Джейк Парк любил свою работу, в особенности — пациентов. Будь они хоть триста раз убийцами, педофилами или ещё какими извращенцами, он с большим удовольствием проводил с ними время. Парень не боялся и не пытался агрессивно защищаться, как, например, делали его коллеги. Вместо этого он с горящими глазами рассуждал о жизни и с таким же взглядом, предельно внимательно, выслушивал больных. Возможно, это и стало причиной того, что даже самым безумным убийцам он симпатизировал. Других же они не принимали. Тоже самое касалось и особенного пациента — Майкла Майерса. Пожалуй, он был самым уникальным и неповторимым, которого хотелось изучать даже под микроскопом, и в то же время было желание избавиться от него; желание наблюдать двадцать четыре часа в сутки за его повседневностью, и в то же время забыть о нём, как о страшном сне.

Джейк познакомился с ним впервые, когда был всего лишь практикантом закреплённым за доктором Сэмюэлем Лумисом четыре года назад. Он был молодым, глупым и крайне неосторожным, а ещё чрезмерно наглым и любопытным. Лумис не допускал настырного ученика к опасному объекту, ну а Парк не сдавался. В конце концов, доктор поддался жёсткому напору и позволил присутствовать на сеансах, но при этом наложив запрет на любой контакт с убийцей. Даже напутствовал Джейка — ни в коем случае не смотреть тому долго в глаза, иначе проблем потом не оберёшься. Послушался ли Джейк? Нет, конечно. Нарушил все правила и пересёк границы дозволенного в первую же встречу прямо по пунктам, и Лумиса едва не хватил инфаркт. Но вместо того чтобы наброситься и устроить бойню, Майерс лишь заинтересованно наблюдал за глупеньким парнишей, внимая к бестолковым и крайне эмоциональным рассказам. После этого Лумис, безусловно, отчитал практиканта, но позволил присутствовать потом на каждых сеансах.

Джейк вертелся и крутился вокруг Майкла в попытке изучить таинственную личность, он это хорошо помнил. А ещё помнил как от тупой, но очень смешной истории про впервые приготовленный им омлет, Майкл слабо, едва заметно улыбнулся уголком губ. После терапии, когда преступника отвели обратно в палату, Сэм довольно настойчиво просил Парка почаще рассказывать истории. Он против не был, тем более, что имелись подвижки. Таким образом парень развлекал психопата всю практику, иногда, правда, выходя за рамки дружелюбного общения, но только в те моменты, когда Лумис оставлял их. О чём он думал, когда флиртовал с психически больным человеком? Да ни о чём, собственно, не думал. Пытался скуку развеять, да и только. Но Парк был честен с собой и то, что ему был симпатичен странный огромный мужик в белой жуткой маске, — он не отрицал. Флирт ограничивался лишь редкими фразами и залезанием на стол перед маньяком, но и этого хватило, чтобы потом Майерс не выдержал и коснулся его. Всего-навсего провёл кончиками пальцев по бедру и всё. Больше он руки не распускал, но Джейку это запомнилось и понравилось.

Не было откровением, что Парк хотел вернуться в лечебницу «Смитс-Гроув» после практики, однако жизнь сложилась иначе. Когда парень всё-таки устроился туда на постоянную работу спустя два года, он без каких-либо проблем стал лечащим врачом не только всех больных в корпусе «С», но и Майкла Майерса. Не без помощи Теренса Уинна. Главврач отлично помнил рассказы Лумиса о том, как с виду глупый парень справлялся с самым проблемным пациентом. А учитывая, что убийца мог сбегать и уже делал это ранее, то не придумал ничего лучше кроме как позволить новому психотерапевту контролировать его. Мужчина не спрашивал, как Джейк это делает. Ему, по-простому говоря, было абсолютно плевать на это, лишь бы кровавая бойня в Хэддонфилде не повторилась.

