать языком Лу. Тот сглатывает и нервно усмехается.

— Нет, конечно, нет, — голос трясётся, а по бледному виду Бэка можно сказать, что он до чёртиков перепугался. Не то, чтобы это было огромным секретом. Просто в школе нашлись люди, которые использовали эту тайну против него. Специально трогали, прижимали в узких коридорах, довольствовались над задыхающимся Бэкхёном. С того времени у него осталось несколько мелких шрамов, благо, скорая приезжала вовремя. Верилось, что Пак не такой, но безопасность превыше всего. Может, он ему расскажет. Позже. Но расскажет.

— Эй, Бён, ты что неприкосновенный? — детский злобный смех позади, от которого бегут мурашки. Мальчик крепче сжимает учебники в руках и дальше идёт по коридору, желая, чтобы они отстали. — Интересно, что будет, если потрогать тебя так? — застаёт врасплох один из них и хватает белоснежную шею голыми руками. У Бэкхёна перед глазами едет от внезапно окатившего страха. Ноги подгибаются, и он падает на пол, в ужасе прижимая ладони к шее, напрочь забывая о том, что так делать категорически нельзя.

Кожа начинает гореть, а маленький Бён задыхаться от боли, корчась на кафельном полу. Мальчишки сначала смеются над ним, тыча пальцем, но, когда омега начинает истошно кричать, тут же исчезают за углом, заметая следы. Бэкхён тянется за телефоном, лежащим в заднем кармане, и смотрит на экран, пытаясь сфокусироваться на нём. Перед глазами всё плывёт от боли и слёз, обжигающих щеки. Он сжимает зубы и делает с трудом вдох через нос, взвывая. 

На быстром наборе всегда стояла скорая, и Бэкхён быстро-быстро жмёт кнопку выключения, которая через пять секунд звонит туда, а диспетчер уже без поднятия трубки определяет номер звонящего, который находится в специальном списке, и его местоположение. Омега кидает телефон подальше от себя и мечтает о том, чтобы он просто не умер от удушья, которое словно огненная рука сжимает его шею и давит-давит-давит.

Вдох.

Судорожный выдох.

И так долгие три минуты, пока мчалась ближайшая скорая. Последнее, что он видит — это белые халаты и обеспокоенное лицо престарелого альфы.

Очнулся он уже в больнице, подсоединённый к аппаратам. Мерное пиканье разносилось по небольшой палате. Краем глаза мальчик замечает плачущую маму и папу, что сидел рядом, прижав её к груди. Он пытается повернуться, но его тут же прошибает острой болью по всему телу. Женщина взволнованно отрывается от мужа и подходит ближе, испуганно глядя на скорчившегося от боли сына.

— Тише, маленький, — гладит по голове и продолжает плакать. — Тебе сделали срочную операцию, потому что кожа уже вряд ли бы восстановилась. Они все говорили, что ты вряд ли выживешь, что ожог был чуть ли не первой степени, — её голос дрожит и срывается, от чего внутри Бэкхёна всё трясётся от ужаса. Он представляет, в каком виде его нашли врачи, как сообщали об этом родителям. — Господи, — шепчет она и ещё пуще плачет, — я как узнала, у меня чуть инфаркт не случился. 

— Я долго спал? — кряхтит мальчик, протягивая руку и хватаясь за мамину в перчатке. Она нежно поглаживает его по пальцам, стараясь успокоиться и выровнять дыхание, но крупные слёзы продолжали течь по щекам, падая на белоснежное покрывало и оставляя мокрые расползающиеся пятна. Бёна гложет непонятное чувство беспомощности. Мальчик так бы хотел обнять её, утешить, поцеловать в щёчку, но всё, что он может сделать — это держаться за руку в чёртовой латексной перчатке.

— Пять дней, — собирается с силами она. — Я с ума сошла в ожидании. Даже уснуть не могла, всё боялась, что ты не очнёшься. Мне сказали в школе, что это сделали твои одноклассники, — хмурится она и чмокает сына в макушку. — Их родителям уже донесли это, они понесут полное наказание! Мы ни за что не оставим это просто так, на волю судьбы.

— Это уже происходит который раз, но последний чуть правда им не стал, — гремит альфа, сжимая кулаки. Он тяжело смотрит на своих родных людей, и мышцы на его лице слегка подрагивают. — Мы уже столько раз обращались к учителям, директору. Хоть бы кто был ответственным человеком! — восклицает он и вскакивает со стула, нервно вышагивая по палате. Женщина грустно смотрела на своё любимое солнце и кротко кивала в подтверждение, разминая маленькие пальчики своего чуда.

