Руки не дрожали уже давно, разве что изредка, от усталости после напряжённых многочасовых прогонов по тренировочному полигону. После Элизиума Шепард пересмотрела многие вещи и нашла способ обратить свои слабости в сильные стороны, больше никогда не желая сталкиваться с унизительным чувством собственной беспомощности. Однако сейчас никак не могла остановить свои пальцы, которые то и дело норовили нервно сжаться в кулак. Хорошо, что руки по уставу нужно было держать за спиной. «Ну это только со мной могло случиться», — в который раз за последнюю пару часов отрешённо подумала она, а вслух произнесла как можно более ровно:

— Старший сержант Шепард по вашему приказу прибыла. Вы хотели меня видеть, сэр?

Крупный и широкоплечий темнокожий мужчина, перед которым она замерла, отвернулся от обзорного иллюминатора с отличным видом на станцию «Арктур» и отрывисто кивнул ей. Несмотря на то, что он уверенно приближался к верхней границе средних лет, стати ему было не занимать – в каждом повороте его головы и прямой осанке чувствовалось столько скрытой мощи, что это вызывало инстинктивное желание почтительно вытянуться перед ним по струнке. Как и у многих обитателей Земли со смешанным происхождением, в его выразительной внешности прослеживались не только традиционные расовые черты, но и европейские, и даже что-то от коренного населения США.

— Капитан Дэвид Андерсон, шестьдесят третья разведфлотилия Пятого флота, — представился он, и даже его спокойный голос звучал внушительно. — Я нахожусь в прямом подчинении адмирала Хакетта.

Секретарь из главного штаба передал, что с ней желает переговорить один из членов аттестационной комиссии; она действительно видела его среди группы солидных чинов перед началом того, что без сомнений могло считаться её самым сокрушительным провалом – и это после стольких приложенных усилий… Значит, вот и всё, подумала она с некоторой обречённостью. 

Составу комиссии было запрещено общаться с курсантами программы до окончания демонстрационной части аттестации, но перед полевыми испытаниями адмирал всё равно улучил минутку, чтобы шепнуть ей: «Я на вас рассчитываю, Шепард. Устройте нам шоу», и хитро подмигнул. Мудрые не зря предостерегали опасаться своих желаний: шоу у неё устроить получилось, и оно, очевидно, удалось на славу – теперь он был настолько разочарован в ней, что не стал даже тратить время на то, чтобы выразить это лично, а возложил задачу на своего подчинённого. Она всё равно никогда не понимала, чем ему приглянулась, с той самой бестолковой церемонии награждения на Элизиуме. Хакетт лично рекомендовал её в элитное спецподразделение, куда принимают далеко не каждого отличившегося солдата, и Шепард не оправдала его ожиданий. Сейчас ей скажут, что она провалила всё, что только могла, и исключена из Академии N7 без права переаттестации, а затем сошлют в какой-нибудь дальний пограничный гарнизон в системах Терминус, и хорошо если доверят руководить горсткой таких же неумех, как она сама. Воспользоваться лучшим шансом в её жизни, пройти жёсткий отбор, пережить три года упорнейших тренировок до седьмого пота – и всё насмарку.

Шепард глубоко и как можно более незаметно вдохнула, напоминая себе, что прежде чем упиваться самоуничижением, неплохо бы всё же узнать, для чего её вызвали. 

— Догадываетесь, что это? — спросил капитан, демонстрируя ей датапад с бегущими по нему строчками, который изучал до её появления.

Ей не нужно было вглядываться в то, что там написано – она и без того знала.

— Полагаю, рапорт аттестационной комиссии, сэр, — вежливо ответила она. Ладони, сцепленные за спиной, противно взмокли.

— Верно, — хмыкнул Андерсон, снова поднося его к своим глазам. — Позвольте мне зачитать самое интересное оттуда.

— Сэр? — сглатывая и вскидывая подбородок, уточнила она глухо. Натруженные мышцы едва не свело судорогой, когда тело попыталось вытянуться в неестественно прямую линию.

— Так, не то… Это пропустим… Да, вот, моё любимое: «В ходе проведения показательных учений при отработке реакции бойцов на метание вражеской гранаты курсант Шепард проявила нетипичное для солдата поведение. Отреагировав на оповещение роботизированной системы о вылетевшем в их сторону разрывном боеприпасе, под условным прицельным огнём противника курсант Шепард приняла вертикальное положение в зоне прямой видимости атакующей стороны, тем самым подставляясь под вражеский обстрел, и, перехватив вверенную ей штурмовую винтовку за цевьё, отбила гранату прикладом оружия. Отлетев от удара, граната осуществила рикошетирование от пролетавшего по заданной траектории дрона разведки и попала в щель между неплотно задраенной крышкой люка и корпусом задействованного в учениях М29 «Гризли», образовавшуюся в результате технической неисправности последнего. Срабатывание взрывчатого снаряда вызвало критическое повреждение элементов питания, расположенных в передней части отсека водителя-механика, что привело к взрыву, уничтожившему, кроме указанного М29, два соседних в зоне поражения. Пострадавшие бронетранспортёры восстановлению не подлежат, ремонтной бригадой рекомендовано определить на списание. Поскольку вся техника на полигоне управлялась виртуальным интеллектом, потерь среди личного состава нет», — с выражением зачитал мужчина и, хотя лицо его оставалось бесстрастным, поднял на неё взгляд смеющихся тёмно-серых глаз.

Теперь, когда это прозвучало вслух, придавая произошедшему ещё больше нелепости, Шепард боролась с неистовым желанием не то испариться на месте, не то прекратить существование прямо в данную минуту. Однако Андерсон неумолимо продолжал:

— По-моему, в нашем лейтенанте Стамски пропадает литературный талант. Учитывая, что он уже не первый год состоит сопровождающим при комиссии, описывать подобное в отчëтах для руководства он по-прежнему старается добросовестно. Мой выпуск был в Академии первым, кстати, и уже тогда ему было что отразить в рапорте, но сегодня он просто превзошёл сам себя. А вам как кажется?

С одной стороны он не спешил объявлять ей выговор: абсурдность ситуации его явно развлекала. С другой – недотёпа Ларсон не мог выбрать лучшего момента, чтобы поскользнуться на осыпающейся стенке окопа. Мало ему было сломанной ноги в тот раз на лесной базе: весь следующий месяц они полным отрядом хохмили, что он должен был запомнить ту шишку «в лицо», чтобы найти её и отомстить. Видимо, коварная шишка снова добралась до него раньше. Но шутки шутками, а шанса выбраться до того, как граната бы сработала, у Ларсона не было – она это понимала, он это понимал, понимала даже грёбаная комиссия. Идиотизм чистой воды: при самом худшем раскладе взрывчатки в специальном тренировочном снаряде едва хватило бы на то, чтобы пробить щиты и броню, но что ещё ей оставалось делать – дать товарищу пострадать? И не виновата же она в том, что крышку люка «Гризли» разворотило несколькими минутами ранее от меткого попадания из ракетницы, а дрон так некстати пролетал мимо. В обычных обстоятельствах взрыв гранаты оставил бы на бронированном покрытии из крепких композитных сплавов разве что пару царапин – ну кто мог знать, что она так неудачно угодит прямо внутрь, через самую уязвимую часть рубки в самый плохо защищённый узел?! 

Но вместе с тем все её оправдания оставались просто лирикой. Случившегося можно было бы избежать, если бы она просто, чёрт её дери, следовала своему боевому заданию, не обращая внимания на трудности других – аттестация предполагала индивидуальную оценку для каждого бойца, и успешность прохождения теста Ларсоном была не её заботой. Но очередное обострение комплекса матери Терезы снова не дало Шепард пройти мимо. И, похоже, на сей раз стоило ей карьеры.

— Возможно. Всякое случается… сэр, — без энтузиазма согласилась она.

— В самом деле, — звучно подтвердил Андерсон. На его лице по-прежнему не было улыбки, но в глазах, что называется, отплясывали бесенята. — Я не верю в предопределение, сержант, но иногда, видимо, просто звёзды сходятся нужным образом. Меня сегодня, например, даже быть здесь не должно. Я собирался проводить штатную проверку корабля, который принимаю под командование, однако адмирал Хакетт распорядился, чтобы я сопровождал его на сегодняшних учениях, а приказы, как вам известно, не обсуждают. И после того, как я увидел вас в действии, я понял, что оно того стоило. Когда-нибудь играли в бейсбол, сержант?

Брови Шепард дёрнулись сами по себе: вопрос был довольно неожиданным, но напрашивающимся. Вряд ли бы кто-то ещё догадался использовать оружие как биту. Она не могла понять, чего именно добивается этот офицер – для того, чтобы просто поглумиться над нерадивым курсантом, он уже приложил слишком много сил. 

— Немного. В школьные годы, — помедлив, отозвалась она. — Бегать у меня получалось лучше, чем отбивать подачи.

— И тем не менее удар у вас поставлен неплохо. Говорю как бывший питчер школьной команды по бейсболу, — заметил Андерсон, смерив её долгим взглядом в упор и, по всей видимости, ожидая какой-то реакции.

