Торговец антиквариатом
Посвящается Алане,
Знала бы ты, как мы соскучились…
Порой судьба забрасывает нас в совершенно невероятные места, о которых мы никогда не подозревали — великолепные, ужасающие, нагоняющие тоску или тревогу… Но иногда она возвращает нас туда, где мы некогда бывали, но совершенно забыли о существовании этого места.
Небольшой район большого грязного города значительно отличался от центра, где некогда располагался особняк Бодлеров. Более того, этот район будто был совершенно другим городом. Клаусу не доводилось здесь бывать раньше, равно как и графу Олафу, а вот мне, к несчастью или наоборот, случилось провести там свои так называемые «лучшие годы».
Сложно назвать этот район ужасным и неблагополучным, но с ним связано слишком много воспоминаний. Слишком много, чтобы туда вернуться и не расплакаться. Но оставим это. Однажды августовским днём в этом районе появилась машина с подростком и странным взрослым мужчиной в одежде святого отца. Они уже достаточно долго молчали, но некоторые обстоятельства вынудили их нарушить молчание. Клаус пришёл в себя.
— И что теперь? — спросил мальчик, посмотрев на водителя.
Тот пожал плечами.
— Ты не отдашь наследство просто так, соответственно мне нужно снова усыновить тебя.
— То есть мы ищем мистера По? — неуверенно предположил Клаус. — Насколько я помню, он зарёкся не отдавать меня тебе под опеку. А ещё поклялся засадить тебя за решётку…
Граф Олаф хохотнул.
— Когда это в последний раз угрозы мистера По работали? Странно вообще, что он выжил…
— Наверняка многие эвакуировались, — неуверенно пожал плечами Клаус. — Вот только сомневаюсь, что после всех этих бед от ГПВ. хоть что-то осталось.
Мужчина хмыкнул.
— Я бы не был так уверен, — он как-то странно нахмурился. — Точнее будет так: в пожаре мало кто выжил, но это не значит, что от этого общества ничего не осталось. Всегда найдётся тот, кто продолжит благое дело, — Олаф сделал небольшую паузу, как бы акцентировав внимание на последнем словосочетании. — К тому же двое оставшихся Сникетов ещё живы.
— Это ты про Кит, да? — спросил Клаус, пытаясь вспомнить имя мужчины, который предлагал им уехать вместе с ним накануне пожара в «Развязке».
Граф Олаф скривился.
— Да, про Кит, — Клаус заметил, как мужчина сжал руль. — Есть вещи, Клаус, о которых очень неприятно говорить, но я обещал тебе ответить на все твои вопросы, так что считай, что крайне удачно мстишь мне за все те беды, которые я доставил вам с сёстрами.
— Я не буду спрашивать, что у вас с Кит, — возразил мальчик. — Скажи лучше, кто такой этот третий Сникет? А то я всё никак не могу вспомнить его имя…
— А, — Олаф поморщился так, словно съел что-то кислое. — Лемони Сникет. Учились мы с ним вместе.
— И только? — Клаус не сдержал ухмылки — уголок губ непроизвольно приподнялся, и мальчик осознал, что мышцы лица уже успели отвыкнуть от такого напряжения.
— Ну, когда мы виделись в последний раз, он сох по твоей матери, писал статьи, критикующие мои выступления, — Олаф вздохнул и из его голоса совершенно исчезла всякая язвительность: — А ещё он, возможно, убил моего отца.
Повисло молчание. Клаусу одновременно хотелось и не хотелось улыбаться. В итоге он просто вздохнул и посмотрел в окно. Они всё ещё ехали по этому странному району, в котором он ни разу не был.
— То есть, — наконец решился возобновить диалог мальчишка. — Ты устроил пожар всё-таки из жажды мести, а не из-за алчности?
Граф Олаф раздражённо втянул воздух.
— Да кто вообще сказал, что этот треклятый пожар — моих рук дело?
— А ты хочешь сказать, что нет? — спокойно поинтересовался Клаус. — Ты можешь наконец уже сказать мне в лицо правду? Моё мнение о тебе уже всё равно не станет хуже…
— …ведь хуже просто некуда! — продолжил за него мужчина. — Да-да, я знаю. Правды хочешь? Ну, скажем так, я неоднократно думал о пожаре и уже даже собирался его устроить, но меня опередили, и я был несколько раздосадован этим! Такова правда, доволен?
Клаус неопределённо хмыкнул.
— Если ты не привираешь опять, то, вероятно, я никогда не узнаю, по чьей вине погибли папа и мама, — рассудил он. — А, судя по твоему тону и построению фразы, ты действительно не знаешь, кто тебя опередил. Может, догадываешься, но не уверен в этом на сто процентов.
— Бинго, — подтвердил мужчина, смерив мальчишку хмурым взглядом, и уставился на дорогу.
Они выехали на знакомый Клаусу проспект. Он проходил через центр города, где находился банк, в котором без сомнений можно было найти мистера По. Водителя Клаус больше не донимал разговорами — понял, что задел неприятную для графа Олафа тему, и дальнейший диалог не принесёт особых плодов, а вопросы у него ещё были. Так что этот разговор решил отложить до лучших времён.
***
К тому моменту, когда они подъехали к банку и вышли из машины, Клаус уже было полностью смирился, что теперь будет жить с графом Олафом — зато стабильно и относительно неплохо. Он даже сам уже поверил, что его бесконечные злоключения наконец закончатся.
Как вы знаете, Клаус очень редко ошибался, ведь он был очень начитанным и весьма смышлёным мальчиком, способным к рассуждениям. Но при другом раскладе вы, скорее всего, не читали бы эту историю. И как бы тяжело мне не было это вам сообщать, хотя Клаус редко ошибался и чаще всего был прав, в этот раз он ошибся.
Мистер По раскашлялся, стоило им переступить порог его кабинета. Они прошли без труда, постольку стол, за которым обычно сидела секретарша, ныне пустовал, и задержать расспросами о цели визита их было некому.
Когда банкир наконец откашлялся, он уставился на вошедших с непониманием и каким-то безотчётным ужасом.
— Добрый вечер, мистер По, — поздоровался Клаус.
Граф Олаф лишь бросил небрежное:
— Да, — и сразу перешёл к сути: — Возможно, вам ещё не сообщили, но мистер Терренс сегодня трагически погиб в пожаре, поэтому Клаус вновь сирота, и если у вас нет никого, кто мог бы его усыновить, это сделаю я.
Мистер По подавился слюной — видимо, от возмущения — и едва снова не залился кашлем.
— Да как вы можете!.. — мистер По даже вскочил с места, настолько он негодовал. — После всего, что вы сделали, вы ещё рассчитываете получить над ним опеку?!
Граф Олаф закатил глаза, и Клаус едва сдержался, чтобы не повторить за мужчиной этот жест.
Вы наверняка хоть раз слышали об «эффекте свидетеля», или, как это ещё называют, об «эффекте постороннего», когда люди становятся свидетелями чрезвычайной ситуации, но не спешат на помощь пострадавшим. Когда что-то плохое происходит на виду у большой группы людей, каждый из них думает, что это не его дело, что кто-то другой обязательно остановит происходящее безобразие, а вот конкретно ему это совершенно не нужно. И чем больше свидетелей, тем меньше вероятность, что кто-то вмешается.
