Их разделяла узкая койка и надорванный пакет с постельным бельём, который капитан машинально прижала к груди. Жёсткая упаковка протестующе захрустела. Спохватившись, что это выглядит как-то глупо, она отбросила его на кровать.

— Не напрягайся. Давай просто поговорим, как обычно, — мягко предложил Гаррус. — Задам пару вопросов, и если не хочешь, не отвечай.

Шепард подавила в себе желание обречённо оглядеться по сторонам и кивнула. Они только что крайне недвусмысленно выразили свои намерения относительно друг друга, что требовало некоторых… уточнений. Откладывать разговор о произошедшем не имело смысла.

Дерьмо, знала, ведь знала же, что настанет тот момент, когда её чувства откажутся оставаться на суверенной территории внутри неё, и понадобится много сбивчивых идиотских объяснений, чтобы выставить свою реакцию хоть сколько-нибудь правдоподобной. Но ситуация между ними оказалась настолько откровенной, что необходимость оправдываться отпала сама собой – и этого она никак не ожидала. Стоило лишь его рукам коснуться её, как она забыла не только о целях того дурацкого осмотра, но и, кажется, своё имя. И вот пожалуйста – это не могло не выйти ей боком.

— Как давно? — спросил турианец, рассматривая её тяжёлым изучающим взглядом, словно никогда до этого не видел.

Шепард не стала притворяться, что не понимает, о чём он. Прямолинейность Гарруса давала все основания предполагать, что полный вариант вопроса прозвучит не в виде вежливого «Как давно это с тобой?», а очень даже в формате «Как давно ты меня хочешь?», услышать который она была совсем не готова.

— Это что, так важно? — в замешательстве спросила она, не удержавшись от того, чтобы смять рукав куртки.

— Хочу знать, как давно я такой кретин, — терпеливо пояснил он.

Шепард отвела глаза – вопрос заставил её не на шутку задуматься. Был ли тот чёткий момент, когда её желание дружеской поддержки, пусть и несколько навязчивое, но вполне невинное, трансформировалось в мучительную потребность постоянно видеть его рядом с собой? Не могло же это произойти в одно мгновение… Или могло?

Пожалуй, это началось даже раньше, чем она успела осознать.

— Омега, — наконец ответила она, поднимая на него неуверенный взгляд. — Я нашла тебя. Вспомнила. Ты обнял. Ну и…

Она неопределённо мотнула головой, не в силах найти какие-либо ещё слова.

— Что, и всё это время?.. — не поверил он.

— Не всё. И не сразу, — поспешно поправилась капитан. — Как бы объяснить… Ты изначально был единственным звеном, которое связывало меня с прошлым. Можно сказать, даже с самой собой. И ты был рядом. Это всё, что имело значение.

— И ты ничего не сказала мне? — его тон звучал осторожно, без единого намёка на обвинение.

— Как ты себе это представляешь? — спросила Шепард, криво улыбаясь через неприятную горечь. — Подхожу я к тебе между делом и говорю: «Эй, Гаррус, я тут внепланово воскресла и обнаружила, что все мои прежние ухажёры испарились, так что как раз сейчас я совершенно свободна. Кстати, что ты делаешь сегодня вечером?». Так, что ли?

— Да хоть бы и так, — не смутился турианец. — Ты же знаешь, намёки я понимаю плохо, но прямое предложение точно бы не пропустил. Что тебе мешало сказать открыто, как ты это обычно делаешь?

Она едва не задохнулась от возмущения.

— Что мешало? — медленно выпрямляясь, переспросила она. — Что мне мешало?! Да всё, чёрт возьми! Ты…

Не выдержав, женщина со вздохом провела ладонью по лицу, затем сорвалась с места и нервно захромала вокруг кроватей.

— Ты сказал мне как-то, что я – твой почти что единственный друг в этой сраной галактике. Думаю, для тебя не станет неожиданностью, если я скажу, что ты для меня – тоже?

Он кивнул, молча наблюдая за её хаотическими перемещениями по отсеку.

— Гаррус, ты не просто друг, — с тоской произнесла она. — Лучший. Единственный, кому я доверяю. Ты важен для меня! Не только на миссиях, я имею в виду, а вообще. Я дорожу тобой и твоей дружбой, очень. И я не простила бы себе, если бы оттолкнула тебя своими неуместными чувствами.

— Я… — начал было он, но прервался на полуслове, осмысливая что-то. — Гм. Наверное, не до конца представлял, что действительно так много значу для тебя. Возможно, я об этом не говорил, но ты значишь для меня не меньше. — Гаррус перенёс вес тела на другую ногу и решительно перебрал жвалами. — Поэтому я хочу знать – какого чёрта, Шепард? С чего ты решила, что твои чувства неуместны?

Капитан на секунду прекратила своё беспокойное лавирование между обломками мебели и кучками мусора.

— А я тоже очень хочу знать, какого чёрта там произошло, Гаррус? — спросила она, борясь с изумлением, перерастающим в раздражение. — Не ты ли сам говорил мне, что люди – не твой фетиш?

— Говорил, — подтвердил он. — Потому что это правда.

— Тогда что всё это значило?

Вздохнув, турианец оставил закуток между двумя койками, где стоял, и приблизился к ней, заставив её прекратить метания. Она подобралась, не зная, чего ей ожидать.

— Шепард, меня не интересуют люди, — сообщил он так, словно это само собой разумелось. Его взгляд плавно прошёлся по ней сверху вниз и обратно. — Меня интересуешь ты.

— Я человек, — напомнила она после продолжительной паузы, гадая, как он может не замечать в своих же словах столь явное диалектическое противоречие.

— Это не имеет значения. — Гаррус покачал головой. — Ты не такая, как прочие представители твоего вида. Шепард, ты всегда была особенной, и не только для меня. С самой первой встречи я восхищался тобой и тем, что ты делаешь. И это никак не зависит от того, какой ты расы. Даже если бы ты была ворка, я всё равно бы относился к тебе так же.

Её лицо изменилось в недоумённой гримасе.

— С ворка был перебор, да? — хмыкнул он.

— Немного, — призналась она, выдыхая, и тоже позволила себе усмехнуться. — Нет, я помню, что ты не из противников межвидовых связей, но даже для тебя это было бы слишком.

Турианец фыркнул, признавая её правоту.

— Пожалуй. В любом случае, то, что ты человек, ничего не меняет. И если я невольно ввёл тебя в заблуждение своими словами, то прошу за это прощения, — добавил он, чуть поколебавшись. — Если я правильно помню, в тот раз разговор шёл о твоей помощнице. Я вовсе не хотел заставить тебя считать, что твой интерес неуместен.

Она практически загрызла себя за то, что никак не могла отказаться от болезненных мыслей о турианце, которого не привлекают люди как вид; смирилась с тем, что её чувства к нему далеки от нормальных, и надеялась однажды просто пережить их, превратив в тёплое, но грустное воспоминание. И теперь вдруг всё перевернулось с ног на голову. Перспективы вдохновляли настолько же, насколько были пугающими. Потому что сердце требовало одного, а опыт подсказывал ей совсем другое.

— Это далеко не единственная причина, — возразила Шепард, виновато пожимая плечами. — Мои отношения с мужчинами… Уж о них-то ты в курсе, я тебе рассказывала. Ничем хорошим они не заканчивались. — Она приложила руку ко лбу и неловко потёрла переносицу, избегая его внимательного взгляда. — Далеко за примером ходить не придётся – завершение последних ты видел своими глазами.

— Ладно, может, я и кретин, но Кайден – так и вовсе абсолютный идиот. — Гаррус прищёлкнул языком: не то в раздражении, не то в смешке. — Чёрт с ним. И с другими, кто решил, что им лучше без тебя. Какое отношение они имеют ко всему этому?

Она ощутила, что её чувство справедливости некоторым образом было задето.

— Ты говоришь так, будто меня там с ними не было, — возразила она резче, чем ей хотелось. — Каждый раз всё начиналось хорошо, а после… Я не могу делать вид, что просто стояла в сторонке и не участвовала в развале отношений. Было бы несправедливо сваливать всю вину на кого-то одного. Это обоюдный процесс, и когда всё дерьмо начинало лезть наружу, я точно была там, в самом эпицентре. — Капитан сжала пострадавшее плечо другой рукой. — И знаешь, Гаррус, вот чтоб меня лучше назначили послом к батарианцам, чем это снова повторится. Тем более с тобой.

— Шепард, мне казалось, что пессимист в нашем тандеме – это я. Никак не могу понять, почему ты так скептично настроена по отношению ко мне? — спросил он с досадой. — Я обидел тебя чем-то? Причинил тебе боль? Дал тебе повод усомниться в том, что никогда тебя не подведу? Почему тебе кажется, что я такой же, как они?

