— Говорит Алекс Кэллоуэй из «Байнери Хеликс», — вблизи, непосредственно у источника сигнала, голос Алекса звучал ещё более звенящим от напряжённого отчаяния, если такое было возможно. — Всем, кто услышит эту запись – бегите. Прячьтесь в дальнем космосе, на необитаемых планетах. Запасайтесь провизией на десятки лет, стройте укреплённые подземные бункеры с полной изоляцией внешних и внутренних сигналов и ни в коем случае не выходите на поверхность. Приближается день, когда огромные машины уничтожат все известные нам миры, как и множество раз до этого. Я видел их… Они ждут, пока тот, кто остался здесь, не подаст им сигнал. Нам не спастись. Мне уже не спастись. Я потерял всю группу. То, что здесь творится, просто настоящее безумие… Эта планета проклята. Кроме меня, в живых больше никого не осталось, но скоро, похоже, придёт и мой черёд.

Его сумбурная речь заметно сбивалась от волнения, однако после небольшой паузы голос вдруг начинал звучать резко, почти осязаемо:

— Если встретите Шепард, передайте ей… Я не смог. Ничего не смог поделать. Она должна прийти, должна положить этому конец. Шепард, если ты это услышишь – пожалуйста, найди мою жену и сына. Я был не лучшим мужем и не самым образцовым отцом, но передай им, что я их очень люблю и буду любить всегда. Пусть их память обо мне никогда не поблекнет. Конец записи.

Аварийный маячок мигнул и щёлкнул, возвещая о новом цикле прокрутки; роботизированный голос скороговоркой озвучил метрические данные передаваемого сигнала, и воспроизведение стартовало с начала.

— Говорит Алекс Кэллоуэй из «Байнери Хеликс»…

Сидя на складе перед говорящей голограммой аварийного устройства и задумчиво поглощая очередную банку тушёнки, Шепард слушала запись снова и снова, пытаясь понять, что она упускает. Нервное обращение Кэллоуэя, особенно в его полном варианте, не заглушённом радиопомехами, со стороны казалось вздором сумасшедшего в состоянии делирия. Не знай она наверняка, что он говорит о Жнецах и тех странных существах, которые показали ей видение и чей голос она слышала у себя в голове, капитан сочла бы Алекса психически больным – но этот человек, вероятнее всего, был в своём уме, когда оставлял последнее сообщение. И сейчас его послание было единственным источником истины, способным пролить хоть немного света на случившееся здесь. Однако от прослушивания записи на повторе понимания не прибавлялось.

Дверь склада зашипела пневматическими механизмами, впуская хмурого, закутанного в одеяло Гарруса с кружкой турианского кофе в руках.

— Заправляешься? — спросил он вместо приветствия, подходя и окидывая взглядом ровную шеренгу пустых банок на ящике, где расположилась Шепард.

— Вроде того, — пробурчала она, ковыряя остатки мясной массы на дне. Импланты всё ещё сжигали массу калорий, работая на пределе возможностей и пытаясь исправить бедственное состояние её тела, поэтому есть ей приходилось постоянно. Несмотря на то, что количество поглощённой ею пищи приближалось к пределу физических возможностей даже самого заядлого обжоры с вместительным желудком, возникало устойчивое впечатление, что она исчезает в чёрной дыре сразу чуть ниже пищевода. — Жру как не в себя – за полдня недельный запас. От консервов и шоколада уже воротит, но из готовой еды здесь больше ничего приличного нет. А ты вроде спать ушёл?

Из двадцати трёх часов, что она пребывала в отключке, он честно провёл рядом с ней одиннадцать, отоспавшись всласть впервые за последние месяцы и ещё немного впрок. Мордин поднимал его на обработку ожога строго по времени, но к третьей побудке Гаррус встал сам, не желая потревожить Шепард, и с тех пор контролировал нестабильную работу генератора, а также пытался починить свою броню – увы, безрезультатно. К моменту, когда сон снова настиг его, он находился на ногах уже почти сутки.

— Ушёл, — согласился турианец, с грохотом сбрасывая все банки, чтобы присесть рядом, отхлебнул из своей узкой кружки и с неохотой проворчал: — Замёрз.

— Погреть? — благодушно предложила Шепард.

Гаррус мёрз, как бы ни утеплялся. Спать в одиночку в промозглом отсеке для него было невыносимо, но открыто жаловаться на это не позволяла гордость. Ей почти не понадобилось убеждать себя в том, что её порыв был вызван искренним сочувствием, а вовсе не желанием снова ощутить тепло и приятную твёрдость его тела рядом со своим.

Он отрицательно помотал головой.

— Звучит заманчиво, но не стоит. Нам осталось продержаться девятнадцать часов, и я не могу не выпускать тебя из рук всё это время. Скоро вернёмся на «Нормандию». Потерплю.

Капитан усмехнулась в сторону. Вообще-то она не стала бы возражать и против более длительного совместного обогрева, однако сейчас ей, всё ещё окрылённой близостью Гарруса, приходилось себя одёргивать, как и полагается взрослой независимой женщине, чтобы не липнуть к нему лишний раз. Даже если он явно в этом нуждался.

— Может, всё-таки прибавить мощность на отопление?

— Нет, я уже думал об этом. Слишком рискованно. У нас только одна батарея, и та еле работает. Заряда в ней мало, лучше поберечь. Если нам не удастся выбраться с базы в то короткое окошко, так у нас хотя бы будет шанс продержаться ещё какое-то время.

Она колебалась, не желая задавать следующий вопрос, но стремление услышать на него ответ, и предпочтительно хороший, было сильнее.

— Думаешь, с «Нормандией» всё в порядке?

— Не думаю, — отозвался он уверенно. — Знаю. Шепард, на тебя работает лучший пилот во всём Альянсе, а может, и в галактике. И Миранда – хоть она и не самый любезный человек, но офицер неплохой. Хватка у неё стальная. Эти двое не допустят, чтобы с твоим кораблём и командой что-нибудь случилось. Не волнуйся, мы все к этому готовились. «Нормандия» цела и невредима. Вот увидишь: как только появится сигнал, они будут на месте.

Ей оставалось лишь надеяться на его правоту – она и сама всей душой хотела полагаться на лучшее.

Плоское синее изображение Кэллоуэя перед ними мигнуло и снова завело свою шарманку на выкрученной до минимума громкости.

 — Удалось что-нибудь понять? — поинтересовался Гаррус, кивая подбородком на голограмму.

— Нет, пока всё то же самое. — Она отставила опустошённую банку в сторону и сложила локти на коленях. — Он хотел что-то сказать мне, я это чувствую… Не представляю даже, как описать – просто знаю, и всё. Но не могу понять, что именно. Уже час слушаю, и ничего.

Алекс Кэллоуэй пятнадцать лет отслужил в Альянсе по специальности инженера систем безопасности. Если этот человек хотел что-то спрятать от остальных в своём послании на открытой аварийной частоте, он наверняка нашёл способ сделать это. Её интуиция буквально заходилась в свербящем вое, призывая Шепард обратить внимание на содержание сообщения, и она всматривалась и вслушивалась в него до звона в ушах, однако её усилия ни к чему не привели. Она анализировала мимику записанной голограммы Кэллоуэя, движения его рук, интонацию его голоса, паузы между словами, как будто это могло ей о чём-то поведать, но ни единая деталь не позволяла ей уцепиться и найти потайной смысл фраз. И тем не менее она оставалась единственной, кто вообще мог бы догадаться, о чём идёт речь в этом хаотичном нагромождении словесного бреда, каким оно казалось со стороны.

— Отвлекись, — посоветовал турианец. — Займи голову чем-нибудь другим, и тогда тебя, возможно, осенит.

— О-очень сомневаюсь, — протянула капитан. — Но перерыв мне и правда не помешает. Есть идеи, чем тут можно заняться, и чтобы это не было связано с едой?

Гаррус, склонившись к ней с хитрой ухмылкой, выдвинул неоднозначное предложение.