Клаус вспомнил тогда об этом феномене, стоя в кабинете управляющего денежными штрафами и глядя на мистера По, который чуть ли не захлёбывался слюной, распинаясь о том, какой же граф Олаф премерзкий тип. Клаус поправил очки, мысленно отметив, как же омерзительно выслушивать всю эту лицемерную чепуху. Не ему говорить об этом — Бодлеры столько раз пытались объяснить ему, что они в беде и в постоянной опасности, но он всегда закрывал на это глаза, а теперь вдруг прозрел? Самое жуткое, конечно, было то, что мистер По, возможно, сам не осознавал всей лицемерности этой ситуации.
— Мистер По, — сдержанно проговорил мальчик, когда банкир замолчал. — Если вы закончили, мне бы хотелось узнать о своей дальнейшей судьбе. Так как если меня некому усыновить, я всегда могу добровольно сесть в машину вот к нему, — он махнул рукой в сторону графа Олафа. — И уехать жить в лес.
Мистера По, кажется, шокировали слова Клауса Бодлера, потому что ответил он не сразу, но когда ответил, голос его звучал озадаченно:
— Да, Клаус, конечно, найдётся для тебя опекун, но это займёт какое-то время…
Как оказалось «какое-то время» в этот раз означало минимум сутки, так что Клаус сперва торчал несколько часов в кабинете мистера По, а затем отправился с банкиром в уже знакомый ему дом. Казалось, прошла целая вечность с того момента, как Бодлеры побывали в этом доме впервые, однако с тех пор ничего не изменилось: дети мистера По по-прежнему были невероятно тупы и омерзительны, а его жена, каким-то чудом выжившая в «Развязке», была такой же обманчиво-приторной.
Насколько мне известно, в тот год рейтинги Дэйли Пунктилио стремительно падали из-за того, что многие люди по какой-то причине резко поумнели и осознали, что эта газета не стоит ни денег, ни даже внимания, ведь все статьи в ней — приукрашенное, а иногда и вовсе переиначенное враньё. В данном случае это означает, что даже слухи, публиковавшиеся в этой газете были пересказаны бесчисленное множество раз бесчисленным множеством людей. Мне также известно, что в разорении этой газеты могли быть замешаны люди, являвшиеся своего рода добровольцами, хотя их деяния сложно назвать благими.
Так или иначе, в тот вечер, когда Клаус Бодлер ужинал вместе с семьёй По, газета Дэйли Пунктилио ещё существовала, хотя её путь к закрытию уже начался.
Миссис По что-то увлечённо рассказывала мужу, братья По спорили о чём-то дурацком, а Клаус задумчиво жевал гречку. Граф Олаф ушёл из кабинета мистера По, едва представилась возможность. Перед этим бросил на прощание фразу вроде «Ещё увидимся», намекая на то, что он не уходит навсегда.
Клауса в тот вечер занимали всего две вещи: кто будет его опекуном и как скоро появится граф Олаф. Он тогда и представить не мог, что всё сложится столь странно.
***
Наутро Клауса разбудил мистер По — остальные обитатели дома ещё спали.
Заводя машину, банкир сказал, что если всё сложится удачно, то уже после обеда Клаус поедет со своим новым опекуном домой.
«Домой» — мистер По использовал именно это слово. Мысленно повторив его, Клаус чуть поморщился. Дом. Дома у Клауса не было. Трудно было даже припомнить, когда он в последний раз чувствовал себя «дома». Хотя бы просто чувствовал.
Того здания, где Клаус Бодлер родился и провёл детские годы, как вам известно, ныне не существовало: вот уже почти два года на его месте было лишь пепелище.
Клаус перебрал в голове первых трёх опекунов — после тёти Жозефины, дома у них точно не было — и пришёл к выводу, что по-настоящему чувствовал себя дома в последний раз, когда ложился спать перед поездкой в Перу. Несостоявшейся. Дома у Монтгомери Монтгомери какое-то время Бодлеры чувствовали себя в безопасности. Там было тепло, чувствовалось, что дядя Монти действительно им рад, и вообще тогда всё было будто бы светлее и ярче. Дом тёти Жозефины запомнился холодом и мраком — как и всё озеро Лакримозе. Нет, разумеется, летом там наверняка было не так мрачно и промозгло, но первое впечатление всё-таки очень сильно отпечатывается в сознании, каким бы неверным оно ни было.
А вот дом графа Олафа просто не способен был стать ничьим домом. Клаус даже не был уверен, что сам граф Олаф там живёт: последние месяцы он следовал за Бодлерами, куда бы они ни шли, а чтобы вернуться в тот жутковатый особняк напротив дома судьи Штраус, необходимо было потратить некоторое количество времени. И вот это Клаус мог сказать точно: времени на регулярное возвращение домой у графа Олафа не было.
Они ведь не такие уж и разные.
Когда Клаус вынырнул из мыслей, он обнаружил себя в кабинете мистера По. Через секунду он обнаружил и причину, выдернувшую его из раздумий: на пороге кабинета стоял среднего роста и телосложения мужчина, на вид ему было не больше шестидесяти лет. Волосы, которые выглядывали из-под классического цилиндра, имели цвет стали. У него были впалые щёки и морщинки на лице, тонкие губы и чуть сощуренные глаза — в них, вопреки его в меру строгому костюму и виду, заметен был озорной блеск. Этот джентльмен в целом производил приятное впечатление. Хотя его наряд сперва мог показаться чересчур старомодным и официальным, всё же он выглядел, что называется, «на своём месте».
— Добрый день, мистер По, — поздоровался мужчина несколько хриплым голосом. — А Вы, молодой человек, должно быть, Клаус Бодлер?
Клаус кивнул, с интересом рассматривая мужчину. Мистер По оторвался от бумаг, тут же вскочил и принялся любезничать. Мальчик не влезал в беседу, однако внимательно слушал. Из разговора он понял несколько вещей:
«…Мистер Браун… я подготовил бумаги об усыновлении…» — этого джентльмена зовут мистер Браун, и он действительно его новый опекун.
«…да, школа недалеко от дома. Я там не учился, но, говорят, она хорошая…» — он пойдёт в школу! Клаус невольно улыбнулся. Улыбка вышла неуверенной и слабой, но всё же.
«…о, нет, мистер По, моя уже бывшая жена пожелала уйти от меня ещё десять лет назад, и сейчас, насколько я знаю, её уже нет…» — мистер Браун, вероятно, живёт один.
«…наследство? Зачем мне чужое наследство?»
Тут Клаус вспомнил, что Вайолет исполнилось шестнадцать, когда они попали на подлодку. Это значило, что при определённых условиях наследством можно было начать пользоваться. Как-то со всей этой суматохой в отеле они упустили тот факт, что их беды могут закончится в один миг.
«Ага, значит, поэтому граф Олаф продолжает преследовать меня, — подумал Клаус, но тут же запнулся в своих размышлениях. — Хотя в этом нет особого смысла. Неужели он в неведении, и у него нет никакого плана?..»
Вопросы у Клауса были, но спросить у мистера По он не рискнул, к тому же, он крайне редко перебивал взрослых. Что ж, теперь он по крайней мере был уверен, что Вайолет и Солнышко будут жить без нужды. Конечно, когда выберутся с острова — хотя здесь уместнее было употребить слово «если» вместо «когда», Клаус упорно не хотел даже думать об этом в такой формулировке. Когда они выберутся…
— Клаус, — обратился к нему банкир, выдернув из мыслей. — Ты, наверное уже сам догадался, но позволь представить тебе твоего нового опекуна — мистера Томаса Брауна.
Мужчина в полушутливом жесте приподнял шляпу.
— В общем-то, — мистер По жестом указал мистеру Брауну на стол. — Всё осталось только подписать. Вот здесь все документы — свидетельство о рождении, медицинская карта и прочее.
