— Это же глупость! — недовольно произнесла Снеголапка, нахмурившись. Она не понимала Пестрошкурку, вот хоть убей. — Я бы не стала нарушать Воинский Закон.
Ученица украдкой огляделась в поисках поддержки, но на поляне стояла подозрительная тишина. Ощущение чего-то очень плохого постепенно наваливалось на ничего не понимающую кошку, в животе скручивался какой-то неприятный, заставляющий тело дрожать, узел. «Ну не может же Пестрошкурка так меня подставить? — недоумевала серая кошечка, становясь всё более нервной. — Ей же никто не поверит!». Только вот надежда таяла с каждым задумчивым взглядом, с каждой презрительной гримасой, с каждым неодобрительным кивком.
Снеголапка не понимала. Она ведь говорит правду! Она, именно она, а не Пестрошкурка, которая насмешливо скалится, предвкушая свою самую большую победу. Почему верят именно трёхцветной ученице, зная, что они на дух не переносят друг друга?
«Потому что с таким масштабом не шутят», — сделала мрачный для себя вывод серая кошка и с тоской посмотрела на мышку, сейчас сиротливо лежащую перед ней. Похоже, поесть так и не удастся.
— Это неправда, — всё же, упрямо продолжала гнуть своё Снеголапка, очень надеясь на то, что все соплеменники вдруг образумятся и поймут. Не важно, что они поймут — они просто должны понять, они же семья! «В семье не без урода», — некстати вспомнилась как-то выплюнутая Пылью, то есть уже Пылегривом, фраза. Да, после того, как этого несносного кота посвятили в воители, он ещё поллуны ходил с задраным носом.
Теперь же, судя по всему, бывшая подруга придумала что-то грандиозное. Или точно намного превышающее все шуточки Пылегрива.
— Пестрошкурка? — до этого вопроса со стороны Василёк Снеголапка и не заметила, что по поляне равномерно распространился гул. Коты, как уже выяснила ученица, очень любят мусолить разные темы. «За малым исключением», — подумала она, смотря на глашатаю. — Это очень серьёзные обвинения, объяснись.
— А что тут объясняться? — Пестрошкурка удивлённо махнула хвостом. Узел в животе Снеголапки скручивался всё больше. — Снеголапка где-то поймала мышь, а потом пошла на реку. Увидела там только меня и попросила, по старой дружбе, ничего не говорить. Я сначала не поняла, а потом Снеголапка съела ту мышку и начала ловить рыбу. Видимо, чтобы скрыть запах мышатины, пока будет нести, — тут же лживо выкрутилась она. Снеголапка во все глаза смотрела на Пестрошкурку, не веря услышанному. Её обвиняют в нарушении воинского закона! Её! Чистокровную Речную кошку, к тому же, абсолютно невиновную!
Снеголапка сжала зубы, собираясь с мыслями. Пестрошкурке не поверят, у неё же нет доказательств, значит, ей не поверят… но тут кошка вспомнила об одной важной детали и похолодела.
Запах.
Она же пахнет мышатиной! Рыба не смогла бы отбить запах мыши подчистую, тем более для Речных котов, у которых запах их любимой еды не вызывает отторжения, не щиплет носа и так далее. Значит, запах заметят. Снеголапка вздохнула, испуганно сглатывая. Она даже не знала, что с ней сделают, если она сейчас не сможет заставить всех поверить, что не виновата.
— Я поймала мышь и, когда пришла ещё и порыбачить для племени на реку, положила её на камни. Пестрошкурка столкнула мышь в реку, наверное хотела, чтобы я осталась голодной, — Снеголапка глядела в небо, стараясь заставить голос не дрожать, а ещё — загнать куда поглубже жгучие слёзы обиды.
Снеголапка понимала, что выглядит слишком неубедительно, особенно — на фоне Пестрошкурки, которую любит чуть ли не всё племя. Ну, ещё бы: отлично рыбачит, показывает просто восхитительные успехи на боевых тренировках… Какие тут причины её не любить?
