Свет никуда не исчез – он больно бил по глазам, то приближаясь, то отдаляясь. Зажмуриться не получалось – веки держались открытыми как прибитые.

 — Пульс в норме. Реакция зрачков на свет удовлетворительная. — Голос Мордина булькал где-то в мягком кисельном море, которое ощущалось у неё в голове вместо обычного содержимого. — Шепард, моргните дважды, если слышите.

Свет стал не таким интенсивным. Тяжесть, удерживающая веки открытыми, немного отпустила их, и капитан запоздало поняла, что это были пальцы врача. Однако даже без них глазные мышцы подчинялись ей с проворностью булыжников. Шепард с трудом удалось дважды смежить каменные шторки вместо податливой кожи и снова разомкнуть их.

 — Хорошо. — Смутные расфокусированные очертания доктора маячили над её головой. — Слушайте внимательно – это важно! Не пытайтесь говорить и шевелиться, пока не будете уверены, что точно к этому готовы. Даже если почувствуете, что готовы, лучше выждите лишнюю пару минут. Любое, подчёркиваю, любое усилие в вашем состоянии может обернуться кровоизлиянием в мозг. Не дёргаться. Не садиться, пока не пройдёт головокружение. И ни при каких обстоятельствах не вставать и не ходить до моего разрешения. Поняли? Моргните дважды.

Шепард послушно моргнула. Управлять глазами было уже легче, и лицо доктора из аляпистого блина приобрело вид, более-менее соответствующий действительности. Зрение постепенно приходило в норму, слух становился отчётливее.

 — Отлично, — резюмировал доктор, и она словно вынырнула обратно в реальность. — Всё равно не послушаете, так что рассчитываю на вашу сознательность, Вакариан. Попытается встать – удержите.

 — Насчёт этого можете не волноваться, профессор, — послышался знакомый низкий голос с мрачными нотками, отдаваясь теплом где-то внизу живота. — Если понадобится, привяжу её к кушетке.

Женщина мысленно застонала. Несмотря на лёгкую спутанность сознания, было кристально ясно, что речь шла о ней и что Гаррус всё ещё раздражён её недавним поступком.

 — Насилие излишне, — быстро отозвался Мордин. — Несмотря на ваше недовольство, постарайтесь также не создавать поводов для эмоциональной нестабильности. Состояние Шепард сейчас оставляет желать лучшего. Позитивные эмоции способствуют восстановлению.

 — Я понял, — ответил Гаррус за пределами её видимости и смущённо кашлянул. — Мордин… Извините за то, что кричал на вас.

 — Извинения приняты, не обижен. Причины объяснимы. Стрессовая обстановка. Гормоны, — невозмутимо кивнул саларианец. — Не стоит беспокойства.

Он тщательно просканировал капитана, по очереди приложив инструментрон к её лбу, правому плечу и левому бедру. Шепард могла только отстранённо наблюдать за его действиями – держать внимание сосредоточенным на чём-то одном было ещё тяжело.

До неё не сразу дошло, что темнота в глазах – следствие не её состояния, а отсутствия света в лаборатории. Единственными источниками освещения снова выступали подсветка омни-инструмента врача и фонарики от их оружия.

Мысли хаотично сталкивались в голове, цепляясь хвостами и лягаясь за первенство. Вся её жизнь за стеклом… Шары сияют… Её двойник слишком реален… Гаррус и Мордин на полу… Склизкий отпечаток её руки на стенке капсулы в лаборатории «Цербера»… Голос, разрывающий череп изнутри… Серебристые сферы сияют всё ярче и сдавливают тело всё сильнее… Устала и пахнет морем… Что значит весь этот калейдоскоп образов и ощущений?..

 — Хм. Любопытно, — сообщил наконец доктор, привычно переходя в режим тараторящей трескотни. — Мозговые процессы приходят в норму, однако наблюдается аномальная активность некоторых участков коры головного мозга. Снял комплексную энцефалограмму, приступлю к изучению позже. Перезапуск восстановил частичное функционирование повреждённых имплантов. Понадобится проверка нервного отклика. Лучше полная – убедиться, что импланты остальных нервных узлов работают стабильно. Провёл бы сам, но вынужден торопиться. Вакариан?

Мордин оглянулся через плечо. Шепард попыталась повернуть голову, следуя за направлением его взгляда, но потерпела неудачу – шея ею не чувствовалась. Получилось только скосить глаза, однако друга в своём ограниченном поле зрения она так и не увидела.

 — Да? — раздался неуверенный голос Гарруса.

 — Запоминайте внешние ключевые узлы нервной системы человеческого тела. Когда состояние Шепард стабилизируется до приемлемого, проверите иннервацию. Итак, сверху вниз: шейное сплетение, плечевое…

 — Доктор, подождите, не так быстро! — двухтональный голос протестующе вклинился в начавшуюся лекцию по анатомии. — Что такое иннервация, как её проверять?

Мордин замолчал на целых две секунды, что в его случае означало глубокие размышления, и коротко кивнул – скорее самому себе, чем кому-то ещё.

 — Просто убедитесь, что все мышцы тела Шепард имеют тактильную чувствительность, — пояснил он, сжалившись над некомпетентностью турианца в подобных вопросах.

 — Вы хотите, чтобы я её… ощупал? 

Её глаза резко распахнулись, стоило её замедленному разуму осознать настолько упрощённое переложение слов доктора. Что? 

 — Не моё желание! — почти возмущённо отозвался профессор. — Диагностическая необходимость! Проявите благоразумие, Вакариан. Медицинские показания превыше личных мотивов. От результатов проверки зависит дальнейшее состояние вашего командира. Будьте последовательны. Нельзя упустить ни сантиметра поверхности.

На изборождённом морщинами лице саларианца отчётливо читалось раздражение. Провидение несмешно пошутило над ним, когда из всех членов команды, с кем он мог бы оказаться в заточении на заброшенной базе, ему в товарищи по несчастью достались именно эти двое – и сейчас они были ему не самыми надёжными напарниками, испытывая неоднозначные чувства по отношению друг к другу. И тем самым только всё усложняя.

Почти слышимое замешательство промолчавшего Гарруса подкинуло здоровенную охапку дров в тлеющий костёр стыда Шепард, заставляя его взвиться до небес. Если бы она могла двигаться, сбежала бы уже пару минут назад, избавив турианца и себя от такой сомнительной участи. Чёрт возьми, как им после этого в глаза друг другу смотреть? Но она всё ещё была прикована к месту глыбой гранита вместо тела. В этом состоянии было сложно даже покраснеть от души.

Мордин склонился над ней. Она встретила его внимательный взгляд уже вполне осмысленно.

 — Шепард, организму требуется время на адаптацию после перезагрузки нервной системы. Вежливое напоминание: не двигаться и не разговаривать, пока не почувствуете себя в полном состоянии сделать это, — строгое внушение доктора звучало в тишине лаборатории несколько зловеще. — Никаких шуток. Отнеситесь серьёзно. Всё поняли?

Удержавшись от того, чтобы не закатить глаза, она изобразила понимание и дважды моргнула. Как и всякий врач, Мордин считал пациентов вроде неё непроходимо безнадёжными строптивцами и был очень близок к истине. Она всегда сбегала из медотсека первой.

Доктор вздохнул, видимо, не полагаясь на её способность следовать его указаниям, хотя она честно собиралась слушаться, и отошёл. Он задрал голову, разглядывая решётку вентиляции под потолком, а затем решительно отстегнул пару элементов брони с верхней части корпуса.

 — Вакариан, не подсадите?

Шепард наблюдала, как турианец наконец появляется в зоне видимости, складывает ладони в чашечку, подставляя их ногам Мордина, и учёный весьма проворно для своего почтенного возраста карабкается ему на плечи, балансируя на неровной поверхности так, будто твёрдо стоял на полу. Согнувшись в три погибели, он вызвал из омни-инструмента отвёртку, быстро открутил болты, удерживающие решётку, и, оттолкнувшись от протянутых вверх рук Гарруса, словно утёк в небольшое вентиляционное отверстие, чьи размеры казались малыми даже для узких плеч саларианца.

Гаррус обернулся к ней, и его лицо было абсолютно непроницаемо. Капитан сглотнула, не зная, будут её сейчас убивать или же ощупывать, следуя настоятельным рекомендациям врача. В любом случае она бы предпочла, чтобы делал он это не с таким выражением. От него все осознанные мысли пугливо разбегались в разные стороны.