— Ну, я полагаю, мы разберёмся, — мистер Браун улыбнулся Клаусу и подошёл к столу, чтобы расписаться.
Когда они с мистером Брауном покидали банк, Клаус с трудом осознавал реальность происходящего. Он чувствовал себя странно. Нет, он уже привык к постоянным переездам и усыновлениям, но что-то необъяснимое и нелогичное подсказывало ему: в этот раз всё будет по-другому.
Машина Томаса Брауна была самой обычной машиной человека среднего достатка. Мистер Браун сел за руль, Клаус — на переднее сиденье; через пару минут машина тронулась с места.
— Ты выглядишь растерянным, — произнёс мужчина. — Я ведь могу на ты, верно?
— Конечно, — отозвался Клаус. — А к Вам как лучше обращаться?
Говорить не то чтобы очень хотелось, но и молчать желания особого не было.
— Не знаю, не думал об этом, — мистер Браун усмехнулся. — Но мне бы не хотелось слышать «мистер Браун» в своём доме — к чему вся эта формальность?
— Ну, — Клаус многозначительно пожал плесами, невольно припомнив мистера Терренса и упасигосподи Сэра с лесопилки. — Не все разделяют вашу точку зрения… извините, я первое время всё равно на вы буду. Но вас же Томом зовут, верно? Я имею в виду неформальное общение.
— Я полагаю, — кивнул он. — Не то чтобы у меня было много друзей, но в наше время даже просто знакомые скоро начинают фамильярничать, так что да. Зови меня Томом.
Том оказался интересным собеседником и не таким уж строгим, как показалось сначала: он был вполне обыкновенным человеком с не самой выдающейся историей жизни. Тем не менее он был человек увлечённый — интересовался историей и различным антиквариатом, так что его страсть к старомодной одежде легко объяснялась. В целом он производил впечатление порядочного человека — человека, всегда соблюдающего установленные обществом нормы поведения.
— То есть вы владеете лавкой со всякими старыми вещами, — Клаус даже не пытался скрыть свой восторг. — Вы торгуете картинами, шкатулками, книгами, монетами и всем-всем-всем?!
Мужчина рассмеялся, выкручивая руль: был поворот.
— Да, именно — всем-всем-всем. На самом деле мне часто приносят разные вещи и продают их задёшево, а я чуть набиваю цену, — мужчина чуть задумался, а потом сказал: — Как в ломбарде. Почти. Хотя моя работа заключается не только в этом, порой ко мне обращаются с конкретными заказами. Если у людей есть средства и им что-то нужно, я с удовольствием найду им эту вещь. А я могу достать что угодно. Такова моя жизнь.
Клаус хотел было что-то спросить, но в этот самый момент он увидел знакомые дома. Он видел их совсем недавно, но вот никак не думал, что увидит снова.
— Вы живёте в этом районе? — удивлённо спросил мальчик.
— Да, — Том улыбнулся. — Это один из самых спокойных районов города. Сюда переезжают семьи, чтобы обеспечить своим детям нормальное детство и отрочество. Ты знал?
Клаус чуть спустился по креслу, оторвавшись от окна, и ответил:
— Нет, я вообще не знал об этом районе до недавнего времени. Нормальное детство, говорите…
Он совсем не хотел поднимать эту тему, но как-то само получилось. Когда ваша жизнь состоит из одних несчастий, беспрерывно следующих друг за другом, волей-неволей начинаете говорить об этом. Клаус, конечно, был воспитанным и знал, что обычно в приличном обществе о своих проблемах не говорят, но он-то сейчас разговаривал с опекуном, и было похоже, что этот человек не собирается обесценивать его проблемы.
Они подъехали к невысокому кирпичному зданию, над входом в которое висела вывеска: «Нужные вещи — найдётся всё». От угла дома-магазина до гаража тянулся плотный забор средней высоты, не позволяющий увидеть, что происходит за ним. Близко к гаражу забор прерывался калиткой.
Том крутанул руль и машина заехала на площадку перед гаражом.
— Да, я слышал, — он вышел из машины, дождался, когда Клаус тоже выйдет, и продолжил: — Я слышал, что у тебя — и у тебя ещё две сестры есть, верно? — что у вас пропало около двух лет жизни после гибели ваших родителей… Мне даже страшно представить, через что ты прошёл.
— О, это долгая история, — заверил его Клаус. — Два года… ну да, можно сказать, целых два года выпали. Я даже не знаю, какой сейчас день. Лето, понятное дело, но…
— Что ж, подарю тебе на день рождения календарь, — усмехнулся Том и открыл калитку.
Клаус замер. День рождения. Твою мать.
— Клаус? — Том обеспокоенно посмотрел на мальчика, всё ещё держа калитку за край, но готовый в любой момент сорваться с места. — Всё нормально?
— Д-да, — Клаус мотнул головой. — Просто я вдруг почувствовал, как идёт время. Кажется, вечность прошла с того момента, как мы достаточно счастливо отпраздновали мой тринадцатый день рождения и должны были отправится в Перу, но вместе с тем кажется, что это было совсем недавно. Странное чувство.
Том понимающе кивнул головой и похлопал мальчика по спине, когда тот всё-таки подошёл к калитке.
— Ну, ничего, Клаус Бодлер, — сказал мужчина. — Теперь у тебя начнётся нормальная жизнь.
Клаус промолчал. Он уже привык, что после заверения в окончании несчастий следует новое, и был почти убеждён: скоро вновь случится беда. Он и не подозревал, как сильно ошибался.
***
Душ. Тёплый душ.
Струи стекали вниз по телу, успокаивая. Он так давно не принимал душ, что готов был простоять под ним несколько часов, но решил не злоупотреблять добротой Тома. Вода стоит денег.
Клаус вышел из ванной комнаты, замотавшись в полотенце. Ванная была на втором этаже, как и его комната, и нечто вроде кабинета с домашней библиотекой; Том жил в комнате под крышей, а кухня и гостиная были совмещены и располагались на первом этаже — попасть туда можно было двумя способами: через вход в лавке и через задний двор. На участке Тома, помимо гаража и дома имелась небольшая беседка, качель-гамак, несколько клумб, а также деревья и кусты — всё в ухоженном состоянии.
Комната, которую хозяин дома выделил Клаусу Бодлеру, была не особо большая, но уютная даже в необжитом виде. Справа стояла кровать — слишком широкая для одного человека, но недостаточно широкая для двух; слева — письменный стол с ящичками и удобный на вид стул; а слева от двери стоял комод, над которым висело зеркало. Доски пола покрывал мягкий ковёр. Между кроватью и столом располагалось окно, выходящее в сад.
Был вечер и комнату окутывал мрак. Солнце уже село, но вдали, за деревьями ещё были видны отголоски вечерней зари.
Клаус опустился на кровать. Всё вокруг чувствовалось так сюрреалистически и неправдоподобно, но ему очень хотелось, чтобы так дальше и продолжалось. Этот дом был просто замечательный, Том был очень добр к Клаусу, пускай они и были знакомы меньше суток, и сквозь пучину тоски и страха, покрытых плотным пледом усталости, начала пробиваться вера.
Всё выглядит так, будто всё действительно будет хорошо.
***
С того момента, как Клауса усыновил Том, прошло около недели, и наступил его пятнадцатый день рождения. За эту неделю не произошло вообще ничего плохого, и Клаус даже почувствовал себя героем какого-то утопического рассказа. На следующий же день после усыновления они съездили в центр, и Том купил ему новую удобную одежду: три рубашки, костюм-тройку, джемпер, пальто, а также шорты, джинсы, несколько футболок. Пришлось купить и нижнее бельё с носками, потому что Клаус прибыл в дом Тома буквально налегке: его имущество ограничивалось прошедшим сквозь огонь и воду костюмом и едва живыми очками — их они тоже заменили, наведавшись в оптику.