— Боже, нет, конечно же, нет! — торопливо воскликнула она. — Ты и близко не похож ни на кого из них. И ничего мне не сделал. Просто… когда всё начнёт рушиться – а оно обязательно начнёт, – в этом, вероятнее всего, буду виновата я. Я не хочу собственными руками уничтожить нашу дружбу и потерять тебя из-за этого.

Гаррус, моргнув потрясённо, отступил на шаг назад с таким выражением лица, будто кто-то кинул ему в лоб перечницу.

— Духи, Шепард… Я, конечно, могу показаться предвзятым, но не похоже, чтобы на парней тебе везло, — недовольно заметил он. — Хотелось бы мне посмотреть на этих придурков, просто уточнить, что с ними не так и как им удалось заставить тебя настолько разочароваться в отношениях.

Это было похоже на падение в горную реку – пять километров вниз по течению, и все мордой по камням. Ещё час назад капитан была уверена в том, что никогда не сможет стать ему кем-то большим, чем другом, а сейчас они на полном серьёзе обсуждали возможность перейти на новый уровень отношений, как будто это было абсолютно логично и естественно. И она, кажется, отчаянно искала любые аргументы, чтобы убедить себя… видимо, в том, что была этого недостойна? То, с какой лёгкостью он разбивал каждый из них, только укрепляло её в подозрении, что с каждой произнесённой ею фразой разговор всё больше сворачивал не туда. И что совсем не об этом стоило сейчас говорить.

— Да при чём тут мои бывшие?! — не выдержала женщина. — Ты на меня посмотри! Опустим то, что я не подарок ни в каком виде – это и так понятно. Я же ходячий труп, Гаррус! Грёбаный ненормальный эксперимент «Цербера», которого не должно существовать в природе! Меня собрали по ошмёткам, воткнули в меня импланты Жнецов и дали вежливого пинка в сторону Коллекционеров! И похоже, что никого, кроме меня, это нисколько не напрягает!

Турианец, собиравшийся прервать её возмущённые излияния, замер.

— Импланты Жнецов? — переспросил он негромко.

Шепард прикусила внутренние края губ и кивнула. Вот теперь он её услышал.

— Мордин обрадовал, — мрачно сообщила она. — Он исследовал мои импланты и обнаружил, что они отдалённо похожи на те, с помощью которых трупы превращают в хасков. Похоже, «Цербер» не слишком заморачивался на мой счёт, когда решил повторить нечто подобное.

Повисла очень долгая тишина. Гаррус разглядывал её пристально, и она стоически выдерживала его взгляд, пока её собственные глаза не заслезились от усердия.

— Я видел много хасков, и ты на них не похожа, — вынес он наконец очевидный вердикт. — Я также не заметил в тебе и в твоём поведении ничего необычного. Была пара мелких странностей, но теперь я знаю, с чем они связаны. И если бы с тобой действительно было что-то не так, поверь, я бы не стал молчать.

— Мордин сказал, что в моих имплантах нет элементов контроля, и у меня нет оснований ему не доверять, так что да, в глобальном смысле – я не хаск. — Она хотела изобразить усмешку, но на сей раз губы, лишь дрогнув, не осилили этот мимический подвиг. — А в остальном – сам видишь. Призрак крупно просчитался, когда решил, что может поиграть в бога. «Цербер» сделал то, чего до них никто и никогда не делал. Они достали меня с того света, и что-то пошло неправильно с самого начала. Я разваливаюсь. Тело слушается плохо. Кошмары не прекращаются. Я не спец, но подозреваю, что мозг отказывает. — Шепард отвернулась, не находя в себе сил оставаться сдержанной под его обеспокоенным взглядом, и сглотнула. — Проклятье, Гаррус, меня вообще не должно быть в живых! Я думала, что это оче…

Когтистые руки сильно сжали её плечи, один рывок на один её изумлённый вдох – и она оказалась с ним лицом к лицу, впервые с такой отчётливостью замечая серые крапинки в голубой радужке его глаз.

— Хватит! — рыкнул он, снова чувствительно встряхивая её. — Шепард, довольно нести этот бред! Никогда больше не говори так о себе. Мне плевать, каким образом ты оказалась жива, плевать, кем ты себя считаешь и насколько правильно было воскрешать тебя. — Он указал пальцем на ротовые пластины. — Читай по лицу: пле-вать! Для меня неважно, почему и как ты здесь оказалась. Самое главное – ты здесь. Если за это нужно благодарить «Цербер» и Жнецов – чёрт, да я готов переступить через себя и лично пожать им руку, ногу, щупальце, или что у них там…

Турианец поджал жвалы, выпустив её плечи из захвата, и сам нервно заходил по отсеку – так же, как и она до этого.

— Я надеялся, что мы закрыли эту тему ещё на Омеге, но, как оказалось, нет. Ты постоянно мучаешься вопросом, кто ты, поэтому я отвечу в последний раз: ты – это всё ещё ты. Не киборг, не ИИ и не клон. Не какой-то там восставший из мёртвых монстр. Не двойник, занявший место оригинала. Твои движения, походка, твой голос, твой характер, даже твой запах… Я их знаю. Просто знаю. Их нельзя подделать и передать, им невозможно научить. Ты – та самая Шепард, моя Шепард. Если бы я считал иначе, если бы усомнился хоть на секунду, меня бы здесь не было. Ты, возможно, не слышала, пока была в коме – там, в лаборатории, я сказал, что ты нужна мне. Любая. И я готов повторить это ещё раз, столько, сколько потребуется, чтобы до тебя дошло.

Обеими руками он ухватился за металлический поручень ближайшей койки, невидяще уставившись на подушку, и тихо произнёс:

— Не было ни дня, чтобы я не жалел о том, сколько всего не успел тебе сказать или сделать так, чтобы ты мной гордилась. Как бы я ни старался, этого было недостаточно. Я видел сны, в которых пытался спасти тебя – и всегда опаздывал: на миг, на сантиметр… На два года. Мои худшие кошмары были связаны с тобой. И сейчас ты не имеешь никакого права заявлять мне, что не должна быть живой. Я точно не из тех, кто согласится с этим.

Гаррус посмотрел на неё, обомлевшую, растерянную его гневным откровением, и неожиданно смягчился.

— Шепард, я… В моей жизни столько всего пошло не так, — безнадёжно сказал он. — Мои отношения с отцом, моя работа в СБЦ, та история с Сидонисом… Если бы кто-нибудь учредил премию «Разочарование всей жизни», — он изобразил характерные воздушные кавычки, которые так взбесили её в демонстрации советника Спаратуса, но в исполнении Гарруса слегка забавляли, — я был бы её постоянным лауреатом. Единственным, о чём я никогда не сожалел, была встреча с тобой. Глядя на тебя, я просто хотел хоть раз в жизни сделать что-то правильно. Хоть раз… Я не представляю, что нас ждёт и чем всё закончится, но знаю, что моё место во всём этом безумии – рядом с тобой, хочешь ты этого или нет. Ты не одна, Шепард.

Шепард внезапно обнаружила, что не может слышать это, не касаясь его. Потянулась к нему руками, всем телом за теплом, которое так давно хотела ощутить – и нашла его, положив ладони по обе стороны от воротника, утыкаясь носом в его шею, пока длинные руки бережно обнимали её.

Было похоже, что Гаррус точно так же устал бродить по кладбищу своих разбитых надежд и видеть на могильных плитах знакомые имена. «Ты не выдержишь тащить всё на себе в одиночку», — вспомнились ей слова Кайдена из её головы. Возможно, она поняла их истинный смысл только сейчас.

— Я слышала тебя тогда, — шепнула она горячо, чуть склонив голову набок и почти касаясь губами его горла. — Просто в этой комнате, наверное, целых два кретина вместо одного. Потому что ты нужен мне гораздо больше, и я никогда не решалась сказать тебе, насколько.

Женщина оторвалась от него, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я больше без тебя не умею, — сокрушённо призналась она. — И не хочу вспоминать заново, каково это.

С внутренним удовлетворением Шепард наблюдала, как неведомая сила снова проходит волной по удивлённому лицу турианца, двигая все пластины. На этот раз она сама устремилась своим лбом навстречу его так порывисто, что их столкновение вызвало глухой стук и немного искр из её глаз.

— П-прости, — не сразу смог выговорить он, отрывисто дыша и сжимая её в объятиях.

— Ничего, синяком больше, синяком меньше, — беззаботно усмехнулась она, морщась украдкой. — Не то, о чём стоит переживать, когда имеешь дело с турианцем. Зато ты снова сделал эту… штуку.

— И всё ещё не имею понятия, что это такое, — с толикой смятения отозвался Гаррус, переводя дыхание. — Но теперь хотя бы ясно, что это реакция на тебя.

— Мне нравится, — решительно объявила капитан, поднимая голову, и тут же растеряла весь запал под мерцанием тяжёлого огня вокруг его расширившихся зрачков, оказавшихся очень близко. Сил хватило только на то, чтобы неловко уточнить: — Так… что будем делать теперь?