— Так нечестно, — сообщила она через несколько минут, приподнимаясь на локтях откуда-то из состояния, близкого к блаженству. — Какое же это развлечение, когда тебе одному приходится делать всю работу за двоих?

Он поднял голову, чтобы продемонстрировать ей насмешливый взгляд, и лениво возразил:

— И так хорошо.

— Тогда продолжай, — ненароком подбавив в расслабленный голос томности, велела она и снова откинулась назад, закидывая руки за голову.

Гаррус возобновил неспешные движения рукой. Потолок слегка покачивался в такт его действиям.

— Напоминает, как однажды в детстве отец взял меня на рыбалку, — заметил он. — Лодка так же раскачивалась на воде.

— Никогда не думала, что… Турианцы правда рыбачат? — с удивлением уточнила Шепард.

— На самом деле нет. В нашем обществе это больше странная забава для экстремалов, чем реальный промысел, — пустился он в объяснения. — У нас… не очень хорошие отношения с открытыми водоёмами, так что мы используем рыбалку как испытание: столкнуться со страхом и преодолеть его считается делом чести. Побывать на рыбалке и вернуться с добычей – это один из ритуалов превращения из мальчика в мужчину.

— И сколько рыб ты поймал в тот день? — живо заинтересовалась она.

— Ни одной, — после заминки кисло признался он. — Когда мне показалось, что под лодкой проплыла большая тень, я испугался так, что свалился в воду.

— Ауч, — сочувственно отреагировала капитан, хотя он ожидал от неё смешка. — Могу только представить, чего ты натерпелся. А плавать ты умел?

Гаррус глухо фыркнул.

— Ты, наверное, просто не видела, как плавают турианцы. Яростно машут руками, расплёскивают воду и время от времени кричат, что тонут. Мне повезло, что это было маленькое озеро, лодка находилась недалеко от берега и отец быстро сориентировался. Когда мы вернулись домой, он неделю со мной не разговаривал.

Она добросовестно попыталась представить себе тонкости воспитания мужчин в турианской культуре, не применяя к ним человеческие оценочные мерки, но с треском провалилась.

— Прости, если лезу не в своё дело, но, судя по твоим рассказам об отце, не похоже, что детство у тебя было счастливым и беззаботным.

— У нас с отцом… сложные отношения. Он муштровал меня практически с рождения, но всё было не так уж плохо, — вынужденно признал он. — Я всегда думал, что он был ко мне предвзят. Слишком многого ожидал от меня. Но, наверное, только в последнее время я начал понимать, что он просто хотел воспитать себе на смену достойного турианца.

— Не уверена насчёт методов, но, по-моему, у него вполне получилось. — Она повернула голову и тепло улыбнулась ему.

— Могу поспорить, — возразил Гаррус, невольно чувствуя, как от её улыбки что-то расправляется внутри – так бережно разглаживают смятый в ком черновик, который достали из корзины для бумаг. И прежде, чем она успела вставить что-нибудь про неуместную самокритику, он добавил: — Если уж говорить откровенно, Шепард, не думаю, что из меня вышел хороший турианец. Когда хороший турианец слышит плохой приказ, он его выполняет. Ноет, жалуется, но всегда знает своё место. Я же не понимаю, зачем быть вежливым и исполнительным, если на кону судьба всей галактики. Потому я ушёл из турианских войск и из СБЦ – и не пожалел об этом ни разу. Да и к тому же, — он склонился к ней и чуть понизил голос, — для правильного турианца у меня слишком много неправильных мыслей про одного человеческого капитана.

Обжигающий взгляд, которым она его одарила, был лучшей наградой, которую он только мог получить за своё откровение.

— Не мне судить о том, насколько ты хороший турианец, но человек из тебя вышел бы отличный, — сказала она и тут же спохватилась, как это прозвучало. — То есть… Я не имею ничего против того, кем ты являешься, меня всё устраивает. Просто хотела сказать, что в качестве человека ты был бы ничуть не хуже… Чёрт, забудь, в моей голове это звучало намного лучше.

— Я понял, это комплимент, — усмехнулся он. — Спасибо. Буду знать, что человек из меня получился бы лучше, чем турианец.

— Я не совсем это имела в виду. — Шепард неловко скривила губы и брови.

— Нет, всё хорошо, я понял, — поспешил успокоить он. — Если с твоей точки зрения я более-менее соответствую человеку, то это… приятно, наверное.

— Даже не знаю, возражать тебе или нет, — вздохнула она и, протянув руку, осторожно провела пальцем по раздвоенному кончику его мандибулы. — На всякий случай лучше ничего не буду говорить.

Гаррус с трудом удержался от тихого ответного мурлыканья – её аккуратные прикосновения, очень сдержанные и порой ничего такого не подразумевающие, заставляли его хотеть намного большего. Вместо этого он вернул ей касание, погладив костяшками пальцев по её щеке и отмечая про себя, как устрашающе смотрятся отросшие когти на фоне её гладкой светлой кожи. И первым делом по возвращению на «Нормандию» зарёкся их подрезать и затупить – он непозволительно долго пренебрегал этой процедурой, с головой уйдя в работу и решив, что какие-либо физические контакты с представителями мягкотелых рас, которым его когти могут навредить, для него сейчас не в приоритете. А приоритеты имели свойство меняться весьма некстати.

— Что? — негромко спросила Шепард, улыбнувшись его мягкой ласке, но не сумев истолковать его взгляд.

— Тихо, спокойно, в радиусе нескольких миль во все стороны нет любопытных ушей и никто не пытается нас убить. И я могу вот так просто дотронуться до тебя. К этому слишком легко привыкнуть, — хмыкнул турианец.

Капитан чуть напряглась – они ещё не касались этой темы, но о подобных вещах следовало договориться «на берегу», пока такая возможность ещё была.

— На «Нормандии» нам придётся проявлять осторожность, — предупредила она, — ещё больше, чем раньше. Не хочу, чтобы «Цербер» лез в мою личную жизнь. В нашу, — поправилась она и обречённо уставилась в потолок. — Хотя не понимаю, как на этом корабле вообще что-то удержать в секрете, если Мордин уже в курсе, Чаквас догадывается, СУЗИ подслушивает, Джокер подсматривает, а Касуми достаточно одного только взгляда, чтобы всё понять?

— Не хочешь, чтобы о нас случайно узнали? — уточнил он, слегка запнувшись на новом для него местоимении.

— Да лично мне всё равно, даже если последняя собака на Земле будет знать, — фыркнула Шепард. — Я лишь беспокоюсь, что рано или поздно это может быть использовано против нас. Моё имя во всяческих сплетнях треплют постоянно, и мне плевать. Не хочу только, чтобы трепали и твоё. А то испортят тебе всю репутацию дамского угодника, которую ты так тщательно выстраивал годами, — не удержавшись, ехидно прибавила она.

Гаррусу потребовалось приложить немного усилий, чтобы не засмеяться. Её беспокойство о его репутации, с порчей которой он прекрасно справлялся и сам задолго до неё, было даже трогательным.

— Шепард, я уже большой мальчик, — важно заявил он, но в субгармониках так и звенели искринки веселья. — И если меня уличат в предосудительной межвидовой связи с человеческой женщиной, я поступлю так, как и полагается большому мальчику. — Он выдержал эффектную паузу. — Свалю всё на тебя и скажу, что так и было.

Женщина прыснула со смеху, и он поразился тому, как что-то внутри него снова отозвалось на этот звук невесомым трепетом. Его картина мира давала трещины, ломалась, чтобы вписать Шепард в новый, совершенно иной порядок ощущений, и скорость, с которой происходил этот процесс, его уже почти не пугала. Может, потому, что его капитан уже давно так не смеялась: беззаботно, расслабленно, запрокидывая голову, зажмуривая глаза до появления крохотных морщинок и обнажая неострые белые зубы.

— Ты невыносимый говнюк, Вакариан, — заключила она, отсмеявшись.