После относительно недолгой разлуки Джейк никак не ожидал, что Майерс будет обижен и зол на него. Стоило бы бояться, однако врача подобное поведение лишь забавляло, и он со смешинками в глазах смотрел на сгорбленную фигуру в больничной пижаме. Майкл был очень высок, почти на две головы выше Парка, но это не отталкивало. Мужчина также имел крепкое телосложение, из-за чего санитары частенько дразнили его, называя того шкафом, то чудом выжившим после ледникового периода мамонтом. Неясно, злился ли убийца, потому что его заросшее лицо сохраняло почти одно и то же выражение — крайне скучающее и хмурое. Длинные светло-русые волосы усиливали эффект, обрамляя его лик и слабыми волнами струясь по широким плечам. Голубые узкие глаза часто были скрыты в тени волос, но когда он смотрел, то шутники как правило стушевались, желая убраться от него куда подальше.

Майкл не спускал с Джейка взгляда и трудно было понять, что ещё он испытывает и что замышляет. Парк ленивой походкой прошёл до стола и, не разрывая зрительного контакта, провёл пальцами по прохладной поверхности остановившись у папки с записями. Постучав по обложке, доктор мягко улыбнулся пациенту и сел на свой стул напротив него. Сложив руки перед собой, он с хитрым прищуром оглядел мужчину.

— Давно мы с тобой не виделись, а? — тихо заговорил Парк, разрывая тишину своим тягучим голосом. — Целых две недели. Очень надеюсь, что ты не в обиде на меня.

Взгляд Майерса вдруг потемнел от подступающей злости, а руки бессознательно сжались в кулаки. От Джейка это не ускользнуло и он решил сменить русло разговора.

— Я вижу, ты давно не работал над масками. Почему? — заметил он, кивнув на чистые руки убийцы, которые как правило были в краске или глине. — Знаешь, мне нравится, когда ты с пользой проводишь время. Я надеялся, что ты подготовишь что-нибудь для меня, когда я вернусь.

Злость быстро ушла, словно её и не было. Вместо этого Майкл выглядел теперь поникшим и хмурым, словно его самого это удручало. Парк не соврал когда сказал, что надеялся на подарок от своего пациента, но он не расстроился. Парень ободряюще улыбнулся, расслабился и откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу.

— Ладно. Позволь мне узнать, как обстоят твои дела с приступами ярости.

К слову, за небольшой срок Джейку удалось научить Майерса собственному языку жестов, чего не удалось Сэму Лумису. Поэтому папка с личным делом медленно, но верно увеличивалась различными записями, в которых описывались его будни, а также психическое и физическое здоровье мужчины. Вычитывая их, парень с удовольствием отмечал всё новые, правда незначительные изменения. Например, у Майкла поменялись предпочтения в еде: теперь вместо супов, он охотнее принимался за более жёсткую, богатую белком пищу и начал любить рыбу. Также, мужчина всё больше времени уделял своему хобби — созданию новых масок, хотя раньше он мог сидеть без дела часами, уставившись отсутствующим взглядом в стену. Потом, после полугода терапии и долгих разговоров, на один из сеансов Майкл явился без той пугающей маски. Больше он её не надевал. Подобное поведение и все изменения удивляли юного доктора, а ещё восхищали.

На миг задумавшись над ответом, Майерс изобразил жест, который психотерапевт расшифровал как «не очень».

— У тебя были проблемы с медперсоналом? — Джейк спешно наклонился над папкой, раскрыл её на странице где они в прошлый раз закончили и быстро начал запись размашистым почерком, затем он вновь поднял глаза на пациента.

Он совсем не удивился, когда получил от мужчины утвердительный кивок. В принципе, это было нормально, ведь Майкл — очень вспыльчивая и опасная личность, а многие коллеги слишком тупые и слепые, чтобы это понять. Он не раз заставал тех же санитаров за нарушением правил, когда они нарочно провоцировали убийцу даже не осознавая, ЧТО может случиться если тот выйдет из себя. Пару раз Джейк видел, как доведённый до ярости пациент раскидал двоих крупных мужчин без рук, в наручниках, с совершенно невозмутимым лицом. Те уволились на следующий день, а другие какое-то время не решались повторять идиотский подвиг и играть на спор в игру: «Разозли Бугимена и выживи». Но большинство людей — создания слабоумные и отважные, лишённые здравого смысла, а Парк просто-напросто заколебался им повторять одно и то же. Если хотят опиздюлиться — пускай, он останавливать мужчину не будет.