— А теперь, Шепард, ты мне покажешь, как целуются люди, — так безапелляционно заявил он, что по её спине по-хозяйски прогулялось чувство, будто её погладили горячей сковородкой.

Отставив невесть откуда берущиеся глупые вопросы вроде «Здесь? Сейчас?», она обвила руками его воротник и робко осведомилась:

— Турианцы же так не целуются?

— Думаю, я более чем готов попробовать, — ухмыльнулся он своей неподражаемой усмешкой, слегка обнажив острые клыки.

— Ладно, Вакариан, — хмыкнула она в ответ. — Но если тебе не понравится, учти, что претензии не принимаются.

— Предоставь мне самому суди…

Мягкое касание губ подавшейся вперёд Шепард оборвало его очередную тираду.

Однажды человеческая женщина так же мягко клюнула его в щёку. Молодая, зарёванная, трясущаяся – но всё же достаточно смелая для того, чтобы чмокнуть вооружённого турианца и объяснить, что это одна из форм выражения человеческой благодарности. Он только что повязал двух недоумков, пытавшихся ограбить её крошечную клинику прямо возле спуска к служебному лифту СБЦ, так что, наверное, в чём-то заслужил такое искреннее проявление чувств, хотя всего лишь выполнял свою работу. Но весь остаток дня чувство недоумения и отпечаток её пружинящих губ на лицевой пластине не оставляли его в покое. Некоторое время после Гаррус действительно думал, что люди целуются из благодарности, однако наблюдение за ними принесло понимание, что причин тому намного больше.

Женщина, представившаяся ему как Хлоя Мишель, оказалась не робкого десятка, чтобы продолжать свою врачебную практику в той же клинике, и позже стала достаточно знакома ему для вопроса, который он наконец решился ей задать в дружеской беседе: почему люди целуют друг друга? В чём сакральный смысл этого действа? Доктор почему-то зарделась и сбивчиво забормотала про символическое выражение симпатии, феромоны, поиск полового партнёра и прочие физиологические детали, которые он предпочёл бы не знать об их виде – строго говоря, последнюю часть он почти целиком прослушал, изредка вежливо кивая головой. После чего она нервно обмахнулась датападом, ссылаясь на духоту в помещении, хотя кондиционер работал на полную мощность, и предложила ему выпить чего-нибудь крепкого. Он отказался, ссылаясь на занятость и нахождение на смене – обеденный перерыв заканчивался, и ему действительно пора было возвращаться на службу. Уходя, Гаррус нечаянно задержал взгляд на её губах, густо подведённых красным – человеческие женщины мазали их чем-то, чтобы они казались ярче, но смысла в этом ему виделось не больше, чем в поцелуях. Уже за дверьми он подумал, что это, вероятно, чересчур нативные людские обычаи, чтобы их мог постичь турианец вроде него. Он ничего не знал о личной жизни доктора Мишель, но про себя чистосердечно пожелал ей найти кого-то, на ком она сможет запечатлеть след алых полукружий своих губ – обтекаемо плавной, но всё равно неправильной формы. Тогда у него всё ещё было слишком много неправильных представлений относительно человеческого рта.

Спрашивать себя «Зачем люди целуются?» было непозволительно неверно. Вместо этого нужно было срочно узнать, чем были заняты его мозги, когда он сообщал Шепард, что у турианцев так делать не принято. Возможно, тогда он смог бы почувствовать её упругие губы на своём лице, чтобы насладиться тонкостью и гладкостью их эластичной кожи, намного раньше.

Осторожные, чуть толкающие прикосновения её прохладных губ к его ротовым пластинам раз за разом вызывали вспышки неясных чувств глубоко в голове. Он совершенно не разбирался в таком виде тактильного контакта, но ему казалось, что она целовала его с крохотной долей упорства, за которой маячила гораздо большая по размерам нерешительность. Гаррус никак не мог отделаться от ощущения, что она только и ждёт, когда он сочтёт: довольно с него этой странной деятельности – и отстранит её от себя.

Упаси его Духи прервать эти упоительные, нежнейшие касания, от которых гулко ухает и обрывается что-то внутри… Он не знал, что такое целовать людей и что это значит для них, но целоваться с Шепард, жмущейся к нему и беспокойно дышащей в его руках, было восхитительно.

И пусть всё, чем он мог ответить – лишь закрыть глаза и подставлять лицо навстречу невесомым прикосновениям, едва заметно толкаясь жёсткими пластинами в ответ, стремясь не упустить ни малейшего подрагивающего колебания губ женщины, ему просто хотелось стоять так столько, сколько она позволит себе продлить эту деликатную, сдерживаемую осмотрительностью ласку.

Поцелуй оборвался так же неожиданно, как начался – капитан отстранилась и взглянула ему в глаза с лукавством, за которым читалось что-то тревожное. Другой на его месте мог бы ничего не заметить, но Гаррус не хотел представлять на своём месте этого воображаемого болвана ни на секунду. С него хватило и того, каким всё это время был он сам.

— Вот так мы и целуемся. — Шепард растянула уголки губ в нетвёрдой улыбке. — А теперь давай прямо – насколько плохо это было?

— Нинасколько, — ответил он с серьёзным видом. — Для протокола заявляю: пока я понял только то, что для составления полного мнения придётся повторить эксперимент ещё несколько раз.

Она фыркнула, и улыбка превратилась в настоящую, довольную и полную облегчения.

— И сколько же? — понизив голос до грудного, поинтересовалась капитан, проходясь пальцем по его воротнику, от середины до впадинки у основания. На грубом костяном выступе с вкраплениями металла почти не было нервных окончаний, но это многообещающее прикосновение необъяснимым образом чувствовалось даже сквозь толстый слой утеплителя куртки.

— Пока экспертная комиссия не решит, что с неё хватит, — мурлыкнул он прямо в её губы, чувствуя, как его снова непреодолимо влечёт к ним, розовато-тёмным и соблазнительно приоткрытым. В галактике только что стало больше на одного турианца, приблизившегося к пониманию людей: в этом определённо что-то было.

Сразу две ладони остановили его, аккуратно придержав наступление всеми десятью пальчиками, прижатыми к его челюстям. Мандибулы под ними непроизвольно дрогнули.

— Подожди, — шёпотом попросила она, и в её глазах снова заметалось сомнение.

— Что-то не так? — осторожно поинтересовался Гаррус.

— Нет, всё так. — Шепард быстро улыбнулась, но улыбка тут же испарилась с её лица. — Просто… я…

Она замолчала и опустила взгляд, силясь подобрать правильное выражение для своих мыслей, беспокойно топчущихся в звенящей пустоте её головы. То, что она должна была сказать ему, требовало не только определённого уровня откровенности, который у них уже был, но главным образом – мобилизации огромного количества душевных сил. Она никак не могла решить, стоит ли это озвучивать, и колебалась всё больше с каждой секундой, которая отделяла её от первоначального намерения.

— Шепард, я же не… не принудил тебя сделать что-то слишком интимное? — с внезапным подозрением уточнил Гаррус, заражаясь её настроем.

В конце концов, они происходили из разных культур, и он не сомневался в том, что по незнанию непременно упустит какие-либо нюансы, если уже не упустил. И даже самонадеянно рассчитывал на лёгкую снисходительность Шепард в отношении себя – но страх запороть всё на корню с самого начала был слишком настойчив, чтобы казаться неоправданным.

— Да нет же! — воскликнула она, ухватившись за отвороты его куртки, приподнялась на цыпочки и звонко чмокнула его в боковую пластину лица. Он дёрнул жвалами от неожиданности. — Ничего такого в поцелуях нет, не волнуйся. Я просто хочу сказать тебе кое-что и никак не могу это сформулировать. Дай мне минутку с мыслями собраться, ладно?

Он погладил её пальцы, вцепившиеся в ткань одежды, и позволил ей наконец отойти.

— Не знаешь, тут где-нибудь можно воду найти? — спросила капитан между прочим, кашлянув. Горло уже давно пересохло от волнения и жажды, и смочить его хотелось нестерпимо.

— В столовой должен быть питьевой фильтр, и если ему ничего не сделалось за десять лет, то вода в нём нормальная. Не таскайся, я принесу, — вызвался турианец, останавливая захромавшую к двери женщину.

Она с благодарностью кивнула и проводила его долгим взглядом. Дверь отсека за ним закрылась, оставляя её наедине с тяжёлыми размышлениями.

После этих слов дороги назад уже не будет. Во всяком случае, для неё. Не то чтобы ей нужен был путь к отступлению, но стоило ли ей с размаху окунать Гарруса в ту трясину чувств, где она варилась в собственном соку вот уже несколько месяцев без всякой надежды выбраться?

Шепард попыталась отвлечься, бездумно пройдясь глазами по стенам, но смогла уцепиться в своей растерянности только за фотографию Алекса и его семьи, стоящей на тумбочке, куда она её и водворила – ей казалось неправильным оставлять единственный кусочек чьих-то светлых воспоминаний валяться на полу как бесхозный мусор. В очередной раз взяв рамку в руки, она повертела её со всех сторон, больше для своего успокоения, чем действительно ожидая чего-то добиться, и пластик покрытия отозвался блеском в свете тусклых ламп.