— За это я тебе и нравлюсь, — внаглую предположил он и не вовремя потерял концентрацию, засмотревшись на её близкие губы, о манящей нежности которых знал уже не понаслышке.

Они врезались в дверь лаборатории со звучным грохотом. Выглянувший через несколько секунд Мордин ничуть не удивился, увидев фланирующую по коридору тележку-антиграв и двух великовозрастных оболтусов, вальяжно возлегающих на ней. Гаррус спешно грёб прочь, цепляясь свободной рукой за ячеистую решётку пола. Когти издавали лёгкий дребезг при соприкосновении с металлом.

— Простите, что помешали, доктор, — повинился он. — Этой штукой трудно управлять, манёвренности на поворотах никакой.

— Где-то я это уже слышала… — вполголоса пробормотала Шепард.

— Не стоит, — ровно отозвался учёный. — Всё равно хотел позвать. Закончил исследования и ремонт блока данных. Проходите.

Скатившись с тележки – в случае Шепард это выглядело скорее эпичным уползанием гусеничкой, и для спасения остатков гордой капитанской мины что она, что Гаррус сделали вид, будто рука, помогавшая ей встать, принадлежит вовсе не ему, – они проследовали в отсек за саларианцем.

Он продемонстрировал им пластиковый контейнер с серебристой пылью.

— Осколки от шаров, — сообщил профессор. — Нарушение целостности запустило цепную реакцию распада молекулярных связей. Своеобразная система самоуничтожения. Скоро ничего не останется.

— Вы успели что-нибудь узнать о них? — спросила Шепард.

— Много любопытного. Ничего конкретного – в текущих условиях. Структура кристаллической решётки атомов соответствует строению некоторых металлов. И в то же время есть косвенные признаки того, что материал органический.

— То есть это было что-то живое? — подал голос Гаррус.

— Не утомляя лишними подробностями – скорее нет. Больше устройство для резонирования с определённым типом многоступенчатого органического сигнала. Подробнее установить не смог, началось разрушение. — Мордин помолчал, глядя на контейнер. — Придерживаться фактической точности не представляется возможным. Но если желаете экспертное предположение – наиболее вероятное соответствие сигнатуре имеет мозговая волна.

— Что за существа могут иметь такие мозговые волны? — поинтересовалась капитан, поморщившись от воспоминаний о раскалывающем голову чужом сознании.

— Науке неизвестно, — коротко ответил доктор. — Ещё деталь: спектральный анализ показал возраст происхождения в пару миллиардов лет. Чувствительность спектрометра ограничена, однако предельные показания зашкаливают.

Она неуверенно переглянулась с турианцем – исследования учёного оставляли слишком много пространства для воображения, чтобы хоть как-то комментировать услышанное.

— На данной базе целенаправленно занимались изучением этих артефактов, — напомнил Мордин. — Возможно, больше информации найдётся здесь.

Он выложил на стол перед ними покорёженный блок данных, над починкой которого корпел лично, отмахиваясь от любых попыток Гарруса помочь. Доктор аргументировал отказ тем, что модель блока была устаревшей, саларианского производства, и работать с такими ранее ему уже приходилось – во времена службы в ГОР. Да и заняться учёному в отрыве от своего оборудования всё равно было нечем, так что изнывающий от скуки турианец был вынужден искать себе другие дела.

— Работоспособность восстановил, но данные зашифрованы. И очень надёжно, насколько могу судить, — объявил профессор и посторонился, уступая место. — Дело за вами, Вакариан.

Гаррус, не особо скрывая удовлетворение от того, что и для него наконец-то нашлась задачка по призванию, тут же подцепил блок к ближайшему терминалу и углубился в пристальное изучение.

— Если это работа Кэллоуэя, то он был настоящим грёбаным асом, — восхищённо констатировал он через десять минут издавания периодических междометий и ругательств. — Разбитый на несколько архивов массив данных, каждый из которых защищён динамическими петабайтными ключами сквозного шифрования по протоколу без единого бэкдора – даже сейчас на Цитадели далеко не все правительственные секреты имеют такой уровень защиты, и я знаю, о чём говорю. Но десять лет назад, пусть и в крупной корпорации с неплохим бюджетом… Почти нереально.

— Ты можешь это взломать или нет? — нетерпеливо спросила Шепард, у которой его слова почти не задержались между залётом в одно ухо и вылетом из другого.

Он свёл жвалы в усмешке.

— Шепард, даже если бы в моём распоряжении был дата-центр с вычислительными мощностями в десять потенциалов СУЗИ, подбор алгоритма для генерации ключей занял бы навскидку лет пять, не меньше. Без него эти данные не взломать.

— То есть всё бесполезно? — уточнила она, ощущая какую-то едкую тоску. Похоже, им с самого начала не суждено было узнать, над чем работала научная экспедиция на Тенебрисе.

— Да, если только мы не найдём алгоритм, — в тоне Гарруса слышалось сочувствие. — Исходя из того, что я вижу, он мог быть на устройстве-отмычке. Возможно, что-то маленькое, незаметное…

— Не думаю, что мы найдём его на базе, — мрачно сказала она, внезапно понимая, почему разгром в жилом отсеке вызывал у неё такое зудящее беспокойство. — Здесь уже наверняка всё проверили с дотошностью.

Если окровавленные простыни, вмятины на самых разных поверхностях и трупный запах от матраса намекали на крупную драку, закончившуюся чьей-то смертью, то разодранные до наполнителя постельные принадлежности и обивка диванчика свидетельствовали о тщательном обыске.

— Вы видели здесь хоть один носитель информации? — осведомилась Шепард у спутников, и оба дали отрицательный ответ.

— На этом омни-инструменте тоже ничего не было, кроме приложений по умолчанию, — Гаррус потряс своим найденным браслетом. — Я всё проверил.

— Значит, на этом нашу миссию можно считать официально проваленной, — с разочарованием подытожила она.

Всё, ради чего они отправились на эту планету, всё, что они здесь пережили, не стоило и кредита. Вопрос был вовсе не в цене – только в том, какие надежды капитан возлагала на возможные сведения о Жнецах. В итоге те лишь помахали им издалека чем-то, напоминающим средний палец – ничего полезного отряду найти так и не удалось.

— В системных логах указано, что данные скопировали один раз, — вслух подтвердил турианец её худшие опасения. — Видимо, поэтому блок и не забрали. Они уже взяли всё, что хотели.

Она взмахнула рукой в безнадёжном жесте, признавая своё поражение.

— Ладно, заберём блок с собой на «Нормандию» и там уже подумаем, что с ним делать. Если у вас нет других предложений, нам всем лучше отдохнуть, пока есть свободные часы до возвращения. Мордин, вы вообще спали? — на всякий случай с подозрением уточнила капитан.

Несмотря на то, что саларианцам не требовались такие длительные перерывы на сон, как другим расам, складывалось стойкое ощущение, что доктор не спит в принципе. По крайней мере, она ни разу не заставала его спящим.

— Спал. — Учёный махнул на медицинскую капсулу. — Отлично выспался.

Она скептически изогнула бровные дуги – каждая косточка спины начинала ныть при одной только мысли о жёсткости лежака; но ничего говорить не стала.

— Шепард, нужно кое-что обсудить, — оповестил Мордин и вежливо кашлянул, покосившись на Гарруса. — Конфиденциально.

— Пойду проверю генератор, — понятливо отозвался тот, избавляя от необходимости просить его покинуть помещение, и скрылся за дверью. На деле же, как подозревала женщина, он просто опасался получить очередную порцию интимных предписаний от профессора. Ей тоже не улыбалась такая участь, но она, тем не менее, сложила руки за спиной и уставилась на доктора с учтивым вниманием, всем своим видом выражая готовность его выслушать.

— Никаких лекций о половом воспитании, — усмехнулся пожилой саларианец, легко угадывая её настрой. — Предыдущей достаточно. Повод другой.

Испытующий взгляд его больших чёрных глаз, который неизменно заставлял её чувствовать себя одноклеточным под предметным стеклом микроскопа, мог бы показаться отталкивающим, если бы не проблески искреннего участия. 