Он медленно подошёл к капсуле, прожигая женщину взглядом, значение которого она не смогла определить, и неожиданно склонился к ней, легонько боднув её лоб своим. От этого жеста, такого простого и такого трогательного, по её телу яркими искорками пронеслась волна тепла, восстанавливая все ощущения ниже шеи.

 — Шепард, — прошептал Гаррус с таким усталым отчаянием, что она мелко задышала в маску, всё ещё прикрывавшую её лицо. — Я уважаю тебя больше, чем кого-либо другого в этой галактике, но иногда ты бываешь такой идиоткой… 

Он нашёл её руку под одеялом, чтобы крепко сжать её пальцы, и она чувствовала это каждой клеточкой кожи, которой он касался.

 — На свете не существует такой клоаки, в которую я мог бы забиться, чтобы снова пережить твою смерть. — Тихие вибрации его голоса, передаваясь через соприкосновение их лбов, отдавались болезненной щекоткой где-то у неё в груди. — Потому что Омеги на этот раз мне было бы недостаточно. Так что… Чёрт бы тебя побрал, Шепард. Чёрт бы тебя побрал.

О, сейчас капитан совершенно не возражала, чтобы её побрал какой-нибудь чёрт. Желательно вот этот самый, с гребнем и горячими пальцами. Подаваясь головой чуть вперёд и вверх навстречу его прикосновению, она крепко зажмурилась, отгоняя пощипывание скапливающейся влаги в уголках глаз. 

Нет-нет-нет, только не сейчас… Дышать, просто дышать. Худшее уже позади, она всё ещё жива; Гаррус здесь, рядом с ней, как и всегда, и он действительно волновался за неё. Но почему же ей так хочется разреветься от ощущения его тепла? Потому ли, что она могла больше никогда не почувствовать его, или же оттого, что именно сейчас ей стало катастрофически мало и этого?

Он отстранился взглянуть, почему она вдруг замерла и засопела, и обнаружил её в этом позорном состоянии, которое было не так-то просто преодолеть в её текущем положении.

 — Эй… — растерянно произнёс Гаррус, запуская другую руку в её волосы и поглаживая по ним с большой осторожностью. — Шепард, не надо… Всё хорошо. Пожалуйста, прости меня. Я не хотел тебя расстроить. Шепард…

Капитан была бы и рада оставаться спокойной, хотя бы внешне, но сейчас все её внутренние барьеры были сброшены и отказывались воздвигаться на место. Она словно была полностью оголена перед ним, что внутри, что снаружи, даже прикрытая одеялом.

Его уговоры возымели ровно противоположный эффект – стоило ей приоткрыть глаза, как из них в обе стороны хлынул настоящий потоп, и Шепард поспешила зажмуриться обратно, давя подступающий всхлип в сокращающихся лёгких.

Проклятье! Да что же это такое… Совсем как маленькая. Никак не может сдержаться, чувствуя его в такой близости и осознавая, что чуть было не умерла – снова, так глупо и бесполезно потратив дарованный ей второй шанс, оставляя ему после себя лишь… Что? Хладный труп? Очередную боль, ещё сильнее предыдущей? Что она успела сделать в этой своей новой жизни, кроме как приобрести болезненную привязанность к утраченному прошлому, которое Гаррус воплощал собой весь целиком?

Она едва не сдалась, бросив его на откуп тёмного пути одинокого мстителя и прочим мелким неприятностям вроде вторжения Жнецов. А он не только вытащил её из пограничья предсмертного состояния, но теперь вынужден ещё и утешать – из-за того, что она не смогла побороть свои чувства, лезущие из неё как голодная моль из шкафа с одеждой.

«Мне лучше было оставаться мёртвой» — вот какая крамольная мысль ковыряла в ней червоточину. До этого дня.

…Никогда больше. И пусть ей не удастся заставить Призрака ещё раз раскошелиться на такую грандиозную сумму, но никогда больше Гаррус не уйдёт во тьму под сенью крыльев Архангела по её вине.

Её рука, которую он держал в своей ладони, сжалась сама, без какого-либо участия с её стороны. Женщина попыталась сделать глубокий вдох, не срываясь на дрожащий присвист, и у неё почти получилось, когда тёплое касание лба Гарруса вернулось к ней – вместе с пальцами в волосах, бережно треплющих и оглаживающих её за ухом.

Он стоял молча, неподвижно, склонившись над ней и прижимаясь лицом к её лицу – немного сбоку, чтобы не задеть кислородную маску. Глаза его были закрыты, но вряд ли она бы выдержала сейчас их взгляд.

И это, как ни странно, успокоило её быстрее всего прочего. Он был с ней. Просто был. Здесь и сейчас, без лишних слов, держа её за руку и железно придерживаясь своего стремления следовать за ней куда угодно, даже в самые глубины отчаяния. Может, не так близко, как ей того хотелось, но гораздо ближе, чем Шепард посмела бы его попросить. Его ровное дыхание согревало щёку, теряясь убегающими мурашками где-то на изгибе плеча, и её гулко колотящееся сердце постепенно подстраивалось под его ритм, приводя их вдохи и выдохи к одному знаменателю.

Мордин мог не опасаться за функционирование её нервной системы, потому что от звучания голоса турианца и его прикосновений капитальная иннервация во всём её теле наступала сама собой. И никакой проверки не требовалось.

Вспомнив о необычном способе, которым учёный исчез из виду, она внезапно осознала, что у неё есть ещё множество вопросов, и с неохотой мягко толкнула лоб Гарруса своим. Не чувствуя уверенности в том, что речь уже вернулась под её контроль, она глазами и вопросительным кивком подбородка указала на вентиляционное отверстие, где несколько минут назад скрылся доктор.

 — Тут кое-что случилось, пока ты была без сознания, — сообщил Гаррус, проследив направление её взгляда. — Мы слышали взрыв. По направлению – вроде в генераторной. Сработала аварийная система пожаротушения, двери заблокировало наглухо. Я опасался, что задело генератор, но, судя по тому, что воздух и отопление пока поступают, всё может быть не так критично. Мордин вызвался пролезть по вентиляционной шахте и проверить, что там, но сначала нужно было убедиться, что ты придёшь в себя, так что мы потеряли… минут пятнадцать, я думаю.

Совесть уколола Шепард в два раза пуще прежнего. Безусловно, её смерть могла бы стать большой потерей для одного конкретного турианца. Но не такой, как потеря главного ядра жизнеобеспечения базы – для тех, кто планировал пережидать бурю в течение пятидесяти трёх часов на законсервированном объекте. Без поступления воздуха и тепла это было бы невозможно. Мордину следовало отправиться на проверку сразу же, невзирая на её состояние. Иначе перспектива остаться на Тенебрисе навечно могла ожидать их всех.

 — Нет, и не вздумай винить себя за это! — строго возразил Гаррус, увидев весь спектр эмоций, живо промелькнувший на её лице. — Мы команда, Шепард. Своих не бросаем. И всех, кто участвует в боевых операциях, этому учат в первую очередь. Что людей, что турианцев, что другие расы. Насчёт кроганов только не уверен, они вообще малость отбитые ребята, — поколебавшись, с сомнением добавил он. — Но даже их можно научить работе в команде. Это то, что ты проделала с Рексом, и это то, что ты сейчас делаешь с Грюнтом. И не только с ним – с каждым на «Нормандии». Ты не оставила бы никого из нас, если бы был хоть малейший шанс на спасение. И перестань думать, что твоя жизнь не имеет значения по сравнению с жизнями других. Потому что это самая большая чушь, которую я когда-либо слышал. То есть, видел. В общем, ты поняла.

Как бы ей ни хотелось возразить ему, что её жизнь не стоила двух других, Гаррус снова был прав – если бы существовала хоть одна возможность спасти всех членов своей команды, капитан вцепилась бы в неё зубами и не отпустила бы ни за что на свете. Вот что всегда было её настоящей религией, и её вера в это была непреклонна.

А ещё стало предельно ясно, что другу никогда не нужен был переводчик, чтобы её понимать – он действительно знал про неё всё. Она могла ничего не говорить – и он всё равно читал её как таблицу умножения: быстро, наизусть и даже, вероятно, с закрытыми глазами.

Значило ли это также, что он знает обо всех её чувствах, которые она так пыталась скрыть от него? В данный момент ей было слишком страшно думать об этом.

Она неловко отвела глаза, и её взгляд почти сразу уткнулся в что-то серебристое на полу. Гаррус посторонился, открывая обзор на картину разгрома – там, где раньше на постаменте возвышались две глянцевые сферы, теперь мигала лишь радужная россыпь осколков.