Тихое шипение пневматики двери, к которому она готовилась, всё же заставило её вздрогнуть. Гаррус показался на пороге со стаканом воды в руках.

— Система очистки работает, но минерализатор, похоже, сломался, потому что вода идёт почти дистиллированная, — сообщил он, протягивая ей желанную жидкость, и пояснил: — Я даже к Мордину сходил проверить – он сказал, пить можно. Что это у тебя?

Она обменяла фоторамку на стакан и жадно приложилась к прохладной воде, пока он рассматривал изображение.

— Это Кэллоуэй? — уточнил Гаррус, точно так же повертев рамку кругом: он находил пристрастие людей к статичным изображениям на нецифровых носителях довольно оригинальным.

 — Да, — подтвердила Шепард, вспомнив его слова, что незнакомые люди турианцам кажутся похожими, тем более без возможности дополнить образ индивидуальным запахом.

— Интересно, действительно ли с ним случилось то, что ты видела, или нет? — пробормотал он, косясь на неё.

— Не знаю, Гаррус, — устало отозвалась она между глотками. — Пока у меня нет сил думать и об этом тоже.

Друг за другом они поставили предметы на тумбочку. Гаррус посмотрел на неё вопросительно, пока она всё так же не решалась начать, и это злило её. Даже сейчас, после всего сказанного и сделанного, после того, как он дал понять, что произошедшее между ними не было случайностью и что он не отступится от неё, какой бы странной или даже дикой ни казалась разница между ними – заговорить было тяжело.

— Шепард, — позвал он мягко. — Куда бы нас всё это ни привело, я всё ещё твой друг и останусь им. Несмотря ни на что. Ты можешь сказать мне что угодно, и я выслушаю тебя.

Проклятье, да она знала это лучше, чем кто-либо другой!..

— Эй, это же просто я, — напомнил он, чуть склоняя голову набок.

И она сдалась.

— Ладно, — вздохнула капитан. — Ладно. Я сейчас, может, буду говорить глупости, но, если честно, понятия не имею, как говорят о подобном. Гаррус, мы с тобой остались фактически вдвоём против целой кучи вещей, которые мне очень не нравятся. Мне не нравится знать, что я умерла и могу умереть ещё раз по не зависящим от меня причинам. Нет, не перебивай, — попросила она, заметив его взметнувшиеся в возражении жвалы. — Когда говорят, что жизнь у нас одна, обычно имеют в виду, что нужно делать всё, что заблагорассудится, пока можно. Моя жизнь мне нравилась, пока она у меня действительно была одна. Я словно не позволяла себе задумываться о том, что когда-нибудь смерть придёт и за мной. Не жалела так сильно о том, что оставила позади, и не думала столько о том, что ещё не успела сделать. Как будто нечего было терять. Тогда было как-то проще, понимаешь?

Он медленно кивнул, пока не вполне улавливая, к чему она клонит.

— Мне не нравится, что я не помню и половины из того, что со мной происходило, — продолжила перечислять она. — Мне не нравится ходить в должниках у «Цербера», шатаясь по галактике на их корабле с их экипажем по их мутным делишкам, в то время как каждый сантиметр пространства напичкан их же жучками, и каждое сказанное нами слово записывается, анализируется и отправляется Призраку. Мне не нравится, что из всей команды я могу положиться только на считанные единицы. Мне также не нравится, что ради нашей общей цели я вынуждена манипулировать каждым из вас в той или иной мере.

Она скрестила руки на груди, вознамерившись пройтись, но с её ногой это было не так легко, и затею пришлось отменить.

— И мне не нравится всё, что связано с Коллекционерами и Жнецами. Они опережают нас на пару шагов, и я не могу избавиться от ощущения, что долбаное вторжение всё равно началось, несмотря на все наши усилия, только я прохлопала, где, когда и как.

— Внушительный список, — признал Гаррус. — И почему мне кажется, что я имею к нему какое-то отношение?

Шепард приблизилась и взяла его руки в свои, осторожно обводя пальцем края бинтовой повязки. Его кисти смотрелись несуразно большими в маленьких изящных ладонях. Это зрелище отчего-то заставляло его волноваться. 

— Тебе не кажется. Оно прямое, — сообщила она, глядя на него серьёзно, как никогда. — Ты поддерживаешь меня по каждому пункту этого дерьма, в которое я же тебя и затащила. Но я не могу допустить, чтобы ты подумал, будто интересен мне только из благодарности. Или от отчаяния и осознания своей смертности. Это происходит не потому, что я решила напоследок как следует оторваться, да поэкзотичнее. Ты просто нравишься мне, Гаррус, уже давно. За то, кто ты есть. И я не хочу, чтобы это как-то на тебя давило.

Он вскинул надбровные пластины и ненадолго потерял дар речи.

— Шепард, ты, наверное, сошла с ума, если вообразила себе, что… — начал турианец растерянно и снова прервался, тщательно обдумывая сказанное. — Я не… Никогда даже не думал об этом – о нас – в таком ключе. Я знал, что вокруг тебя полно вариантов «поближе к дому», так сказать – ты же могла выбрать кого угодно.

— Не нужны мне варианты «поближе к дому», — непреклонно объявила она. — Мне нужен ты.

Он неопределённо хмыкнул.

— Теперь я это знаю. Но тогда мне казалось, что ты была рядом и помогала мне решать личные проблемы, потому что для этого друзья и нужны. И я старался отплатить тебе тем же. Прежде всего для меня было важно твоё желание помочь, а не то, что именно тобою при этом двигало. Я никогда не считал, что за этим стояло что-то большее.

Гаррус, памятуя о разнице в силе, некрепко сжал её руки и заглянул в её раскрасневшее лицо. Он и сам задолжал ей это объяснение слишком давно.

— Шепард, то, что я к тебе чувствую… Описать трудно. Что-то вроде числа по модулю.

Внутренне он ужаснулся тому, насколько математически сухим прозвучало сравнение. Рядом с этой женщиной он постоянно нёс полную околесицу – чего стоил только тот рассказ про спарринг. В контексте последовавших за ним событий Гаррус не раз об этом пожалел. Надо же было умудриться поведать ей о таком эпизоде из своей жизни, чтобы сразу после осознать, насколько привлекательной он считал саму Шепард.

И она всё ещё удивляла его – каждый раз, когда он так лажал.

— Как… абсолютная величина? — уточнила капитан, резко опуская голову, чтобы спрятать улыбку в упавших на лицо волосах.

— Да. Да, именно, — облегчённо произнёс он. — Это смешно?

— Нет, это мило. Я улыбаюсь потому, что совсем недавно думала о своих чувствах к тебе как о константе, — пояснила она, и тёплое ощущение растеклось в области его затылка. Выражение её лица тут же снова вернулось к сосредоточенному. — Извини, продолжай, пожалуйста.

— Абсолютная величина, — повторил турианец, довольный тем, что его неуклюжую метафору она поняла с полуслова. — Неважно: где бы мы ни оказались, что бы мы ни делали, как бы ни расходились наши взгляды… Мои чувства к тебе не меняются. Они просто есть. И это никак на меня не давит.

Притягивая его к себе для нового поцелуя, она думала только о том, как вообще могла обходиться без него раньше.

Вторая попытка того, что Гаррус назвал «экспериментом», была гораздо более чувственной и яркой. В ней не было места сомнениям – только признательность и желание запомнить каждый миг, в который он прижимал её к себе и крепко притискивался лицом навстречу её губам до ноющего покалывания в них.

Усмехнувшись про себя его усердию, Шепард поддалась искушению показать турианцу, что человеческие поцелуи бывают и не такими. Кажется, однажды он упоминал что-то о сплетении языков, и возможность воплотить эту идею на практике прельщала её гораздо больше, чем предаваться фантазиям о ней до изнеможения. Она чуть приоткрыла губы и дразняще коснулась языком тонких и грубых краев его ротовых пластин.

Он шумно выдохнул ей в лицо, и следом её встретило влажное касание его языка, такое же любопытствующее, как и её. Горячий и шершавый, с острым кончиком, он изучающе медленно прошёлся по внутреннему контуру её губ, дерзко опробовал режущую кромку передних зубов, неровную плоскость боковых и, достигнув наконец её языка, обвился вокруг него, скользнув по всей поверхности и обратно. А потом повторил это движение снова, ещё и ещё, заставляя её издать тихий звук блаженства и обнять его за шею. В ответ Гаррус завибрировал от неслышного урчания и повёл руками по её спине и бокам.

Те, кто считал, что турианцы не умеют целоваться, просто никогда не пробовали делать это с ними… Хитиновые поганцы могли бы запросто преподать пару уроков даже самому искушённому любовнику, в частности, вот этот конкретный. Интересно, будут ли другие виды их... более тесного взаимодействия такими же изумительными?