— Рада, что смогла вас впечатлить, сэр, — ответила она и без тени сарказма. Впрочем, он всё равно там подразумевался, потому что капитан без труда уловил в подтексте хмурый вопрос и наконец улыбнулся ей.

— Я уполномочен сообщить вам результаты аттестации, — оповестил он. — Но прежде чем я сделаю это, хотелось бы услышать, что вы сами думаете о случившемся.

— Только то, что вы зря тратите своё время, сэр, — безразлично заявила она. — Я сделала всё, что считала необходимым в данной ситуации, даже если это было в высшей степени непрофессионально, и понесу за это ответственность.

— Что, и это всё? — будто бы удивился он. — Даже не попытаетесь отстоять свою честь? 

— Какой в этом смысл, сэр? — Она позволила себе на секунду отвести взгляд в сторону. — Что бы я ни сказала, решение уже принято, не так ли?

— Для человека, прошедшего через ад дважды, вы слишком легко сдаëтесь, Шепард, — попенял он с какой-то непонятной ей ноткой поощрения. — Попробуйте снова. 

Нет, при всей благожелательности тона чинуша из комиссии определённо собирался потешить самолюбие за её счёт – а ведь сначала показался человеком, который не бросает слов на ветер. Шепард расправила плечи, мрачно осознавая, что не хочет доставлять ему такого удовольствия.

— Со всем уважением, сэр, я бы предпочла, чтобы вы не использовали упоминание о Мендуаре и Скиллианском блице как нечто, что определяет меня. Я не по своей воле оказалась там в самое неурочное время – никто из нас не просил об этом. И это были тяжëлые события для всего Альянса, а не только моя личная трагедия. Как и вы, я не верю в предопределение – в судьбу, если вам так больше нравится. То, что я стою сейчас перед вами – не результат счастливого стечения обстоятельств, а недоработка батарианцев и заслуга многих других людей. Среди них были те, кто заслуживал остаться в живых гораздо больше, чем я, и если бы обстоятельства сложились по-другому, я с радостью отдала бы свою жизнь за малейший шанс спасти их. К сожалению, тогда мне не хватило ни сил, ни опыта, и их жизни навсегда останутся на моей совести. Единственное, что я могу сделать, чтя их память – это совершенствоваться. И если я не справилась, значит, всë было зря. Я подвела их, подвела их всех. Поэтому не говорите об этом так легко, словно я имею право сдаться… сэр. 

Неожиданно прорвавшаяся в слова горечь удивила даже её саму. Не так часто кому-то удавалось задеть её за живое. «Той бедняжкой с Мендуара» её больше никто не называл – много усилий она приложила, доказывая, что стоит чего-то, но и званием «героини с Элизиума» Шепард была сыта по горло, особенно сейчас, чувствуя, как велика пропасть между ним и ею настоящей. Андерсон задержал на ней взгляд, словно впервые как следует присмотрелся – она не знала, о чём он думает, но выражение его необыкновенно живых глаз было тёплым. И даже, наверное, понимающим.

— Я согласен с вами в том, что дерьмо случается тогда, когда мы меньше всего к этому готовы, — сказал он. — Но и вы должны понять, что сколько бы опыта и сил у вас ни было, невозможно спасти каждого. И если бы все мы судили друг о друге только по неудачам, в мире не осталось бы справедливости. — Он замолк на пару секунд, вслушиваясь то ли в отголоски собственных слов, еле уловимым эхом раздающихся в большом и пустом переходе станции, то ли в нечто навеянное ими, проносящееся перед его внутренним взором – так, будто это тоже что-то для него значило. — Но что бы вы ни думали о своём участии в бойне на Мендуаре или мясорубке на Элизиуме, эти события всё же определяют вас. Сегодня, увидев товарища в беде, вы не смогли отвернуться, хотя имели на это полное право. Вместо этого вы остановились и, рискуя жизнью, вывели его из-под опасности, ни на секунду не задумавшись, чего это будет вам стоить. Должен признать, со стороны выглядело очень впечатляюще. Как только вы приняли решение помочь коллеге, вы полностью преобразились – даже двигаться стали по-другому.

Шепард по-прежнему не понимала, чего он хочет от неё – гораздо больше чужой оценки её волновало то, что в данный момент её будущее висело в неопределённости. 

— У меня складывается впечатление, что вы здесь не за тем, чтобы хвалить меня, сэр, — выразила она свои сомнения. Несмотря на то, что Андерсон казался настроенным дружелюбно, если так он пытался подсластить ей горькую пилюлю провала, то пусть уж лучше скажет об этом прямо, хватит ходить вокруг да около.

— Знаете, что отличает солдата от человека? — внезапно поинтересовался тот. 

— Оружие? — наобум предположила она, вскидывая бровь и зная, что всё равно не угадает смысл, который капитан наверняка хотел вложить в назидательное изречение. 

— Почти. — На его губах промелькнула лишь тень усмешки. — Самое разрушительное оружие солдата – это вынужденное равнодушие. Без него мы будем неспособны пройти через худшие стороны войны, которую ведём всю свою жизнь, и неважно, кто наш противник – инопланетные враги или мы сами. Без равнодушия мы не сможем отнимать чужие жизни, не вынесем потерь и сломаемся в тот момент, когда война потребует от нас самую большую жертву, которую мы только можем принести. Равнодушным быть выгоднее. К сожалению, именно поэтому в наших рядах так мало тех, кто способен к сопереживанию. Многие предпочитают не видеть, не слышать и не замечать ничего, что выходило бы за пределы безопасности их собственного зада.

Шепард слыла сообразительной, но ей пришлось напрячь все имеющиеся в её распоряжении умственные способности, чтобы осмыслить, на что он так усиленно намекает и намекает ли – и всё равно ничего не понять. Это начинало раздражать. К чему эти поучения? Равнодушие – это точно не про неё, у Шепард начинает свербеть между лопатками от малейшей несправедливости, которая не касается её лично. Означает ли это, что как солдат она бесполезна? Чего этот странный офицер от неё добивается, в конце концов? Она отчислена, переведена, разжалована, или как вообще? 

— И хотя меня это удручает, я нахожу такую позицию здравой, — продолжал Андерсон, не дав ей шанса спросить. — Поскольку если вы будете слишком близко к сердцу воспринимать всё, что несёт с собой карьера военного, вы просто сгорите в первые же годы работы. — Его цепкий взгляд наконец приковал к себе её глаза. — И по жизни с такими качествами вам придётся тяжело. 

— Полагаю, что так, сэр, — вежливо, но равнодушно согласилась она, наконец увидев, к чему он клонит, и не видя смысла спорить о том, что невозможно изменить. Бестолку читать ей морали по поводу необходимого безразличия – себя не переделать в одночасье. Нельзя же вот так взять и вдруг перестать чувствовать что бы то ни было. Может, со временем Шепард и научилась реагировать на происходящее вокруг более сдержанно – путь военного по умолчанию предполагал определённый порог эмоциональной невосприимчивости, где-то на грани с душевной чёрствостью. Но она не сможет переступить через себя и не обращать никакого внимания на весь окружающий её негатив, если это идëт против самой её сути. Андерсон прав: для профессионального солдата качество сомнительное. Что ж, видимо, это и значило конец всего, к чему она стремилась. 

Заметив, что Шепард не собирается возражать ему, мужчина вновь поднëс датапад ближе к лицу – как она надеялась, чтобы перейти наконец к оглашению результата аттестации. Но он, похоже, не торопился заканчивать свои наставительные разговоры так быстро. 

— Напомните, сержант, сколько бойцов отобралось на начальном этапе программы вместе с вами? 

— Тридцать два, сэр, — ответила она отстранëнно, не желая даже гадать, в какого рода проповедь это выльется. 

— А сколько осталось к моменту выпуска? 

— Семь – считая меня, сэр. 

— Довольно любопытно, что к отчёту комиссии приложено шесть специальных рапортов от ваших коллег по программе, Шепард. Каждый из них характеризует вас как последовательного и крайне целеустремлëнного человека, который ставит желание защищать невинных и отстаивать правду превыше всего. Во всех утверждается, что успешное окончание Академии N7 является для вас первостепенной задачей. И во всех изложена просьба пересмотреть вашу аттестационную оценку, не учитывать в ней произошедшие события или просто дать вам второй шанс. Признаюсь честно – я никогда не видел, чтобы за кого-то так единодушно заступались. На моей памяти такое происходит впервые. 

Когда она посмотрела на него, в её глазах читалось изумление. Неужели они все… 

— Никто и никогда вам этого не скажет, а если спросите – будут отрицать, но на самом деле оценивается не только индивидуальный уровень выпускников, — чуть улыбнувшись её реакции, объявил капитан. — Несмотря на то, что вас одновременно выпускают на один и тот же полигон и при этом выдают разные задания, заставляя работать независимо друг от друга в боевой обстановке, комиссия также проверяет вашу способность к взаимодействию. Вы должны не только сделать всё, что от вас требуется, но и не мешаться друг другу на поле боя, а при необходимости – помочь товарищу в выполнении боевой задачи, не забывая при этом и о своих обязанностях. Такой баланс очень трудно соблюсти, но потому завершивших программу N7 и называют элитой войск специального назначения. Умение сражаться и побеждать в одиночку не настолько эффективно, насколько умение работать в команде и довести до окончания боя как можно больше членов своего отряда. Поэтому по параметру командной работы вы сумели удивить абсолютно всех, Шепард. Учитывая, что и прочие показатели у вас на высоте, решением комиссии ваша аттестация зачтена пройденной с отличием. Поздравляю с окончанием Академии, второй лейтенант Элис Шепард. 