 — Разбил, как только смог двигаться, — пояснил он. — Не представляю, что это было за устройство и как оно обездвижило нас. Мордин сказал, что тоже не сталкивался с подобным раньше.

Он помедлил, прежде чем заговорить.

 — Может, прозвучит как бред, но когда меня парализовало, такое чувство, что в моей голове был кто-то кроме меня. Я слышал, как ты с кем-то разговаривала. Он… Оно с тобой общалось? — осторожно уточнил он.

Шепард плавно кивнула под его испытующим взглядом, памятуя о наставлениях доктора не дёргаться.

 — Надеюсь, речь к тебе вернётся быстро, потому что мне нужны подробности. Не могу понять, что здесь творится. За два часа на этой базе у нас было больше приключений, чем за две прошедших недели вместе взятые. И тот гет… — задумчиво протянул он, косясь в угол, где раньше висел робот. — Просто встал и ушёл, даже без управляющего ядра. В этом месте происходит много странного, Шепард.

В этом капитан была с ним более чем согласна. Послание Кэллоуэя, пропавшие члены экспедиции, насекомые, сломавшие ей импланты, кровь в жилом отсеке, загадочные шары, способные говорить и насылать видения, синтетические платформы, движущиеся вопреки принципам своего существования – она уже не была уверена, хочет ли разобраться в том, что всё это значит.

В ход её размышлений неожиданно вмешалась острая шпилька осознания: гет, генератор, взрыв… Мордин! Доктору грозила большая опасность, прояви он неосторожность при перемещении по воздуховоду. Если взрыв устроил гет, саларианец может оказаться в уязвимой позиции, когда вылезет из вентиляционной шахты прямо перед ним.

В тот же миг устройство на руке Гарруса разразилось трескучим голосом профессора:

 — Вакариан, слышите?

 — Да, — отозвался турианец, быстро переглянувшись со встрепенувшейся капитаном. — Где вы?

 — Уже на месте. Генератор цел, но в аварийном режиме. Взорвался элемент питания челнока. Вторая батарея не повреждена.

Гаррус тихо ругнулся. Переводчик Шепард смолчал, коротким шумом оповестив, что слово отсутствует в его официальных базах.

 — Я так и не успел установить последний предохранитель до начала шторма, — сказал он мрачно. — Если бы нас не поймали в стазис и я смог бы закончить работу, шанс, что эта установка переживёт импульсный удар, был гораздо выше.

 — Не время для сожалений, Вакариан, вина не ваша, — возразил учёный и затребовал инструкции по восстановлению питания. На заднем плане слышалось шипение огнетушителя.

Пока турианец дистанционно руководил доктором, Шепард напряжённо вслушивалась в их переговоры. Убедившись, что опасности для Мордина нет, она запоздало сообразила, что организация гетом взрыва не слишком вязалась с помощью, которую им хотели оказать таинственные союзники. Хотя в их доброй воле и до, и после всего пережитого у неё были большие сомнения, то, что роботом управляли именно они, было очевидно. Но куда, в таком случае, он подевался?

Гаррус и Мордин уже развернули целую конференцию, координируя действия по видеозвонку. Изолировать и демонтировать повреждённый элемент питания оказалось едва ли не сложнее, чем прикрутить его изначально. Хотя знания учёного имели другую специфику, всё же он был достаточно подкован в технических вопросах, и дело продвигалось бодро.

В который раз за сегодня Шепард с содроганием подумала, что было бы с ней и с их маленьким отрядом, если бы она взяла на высадку кого-то другого вместо этих двоих. Со скрупулезностью шахматного гроссмейстера она выстраивала взаимодействие между членами своей команды так, чтобы на миссиях каждый мог выложиться на двести процентов своих навыков, оставшись в живых и вытащив при этом товарищей. Но, даже без учёта так и не появившихся Коллекционеров, было ли этого достаточно, чтобы сегодня никто не погиб? Могла ли она полагаться на других так же, как на Гарруса и профессора?

Заметив, что поток её размышлений снова и снова сносит в тёмную сторону, она только тихо вздохнула. Призрачная близость смерти так и не отпускала её. Если бы капитан могла встать и занять себя хоть каким-нибудь делом, она бы уже давно пришла в норму. Но невозможность привычно положиться на своё тело только усугубляла дурное настроение.

Шепард пошевелила пальцами рук и ног – в строю ожидаемо были части тела с неповреждёнными имплантами. Пальцы на правой руке и левой ноге по-прежнему не двигались, но изменения определённо были – она могла осязать тяжесть одеяла на коже там, где до «перезагрузки» не ощущала ничего. Очень осторожно капитан попыталась двинуть отказавшей рукой, и та, подчиняясь отправленному нервному сигналу, всё-таки отреагировала – плечо съехало на пару сантиметров в сторону. Приободрённая успехом, она предприняла ещё несколько попыток, и рука повисла в воздухе перед её лицом. Кисть неуклюже подёргивалась, как если бы принадлежала кому-то другому; вместо указательного пальца сгибался безымянный, на усилие по шевелению мизинца почему-то отзывалось рывком запястье; локоть же вообще будто ходил на скрипучих шарнирах, но в целом рука худо-бедно слушалась. Уже что-то, подумала женщина, испытывая воодушевлённое облегчение.

Под продолжавшуюся на фоне постановку «Да будет свет» она проделала то же самое с ногой – с ней ситуация была чуть хуже. Пятка строптиво выкидывала разнообразные коленца на любые манипуляции с управлением, пальцы не двигались. Колено отказывалось сгибаться, зато, по ощущениям, стремилось вывернуться в обратную сторону. Внятно управлять получалось только бедром, но толку от этого было чуть, пока за ним неподъёмным грузом тащилась остальная часть ноги. Не всё сразу, философски решила Шепард, в целом оставшись удовлетворённой результатами этой небольшой проверки.

Её манёвры не остались без внимания – пару раз, когда бедро высказывало из-под одеяла и нога свешивалась через бортик капсулы, она ловила на себе скользящий взгляд Гарруса, явно отвлекающегося в такие моменты. Вряд ли сейчас в их ситуации было место для стеснений, но всё же она возвращала конечность в спасительное тепло и поправляла одеяло, стараясь не думать о взгляде турианца, пробегающем по её телу.

Тем временем работы по ликвидации последствий аварии подходили к логическому завершению.

 — Теперь включайте стабилизатор, — велел Гаррус напоследок, наблюдая, как Мордин выполняет указание, и выдохнул: — Готово. Хорошо постарались, профессор.

 — С вашей помощью, — весомо кивнул саларианец. — Сколько времени понадобится на переключение генератора в стандартный режим?

 — Зависит от мощности оставшейся батареи. По моим расчётам, обработка протоколов займёт минут тридцать. Примерно. Может, пока вернётесь в лабораторию?

 — Вентиляционное отверстие высоко, не дотянусь, — сообщил доктор. — Побуду здесь, проконтролирую процесс. Как Шепард?

Заслышав вопрос, она повернула голову, чтобы встретить изучающий взгляд Гарруса.

 — В порядке, — уверенно доложил он. — Шевелится, но пока не разговаривает.

 — Хорошо. Не давайте ей вставать на ноги, — снова напомнил врач. — Заметите что-то подозрительное в состоянии – сразу свяжитесь. И не забудьте о проверке.

Он отключился. Турианец, на секунду прикрыв глаза, повернулся к капитану.

 — Всё, Шепард, теперь нам остаётся только ждать, — оповестил он. — Двери разблокируются, как только аварийный режим будет отменён, а пока…

Он вздохнул и подкатил к себе ближайший стул, оседлав его и скрестив руки на невысокой спинке. В рассеянном свете фонарика его глаза отзывались тем особым блеском, который выдавал зрение прирождённого хищника. Турианцы отлично видели в таких условиях, где слабые человеческие глаза уже не справлялись.

Шепард знала слишком мало представителей этой расы, чтобы составить некое усреднённое впечатление об их виде. За время странствий по галактике ей, разумеется, встречались самые разные экземпляры из числа подданных Иерархии. Как и люди, они разнились в своей индивидуальности, обладали полярно противоположными характерами, и сводить их образы в общее множество было всё равно что мерить среднюю температуру по больнице. Но их внешний облик, повадки и плавные движения всегда вызывали у неё ассоциации с крупным опасным зверем где-то на уровне мозжечка, требовавшего или спасаться бегством, или брать в руки оружие и защищаться. Это чувство было почти неконтролируемым животным инстинктом, из тех, что цивилизованный человек усердно закапывает на двухметровую глубину в железном ящике о семи замках, но абориген с дубиной глубоко внутри него знает, что к чему, и при необходимости всегда держит наготове бульдозер для экстренных раскопок. А также динамит для замков.