Солоноватый привкус турианской слюны, в сочетании с шероховатой поверхностью языка до странного напоминавший ей об арахисовой пасте, был последней ниточкой в разматывающемся веретене её ощущений, и ось его проходила прямо сквозь спинной мозг, растворяя чувство времени и положения в пространстве. Шепард потеряла все ориентиры, подсказывающие ей, кто она и где находится – слышать только учащённое дыхание Гарруса, перекликающееся с её собственным, и млеть от его перебирающих, массирующих прикосновений было бесподобно.

Она вынырнула из плотного кокона томления только от скрипучего звука – ножки кровати, сдвинутой потерявшим равновесие турианцем, жалобно взвизгнули. Не без сожаления возвращаясь в действительность, капитан наконец оторвалась от него, стараясь не слишком отсвечивать мечтательной полуулыбкой, самовольно проступающей на лице.

Взгляд друга (друга ли?) казался преступно неприличным – настолько, что если бы взгляды могли жить своей жизнью, этот мог бы ограбить банк. Нагишом.

— Шепард, скажи: люди случайно не состоят в генетическом родстве с дреллами? — осведомился Гаррус слегка просевшим голосом.

— Э-э, что? — Она всерьёз подрастерялась от такой постановки вопроса. — Нет. Почему?..

— Я не многое знаю о поцелуях с людьми, но почти уверен, что после них не должна кружиться голова и подкашиваться колени. Это какая-то особенность вашего вида, или мне просто повезло?

Уткнувшись в его плечо, она от души расхохоталась.

— Нет, Гаррус, мы не ядовиты, — выдавила она сквозь смех. — Так иногда бывает, если целуешь того, кто нравится, и с твоего позволения буду считать это комплиментом. Но если я вдруг позеленею и покроюсь чешуёй, так и знай, что в моей генеалогии были пробелы – и шаловливые предки.

Осознание ударило её под дых лишь мгновением позже.

— Или подожди… — Шепард медленно подняла голову, преисполняясь надвигающейся тревоги. — А это не аллергия на L-амины? Ты давно антигистаминные принимал?

Турианец завертел головой в знакомой нерешительности, и она уже знала, что за этим последует неудобная для него правда.

— Пару недель назад, — неохотно ответил он. — Но не думаю, что аллергия проявилась бы так быстро. В прошлый раз потребовалось несколько часов.

— В прошлый раз мы так не целовались, — возразила она. — Тогда мы… вообще что попало делали.

Судя по поджатым жвалам, он был склонен с ней согласиться.

Помолчав и для верности убедившись, что Гаррус не собирается падать плашмя в остром аллергическом припадке, капитан набралась смелости, чтобы выяснить то, что давно уже мучило её.

— Всё хотела тебя спросить. — Она выдержала его острый взгляд и почти не замялась. — Ты выпил всю упаковку противоаллергенного, которое тебе дал Мордин?

На этот раз он даже не стал вертеться – деваться было некуда. И не особо-то хотелось.

— Да.

— Зачем? — мягко полюбопытствовала женщина. — Всего пары таблеток хватило бы, чтобы снять все проявления. Ты… о чём-то таком думал?

— Не знаю, — искренне сознался он после непродолжительного молчания. — Нет, наверное. Сознательно – нет.

— И тем не менее выпил? — скорее утвердительно произнесла она.

— Шепард, я не рассчитывал на твоё особое расположение, если ты об этом, — от того, как резковато прозвучал его ответ, могло бы показаться, что Гаррус раздражён, но в интонациях субгармоник она считала смущение. — Мне… Я действительно не знаю, почему выпил всё. Наверное, не хотел мириться с тем, что у меня на тебя может быть аллергия. Я старался особо не задумываться об этом. И у меня получалось, пока я не увидел упаковку декстро-противоаллергенного в твоей каюте. Так как других декстро на борту, кроме меня, не наблюдалось, после этого я уже не знал, о чём думать.

Пришёл её черёд смутиться. Нет, в этой комнате определённо, как на подбор, очутилось два идиота, и она намеревалась выиграть в их негласном состязании по торможению.

— Не могу сказать, что я рассчитывала на что-то конкретное, — пробормотала Шепард. — Но пила его, в общем-то, примерно по той же причине. Ну и на случай, если бы мы снова надрались и что-нибудь… вытворили.

Гаррус склонился к ней и осторожно провёл тыльной стороной когтя по её нижней губе.

— В этот раз мы прекрасно обошлись и без алкоголя, — низко промурчал он, любуясь тем, как блестят её глаза.

Некоторое время они просто смотрели друг друга, и где-то в эфире завитало обоюдное острое желание принять холодный душ. Они всё ещё оставались достаточно здравомыслящими для того, чтобы не забывать, где и зачем находятся.

— Кто пойдёт первым сдаваться Мордину? — будничным тоном вопросила наконец она.

— Видимо, я, — вздохнул турианец.

Шепард снова взяла в руки позабытую к чертям упаковку постельного белья:

— Иди, я расстелю пока.

— О, эм-м, Шепард, на твоём месте я выбрал бы другую кровать, — от двери посоветовал Гаррус.

Капитан вздёрнула брови.

— Зачем? — с подозрением уточнила она, недоумевая, с чего должна отказаться от облюбованной ею койки.

— А ты не чувствуешь?

— Что именно?

— Обоняние у вас, конечно… — он покачал головой и сжалился над ней: — Принюхайся.

Шепард недоверчиво нахмурилась, склонилась пониже к кровати и тут же отшатнулась, не понимая, как не учуяла этого раньше. От матраса несло знакомым сладковатым запахом трупного гниения.

***

Оторванный в очередной раз от работы Мордин вкатил напарникам по инъекции противоаллергического, поинтересовался, может ли быть им полезен чем-то ещё – с тем особым видом ангельского терпения, который в перспективе намекал на возможность применить что-нибудь нервно-паралитическое, если ему так и продолжат мешать – и, получив отрицательный ответ вперемешку с извинениями, скрылся в лаборатории.

Матрас, на котором имел несчастье возлегать мертвец, был решительно забракован и оттащен в дальний угол к груде окровавленного белья. Гаррус не сразу понял, зачем капитан попросила его убрать тумбочку между двух оставшихся кроватей, и когда она заявила, что хочет сдвинуть их, его невозмутимость несколько пошатнулась.

— Чтобы греться друг о друга, Вакариан. — Она почти закатила глаза на застывшее в тщательно скрываемой неуверенности выражение его лица, но заставила себя остановиться. — Здесь холодно, поодиночке мы замёрзнем. Или что, мне тоже нужно пройти через девять раундов брутального мордобоя, чтобы оказаться в одной кровати с тобой? Ну так извини, я сейчас немного не в форме.

— Нет, Шепард, ради тебя я готов пойти на исключение и промотать сразу до финальной части, — хмыкнул он, снова пожалев, что сам же и подарил ей такой роскошный повод для подколов, особенно теперь, с учётом их внезапно возникшей близости. — Но сейчас тебе надо как следует отдохнуть и выспаться.

Она кинула на него такой скептический взгляд, что он немедленно засомневался в своём природном обаянии и способностях к юмору.

— И я собираюсь заняться этим сию же минуту – рядом с тобой. Возражения?

Возражений у него не было. Прильнув к нему спиной и уютно устроившись в его руках под тремя одеялами, женщина почти тут же выключилась, как будто питавшая её батарейка села. Все мысли, так или иначе связанные с фактом, что она делит постель с единственным турианцем, который нравится ей гораздо больше прочих мужчин, были отложены на потом – у неё для их обдумывания не оставалось даже малейших сил. Последнее, что она запомнила перед тем, как провалиться в сон, это его тёплое дыхание в волосах и руку, осторожно скользнувшую с её поясницы на живот. После этого все оставшиеся ощущения пропали под завесой беспамятства.

Впервые за долгое время она спала без сновидений: и тяжёлых, и приятных, что уже давно стали крайней редкостью. Ощущение сна было странное, некрепкое – капитан скорее болталась в сером бульоне дремоты без дна и края, убаюканная поддерживающим теплом Гарруса.

У неё постоянно мёрзли нос и уши – в полусне приходилось всё время подтягивать одеяло, чтобы укрыть их. В какой-то момент это надоело ей настолько, что она заворочалась с явным намерением пристроить их на обогрев куда следует, но не обнаружила рядом с собой никого. Не придав этому особого значения в силу того, что соображалось ей, так и не проснувшейся до конца, туго, Шепард снова провалилась в непрочное забытье.

Затем мешающих факторов стало больше – по меньшей мере раза три она вскидывалась, не понимая, что именно отвлекало её от пребывания в подобии анабиоза, и обнаруживала над собой Мордина, сосредоточенно водящего вокруг неё сканером инструментрона.

— Быстрая проверка, — каждый раз успокаивающим шёпотом пояснял доктор. — Спите, Шепард.