Не то, что она сама. Фактически изгой племени, кошка, презирающая рыбу и отказывающаяся плавать. Странная, хоть и чистокровная, а оттого к ней и такое настороженное отношение. И правда, кто ей поверит? Скорее уж Пестрошкурка выиграет этот раунд…
— Доказать ты это не можешь? — зачем-то уточнила Василёк. Снеголапке даже показалось, что голос наставницы был разочарованным. Понимание этого факта резануло по нервам словно остро заточенными когтями. «Вот и уже и почти единственный кот, который верит в меня, разочаровался во мне».
Снеголапке было горько, очень горько. А ещё хотелось завыть, как волки, те существа из сказок старейшин. Снеголапка не была уверена, что они существуют, да и вообще, что есть кто-нибудь кроме собак, котов и Двуногих, но иногда становилось так же, как и сейчас. И она мечтала. Или просто думала, стараясь отвлечься от реальности, что, оказывается, очень хорошо помогает.
Сейчас отвлекаться она не могла. Надо было что-то делать и делать очень быстро, пока не прошла горечь и не пришло самобичевание. «Надо только раздуть ярость. Она помешает думать. Как в тот раз, просто раздуть ярость…» — как оказалось, такая мантра помогает. Снеголапка опустила голову, быстро отмечая, что от смотрения на небо оная часть дела затекла. Хотя, кому какая разница?
— Снеголапка? — голос Василёк прозвучал одновременно с голосом Волнолапа. Ученица вздрогнула, подрастеряв половину своей уверенности. Она не могла понять, почему именно сейчас бывший лучший друг вылез и смотрел на неё обеспокоенными серыми глазами. Мигом захотелось вернуться, хотя она уже дошла до середины поляны. Только вот…
— Я должна уйти, — не «идти», а именно «уйти», хотя, наверно, никто и не заметил разницы. А вот самой Снеголапке разница была заметна, даже очень. И она опять повторила, уже для себя, а не для других, хоть и вслух: — Я уйду.
— Снеголапка… — Василёк сверкнула своими невероятными глазами, заставив ученицу ненадолго замереть. Да, она считала свою наставницу самой красивой кошкой в племени и искренне желала ей счастья. Такого, чтобы глашатая не была одинока.
Как хорошо, что в племени пошёл слух, что Василёк постепенно сближается с Буревестником. Снеголапка даже порадовалась за наставницу.
— Я уйду, ладно? — в последний раз повторила Снеголапка, стараясь не повернуть обратно. Это было очень сложно — уходить, отлично понимая, что хочешь уйти насовсем. Не ненадолго в свою рощицу, а насовсем, так, что её больше никто не увидел.
Кажется, остальные тоже поняли. Опустила голову Василёк, смущённо отходя и признавая выбор ученицы; широко открыл глаза Волнолап, явно не веря в происходящее или же не понимая сути; что-то неразборчиво вскрикнула Пестрошкурка, взъерошив шерсть и с шоком в глазах наблюдая за бывшей подругой. Племя тоже не осталось в стороне и, увидев шкуры своих родителей, Снеголапка бросилась прочь. Куда-нибудь туда, где её не будут поучать. Где она может быть свободной и… одинокой?
Снеголапка запнулась на бегу. Да, она трусливо сбегала, стараясь не оглядываться и не обращать внимания ни на что. Только путь к её любимой рощице, а дальше… она знала, что где-то рядом находятся территории Двуногих, и оттуда можно было бы попасть куда-нибудь ещё. Конечно же, не к Двуногим. Ученица даже содрогнулась от такой перспективы.
Как бы то ни было, она оставалась простой племенной ученицей, пусть и через несколько лун ей суждено было уже стать воительницей.
— Снеголапка, да подожди же! — голос Волнолапа нагнал её уже у самой рощицы. Серая кошечка упрямо сжала зубы и всхлипнула. Просто так, без слёз, но с горечью и отчаянием. Решение уйти начинала казаться всё более абсурдным, глупым и спонтанным.