Теперь Клаус ощущал себя человеком, и, что важнее, он чувствовал себя нужным.
Всю неделю до дня рождения он помогал Тому в лавке, и это действительно приносило ему удовольствие. Казалось, что в этом антикварном магазине есть всё: на стенах висели разного рода часы, картины и просто украшения; у стен, за витринами с мелочёвкой стояла разная мебель — гладкая и с резными узорами; на полу стояли чемоданы и скульптуры; у кассы находилась полка с редкими книгами. Также в торговом зале было много разных стеллажей с мелкими вещами, а у огромного окна-витрины даже стоял велосипед. Все товары, казалось, были разбросаны по помещению, но Клаус точно знал: в их размещении был порядок, понятный только Тому. И Клаус искренне восхищался своим опекуном: стоило покупателю лишь сказать, что он ищет, и Томас тут же направлялся уверенным шагом в ту или иную часть магазина.
Иной раз Клаус просто поражался тому, как точно магазин Тома соответствовал слогану. За неделю ни разу не случилось такого, чтобы Томас отказал посетителю — он всегда находил ту вещь, которой интересовался посетитель.
В пятницу под конец дня в лавке объявился необычный клиент. Это был первый раз за неделю, когда нужного товара в лавке не нашлось, но, казалось, клиент вовсе не был огорчён тем, что придётся подождать до понедельника. Напротив, он будто знал это.
Том перевернул табличку — теперь с улицы было видно надпись «Закрыто».
— Клаус, — сказал он. — Завтра мы отпразднуем твой день рождения, а в воскресенье мне придётся уехать, скорее всего, на целый день. Я надеюсь, ты найдёшь, чем заняться, пока меня не будет.
— Да, конечно, — Клаус улыбнулся.
И они отправились ужинать.
***
В свой пятнадцатый день рождения Клаус проснулся непривычно поздно. Маленькая стрелка часов уже перевалила за одиннадцать, когда он спустился к завтраку.
На кухне пахло вкусно: в духовке, видимо, запекалась курица, и к этому запаху примешалось что-то сладкое. На плите, как всегда стояла небольшая кастрюлька с кашей на две порции. Овсянка — это хорошо. Особенно, если вкусная. Томас здорово готовил.
Том вернулся на кухню, когда Клаус уже сел завтракать.
— А, доброе утро, Клаус, — улыбнулся мужчина. — И с днем рождения!
— Доброе утро, спасибо, — кивнул в ответ он.
В следующие несколько часов Клаус помогал Тому с готовкой и в целом приготовлениями. Конечно, они собирались скромно посидеть вдвоём — для громкого празднования им не хватало знакомых. Все друзья Клауса, которые могли бы прийти, сейчас находились очень далеко. Одни — где-то в море, другие — где-то в небе. Здесь он ещё не обзавёлся никакими знакомствами. Граф Олаф? Даже если бы Клаус знал, где тот находится, сама идея присутствия этого человека на празднике казалась немыслимой и граничила с абсурдом. Несмотря на то, что Клаус значительно пересмотрел своё отношение к Олафу, он по-прежнему оставался потенциальной угрозой. Особенно теперь, когда наследством в теории можно было воспользоваться, а жизнь наладилась.
Так что день рождения предстояло отмечать, так сказать, в семейном кругу. Пускай они друг другу и не родня.
Ближе к вечеру они сели за стол. Том налил себе и Клаусу вина — чисто символически, половинку бокала. Клаус не стал отказываться.
— Я не знал, что тебе подарить, потому что мы знакомы относительно недавно, — сказал Том, достав небольшой прямоугольный свёрток. — Идея с календарём была, конечно, хороша, но календарь я тебе и так купить могу…
Томас протянул свёрток Клаусу. По весу было похоже на книгу.
— Но я слышал, что ты любишь читать, так что я подумал: не зря же говорят, что книга — лучший подарок.
Клаус неспешно развернул обёртку — приятную на ощупь пергаментную бумагу — и достал книгу. На обложке красивым шрифтом значилось: «Сергей Есенин. Избранное». В груди неприятно кольнуло, защипало глаза. Клаус приложил усилие, чтобы не заплакать, потому что он только сейчас понял, как соскучился по Дункану и Айседоре.
Книга выглядела не новой: обложка и страницы отдавали желтизной — но было видно, что книгу бережно хранили, потому что её уголки даже не были потрёпаны.
— Спасибо! — наконец выдохнул он и улыбнулся.
— Открой первую страницу, — заговорщическим тоном посоветовал Том.
На первой странице, как в любой книге, было продублировано название, автор, а также написан год издания. А ещё в центре страницы был изображён портрет поэта и…
Клаус поднял взгляд на Тома.
— Это подлинник? — спросил мальчик, едва не задохнувшись в восхищении, и рассмеялся, когда мужчина кивнул.
Настоящий автограф Есенина, с ума сойти!
— Я знаю некоторые его стихи, — Том сделал глоток из своего бокала. — Но не думаю, что перевод полностью передаёт его стиль и отражает весь смысл, заложенный в исходные строки.
— Ясное дело, — Клаус снова бережно завернул книгу в обёртку и отложил пока на кухонную тумбу — для этого пришлось встать и сделать несколько шагов. — Порой произведения лучше читать в оригинале, вот только для этого необходимо выучить ещё один язык.
— Но оно того стоит, верно? — Томас понимающе улыбнулся Клаусу.
— Да, — согласился он. — А можно спросить, откуда у вас?..
— Клаус, я же говорил, что могу достать всё, что угодно.
Через какое-то время Том достал торт. Он сказал, что обычно они с женой добавляли в шоколадную глазурь мяту, но в медицинской карте Клауса (у мистера По остались документы Бодлеров — почему-то этот факт очень удивил Клауса) было сказано, что у него аллергия на перечную мяту, и Том немного изменил рецепт.
— Ты же, наверное, уже сто лет не ел сладкого… — с долей сочувствия проговорил Том, разрезая торт. — А я ничего обычно такого не покупаю. Ну, то есть нечасто.
— На самом деле я последний раз ел сладкое буквально дней десять назад, — признался Клаус и поморщился, вспомнив все ужасы приюта. — Правда, это была небольшая шоколадка, и обстоятельства были, скажем так, не самые приятные. Спасибо Вам, Том, правда!
Этот день рождения был, пожалуй одним из самых лучших. О, нет, это был едва ли не самый лучший день рождения. Клаус вдруг подумал, что, только познав горе, он начал ценить такие обычные вещи, как удобную кровать в отдельной комнате и вкусную сытную пищу.
И весь следующий день Клаус очень сильно волновался, потому что, как показывал опыт, его опекун мог просто не вернуться. Он зарёкся привыкать к таким условиям, но лишаться хорошей жизни, которую он только обрёл, всё же очень не хотелось.
Мне приятно сообщать вам, что его опасения были напрасны — Том вернулся к ужину.
***
Через полторы недели после дня рождения Клауса, начался учебный год. В этот раз он действительно нервничал, когда впервые собирался в новую школу. В Пруфроке как-то было немного не до таких глупых переживаний, но теперь… Теперь это была самая обычная школа безо всяких мрачных девизов, и, к счастью, архитектор, проектировавший её, в момент работы не был в депрессии, хотя позже не вылезал из неё около двух лет. И Клаусу предстояло учится в этой школе пусть и без сестёр, ведь на горизонте не появлялось никаких злодеев («Или скорее антизлодеев, » — поправлял себя Клаус), грозящихся убить опекуна или похитить Клауса.