Глядя на Гарруса, защищаться не хотелось. Убегать – тоже. Даже от его пристального, порою невозможно прямого взгляда. Хотелось лишь подойти к нему ближе и с замиранием ждать, к чему это приведёт. Вовсе не потому, что он не был, подобно своим сородичам, свирепым хищником, способным вцепиться в горло или перегрызть хребет одним укусом – о нет. Порой у Гарруса, стоило ему войти в раж в пылу схватки, сквозь благоразумную хладнокровность прорывалась какая-то первобытная дикость. Но в его присутствии инстинкты самосохранения Шепард озадаченно молчали. И она не знала, что было тому причиной: безграничное доверие к другу, заткнувшее их, или отчётливое осознание того, что он не причинит ей никакого вреда.

Или то, что там, где другие видели в нём турианца, она стала замечать мужчину…

— Как-то даже непривычно разговаривать с тобой и не слышать ответа, — заметил Гаррус, выдергивая её из размышлений, и потёр затёкшую шею. 

Шепард понимающе улыбнулась одним лишь краешком рта – ей тоже было не по себе от такого одностороннего общения. Она хотела бы сказать ему хоть что-нибудь, даже если он по-прежнему не мог понять ни слова, но её голосовые связки, по всей видимости, ещё не вернулись в норму.

Турианец независимо посмотрел по сторонам, повёл плечами и поёжился.

— Мне это только кажется, или здесь действительно становится холодно? — поинтересовался он. — Ты не замёрзла?

Капитан покачала головой. В лаборатории, на её взгляд, было прохладно, но не настолько, чтобы начать мёрзнуть, тем более под плотным одеялом. Даже более чувствительному к температуре Гаррусу – в его броне с внутренним подогревом и вовсе не должно было чувствоваться разницы.

Наверное, ему в голову пришла та же мысль, поскольку он вызвал инструментрон, прошёлся по нему быстрыми движениями пальцев и как-то особенно громко щёлкнул жвалами – не то раздосадованно, не то раздражённо. Затем он встал и принялся ожесточённо вытягивать ремни своего нагрудника. Шепард смотрела на него во все глаза.

— На диагностике скафандра блок нагрева выдаёт белиберду, — пояснил турианец, снимая через голову грудной корпус брони.

Он заглянул в нужный ему модуль на внутренней стороне доспеха, прощупал его, просканировал омни-тулом и сморщился почти страдальчески.

— Сдох, — безразлично объявил Гаррус и начал снимать остальные элементы облачения. Его жвалы недобро подёргивались. — Пока мы были заняты, я не сразу заметил, что температура снизилась. Возможно, он работал ещё какое-то время. … блохи.

Нелестный эпитет, которым он наградил пакостных насекомых, знатно подпортивших им жизнь, переводчик отказался озвучивать наотрез. Капитан лишь сочувственно вздохнула – даже при лёгкой прохладе турианец начинал дрожать и клацать зубами не менее интенсивно, чем она до этого. А без обогрева его броня превращалась просто в груду железок, в которых можно было замёрзнуть намного быстрее, чем без них.

На мгновение промелькнула мысль поделиться с ним одеялом. Шепард шугнула её, загнав куда подальше, но та вернулась с подкреплением в виде неоспоримых аргументов – неизвестно, сколько им ещё придётся проторчать здесь, а её термокостюм лежит прямо на соседнем стуле, и если она с грехом пополам сможет надеть его, то одеяло ей больше не понадобится. Думать о том, что вместо этого ей может понадобиться помощь Гарруса в процессе одевания, не хотелось до свербения в носу, но позволить товарищу замёрзнуть до серьёзного ущерба здоровью не позволяла всё та же обострённая совесть.

Пометавшись между этими двумя соображениями, капитан решила, что позор проигрывает здравому желанию помочь другу. Подумаешь, женщина, подумаешь, голая – сам же сказал, что люди его не привлекают. И чего, в конце концов, он там не видел? Если она правильно помнила, сознание покинуло её, обнажённую и свернувшуюся калачиком на полу. Кто-то же должен был поднять её обратно и положить в капсулу, и это точно был не Мордин.

Под бодрое бряцание брони, сопровождающееся периодическими ругательствами возившегося с застёжками турианца, она крайне осторожно перетекла в сидячее положение, прижимая одеяло к груди. Прохлада пробежалась по оголённой спине, заставив передёрнуться. Шепард медленно стянула маску и покрутила головой – по первым ощущениям всё было в порядке: ни болей, ни головокружения, ни тошноты. Оставалась лишь одна проблема – как привлечь внимание Гарруса и после этого объяснить ему свою задумку при помощи одних только жестов.

Увещевания доктора имели достаточный вес, чтобы хорошо застращать её, и она следовала им достаточно долго для возврата контроля над телом. Теперь, раз уж Шепард смогла сесть и не схлопотать при этом апоплексический удар, не было никакой причины не заговорить.

— Гаррус, — облизнув пересохшие губы, на пробу позвала она. Вышло хрипло и полушёпотом, но он всё равно услышал и резко обернулся к ней.

— Уже вскочила? — осведомился он с беспокойством, небрежно отбрасывая последний наголенник и подходя к ней. — Уверена, что можешь говорить?

На нём остался его неизменный комбинезон, в котором он ходил на корабле, и сапоги. Турианец сутулился, ёжась от неприятного ощущения холода. Даже в довольно тёплой среде «Нормандии» ему было комфортно только в своём отсеке, где нагретый воздух струями расходился от горячего кожуха главной батареи. Надолго выходя за пределы обиталища, он обычно накидывал на себя куртку.

— Вполне, — женщина прочистила саднящее от сухости горло. Хотелось пить и провалиться, именно в таком порядке. Она обречённо посмотрела на него и сообщила, сопровождая свои слова поочерёдным указанием и чувствуя себя нелепо: — Если ты – поможешь мне – одеться – отдам одеяло – тебе.

Гаррус оглянулся на её термокостюм, аккуратно сложенный Мордином в стопку.

— Я – ты – одежда? — перевёл он неуверенно. — Тебе подать?

Она коротко вздохнула. Без переводчика их диалог превращался во что-то достойное быть увековеченным в анналах истории человеческо-турианских отношений. В приснопамятном разделе «Моя твоя понимай».

— Да, — кивнула Шепард, решив для начала ограничиться хотя бы промежуточным пунктом плана.

Он явственно задумался над чем-то.

— Мордин просил сначала провести проверку, — напомнил турианец с сомнением. — Тебе вроде лучше, так что…

Она постаралась ничем не выдать обуревавших её чувств. Профессор отсутствовал в лаборатории по более чем объективным причинам, чтобы обвинить его в форменном издевательстве над ними. Но отделаться от впечатления, что оставленное им распоряжение смахивало на насмешку, никак не получалось.

Гаррус присел на лежак медкапсулы за её спиной – близко, очень близко, почти касаясь её бедром. Вполоборота она наблюдала, как медленно он снимает перчатки. Отвернувшись, капитан вцепилась в одеяло на груди, сглотнула и закрыла глаза. Друг явно оттягивал момент, когда ему придётся дотронуться до неё.

Осторожно стянув оплавленную кислотой перчатку с забинтованной руки, Гаррус окинул взглядом бледную кожу на спине Шепард. Он действительно медлил, но лишь потому, что ситуация была из рук вон неловкой. И вряд ли коммандера вдохновляла вынужденная необходимость прикоснуться к каждому сантиметру её тела – он не без оснований подозревал, что для неё это событие тоже не относилось к рядовым.

— Если почувствуешь что-то не то, дай знать. И… я не знаю, насколько допустимо касаться людей в… разных местах, — замявшись, сказал он, — поэтому, на всякий случай, заранее прости, Шепард. — Турианец не удержался от напрашивающегося продолжения фразы: — Ничего личного. Постараюсь закончить побыстрее.

И в этом Гаррус определённо солгал, потому что в предстоящей процедуре личного было через край.

Без вышедшей из строя системы обогрева брони ему было холодно. Недружелюбно прохладный воздух лаборатории, температура которого была приемлемой для человека, но недостаточной для турианца, заставлял ныть спину и покалывал длинные конечности. Их кровоснабжение без интенсивной двигательной активности оставляло желать лучшего. На складе Гаррус видел вешалку с верхней одеждой, где среди прочих болталась по меньшей мере одна тёплая турианская куртка, но сейчас она была далеко, за заблокированной дверью – даже двумя, если считать дверь склада тоже. Он очень надеялся, что вытерпит холод до того, как восстановится питание – или пока он не будет вынужден униженно попросить Шепард побыть для него подобием грелки. На втором варианте следовало сразу же поставить жирный крест, как бы заманчиво он ни выглядел.