— Они подстрекали тебя?

Майкл без промедлений кивнул, даже не думая. Кто бы сомневался?

— Как долго ты смог контролировать себя? Примерно, — задал он следующий вопрос и поскрёб задумчиво подбородок.

Мужчина на короткое время погрузился в свои мысли, видимо пытаясь припомнить хотя бы последний инцидент. Вскоре его длинные пальцы сложились в жесте, который означал — «недолго».

— Хорошо, но ты же смог взять себя в руки? Ты же не причинил им сильную боль? — Кивок. — Отлично. Ты хорошо справляешься, Майки, — проникновенно сказал Парк, записав все ответы. — А теперь скажи, — начал он, понизив голос до полушёпота и наклонившись к мужчине ближе, почти ложась грудью на стол, — а как обстоят твои дела с физиологией? Оцени по десятибалльной шкале, где один — ничего не чувствую, и десять — сильная чувствительность.

Джейк медленно облизнул губы и смело заглянул в голубые глаза. Очень простой, но деликатный вопрос, ответ на который был важен для составления картины общего здоровья. Для врача это было так же важно, как рост, вес и цвет стула с мочой. Ничего необычного и личного, казалось бы. Но вот только напряжение между ними нарастало, почти становясь осязаемым и более глубоким. Майкл с лёгким прищуром проследил за не таким уж и невинным жестом, понял, что этот мерзавец подначивает его, и наклонился к нему ближе, вытянув руки в наручниках. Обхватил, не щадя, тонкое запястье и всё смотрел.

Хватка жёсткая, грубая, почти до слёз болезненная, но парень стоически терпел продолжая смотреть в глаза. Ещё мгновение и он ощутил на тыльной стороне руки ласковое касание шершавых пальцев. Майерс медленно, оглаживая каждую выпирающую венку, рисовал странный символ на бледной коже. Джейк мелко вздрогнул, не выдержал и опустил взгляд вниз, угадывая под странным символом корявую цифру семь. Подскочивший резко адреналин вкупе с лёгким налётом возбуждения заставил мозг отчаянно поплыть, и с его губ сорвался тихий вздох.

Хватка на запястье стала крепче, лицо Майкла ближе, а взгляд — наполненный яростью. Джейк едва не поперхнулся на вздохе от щемящего сердце сладкого и острого чувства опасности. Вроде и хотелось остановиться, позвать того же Пауля на выручку и попросить увести пациента в палату… но противоречивое желание имело больший вес, поэтому он не мог. Слишком велик был соблазн, когда перед тобой опасный хищник а ты лишь маленькая жертва. Соскучившаяся, жалкая и попавшая в хитросплетённые сети. Всё равно, что мотылёк в ночи — беспрерывно тянущийся к желанному свету, а находя, непременно и больно обжигающийся. В конечном итоге — погибающий. Вот также и он, тянулся к Майерсу как к лучу света насекомое, ослеплённое чувствами и безнадёжно тупое.

Их связь зародилась ещё при Сэме Лумисе, когда он был практикантом. Но она укрепилась когда он появился вновь, только уже в лице врача. Слабая и хрупкая в начале, — порочная и крепкая в конце. Она не разрушилась, даже когда Джейк женился на Клодетт, хотя и Майкл смотрел на золотое кольцо с волнением и злобой. Напрягло ли это доктора? Нет, хотя и возросшая агрессивность в их связи увеличилась и стоило бы напрячься.

Мотылёк был слишком увлечён, чтобы заметить слабые и опасные колебания света.

Они встречались регулярно два раза в неделю по средам и пятницам, но кто сказал, что этого достаточно? Майкл с неожиданно сильным чувством собственничества всё чаще не желал отпускать своего психотерапевта домой, к ней. И даже тогда Джейк благополучно игнорировал первые звоночки, наивно полагая, что то, чем они занимаются — всего лишь способ снять напряжение и стресс. Терапия для двоих, так сказать. Но теперь, когда он вернулся после отпуска и увидел, услышал и почувствовал, в нём зашевелилось беспокойство.