Перед глазами промелькнули деревца, испещрённые глубокими и не очень царапинами, но Снеголапка не остановилась. Ей хотелось как можно быстрее убежать от прошлого. От Волнолапа, от доброй и понимающей Василёк, от родителей, которые наверняка бы помогли и утешили. Это было сложно, это было невыполнимо, так что кошка замедляла шаг с каждым лисьим хвостом, что приближал её к границе. А ещё она, наконец, поняла, что за запах постоянно жёг ей чувствительный нос — запах рыбы. Она уже так привыкла к нему, что почти не замечала, да и жжение вполне можно было терпеть. Обращаться же к целителю с такой глупостью…
— Снеголапка! — она, не поворачиваясь, мотнула головой. Не хотелось оборачиваться, шанс передумать всё ещё был слишком высок, кошка же не хотела передумывать. Это было бы… очень глупо, да. И жалко.
— Волнолап, — она говорила тихо, уже перешагивая границу. Тут же ученица поймала себя на мысли, что всё выглядит слишком слащаво, слишком уже неправдиво. И передумала говорить, следовать правилам и канонам решительно не хотелось, — пока.
Снеголапка побежала в сторону города, чувствуя, что тугой узел в животе опять начинает сжиматься, на этот раз уже от неизвестности. Её даже немного удивило, что бывший друг решил не идти за ней. Это было странно, но... не очень-то и хотелось.
Она усмехнулась, опять ловя себя на мысли, что всё слишком уж натянуто.
Снеголапка знала, что у одиночек очень странные имена и решила просто не пользоваться именем. Возможно, она так забудет своё нынешнее. И правилам следовать не будет, не беря новое.
— Просто прекрасно, — вслух проговорила кошка, тоскливо оглядываясь назад и останавливаясь отдышаться. Живот тут же скрутил спазм.
Есть хотелось неимоверно.
***
Серая кошка с белыми кончиками лап устало брела по какому-то тёмному переулку. Она уже не помнила, сколько прошла и когда в последний раз ела — дни слились в одну тёмную череду, которая прерывалась лишь сном да скудным ужином. Жизнь в страшном месте под названием Город оказалась намного сложнее, чем можно было представить. Кошка даже… да, признаться, она даже жалела, что ушла — в племени было намного лучшее, спокойнее.
А ещё там можно было жить, а не выживать.
Она иногда спрашивала себя — зачем вообще ушла? Ха… лучше уж жить в рамках, стараясь протиснуться во все эти надуманные законы, чем не знать, куда податься, задыхаться из-за дыма Чудовищ Двуногих и умирать с голоду. Жаль, что она это поняла только здесь, когда уже ничего не изменишь. Когда остаётся лишь засыпать с чувством голода и просыпаться с ним же.
Неожиданно ей почудился запах. Запах, который щекочет ноздри чем-то неописуемо приятным во всём этом смраде Города. Да, еда. Запах тянулся из какого-то бочка с, как кошка уже выяснила, тем, что Двуногие называют «мусор». Но для неё это был вовсе не мусор, а ключ к пропитанию и жизни, ведь дичи в городе не водилось от слова «совсем». Нет, как-то раз она наткнулась на крыс, но те явно не были настроены умереть, а она была слишком слаба — пришлось позорно сбегать.
Пришлось, даже не взирая на свою костлявость и постоянно урчащий желудок, подтягивать свою физическую форму. Теперь ей даже иногда удавалось отбирать еду у других бродяг, ведь у неё были навыки и знания о боевых приёмах, противостояли же ей самоучки. Точнее, она выбирала самоучек — маленьких, возможно, хромых или ещё с какими-то ранами.
Мораль, к сожалению, пришлось затолкать подальше.
Она лишь один раз помогла пищащему котёнку, накормив его и отнеся к двери дома Двуногих. Кошка не была уверена, что эти Двуногие будут добры к котёнку, но… она дала ему хоть какую-то надежду на жизнь. Зато совесть была чиста… сравнительно.