Томас довёл Клауса до кабинета директора, чтобы мальчик не заблудился, и предупредил, что забрать его не сможет. Удостоверившись, что Клаус сам дойдёт до дома — он сказал, что запомнил дорогу — Том ушёл.
Директор — высокий стройный мужчина с сединой в коротких русых волосах — представился мистером Вайзом. Мистер Вайз проводил Клауса до кабинета литературы, где вот-вот должен был начаться первый, вводный урок, и потребовал у класса тишины, чтобы представить нового ученика.
— Что ж, Клаус Браун, — сказала учительница — женщина с белоснежными волосами и приятным лицом. — Присаживайтесь за свободную парту, и начнём, пожалуй, урок…
Клаусу пришлось прикусить язык, чтобы не исправить учительницу. Вообще в документах, насколько Клаусу было известно, теперь значилась двойная фамилия: Браун-Бодлер. Он предположил, что директор для удобства представил его как «Клауса Брауна», однако всё же ему не очень нравилось, когда его фамилией пренебрегали.
Первый урок литературы ему понравился: программа года обещала быть интересной, да и учительница, Джулия Миллс, ему понравилась.
Остальные учителя, с которыми Клаусу сегодня довелось познакомиться, также называли его Клаусом Брауном или мистером Брауном — видимо, не считали нужным читать часть фамилии, идущую после дефиса. Ну и чёрт с ними. Зато поход в школу будто наконец отрезвил Клауса, и он в полной мере осознал, что у него началась нормальная жизнь. Такая же, как у всех подростков.
***
Клаус вышел на крыльцо школы. Вторая неделя учёбы подошла к концу. За это время он освоился в школе и более или менее начал в ней ориентироваться, но так ни с кем не познакомился. Он не стеснялся, нет, просто не находил особого случая.
Клаус почти спустился вниз, когда за спиной раздался девчачий голос и частый топот, который можно услышать, когда кто-то быстро спускается по лестнице.
— Клаус! — девочка, так резво спустившаяся по лестнице, а до этого несколько раз окликнувшая его, едва не налетела на него.
— Здравствуй, ты что-то хотела? — спросил Клаус, обернувшись.
Перед собой он увидел девочку, чуть ниже него, с копной кудрявых русых волос, отдающих рыжиной, они не достигали плеч и смотрелись очень здорово, несмотря на то, что не были уложены. На ней была свободная рубашка с принтом подсолнухов и чёрные брюки, из-под которых выглядывали цветные носки. На запястье у неё висело несколько браслетов, а в мочки ушей были вставлены серёжки: в правом — чёрный треугольник и жёлтая пуговица, в левом — такой же треугольник, только зелёного цвета.
Она была необычной. Необычной и красивой.
— Извини, я просто хотела познакомится — мы живём рядом, — девочка глубоко вдохнула — видимо, быстро бежала. — Я Алана Блейк, мы ходим в один класс по литературе и английскому. Ты ведь не против компании?
А ещё она была самой лучшей, но пока что Клаус этого не знал.
— Приятно познакомится, конечно, не против. Моё имя ты, вероятно, уже знаешь, — Клаус улыбнулся. — Но я всё-таки представлюсь: Клаус Бодлер. Вернее, Браун-Бодлер.
— Ух ты! У тебя фамилия, как у того поэта, да? Подожди-ка, я слышала эту фамилию ещё кое-где! — она остановилась и два раза щёлкнула пальцами. — Ты тот мальчик, который был под опекой хозяина того ебнутого приюта? Он ещё сгорел. Об этом писали в газете… как же её? «Дэйли Пунктилио». Но это был не первый твой опекун, верно?
Клаус тоже остановился и опасливо покосился на новую знакомую. Она, видимо, почувствовала напряжение во взгляде, потому что в следующую же секунду взволнованно воскликнула:
— Не бойся, ту дурацкую газету в этом районе никто не читает! — она двумя полупрыжками поравнялась с ним. — Ну, почти никто… Да и потом, кто вообще верит этим желтушникам?
Клаус ещё с секунду посмотрел на неё, а потом кивнул: мол, да, тот мальчик — это я. Они снова пошли.
— Но вообще я не очень знакома с твоей историей, так что не думай, что я знаю о тебе всё, — сказала Алана. — Я только слышала о каком-то там убийстве и о недавно сгоревшем сектантском приюте… слушай, а этот пожар случайно не связан с серией пожаров в центре?
— Пожары… — «Точно! Пожары!» — Случайно — нет, а вот специально… Вообще я немного выпал из внешнего мира примерно на пять месяцев, но это… Это долгая история, которую я не особо хочу рассказывать. Может поговорим на какую-нибудь более нейтральную тему?
Алана задумалась.
— Да, конечно, — наконец кивнула она. — Тебе нравится литература? Я видела, как ты увлечённо слушаешь мисс Миллс, а ещё, кажется, ты как-то читал на перемене Есенина.
— Надеюсь, что ты следила за мной не по той причине, по которой обычно следят друг за другом одноклассники, — выпалил Клаус, и тут же спохватился: — Извини, это прозвучало немного грубо. У меня просто очень сильное психологическое потрясение, и я не представляю, как смогу в ближайшее время строить с кем-то отношения…
— Приму к сведению, — серьёзно кивнула Алана, вовсе не обидевшись на резкость. — Я понимаю, как это выглядит, но ты не интересуешь меня… в таком плане. Так что это даже хорошо, что тебе не интересны сейчас любовные отношения. Тем не менее, я угадала? Книги ты обожаешь?
Клаус лукаво улыбнулся, не глядя на Алану.
— Ага, — согласился он. — Читаю практически всё подряд. До всего пиздеца в моей жизни у нас в доме была чудесная библиотека. Мы с моими сёстрами часто проводили там время: я читал, Вайолет разбирала ненужные приборы и собирала из деталей всякие штуки, а Солнышко в то время была ещё малышкой, поэтому только грызла вещи. Но у неё очень острые зубы!
— А они?.. — с опаской спросила Алана. — Ты просто говоришь в прошедшем времени…
— О, нет! Нет, они живы и здоровы, а главное — я уверен, что они в безопасности, но… — Клаус грустно вздохнул. — Но они очень далеко, и мы вряд ли встретимся скоро. Когда-нибудь, возможно, но не в ближайший год точно.
Алана с пониманием покачала головой. Какое-то время ещё они шли в молчании, а потом девочка его нарушила:
— Я тоже люблю читать, но, пожалуй, я не настолько книжный червь, как ты, — она усмехнулась, и Клаус просто не мог не улыбнуться в ответ. — Мы с братом, кстати, вас надо будет познакомить… В общем, мы с Уиллом любим читать наперегонки всякие ужастики и приключенческие романы, хотя и классику иногда читаем…
Они дошли до дома Клауса, разговаривая на разные темы.
— Ну, вот и мой дом, — махнул он на лавку «Нужные вещи».
— Ой, ты правда что ли живёшь в этом доме?! — восхищённо воскликнула Алана и, махнув рукой назад, пояснила: — У меня просто дом в той стороне — ну, мы буквально только что прошли отворотку. Я просто ни разу не видела, в какой дом ты заходишь, потому что сворачивала раньше. Это очень здорово, я однажды была в этой лавке.
— Да, у Тома здесь есть почти всё, — улыбнулся Клаус. — Ладно, увидимся в понедельник.
Но она, похоже, ещё не собиралась уходить. Девочка переминулась с ноги на ногу.