У него засосало под ложечкой когда Майкл резко поднялся со стула и навис над ним, прямо как скала. Широкая грудь часто вздымалась и опускалась, и Джейк заострил на этом внимание. Нарастающее беспокойство говорило, что у него есть последний шанс всё прекратить и оборвать связь, но свой рот доктор упорно держал на замке. Майкл не останавливался, и сухие тонкие губы вдруг коснулись его лба, а хватка на руке через чур усилилась. Он ещё никогда с ним так не обращался. Страшно. А ещё одновременно хорошо и больно, от подобного он готов был провалиться сквозь землю и отдаться сейчас же, но вместо этого вскрикнул:

— Блядь!

В коридоре за дверью всполошились и вскоре послышался звук шагов, что неумолимо становился громче. Джейк в панике оттолкнул Майерса от себя и тот сел обратно, как ни в чём не бывало, с хитрецой наблюдая за ним. Доктор попытался привести свои чувства и эмоции в относительный порядок, однако он всё равно выглядел взволнованно.

Белая металлическая дверь с тихим скрипом распахнулась, и в комнату быстро вошёл Пауль. Он напряжённым взглядом оглядел обоих, а затем спросил:

— Док, у вас всё но́рмальна?

— Д-да, кхм… да. — «Нет! С ним что-то не так, уведи его отсюда. Я хочу домой, к жене». — Я просто сильно локтем ударился, ничего страшного. Да и сеанс проходит просто отлично… всё в норме. — «Нет. Нет-нет-нет, ничего не в норме. Прошу, заметь следы на запястье, умоляю». — А вообще, я тебя отпускаю. Можешь идти, я со всем справлюсь. — «Останься…»

— Gut, док. Но если што, вы же помните, где тр-рэвожный кнопка?

Парк согласно кивнул, шумно сглотнув ком в горле. От собственного бессилия и тупого противоречия, а ещё и от непонятно откуда взявшегося страха хотелось врезать себе. Да посильнее.

Он как воды в рот набрал и молча наблюдал, как санитар разворачивается и закрывает за собой тяжёлую дверь. Слышал, как удаляются шаги и стихает напевающий какую-то мелодию голос. Это был конец. Конец всему: его размеренной жизни, его брака, моральных принципов и жизни. Но деланного не воротишь и стоило признать уже, что он слишком заигрался с Истинным Злом. Чересчур был открыт с ним и наивно считал, что ничего серьёзного не будет.

Джейк с трудом заставил себя посмотреть на Майкла. Он выглядел расслабленным и довольным, что никак не вязалось с недавним жестоким инцидентом.

Сладкое противоречие продолжало отравлять мозг, вынуждая разрываться меж двух огней: либо трусливо сбежать и спасти жопу, либо остаться и испытать эту жопу на прочность. Снова. Невыносимый выбор сам собой сделался, когда Майерс встал и подошёл к нему, указывая подбородком на наручники.

Сними.

Запасной ключ от его оков всегда имелся у Парка в нагрудном кармане, будь то халат, куртка или пиджак. Он ещё давно сделал в тайне слепок, а затем и копию лично для себя, чтобы Майкл действовал открыто. И как не боялся?..

Парень торопливо выудил из кармана ключик и под пристальным взором снял сковывающий предмет. Опять. Сколько раз он такое проворачивал, а боязно было только сейчас.

Майкл не без удовольствия растёр руки, размял их чтобы потом резко, без какого-либо труда поднять парня вверх. Джейк казался удивительно лёгким и мягким.

В следующее мгновение ничего не понимающий врач оказался сидящим на столе, а между его ног, что были грубо раздвинуты коленом, притиснулся мужчина. От перемещения дыхание перехватило, и он рефлекторно ухватился за пижамную рубашку, боясь свалиться. От Майкла веяло жаром и голодом, а его действия были резкими и нетерпеливыми. Все парадоксальные мысли исчезли, не оставив и следа. Остались только те, в которых врач восхищался убийцей и… хотел его. Жена затерялась где-то в бесконечных далях памяти и он больше не думал о ней. Впрочем, как и во все прошлые разы.