Вытаращившись на него, она на несколько секунд потеряла дар речи. Неужели она не ослышалась? Её не уволили и даже только что повысили? Стоило бы радоваться до неприличия, однако мысли в голове, изображая броуновское движение, обескураженно сталкивались вслепую и никак не сходились в одно логическое целое.

— Но сэр, те «Гризли»… — в конце концов вымолвила она первое, что подбросило ей обеспокоенное сознание, чувствуя себя глупее некуда. В то, что ей действительно могли спустить подобное с рук, как-то не верилось. 

— Всего лишь жестянки, к тому же не новые, — решительно перебил её Андерсон. — Хотя комиссия убедительно просит вас в будущем больше не поступать так с техникой Альянса. 

— Я… Есть, сэр, — кивнула она поспешно и не сдержала взволнованной улыбки. — Благодарю, сэр. — Затем, спохватившись, приняла серьёзный вид и кивнула ещё раз. Но её глаза наверняка отображали всё то, что пыталось скрыть лицо. 

— Ну вот, теперь вы наконец похожи на того, кто готов идти вперёд, — удовлетворённо отметил мужчина. — И знаете, хотя я был знаком с Хакеттом задолго до того, как он стал адмиралом, похоже, я только сейчас понял, почему он так хотел, чтобы я присутствовал сегодня на вашей аттестации. 

Шепард глянула на него вопросительно. 

— Через несколько дней я заступаю на командование ККА «Токио», — пояснил он. — Экипаж укомплектован не полностью – в частности, мне не хватает десантного состава и человека в арсенале. Со дня на день я ждал приказа о назначении в команду недостающих офицеров, но думаю, что адмирал Хакетт не станет возражать, если одно место будет зарезервировано за вами. Однако, как выпускник Академии, вы вправе выбрать себе первое назначение самостоятельно, так что если у вас есть и другие предложения, вы вольны согласиться на любое из них. Дело за вами, Шепард. 

Под его внимательным взглядом она замешкалась. Других предложений у неё не было, но всë происходило так стремительно, что она никак не успевала ориентироваться, хотя, как солдату, ей полагалось реагировать куда быстрее и взвешеннее. Казалось, что ещё десять минут назад она готова была смириться с незавидной участью, однако теперь её судьба решалась прямо на глазах. Однажды Шепард уже клялась себе не колебаться, но сейчас ей не помешала бы хоть минутка передышки на осознание.  

— Можете не отвечать сразу, — разрешил Андерсон, — у вас есть время подумать, но только до завтра. И если решитесь, жду вас с вещами утром в девять по стандартному времени станции в доке джи-четырнадцать. 

— Спасибо, сэр, — всë же нашла в себе силы откликнуться она. — Это большая честь для меня. 

Он кивнул ей, не прощаясь, с военной чëткостью развернулся всем телом, проскрипев по полу подошвами ботинок, и понёс свой солидный корпус к выходу. Его поступь была размашистой и обманчиво тяжеловесной, но Шепард не сомневалась, что в бою она полностью менялась на лёгкие и стремительные движения, как и сам он становился серьёзным противником. 

И всё же у неё ещё оставался один гложущий вопрос, который она не могла не задать. 

— Сэр, — позвала она удаляющегося Андерсона, и тот остановился, оглянувшись, — почему именно я? Почему адмирал Хакетт принимает такое участие в моей жизни? Я имею в виду, у него наверняка найдётся множество дел поважнее и на примете есть более перспективные кадры. Так… почему? 

Стивен Хакетт славился уравновешенным характером и одинаково ровным, профессиональным отношением ко всем подчинённым, будь то рядовой или генерал – любимчиков у него, насколько она знала, не было. Хотя Шепард попала в программу благодаря ему, у неё ни разу не возникло впечатления, что он выделяет её среди прочих или, избави боже, испытывает к её персоне какой-то личный интерес – об этом молодой курсантке думать точно не хотелось. Но, появляясь с рабочим визитом у начальства Академии каждые несколько месяцев, адмирал никогда не брезговал зайти со штатной проверкой в расположение Арктурской военной части, где был расквартирован отряд курсантов N7, и неизменно кивал в знак приветствия, справляясь об успехах всей команды. Соответствуя своей репутации и положению, он не стремился установить более близкий контакт и поощрял всю группу разве что формальным пожеланием продолжать в том же духе, а курсанты почти перестали каждый раз нервно вскакивать при его появлении. Майор, возглавлявший Академию, бурчал, что Хакетт, в иные годы появлявшийся намного реже, слишком уж зачастил. От его косых взглядов Шепард становилось неуютно, но она с абсолютной уверенностью могла сказать, что прошла отбор только своими силами и способностями, а не благодаря чьей-то протекции. С этим в учреждении было строго: условия для всех ставились жёсткие и равные. Так что вряд ли она решилась бы когда-нибудь поинтересоваться у Хакетта об этом напрямик, но Андерсон, возможно, знал ответ.

— Об этом вам лучше спросить у него, — не оправдал её надежд капитан. А затем, задумавшись, добавил: — Но если хотите знать моё мнение, я думаю, что встретив вас, адмирал увидел то же, что и я сегодня – человека, которому не всё равно. В наши дни это редкость. 

Он возобновил движение к шлюзу перехода и снова задержался перед тем, как впечатать мощную ладонь в голограмму замка, чтобы сказать ей:

— И если вы хотите оставаться неравнодушной – стойте на этом до конца, не обращая внимания на трудности. В противном случае я буду очень в вас разочарован. 

***

Разговор с Советом дался Шепард даже тяжелее, чем она рассчитывала. Предполагая, что этой судьбоносной сессии когда-нибудь всё равно придётся состояться, Андерсон заранее снабдил её видеопротоколами всех предыдущих переговоров с советниками, чтобы она получила представление, о чём и как с ними общалась. Учитывая, что воспоминания об их непростом взаимодействии были даже более обрывочными, чем все остальные, в какой-то мере Шепард предпочла бы, чтобы так оно и оставалось – каждый раз, включая просмотр очередного сеанса связи с тремя прожжёнными политиканами, которые то умеренно, то не слишком выражали недовольство каждым её действием, она чувствовала смутно знакомое подогревающее ощущение где-то пониже спины. Было похоже, что как бы она ни старалась убедить их в правоте своих поступков, хотя бы в долгосрочной перспективе, у них всегда находилось что возразить против, даже если они цеплялись за пару самых очевидных, лежащих на поверхности аргументов.

Любой её выбор оспаривался и подвергался сомнению так, словно раскритиковать её работу было единственной целью Совета. В качестве бреда можно было даже подумать, что её назначили Спектром только по той причине, чтобы трём заскучавшим от мира и процветания бюрократам было кого гонять и до кого докопаться – на этом месте Шепард обычно останавливала свои размышления, понимая, что в ней отзывается уязвлëнное самолюбие. Нет, наверняка у советников было много важной работы и иное видение перспектив, тем более в масштабах галактики. Но чего капитан не понимала совершенно, так это упорства, с которым они цеплялись за убеждение, что Жнецы – просто очередная манипуляция Сарена, что опасность данного явления надумана и слишком преувеличена. С какой глубокой озабоченностью они утверждали, что флот огромных смертоносных машин существует только в видениях Шепард, и направляли её по следам отступника, кажущегося им единственным источником бед – ну просто любо-дорого посмотреть!

Как и у всякого человека, имеющего повреждëнную память, у Шепард тоже оставались здравые сомнения в своём рассудке и том, что двигало ею в период после Иден Прайма – но даже не обладая воспоминаниями о прежних событиях, она тщательно проследила свой путь по доступным ей отчëтам, а также вытрясла всю душу из Гарруса и Джокера вопросами о том, что не было в них отражено. Этого хватило, чтобы поверить фактам и убедиться в твёрдости своих решений: капитан знала, что Жнецы есть и представляют собой угрозу. Она говорила и сражалась с ними, буквально чувствовала, как они подбираются всё ближе к Млечному Пути из беззвëздных пустот космоса. Так почему же не верил Совет?

Напрашивался некрасивый вывод насчёт действительных полномочий советников – захотят ли они помочь ей? И не собираются ли до последнего отрицать очевидное, как стайка закоснелых стариков, цепляющихся за иллюзию былого благополучия? Решив не спешить с выводами и дать им возможность ознакомиться с последней информацией по Коллекционерам, Шепард с той особой, оптимистичной обречëнностью вкрай задолбавшегося человека подумала, что дальше той задницы, в которой она находится последние несколько месяцев, её всё равно не пошлют, а молчать она не имеет права. В конце концов, прошло два года с их последней встречи и она больше на них не работает – может, хоть сейчас еë наконец потрудятся выслушать.

