Тодороки переворачивается на спину, лёжа на кровати, и теперь вместо стены смотрит в такой же однотонный потолок. Как увлекательно.

Свет в его комнате в общежитии исходит только от настольной лампы и экрана телефона, который он слишком сильно сжимает в руке уже минут сорок. Шото вздыхает и всем телом чувствует, как укоряюще на него из рюкзака смотрит несделанная домашняя работа по английскому, а потом вздыхает ещё раз, потому что завтра на него укоряюще будет смотреть уже Урарака за то, что он так и не написал Деку за эти три дня.

Как будто он вообще знал, что писать.

«Привет» — банально.

«Привет, костюм готов?» — сухо.

«Привет, ты не занят на этих выходных?» — он занят, ты же сам видел, сколько у него работы.

«Привет, мои друзья уже смеются надо мной, ведь я думаю о тебе третий день, пожалуйста, давай сходим куда-нибудь?» — очень близко к правде, но Урарака запретила ему это отправлять.

Шото прижимает к лицу подушку, думая, не покричать ли в неё, но всё-таки откладывает эту мысль. В конце-концов, у него на это ещё достаточно времени. А сейчас у него по расписанию панические мысли о том, насколько это всё было плохой идеей. «Всё», начиная с ужасного решения улучшить костюм и заканчивая ещё более ужасным решением взять номер у парня, написать которому у него не хватает смелости.

По непонятным причинам выдерживать тренировки Айзавы, сражаться со злодеями и захлопывать дверь прямо перед носом Энджи было не так сложно, как написать одно несчастное сообщение, но Шото старается не сильно над этим задумываться.

Тодороки резко поднимается, откладывает подушку и полный решимости садится за стол, доставая из рюкзака тетради по английскому. С него хватит. Всё равно он завтра пойдёт забирать костюм. Да, он может начать разговор с Деку, когда тот будет отдавать ему готовый костюм, а потом просто позвать его куда-нибудь. Да. Вживую. Не в сообщении. Шото всё равно никогда не был хорош в переписках.

Стоя на следующий день у дверей в мастерскую, Тодороки вспоминает, что он никогда не был хорош и в общении вживую. И чувствует себя полным идиотом.

У него в руках рюкзак и шоколадный пудинг, потому что сейчас обеденный перерыв, а Деку, судя по всему, даже не спускался в столовую, и не то чтобы Тодороки выискивал его непослушные зелёные волосы в зале, стоя в очереди, нет, просто так совпало, что у него есть один лишний пудинг. Возможно, два пудинга (второй ванильный на тот случай, если Деку не нравится шоколад, и, боже, Шото никогда не чувствовал себя так глупо).

Тодороки несколько раз глубоко вздыхает — чуть не начинает делать дыхательную гимнастику — и открывает высокую дверь в мастерскую.

На удивление, в главной комнате тихо и никого нет, даже Хатсуме не пытается его покалечить, параллельно с этим пытаясь сунуть ему в руки одно из своих изобретений. Правда, она не делает этого, потому что её вообще в комнате нет, но суть не в этом.

Он проходит к двери в другой стороне комнаты, охлаждая пудинг в правой руке, и толкаёт её, не давая себе времени передумать.

— Хатсуме, прошу тебя, мне надо работать, мне не нужен… Что это вообще?

— Рада, что ты спросил! Это улучшенная версия твоих рабочих очков! Десятикратное увеличение! Я взяла за основу принцип работы своей причуды и…

— Не интересует! — кричит Деку, пытаясь удержать на голове свои собственные очки, пока Мэй старательно их стягивает. — Пожалуйста, мне нужно сегодня закончить… Тодороки!

Шото вздрагивает, едва не роняя пудинг. Хатсуме поворачивается к нему и отпускает очки Деку, которые с тихим шлепком возвращаются в изначальное положение на его голове.

— О, тот красавчик!

— Не зови меня так, — мгновенно реагирует Тодороки, с усилием отводя взгляд от Мидории. К счастью, сдерживать смущение, смотря на ухмыляющуюся Хатсуме, было не так сложно.