— Есть причины для такой секретности? — полюбопытствовала Шепард.

— Хотел поговорить о вашей энцефалограмме. Невзирая на вашу с Вакарианом эмоциональную близость, не был уверен, насколько личный вопрос. Поделитесь, если сочтёте нужным.

— Что вы обнаружили, доктор? — почти смиренно спросила она. Резерв душевных сил на волнение обо всех поступающих и поступающих поводах она окончательно исчерпала ещё некоторое время назад и к потенциально плохим новостям собиралась отнестись с олимпийским спокойствием.

Мордин чуть нахмурился.

— Мало фактов и много допущений. Не привык строить столько гипотез, Шепард. Весьма раздражает. Предпочитаю знать наверняка. Но всё же озвучу – интерпретация на ваше усмотрение.

Капитан не возражала.

— Похоже, что сигнал от артефактов стимулировал участки коры головного мозга, ответственные за эмоциональную и сенсомоторную память. Были необычайно активны за несколько секунд до того, как вы использовали моё устройство. Перезагрузка обнулила нервную деятельность, но фаза активности возобновилась и продолжалась долгое время после. В обычных условиях не придал бы особого значения. Однако, согласно показаниям имплантов, аномальное возбуждение указанных зон началось ещё до прибытия на Тенебрис. Точнее – за несколько суток.

Невыносимый холод, бесконечные сугробы, онемевшие конечности, подгоняющие голоса и пожалуйста, пусть это просто закончится – воспоминания воткнулись ледяными спицами прямо под череп. Кошмар про замерзающего насмерть мужчину преследовал её где-то на задворках бессознательного, готовый в любой момент отразиться на внутренней стороне век.

— Не ошибся. Осознаёте, о чём речь, — удовлетворённо подметил доктор, улавливая её непроизвольную реакцию. — Сразу после всплеска мозговой активности оба раза зафиксировано понижение температуры тела до критического минимума. Соответствует не только эмпатическому, но и полному сенситивному погружению. Что бы вы ни увидели, Шепард – галлюцинации ни при чём. Не воображение. Вы это прожили.

Итак, видение об Алексе не было порождением её воспалённого сознания. Ей его показали – дважды.

— Так это действительно было воспоминание? — спросила она, всё ещё пытаясь понять, кто и зачем транслировал в её мозг смертельное кино и что ей теперь делать с этой информацией.

— Воспоминания не могут убивать. Не так буквально, — возразил саларианец. — Это – могло. Что-то принциально иное. Некий вид прямого нейробиологического воздействия.

— Индоктринация, — сорвалось с её губ первое, что пришло по ассоциации, и она передёрнулась под заинтересованным взглядом врача.

— Об этом не подумал. Но после вашего замечания прослеживается определённое сходство с образом действий Жнецов. Возможно, есть смысл…

— Смысла нет, доктор, — перебила женщина. — Жнецы не стали бы спасать нам жизнь. Скорее, довели бы дело до конца.

— За что и не люблю бездоказательные гипотезы, — отрывисто кивнул он. — Мало фактов – много допущений. Постарайтесь не забивать голову, Шепард. Вещи выше нашего понимания требуют объяснений, дать которые мы пока не в состоянии.

— Не верю, что это мне говорите вы, Мордин – вы же учёный, — криво усмехнулась капитан.

Он улыбнулся в ответ.

— Был молод – тоже так думал. С возрастом осознал, что наука не может дать ответов на все вопросы. Остаюсь прагматиком – но не ограничен в суждениях. Истину можно найти не только в законах и формулах.

— И где её находите вы? — невольно заинтересовалась Шепард.

— В искусстве. — Профессор слегка пожал плечами. — Проводил исследования культур многих видов. Был впечатлён, заворожён, очарован. Продукты художественного труда способны принести наслаждение. Немного пел. Гилберт и Салливан. Постоянно вдохновляют сочинять песенки-репризы.

— Подождите минутку… — Она решила, что ослышалась. — Вы исполняли Гилберта и Салливана?

Мордин подмигнул ей, широко развёл руки и набрал в грудь побольше воздуха.

Через пару минут Шепард выскользнула за дверь лаборатории в состоянии, близком к шоковому, и едва ли отреагировала, врезавшись в твёрдый панцирь Гарруса.

— Мордин поёт, — пробормотала она. — Мордин. Поёт. Можешь себе это представить?

— Нет, — честно признался он. — Хорошо поёт?

— Весьма недурно. — Капитан улыбнулась, всё ещё неверяще, но широко. — Я начинаю думать, что у каждого из нашей ненормальной команды есть какие-то свои стильные штучки. Кроме меня.

— Ну нет, Шепард, у тебя тоже есть определённый стиль, — фыркнул турианец. — Ты стильно надираешь задницы всем желающим. И очень стильно танцуешь.

— Так, ты долго ещё будешь мне это припоминать?! — возмутилась она. — Всего один раз стоило выйти на танцпол – прошу заметить, я была под прикрытием – и всё, теперь до конца жизни буду слышать стенания о твоей искалеченной нежной психике?

— Извини, но твой выход – это то, что я вряд ли смогу когда-нибудь забыть, — снисходительно заявил он, едва сдерживаясь от нездорового утробного смеха, уже булькающего на подступах к горлу.

Шепард выпрямилась, грозно сверкнула глазами – и замерла.

— Забыть, — повторила она отстранённо. — Память… Память никогда не поблекнет.

— Э-э… — протянул озадаченный её высказыванием Гаррус, но она уже пролезла между ним и стеной и на полной скорости, насколько ей позволяла непослушная нога, улепётывала по коридору в сторону склада.

Заинтригованный, он проследовал за ней. Капитан прихромала к аварийному маячку, добавила громкости и прослушала сообщение до самого конца.

— …Пусть их память обо мне никогда не поблекнет. Конец записи, — послушно повторила светящаяся синим голограмма Кэллоуэя.

Шепард с сосредоточенным видом ломанулась обратно, снова огибая стоящего в проходе Гарруса.

— Что случилось? — спросил он, нагоняя её в два шага и заглядывая в задумчивое лицо.

— Тебе его последняя фраза не показалась странной? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я думал, что это ещё одна человеческая идиома, — после краткой паузы произнёс он.

Шепард лишь загадочно улыбнулась, заходя в жилой отсек. Она взяла с тумбочки рамку с фотографией, повернула задней стороной и принялась её вскрывать.

— Воспоминания могут поблекнуть, Гаррус. Выцвести. Как и фотографии, напечатанные на бумаге. А фотографии – это…

— Память, — закончил он, глядя, как в её ладонь падает крохотный чип, вывалившийся из-под крышки фоторамки.

***

11 февраля, 2176

Вылетели с Цитадели около часа назад. Запрет на любые носители информации и требование сдать все личные устройства откровенно повеселили – что я был бы за безопасник, если бы не знал, как их обойти? 

Помимо экипажа, на корабле из коллег по экспедиционной группе четыре вооружённых до зубов турианца для охраны (не многовато ли?), трое учёных-азари, два саларианца – прогеры, и ещё один человек. Представился как Вэнс Статтон, техник комплексных систем жизнеобеспечения. Кажется не особо дружелюбным, из тех молчунов, что вечно себе на уме. И не удивительно – обмолвился, что он с Яндоа. Все, кого оттуда встречал, такие же тихушники. Костемордых заметно опасается, и я его понимаю. Та ещё будет поездочка.

12 февраля, 2176

По условиям контракта место прибытия нам не раскрывают. Секретность меня не удивляет – гораздо больше насторожило бы, если бы они сразу выложили все карты на стол. Чем больше знаешь, тем меньше вероятность, что тебе дадут спокойно уйти. Не знаю, как я в это ввязался. Сам себе до сих пор удивляюсь.