Ко всему прочему Шепард старалась не думать, как долго она пробудет в статусе Спектра после этого столкновения. Полномочия специального агента Совета – вещь, конечно, полезная, но даже если она их лишится, то всё равно найдёт способ добиться своих целей, как находила всегда. В конце концов, обходилась же Шепард без них раньше. А потому, приведя себя наконец в порядок и избавившись от остатков присохшей крови, она одолжила у Мордина лёгкий стимулятор, наспех позавтракала, надела мундир с длинным рукавом, с которого после длительных раздумий не стала сдирать нашивку «Цербера», и, глубоко вздохнув, запросила у СУЗИ мост прямой связи с Цитаделью.

В галактической столице время клонилось к глубокому вечеру, однако Андерсон всё ещё был в своём офисе. Он выслушал новости с удивлением и без всяких просьб с её стороны запустил процедуру созыва внеочередного заседания Совета, но предупредил, что даже с такими сведениями ей не стоит ожидать радушного приёма. Устало улыбнувшись, Шепард заверила его, что не ждёт снисхождения – для неё сейчас важнее донести до Совета всю необходимую информацию, и не ради себя, а для безопасности всех обитателей этого мира.

Настрой у послов изначально оказался не дружелюбным. Голограммы разглядывали Шепард с недоверием, но скорее любопытствующим, чем враждебным. Вопрос, каким образом ей удалось вернуться к жизни, даже не звучал – на их лицах Шепард не обнаружила ни капли изумления. Вместо этого раздались требования пояснить, почему она не явилась пред светлые очи Совета сразу, как только появилась такая возможность, и чем она занималась всё это время. Разумеется, они уже знали о её связи с «Цербером»: разведка не зря отрабатывала свой паëк, да и капитан не скрывалась в оба посещения станции. Она выдержала первую часть приветственного нагоняя с достоинством – это был не первый раз, когда ей приходилось оправдывать временное сотрудничество с террористами деловой необходимостью, так что едва ли разумные подозрения могли её задеть.

Однако переговоры и дальше складывались не лучшим для неё образом. Данные с корабля Коллекционеров были приняты к рассмотрению, но без всякого энтузиазма. В наглядную опасность Жнецов, которую собой представляли остатки протеан, Совет по-прежнему верить не желал и посылать корабли защиты в системы Терминус отказался мгновенно, сообщив, что это будет расцениваться как акт вторжения, который ожидаемо повлечëт за собой войну, а затем и вовсе объявив организацию колоний вне пространства Цитадели «проблемой человечества». Эта территория находилась вне их юрисдикции и области интересов. Шепард не ожидала, что легко и просто сможет повлиять на их оценку ситуации, но и не сразу поняла, что надеяться на свои способности к убеждению тоже не стоит. Если бы это был разговор тет-а-тет с каждым из них, капитан, вероятно, достигла бы больших результатов. Но с тремя сразу ей было не управиться, даже при безоговорочной поддержке Дэвида. Каждый раз, когда ей казалось, что Тевос и Валерн готовы сдать позиции и согласиться с её доводами, пусть и не без внутреннего сопротивления, советник Спаратус по-туриански прямо, почти непримиримо выступал с решительной критикой её мнения. Трëхпалые руки посла беспрестанно взлетали к мандибулам, посылая в неё целые автоматные очереди воздушных кавычек. Глядя на это, двое его коллег по политическому цеху вновь вспоминали, чьей стороны привыкли придерживаться в своём триумвирате, и сообща почти подошли к тому, чтобы выразить ей вотум недоверия. Работа на «Цербер» была лишь формальным поводом отказать ей по всем пунктам.

К завершению беседы Шепард, старавшаяся держать себя в руках, собиралась незатейливо вспылить и послать их по максимально обидному адресу – по своему сердитому взгляду и играющим желвакам на записях с прошлых встреч она была уверена, что так и мечтала поступить в той жизни. Сейчас – да и вообще в последнее время – она находила всё меньше причин, чтобы не сделать этого. Её моральные устои нельзя было назвать пошатнувшимися, но их границы в некоторых аспектах допустимого определённо подразмылись. Проблема была даже не в обстоятельствах и не в том, с кем ей приходилось работать. Террористы, убийцы, наëмники, воры, подростки, народные мстители, бывшие солдаты, разочарованные в справедливости законных структур – чëрт с ними всеми. Каждому можно было найти свои причины и оправдания, коль уж они взялись составить ей компанию в весёлой поездочке на тот свет. Они воспринимались как нечто само собой разумеющееся в дополнение к тому хаосу, что раскинул свои щупальца вокруг. Просто что-то тускнело внутри каждый раз, когда её вера в лучшее натыкалась на глухую стену непонимания. Отсыхало, отмирало по крошечным кусочкам, когда её отказывались слышать и принимать всерьёз. Шепард свела все свои шрамы, оставшиеся после восстановительных экспериментов «Цербера», но некоторые свежие рубцы, появившиеся позже, залегали гораздо глубже, под кожей и плотью, возле самого сердца. И они медленно переставали кровоточить, судя по тому, что угрызения совести и позывы долга постепенно стихали перед вопросом, ради чего ей ещё стараться, как не ради того, что ей дорого, и тех, кто важен для неё. Не для галочки же в безупречном досье, в самом-то деле.

— С каких пор вы решили, что должны единолично отвечать за безопасность всей галактики? — фыркнув, поинтересовался Спаратус. — Позвольте напомнить, что вы не единственный актив Альянса и тем более Совета – оставьте решение этой проблемы сопоставимым по мощи силам. Гораздо важнее то, кем вы выглядите в свете вашего внезапного возвращения и союза с «Цербером». Спрошу ещё раз, Шепард – кто вы сейчас и на чьей стороне?

И это смели заявлять те, кто предпочёл однажды попросить кварианцев отозвать своё представительство на Цитадели и разбираться с проблемой гетов самостоятельно, нежели помочь им. И те, кто предпочёл закрыть глаза на обостряющийся конфликт между батарианцами и человечеством, стоивший обеим сторонам полного краха дипломатических отношений и не одного кровопролитного столкновения.

Перед тем как напомнить, благодаря чьему решению были спасены их жалкие чванливые задницы несколько лет назад, и обозначить маршрут до ближайшей чёрной дыры, в которую следует провалиться Совету, капитан на секунду прикрыла глаза, глубоко вдыхая и ища последние частицы здравого смысла, что помогли бы ей устоять.

«Ты же Шепард», — сказал ей Гаррус без тени иронии. «Тебе не нужна какая-то переменчивая удача – у тебя уже есть всё, что нужно».

Она бросила взгляд на Андерсона, и тот чуть кивнул ей. Он тоже был раздражëн бесконечной слепотой Совета и готовился подхватить любой её ответ, каким бы тот ни был.

«И если вы хотите оставаться неравнодушной – стойте на этом до конца, не обращая внимания на трудности», — добавил его голос в голове, и она ощутила благодарность.

Не без сожаления попрощавшись с такой привлекательной перспективой обменяться едкими любезностями с советниками раз и навсегда, Шепард в который раз за день распрямила уставшую спину.

— Когда-то я стояла перед вами точно так же, как сейчас, — произнесла она тем же решительным тоном, которым отдавала приказ о наступлении, — и это вы рассказывали мне о том, кто я. Вы, советник Валерн, говорили, что Спектров не готовят, а выбирают. Из тех, кто закален в огне службы и сражениях. Из тех, чьи действия говорят больше, чем звания и характеристики в личном деле. — Тяжёлый взгляд в упор переметнулся на азари, кажущуюся удивлëнной. — Вы, советница Тевос, назвали Спектров идеалом, символом, олицетворением смелости, целеустремлëнности и самоотдачи. — Глаза остановились на турианце, непроизвольно поджавшем жвалы. — И если я правильно помню, именно вы, советник Спаратус, добавили, что на Спектрах лежит тяжёлое бремя. Что они – защитники галактического мира, его первая и последняя линия обороны. Что их задача – поддерживать безопасность во всей галактике. Возможно, для вас это были просто слова, стандартная пафосная болтовня, которую нужно произносить каждый раз, чтобы принять кого-то в ваши тесные ряды. Но я не забыла ни одного из них. Отвечая на ваш вопрос: я – Спектр. Была Спектром и останусь им вне зависимости от того, кем я выгляжу в ваших глазах и каков мой официальный статус. Единственная сторона, на которой я нахожусь – та, где я могу защищать жизни мирных жителей. Это не только мой долг как солдата – я считаю это своим призванием. И если вы отказываетесь помочь мне разобраться с Коллекционерами, я займусь этим сама, с «Цербером» или без них.

Конечно, она лукавила, когда говорила, что всё прекрасно помнит. Но домашнее задание – просмотр предыдущих заседаний, в особенности своего назначения в Специальный Корпус Тактической Разведки – Шепард выполнила на совесть, и ни капли не солгала насчёт своих намерений. Она бросала им вызов – и если этим могла заставить хоть одного из послов сбиться с уверенно-враждебного настроя, её старания не прошли даром. Андерсон не мог выразить своего одобрения вслух, но его лицо осветила быстрая гордая улыбка.

