Каникулы близились к завершению. Настроение было хуже некуда, не хотелось ничего делать. Хотелось включить музыку, лечь на кровать и смотреть в потолок, что я и делала. Мама покупала сладости, чтобы меня развеселить, она была уверена, что дело в осенней хандре. Я с ней соглашалась, не буду же ей рассказывать про учителя физкультуры, который в меня, судя по всему, влюбился.
Каждый день, когда я заходила в диалоги в социальной сети, он писал мне сообщение. Светилась строка «Дмитрий печатает», но спустя несколько минут потухания и появления надписи, она исчезала. Я и сама хотела ему написать, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию по поводу моего к нему отношения. Ведь в день нашей встречи я расплакалась перед ним, а потом, быстро извинившись, сбежала.
Строчка, гласившая о наборе учителем сообщения, снова потухла, а он вышел из сети. Я зашла в диалог, набралась смелости и поздоровалась с ним. Прочитал он сразу же после того, как я нажала на кнопочку «отправить». Ответ не заставил себя долго ждать, но, написав «привет», он сразу же затих. Как сделать переписку непринуждённой, я не знала, поэтому решила оттолкнуться от его дня рождения.
<i>«Как вы, Дмитрий Евгеньевич? Голова после субботы не болела?»</i>
Ещё раз перечитав, похихикала над своим великолепным остроумием и отправила сообщение. Неожиданно дверь в комнату распахнулась, а на пороге появилась мама.
— Олесь, чем занимаешься? — она, вытерев руки полотенцем, начала сверлить меня взглядом, а заметив, что я сижу с телефоном в руках, хитро улыбнулась, — с мальчиками переписываешься?
— Ничем не занимаюсь, ни с кем не переписываюсь, — быстро отчеканила я в ответ. Дмитрий Евгеньевич ведь уже не мальчик?
— Тогда сходи в магазин, я борщ готовлю, а у нас ни сметаны, ни хлеба.
Я посмотрела на телефон, на дисплее которого светилось сообщение от учителя. Знала бы я, что меня в магазин отправят, не писала бы ему.
— Сейчас схожу. Дай мне десять минут, — мама кивнула и выскользнула из комнаты, а я посмотрела, что же он мне написал.
<b>Дмитрий Астафьев:</b> Не болела. Что делаешь?
<i>«Одеваюсь. Мама отправила в магазин»</i>
<b>Дмитрий Астафьев:</b> Уже стемнело, не боишься идти одна?
<i>«Я ведь быстро пойду, тем более, тут рядом»</i>
Сообщение он прочитал, но почему-то не ответил. Я поднялась с кровати и открыла шкаф, подбирая тёплую одежду. Запиликал телефон…
<b>Дмитрий Астафьев:</b> Подожди меня. Я скоро приду.
Улыбка сошла с лица так же быстро, как и появилась. Дмитрий Евгеньевич ведь не шутит, его квартира не так далеко от нашей, так что он действительно может прийти. Я попыталась его переубедить, но аргументов «против» у меня не было, поэтому написала не очень убедительное:
<i>«Не нужно, я сама смогу дойти»</i>
<b>Дмитрий Астафьев:</b> Не хочешь меня видеть?
<i>«Нет, что вы»</i>
<b>Дмитрий Астафьев:</b> Значит, хочешь?
Заблокировала телефон, не зная, что ответить. Нужно подумать… я надела кофту, ещё раз прочитала сообщение, потом натянула тёплые штаны. Снова загорелся экран.
<b>Дмитрий Астафьев:</b> Пожалуйста, не игнорируй меня.
Я закрыла глаза, вздохнула и открыла сообщение, чтобы написать адрес, но вдруг вспомнила, что его сказала учителю совершенно случайно ещё в начале первой четверти.
<i>«Я выйду через десять минут»</i>
Пока я возилась перед зеркалом, переодевалась и писала список покупок, прошло пятнадцать минут. Уже у двери, мама, заметив макияж, который был наложен за пять минут, прокомментировала:
— Ты как будто на свидание собралась, — я закатила глаза, надеясь, что моё возмущение выглядело естественным, — ты читаешь книгу по психологи? — я тихо фыркнула, из-за той книжки и моей тупоголовости у меня сейчас проблемы.
— Ты про ту, что мне отдала на работе? — она кивнула, а я, надев куртку, призналась: — да, я уже половину осилила.
— И как? Что-нибудь полезное уяснила?
— Уяснила, — зашнуровала ботинки.
— И тебе до сих пор не всё равно, что думают о тебе окружающие… — завязав шарф, отозвалась:
— Я над этим работаю.
— Ох, бедный ты мой ребёнок, — она обняла меня, дала деньги и, когда я вышла из квартиры, проинструктировала: — телефон ты взяла, если что звони, нигде не задерживайся, ни с кем не разговаривай.