— И поэтому, маленький, мы хотим тебя перевести в другую школу, — начинает аккуратно мама, встречаясь с удивлённо хлопающим глазами Бэкхёном. — Так тебе будет лучше. Директор — наша давняя знакомая, она сказала, что возьмёт ответственность за тебя. Да и учителя, говорят, хорошие. Ты же не обидишься? Мы могли бы сделать это раньше, но тогда она не занимала эту должность, а тут звёзды сошлись. И я буду чрезмерно ей благодарна, если ты выучишься без таких ситуаций.

— Я тоже буду рад, — слегка улыбается Бэкхён и морщится, случайно двинувшись.

Лухан сидит напротив, радостно хлопая в ладоши над всякими разными салатами и булочками, купленными в столовой. Омега явно пропускает историю Бэкхёна мимо ушей, поэтому Бён обиженно хмыкает и складывает руки на груди, откидываясь на спинку стула.

— Я тоже на тебя обижен, так что у нас равный счет, — бухтит Лу, уминая салат, аппетитно причмокивая. Бэкхён сглатывает вязкую слюну и сильнее прижимает руки к животу, когда слышит его недовольное бурчание. — Ты бы хоть с собой еду брал.

— Это небезопасно.

— Так её ж кроме тебя никто и не трогал! — возмущённо восклицает Хань и отпивает горячий чай, довольно улыбаясь. — Еда — это самое настоящее наслаждение.

— Ага-ага, — кивает злостно Бён, поджимая губы, — ешь быстрее давай.

— Кстати! О чём вы мило ворковали, пока я не пришёл? М? — тянет, играя бровями и запуская в рот ещё и какую-то слойку с ветчиной и сыром, от которой желудок Бэкхёна окончательно завыл. — Будешь?

— Отстань, — ноет Бён, чувствуя, как внутри всё сжимается и плачет от голода. — И ни о чём мы не ворковали. 

— Ну да, ну да. Потом побежишь ко мне плакаться в плечо, — с набитым ртом пыхтит омега. — Ты смотри с этими альфами, клинья к тебе подбивает, ты-то у нас красотка, — Бён краснеет до кончиков ушей и уже хочет возмутиться. — А если серьёзно, главное, чтобы человек хороший был. Пока он мне своим поведением не нравится. Достаёт тебя, смущает и притесняет твоё личное пространство, а ведь знает, что у тебя «мизофобия», — делает кавычки в воздухе, вскидывая брови от негодования. — Прёт на таран!

— Ты просто завидуешь, что со мной общается кто-то кроме тебя, — выдаёт Бэкхён, чувствуя на себе злобный взгляд и слыша недовольное пыхтение напротив. Они на этом замолкают, и Лухан спокойно продолжает трапезу, иногда порываясь что-нибудь сказать, но тут же останавливаясь и продолжая запихивать в себя еду. 

Омеге становится совсем немного обидно, что Лу ведёт себя всегда как курица-наседка, считает его несамостоятельным мальчишкой. От этого тяжелеет внутри и щекочет в носу. Чёрт, он ведь вовсе не ребёнок, а уже взрослый человек. И этот взрослый человек всегда думает о том, что скажет Хань по поводу какого-то его решения. 

— С такой болезнью, которая сковывает меня по рукам и ногам, я вряд ли найду своё счастье, — начинает Бэкхён. Его голос сипит, отчего Лухан напрягается, поднимая взгляд. Омега, опустив голову, нервно покусывает нижнюю губу, кротко выдыхая. — Что я могу сделать? Могу взять за руку. И всё. А совместная жизнь? Это вечные уборки, перчатки, аккуратность и обращение как с фарфоровой куклой. Лишнее движение может меня не только покалечить, но и убить, — от своих же слов пересыхает в горле, и первая слеза катится по бледной щеке, падая на рукав кофты.

— Бэк, — тихо зовёт его Хань, поднимаясь с места. — Ты плачешь?

— Я так устал, Лу, — его голос дрожит, а на плечи ложится рука Лухана, который присаживается рядом, обеспокоенно наклоняясь и заглядывая в лицо. — Он красивый альфа, от него приятно пахнет, но я не могу разобрать как отношусь к его запаху. А если он мой истинный? Я обожаю вишню! Что мне тогда делать? Я не хочу приносить ему одни неприятности и отягощать его жизнь.