— Без проблем, красавчик, — она хлопает его по плечу, подходя к двери. — Ладно, Деку, видимо, сегодня не получится. Кажется, у тебя есть дела поважнее. А, ну и костюм, конечно, надо закончить, — она очаровательно улыбается на хмурый взгляд Мидории и машет ему рукой. — Но не думай, что мы закончили. О, пудинг! Я возьму? Спасибо.

Не дав Тодороки ответить, она выхватывает упаковку у него из рук и громко хлопает дверью. Шото остаётся с Деку наедине, и первую минуту они просто молча смотрят друг на друга, не зная, что говорить. На этот раз в комнате не стоит полумрак, окна открыты, а в воздухе не витает пыль, и он может видеть Мидорию очень отчётливо, что никак не способствует его душевному равновесию и вообще никакому равновесию.

На Деку их форменный спортивный костюм, завязанный на поясе, белая футболка, ещё более взъерошенные волосы и растерянный взгляд. Он чешет голову зажатой в руке отвёрткой, громко ойкает, и Шото не сдерживает тихий смех.

— И тебе привет.

— Привет, Тодороки-кун! — Мидория улыбается ему в ответ, и атмосфера в комнате разряжается. — Я хотел извиниться…

Я здесь всего три минуты, что уже могло случиться?

— …я не успел доделать костюм, прости, пожалуйста, просто вчера один из ботов-уборщиков Хатсуме вышел из-под контроля, и я весь вечер оттирал машинное масло с пола, и как-то так получилось… — Деку говорил всё быстрее, переходя на невнятное бормотание, и желание Шото обнять его и сказать, что он готов ждать хоть вечность, становилось просто непомерным.

— Всё в порядке, — прервал его Тодороки, — я никуда не спешу.

Вообще-то спешит. Если костюм не будет готов сегодня, он не успеет привыкнуть к нему до тренировки с Айзавой в понедельник, а прийти на занятие в их обычной спортивной форме означать уйти с него с остатками сгоревшей одежды на одной стороне тела и совсем без одежды на другой.

Вот тогда твиттер обо мне точно заговорит.

Но Деку об этом знать необязательно.

— Сколько… сколько тебе нужно времени?

Облегчённое выражение на лице Мидории сменяется на задумчивое, и он начинает загибать пальцы, что-то считая и беззвучно шевеля губами.

— Часа хватит, — бросает Деку, разворачиваясь к нему спиной и идя к своему столу, и Шото снова поражается тому, как быстро к нему возвращается уверенность. Мидории идёт самоуверенная улыбка во время того, как он достаёт из ящиков инструменты, ему идёт бормотать себе что-то под нос во время работы, ему идут руки с кучей мозолей и шрамов и сдувать непослушные пряди с глаз, не отвлекаясь от работы, ему тоже идёт.

Тодороки не уверен, что ему идёт бросать на работающего Деку восторженные взгляды, но именно этим он и занимается.

— Если хочешь, можешь остаться тут и подождать, пока я закончу, — Мидория поднимает голову и ухмыляется. — Как я уже говорил, вчера мне пришлось убраться, поэтому сейчас тут даже есть, где сидеть. Я сделаю чай.

Через десять минут Шото сидит на небольшом диване в углу комнаты и смотрит, как Деку нажимает на кнопки на электрическом чайнике, попутно рассказывая ему что-то из утренних геройских новостей. В его голосе проскальзывает что-то подозрительно знакомое самому Тодороки, и Шото распознаёт это как восхищение.

— Тебе нравятся герои? — спрашивает он, когда Мидория подходит к нему с пластиковым стаканчиком с чаем в одной руке и упаковкой печенья в другой. Изуку смотрит на него с лёгким замешательством.

— Конечно, — произносит он так, будто это самая очевидная вещь на свете. — Они же спасают людей. Что может быть круче?

У Тодороки нет ответа. Он и сам не понимает. Как не понимает и другого…

— Тогда почему ты не на геройском факультете?

Шото мысленно даёт себе подзатыльник, но он никогда не мог удержаться от этого вопроса. Ему правда непонятно. Неужели может быть что-то лучше, чем быть героем? Неужели можно хотеть чего-то другого? На секунду он вспоминает отца и то, что он заводил детей, только чтобы те превзошли Всемогущего. А ещё он вспоминает своих сверстников, детство которых состояло не из бесконечных тренировок, и не понимает.