Майкл схватил его за затылок и дёрнул к себе, впечатываясь в губы, тихо рыкнул ему яростно и страстно в рот, забравшись руками под шуршащий пиджак. Джейк издал в ответ тихий смешок, обняв за талию ногами.

Майерс всегда был требовательным, нетерпеливым и грубым, совершенно не способный на нежности. Прямо небо и земля, думал Джейк, когда сравнивал его и нежную, во всех смыслах чувственную, Клодетт. И если с женой он расцветал как подснежник в раннюю зиму, то со своим пациентом он непременно сгорал, падая в огненную гиену порока и разврата. Что ему нравилось больше, он честно не знал, хотя и не пытался даже разобраться.

Доктор со стоном, в силу своей возможности и гибкости, начал тереться о его пах. Не прекращая глубокого и злого поцелуя, они постепенно избавлялись от верхней одежды, чувствуя друг друга сквозь плотную и грубую ткань. Серый нарядный пиджак был отброшен на пол, когда белая рубашка осталась распахнута, открывая решётку округлых рёбер, обрывающихся над впалым животом. Майкл заметил как похудел Джейк, и потянул к выпирающим костям руки, очертив их ощутимо грубо и по-своему ласково. Вскоре и с убийцы была снята пижамная рубашка и так же, как и пиджак, беспечно отброшена в сторону.

Джейк готов был провести так вечность — в светлой мерзкой комнате, полураздетым, с Майклом между своих ног, с мощными руками на своём теле, потираясь о него пахом и чувствуя ответное возбуждение, рискуя при этом быть застигнутыми врасплох. Но риск всегда оправдан, поэтому они спешили, пока под закрытыми веками пульсировали молнии. В спешке дразнили друг друга, вжимались всё сильнее, переплетаясь и скрещиваясь, как в кокон. Задница Джейка скользила по металлической поверхности стола, губы страстно боролись за первенство обладать, кожа к коже, глаза в глаза. В оглушающей тишине звякнула пряжка ремня.

У Джейка нежная кожа, как сильно разбавленный молоком какао. Майклу хочется касаться его везде, и он касался — оглаживал чувствительную внутреннюю сторону бёдер, трогал под коленками зная, как доктор любит, и ощутимо давил на плоский живот, укладывая горизонтально. Парк открыт для него словно книга и бесстыден, как падший ангел. Парень ухватил мужчину за крупную шею и притянул с силой к себе, чтобы снова увести в поцелуй.

Парк не мог больше терпеть, ибо Майкл — его свет. Он хочет его себе, в себе, да так сильно после разлуки, что голова идёт кругом, и кусает себе остервенело губы, почти онемевшие от поцелуев. Но Майкл с трудом отрывается, вопросительно смотрит и доктор понимает его как никогда раньше.

— В кармане пиджака. В правом, — хрипит осоловело Джейк и прокашливается, проводя любовника мутным взглядом.

Без него было холодно и неуютно. Парень отчаянно прикрывался в попытке сохранить тепло и мелко дрожал, пока Майерс не вернулся. Он вновь накрыл его своим горячим внушительным телом, позволяя ещё крепче обхватить себя руками и ногами. Прохладная смазка почти не ощущалась, а вот длинные пальцы — ещё как. Он приподнял худые бёдра вверх, невероятно остро чувствуя, как в нём скользят сразу два. Ему неприятно и сладостно одновременно от растяжения, а ещё томительно.

Майкл едва сдерживается от того чтобы не войти сразу, ведь он и позабыл, как в нём может быть узко и горячо. Но вслушиваясь в сдерживаемые болезненные стоны он терпеливо продолжает растягивать, хлюпая смазкой и размеренно оглаживая податливые стенки, туда и сюда, как заколдованный. Доктор сегодня точно примет его всего, и это не обсуждалось.