Какое-то мгновение советники действительно выглядели растерявшимися – каждый по-своему, однако все они пробыли на своём посту достаточно долго, чтобы не подавать и малейшего признака смущения. Быстро переглянувшись, они признали, что проблеме нападений на колонии, вероятно, стоит уделить больше внимания, хотя Совет по-прежнему не мог позволить себе прямое вмешательство. Дэвид тут же мягко перехватил инициативу разговора, обозначив, что человечеству понадобится любая возможная помощь. Послы попытались было съехать с темы, скомканно обещав поразмыслить над необходимыми мерами на досуге, но Андерсон в своё время уже сполна хлебнул подобных обещаний и уверенно предложил им пригласить для обсуждения деталей помощника Удину. По мгновенно помрачневшим лицам троицы стало ясно, что его они предпочли бы не вмешивать. Поэтому они поспешно согласились с тем, что вопрос нужно решать безотлагательно, и взяли отсрочку до завтра на подготовку к следующему заседанию, где собирались представить более конкретную программу поддержки.

Формально попрощавшись, турианец и саларианец отключились один за другим, однако советница Тевос не торопилась завершать сеанс – она задержалась, глядя на свою собеседницу с чем-то вроде усмешки.

— Шепард, вы сознательно опустили ту часть моего высказывания, где я называла Спектров правой рукой Совета и инструментом нашей воли? — уточнила она.

— Да, — не стала отпираться капитан. — Как вы могли заметить, у меня отвратительно получается быть инструментом чьей-то воли. Слишком много своей.

На это азари тонко улыбнулась.

— Тогда удачи вам, Спектр Шепард. Мы будем надеяться на скорейшее завершение вашей миссии. И на столь же скорый конец ваших отношений с «Цербером».

Голограмма мигнула и отключилась, оставляя их на линии с Андерсоном. Шепард положила ладони на стол и низко уронила голову, шумно выдыхая.

— Всё равно прошло лучше, чем я ожидал, — возвестил Андерсон. — Не переживай, главное ты сделала, а там ещё пара собраний, и я дожму их до реальных действий.

— Здорово придумано с Удиной, — пробормотала она, натирая пульсирующую переносицу, боль в которой разгоралась всё сильнее с каждой минутой. — Не ожидала, что он может быть полезен как средство устрашения.

— Ха, встреча с Удиной для них не пустая угроза – чего у него не отнять, так это опыта ведения переговоров. Слышала бы ты, какие речи он им задвигает по старой памяти, — усмехнулся её бывший наставник. — К концу его выступления советники обычно пытаются сбежать под разными предлогами, но он на этом собаку съел и все их увёртки щёлкает на раз. Так что в этом пользы от него больше, чем вреда.

Старинная пословица советовала держать врагов ближе, чем друзей, и хотя Удина не был врагом в классическом понимании этого слова, Андерсон здраво рассудил, что его навыки на политическом поприще представляют собой как большую ценность, так и немалую опасность. Экс-посол не испытывал никаких тёплых чувств к преемнику, который сместил его с поста, перед этим от всей души и с нескрываемым наслаждением влепив фонарь ему под глаз. Пользуясь любым случаем, чтобы дискредитировать Андерсона на занимаемой им должности, Удина продолжал плести подковёрные интриги и манипулировать общественным мнением, в чём ему не было равных. Шепард могла только радоваться, что до сих пор успешно избегала встречи с ним – этот неприятный тип был одним из тех немногих, кого она навсегда оставила бы в своём нерадужном прошлом и с удовольствием постаралась бы о нём забыть. Тем не менее он всё ещё считал отстаивание интересов человечества своей приоритетной целью – настолько, что был готов нехотя мириться с второстепенной ролью помощника при действующем советнике, вмешиваясь в процесс прений там, где Андерсону недоставало тонкости записного буквоеда. В связи с этим в голове принимались клубиться туманные мысли, не теми же ли самыми мотивами обусловлена её работа с «Цербером».

— Так странно, — негромко проговорила Шепард, наконец подняв покрасневшие от усталости глаза и силясь сформулировать свои впечатления. — Когда-то я гордилась тем, что работаю с вами. А теперь мы оба не рады тому, с кем нам приходится сотрудничать.

Выдержав её долгий измученный взгляд, он кивнул:

— И постоянно гадаем, стоило ли оно того? Мир сошёл с ума задолго до нас, Элис, и нам его не исправить. Хотя мне порой кажется, что у тебя получится.

— Зато мне вот кажется, что вы слишком надеетесь на меня, — проворчала она.

— Ну, кто-то же должен, — пожал тот плечами в ответ, и капитан улыбнулась ему – снова, через силу, но искренне, как улыбалась всегда, когда он пытался поддержать её и ему это удавалось.

Стивен Хакетт обладал гораздо большим доверием к своим подчинённым, а потому встреча с ним прошла гораздо быстрее и продуктивнее. Застигнутый ранним утром перед выходом из своей каюты на встречу с командованием, он задержался, чтобы внимательно выслушать доклад Шепард, задав лишь пару уточняющих вопросов, и в краткий миг задумчивости огладил пальцами аккуратную бороду-эспаньолку.

 — Вас понял, Шепард, — сказал он наконец. — Это тревожные новости, которые многое меняют для нас, и я позабочусь о том, чтобы они дошли до нужных людей.

Адмирал не обещал многого, но определённо собирался донести переданную информацию до круга первых лиц Альянса как разведданные особо важного характера. Со свойственной ему сдержанностью, заметив снова появившиеся серые круги под глазами капитана, выдающие её состояние даже через не самую чёткую картинку голосвязи, он пожелал ей поберечь силы для грядущих битв, после чего отключился, прихватив с собой и Андерсона – на собрании им предстояло определить как дальнейший курс действий по сотрудничеству с Советом, так и новые меры по обеспечению безопасности колоний.

— Зная что Совет, что наш Парламент, решения можно ждать неделями, — тяжко вздохнул Андерсон на прощание. — Но как только что-то выяснится – черкну тебе весточку.

— Не думала, что когда-нибудь придётся говорить это вам, но будьте осторожнее, — напутствовала Шепард. — Политика – это большой механизм, а вы в нём стопор. Не хочу, чтобы и вас намотало на шестерёнки.

— Меня не так просто проглотить, — с иронией возразил посол, дёрнув щекой в усмешке. — Пускай пробуют – подавятся.

Она знала, что это правда: как и Гаррус, Андерсон всегда находил нужные слова и вселял в неё надежду. Капитан могла полностью рассчитывать на него и не опасаться за его благополучие, когда он и сам мог позаботиться об этом гораздо лучше неё. А вот у неё было много других поводов для беспокойства.

Перед тем как выйти на связь с самой нежелательной для неё на сегодня персоной, Шепард, уже не чувствовавшая ног, плюхнулась в кресло, с силой растёрла лицо ладонями и, плюнув на всё, в таком положении и осталась. Позволял же себе Призрак вести с ней беседы, развалившись на комфортабельном кресле с сигарой в одной руке и спиртным в другой, так чем она хуже? В этот раз она тоже посидит, и властный мозгоклюй не переломится от того, что перед ним не стоят смиренно с руками по швам.

Стимулятор Мордина имел довольно мягкий эффект и небольшое время действия – саларианец, при всей его любви к продуктивности, всё же оставался врачом и не собирался усугублять усталое состояние капитана сверх нормы. Она почти физически ощущала, как гонка последних дней бесшумно наваливается на плечи сзади в борцовском захвате, скатывая напряжение бессонной ночи в тугой шарик в затылке. Добавить к этому нарастающую головную боль, нервный зуд от бодания с Советом и неминуемое раздражение от предстоящего разговора, и можно не удивляться, что она начала находить у себя одинокие седые волоски.

В голове вместо положенных раздумий о насущном почему-то вертелись строчки из глупого детского стишка: «Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился во сне…». Этим персонажем она себя всё чаще и ощущала. Бедняга, должно быть, служил простым дозорным на стенах крепости, все глаза проглядел, высматривая, не покажется ли враг на границах королевства, но вот незадача – устал, утратил осторожность и упал. Прямо как она. И весь его труд пропал впустую – прямо как её собственный.

Помимо её диких фантазий на тему жизненного пути Шалтая-Болтая, которые, конечно же, являлись чистой воды домыслом, в переносном смысле он оставался просто маленьким неуклюжим человечком, который не мог бороться с законами физики – то бишь с непреодолимыми обстоятельствами. Кого-то это безумно ей напоминало.

Шепард всегда наивно считала, что у власти находятся далеко не самые ограниченные представители своих народов. Оттого было ещё труднее поверить, что никто в упор не видит и не хочет замечать происходящего – лишь она да маленькая кучка людей с парочкой инопланетных товарищей пытаются предотвратить катастрофу. Не то чтобы ей было кого за это винить: сама бы она тоже с подозрением отнеслась к тому, кто восстал из могилы, объединился с недостойными доверия личностями и начал сеять панику. Волей-неволей заподозришь неладное, как бы правдиво ни звучал голос разума. Но ведь угроза была реальной, и не становилось легче от того, что на фоне галактического бедствия её воспринимают как… говорящую глазунью. Это не значило, что ей нужно сдаться и отступить – наоборот, отныне она должна стараться ещё больше, искать доказательства, проверять и перепроверять всё, что она заявляет. И у неё больше нет права оступаться, потому что если она упадёт…

Все силы Альянса, вся «Цербера» рать не смогут Шалтая-Болтая собрать.