Но, как только женщина опустила голову и её волосы опали, открывая его взгляду затылок и линию шеи, все дурные мысли о замерзании выпали из его головы. Она чуть округлила спину, словно сжимаясь – кожа натянулась, делая особенно заметными острые лопатки и ребристый позвоночник. Скрыв порывистый вдох, он непроизвольно двинул мандибулами и коснулся трогательно выпирающего позвонка в основании шеи.

Что там говорил Мордин – кажется, начать с шейного сплетения? Вот она, тонкая шея с синими прожилками вен, в обрамлении завитков мягких прядей, прямо перед ним. И где здесь, во имя Духов, располагается нервный узел? Уж не в той ли полосе коротких волосков на загривке?

Шепард вздрогнула и выпрямилась под движением его горячих пальцев вверх, когда они занырнули в волосы и нащупали небольшую впадинку под черепом, мягко надавив на неё.

— Всё нормально? — уточнил он.

— Д-да… — не сразу отозвалась она на своём языке.

Приободрённый и одновременно настороженный звучанием её запинающегося ответа, который расценил как утвердительный, Гаррус подключил вторую руку к первой и очень осторожно повёл пальцами вниз по шее, раскрывая ладони к плечам. Он не имел ни малейшего понятия о том, что делает. За такие прикосновения в этом месте, даже в диагностических целях, любая турианка уже бы отгрызла ему руку по локоть – но Шепард не была турианкой. Она заметно нервничала – и доверчиво подставляла ему свою спину. Их раса не видела в этом ничего предосудительного, при этом досадливо поговаривая между собой, что спину порядочного турианца можно увидеть только когда он мёртв. Подданные Иерархии не спешили разубеждать их в этом – восходя корнями к хищным созданиям и оставшись ими по сути, к вопросу открытых тылов они относились очень трепетно.

Но если дело касалось Шепард… Ей он мог доверить не только спину, но и свою жизнь. Она не раз дала ему понять, что это утверждение справедливо работало и в обратную сторону. Может, не стоило до перехваченного дыхания удивляться тому, как же беззащитно выглядит её тело под его руками.

От биологической разницы между температурами их тел кожа Шепард на ощупь казалась немного прохладной – и вместе с этим непривычно гладкой. Запнувшись дважды о круговой рубец его укуса на левом плече – с одного края и затем с другого, Гаррус остановился на мгновение лишь для того, чтобы в очередной раз мысленно дать себе по морде. Она всё ещё не свела его, и его смятение от этого факта только росло с каждым разом, когда он на него натыкался.

Широко растопырив пальцы, он очертил треугольник от плеч, проходя по выступающим очертаниям её лопаток и сводя угол в ложбинке между ними. Вернулся вверх до позвонка, с которого начал, и двинулся вниз, стараясь не задевать тонкую кожу когтями и не думать о том, каким варварским способом делал это в прошлый раз, в ту проклятую ночь после Горизонта, осознавая то, что считал невозможным.

Миновав нижний край лопаток, он дотронулся до её спины всей плоскостью ладоней, сожалея, что слой бинтов не даёт ему полностью прочувствовать этот момент. Она резко выдохнула и невольно прогнулась в пояснице, словно стремясь уйти от его прикосновения. Её кожа под руками покрылась странной бесцветной и выпуклой сыпью, из гладкой мгновенно становясь упруго-шершавой. Гаррус замер.

— Неприятно? — только и смог спросить он, не представляя, как ему обойти опасный участок. Талия для турианцев была настолько чувствительным местом, что в приличном обществе эту тему даже не обсуждали. Неужели у людей было так же?

Сейчас он почти жалел, что изучал учебные пособия по анатомии людей только в рамках боевой подготовки. В них демонстрировалось, как быстро и гарантированно сделать человеку больно при минимуме усилий, но ничего не было сказано о том, как избежать дурацких положений при ощупывании человеческих женщин.

Она молча помотала головой, воспользовавшись паузой, чтобы подтянуть к себе колено. Он возблагодарил Духов за то, что не видит её лица, и снова повёл ладони вниз.

Свободный капитанский мундир и полный комплект брони скрадывали её талию так, что он бы в жизни не догадался, какой тонкой она может быть, если бы не видел собственными глазами. Шире, чем у турианок, но на её изгибе размах его кистей от запястья до когтей был таким, что он, наверное, смог бы обхватить её по кругу и сомкнуть кончики пальцев. От этого предположения жвалы задвигались сами собой.

Проклятье, почему именно сейчас его мысли приобретают такое странное направление? Он точно не собирался думать об этом, ни сейчас, ни потом, но… Какого ханара люди такие мягкие?

Чем дальше он спускался, тем явственно теплее становилась её кожа. Руки остановились над полоской чёрной ткани, чуть выше перехода в бёдра. Инстинктивно определив, что ниже тряпичного кусочка спускаться не стоит, Гаррус поискал альтернативные направления для обследования и, поколебавшись, решил зайти с боков.

Ладони скользнули по обе стороны её пояса, и Шепард снова прогнулась, как-то судорожно дёрнувшись при этом на выдохе. Ему пришлось склониться ближе к ней, следуя за руками, и на таком небольшом расстоянии знакомый запах её тела был гораздо отчётливее. В угоду чувствительному турианскому обонянию шампунь, которым она пользовалась, давал лишь слабую цветочную отдушку, не заглушая природного молочного аромата её кожи. Носовые пластины пришли в движение, с предательским упоением втягивая его и пытаясь не упустить ни секунды невольного наслаждения.

Он никогда бы не подумал, что будет находить привлекательным запах женской особи другого вида, тем более человеческого, в основе своего происхождения имеющего другие аминокислоты и вследствие этого – совершенно иную природу источаемого букета ароматов. Зачастую люди оставляли после себя такое амбре, что хоть топор на него вешай. Насколько он знал, естественный запах для них не был одним из решающих критериев при выборе партнёра – для достижения нужного эффекта они просто использовали ударные дозы парфюмерии и на этом считали проблему исчерпанной ровно до следующего принятия душа.

Но с Шепард всё было по-другому. Она никогда не пользовалась оглушающими обоняние духами, от которых щипало в глазах – связано это было с ограничениями в военном уставе Альянса или же с её личными предпочтениями, Гаррус не знал. Однако её запах, даже после долгих изнурительных миссий или тяжёлых рабочих дней, не был ему противен. Справедливости ради, после пары часов рядовой полевой операции десанта все представители разумных начинали пахнуть примерно одинаково, в том числе и он сам. Но душ расставлял всё по местам, и вот тогда от ощущения свежести её чистой кожи возникало непонятное побуждение притянуть её к себе поближе и затянуться на полный объём лёгких. И детально разбираться в причинах этого намерения он не рисковал – его размышления о капитане в последнее время и без того выходили за грань дозволенного.

Турианец выдохнул, раздосадованный своими неуместными помыслами, и плечо Шепард, которого коснулось дуновение воздуха, мелко-мелко дрогнуло. Он решил бы даже, что ему показалось, если бы не новые волны выпуклой сыпи, что пробежали от этого места концентрическими кругами, как от упавшего в воду камня, и достигли его рук. Его пальцы чуть сжались, доходя до её впалого живота, и волны по её телу побежали в обратном направлении, вырываясь из её губ с таким прерывистым присвистом, что он не мог его игнорировать. Вероятно, ей было не слишком уютно сносить его прикосновения, какими бы осторожными они ни были.

— Знаешь, Шепард, — произнёс он, больше чтобы отвлечь себя, чем её, — хотел бы я, чтобы сейчас был сломан твой переводчик, а не мой. Тогда я мог бы сказать, что от тебя приятно пахнет, и при этом не чувствовать себя полным придурком.

Она как-то обречённо втянула голову в плечи, поводя ими. Её запах неожиданно усилился, защекотав нос, и в нём он различил новые нотки, от вбирания которых странно мутнело в глазах. Очевидно, что-то не то творилось с его системой распознавания обонятельных сигналов – рот во мгновение ока заполнился слюной, как если бы ему неуправляемо хотелось… съесть её, что ли?

Не так. Не съесть.

Попробовать на вкус. Не спеша, везде, где дотянется.

Его руки уже давно не двигались, покоясь на её животе. Поза, в которой они сидели, всё больше напоминала объятия. И Гаррусу всё больше не хотелось нарушать эту хрупкую иллюзию близости.