Бурча в ответ что-то неразборчивое и испытывая негуманное желание задушить учёного подушкой, она откидывалась назад на кровать и по инерции пыталась нахлопать рядом Гарруса, но тот упрямо не желал обнаруживаться в пододеяльной пустоте.

В конце концов она проснулась совсем – от холода и смутного ощущения тревоги. В отсеке было темно и по-прежнему пусто. Издалека в полутьме заманчиво горела голограмма на двери санузла. Не с первой попытки накинув куртку и решив для начала посетить его, Шепард немного удивилась, когда пересечение нескольких метров по прямой заняло у неё пару минут. Ещё больше она удивилась, выползая обратно минут через двадцать – пара гигиенических процедур, на которые в обычный день у неё уходила едва ли четверть от этого времени, никак не могла растянуться так надолго. С её восприятием творилось что-то неладное.

Даже освежившись под тонкой струйкой прохладной воды, капитан не почувствовала себя бодрее. Скорее, наоборот – чувства разбитости и мутности вокруг прибавилось. Бредя в темноте к выходу из отсека, она то и дело цеплялась за торчащие обломки мебели и заработала пару синяков об острые углы, не сумев избежать столкновения с ними. Все конечности, особенно с полурабочими имплантами, повиновались скверно и ощущались весьма расхлябанно, как будто из них удалили кости. Пустеющая слабость во всех мышцах довершала клиническую картину вишенкой на торте.

— Что за?.. — падая грудью на дверь и стукнувшись о стальное полотно подбородком, выдохнула она. Сфокусироваться на движении было неимоверно тяжело.

Ещё пара минут ушла на то, чтобы победить голограмму управления дверью – рука никак не могла подняться на нужный уровень для простого нажатия на сенсорную кнопку. Этот поединок вымотал её окончательно: в коридор Шепард скорее вывалилась, взмокшая, трясущаяся и с сильным сердцебиением. Осознавая, что ей очень плохо и становится только хуже, она открыла рот и вдруг поняла, что не знает, как позвать на помощь. Просто не помнит, как. С каждой секундой мысли становились всё спутаннее и крошечнее, сознание отдалялось, словно она смотрела на мир сквозь игольное ушко.

Последняя надежда оставалась на лабораторию. Добравшись до двери по стеночке, Шепард с трудом ухватилась за рычаг открытия и потянула – усилий катастрофически не хватало, влажные дрожащие пальцы соскальзывали. Не сразу, но дверь поддалась ей.

Внутри никого не было. Внезапный и резкий страх так и остаться одной, здесь, в коридоре, заглушил рассудок паническими воплями сирены. Уже не помня себя в настигшей её волне ужаса и нахлынувшей слабости, она съехала вниз по стенке и из последних сил забрыкала ногами по полу. Чёрный туман, приглушающий последние остатки осознанности, накрыл её без всякой любезности.

Когда он немного рассеялся, женщина обнаружила себя по-прежнему на полу, но уже откидывающейся в полусидячем положении на заботливо подставленное плечо, твёрдость и тепло которого были ей приятно знакомы. Поперёк тела её крепко обхватывали трёхпалые руки. Во рту обосновался стойкий вкус чего-то очень сладкого и хрустящие песчинки. Шевельнув непослушным языком, она идентифицировала их как сахар.

— Ум-м-м… — простонала она, нашаривая кольцо держащих её рук и вцепляясь в них дрожащими своими.

— Тише, тише, Шепард, — сразу послышалось успокаивающее бормотание Гарруса через давящий шум в ушах. — Сейчас тебе станет полегче.

Перед глазами по-прежнему стояла плотная пелена, сердце болезненно билось в грудине.

— Вакариан, придержите ей голову, — попросил откуда-то невидимый Мордин, и тёплая ладонь легла на её волосы, поворачивая тяжёлую и очень пустую голову вбок.

Резкая колющая боль на мгновение пронзила шею. Шепард дёрнулась от неожиданности и совершила глубокий выдох. Пальцы Гарруса сжались чуть крепче в утешение.

По мере развеивания тумана зрение постепенно возвращалось. Лицо доктора уже привычно выплыло перед ней из сумрака.

— Уровень глюкозы приходит в норму, — удовлетворённо сообщил тот.

Гаррус аккуратно выпустил её из захвата рук, не отрывая, впрочем, от себя. Капитан слабо перекинула голову, причмокнула языком, избавляясь от приторно-сладкого послевкусия, и обречённо спросила:

— Что со мной произошло? — удержавшись прибавить к этому «опять».

— Гипогликемический шок. Неожиданный побочный эффект. Прокараулил, — извиняющимся тоном ответил саларианец. — Перезагрузка имплантов разогнала их мощность. Начали использовать энергетический потенциал организма. В норме должны ограничиваться расщеплением естественных жировых отложений. При удовлетворительном состоянии организма последствия были бы не настолько пагубны. Но ваш – истощён от длительного недосыпа и недостатка питания. Образовался критический дефицит калорий. В качестве быстрого источника энергии импланты задействовали глюкозу из крови. Как следствие – резкая гипогликемия. Просто не повезло, Шепард.

Её родителям стоило записать последнее утверждение доктора её вторым именем. Элис Просто-не-повезло Шепард. Это бы вполне отразило всё, что с ней случалось в обеих жизнях. И прекрасно смотрелось бы в качестве эпитафии.

— Мы были в столовой, — заговорил Гаррус над ухом, обдавая его теплом. — Услышали шум в коридоре, я вышел, а там ты, лежишь на полу и бьёшься в судорогах. Пока Мордин бегал за сахаром, я держал тебя, чтобы ты не ударилась головой.

Несмотря на непрошибаемость черепушки, достаточную, чтобы биться лбом о стены чужого упрямства, голова всегда была её слабым местом – во многих смыслах. Женщина только тяжело вздохнула и оттолкнулась от него, садясь прямо и растирая глаза.

— Что вы мне вкололи? — глухо спросила она у врача, массируя ноющие виски.

— Высокоэнергетический батончик. Химический эквивалент. На первое время поможет. Но вам нужна пища, и много.

— Да, я сейчас слона бы съела, — согласилась капитан, с удивлением обнаруживая в себе нечеловеческий аппетит. Обычно в последнее время от еды её с души воротило – ночные кошмары, регулярно опустошающие её желудок, всё равно не позволяли как следует насытиться, и продукты труда Руперта, и без того не блещущие вкусом, по большей части переводились впустую.

— В столовой остались годные запасы. — Гаррус поднялся на ноги, нависая над ней. — Профессор снял пробы и отобрал то, что ещё можно безопасно есть. Ты как, идти сможешь?

— Не знаю, — неуверенно отозвалась она: ноги ещё подрагивали.

— Хватайся, — турианец протянул ей руку, за которую она благодарно взялась, и с преувеличенной осторожностью перевёл её в вертикальное положение.

Колени отозвались противной дряблостью, заставив её судорожно уцепиться за его воротник в поисках равновесия. Перед глазами замелькали разноцветные мушки.

— Нормально, нормально, я в порядке, — уверила Шепард бросившегося перехватывать её друга. — Идём, только медленно.

Путь до столовой она проделала, опираясь на его плечо. Гаррус беспокойно поглядывал на неё, ненавязчиво поддерживая за талию, и ей хотелось улыбаться тому, что она видела в его глазах, но ходьба требовала намного больше сосредоточения.

В отсеке её усадили за стол, где уже стояла миска с прозрачно-зелёной субстанцией, подозрительно напоминающей застывшие сопли и источающей острый растительный запах. Сглатывая набежавшую слюну, капитан поразилась тому, насколько аппетитным выглядело для неё сейчас даже это тошнотворное блюдо – взгляд не хотел отрываться от него.

К счастью, предназначалось оно не ей: Мордин выставил перед ней две банки консервов, уже вскрытые и проверенные щупом омни-инструмента на пригодность к употреблению, затем присовокупил к ним плитку тёмного шоколада.

— Сейчас вам нужна энергетически насыщенная пища. Съешьте это и это, — велел он. — Вкусовые качества, вероятно, не слишком удовлетворительные, но признаков разложения, болезнетворных бактерий и микроорганизмов нет.

Вилка, которую она поспешно схватила правой рукой, выпала из непослушных пальцев и запрыгала по столу. Вздохнув, Шепард перехватила её левой – хотя в целях боевой подготовки она и развивала владение обеими руками, в основном это касалось стрельбы, и держать столовые приборы левой было непривычно. Впрочем, сейчас ей было всё равно, какой рукой орудовать вилкой и насколько вкусной была еда, которую ей предлагали – она была готова закидывать её в себя прямо пальцами, лишь бы притупить сосущее чувство голода в желудке.