— Тяжёлая ночка? — послышался над ухом знакомый голос, звучащий так, словно обладатель зажал что-то в зубах.

Шепард медленно подняла потяжелевшие веки и приподняла голову, так и не оторвав ладоней от горячего лба. Она не помнила, чтобы отдавала распоряжение соединить её с Призраком, но его голограмма, восседавшая на любимом кресле, уже сверлила её взглядом, в котором против обыкновения не чувствовалось насмешки. Его странные, нечеловеческие глаза горели холодным голубым огнём, вызывая чувство дискомфорта у каждого, кто перед ними представал.

— Завязывали бы вы с сигарами, они портят вам прикус, — посоветовала она, болезненно щурясь из-под сложенных козырьком пальцев: боль в затылке сгущалась и наливалась плотной тяжестью с каждой лишней минутой без сна.

Собеседник манерно усмехнулся, но даже это у него вышло без энтузиазма.

— Признаться, когда мне поступило оповещение о режиме боевой тревоги на «Нормандии», я насторожился, особенно учитывая формулировку протокола «вражеское проникновение». Но раз СУЗИ докладывает, что целостность корпуса не нарушена и жертв среди команды нет, а вы язвите, значит, всё не так уж и плохо, — сказал он, демонстративно раскуривая сигарету. — Мне стоит о чём-то знать?

Насколько капитан успела узнать его, он выглядел слегка обеспокоенным – лишь самую малость, чтобы она могла отметить его участие. И вопрос был задан тем самым фирменным тоном управленца крупной корпорации, проникновенно вопрошающего своего бледного и потеющего главного бухгалтера «У нас будут с этим проблемы?». Обычно это её злило – но события вчерашнего дня и минувшей ночи опустошили внутренний резервуар её эмоций настолько, что вместо них осталось только унылое безразличие.

— Я слишком устала, чтобы играть с вами в угадайку, поэтому слушайте внимательно, — ответила она, подавляя не то вздох, не то зевок.

Прекрасно осознавая, что рассказ о возможностях таинственных визитёров в её исполнении будет выглядеть едва ли лучше попыток Алекса Кэллоуэя объясниться в своём последнем видео, Шепард старалась придерживаться сухих фактов. Понять, что ощущают жертвы воздействия этих существ, мог только тот, кто испытал аналогичное влияние, так что переложение ночного происшествия на слова вышло весьма урезанным и не содержало в себе тех её странных видений. 

В своём рапорте об итогах миссии на Тенебрисе капитан ограничилась лишь описанием причин поломки своих имплантов и тем, что на базе «Байнери Хеликс» до них кто-то уже побывал. Теперь же, когда события вышли из-под контроля и больше не могли сойти за локальную коллективную галлюцинацию, обстоятельства требовали приоткрыть завесу тайны, что Шепард и пришлось сделать. И хотя в свете вчерашней подставы глава «Цербера» утратил львиную долю её доверия, она не могла замалчивать причину, по которой неизвестные создания вышли с ней на контакт.

— Они… использовали Кэллоуэя, чтобы оставить мне какую-то подсказку, как уничтожить Жнецов, — наконец уклончиво сообщила она. Полуправда была лучше, чем ложь. — Я не сообщала вам об этом, поскольку не сразу поняла её смысл, но теперь у меня появилось представление, в каком направлении двигаться. Расскажу подробнее, как только получится узнать что-то посущественнее неясных намёков.

По залёгшей на лбу Призрака глубокой складке было заметно, что он не рад сокрытию от него информации, но открыто выражать своё недовольство не стал – спорить с Шепард сейчас было чревато ухудшением отношений в их и без того непростом союзе.

— Как вам угодно, — неохотно уступил он. — Так что вы сделали с остатками тех сфер?

— Изолировали под защитный экран, но доктор Солус считает, что в этом нет необходимости – при нарушении целостности артефакт теряет работоспособность. Материал, из которого он состоит, распадается на частицы тяжёлых минералов и кварц мелкой фракции. 

— Другими словами, от них остался только песок, — подытожил Призрак, пыхнув сигаретным огоньком. 

— Так и есть. Мы приняли меры для того, чтобы предотвратить их появление на борту, но я уверена, что мы ещё услышим об их хозяевах, — завершила она. — У вас есть идеи, кем они вообще могут быть?

Уставившись в пол и сделав глубокую затяжку, он ответил не сразу. Впервые за всё время их знакомства Призрак выглядел так задумчиво. Шепард вряд ли бы ошиблась, предполагая, что сейчас он пытается сообразить, как случившееся можно обратить в свою пользу. Он не был бы собой, если бы не искал возможности использовать каждую мелочь для одному только ему известных целей.

— Однажды я получил информацию о старом засекреченном проекте, связанном с чем-то подобным, — наконец высказался он, выпуская облачко дыма из лёгких. — Мой источник полагал, что проект базировался на Сидоне в одном из скрытых военных комплексов Альянса и имел некое отношение к Жнецам. Однако много лет назад комплекс был уничтожен, от него остались лишь развалины, и никакого подтверждения тем сведениям я не нашёл. Возможно, это никак не связано с вашим случаем, но я должен ещё раз всё проверить.

— Что ж, проверяйте, — утомлённо отозвалась Шепард. Если тот проект и впрямь имел какое-либо отношение к Альянсу, она не испытывала никакого желания вытаскивать на свет очередное грязное бельё организации, работе на которую отдала треть сознательной жизни – слишком много разочарования это приносило в последнее время. У Призрака же были развязаны руки, ибо он никогда не являлся поклонником законного правительства. — Надеюсь, что хотя бы в этом могу вам доверять.

— Всё ещё недовольны вчерашней миссией? — хмыкнул тот, поднимаясь и с видимым удовольствием разминая ноги в неспешных шагах туда и обратно. — Шепард, человеку вашего ума и положения стоит смотреть на ситуацию шире. Да, это была ловушка, но я бы не отправил вас туда, если бы не был полностью уверен в ваших способностях. И не забывайте про СУЗИ – Коллекционеры не могли просчитать её возможности. — Заметив кислое выражение её лица – в той степени выразительности, на которую у неё ещё оставались силы – он остановился. — Вам может не нравиться быть в уязвимом положении – так же, как и мне, но увы, факты на моей стороне. Сколько бы мы ни пытались избегать их, есть решения, которые должны быть приняты. И, что гораздо важнее, — он взял драматическую паузу, чтобы сесть обратно в кресло, закинуть ногу на ногу и сделать новую затяжку, посмотрев на неё торжествующе, — они окупили себя. Проанализировав добытые вами данные, СУЗИ подтвердила наши подозрения: при переходе через ретранслятор Жнецы и корабли Коллекционеров используют продвинутую версию технологии «свой-чужой». Всё, что нам нужно – это добыть её копию.

Если бы она могла, она бы завопила. Вероятно, какая-то часть её даже предприняла попытку это сделать, но всё, что получилось в итоге – это задушенный кашель.

— А вы не могли рассказать о своих подозрениях чу-уточку пораньше? Например, пока я была на корабле Коллекционеров, с которого её можно было достать? — сухо осведомилась она. Голос прозвучал так надтреснуто, словно в нём сквозь промежутки между словами сочился яд.

— Как я и сказал, СУЗИ только что подтвердила это. — Улыбка Призрака блеснула белой керамикой зубов в постоянном полумраке его логова. После получения хороших известий к мерзавцу вмиг вернулось прежнее самоуверенное расположение духа. — Кроме того, у вас просто не было времени, чтобы разыскать и извлечь её. 

— И что теперь, мы будем ждать, пока Коллекционеры снова упадут нам на хвост или обнесут очередную колонию? — безнадёжно поинтересовалась она. — У меня нет ни желания, ни времени рисковать чужими жизнями ради такой сомнительной возможности.

Призрак нетерпеливо махнул рукой с зажатой в ней зажигалкой.

— Предоставьте это мне, Шепард, скоро я найду способ, как нам раздобыть рабочий образец.

— Вы хотели сказать, мне, — поправила она, в этот раз даже не скрывая сладкого зевка. — Делайте что хотите, но если снова соберётесь отправить меня с командой на верную смерть, не забудьте хотя бы предупредить сначала. Хочу успеть заказать фейерверков, а то обидно за просто так и без огонька угробить четыре миллиарда кредитов.

Скреплённые стяжками, в трюме пирамидкой стояли оцинкованные гробы; от них веяло холодом и безысходностью. Спускаясь туда, капитан всякий раз старалась поменьше смотреть в их сторону. Суждено было ей погибнуть или нет – она не хотела представлять, что смерть для неё будет означать тихую бесконечность в одном из них. Уйти хотелось как-то покруче, что ли. 