С утробным рычанием он сливается с ним, войдя почти до предела, и влажным от пота лбом утыкается в хрупкое плечо. Подождать, хотя бы секунду, иначе весь мир перевернётся и схлопнется не показав все свои краски. Майкл наслаждался тихими всхлипами и робкими стонами, что дарил ему Джейк на ухо, и шанс сорваться сразу в быстрый темп увеличивался.

Когда Майкл распрямляется с тихим вздохом и запрокидывает его стройные ноги себе на плечи, Джейк взрывается протяжным стоном и выгибает спину, прижимаясь молочными ягодицами к чужим бёдрам. Всё. Точка невозврата достигнута и Майкл бросается с головой в удушающий кокон похоти, размеренно скользя в тесном нутре туда и обратно. Ему кажется, что их тела сливаются во что-то единое, неделимое, как океан сливается с рекой. В груди змеёй извивается что-то смутное и незнакомое, и словно не он проникает в Джейка, а наоборот, Джейк ползает у него под кожей, заставляя до скрежета сжимать зубы и зажмуривать глаза, потому что больно. Боль везде — в венах, в голове, в рёбрах и там, что под ними, как от сильного яда.

Он бы выразил всю эту боль в словах, но не мог. Вместо этого он беспомощно шипел и натужно дышал, совершенно не зная, как показать. Ладонями Джейк исступлённо водил по своему телу и содрогался, извивался, пока губы в немой мольбе шептали: «Потрогай, приласкай, возьми, всё твоё». Майкл, ощутивший жгучую волну ревности, отбросил его руки. Это он должен касаться! Это его тело!.. Воздух вокруг стал душным, плотным, горячим. Майерс терзал его гибкое тело руками, щипая бледные соски, и негромкий вскрик обжёг его, как кнутом по спине.

Напряжение, такое тягучее и сладкое, нарастало медленно и неконтролируемо. Майкл замирал на мгновение, войдя до предела, и двигался назад, выходя почти полностью, скользя без сопротивления в мягком теле. Они сплетались взглядами и телами, порой держа друг друга за руки, не желая отпускать больше никогда.

Джейк дёрнул Майерса на себя и вскрик вновь сорвался с его прокушенных губ, подстёгивая и раззадоривая. И время вдруг вздрогнуло, словно остановилось, услужливо давая им больше времени друг на друга. Но потом оно понеслось вскачь, не оставляя и шанса. Рваные хриплые стоны, звонкие шлепки голых бёдер и тонкие пальцы, вцепившиеся в мощную широкую спину до кровавых лунок от ногтей. Джейк запрокинул голову назад, прикусывая губы и заглушая рвущиеся наружу крики, а Майкл вскинулся, вцепился жестоким укусом под дрожащий кадык. Пара грубых и размашистых толчков, и в судороге — Джейк резко проводит ногтями вниз, к пояснице, оставляя красные полосы и едва сдерживает громкий стон. Майерс потяжелел в ослабевших руках, расслабился, а между ними было влажно и горячо. Капли спермы от любого дуновения приятно щекотали разгорячённую кожу Джейка.

Джейк протяжно выдохнул и облизал губы, невольно морщась, когда защипало. Но затем его лицо озарилось смущённой и довольной улыбкой, когда Майерс поднял на него взгляд. Уголок губ мужчины немного приподнялся скорее от самодовольства, чем от удовольствия. Он успел вместе с ним.

Майкл с расслабленным вздохом спустился вниз и гладким языком собрал следы его удовольствия, оставив после влажные, прозрачные и протянутые следы. А потом прижался ухом повыше пупка, расслышав приглушённые смущённые оханья. Джейк запустил пальцы в его длинные волосы, мягко массируя кожу головы. Они не разъединялись, так и замерли в неудобной позе, словно у них было одно тело на двоих. Грань между ними была как никогда тонка и хрупка.

Время опять замедлилось и больше не неслось как сумасшедшее, предоставляя им время насладиться единением.

— Я больше не пропаду так, обещаю, — прошептал Джейк, поглаживая мягкие волосы.