— Почему ты думаешь за него? Он ничего не спрашивал о твоей болезни. Хоть я и сказал такие плохие слова на его счёт, но он вчера беспокоился о тебе. Мне стало даже обидно, да, мне стало обидно и грустно, что кто-то ещё может тебе помочь, — омега вздыхает и кладёт ладонь на его предплечье, чуть сжимая кофту. — Ты должен просто подумать. Вы мало знакомы, может, у вас вообще ничего не получится, это я тут уже придумал вам кучу детей, но… Ты должен просто подумать и принять решение. Хорошо? Не сейчас, а позже, когда вы получше узнаете друг друга.

Бэкхён кивает и подносит рукав к лицу, чтобы утереть слёзы, но тут же чертыхается и опускает руку, ощущая, как они засыхают и неприятно стягивают кожу. Лухан молча смотрел на мельтешащих около выдачи еды людей, слегка покачивая друга в своих руках и мягко водя по его предплечью, стараясь успокоить. Он всё понимал, все трудности, с которыми сталкивается Бэкхён всё больше и больше, но ничем не мог помочь. Если бы эта болезнь просто взяла и испарилась навсегда.

Желание, которое никогда не сбудется.

— Всё наладится, вот увидишь. Ну же, хватит плакать, — тянет Лухан, дуя губы. Он сам готов расплакаться прямо сейчас.

***

На улице уже давно стемнело, а тусклая лампа, склонившаяся над ноутбуком, слабо освещала клавиатуру, по которой бегают пальцы, печатая огромный пост с вопросом, что альфа захотел выложить. Ему не нравилось поведение Бэкхёна, оно не походило на человека с мизофобией. Не такой закрытый, но в то же время боится касаний. Буквы одна за другой появляются на экране, и их уже стало так много, что ползунок становится меньше с каждой минутой.

На этом сайте полно людей, и вдруг он сможет зацепиться за чей-нибудь ответ, который выведет его к правде. Нет, Бэкхён точно не болен мизофобией. Все сайты, проштудированные за эти два часа, полностью отбили веру в то, что его сомнения напрасны. Бён болен чем-то другим, чем-то, что тайно скрывает ото всех. Он вряд ли ответит сам, а Чанёлю не хочется быть в дураках. Ему нужно точно знать все тонкости, чтобы помочь его омеге с лечением.

Пак усмехается. Его. Как эгоистично звучит.

Он расписывает во всех красках поведение парня, его перчатки, одежду, движения, даже то, как он себя вёл на вечеринке, но старался не писать всё в деталях и правдоподобно до указания мест, вдруг это просочится так далеко, что дойдёт до университета, а так и узнать эту таинственную личность, про которую говорит Чанёль, недалеко. Громкий стук по клавиатуре, и кнопка отправляет вопрос на всеобщее обозрение, а сам альфа сцепляет руки в замок и облокачивается на него подбородком, задумчиво смотря на такую тяжёлую надпись: «Новых комментариев нет». Проходит минут пять, как его ноутбук чуть ли не трясётся от сыплющихся уведомлений: ответы, репосты, лайки. 

«Друг, просто иди спать» +95 

«Ты точно уверен, что разбираешься в мизофобии?» +101

«Ха-ха, да ты просто ему противен, чувак» +214

«У меня есть знакомый-мизофоб, но для таких людей твой омега не то, что открытый, он чуть ли не голый! Они носят маски, чуть ли не скафандры. Моют руки каждую секунду, меняют свои перчатки, на ладонях громадные мозоли от такой чистоты. Они выглядят потерянными, и у них вообще нет друзей.» +1057

«Ещё на один тупой вопрос больше…» +15

«В ответ на: «Ещё на один тупой вопрос больше…»

А мне нравится, редко встретишь такие вопросы про какие-нибудь болезни, которыми болеют единицы. Думаю, нужно распространить этот пост, мне интересно, чем всё закончится!» +872

«В ответ на: «А мне нравится, редко встретишь такие…»

Да-да-да!!! Это бы очень пригодилось в моей работе, я изучаю редкие болезни и пишу по ним книги, а они очень помогают людям! Так что, ребята, берём дело в свои руки!» +2157

Чанёль довольно улыбался, чувствуя, как теплеет в груди. Эта сплоченность очень часто пробивала его на слезу. Репостов спустя полчаса скопилась целая тысяча, что уж говорить о комментариях, которые рождались на глазах. Однако среди такой кучи он так и не смог пока выявить что-нибудь, близко подходящее ему. Набросав в свой список парочку болезней, которые он изучит позже, альфа продолжил скрупулёзно вчитываться в чужие слова, ощущая, как уже тяжелеют веки.

Он доберётся до истины.