Деку замолкает и смотрит в пол нечитаемым взглядом, и Шото уже хочет начать извиняться за то, что спросил что-то не то, как тишину нарушает громкое урчание живота, и Мидория снова поднимает на него взгляд, на этот раз неловко смеясь.

Тодороки без лишних слов достаёт из рюкзака ванильный пудинг, на секунду задерживает его в руке, охлаждая, и протягивает Мидории, не обращая внимания на его приоткрытый от удивления рот.

— Мне надо работать.

— Я объявляю перерыв.

Деку скептически поднимает брови, но пудинг берёт. Тодороки выдыхает. Не зря терпел вопросительный взгляд Урараки и «Тебе же не нравится ваниль?» от Шинсо.

Несколько минут они сидят в тишине — Изуку сидит прямо на столе и ковыряется ложкой в пудинге, а Шото медленно пьёт чай, думая, как сменить тему так, чтобы плавно подвести к предложению погулять (желательно ещё, чтобы Мидория не послал его куда подальше за его нетактичные вопросы, даже если Мидория в принципе не выглядел как тот, кто может послать).

— Нет причуды, — тихо произносит Деку, и Тодороки дёргает рукой, проливая чай себе на колени. Должно быть, ему послышалось.

— Что?

— У меня нет причуды, — громче произносит он. — Поэтому я не пошёл на геройский. И не делай такое лицо, я не умираю. Просто я всегда хотел быть героем, понимаешь? А с причудой не повезло, — он грустно улыбается, но быстро берёт себя в руки, и через секунду Шото снова видит его излучающий уверенность взгляд. — Но не это самое важное, чтобы быть героем.

Тодороки хватает ума не ляпнуть «А что?», но если быть честным, у него нет идей. Что для героя может быть важнее причуды? Будь тут Энджи, он бы рассмеялся Мидории в лицо.

— Я имею в виду, нужно же просто хотеть помогать людям? — Из его уст это звучит как самая непреложная истина. Деку откладывает пустой стаканчик из-под пудинга и смотрит на него горящим взглядом. Шото не знает, как это описать. Вера в свои слова. Полная и безоговорочная уверенность в своих идеалах. В ушах Шото звенит это простое «нужно же просто хотеть помогать людям». — Врачи, полицейские, учителя, учёные — они тоже герои. Какая разница, что у них нет лицензии, и они не попадают в геройский рейтинг? Если ты хочешь помогать людям — ты найдёшь способ, — он отводит взгляд и слегка улыбается, будто вспоминая о чём-то приятном. — Когда врач сказал, что у меня нет причуды, я думал, что это конец. Но мама сказала мне «Ты сможешь стать героем», и… Это что-то вроде моего Плюс Ультра?

Какое-то время они сидят в молчании. Мидория крутит в руках чайную ложку, а Шото пытается собрать разбегающиеся мысли в кучу.

— Мой отец… — Неуверенно начинает Тодороки. Мидория поделился с ним чем-то настолько личным, наверно, он должен ответить тем же? — Мой отец — отвратительный человек. Думаю, ты видел мой бой на спортивном фестивале? — Он видит, как Деку неуверенно кивает. — Я не использовал левую сторону. Потому что хочу стать героем без помощи его силы.

— Но… — Шото поднимает взгляд, и видит Изуку, совершенно сбитого с толку. — Но ведь это твоя сила, не его, — сердце Тодороки пропускает удар. — Было бы глупо отказываться от использования части твоей собственной причуды. Я имею в виду, твоя семья не определяет тебя, Тодороки-кун. И только тебе решать, каким героем ты будешь.

Тодороки молча смотрит на свои руки, а в голове стучит «Но ведь это твоя сила», сказанное с таким удивлением, будто это самая очевидная вещь в мире. Он чувствует глупый жар в левой части лица и сдавливающее ощущение в груди, не дающее выдохнуть.