— Шепард? — Голос почему-то безнадёжно скатился в хриплый. Он сжал пальцы сильнее. Острые кончики когтей упёрлись в мышцы пресса.

Женщина содрогнулась, издала обрывок какого-то невнятного звука и зажала себе рот ладонью. Под его пальцами её живот в одно мгновение стал теплее. Сладковатый аромат, издаваемый ею, уже не просто мазнул по носовым пластинам – он захлестнул и уволок его сознание, пока глаза не могли оторваться от розового слепка его зубов на белой коже её плеча, а рот сам тянулся, чтобы накрыть, повторить и углубить этот контур…

Он уже знал этот запах. Разлагая на составляющие, чуял его еле уловимую дразнящую сердцевину каждый, каждый грёбаный раз, когда подходил к ней слишком близко, глядя в её темнеющие глаза и отмечая расширяющиеся зрачки, пока визор регистрировал, как её жизненные показатели выбиваются из нормы: пульс возрастает, температура тела повышается, а частота дыхания превышает допустимые пределы. И он отступал назад, сбитый с толку, озадаченный, обещая себе разобраться в этом позже и всё время безнадёжно откладывая разбирательство на потом.

Человеческий страх имел свой неповторимый химический профиль, который ни с чем не спутаешь. В стрессовых ситуациях люди распространяли вокруг себя прямо-таки удушливое облако адреналина. Он ввинчивался в мозг с воплем «Бей или беги!», заставляя жертв мчаться прочь, повинуясь безотчётному страху, а охотников – давать отпор и преследовать.

Люди опасались турианцев. Её реакция вписывалась в эту гипотезу – и он мог бы предположить, что Шепард его боится, если бы это не было чушью. Он знал, что это не так. И знал, как пахнет её страх. Здесь было не то. Совсем не то.

Духи…

Уже не таясь, он снова провёл ладонью по её напряжённой спине, но по-другому – требовательно, с нажимом, прокатывая подушечки пальцев по позвоночнику и плотным мышцам вокруг. Это был верх неприличия, за который, если бы ошибся в своих предположениях, он в самом лучшем случае схлопотал бы кулаком по жвалам. Но даже на это откровенно наглое прикосновение она гибко прогнулась в пояснице, издав такой приглушённый носовой звук, что все вопросы отпали.

— Пожалуйста, не говори мне, что я настолько кретин, — прошептал он, склоняясь к её уху. — Кретин, который так долго ничего не замечал.

Ловя всё новые и новые содрогания её тела как очевидную реакцию на звучание его голоса, он убеждался в своей правоте. Она молчала, по-прежнему прижимая ладонь ко рту, только дышала часто, загнанно.

— Я не знал, почему ты так реагируешь на меня. — Ему казалось, что внутри него тоже всё дрожит, и субгармоникам передавались эти внутренние колебания. — И теперь, если я всё понял неправильно… Просто скажи.

Шепард застыла. Повисшую тишину нарушало только её тяжёлое прерывистое дыхание. Турианец ждал её слов с затаённым опасением, которого в себе даже не подозревал. Вряд ли он когда-либо ещё так боялся услышать ответ – вне зависимости от того, каким он будет. Ему и в голову не приходило, что она банально не может издать ни звука – чувственные касания его обжигающих рук отшибли ей дар речи и способность соображать.

Можно ли было считать её молчание согласием, или всё же?.. Выждав несколько мучительных секунд, Гаррус не выдержал веса этого безмолвия и уткнулся лицом в её затылок, уже самой гранью сознания фиксируя очередное трепетание её отклика. Он не знал, что собирается делать, но знал, что хочет всего и сразу. Всю её. Бездумно и немедленно.

— Шепард, — пробормотал он в её волосы в ожесточённом отчаянии, пока его руки вели вдоль её боков. Умение изъясняться внятно отказывало ему с каждой порцией её запаха, поступавшего в лёгкие сладким нейролептиком. — Я никогда не… Не знаю, как… Ты… Чёрт!.. Просто… Просто останови меня, пока я не наделал что-нибудь непоправимое, за что мне будет стыдно до конца жизни. Пожалуйста… Шепард, прошу…

Она наконец издала душераздирающий вздох и отняла руку от лица. Её трясло, ничуть не меньше, чем в ту ночь на камбузе. Гаррус почти не сомневался, что сейчас услышит раздражённую отповедь, достойную слуховых отверстий Примарха. Но она до бесконечности удивила его, подавшись назад всем телом и безмолвно откинув голову ему на плечо.

Наверное, что-то всё же треснуло в мироздании, когда её «не оставляй меня» сплелось с его «я тебя не оставлю». Треснуло, высыпав на ковёр пространства-времени хаотичный узор из случайных флуктуационных колебаний, и перестроило их в нужном порядке, превращая параллельные прямые многовариантности в сходящиеся линии. Всё, что Гаррус делал, всё, что говорил, вело его к этой точке их пересечения. 

У него был выбор, много разных выборов. Он мог не бросать свою работу в СБЦ и не срываться на Омегу в желании отомстить за её смерть некоему абстрактному злу в лице пары сотен плохих парней. Мог не искать её компании после Горизонта, чтобы убедиться в том, что она оставила Кайдена в прошлом. Мог застрелить предателя Сидониса и разбить её зыбкую надежду сделать его лучше. Мог найти другие слова и не говорить ей, беспомощно лежащей в капсуле в шаге от смерти, как она ему нужна. Мог промолчать сейчас, делая вид, что не замечает сотрясающую её дрожь и ударяющий в голову запах возбуждения. У него был выбор. И он его сделал.

Отец всегда говорил, что Вселенная живёт по законам природы, подчиняясь им до упорядоченности последнего атома. Хотя он определённо не имел в виду, что если двоих тянет друг к другу, невзирая на расстояние, положение, расовые различия и другие общественные условности, то притяжение окажется сильнее любых предрассудков. Гаррус с большим скептицизмом относился к подобным заявлениям, даже не предполагая, что на своей шкуре может опробовать их правдивость. Однако сейчас он не был бедовым снайпером-турианцем, предпочитавшим решать все вопросы предупредительным выстрелом в голову. Он был просто мужчиной. И перед ним сидела не его капитан, не его человеческий друг и не его боевой товарищ, а только тёплая, мягкая, невыносимо желанная женщина. Всё остальное против этой аксиомы не имело никакого значения.

Шепард изогнулась на резком выдохе, когда Гаррус обвил её руками и провёл носом по плечу, поднимаясь к шее и ведя до самой чувствительной области за ухом, самозабвенно обдавая совсем тонкую, почти прозрачную в этом месте кожу раскалённым дыханием. В ответ прохладная узкая ладошка легла на его шею и нерешительно огладила её, задержавшись на точках жёстких остеодерм и заводя прикосновение назад, под самый гребень. Её пальцы слегка сжались.

Он не сдержал голодного урчания от ощущения её руки в таком чувствительном месте, слепо тычась лбом в её висок. Заслышав его, она застыла, но не убрала руку, тем самым создавая настоящую пытку, от которой по его телу пробегало всё больше колючих волн удовольствия.

Помедлив, турианец вернулся к её плечу, по пути в очередной раз натыкаясь на оставленный им шрам, и виновато лизнул полукруглую дорожку рубцов – солоноватый привкус её кожи запечатлелся на языке сотнями крохотных уколов. Из уст женщины вырвался почти неслышный стон, который превратился в длинный «ох» сквозь закушенную губу, когда он повторил языком маршрут до её уха. Осторожно, стараясь ненароком не причинить ей боли, он зажал жёстким ртом такую маленькую розовую мочку и слегка потянул. На его взгляд, все эти странно закруглённые хрящи вокруг слухового отверстия только мешали людям, но что бы он в этом понимал, чувствуя, как снова и снова она прогибается в спине от каждого его действия, а потом льнёт обратно к нему и едва может дышать.

Только два слова приходило на ум – настоящее помешательство… В том, как отзывалось её тело на скольжение его рук, его было больше всего.

Шепард пряталась под одеялом, прижимая его к груди свободной рукой, и он не пересекал эту границу, лишь беспорядочно трогая её живот, чуть задевая выступающие рёбра и лаская волнообразно содрогающуюся талию. Но когда изучающее любопытство первооткрывателя, с которым он касался её, переросло в мутную жажду, ему захотелось большего простора для действий. Безуспешно уговаривая себя не торопиться и не слишком пугать её своей настойчивостью, Гаррус медленно запустил руку под одеяло, провёл по бедру её согнутой ноги сбоку, взбираясь вверх до колена по тёплой коже, шершавой от выпуклых точек, и задохнулся безобразно рвущимся наружу рыком от нахлынувших ощущений. Все его сенсорные рецепторы бесновались от её близости. Это чувство было намного мощнее опьянения – до вибрирующих жвал, до сизой пелены перед глазами.