Самое странное – то, что меня и Статтона вообще наняли, учитывая, как старательно этот турианский Спектр, которому принадлежит компания, избегает работать с людьми. Но им срочно нужен был спец по безопасности, готовый хоть завтра сорваться в длительную командировку без лишних вопросов, и большого количества желающих я что-то не заметил. Говорить, как им несказанно повезло, я не стал только из-за кислой рожи азари, что выдавала мне контракт.

Всё-таки улучил минутку, когда корабль проходил через ретранслятор, пробился через протоколы навигации. Туманность Афины, система Парнита. Выходит, «Байнери Хеликс» проворачивает дела под боком у Экклесии Матриархов. И чесотку им в початки, меня это не касается.

Статтон закрылся в каюте и высовывается только за раздачей пайков. Турианцы тоже держатся особняком. Синие дамочки помладше стреляют глазками во все стороны, но я успешно женат. Та, что постарше, уже почти матриарх, и ей побоку на всё – рассекает по кораблю с нескрываемым достоинством. Достоинство и впрямь нескрываемое, из-за угла появляется раньше неё. Саларианцы галдят без умолку, но вроде ничего, доброжелательные, и довольно крутые спецы в своей сфере – мы несколько часов обсуждали шаблоны проектирования в программировании, пока я не охрип. Один из них, Миенер, расспрашивал меня про Деметру. Сказал, хочет побывать там как-нибудь в отпуске, но не думаю, что он всерьёз.

Скучаю по Энни и малышу Тому. Жалею о том, что пришлось расстаться с ними на такой ноте. В дороге всё равно нечем заняться, как раз будет время обдумать, что им написать.

16 февраля, 2176

Прибыли на место. Атмосфера для дыхания непригодна – высаживались в скафандрах. Снаружи холод собачий, горы и снега навалом. Статтон говорит, внешние датчики температуры показывают среднесуточное значение почти в 70 ниже нуля. На самой базе нормально, можно даже в одной майке ходить, но костемордые недовольно щёлкают хелицерами, или что у них на лице, и пакуются в тёплое. Саларианцы тоже не в восторге – этим подавай болото потеплее да траву посочнее, но сами подписались. Только азари сразу схватили коня за яйца и потащили меня настраивать им сервер в лаборатории. Полдня гоняли и в хвост, и в гриву. Не знаю, что они собираются тут изучать, но для штатной лаборатории протоколы безопасности слишком уж серьёзные.

Кажется, знаю, где мы. Вчера, пока ещё летели, поймал позывной с научных станций близ Тритогенита. Система Вернио. Единственный подходящий по климату вариант – Тенебрис. Теперь ясно, почему вся техника экранирована так, что может выдержать взрыв ядерной боеголовки. Не в моих правилах считать чужие деньги, но на оборудование здесь базы кредитов нужно было вбухать почти столько же, сколько на годовое содержание флота Альянса. Неплохое финансирование у Спектров, должно быть. И хорошо хоть еду закупили приличную.

17 февраля, 2176

Наконец понял, зачем столько охраны. Они привезли сюда гета! Целого грёбаного, мать его, гета для изучения! Турианцы уверяют, что пока он деактивирован, опасности нет, но по-моему так они просто психи! Оказывается, мне нужно будет присутствовать при его включении и изолировать любые его попытки взломать нашу сеть, занимая его внимание, пока саларианцы будут взламывать его в ответ, и это основная задача, ради которой меня наняли. Что характерно, в контракте об этом ни слова – там вообще слишком много расплывчатых формулировок, из которых не следует ничего конкретного. Выходит, не зря мне казалось подозрительным, что платят за такую командировку больше принятого и документов о неразглашении всучили целый ворох. Знал бы, с чем в итоге придётся иметь дело, отказался бы сразу. Мне нужна была работа, а не оригинальный способ самоубийства.

Многое хотел им высказать, но вспомнил, ради чего я здесь. Сделаю то, что от меня требуется, и на этом всё. Надеюсь больше никогда не столкнуться ни с гетами, ни с долбаной «Байнери Хеликс».

18 февраля, 2176

Режимный объект, как же. Саларианцы в столовой втихую режутся в квиджаб. И пронесли же как-то. Всегда подозревал, что они не только болтливые, но и хитрожопые. Обещали угостить своей ядрёной брагой из водорослей, если не сдам турианцам – её они тоже протащили, и не хочу знать, в каком месте. Не помешает, учитывая, что мне предстоит.

Статтон пропадает в генераторной, глючит система водоснабжения. У нас с дамочками тоже работы невпроворот – подключаем и настраиваем прибор за прибором. Руки бы оторвал тому гению, который делал схему сетевой интеграции – настоящий зоопарк. Похоже, просто свалили в одну кучу всё оборудование, которое сумели найти на Цитадели. Трафик внутри сети циркулирует настолько криво, что работать она будет только после мощного пинка. Предложил оптимизировать, но азари не согласились терять пару рабочих дней, так что я умываю руки. За безопасность можно не бояться – через то, что там наворочено, не пробьётся даже армия гетов.

19 февраля, 2176

…Ненавижу саларианцев. Всего два глотка их бурды, и сушняк на весь день. Голова трещит так, что можно услышать. Проснулся на кухне, свалившись со стульев – выхлоп был такой, что костемордые со своим тонким нюхом не выдержали и выпнули меня из жилого отсека.

Турианец, начальник охраны, – кто из них четырёх, так и не понял – пообещал накатать на меня рапорт наверх и отправить назад первым же челноком. Пытался поговорить с ним, объяснить, как мне нужна эта работа, но бесполезно. Поздравляю, Алекс, дней без косяков: 0. Не знаю, как буду смотреть в глаза Энни, если вылечу с первой же нормальной работы без средств к существованию. Она и так не простила мне до конца увольнение из войск Альянса.

Саларианцев не сдал. Мог, но из принципа не буду. Настроение паршивое. Терять, похоже, нечего. Зато можно будет попросить у них ещё немного этой бурды.

20 февраля, 2176

Застукал на складе турианца и азари. Ребяткам было так хорошо, что меня они, кажется, даже не заметили.

А нет. Заметили. Турианец утащил меня на кухню и сквозь зубы сказал, что не станет подавать рапорт и мне можно продолжать работать, если я не стану распространяться о том, что видел. Похоже, женат. Иначе зачем ещё грозиться голыми руками вспороть мне брюхо и удавить собственными кишками. Меня чужие интрижки не интересуют, так что, думаю, мы с ним друг друга поняли. Если я ничего не путаю с их полосками на лице, это был всё тот же начальник охраны – кажется, его зовут Никтус.

На радостях накатил с саларианцами ещё немного, и это был их последний запас. Оказывается, нужно закусывать водорослями, чтобы не так било в голову. Брагу из водорослей. Водорослями. Гадость. Но работает.

Гет пока на складе, и хорошо бы ему там и оставаться.

22 февраля, 2176

Матриарх неожиданно потеряла сознание. Когда её привели в чувство, сказала, что испытала странное ощущение – как будто переживает момент, который однажды уже видела, но уверена, что такого в её жизни никогда не было. Азари очень удивились, когда я спросил про дежавю – им такое явление человеческой психики незнакомо.

Вечером матриарх снова потеряла сознание. Если я правильно понимаю принцип действия дежавю, то для людей оно является чем-то вроде отчёта об успешной проверке мозга на работоспособность. У азари с их идеальной многовековой памятью всё по-другому: для них это сообщение об ошибке, которое заставляет мозг запускать проверку всей памяти в поисках соответствия несуществующему воспоминанию и подвешивает весь дамп сознания к чёртовой матери, отправляя организм в ребут. Не самое точное определение, но матриарх согласилась, что по описанию очень похоже. Чем вызвано появление у неё дежавю, она не знает. Но я видел, как она переглянулась с другими азари.

Завтра запускаем гета. Лучше бы я принял то предложение о переводе на Трезубец.

23 февраля, 2176

Прошло на удивление неплохо. Все здорово нервничали – кроме костемордых, у тех всегда рожа кирпичом. Гет вёл себя смирно, когда его включили, не пытался вырываться, только тихо потрескивал и следил за нашими действиями. Было довольно жутко. Знаю, что он не живой, но в какие-то моменты создаётся впечатление, что это не так.