В ответ Майкл вздохнул, неоднозначно взмахнув рукой. Видимо, он хотел жестом сказать что-то едкое, но был слишком расслаблен. Доктор хохотнул, взъерошив ещё раз светлую шевелюру. Ему давненько не было так хорошо, несмотря на опасность и дикость всей ситуации. Он был счастлив дважды.

Немного позже им всё-таки пришлось отстраниться друг от друга, и когда Майкл собирался пойти и одеться, Джейк неожиданно ловко примкнул к нему, притёрся к высокому и сильному, поцеловав смачно с улыбкой. Такое ребячество почти всегда накатывало на него после страсти и ничего он не мог с собой поделать.

Дальше одевались они в полной тишине, изредка бросая друг на друга взгляды. Время сеанса подходило к своему завершению и никому не хотелось расставаться. Но это было нужно, они не хотели привлекать к себе лишнее внимание. Во всяком случае, так рассуждал доктор, а что было у Майкла в голове — ему это было недоступно.

Джейк вдруг подумал, что ни черта не изменилось, и это не могло не обнадёживать. Та мелькнувшая буря опасности на деле оказалась вполне безобидной, возросшей, видимо, из-за разлуки. Он мог понять убийцу, ведь тот был совершенно одинок в своей камере, в узких четырёх стенах. Он хотел для него лучшего, уделять больше времени и дарить всего и сразу гораздо чаще, но увы, был бессилен. Это удручало.

Напоследок он снова прижался к нему, уткнувшись лицом в большую грудь, словно хотел спрятаться от жестокого и несправедливого мира. И он ощутил эту невозможную, дурманящую безопасность, когда сильные руки бережно, что удивительно, обвили его. Майкл прижимал этого парня к себе и разрывался, снедаемый собственническими чувствами и желаниями. Он хотел забрать его себе, украсть, спрятать, чтобы он принадлежал только ему и больше никому. Даже больше — он знал, что может это сделать, только это лишь вопрос времени. Он не собирался действовать безрассудно, иначе он мог потерять своего личного психотерапевта навсегда, как когда-то потерял Лумиса. Только то было другое, спокойное, не обжигающее, и чувства… их почти и не было, кроме привязанности и надёжности. С Парком всё было иначе.

— Ну всё, Майкл, давай, — едва не сорвавшимся голосом сказал Джейк, нехотя отстраняясь.

Майерс заставил себя отпустить его, чтобы затем протянуть послушно руки, на которых защёлкнулись наручники. Парень ласково погладил большие ладони и отступил, кивая на дверь.

В молчании они вышли в коридор и добрались до палаты, где всё ещё смиренно сидел Пауль и игрался в телефоне. Он был слишком ответственен и предан своей работе, когда кто-нибудь другой на радостях свалил бы в закат. Но это Пауль, и он поднимает свои карие глаза на них тут же лучезарно улыбаясь.

— Was für Leute sind in Hollywood! Ха-ха! — весело затараторил тот, восхищённо заглядевшись на послушного Майкла. — Нет, ну как вам это удаёотсо? Стоило вам появитсо, как грозный der mörder ластитсо. Вы што, волшебник?

— Конечно! Прибыл прямиком из Терабитии, там и научился волшебству, — игриво ответил Джейк, подмигивая. Но проводив Майкла до двери, вдруг стал серьёзным и уже сказал ему, но так, чтобы слышал только он: — До встречи в пятницу, Майки.

Пауль в любопытстве завозился, вытягивая голову и щурясь, как ласкучий кот в преддверии сметаны. Но, вроде как, ничего необычного не случилось. Пациент скрылся и был заперт в палате, а доктор в непринуждённом и ленивом темпе, совсем немного пошатываясь, шёл по направлению к выходу.

— Хэй, док? А што это вы там шу…шу-шу… шушукались?!

— До завтра, Пауль!

— А я завтра выхо́дной! — обиженно крикнул в след санитар, хотя всё равно светился улыбкой.

— Тогда до встречи! — со смехом ответил Джейк, скрывшись за двойной дверью.

И только идиот бы не заметил насыщенный, до невозможности яркий и режущий глаз след от укуса на шее. Мужчина нахмурился, почесав подбородок.