В ближайшей банке обнаружилась тушёнка, и для бездонной пропасти внутри неё она казалась самой изысканной и вкусной едой, которую Шепард доводилось пробовать. Когда ёмкость опустела, что случилось довольно быстро, женщина обнаружила себя способной концентрироваться на чем-то ещё, кроме еды, и подняла взгляд – напарники лениво играли в обычные человеческие шахматы на виртуальной проекции из инструментрона доктора, комментируя ходы вслух и время от времени поглядывая на неё. Мордин поглощал зелёное месиво из своей тарелки. Гаррус, с головой укутанный в одеяло на манер шали и оттого похожий на грустную турианскую бабушку, закидывал в себя бурые шарики пищевого концентрата и что-то пил из узкой кружки. Вероятно, своим припадком она отвлекла их от небольшого перекуса.

— Шахматы? — вяло удивилась Шепард, созерцая это на редкость уютное зрелище. От мирного досуга товарищей по отряду веяло чем-то неуловимо домашним.

— Мордин взялся научить, — отозвался Гаррус. — У нас тоже есть подобные игры на логическое мышление, но должен признать, что у людей это выглядит продуманнее. По сути, головоломка, где для каждой фигуры заданы правила хода, и нужно придумать, как их направить, чтобы достичь нужного результата. То же самое, что ты обычно делаешь с нами, Шепард. Любишь шахматы?

Он ухмыльнулся.

— Не очень. Предпочитаю не жертвовать никакими своими фигурами, пока это возможно, — проворчала она, уловив намёк в его словах. — А как твои успехи?

— Вакариан – способный ученик, — ответил за него Мордин, двигая очередную белую фигуру. — Из семи партий выиграл две, и одна ничья. Притом что ранее не играл.

— Семь партий? — переспросила капитан с заминкой, подтягивая к себе вторую банку. В ней обнаружились консервированные фрукты. — Долго уже играете?

— Часа два, наверное. Ферзь на Е-четыре, доктор, — решительно заявил Гаррус. — Шах.

На доске чёрный конь щемил в углу белого короля, но учёный не казался хоть сколько-нибудь обеспокоенным за судьбу своей ключевой фигуры.

— Ладья на А-два. Мат в два хода, — ровно предупредил саларианец, отправляя в рот очередную порцию соплей, в которых Шепард с запозданием признала водоросли.

Турианец поджал жвалы и пожертвовал коня белому слону в попытках подобраться ближе к царственной особе противника, однако от провала партии это его не спасло – доктор объявил ему бескомпромиссный мат и засобирался обратно в лабораторию.

— Доедайте, и обследуем ваши импланты, — сказал он Шепард. — Необходимо определить уровень потребления калорий во избежание рецидива гипогликемии.

Она кивнула выходящему врачу, выуживая со дна банки последние кусочки ананаса. В целом съеденная порция вышла приличной, но по ощущениям просто провалилась внутрь неё без следа. Душа требовала добить поглощённое сладким чаем с шоколадкой.

— Никогда не видел, чтобы так сметали еду, — поделился впечатлённый Гаррус. — Тебе лучше?

— Словами не передать, как.

Капитан встала, несмотря на ноющую слабость в мышцах, обошла стол кругом и зашарила по шкафам в надежде раздобыть кружку и заварку. И то, и другое нашлось в избытке. Правда, почти весь запас чая, судя по надписям на упаковке, был азарийским, но её это устраивало более чем полностью – чайные растения азари даже без добавок обладали приятным травяным привкусом.

— Ты напугала меня, — тихо произнёс Гаррус из-за её спины.

Она не стала признаваться, что сама испугалась гораздо больше.

— Я проснулась – тебя нет. Почувствовала себя плохо и пошла искать вас с Мордином. Потом, кажется, потеряла сознание и упала, — демонстративно бодро сказала она, заливая сухие листья кипятком из бойлера. Чаинки с приятной стремительностью закрутились в чашке под струёй. — Вы успели вовремя. Ничего страшного не случилось.

Горячие руки обвили её поясницу, и он прижался к ней всем телом.

— Не хочу представлять, что мог бы опоздать. Снова, — раздался шёпот за её плечом.

Издав короткий выдох, она отставила кружку подальше, едва не расплескав содержимое, и повернулась в его объятиях, чтобы встретить его взволнованный, нетерпеливый взгляд. Гаррус склонился к её уху и горячо выдохнул в него. Потёрся носом о её висок, ткнулся в ссадину на брови и коротко приложился ротовыми пластинами к щеке.

Шепард хихикнула, почти растаяв от осознания того, что её поцеловали – так осторожно и заботливо, как только мог турианец, воспроизводя человеческие касания губ. Однако этот по-детски невинный поцелуй в щёчку был совсем не тем, что он теперь мог себе позволить по отношению к ней. Под его внимательным взглядом уперевшись ладонями в поверхность кухонной стойки и взгромоздившись на неё задом, она оказалась с ним примерно на одном уровне и притянула его за края нагрудного воротника, нескромно исправляя первоначальные намерения Гарруса. Хотя по его плутовской усмешке стало ясно, что как раз на это он и напрашивался.

— Чувствую себя школьницей, зажимаясь с тобой по углам, — усмехнулась она, запечатлевая лёгкий поцелуй на его жвале.

— И не говори, прямо как снова в тренировочный лагерь попал, — хмыкнул он, чуть поддевая её нос своим.

— Что, много с кем зажимался, Вакариан? — капитан шутливо пихнула его в грудь.

В ответ на это он фыркнул и с какой-то мальчишеской непосредственностью потрогал её за коленку. Она дёрнулась назад и пребольно ударилась головой о ручку низко висящего верхнего шкафчика.

— Ч-чёрт!.. — прошипела Шепард, растирая затылок под его извинения.

Дверь столовой открылась, впуская всё такого же невозмутимого Мордина.

— Хорошо, что оба ещё здесь. Как раз хотел кое-что обсудить, — возвестил он. — А именно – вопиющее несоблюдение мер предосторожности при взаимодействиях эротического характера. Предпочитаю думать, что от незнания, а не в результате намеренного игнорирования. Как медик, обязан провести разъяснения.

— Э-хем, простите, что? — кротко осведомилась капитан, вздёргивая бровь и предчувствуя нечто феерически неловкое.

Доктор не стал обманывать её ожиданий.

— Жизнедеятельность турианцев основывается на декстро-аминокислотах, — назидательно начал он. — Проглатывание тканей человеком может спровоцировать аллергическую реакцию. Возможен анафилактический шок. Так что не, гм, глотайте.

Если это была изощрённая месть учёного за все те разы, когда ему пришлось давать им медикаменты от аллергии, то более подходящего момента он выбрать просто не мог.

— По возвращению на корабль направлю в ваши каюты пособия с советами, — пообещал он. — Полезные схемы, позиции, удобные для обоих видов, и обзор эрогенных зон прилагается. Могу снабдить смазкой и мазями для снижения дискомфорта. Также по запросу СУЗИ предоставит вам демонстрационные видеозаписи с учебными материалами, изучите при необходимости.

— Мордин, — после непродолжительного молчания выговорила Шепард, не рискуя встречаться взглядом с Гаррусом, — вы же просто издеваетесь над нами, не так ли?

— Шокирующее предположение! — с возмущением отозвался профессор, но краем глаза она отметила, как дрогнули уголки его рта. — Доверие между врачом и пациентами священно. Никогда бы не подумал насмехаться над этим. Всего лишь выполняю врачебный долг.

Он задумался на секунду, наполовину прикрывая глазницы нижними веками.

— Было время обдумать, как избежать взаимовидовой аллергии. Возможно создание уникальных противоаллергических средств на основе ваших ДНК. При контакте с прочими представителями вида реакции не избежать, однако в пределах вашей пары будет полностью исключена. Займусь разработкой в свободное время.

— …Будьте любезны, — выдержав паузу, вежливо согласилась капитан, стараясь не замечать неудобную пульсацию века на одном из глаз.

Доктор кивнул, не поведя и бровью.

— Скорее, буду признателен, если до возвращения воздержитесь от контактов, включающих обмен жидкостями. Тем самым не создавая проблем себе и лишней работы – мне. Ваше состояние ещё далеко от приемлемого, Шепард.

Он снова ушёл. Женщина несколько долгих секунд смотрела на закрывшуюся за ним дверь, затем съехала со стойки и молча вернулась к своему заварившемуся чаю.

— Кхм, — раздался сбоку низкий голос на два тона, в данный момент звучавший особенно разнопланово. — Пойду поработаю.

— Ага, — ровно ответила она, всё так же не глядя на Гарруса и размешивая сахар в кружке.

Стоило кухне опустеть, как Шепард бессильно упала на локти по обе стороны от кружки, пряча глаза в ладони, и разразилась тихим смехом, чувствуя, как по-девичьи глупо пылают её щёки. Ей с сожалением подумалось, что до окончания этой миссии, травматичной для них обоих во всех смыслах этого слова, турианец больше не рискнёт к ней приблизиться.

Но уже через пару часов она получила возможность убедиться, как же ошибалась.