Ладонь обогнула гладкий купол её колена, от чего Шепард метнулась по-новому, ещё сильнее, чем прежде, коротенько не то всхлипнув, не то подавившись стоном, и пропутешествовала вниз, возвращаясь к горячему животу. Её пальцы под гребнем бессильно заскребли тупыми коготками в попытке ухватиться за толстую кожу, вызывая в нём только новый шквал урчания, которое он никак не мог остановить. Приличные турианцы не урчат как пустой желудок варрена. Однако от того, как она билась и дёрганно выдыхала от движений его рук, хотелось не просто урчать, а рвать и метать, презрев налёт цивилизованной культурности и уступив дорогу своей дикой натуре. Всё, что он знал о влечении и своей способности противостоять ему, обернулось просто бесполезным пшиком, стоило ей оказаться настолько близко.

Тем вечером после столкновения с Сидонисом на Цитадели он почти сошёл с ума, держа Шепард в своих руках и пытаясь совладать с собой, чтобы не наброситься на неё и не сделать что-нибудь… что-нибудь, за что она была бы в полном праве застрелить его на месте, и только её подрагивающие пальцы, робко гладящие его лицевые пластины, удерживали его от опрометчивого поступка. Десять пальцев – на которые приходилось ещё примерно столько же других причин, самых разных, но не действующих.

Как она нашла в себе силы столько времени держать лицо и дистанцию? Если бы он только знал раньше… Не смог бы выстоять перед искушением и секунды. И то, как от бешеного биения её пульса всё плыло перед глазами и путались мысли, было тому подтверждением.

Она затрепетала, когда турианец горячо дыхнул ей в ухо и огладил плечо, постепенно двигаясь к локтю и оттуда – к ладони, впившейся в одеяло до побелевших костяшек. Накрыв её пальцы своими, он сжал их и замер, крепко прижимая её к себе обеими руками. Требовалось сказать что-нибудь приличествующее случаю, но способностью издавать хоть какие-то звуки, кроме жадного рычания, он сейчас владел ещё меньше, чем собой.

— Останови… меня… — в последний раз сквозь марево в глазах хрипло потребовал он, упираясь лбом в её висок и понимая, что вот-вот сорвётся в бездну неконтролируемого исступления, и плевать на всё. Её будоражащий запах затмевал все прочие чувства, оглушая почти как наркотик. — Сам… не остановлюсь.

Она потянулась как-то по-особенному гибко, тихо вздохнула, отводя руку с одеялом от груди, и прошептала слегка искажённый произношением земной вариант его имени:

— Гаррус…

Накрывая её запрокинутое лицо ладонью, проводя пальцами по губам, слегка оттягивая нижнюю когтем… Сминая мягкую белую грудь, под которой неистово колотилось её сердце… Чувствуя, как женщина дрожит в его руках… Он не понимал, почему всё ещё не разучился дышать.

Свет в лаборатории вспыхнул внезапно, заставив их синхронно вскинуть головы. Шепард подобрала отброшенное одеяло, водворила на место, снова прикрываясь им, и недовольно пробормотала под нос какое-то страшное ругательство, хотя могла бы поклясться, что ещё мгновение назад навсегда забыла, как разговаривать; Гаррус коротко и зло рыкнул, сопровождая разочарование не менее смачным выражением, которого её переводчик не знал и никогда бы не узнал, потому что таких слов не употребляли даже распоследние отщепенцы. Ему потребовалось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы с трудом разжать руки и позволить ей выпутаться из них. Вышло далеко не сразу, но очень вовремя, потому что через несколько секунд в коридоре раздались шаги, и дверь отъехала в сторону, являя невозмутимого Мордина.

Доктор окинул обстановку в помещении намётанным взором, наткнувшись на встречные взгляды спутников, сидящих бок о бок в позе античных статуй и изо всех сил старающихся выглядеть непринуждённо.

— Шепард, рад, что вам лучше, — быстро произнёс он, проходя внутрь. Она молча отсалютовала ему. — Двигательная активность, вижу, в норме. Речевой аппарат работает?

— Да, — просевшим голосом отозвалась капитан, кашлянула и уже более уверенно заявила: — Работает. Вам блудный гет по дороге не попадался?

— Проверил все помещения. Не обнаружил, — отрапортовал профессор и перевёл пытливый взгляд на турианца. — Вакариан, как прошла проверка нервных узлов?

Женщина почему-то затаила дыхание.

— Не всё успел осмотреть, — с убийственной честностью признался Гаррус, с усилием разжимая челюсти. — Где успел, там… нервный отклик в порядке.

Из них двоих способностью выражать смущение визуально – и совершенно независимо от пожелания владельца – обладала только Шепард, и в данный момент она безрезультатно пыталась густо не краснеть за них обоих. Но вряд ли бы на свете нашлось что-то, способное выбить из равновесия Мордина, поскольку он понимающе кивнул и лаконично попросил Гарруса взглянуть на генератор. Турианца вымело из лаборатории, не успела она и глазом моргнуть.

Врач подошёл к ней и приложил инструментрон ко лбу, снова сканируя её тело и считывая показатели.

— Вакариан, — пробормотал он укоризненно и покачал головой. — Просил же провести проверку иннервации, а не инспекцию эрогенных зон.

Впрочем, тон его звучал беззлобно, хотя капитан беспокойно заёрзала.

— Не стоит стесняться, Шепард, — заверил саларианец, ненавязчиво, но решительно отбирая у неё одеяло. — Медицинское наблюдение: осознание опасности приводит к стрессу. Разные виды реагируют на стресс по-разному. Сексуальная активность – приемлемый способ снятия стресса и для людей, и для турианцев. Биологический факт. И всё же рекомендую соблюдать меры предосторожности. Возможно натирание.

— Доктор… — Капитан на секунду прикрыла глаза и тряхнула плечами, не чувствуя себя в силах обсуждать подобные темы ни сейчас, ни вообще. — Давайте об этом как-нибудь потом. И можно мне уже, в конце концов, одеться?

Без горячего тела Гарруса за спиной и его рук холод пробирал мгновенно. Ей казалось, что в помещении стало ещё прохладнее, чем раньше.

— Не раньше, чем закончу диагностику, — бесстрастно произнёс Мордин и снова заводил вокруг неё сканером омни-инструмента.

Он быстро завершил начатую Гаррусом проверку, профессионально простучав пальцами каждую мышцу, а также локти и колени с помощью молоточка из мультитула. Напоследок учёный попросил её по очереди вытянуть проблемные руку и ногу, посгибал их по-всякому, выслушал её отчёт об ощущениях и наконец помог ей, уже изрядно подмёрзшей к тому времени, натянуть термокостюм.

— К сожалению, функциональность конечностей будет ограничена до замены имплантов, — сообщил он, указав на её пострадавшие бедро и плечо. — До возвращения на «Нормандию» придётся снизить нагрузку по максимуму. Чудо, что вообще запустились.

В дверь лаборатории осторожно постучали, когда Шепард не слишком уверенно приноравливалась к ходьбе под присмотром доктора – негнущееся колено и своевольную стопу приходилось немного подволакивать. В отсек просунулась голова Гарруса; с видимым облегчением убедившись, что капитан одета, он появился целиком, уже где-то разжившись серо-синей курткой с логотипом «Байнери Хеликс» и держа в руках такие же. На его голове снова красовался подшлемник.

— Поскольку батарея осталась всего одна и ещё неизвестно, сколько мы здесь на самом деле пробудем, я снизил мощность энергопотребления генератора. Так нам хватит хотя бы на несколько суток, — возвестил он. — Отопление съедает больше всего ресурсов – его пришлось урезать в первую очередь. Готовьтесь, будет прохладно.

Турианец протянул им по куртке.

— Не уверен, что угадал с размерами, но выбор там небольшой, — сказал он. — Шепард, я проверил твою броню – с ней то же самое, что и с моей. Блок нагрева вышел из строя.