— Слушай, не хочешь скататься с нами на речку в выходные? — предложила Алана. — Если у тебя нет велика, у нас найдётся третий.
— О, это было бы здорово, — не задумываясь, согласился мальчик.
— Здорово! Тогда мы зайдём за тобой завтра часов в двенадцать, идёт?
— Идёт.
Они обнялись на прощание, и Клаус зашёл в дом.
***
На речке они провели не менее двух часов. День выдался жаркий, несмотря на то, что уже во всю шёл сентябрь. От воды тянуло приятной прохладой, и они всё-таки искупались. А потом вылезли греться.
Клаус, Алана и Уилл лежали на траве, зажмурив глаза, чтобы яркое солнце не слепило, и разговаривали.
Уилл оказался почти полной копией сестры. У них, конечно, немного отличались черты лица, и он был выше, да и цвет волос у них был разный: у Уилла волосы были светлее и почти не отдавали рыжим. Но в их внешности, поведении, интонациях, мимике прослеживалось неуловимое сходство, которое сразу же выдавало в них брата и сестру.
— А я говорю, что шейп-шифтеры уязвимы и зависят от той формы, в которой находятся! — Уилл шумно перевернулся на бок и приподнялся на локте.
Клаус лениво приоткрыл глаза. Алана и Уилл уже несколько минут перекидывались категорическими фразами, не выдвигая никаких аргументов, но сейчас дело, видимо, стремительно шло к полноценным дебатам.
— Да нет же! Шейп-шифтеры неуязвимы, потому что они больше мозговые паразиты, чем оборотни. Они же просто воздействуют на сознание и создают иллюзию, — возразила Алана, сев и приобняв колени. — Как ты собираешься убивать то, чего нет? Для этого как минимум надо заставить шейп-шифтера принять истинную форму! И даже если у тебя это получится, как ты его убьёшь? Ты же изначально не знал его настоящий облик, и поэтому не мог подготовиться, как следует.
— Так, — Уилл тоже поднялся и теперь сидел в неком подобии позы лотоса. — Но даже если он создаёт иллюзию, он же создаёт её из чего-то. Невозможно создать что-то материальное из ничего! Получается, он программирует часть своих клеток и именно таким образом и перевоплощается. Иначе как он может тебе навредить, если иллюзия нематериальна?
— Не-не-не, — замотала головой Алана, пару раз махнув руками. — Братец, ты недооцениваешь человеческий мозг. Неужели ни разу не слышал о том, как людям казалось, что им наносят вред их воображаемые друзья, хотя на деле они занимались селфхармом?..
— Это другое, — раздельно проговорил Уилл, прикрыв глаза.
— Да ты сначала дослушай меня! — воскликнула девочка. — Я плавно подводила вот к чему… Слышал про психосоматику? Страшная вещь. Существует такая херня, как психосоматическая беременность: весь организм считает, что в нём развивается плод, а на деле никакого плода нет! То есть только вдумайся: тесты показывают положительный результат, менструации прекращаются, живот растёт, молочные железы набухают, а на самом деле никакого ребёнка в утробе нет! И ты вот правда думаешь, что если существуют психосоматические заболевания, типа астмы, которые способны убить, если люди могут чувствовать боль безо всяких причин, кроме больной головы, и если людям достаточно внушить, что некий предмет горячий, чтобы они ошпарились — ты правда думаешь, что шейп-шифтер не сможет навредить тебе, если всенепременно не создаст что-то материальное? Ему это вовсе не обязательно — достаточно просто убедить тебя, что тебя разрывают на части, и твой мозг сделает всё за него.
— Кошмар, ребята, — наконец подал голос Клаус, привстав на локтях. — Как у вас хватает запала спорить о несуществующих вещах? Я просто вот сейчас послушал вас и уже устал…
— Ну, так не мудрено, у тебя же постоянная усталость с… — Уилл запнулся. — С какого времени, ты сказал?
— С конца весны, — Клаус потёр переносицу. — Хотя, может быть, даже раньше…
— А с чего ты взял, что о несуществующих?! — весело спросила Алана, хитро прищурившись. — Если ты чего-то не видел, это ещё не значит, что этого не существует!
— О, Господи, ну, понеслось… — вполголоса проговорил Уилл.
Клаус поправил очки.
— Но ведь никто никогда не видел ни оборотней, ни шейп-шифтеров, ни суккубов, ни прочих… сказочных существ, — сказал Клаус.
Уилл покачал головой и опустился обратно на траву. С лица Аланы не сходило хитрое выражение лица.
— Конечно. Как считаешь, как много людей выжило после встречи с шейп-шифтером? И осталось при этом в здравом рассудке? — Клаус кивнул, всё-таки это был хороший аргумент. — Да и потом, русалок тоже никто не видел…
— Это другое! — возразил Клаус и не заметил сам, как повторил фразу, недавно сказанную Уиллом. — Океан не исследован полностью, никто не может знать, какие твари обитают там, на глубине… Может и русалки, хотя мне думается, в этом случае они выглядят совсем не так, как их представляют…
— Умоляю! Не надо о русалках! — взмолился Уилл, пряча глаза от солнца за сгибом локтя.
Алана залилась громким смехом. Просмеявшись, она пояснила растерянному Клаусу:
— Мы просто, — она утёрла выступившие на уголках глаз слёзы, видно, едва сдерживаясь, чтобы снова не разразиться смехом. — Просто я на этой неделе прочитала кое-что непотребное с участием русалок, и мне вдруг стало интересно, каким образом размножаются русалки. Само собой, всё зависит от того, какую мифологию мы рассматриваем, потому что где-то русалками называли оживших утопленниц…
Клаус прыснул.
— И ничего это не другое, — вернулась к начальной теме Алана. — Шейп-шифтеры же не тупые, чтобы так просто взять и показаться каким-нибудь там учёным.
— О, кстати, к вопросу о размножении, — Клаус сел удобнее. — Каким образом размножаются шейп-шифтеры?
— О! Господи! — взвыл Уилл и, перевернувшись, уткнулся лицом в траву.
Алана довольно хмыкнула и задумчиво предположила:
— Ну, это, наверное, зависит от изначальной формы шейп-шифтера, — она провела рукой по волосам. — Я так думаю, они яйцекладущие. И долгожители, типа полярных акул или губок.
— А может ещё самки сжирают самцов после оплодотворения? — подхватил Клаус. — О, или они гермафродиты и способны к самооплодотворению….
— А давайте вы сами спросите у этой твари при встрече?! — предложил Уилл, не поднимая головы.
Клаус и Алана посмотрели на него, переглянулись и залились смехом.
***
— Блин, мне так уже это надоело, — признался Уилл, когда они возвращались из школы.
Так вышло, что Алана, Уилл и Клаус вышли из школы одновременно, не сговариваясь. Обычно они все ждали друг друга, но сегодня получилось очень интересное совпадение.
— Поверь, я очень рад, что теперь у меня нет большей проблемы, чем получить неуд за домашку, — вздохнул Клаус. — Я понимаю, конечно, что проблемы субъективны, но если бы ты только оказался на моём месте года два назад…
— Ой, вот не надо, — остановил его Уилл. — Нам с Ланой не представить, что ты пережил и всё такое. Дай поныть о бытовых проблемах!
Клаус усмехнулся и отвёл взгляд, покачав головой.
Они уже полтора месяца ходили в школу и возвращались домой вместе, да и в целом очень много времени проводили втроём, а Клаус так и не рассказал свою историю полностью. Ему почему-то совершенно не хотелось рассказывать её сначала и называть главную причину его бед. Ему не хотелось рассказывать о графе Олафе, и чёрт знает, почему.