— Я пришлю вам пару ящиков, — не остался в долгу её работодатель, хищно сверкнув глазами. — Но сначала – ещё три досье специалистов для вербовки. Полагаю, вы найдёте их занимательными. Собирайте свою команду и готовьте корабль, а я позабочусь о системе распознавания. Сообщите, если вам понадобится что-то ещё из вооружения или брони, и не беспокойтесь насчёт ночных гостей – думаю, в ближайшее время они вас больше не потревожат.

Окинув её оценивающим взглядом напоследок, он едва заметно сморщил нос, будто хотел добавить что-то о её состоянии, но воздержался. В свою очередь Шепард оставила при себе комментарий насчёт того, что считает его слова подозрительными – ожидать от Призрака подвоха, особенно когда он ронял такие фразы, следовало по определению. 

Решив, что просмотром досье можно заняться и в каюте, где-нибудь поближе к кровати, а лучше прямо в ней, Шепард вышла из переговорной на мостик, чтобы убедиться в твёрдом намерении Миранды поработать вместо неё. Лоусон заверила её, что с места не сдвинется из кресла рядом с Джокером, пока капитан не выспится. Заметив, как та потирает опухшие виски, кривясь от тупой боли в голове, старпом строго велела забыть про рабочие обязанности на время отдыха, пригрозив заблокировать Шепард доступ к системам управления. 

— Капитан, могу отправить вам пару расслабляющих видосиков, которые всегда помогали мне заснуть, — добродушно предложил пилот. — Буквально от сердца отрываю. 

И подмигнул ей сразу двумя глазами – вроде и недостаточно похабно, чтобы схлопотать замечание за неподобающее поведение, но и не совсем бесхитростно. 

— Вот уж нет, спасибо, — поëжилась она, только представив, что за видео может прислать ей Джокер. — Засну сама. 

— Вообще-то там шум дождя и урчание котиков, а не то, что вы подумали, — пробормотал задетый в лучших чувствах пилот, отворачиваясь от неё на кресле. 

— Тогда присылай, — милостиво разрешила Шепард, спрятав очередной раздирающий зевок в кулаке. — Буду слушать, когда одолеет бессонница. Ладно, мне… 

— Нужно идти, — в унисон закончили за неё Миранда и Джефф, переглянувшись друг с другом. 

— Гм. Да, — откликнулась Шепард, невольно задумавшись, насколько часто употребляет эту фразу, махнула им рукой и направилась по длинному проходу к лифту, ловя на себе настороженные взгляды экипажа, который всё ещё был взбудоражен боевой тревогой и её последствиями. 

— Так… что у тебя ещё есть посмотреть? — выждав, пока капитан не скроется в лифте, ровно уточнила Лоусон. 

Джокер очень медленно развернулся к ней с выражением крайнего изумления на лице. 

— Вы это сейчас серьёзно? — недоверчиво спросил он. 

Миранда на мгновение отвела взгляд в сторону и невозмутимо пожала одним плечом. Лицо пилота озарило ангельским светом. Этот день был поистине благословлëн богами, ибо в него он уверовал, что даже сдержанному старпому не чуждо ничто человеческое. 

Шепард поднялась в каюту, по пути скидывая мундир. Водворив ПП на стойку в шкафу, она лениво прислонилась головой к дверце и выдохнула в неё ещё один широкий зевок, пока избавлялась от ботинок и предвкушала наслаждение крепким сном на своей разворошëнной кровати – после этой длинной, суматошной ночи её так никто и не заправил. Простыни, конечно, пришлось сменить, но затем было несколько часов блаженного покоя под тёплым боком Гарруса, а потом эти долбаные… 

Мотнув головой, капитан приказала себе не думать об этом. Больше никто не заберëтся к ней в голову и не будет управлять ею – она не позволит. И не позволит этому испортить себе сон. 

Изучение присланных ей досье Шепард решила оставить на потом, рассудив, что работа никуда не пропадёт за время отдыха, а воспринимать информацию на свежую голову всегда лучше, чем на больную и усталую. Она приняла таблетку от головной боли, стянула с себя штаны, посчитав, что майку можно не переодевать на спальную – слишком неохота было снова идти к шкафу, только вытащила из-под неё и выкинула куда-то топ; забралась под одеяло и с выдохом облегчения упала лицом в подушку. 

Через десять минут, извертевшись в кровати вдоль и поперёк, она была вынуждена признать, что погорячилась. Несмотря на то, что спать хотелось отчётливо, желанное забвение так и не наступало. Мозг словно продолжал работать на холостых оборотах – вяло, по инерции, но этого хватало, чтобы удерживать её в состоянии бодрствования. То ли стимулятор Мордина всё ещё действовал, то ли она словила тот дурацкий тип усталости, который истощает настолько, что даже не засыпается – с ней иногда такое бывало. И ещё, как назло, заложило нос – он горел и немилосердно чесался. 

— Просто издевательство какое-то, — пробормотала Шепард, против воли вставая и бредя за целебным аэрозолем доктора Чаквас, который та изловчилась сунуть в карман её мундира, поймав несущегося мимо капитана в один из забегов по кораблю.

По пути, прикрыв глаза и прокляв свою педантичную любовь к порядку, она собрала разбросанную одежду и обувь, аккуратно сложила их на место и даже сменила грёбаную майку. Взбив подушки, попинав одеяло и снова умостив себя в постели в максимально удобной позе, женщина ткнула в браслет инструментрона и загрузила первый из присланных Джокером файлов – то оказался шум дождя. Уютный перестук капель заполнил каюту ровным фоновым шорохом. Закрыв глаза и постаравшись не двигаться, Шепард выполнила пару дыхательных упражнений на расслабление мышц. Теперь-то ничто не должно было помешать ей уснуть.

Спустя пятнадцать минут сосредоточенных попыток отрешиться от любых мыслей и медитации под звуки природы пришлось сознаться себе, что это не работает. Дождь, сливаясь с гудением фильтра в аквариуме, уже не умиротворял, а раздражал до чесотки, сбивая концентрацию доведëнными до автоматизма позывами проверить, не намокла ли кровать. Не помогал и старинный метод подсчёта овечек: в её воображении животины, которым полагалось послушно прыгать через забор, разбредались в разные стороны и с откровенным издевательством блеяли над ней – в их прямоугольных зрачках читалось всё, что они думали об этом способе отхода ко сну.

— А-ар-рх, — рыкнула Шепард, рывком садясь в кровати и бессильно запуская пальцы в волосы.

Проблема была в том, что из всех звуков на свете помочь ей уснуть мог только один. Желание услышать его, раньше казавшееся ей странным, порой неуместным, теперь будто распаковало пожитки и прочно заняло скромный уголок её сознания, попивая чаёк и вопросительно пялясь на неё оттуда в ожидании, когда его заметят.

Дав себе полминуты на непривычные, захлёстывающие своей ошалелостью колебания, которые в последний раз испытывала разве что в подростковом возрасте, Шепард решительно вскинула руку с инструментроном и отправила вызов на нужную частоту. Между ними ничего не изменилось. Она, твою мать, может позвонить лучшему другу, когда ей того захочется, и не чувствовать себя сопливой девчонкой. Пускай они виделись всего несколько часов назад. Пусть они стали друг для друга кем-то большими, и да, возможно, теперь для неё всё чуть усложнилось. Но это не меняет того, что Гаррус был рядом именно тогда, когда она больше всего нуждалась в нём.

— Шепард? — ответил он мгновенно.

— Эй, — измотанно откликнулась она, ощущая, как от тембра его голоса где-то в горле сразу начинает разливаться тепло. — Ни от чего важного тебя не отрываю?

— Нет, ты как раз вовремя, — уверенно сообщил турианец. — Я только запустил программу сверки параметров, и у меня есть несколько минут до настройки следующего модуля. Уже закончила свои дела? 

— Да, и собиралась лечь спать, но вот… — Шепард обречëнно взмахнула рукой, хотя он не мог её видеть, — решила набрать тебя.

Хотела услышать твой голос. Давай, просто скажи это, неужели так сложно?

— Хотела перекинуться с тобой парой слов, а то, чувствую, не усну.

Когда боишься превращать отличную дружбу во что-то непонятное, неизведанное, безумно пугающее – сложно чертовски.

— Не можешь заснуть? — помедлив, переспросил Гаррус.

— Не то чтобы, просто… — Она вздохнула, снова падая в подушки и роняя руку с устройством на лоб. — Да. Никак.

За этот потрясающий диалог ей полагался «Оскар», не иначе, но утаивать от него что-либо больше не было смысла. И, может, отрицать перед самой собой, что у неё появилась слабость – тоже.

— Из-за… случившегося ночью? — уточнил Вакариан. Она уже наловчилась распознавать эту сбоящую нотку беспокойства, вносящую дисгармонию в ровное звучание его голоса. Не то, чем стоит гордиться – когда речь заходила о Шепард, она мелькала чаще, чем стоило бы.