К тому времени капитан успела пройти очередное, не сосчитать которое обследование у Мордина, получив добро на беспорядочное поглощение любой еды в любом количестве при малейшем чувстве голода; к своему полному шоку выяснила, что проспала добрых двадцать три часа вместо кажущихся ей семи-восьми; и, наконец, нашла в себе мужество ополоснуться в холоде душевой под слабой струйкой еле тёплой воды. Гаррус отловил её на складе, где она слонялась сонной мухой после очередного зажора, и, предварительно испросив её разрешения, отконвоировал в угол, где усадил на ящик, расстегнул на ней куртку и наконец-то сделал то, что хотел сделать уже давно – ощупал её: изучающе, без спешки, с любопытством, отмечая, как она подставляет тело его рукам и как изменяется её дыхание от его прикосновений. В этом уже не было ничего невинного, но в то же время в его действиях непостижимым образом невозможно было уловить и никакого пошлого подтекста.

— Не в обиду профессору будь сказано, — резюмировал он в итоге протяжным бархатистым голосом, от которого внутри неё всё дрожало и заворачивалось в спираль, — но вряд ли он представляет, сколько всего я хотел бы с тобой попробовать…

Шепард не выдержала и, поймав его за жвалы, притянула к себе.

— Вакариан, — измученно простонала она в его лицо, — я тебя прошу… Нет, просто умоляю: не говори со мной этим голосом, пока мы как минимум не окажемся голыми и в одной постели! Или я за себя не отвечаю.

Он помолчал, чуть прикрыв глаза. Его дыхание заметно потяжелело.

— Шепард, если ты будешь и дальше так хватать меня за мандибулы, это случится очень быстро, — с трудом проговорил он, и его хрипловатый тон подразумевал, что такими темпами отвечать за себя он перестанет намного раньше.

Она поспешно отпустила слишком чувствительные части его лица. Мало того, что их изначально предполагавшаяся короткой миссия затянулась на гораздо более длительный срок. Мало того, что они оказались изолированными от внешнего мира на базе, где было более чем достаточно укромных мест для уединения, а из компании – только чересчур понимающий доктор, предпочитавший работу в полном одиночестве. Так ещё и думать здраво рядом с Гаррусом становилось всё сложнее. Но отсиживаться по разным углам базы до конца бури тоже было не лучшим выходом из положения. С их растущим влечением друг к другу нужно было что-то решать, однако что именно – ей так и не придумалось.

— Ничего не могу с собой поделать, ты плохо на меня влияешь, — с сожалением заметила она. — Турианцам нельзя быть такими привлекательными.

Гаррус не сдержал самодовольного смешка, упирая ладони по обе стороны от её импровизированного сидения и пронзительно вглядываясь в её лицо снизу вверх.

— Боюсь, что моя расовая принадлежность тут ни при чём, коммандер. Признайся, что ты просто не можешь устоять перед мужчинами со шрамами.

Она поёрзала, устраиваясь на ящике поудобнее. Флирт так флирт – против взаимных упражнений в колкостях Шепард никогда не возражала. Намного безопасней, чем горячие, сводящие с ума прикосновения на грани фола…

— Если ты намекаешь на моё генетическое родство и с кроганами, то обломись. Шрамы мне нравятся только в качестве приложения к конкретным мужчинам.

Возможно, если бы он не был таким засранцем, она могла бы намекнуть ему, что с некоторых пор находила его шрамы весьма притягательными. При одной мысли об этом капитан закусила губу, давя улыбку.

— Шепард, можно задать тебе личный вопрос? — неожиданно осведомился турианец. По посерьёзневшему выражению его лица было заметно, что для него это важно.

— Конечно, — пожала она плечами, пытаясь представить, в каких грехах ей сейчас придётся сознаваться.

Он мягко коснулся перехода её левого плеча в шею, ровно там, где под одеждой прятался круглый след от его зубов.

— Почему ты не убрала шрам от моего укуса?

«Чёрт, Гаррус… Из всех вопросов…»

— Я не уверена, смогу ли объяснить так, чтобы ты понял правильно, — выдавила она наконец, непроизвольно хватаясь за указанное им место.

— Хотя бы начни, — предложил он. — А я попытаюсь.

Судя по всему, Гаррус был далёк от представления о том, насколько же на самом деле личным был предмет обсуждения. Однако и он не стал бы касаться его зря.

— Для меня это… что-то вроде символа. Памятный знак, если хочешь.

— И… о чём он напоминает? Как я напился и покусал тебя? — неуверенно предположил он, но тут же поднял руки в сдающемся жесте под её недовольным взглядом. — Всё, молчу, молчу.

Ограничившись предупредительным взором вместо желания отвесить ему хорошего пинка – выдавать сокровенное и так приходилось через силу, а домыслы друга только сбивали с настроя на откровенность – Шепард на секунду прикрыла глаза. Когда она их открыла вновь, он увидел там неловкость и нечто ещё: тяжёлое, острое и пока неподвластное его пониманию.

— У меня было немало шрамов, Гаррус. Я в подробностях помнила, где и при каких обстоятельствах заработала каждый из них. «Цербер» забрал их все. Налепил своих по всему телу, как будто ещё одно доказательство того, что у меня нет выбора, кроме как работать с ними. Я не придавала этому особого значения – так мне казалось. У меня было слишком много дел, чтобы заботиться о такой мелочи. Но как только предоставилась возможность, я избавилась от них и вздохнула с облегчением. Потому что ни моё тело, ни моя душа им не принадлежат, что бы они там о себе ни думали.

Она протянула руку и самыми кончиками пальцев легко коснулась рубцов на его лице, уходящих под серую повязку.

— Но я никогда бы не стала избавляться от того шрама, который оставил ты. Потому что это только моё. Знак того, что я могу выбирать сама, кто или что может оставлять на мне следы. — Она чуть улыбнулась. — И поверь, ты не хочешь знать, как на меня посмотрела Чаквас, когда я попросила его оставить.

Турианцу смутно припомнились задумчивые взгляды доктора, провожавшие его в последние дни.

— Но это ещё не всё, — с заминкой продолжила капитан, отводя глаза и досадуя на то, что не может быть с ним честной не до конца. Хотя бы для того, чтобы умолчать о самом больном.

Поддавшись порыву, он осторожно провёл ладонью по её шелковистой на ощупь щеке и подцепил пальцами подбородок, приподнимая его нежно, без настойчивости – ему нужно было видеть её глаза. Почему-то сейчас это казалось важным.

— У меня очень мало личных вещей, с которыми я не могла бы расстаться. И то их можно легко потерять. Но это то, что я никогда не потеряю. Это не шрам, Гаррус. Это память о тебе, — отчётливо произнесла Шепард. — О том вечере, о моих чувствах в тот момент. И о выборе, который я сделала. Можно сказать, это твоя метка.

Ему показалось, что он на секунду оглох.

— Метка? — медленно повторил он. — В смысле, знак принадлежности?

От внимания Гарруса не укрылось то, как она замешкалась и попыталась избежать его настойчивого взгляда.

— Ну… Если только в самом общем плане, — промямлила женщина, тоскливо прикидывая, как бы ей половчее провалиться.

— Так, подожди, — попросил он, чувствуя, что должен срочно прояснить недосказанность. — Я плохо разбираюсь в человеческих обычаях, поэтому поправь меня, если я ошибаюсь, но… Люди что, помечают своих избранников метками? И своим укусом я по случайности отметил тебя как пару?

Он не стал упоминать, что капитан сама просила его об этом, чтобы не добавлять в ситуацию неловкости – по Шепард и так было видно, что она не знает, куда девать руки и глаза.

— Нет, люди так не делают, — со вздохом ответила она. — Своих избранников мы отмечаем кольцами, и то не всегда. Твоя метка – это символ, который много значит лично для меня, но не для остальных. И тебя он ни к чему не обязывает.

— Хм, вот как. Ладно, — протянул несколько озадаченный турианец. Ему не нравилось то, как подавленно выглядела Шепард, отвечая на его вопрос. — Тогда… у меня к тебе есть просьба, и я надеюсь, что она не покажется тебе слишком неприличной.

Женщина заинтересованно приподняла голову.

Несколько минут спустя он вышел со склада, застёгивая куртку на ходу. Под её воротом на шее своё место заняло большое тёмное пятно – след «очевидного преимущества человеческих губ и зубов», как однажды охарактеризовала это Шепард. Мандибулы Гарруса довольно подрагивали, так и норовя расползтись в нескромной улыбке.

Ещё через минуту склад покинула и Шепард, отправляясь на кухню за перекусом – фривольные разговоры и действия требовали много энергии, так что помимо прочих поводов голову ей кружило и лёгкое чувство голода. Она загадочно похоже улыбалась себе под нос припухшими губами – турианец только что получил с усердием выполненную отметину, которая не сойдёт по меньшей мере неделю. И ей хотелось надеяться на то, что для него это было таким же обещанием, как и для неё.