Я заранее изолировал все возможные порты и бреши в нашей системе, но наблюдать за тем, как он ищет обходные пути, было просто невероятно. Гет нашёл одну крошечную уязвимость на свиче и так заспамил его пакетами, что тот чуть было не отвалился. Я обрубал его сессии, но через какие-то миллисекунды он создавал новые. Пароли он брутфорсил с такой скоростью, что на взлом отдельно взятого сервера авторизации ушло бы не больше минуты. И не было в этом никакой злобы или расчёта, скорее было похоже на… любопытство? Взлом происходил совершенно автономно, словно это был его естественный способ взаимодействия с окружающим миром. Наверное, я никогда не осознавал, что по-настоящему стоит за словами «искусственный интеллект» и почему их создание запрещено законами Цитадели. Не машина, но и не настоящая жизнь. Довольно неприятно знать, что творения, подобные гетам, вообще существуют.

Понятия не имел, что саларианцы могут потеть. Но когда мы закончили, с них лилось в три ручья. Хотя в этом я от них не отличался. Миенер считает, что понадобится ещё пара подключений. Сказал, для человека я довольно быстро ориентируюсь, и похвалил за отличную работу.

Матриарх всё ещё страдает от приступов дежавю и обмороков – они становятся чаще. Её состояние ухудшается. Сейчас она в медицинской капсуле под присмотром других азари.

24 февраля, 2176

Проснувшись, услышал, как второй саларианец, Ронло, жалуется охране на подозрительные звуки из генераторной. Точнее, на злобное рычание. Никогда не видел у турианца такого недоумённого выражения морды. Ибо единственный, кто может издавать такие звуки в генераторной – это Статтон, и хоть по нему не скажешь, что он абсолютно нормален, но рычание явно не входит в число его хобби.

Матриарху хуже, сильные головные боли, кровь идёт носом. Другие азари обеспокоены. Одна из них по совместительству врач, держит её под капельницей и пичкает таблетками. Эффекта пока нет.

Турианцы забились на кухню и гоняют чаи, ворчат, что замерзают. Просили Статтона подбавить температуры, хотя и без того жарковато. Странные они.

25 февраля, 2176

Ночью исчезла матриарх. Камеры наблюдения показывают, что она встала, надела скафандр со склада и просто вышла наружу, за ворота базы. Самое странное, что вход не был заблокирован. Начальнику охраны теперь придётся сочинять объяснительную руководству, как это могло случиться, потому что ключ-доступ к дверям есть только у него.

На поверхности буря, -83°, прошло уже несколько часов. Турианцы собираются поискать её, как только стихнет шторм. Никто не хочет произносить этого вслух, но затея гиблая. Даже им понятно, что шансов у неё было мало. Никто не знает, зачем матриарх сделала это или куда направилась. Своим она ничего не сказала, никаких посланий не оставила. Азари в тихом ужасе.

Никтус включил аварийный сигнал в надежде, что он дойдёт до коммуникационных буёв, но буря глушит все передачи. Следующий челнок с провизией и проверяющими должен прибыть не раньше середины марта.

Ронло к вечеру впал в истерику. Верещал, что снова слышал рычание и даже видел тень с красными глазами, на сей раз на складе. Турианцы обшарили весь отсек сверху донизу, но ничего не нашли. Они, кстати, все какие-то вялые, еле двигаются и трясутся от холода. Начальник охраны нарявкал на Статтона, чтобы сделал ещё теплее – теперь база напоминает курорт.

Статтон нервничает. Хотел его поддержать, чтобы не обращал внимания на заскоки костемордых, но он от меня отмахнулся.

Здесь что-то происходит, и мне это не нравится.

26 февраля, 2176

У турианцев было всего несколько минут на поиски в просвете между штормами. Они пытались запеленговать сигнал с системы геолокации скафандра матриарха, но ничего не нашли. Электромагнитное излучение и метель позаботились о том, чтобы скрыть все следы.

Саларианцы какие-то притихшие. Ронло вроде пришёл в себя после вчерашнего, но я заметил, что Миенер теперь тоже подозрительно косится по сторонам и вздрагивает, когда к нему обращаются.

Несмотря на печальные события, работу никто не отменял. Снова включали гета. Саларианцы никак не могли собраться, постоянно сбивались и начинали всё сначала. В этот раз они смогли скачать совсем немного, прежде чем гет пробился за мой файервол и рванулся на маршрутизатор – я почти не успел засечь, как это произошло. Мне пришлось просто выдёргивать питание, чтобы остановить его – так было надёжнее, чем пытаться локализовать его в сети. Сошлись на том, что на сегодня хватит. Гет что-то протрещал перед самым отключением. Мне показалось, он смеялся над нами.

 До ночи тестировал сеть в поисках заражённого кода, ничего не нашёл. Дорабатываю защиту файервола.

На станции жарища, хожу взмокший. С удовольствием разделся бы до трусов. Турианцы уже оделись в скафандры, но продолжают лязгать зубами от холода. На шипение Никтуса Статтон сказал, теплее сделать уже не может, оборудование не рассчитано на такой уровень температуры. Начинаю подозревать, что проблема не в отоплении.

Плохие новости – приступы дежавю, похоже, заразны. Другая азари упала в обморок.

27 февраля, 2176

Проснулся от хорового визга саларианцев. Они будто обезумели, кричали на начальника охраны, что базу наводнили монстры, что их срочно нужно перебить, и почти кидались на него. Не думал, что буду сочувствовать костемордому, но трудно сохранять спокойствие, когда на тебя с упорством камикадзе бросаются грудью две тщедушные амфибии. Он пытался утихомирить их, но обстановка накалялась, и Никтус схватился за пушку. Я понял, что сейчас он просто их пристрелит. Пожалуй, этот поступок был глупее всего, что я когда-либо делал, но я бросился между ними. До сих пор кишки трясутся. Пока уговаривал Никтуса опустить пистолет, остальные турианцы скрутили их – саларианцы кричали и кричали, у них изо рта шла пена. По-моему, они слегка двинулись от ужаса. На вопли прибежала азари, вколола им мощный транквилизатор, и охрана закрыла их на складе отсыпаться. Просто побросали на пол, как брёвна. Я просил Никтуса положить им хотя бы подушки под головы – он огрызнулся, что я могу одеялком их укрыть и в лоб чмокнуть, если этого хватит, чтобы его не донимали с идиотским просьбами. Его азари лежит в капсуле и почти не приходит в себя, так что я реально рисковал схлопотать пулю. Пришлось заткнуться и отвалить.

Статтон тоже какой-то дёрганный. Почти не слушает, что я ему говорю, на вопросы не отвечает. Заметил, что у него трясутся руки.

Мне здорово не по себе. В который раз жалею, что ввязался в это.

28 февраля, 2176

Шутки кончились. Саларианцы ночью взломали дверь склада, взяли скафандры, взломали дверь базы и ушли за ворота. Снаружи буря, минус почти под 90°. Чёрт побери, зачем?! Что заставило их сделать это? Начальник охраны рвёт и мечет. Собрал всех оставшихся и устроил жёсткий допрос. Меня прессовал больше всех, потому что с ними я общался чаще других, но я действительно не знаю, почему они так поступили. Затем назначил пост у дверей шлюза, выставил часовых на охрану, меняются каждые три часа.

Неплохие были саларианцы. Мне будет их не хватать.

Статтон ходит как серая тень, с кругами под глазами. Ему плохо, но он наотрез отказывается говорить, в чём дело.

Азари в капсуле стабильно без сознания. Другую нашёл на полу возле капсулы в обмороке. Мы теряем их.

29 февраля, 2176

Это финиш. Ночью азари поднялись – одновременно, судя по видеозаписи, хлопнули дежурного охранника по плечу, надели скафандры на складе и втроём ушли за ворота. Он не возражал, не сопротивлялся, даже не пытался их остановить. Дверь снова была открыта.