— Эй, отойди от еды! — серая кошка шарахнулась в сторону, только заслышав визгливый голосок. Нет, она не знала эту бродягу, но инстинкт самосохранения за прожитые в Городе луны выработался феноменальный. И что-то сейчас подсказывало — с чёрной, украшенной множеством шрамов кошкой лучше не связываться. Взглянув в пылающие злобой и голодом грязно-зелёные глаза, она отступила, отвернувшись. Есть хотелось неимоверно, но с накаченной, да ещё и опытной бродягой она не потягается. Не тот уровень.
— Хорошо, ухожу, — раздосадовано буркнула серая кошка, жадно вдохнув манящий запах. «Мясо, — определила она, через силу отвернувшись и направившись куда-то в сторону от чёрной кошки, бака и еды. — Поджаренное…».
— Эй! — окликнул её всё тот же высокий голос. Кошка поморщилась, искренне не понимая, зачем она этой бродяге. Ей надо было искать другой бак, другое место хранения еды. Если учесть, что ей на пути могут встретится другие бродяги или же просто будет пустой переулок-тупичок, то искать можно долго.
— Чего тебе? — огрызнулась серая, резко разворачиваясь и пошатываясь — слабость такая слабость. Тем более, когда есть хочется до тошноты, до дрожи в лапах, до…
Она и не заметила, в какой момент земля под лапами покачнулась, а морда глухо ударилась о странную землю Города. Слишком твёрдую, чтобы быть нормальной. Вообще, она давно заметила, что в Городе нет ничего нормального. Всё какое-то… искусственное?
***
Очнулась она внезапно, и, страшно удивившись, не почувствовала голода. Точнее, он был, но совсем немного. Так она себя чувствовала в племени, когда ещё просто ждала мышки или ловила оную сама. В Городе же она могла не есть днями, не то, что какими-то часами.
До обмороков голодных раньше, правда, не доходило…
— Очнулась? — всё тот же визгливый, но теперь более недовольный голос. Кошка открыла глаза, морщась и моргая, стараясь убрать сонную пелену с глаз. Наконец ей это удалось. Взгляд сразу же зацепился за фигуру чёрной зеленоглазой кошки, которая стояла не так уж далеко — теперь её можно было рассмотреть поточнее. Серая бродяга сглотнула. «Да уж, в племенах так шрамами украшен никто не был…».
— Д-да. Где я? — до молодой кошки дошло, что надо бы, пожалуй, оглядеться, что она и сделала. Увиденное заставило недоумённо пошевелить ушами — какое-то тёмное помещение. Свет же — неяркий, такой, что хватало лишь на то, чтобы чуть-чуть рассмотреть детали — лился откуда-то сверху.
— У меня в берлоге, — ворчливо отозвалась кошка, окидывая свою собеседницу хмурым взглядом. Серая сжалась, отводя глаза — она не понимала, что же заставило эту чёрную кошку помочь ей, да ещё и оттащить в «свою берлогу». А если говорить совсем уж откровенно, то до неё, вообще, не сразу дошло, что сделала эта таинственная незнакомка. — Меня зовут Гарпия.
На неё, словно чего-то ожидая, уставились два зелёных глаза.
Серая сглотнула. Она, вроде бы, дала себе слова не пользоваться своим именем. Теперь это было не просто глупое обещание — имя вызывало ненужные воспоминания. И за все луны, что она жила в Городе, пользоваться именем и не приходилось — просто не спрашивали. Сейчас же она не знала, что и сказать.
— У меня… мне не хочется вспоминать своё имя, — наконец, глухо выдавила она, глядя в пол. Точнее, в землю — в простую, самую настоящую лесную землю. Может, она была немного суше, чем в Речном племени, но… она была настоящей. Самой, что ни на сеть, настоящей! Бродяга выпустила-впустила когти, ещё не веря, что её находка правдива.
— Бывает, — кивнула Гарпия, заставляя серую вновь обратить на себя внимание. Усмехнулась. — Ну, не можешь же ты без имени ходить? Будем думать, — она присела рядом, перед этим потянувшись. Молодая кошка завороженно проследила за игрой мышц под шкурой. «Мне бы так…». — Так… ну, как бы тебя назвать…
— Назвать? — перебила серая. Ведь раньше, в племени, называли только матери и предводители… «Ты не в племени», — мысленно укорила себя она. Смущённо улыбнулась. — Прости, само с языка сорвалось.