Я кивнула и побежала вниз по ступенькам, попутно глядя на дисплей телефона — с момента написания последнего сообщения прошло двадцать четыре минуты. Выйдя из подъезда, увидела тёмный силуэт, который сразу же двинулся ко мне.
— Здравствуйте, — произнесла я, когда в надвигавшемся распознала Дмитрия Евгеньевича.
— Ты… очень красивая, — прошептал учитель вместо приветствия, когда подошёл ближе.
В ярком свете фонаря он казался каким-то другим: на чёрные взъерошенные волосы падали снежинки — первые в этом году — красные обветренные губы улыбались, а чуть прищуренные глаза, казалось, смеются.
Я хотела поблагодарить учителя за комплимент, но сказала о том, что меня волновало больше всего:
— Вы почему без шапки? Холодно же, простудиться можете.
— Не простужусь, мы ведь быстро пойдём. Тем более, тут недалеко, — подмигнув, переиначил мои же слова Дмитрий Евгеньевич.
Я негромко фыркнула и, обогнув весёлого учителя, пошла в сторону ближайшего магазина, до которого было максимум четыреста метров. Мама велела пойти в супермаркет, но кто ж знал, что Дмитрий Евгеньевич поведёт себя как маленький ребёнок и не наденет шапку. И это при том, что он недавно болел!
Спереди послышались пьяные крики, невнятная речь и какой-то дикий, безумный смех. Я резко остановилась, оглядываясь, думая, куда бы завернуть, чтобы спрятаться от нетрезвых людей, которые, судя по всему, шли как раз к нам.
Учитель оказался посмышлёнее. Взяв мою руку, он потянул меня в сторону кривого дерева, которое росло около дороги. Я надеялась, что в такую темень нас не заметят, машинально прижалась к Дмитрию Евгеньевичу, но, когда толпа прошла мимо, отпрянула, почувствовав руку на талии. Это, конечно, нельзя было назвать объятьями, учитывая какой слой одежды под курткой, но всё равно стало не по себе.
— Извини, — прошептал он и, вернувшись на дорогу, пошёл дальше. Как только я его догнала, учитель спросил: — Олеся, ты боишься меня?
— Нет, что вы… конечно же, нет, — пролепетала, пряча замёрзшие руки в карманы.
— Тогда что? Ты от меня шарахаешься как от чумы.
— Я не знаю, — тихо призналась, глядя на мелькающую вывеску магазина, к которому мы и держали путь.
— Иди, я тут подожду, — я кивнула и уже хотела пойти, но увидев, как он достаёт из кармана пачку сигарет, остановилась.
— Вы курите? — спросила ошарашенно, ведь я была уверена, что учитель против курения.
— Очень редко, — он указал пачку и пояснил: — это не мои, друг оставил. — Я, вздохнув, нахмурилась, с досадой посмотрела ему в глаза, а он… смяв пачку, выбросил её в рядом стоящую мусорную урну. Туда же отравилась зажигалка. — Иди.
Я, забежав в магазин, отдала список продавщице, радуясь, что додумалась его написать, потому что сейчас мысли в голове долго не задерживались. Когда женщина задала вопрос, я не сразу поняла, что ей нужно, но когда смысл слов дошёл, извинившись, отдала ей тысячную купюру и, положив всё купленное в рюкзак, вышла из здания.
Учитель стоял у двери и, задрав голову вверх, смотрел, как спокойно и размеренно падает снег. Эта картина вызвала умиление и внутренне удовлетворение, как будто так и должно быть. Как только он меня заметил, забрал рюкзак, и мы пошли по тому же маршруту обратно, но теперь нас сопровождала лишь звенящая тишина.
— Спокойной ночи, — сказал он, когда я подошла к двери и, достав из кармана ключи, повернулась к учителю, который уже стоял ко мне спиной.
— Вы тогда спросили, что я чувствую к вам. Я всё время думала над этим… Дмитрий Евгеньевич, а что чувствуйте вы?
— Не знаю, — он посмотрел себе под ноги, обернулся, закусил губу и, взглянув на меня, сознался, — кажется, я влюбился, — стало тихо, только далёкий свист шин и шелест быстро едущих машин доносились до нас. — Тебе пора.
Я стояла у двери и не могла сдвинуться с места. Слишком уж он выглядел потерянным, наверное, также выглядела и я тогда.
— Если ты не зайдёшь, я тебя поцелую, — он, видимо, решил, что сможет на меня этой угрозой повлиять. Но меня так просто не напугаешь… — издеваешься?
Я только и успела помотать головой, прежде чем он подошёл вплотную. Рюкзак с моего плеча съехал на землю, щёк коснулись холодные пальцы, а губы чужие накрыли мои.