Шото снова вспоминает тех детей, которые играли вместе, когда он днями сидел в тренировочном зале. О чём они мечтали? Чего они хотели?

А ты чего хочешь? — спрашивает Тодороки у самого себя.

Он усмехается.

«Нужно же просто хотеть помогать людям»? Действительно, чёрт возьми, Плюс Ультра.

— Ох, прости, Тодороки-кун, это не моё дело, мне не надо было пытаться тебя учить, я вовсе не…

— Всё хорошо, — перебивает Шото. — Спасибо, Деку.

— За что? — Взгляд у Мидории становится совсем непонимающим.

Тодороки в ответ только пожимает плечами, не зная, что сказать. Возможно, он только что получил своё собственное «Ты сможешь стать героем».

Следующий час Шото проводит в полном молчании, смотря в окно и слушая, как Деку гремит инструментами, а Хатсуме говорит с кем-то за дверью. Он чувствует себя так, будто в его голове взорвалось что-то из изобретений Мэй. Возможно, ему стоит перестать оглядываться на отца. Возможно, ему стоит съездить к матери.

Возможно, ему стоит задуматься, почему он не может выкинуть из головы непрошенный совет от парня, которого он знает несколько дней.

— Готово! — Кричит Деку с другого конца комнаты, и Шото вздрагивает. — Можешь померить, конечно, но у нас негде переодеться, но если хочешь…

— Не нужно, — с него достаточно на сегодня. Если он будет переодеваться в той же комнате, где находится Мидория, то что-то точно загорится, и уже не из-за непрошенных советов.

— Если с ним что-то будет не так — пиши, — Деку протягивает ему пакет со сложенным костюмом и смотрит куда-то в стену над его левым ухом. — Ну, я…

Тодороки понимает, что пора уходить. Но сейчас ему меньше всего хочется возвращаться в свою комнату, где всё будет напоминать ему о доме, поэтому он собирается тянуть время столько, сколько сможет.

— Почему так мало людей обращаются к тебе за помощью? — Изуку наконец-то смотрит ему в глаза и непонимающе хмурит брови. — Хатсуме постоянно что-то делает для студентов. Почему ты — нет?

— Я-я не участвую в спортивных фестивалях или чём-то таком. И я не пытаюсь привлечь инвесторов. Мне кажется, мои изобретения недостаточно хороши для этого, да и у меня в целом не хватает навыков, так что…

— Твои изобретения отличные, — перебивает его Шото. Он вообще видел свои работы? Это они недостаточно хороши? — Знаешь, они во всяком случае не выходят из-под контроля, чтобы потом залить всю комнату машинным маслом, — Изуку не сдерживает улыбку. — О твоих изобретениях должны узнать больше людей. Я ещё не надел костюм, но уже знаю, что он превосходный.

— Спасибо.

Мидория неловко смотрит в пол. Тодороки кажется, что у него сейчас сердечки в глазах, потому что ну как можно смотреть на Деку и не испытывать желание говорить ему комплименты? Шото не знает.

Сейчас. Или он лично отчислится с геройского курса, как последний трус.

— Эм, Деку, — начинает он и тут же чувствует, как горит лицо, — хочешь… прогуляться на выходных?

Мидория пару раз моргает, один раз молча открывает и закрывает рот, а потом (совершенно очаровательно) проводит рукой по волосам и начинает улыбаться. Тодороки выдыхает.

— Конечно! — Если бы Шото не был таким уставшим, он бы поднял руку, чтобы прикрыть глаза, потому что улыбаться так ярко это незаконно. — Я напишу тебе завтра, хорошо?

— Хорошо, — глупо повторяет он и выходит за дверь, махнув Изуку на прощание. Даже не заметив, как Хатсуме просканировала его взглядом, он идёт к выходу.

И вот это я не мог сделать несколько часов?

***

Иида: Тодороки!

Иида: Как новый костюм?

Вы: Не знаю, ещё не надевал.

Урарака: Что ты делал весь вечер?

Вы: Думал о том, какой он прекрасный.

Урарака: Ээ костюм?

Шинсо: Урарака, пожалуйста

Шинсо: Оставь Тодороки и его гейскую драму наедине