На Никтуса лучше не смотреть. Он не знает, что делать. Никто из оставшихся не понимает, что творится. Костемордые дружно косятся на меня, потому что я единственный, кто чувствует себя относительно нормально. Духов своих поминают через слово. Признались, что им холодно, несмотря на жару и скафандры – так, что до костей пробирает. Они заворачиваются в одеяла и пытаются согреться горячими напитками, но не помогает.

Статтон тоже сорвался. Я ещё не видел, чтобы так заливали в себя кофе – литрами, до блевоты фонтаном. Сказал, что после той катастрофы на Яндоа ему больше не снятся сны, но здесь уже пятую ночь подряд во сне он слышит, как громкий голос непрерывно кричит ему «Уходи!». И не отпускает ощущение, что кто-то будто пытается взломать его голову – она просто раскалывается.

Мне страшно до усрачки. Не стал рассказывать, что слышал во сне, как мой сын в ужасе кричит и зовёт меня на помощь, и при этом я знал: всё, что мне нужно сделать, чтобы его увидеть – это выйти за ворота.

Сигнал бедствия не проходит за пределы атмосферы. Помощи ждать неоткуда. Сидим впятером в столовой, молчим и хлещем кофе. Каждый из нас боится уснуть, чтобы не стать следующим.

1 марта, 2176

Продержавшись до последнего, когда щипки, кофе и холодная вода уже не помогали, я всё же отрубился. Когда проснулся, на два турианца стало меньше – они встали, не сговариваясь, и пошли к выходу. Глаза у них были отсутствующие. Никтус и Статтон пытались остановить их, встряхнуть, но они раскидали их по сторонам как пушинки, даже не останавливаясь. Дверь столовой за ними заблокировалась – Никтус клянётся, что сама по себе. Я потратил пару минут на взлом, но когда мы вырвались в коридор, там уже никого не было.

На случай, если это поможет, заручился огневой поддержкой Никтуса и вытащил из гета ядро. Мы расплавили его в микроволновке. Как знал, что не надо было его включать. Я не суеверен, но бед мы с этого поимели знатно.

Сидим в столовой. Турианец мрачнее тучи и кажется, молится про себя. Статтон вот-вот упадёт лицом в стол. Сжимает голову в руках, раскачивается на стуле и говорит, что прямо сейчас слышит голоса, которые велят ему убираться. Никтус предлагает привязать его к кровати, и я уже почти согласен.

Во сне снова слышал, как кричит Томми.

Всё ещё 1 марта, 2176

Был в лаборатории, пытался занять себя шифрованием данных, когда услышал дикий крик из жилого помещения. Побежал на звук и увидел, как Никтус с бешеными глазами, рыча и капая слюной, швыряет Статтона по всему отсеку и дерёт его на части когтями. Тот отбивался как мог, но куда ему против здоровенной бронированной туши. Я закричал, бросил в турианца первым, что попалось под руку, и это была подушка. Когда Никтус повернулся ко мне мордой, в его оскале не было ничего осмысленного – только бесконечная жажда убийства. Это был монстр. Кровожадное чудовище. Он кинулся ко мне, и я даже не успел испугаться, что сейчас он меня убьёт – он напрыгнул на меня, сбил с ног и скрылся в коридоре.

Я бросился к Статтону – его дела были совсем плохи. Кровищей закапало пол-отсека, рваные раны по всему телу, живот и горло вспороты. Он пытался пробулькать что-то про капсулу жизнеобеспечения на складе, а потом задёргался, захрипел и затих.

Я положил его на кровать. Бедняга Вэнс… Позаботился о последних почестях для него как мог. Пишу это рядом с его остывающим телом. Никтус покинул базу, в этом я абсолютно уверен.

Слышу отчётливый зов Томми «Папа, папа, иди сюда!» из лаборатории. Никогда не верил в богов, но… Господь всемилостивый, помоги мне.

Прости меня, Энни.



***

На этой нерадостной ноте текстовый файл с записями Алекса Кэллоуэя заканчивался.

— Жуть, — негромко прокомментировала капитан.

— Да… — не сразу отозвался Гаррус, завершавший чтение с выведенной на стол проекции с инструментрона. Ему потребовалось немного больше времени на то, чтобы прогнать дневник Алекса через переводчик и продраться сквозь его яркие художественные обороты. — Теперь видеофайл?

— Включай.

На видео Алекс, заметно волнуясь, смотрел прямо в камеру. Глаза у него были воспалённые. На заднем плане виднелась обстановка лаборатории, и за плечом мужчины мягко сияли злополучные артефакты. Послание он, по всей видимости, записывал на внешний видеоглазок рабочей станции.

— Шепард, если ты это смотришь, то, скорее всего, я мёртв. — Он отвёл взгляд и, нервно усмехнувшись, почесал лоб большим пальцем. — Чёрт… Пафосно-то как звучит. Никогда не представлял, что умру, и тем более так – вдали от дома, в одиночестве. Ладно, неважно. Эту запись я оставляю в надежде, что тебе не придётся её смотреть, потому что я смогу лично встретить тебя, но если не выйдет, я приложил свой дневник с записями о том, что здесь произошло. Также я оставил в аварийной передаче подсказку, где его искать, и ты… вероятно, нашла.

Он прервался на глубокий вздох, чтобы вновь рассеянно коснуться своего лба. Его пальцы дрожали.

— Прости, я немного нервничаю, — признался он. — Не каждый день оставляю предсмертные записки, на случай, если… Ну, ты понимаешь.

Шепард положила кончики пальцев на самый край проекции. Она прекрасно понимала его чувства – и ничем не могла помочь, оставаясь лишь безмолвным наблюдателем.

— Давай начну с того, что мне удалось узнать, — предложил мужчина, морщась и потирая виски. — Я оставил Статтона в жилом отсеке и пошёл в лабораторию. Когда я открыл дверь, там были эти… — Он указал себе за плечо и чуть посторонился, открывая обзор на круглые штуки. — Не знаю, что они такое. Выглядят как шарики для диско. Они засветились и заговорили со мной. Знаю, со стороны это звучит так, как будто я тронулся, и уже давно, — тут же обеспокоенно заметил он. — Я и сам не уверен, что у меня с головой всё в порядке. Но поверь, я их слышал… И слышу. До сих пор…

Алекс болезненно зажмурился, схватился за виски и неожиданно громко крикнул в сторону:

— Не могли бы вы заткнуться нахрен?! Я тут записываю видео для вашей драгоценной Шепард!

Он сдавленно простонал, прикрывая глаза, затем сжал переносицу.

— Спасибо, — вымученно произнёс он и помахал рукой в сторону камеры. — Извини. Не обращай внимания. Их тяжело вынести, когда они все начинают орать одновременно. Боже, я говорю просто как псих… — Алекс сложил ладони ковшиком возле носа и шумно выдохнул в них, потом примирительно простёр их вперёд. — Постарайся хотя бы на пять минут поверить в то, что я нормальный, хорошо? Так вот, на чём я остановился? А, да. Они… как-то проникают в голову. От них нельзя закрыться, я пытался, но так только хуже – становится очень больно. У тебя словно мозг начинает плавиться и вытекать из ушей. Так что я перестал сопротивляться, и тогда…

Кэллоуэй сглотнул и снова отвёл взгляд, избегая смотреть в камеру.

— Они показали мне их. Машины-истребители межзвёздного класса, управляемые мощным ИИ, причём каждая разумна по отдельности. Жнецы – так они их назвали. Потому что как только в галактике развивается достаточное количество разумной биомассы, способной пользоваться технологией ретрансляторов, они приходят и выкашивают всё подчистую. Это повторяется в примерно равные промежутки, не знаю, как часто. По-моему, раз в несколько десятков тысяч лет. У этих существ очень странные представления о времени, так что точнее сказать они не могут. Но они говорят, что наш промежуток скоро подойдёт к концу.