Вообще он всё ещё пытался ужиться с мыслью, что теперь всё хорошо, что у него началась нормальная жизнь. Его окружали порядочные люди, и, кажется, в отличие от центра, они действительно были нормальными и в большинстве своём доброжелательными. Но он всё никак не мог вздохнуть спокойно, словно на шею была накинута петля, которая в любой момент затянется и удушит.
Клаус возвращался к этим размышлениям постоянно: в школе, когда проводил время с Уиллом и Аланой, дома… Он уже привык и действительно называл дом Тома своим домом. И это казалось Клаусу странным, когда он задумывался об этом дольше, чем на секунду.
Всё же нормальная жизнь казалась ненормальной после постоянных ненормальностей.
Клаус всё время ждал, что неудача просто ждёт подходящего момента, и обязательно скоро нагрянет. А, как известно, пришла беда — отворяй ворота, ведь она никогда не приходит одна… Но всё было тихо.
***
Немногие знают, что у поговорки, приведённой на абзац выше, есть другое, нецензурное продолжение. Мне думалось, что хорошо бы было взять изменённую пословицу как девиз по жизни. И придерживаться его.
Пришла беда — пошла на хуй.
Как вы можете понять, у меня не вышло. Главной моей бедой стал Клаус Бодлер. То есть, не он сам, конечно, но я думаю, наше знакомство завело какой-то механизм… Или просто судьба решила, что мне слишком уж хорошо живётся. Впрочем, сразу же после нашего знакомства ничего особо не случилось — беда произошла гораздо, гораздо позже.
Нас представила Алана. Кажется, это был декабрь, мы с ней сидели и занимались привычными делами: смотрели сериал и обнимались. Самое светлое время, кажется, с того года минула целая вечность…
В какой-то момент Алане позвонил Уилл, и сказал, что нашёл-таки мне подарок на Рождество, и раз уж мы в этом году больше не увидимся — «Потому что Капитан опять уедет на все каникулы из города!» — он хотел бы вручить его сегодня.
Так Алана вытащила меня на улицу, хотя, признаться, зимой я предпочитаю сидеть дома. Хотя, конечно, там, где происходили все описанные мной на этих страницах события, зимы достаточно мягкие и чаще всего бесснежные. Так вот, о чём это я…
Был прохладный зимний день — дело шло к вечеру, начинало смеркаться. Мы шли в сторону самой лучшей кофейни в этом районе. Когда за нами с шумом закрылась дверь, Клаус, сидевший спиной ко входу, удивлённо уставился на Уилла напротив него.
— Так ваш Капитан, о котором вы так часто говорите — это она? — разумеется, мы с Аланой этого не слышали, потому что мальчишки сидели далеко от входа, да и Клаус был приучен громко не разговаривать в общественных местах, но буквально через минуту мне процитировали эту реплику, заставив невольно хохотнуть пару раз.
Дело в том, что мои друзья ни разу не называли моего настоящего имени, и как-то так вышло, что не использовали местоимений. В общем, мой пол Клаус узнал за минуту до нашего знакомства. Но если бы ему не сказали, возможно, он ещё какое-то время считал бы меня парнем, что случается достаточно часто.
— Мы заскочили буквально на минуту, — обратилась к Клаусу Алана. — Клаус, познакомься, это Капитан.
Клаус в тот день выглядел хорошо. Всяко лучше, чем во вторую нашу встречу. Но не забивайте себе этим голову — до неё ещё далеко.
Мы пожали руки.
— Приятно познакомится, — сказала я. — Меня ещё иногда Элом называют, ну, или по фамилии — Синни.
— Элом, как в том аниме? — улыбнулся Клаус, и, клянусь, я и представить не могла, как ценна эта улыбка.
Я посмотрела сначала на Уилла, потом на Алану.
— Я так понимаю, вы тут просветительской деятельностью занимаетесь?
— Ага, — весело сказала Алана, приобняв меня. — Отбираем у тебя работу.
Я просто не могла удержать лицо серьёзным. Уголки губ сами ползли вверх, а смех непроизвольно вырывался из груди. Беспечный смех. Я ведь тогда не знала, как всё сложится…
— Так, ладно, за мной приедет папа, так что примерно через час мне надо быть уже дома, — не особо вежливо намекнула я Уиллу. — И это небольшое количество времени мне бы хотелось провести с моей дорогой Аланой Блейк.
— Ой, точно! — опомнился Уилл и достал из рюкзака подарочную коробку средних размеров. — Вот, не открывай до Рождества.
— Католического или православного? — с лукавой улыбкой уточнила я.
— Какая же ты невыносимая! — беззлобно фыркнул Уилл. — Открой, когда будешь открывать остальные подарки. И хорошо тебе провести грядущий час с моей сестрой.
Алана дала брату слабый подзатыльник.
— Фу, Уильям, как пошло!
— Каждый думает в меру своей испорченности, — покачал головой Уилл и, растянув губы в широкой улыбке, чтобы сдержать смех, увернулся от второго подзатыльника.
Я заметила, что Клаус, хотя и улыбается, смотрит на всё как-то тоскливо. В его глазах была жуткая печаль, и причину я поняла гораздо позже: ему не хватало сестёр. А ещё он чувствовал тревогу, но это он потом рассказал уже сам. Причины у тревоги не было, но он просто предчувствовала что-то плохое.
— Ну, ладно, — сказала я, когда Блейки успокоились. — Клаус Бодлер, приятно было познакомиться с тобой. Заранее — с Рождеством и счастливого Нового года! Уильям, тебя тоже. Подарок найдёшь под ёлкой.
— С Рождеством, — отозвался Клаус. — Приятно было познакомиться, Капитан.
Мы перекинулись ещё парой шуток с Уиллом, прежде чем попрощаться. А потом мы вышли из кофейни.
С Клаусом Бодлером мы не виделись потом ещё очень долго.
***
Через неделю после знакомства Клауса с Капитаном, то есть со мной, начались Рождественские каникулы. Весь район оделся в праздничный наряд и погрузился в атмосферу сказки и чуда. Если не ошибаюсь, за два дня до Рождества даже выпал снег и пролежал почти целую неделю.
Если вас интересует, какое мнение сложилось у Клауса Бодлера обо мне, я без колебаний отвечу: никакое. Обо мне просто часто говорили Алана и Уилл, вот и всё. Причин думать обо мне плохо у Клауса не было, но и хорошо — вроде как тоже.
К тому же, Клауса поглотила предпраздничная суета: сначала он помогал Тому украшать дом снаружи, потом нужно было украсить кассу и витрины в лавке. К жилой части дома они приступили за два дня до праздника, тогда же купили недостающие продукты для ужина.
В углу кухни-столовой теперь стояла наряженная ёлка, по стене была протянута гирлянда, на стулья были надеты праздничные «чехлы». Клаус даже повесил гирлянду в своей комнате. Рождества у него нормального не было давно, и он намеревался провести это как следует.
В качестве подарка Тому к рождественскому ужину Клаус испёк имбирное печенье. Он сомневался в своих кулинарных способностях, но вышло на удивление хорошо.
Выложив печенье на тарелку, Клаус поднялся к себе в комнату и улёгся на кровать с книжкой. До ужина ещё было время, и Клаус не был бы Клаусом, если бы не решил потратить его на чтение.
Периодически Клаус поглядывал на часы. Томас куда-то ушёл, когда они приготовили часть блюд. Кое-что осталось на Клаусе: например, он следил за курицей в духовке. Том сказал, что скоро вернётся и они сразу сядут за стол.