— Разве что отчасти, — поспешила развеять его опасения капитан. — Я правда не думаю, что эти… кто бы они там ни были, ещё появятся. Не знаю, на что конкретно они рассчитывали, но весь наш разговор выглядел так, словно они не очень-то на меня надеются. Да и к молотильщикам их – до тех пор, пока Касуми не разберётся с данными того гета, не собираюсь даже думать об этом. — Она помолчала немного. — Если и заявятся, в следующий раз им всё равно придётся отстоять очередь, чтобы выразить своё недовольство мной.

— Переговоры с Советом прошли настолько плохо? — поинтересовался он.

— Скажем так, им удалось сделать невозможное, — не могла не усмехнуться Шепард. — Советники почти смогли убедить меня, что работать с «Цербером» не так уж отвратительно, как мне казалось вначале. Я не в восторге от того, как вольготно Призрак распоряжается нашими жизнями, но он, по крайней мере, не отрицает опасности положения, в котором мы все находимся, и готов предоставить всё необходимое по первому требованию. Мне не нравится делать из этого соответствующие выводы, Гаррус.

— Не ты ли мне говорила, что «Цербер» всего лишь спонсирует нашу миссию? — фыркнул он. — Если я что-нибудь и усвоил на Омеге, так это то, что не стоит записывать всех желающих помочь в союзники. Считай ваше сотрудничество необходимым злом и приглядывай за тылами – когда Призрак сочтëт, что ты перестала быть им полезной, он не задумываясь уберëт тебя с дороги.

— О, на этот счёт я даже не обольщаюсь, поверь, — хмыкнула она. — У меня большой опыт общения с теми, кто не желает моего присутствия – я знаю, на что нужно обращать внимание в первую очередь. Моё благополучие сейчас не главное: для нас важнее, чтобы Альянс систем обеспечил максимально возможную защиту всем колониям. Я передала им сигнатурные данные корабля Коллекционеров, и как только любой спутник Альянса распознает их, мы получим уведомление. А тем временем будем по максимуму наращивать наш боевой потенциал и готовиться к вылазке за Омегу-четыре. Правда, пока что все наши приготовления бесполезны, — заметила она и вкратце поведала о своём разговоре с Призраком.

— Значит, остаётся лишь ждать, пока он не найдёт для нас рабочую копию системы «свой-чужой», — подвёл итог Гаррус. — Не проблема. В этой галактике всегда найдётся в кого пострелять и без Коллекционеров.

— Признай уже, как тебе хочется пальнуть в кого-нибудь из «Таникса», — съехидничала Шепард, тайком зевнув в сгиб локтя.

— Естественно. — Турианец издал приятное низкое рокотание и короткий щелчок, заменявшие ему смешок. — Думаешь, зря я тут так долго его калибрую? Когда я закончу, Шепард, в твоём распоряжении будет три самых грозных оружия на свете.

— Так, секундочку, — прикинула она, улыбаясь в потолок, на котором отражались голубые блики от аквариума, — значит, это «Таникс», твоя винтовка, полагаю, и… что третье?

— Я позволю тебе угадать, — щедро предложил он, дразня её бархатистым переливом насмешки.

Повозив плечами по подушке в попытках устроиться получше, капитан отринула неприличные варианты, не вязавшиеся с чувством юмора Гарруса, и крепко призадумалась.

— М-м, моё умение танцевать?

— При некоторых условиях это может сойти за оружие, но нет. Попробуй ещё.

— «Мако»? — предположила она, не сдерживая широкой улыбки. Гаррус всклекотнул нервным смехом по ту сторону канала.

— Шепард, я нежно храню воспоминания о том, как ты взбиралась на нём на почти отвесную скалу, а потом каталась в круговом заносе вокруг упитанного молотильщика, но нет, давай оставим эту машину смерти на самый чёрный день. Ну же, ты сможешь, — подбодрил он.

Она перебрала все варианты, какие только смогла выудить из своего уставшего мозга, но ничего подходящего в голову не пришло. Ей и не нужно было гадать, потому что у неё уже было самое важное – его голос, такой тёплый и расслабляющий, ласкающий ухо протяжными интонациями и низкими вибрациями. Закрыв глаза, было легко представить, что он звучит так близко, потому что его обладатель лежит рядом – настолько, что его можно коснуться, прижаться к нему и уснуть, тихо выдыхая ему в шею…

— Ладно, если это не палка в заднице, то я сдаюсь.

— Вот чёрт, — пробормотал турианец. — Мне придётся серьёзно подумать над разнообразием своих шуток. Эти слишком очевидны.

— Гаррус, — позвала она негромко, накрывая глаза тыльной стороной ладони. В тон прокрадывалась нежность – проклятая, неправильная, горько-сладкая нежность, обëрнутая в признательность и отчаяние от того, что всего этого могло не быть. Что она могла не проснуться в лаборатории «Лазарь», могла разминуться с ним на Омеге, никогда не пришла бы в себя на Тенебрисе. Осознание этого болело, сдавливало рёбра, шипами оглаживало сердце и не давало остановиться. — Так хорошо, что ты на моей стороне.

Услышав её усталый, мягкий голос у себя в отсеке, он замер.

Следуя давним заветам, турианцы относятся к словам принципиально, с большей щепетильностью, нежели иные расы. Для большинства из них легче признаться в совершении преступления, чем солгать о своей невиновности. И если из уст турианца звучат слова правды, Духи требуют, чтобы их произносили иначе. Не мимоходом, небрежным тоном, посреди дружеского обмена шутками. Они рождаются в глубине груди, берут начало в сердце одного и завершают свой путь в сердце другого. Их выпускают как выстрел, высекают подобно искре от рикошета, и слова эти должны найти свою цель, придавая смысл всему, что не может быть сказано вслух.

Не глухой стук камня – звон закалëнной стали. Не обещание – клятва.

Пальцы крепко сжались на краях консоли.

— Я всегда буду на ней, Шепард.

Последовавшая за этим пауза была пугающей. Скорее всего, она поняла его тональность неправильно – откуда ей знать, как звучит взволнованный, но убийственно честный турианец, чьи субгармоники в данный момент ему не подчиняются. Для людей это странно, а может, и жутко.

— Ого, — тихо отозвалась капитан, — это прозвучало чертовски убедительно. Теперь я точно могу спать спокойно.

Выдавив из себя пожелание отдохнуть и подобие прощания, Гаррус отключил связь.

«Ты виноват перед ней, но до сих пор так и не рассказал ей об этом, — зазвучал в голове назойливо громкий, отчëтливый голос отца. — Недостойно, сын. Подло».

Сенсорное стекло консоли хрустнуло осколками под впившимися в него когтистыми пальцами.

***

Дочь помахала ему, прежде чем нырнуть в люк стыковочного шлюза. Раэль’Зора махнул в ответ. Он не привык выражать свои чувства, но всё равно беспокоился – не мог не беспокоиться. Его малышка выросла очень быстро, превратившись в храбрую и красивую женщину, так похожую на свою мать. И сегодня она отправлялась с рискованной миссией в самое сердце захваченных гетами территорий – на Хестром, где из-за сильной солнечной радиации с ней даже нельзя будет выйти на связь. Конечно, Тали была не одна – с ней летел целый отряд лучших кварианских бойцов, которых он отбирал лично, для собственного успокоения не пожалев даже выдать в сопровождение преданного и немногословного Кэл'Ригара. Кроме того, она уже не раз доказала, что может постоять за себя самостоятельно. В конце концов, она обещала ему, что всё будет хорошо, и Раэль доверял её словам так же, как она верила ему. Но это неприятное, гнусное предчувствие, знакомое любому родителю, который отправляет своего ребёнка в опасные края, не оставляло его.

Он проводил её силуэт глазами, а затем смотрел в иллюминатор, как небольшой кораблик отчаливает от доков «Райи», заставляя сердце сжиматься в непонятной ему тревоге. Дочь унаследовала от него лучшие качества: смелость, упорство, изобретательность. Что уж там говорить, упрямство и волю к победе тоже. Но доброта, справедливость и сострадание передались ей от матери. Паломничество изменило её, как меняет каждого столкновение с миром за пределами Флота, однако не смогло исказить ни одну из её черт, лишь обрамив их в оправу из твёрдого характера. И он никогда не говорил ей, как гордится ею. Хотя Тали могла об этом догадываться – всё-таки она была умной девочкой.

— Адмирал, — раздавшийся по интеркому голос помощницы вмешался в его тяжёлые мысли, — все приготовления на «Аларее» закончены. Мы ждём только вас.

— Направляюсь к челноку, — кратко отрапортовал Раэль. — Буду через полчаса.

На смертном одре Феллы он обещал ей сделать для их дочери всё то, что не успел сделать для неё – бороться до самого конца, чтобы вернуть Тали и всем кварианцам их родной мир. Если бы только она могла разделить с ним этот день, когда он настанет…

Он найдёт способ ускорить его триумфальное наступление, чего бы ему это ни стоило. И наблюдая за ним средь сонма предков, единственная любовь всей его жизни будет улыбаться ему.

Мы долго скитались средь звёздных просторов, по волнам света и облакам пыли, а ныне возвращаемся к истокам.

Сняв шлемы и взявшись за руки, они отправятся туда, где нет ничего невозможного. Они вернутся домой, и солнце Ранноха согреет их. Кила’Селай.