Алекс вскинул трясущуюся руку, с силой потирая щёку. Его голос тоже дрожал от эмоций. Он прикрывал глаза, и его кадык ходил ходуном.

— Я видел… миллионы, миллиарды лет истории, полные безжалостного расчёта и истребления. Не война, а просто бойня. Это было больше, чем мой разум мог вынести. Столько боли… Господи… Никто не сможет пережить такое, оставшись прежним. И я не смог. Просто отключился. Кажется. Не знаю, сколько времени провёл без сознания, но когда я открыл глаза, всё изменилось. На базе – полная разруха, генератор работает в автономном режиме – я мало разбираюсь в системах жизнеобеспечения, так что не стал туда лезть. Тело Статтона куда-то исчезло. Я ничего уже больше не понимаю. — Мужчина крепко сцепил трясущиеся пальцы в замок и пробормотал: — Чёрт, зачем я бросил курить… Сигарету хочется, сил нет. Пачку.

Капитан наблюдала за ним с сочувствием. Ей хватило пары минут присутствия неизвестных в её голове, чтобы чуть не рехнуться от боли. Сколько они терзали Алекса и как долго он их терпел, можно было только догадываться.

— Потом они рассказали мне про тебя, — продолжил он, собравшись с духом. — Сказали, ты скоро появишься. Они хотели, чтобы я передал тебе всю информацию, которую успели добыть азари и саларианцы. После того, как мы с Никтусом уничтожили ядро гета, я решил зашифровать её настолько надёжно, насколько умею, чтобы она не попала не в те руки. Ключ тут же, на чипе, вместе с дневником и этой записью. — Алекс продемонстрировал ей в камеру маленькую микросхему.

Он выдержал долгую паузу, неуверенно оглянувшись на шары и словно прислушиваясь к ним. Когда он повернулся, взгляд его был затуманенным, голос звучал растерянно, как если бы он сомневался в каждом слове.

— Сейчас я направляюсь чинить антенну в пяти милях от базы, чтобы сигнал бедствия мог дойти до тебя. Они говорят, что она сломана и мне лучше поторопиться… Прости, с трудом могу соображать, когда они общаются. Если… Если я не вернусь, то скажи моей жене Энни, что ей нельзя плакать, потому что со слезами из её глаз утекает солнце… А малышу Томми передай, что папа у него как грёбаный Супермен – даже если кажется, что надежды нет, в конце он всегда появляется и всех спасает… Ладно, «грёбаный» не говори, он же всё-таки ещё маленький.

Кэллоуэй замялся и метнул на неё быстрый отчаянный взгляд, пронзающий пространство и время.

— Шепард, я понятия не имею, кто ты и зачем тебе всё это, — заговорил он неожиданно зло и ёмко. — Если ты ищешь ответы на свои вопросы так же, как и я, то у меня их нет. Я хренов технарь, а не воин. Оружие в руках держал только на стрельбище и даже не уверен, что тем концом. Но если ты имеешь какое-то отношение ко всему, что происходит, я тебя прошу – останови Жнецов. Мне всё равно, можешь ли ты, хочешь ли – просто сделай это. Я хотя бы буду знать, что рисковал своей жизнью не напрасно. Потому что если ты этого не сделаешь…

Он замолчал, опустив голову и оперевшись широко расставленными руками на консоль рабочей станции. А потом резко поднял глаза.

— Те из вас, кто останется в живых, позавидуют мёртвым.

И его взгляд был взглядом мертвеца.

Видео оборвалось. Побледневшая Шепард вздрогнула от прикосновения к плечу.

— Ты в порядке? — мягко спросил Гаррус. — Это было?..

— Да, — ответила она сразу на оба вопроса. — Это то, что я тебе сказала после того, как видела его смерть. Засранцы и правда умеют проникать в голову.

Он покачал головой и осторожно потрепал её по плечу.

— Нужно показать это доктору, — сказал он и вышел из столовой.

Оставшись одна, Шепард наконец смогла разомкнуть руки, вцепившиеся в фоторамку, которую она так и не положила, и снова всмотрелась в безмятежно улыбающееся лицо Алекса. Он и представить себе не мог, что ждало его на этой планете.

— Обещаю, — тихо сказала она ему. — Твоя жертва не была напрасной.

Гаррус нашёлся уже на складе, у аварийного маячка. Нахмурившись, он проверял метрику сигнала на омни-инструменте.

— Шепард, — позвал он, — взгляни.

Женщина подошла ближе и вгляделась в строчку, на которую он ей указывал.

— Дата… редактирования? — непонимающе уточнила она.

— Да. Трансляцию отредактировали. Неделю назад, — сообщил турианец.

Шепард не очень аккуратно плюхнулась на ящик и окинула взглядом беззвучно шевелящую губами голограмму Алекса. Вокруг этого человека крутилось уже чересчур много загадок.

— Но кто мог это сделать на запечатанной базе? — только и спросила она.

Порывшись в инструментроне, Гаррус сунул браслет ей под нос и снова открыл видеопослание от Кэллоуэя, однако на этот раз он залез в системные свойства файла.

— А теперь посмотри на дату создания и сравни, — попросил он.

Файл с сообщением создали в тот же день, что и отредактировали содержание передачи сигнала бедствия. Именно в этот день она проснулась от холода, добравшегося до самого сердца.

— Алекс Кэллоуэй не умер десять лет назад, — выговорила она, чувствуя, как новые кусочки пазла расталкивают предыдущие и меняют весь узор. — Он погиб на прошлой неделе.

***

— Шепард вызывает «Нормандию», Шепард вызывает «Нормандию»… «Нормандия», ответьте, — раз за разом повторяла капитан, слыша только треск и ощущая, как холодеет всё внутри. — «Нормандия», приём!

Мордин за её плечом сохранял спокойствие. За другим плечом, привалившись к стене грудой заиндевевшего металла, торчал наполовину занесённый снегом гет, который всё же оказался снаружи ворот и замкнул на себя защитный контур, тем самым сохранив им жизнь. Металлическая оболочка была совершенно пуста и бездушна. Что бы им ни управляло, оно покинуло её навсегда.

Гаррус, оставшийся без доспеха, но державший его части в свёртке из простыни, ожидал их отмашки за воротами во входном шлюзе, чтобы со всех ног ринуться к челноку. Шепард достался последний человеческий скафандр со склада, который когда-то, вероятно, принадлежал безвременно почившему Статтону – единственному, кто покинул базу не своими ногами. И она не переставала вызывать свой корабль, как только вышла за ворота, но ответом ей были лишь помехи и угрожающее молчание с той стороны. Из семи минут, которые оставались у них на эвакуацию, уже прошло две.

— Шепард вызывает «Нормандию», Шепард вызывает «Нормандию». «Нормандия», как слышно? — повторяла она как заведённая. Не выдержав, треснула кулаком по стальной двери ворот и взвыла: — Ну же, давай!

Несколько долгих секунд потрескивания заставили её внимательно вслушаться в эфир, но никто не отвечал.

— «…дия» вызывает Шепард! — внезапно пробился откуда-то знакомый далёкий голос. — Капитан, как слышно?

— Джокер! — гаркнула она на радостях своим «командирским» голосом. — Джокер, челнок сюда, живо!

— Уже вошёл в атмосферу, коммандер, — бодро отрапортовал пилот и тихонько проворчал: — И необязательно так кричать. Я тоже волновался, между прочим.

Сейчас она готова была простить язвительному Джеффу любую колкость и расцеловать его в щетину недельной давности, только бы он забрал их отсюда. Вжатая в твёрдое сидение челнока предельным ускорением, с которым они покидали Тенебрис, Шепард могла думать только о том, что оставляет позади все тайны этой проклятой планеты – и несказанно радуется этому. Гаррус, скрючившись под одеялом, разводил жвалы в ухмылке из кресла напротив – он был доволен уже тем, что короткий забег от ворот до транспортного средства обошёлся для него без обморожений. Мордин задумчиво смотрел на панораму стремительно удаляющейся планеты, не обращая никакого внимания на их переглядывания.