Клаус не считал нужным лезть в чужие дела, но всё-таки немного волновался. За почти полгода, проведённые в этом доме, он убедился, что никто у него спокойную жизнь отбирать не собирается. Вроде бы.
Вот это «вроде бы» и не давало ему покоя. Он не был уверен. И сомневался, что вообще когда-либо будет уверен в этом до конца.
Внизу хлопнула дверь, и Клаус отложил книгу, которую вот уже десять минут не читал, тупо пялясь в одну страницу.
За окном уже давно стемнело, как всегда происходит в зимнее время года. Клаус спустился вниз и встретил Томаса. На его шляпе, рукавах и воротнике пальто таял снег.
— Если так будет мести всю ночь, завтра нам придётся вооружится лопатами, — весело сказал мужчина.
— Я думаю, вдвоём мы справимся, — улыбнулся в ответ Клаус.
Он, возможно, не разделял общего восторга по поводу выпадения большого количества снега, но всё же в сочельник он был очень кстати. Сугробы — это то, что нужно в Рождество.
Как Том и обещал, они тут же накрыли на стол и сели ужинать. Не то чтобы этот ужин чем-то особо отличался от остальных их ужинов, разве что Том открыл бутылку игристого. В остальном это был самый обычный ужин в доме Брауна. Они разговаривали обо всём на свете, и порой их уносило от одной темы неведомыми тропами в совершенно другую.
Этот ужин отличался от прочих лишь его длительностью. И Том с Клаусом дольше обычного обсуждали литературу и другие, крепко или слабо связанные с ней темы.
Надо сказать, что за время, проведённое у Тома, Клаус успел настолько привыкнуть к этому дому, к этим местам, что порой ему казалось, что он живёт здесь уже как минимум целую жизнь.
К себе он поднимался в невероятно хорошем настроении. Он всё ещё чувствовал отголоски фоновой усталости, преследовавшей его с прошлой весны, но то были лишь отголоски. После стольких месяцев покоя Клаус вынужден был признать: теперь-то всё точно хорошо.
Но он всё равно снова почувствовал тревогу, оказавшись в комнате, будто что-то изнутри упиралось в рёбра и то и дело проводило вверх и вниз по ним, как палочкой по ксилофону. Ощущения были чем-то средним между спазмом и вибрацией — неприятно, но не больно, так что особо не мешает.
Клаус лёг спать со смешанными чувствами. Он чувствовал себя дома и в данный момент, в своей кровати — в безопасности, но он знал, что как только он вылезет из-под одеяла, он снова ощутит тревогу. И будет уязвим.
***
Клаус проснулся. Спустив ноги на пол, он почувствовал, как их привычно обдало холодом, и в груди снова возникло неприятное, хотя и приглушенное, чувство. Но…
Клаус хотел было встать, но замер. Теперь он чувствовал ещё кое-что. Кое-что знакомое. Далёкое, но хорошо запомнившееся чувство.
Так же ощущалось то утро, когда он, Вайолет и Солнышко спустились в Змеиный зал и обнаружили почти остывшее тело дяди Монти.
Чрезмерное спокойствие, в которое был погружён дом, наводило какой-то неправильный ужас.
Клаус сглотнул и потянулся к очкам, лежавшим на прикроватной тумбочке. Семь часов утра. Да, комнату окутывал мрак, свойственный зимнему утру. Это подтверждало исправность часов, но и никак не объясняло сам факт того, что он проснулся в такую рань.
Он хорошо знал себя: внутренние часы редко будили его в такое время, потому что он так же редко ложился спать раньше десяти. Словом, это могло произойти в исключительных обстоятельствах, но сейчас он не видел никаких таких обстоятельств. Следовательно, его должно было что-то разбудить.
Невольно вспомнились те страшилки, которые рассказывали Блейки. Про местных чудовищ, которые на самом деле были одним существом. А ещё вспомнился тот факт, что человек проснётся, если на него долго смотреть.
Клаус тряхнул головой, прогоняя глупые мысли. Конечно, его разбудил какой-то звук с улицы, а не какая-то абстрактная ерунда из рассказов Аланы и Уилла. Но что могло так громко прозвучать на улице? Машина? Машины проезжают и глубокой ночью, но звук шуршащих шин не настолько громкий, и его даже можно назвать умиротворяющим. Может, мимо дома проходила шумная компания? Но это глупо, тогда после пробуждения он по крайней мере слышал бы неразборчивую болтовню, но проснулся в абсолютной тишине.
А вот лязг почтового ящика это вполне мог быть. Хотя это с какой силой надо захлопнуть его, чтобы звук долетел до комнаты Клауса? С другой стороны, в тиши утра он как-то слышал, как соседка из дома напротив сгребала листья.
Клаус натянул свитер и носки. Спускаясь по лестнице и стараясь не создавать вообще никаких звуков, Клаус вдруг понял, что почтальон не работает сегодня, хотя в обычный его график это вроде бы вписывалось. Но ведь, если почтальон не разносит почту, это не значит, что почтовый ящик пуст.
Клаус прошёл по тёмной комнате к двери, ведущей в лавку. Под ёлкой по всем традициям лежали коробки. Том вроде бы порывался вручить подарок вчера, но сам Клаус возразил — сказал, что подождёт до утра.
Он стащил своё пальто с вешалки у двери и, накинув его, прошёл в лавку. У входной двери пришлось остановиться и значительно замедлиться, чтобы тихо отворить её.
На улице было темно, тихо и пусто: даже снег не падал, и, вопреки ожиданиям жителей города, у дверей не образовалось новых сугробов — вычищенные дорожки лишь покрывал небольшой скрипящий слой. Ветер тоскливо выл, видимо, ныряя под выступы крыши. Но ни людей, ни зверей нигде не было видно. У некоторых домов горели лампы с приглушенным тёплым светом. В конце улицы тьму разрезал резкий свет уличного фонаря.
Клаус постоял на ступеньках, прислушиваясь и вглядываясь во мрак, а потом подошёл к почтовому ящику. Он уже сомневался, что найдёт там что-то, однако, запустив руку в металлическую коробку, он нащупал свёрток. При ближайшем рассмотрении это оказался объемный конверт — нечто цилиндрической формы лежало внутри. На обороте было наклеено огромное количество марок и написано имя адресата — Клаус Бодлер. Однако ни адреса, ни обратных данных нигде не наблюдалось.
«Тьфу, если человек сам принёс посылку, зачем тогда марки? — подумал Клаус. — Хотя, разве что для эстетики…»
Была в этом какая-то театральность. Даже излишняя. Клауса обдало порывом ветра, и он наконец ощутил, как холодно на улице. Захотелось забраться обратно в кровать и желательно никогда не вылезать.
Он быстрым шагом вернулся в дом. Закрыв входную дверь, он закинул пальто на вешалку и пошёл наверх, стараясь двигаться быстро, но бесшумно. В своей комнате он прежде включил свет, потом закинул кровать одеялом и забрался на неё с ногами, положив конверт перед собой.
— Открыть или не открыть — вот в чём вопрос, — задумчиво пробормотал Клаус.
И открыл. Из конверта вывалилась подзорная труба, со знакомым узором на крышке. Глаз, таящий в себе аббревиатуру — ГПВ.
К трубе была привязана записка — листок, сложенный дважды.
Клаус очень удивился, когда понял, кто положил конверт в ящик.
«…стоит отметить, что когда-то давно я отнял у тебя подобную трубу. Прими эту в качестве извинения и подарка на Рождество.
С Рождеством и счастливого Нового года, Клаус. Мы встретимся в очень скором времени — это я тебе обещаю!
Твой старый недруг»