Она с благодарностью приняла одежду из его рук и сразу натянула на себя. Ей всё ещё было холодно, и на обогрев брони, как выяснилось, рассчитывать теперь тоже не приходилось. Поймав на себе пристальный взгляд Гарруса, в глубине светлых глаз которого горел тяжёлый ртутный огонь, она с содроганием отогнала от себя соблазнительные размышления о других способах обогрева, от которых становилось горячо где-то в голове, и рывком застегнула молнию, едва не прищемив себе подбородок. Куртка, явно рассчитанная на объёмы какой-нибудь пышногрудой азари, была немного свободной сверху и длинной в рукавах, но в остальном пришлась впору. Сразу стало намного лучше.

Мордин нацепил оставленные им перед походом в вентиляцию элементы брони на место и отложил свою куртку в сторонку – ему пока дополнительного утепления не требовалось.

— Шепард, расскажите, что произошло до потери сознания, — попросил он.

Капитан, и без того собиравшаяся трубить общий сбор, чтобы обсудить случившееся, кивнула.

— Гаррусу переведёте? — осведомилась она, посчитав, что лишний раз уточнить не помешает. — Он тоже очень этим интересовался.

— Нет нужды. — Доктор ткнул пару кнопок на инструментроне и простёр руку с ним в сторону турианца. — Вакариан, поднесите ваш омни-инструмент.

Гаррус приблизился и подставил свой прибор – оба неровно мигнули, сигнализируя о синхронизации.

— Пока ждал снятия блокировки, залез в базы переводчика. Скачал земные языки и саларианский диалект, — пояснил профессор. — Пользуйтесь.

Друг искренне поблагодарил учёного, тут же разыскав в ящиках столов беспроводные наушники и приспособив их под динамики вывода.

— Вакариан в эфире, — объявил он после краткой настройки. — Скажите по слову.

— Приём, как слышно? — отозвалась Шепард, невольно усмехаясь. Наконец-то они могли общаться без языкового барьера.

— Дигериса не опадают крылья, — скороговоркой протараторил Мордин.

— Есть и есть. Слышу хорошо, Шепард, — довольно подтвердил Гаррус и заинтересованно уставился на саларианца. — А вы, профессор, откуда знаете секретные протоколы шифровки турианских подразделений связи?

— Служил в ГОР, — напомнил тот.

— Действительно, мог бы не спрашивать, — фыркнул турианец.

— Что за протокол? — полюбопытствовала капитан. В N7 она изучала многие системы тактических сигналов, но о таком слышала впервые.

— Если вкратце, это сигнал о готовности развернуть боевые действия при потенциальном появлении противника. Что-то вроде «на горизонте никого, но будьте настороже, враг рядом», — внёс ясность Гаррус. — Кстати, об этом. Я, кажется, понял, куда делся тот гет, но не могу представить себе, как это возможно. Только что проверил – защитный контур базы снова работает. Судя по всему, что-то замкнуло его снаружи. Что-то… или кто-то.

— Хочешь сказать, гет вышел наружу и восстановил цепь защитного контура? — медленно переспросила она, не вполне уверенная, что до неё дошёл смысл сказанного.

— Пока буря не кончится, не проверить. Звучит как фантастика, знаю, — хмыкнул он, так и обжигая её взглядом. — Но это не самое странное, что случилось сегодня.

Скрепя сердце, Шепард была вынуждена с ним согласиться. Она постаралась без лишних эмоций рассказать напарникам о голосе, который слышала. Несколько запнувшись, поведала и про видение о последних минутах жизни Алекса Кэллоуэя, сославшись на возможную галлюцинацию и умолчав о том, что непостижимым образом видела их во сне ещё до того, как узнала про Тенебрис. Судя по вскинутым надбровным пластинам Гарруса – единственного, кому она изложила содержание своего кошмара – сюжет он узнал. И промолчал, за что она была ему невыразимо признательна.

— Не имею ни малейшего понятия, что это было, — подвела она итог. — О наличии таких способностей и устройств у гетов ничего не известно, а все прочие известные нам расы подобными технологиями не обладают. — Помолчав, она добавила: — И я бы предпочла, чтобы вы двое не распространялись о том, что тут произошло. Не потому, что нам не поверят, а потому, что я сама не до конца понимаю, что случилось. Это было слишком… слишком.

Мордин кивнул.

— Могу исследовать осколки, — предложил он. — Возможно, что-то выясним.

Она коротко кивнула в ответ и перевела взгляд на Гарруса.

— Ты меня знаешь, я – надгробие, — подтвердил он.

В лаборатории наступила недоумённая пауза.

— Ты хотел сказать, могила? — уточнила Шепард, подавив смешок.

— Наверное, — согласился турианец, почесав гребень. — Эта человеческая идиома всегда казалась мне несколько странной.

На это улыбнулся даже профессор. Напряжение понемногу отпускало всех.

— Шепард, советую отдохнуть, — сказал доктор. — Перезагрузка нервной системы легко не даётся. Сейчас лучше не напрягаться. Рекомендую оздоровительный сон – чем дольше, тем лучше. Буря будет долгой – можете расслабиться. Вакариан, отдохните тоже. Через четыре часа ко мне на перевязку.

Капитан не стала возражать – она и впрямь чувствовала себя уставшей, почти разбитой. Даже, наверное, смогла бы проспать какое-то время без плохих сновидений.

— А вы чем займётесь, доктор? Помимо исследования осколков?

— Достану и изучу блок данных, — Мордин указал на сломанную рабочую станцию, про которую в свете случившегося все почти позабыли. — Может содержать информацию о Жнецах. Стоит изучить.

— Хорошо, — одобрила она. — Но вам бы тоже не помешало воспользоваться собственным советом и отдохнуть.

— Не сплю более двух часов в сутки, — возразил учёный, подбирая осколки серебристых сфер пинцетом. — Лучше воспользуюсь возможностью поработать продуктивно.

— Вам виднее, — уступила она, уже почти зевая, и вышла из помещения вместе с Гаррусом.

Он остановил её возле двери жилого отсека.

— Шепард, я, эм… — он замялся и поджал жвалы, но не отвёл глаз.

Она замерла, ожидая продолжения. Не дай бог он собрался извиняться перед ней за то, что было…

— На складе есть турели, — наконец неохотно сообщил турианец. — Вряд ли к нам кто-то полезет, пока на поверхности бушует шторм, но, может, стоит всё-таки установить их?

— «Дигериса не опадают крылья»? — понимающе уточнила Шепард, чувствуя при этом нечто вроде внутреннего разочарования.

— Да, — усмехнулся он.

— Меры предосторожности лишними не бывают. Ставь, — разрешила она, и он без лишних слов ушёл.

Скрывшись в жилом отсеке, капитан без сил облокотилась на дверь, крепко прижала руки к лицу и стояла так некоторое время, успокаивая расшалившиеся дыхание и сердцебиение.

Помимо мыслей «что-это-мать-его-вообще-такое-было?!», непрерывно распаляющих её воображение, на повестке дня было ещё много поводов для размышления, но она не могла думать ни о чём другом, кроме его горячих рук, каждое прикосновение которых заставляло её плавиться, и шершавого языка, от одного движения которого она давилась немым криком…

Переёжившись от крупнокалиберных мурашек, проскакавших по телу, она встряхнула головой и отправилась обустраивать место отдыха для всех членов отряда.

Матрасы трёх ближайших ко входу кроватей выглядели целыми, но на них не хватало постельного белья. В прачечном блоке за душевой комнатой Шепард нашла свежие комплекты в вакуумной полиэтиленовой упаковке – для экспедиции в «Байнери Хеликс» не поскупились на навороченную бытовую автоматику замкнутого цикла с функциями стерилизации и санобработки. Не то чтобы ей хотелось передать Сарену своё спасибо, но хотя бы что-то он делал хорошо.

Собрав валяющееся по отсеку окровавленное тряпьё в одну кучу в дальнем углу, чтобы не спотыкаться об него на каждом шагу и хоть немного сгладить гнетущее впечатление от картины побоища, она выпрямилась и устало потёрла вспотевший лоб. С едва двигающимися рукой и ногой она ощущала себя разваливающейся калекой, но это, по крайней мере, было лучше, чем лежать и не иметь возможности шевелиться.

Вскрыть упаковку комплектов никак не получалось – для этого непростого действа требовалось рвануть её двумя руками в разные стороны. Стоило ей надорвать зубами первый пакет с бельём, и в дверях отсека появился Гаррус. Шепард встретила его приход с куском полиэтилена во рту, который поспешно выплюнула.

— Турели установлены, — доложил он, подходя и отнимая у неё остальные пакеты.

Турианец втянул носом затхлый воздух комнаты, едва заметно поморщился и снял свой визор, кладя его на ближайшую тумбочку. После чего внимательно вгляделся в её лицо.

— Поговорим? — аккуратно, без нажима вопросил он.