Гарпия кивнула, словно ничего и не произошло, и задумалась. Задумалась так надолго, что серая одиночка уже начала ёрзать, то и дело порываясь подняться и размять лапы. Сделать этого ей не давало лишь то, что былое уважение к старшим, привитое в племени, вновь проснулось — как-никак, эта одиночка спасла ей жизнь.
— Шал будешь, от слова Шалость, — наконец, вынесла вердикт Гарпия, с торжеством вскочив и ухмыльнувшись. Названная недоумённо моргнула, не споря, впрочем. Она совершенно не могла понять, с какое это кстати чёрная бродяга решила её так назвать. Она, вроде бы, и не шалила. Да и имя, ей, если честно, не особо нравилось... — Идеально подойдёт под твой стиль боя! Я давно хотела проверить свою теорию! — забормотала кошка, сверкая глазами. — Себя переучить не получится, но вот у неё-то телосложение для этого идеально подходит. И молодая, необученная..
— Стиль боя? — не понимая, вопросила Шал, так и не услышавшая бормотания. У неё почти и не было своего стиля боя, только базовые племенные техники, доведённые до возможного совершенства. «До возможного» — из-за непостоянных тренировок и, конечно же, постоянного голода. Так что вопрос имел место быть.
— Конечно, под твой стиль боя. Его надо только разработать, — Гарпия взглянула на неё, словно на мышеголовую. Шал открыто улыбнулась, а потом несмело хихикнула. Гарпия, со своей прямолинейностью и совершенно безбашенными и непонятными поступками, начинала ей нравиться.
— Ладно, будем разрабатывать, — в ответ на слова Шал Гарпия только весело оскалилась. Серая кошка с синими глазами поднялась на лапы и чуть покачнулась — видимо, она провела без сознания довольно долгое время, раз её так шатает. Или же это из-за непривычки? Как-никак, она давно уже так плотно не ела.
Пожалуй, слишком давно…
— Да, какая-то ты слишком худая, — озвучила мысли Шал Гарпия, скептическим взглядом рассматривая фигуру серой кошки. Чёрная одиночка обошла её по кругу, зачем-то принюхалась, покачала головой, не обнаружив почти никакой мышечной массы и найдя кучу мелких шрамов. Больших Шал, слава Звёздному племени, пока что удалось избежать. — Ладно, буду тебя тренировать, учить… кормиться сама будешь, — строго добавила Гарпия.
Шал кивнула. Она до сих пор понимала не всё из того, что болтала Гарпия. На счёт того же имени или тренировок — да она о таком даже и мечтать нем могла! Так что вот так, сразу же поверить в свою удачу было бы… слишком легко. Да, Шал ждала подвоха.
— Ну, вот что ты на меня так смотришь? — тем временем, начала распаляться Гарпия; голос её опять приобрёл визгливость, которая резала по ушам. Шал постаралась не поморщиться и это у неё, слава Звёздному племени, получилось. Не хотелось бы обижать Гарпию. — Ждёшь подвоха, да? Не смотри на меня так! Все, кто живёт в Городе — все ждут подвоха! Никто не верит во что-то другое! В идею!
Шал попятилась, обескураженная быстрой смене настроения Гарпии. Да и оскал на треугольной шрамистой морде не добавлял красоты чёрной одиночке. «Что делать, что делать…», — мысли в голове Шалости хаотично метались, а глаза рыскали по «берлоге».
Неожиданно Гарпия успокоилась.
— Ладно, будем думать над твоим стилем боя, — как ни в чём не бывало, сказала она, приглаживая шерсть. Шал с опаской на неё покосилась, но уходить не стала — ей хотелось уметь постоять за себя. Учитель же… ну, просто она теперь будет знать, что Гарпию лучше не злить.