В момент, когда перед глазами поплыло, а свет померк, Сонику показалось, что всё для него закончено. Все попытки побега с треском провалились, подмога не пришла, и надежда по капле утекала вместе с жизнью. Кричать и брыкаться в петле не имело смысла, как и в целом пытаться что-то сделать. Крик никто не услышит. Руки связаны и двигаться едва ли возможно. Соник вновь оказался в той темноте, из которой пытался бежать в своем сне. Легкие обожгло. Не морозом и не петлей, сдавливающей шею, а будто бы какой-то вязкой жидкостью. Она растекалась в груди, не давая дышать. Накатившее было облегчение и чувство твердой поверхности под ногами не помогло, а только усугубило положение. Ноги оплели уже знакомые ленты и потянули во мрак отчаяния. Соник чувствовал, как опускается, вновь начиная задыхаться. В ушах нарастал чей-то ледяной смех. Он становился все громче и громче, зловещим эхом отражаясь в черепной коробке.

Прощаться с жизнью не хотелось. Мысли путались, скручиваясь в плотный колючий клубок. Что он в действительности успел сделать? К чему пришел? Что приобрел? Разницы будто бы не было, хороший ответ или плохой. Исход один – петля. Во сне она оборачивалась вокруг шеи той же лентой, что и ноги. Голову набивало ватой нарастающее удушье.

— Не стоит опускать руки, когда помощь так близко…

Едва уловимый голос спугнул невидимого мучителя. Красные путы ослабли и скрылись в глубине черной бездны, оставив за собой тонкий шлейф красных рун. Ленточная петля держалась дольше прочих, и избавиться от нее удалось только усилием освободившихся рук. Смотря за тем, как она уходит в небытие, Соник почувствовал, как легкая свежесть морского бриза смыла отчаяние с души и подтолкнула её ближе к свету. Он в отчаянии поплыл вверх, отбиваясь от новых лент, что кинулись за ним вдогонку. Соник уже видел очертания краев черного озера и не желал останавливаться. Оно ярко голубым глазом с изумрудной радужкой летней зелени смотрело прямо на него. На секунду показалось, что оно моргнуло, а самого ежа подхватила чья-то большая рука, отгоняя образы того кошмара, в который он случайно свалился…

Он долго кашлял, выдавливая из себя черную жидкость, ужасно похожую на свернувшуюся кровь. А после так же долго глотал ртом воздух, будто бы это последний раз, когда он может это сделать. И лишь после этого Соник осмелился открыть глаза и осмотреться. Над головой светило яркое летнее солнце, игравшее бликами на черной поверхности озера с кошмарами. Вода расходилась кругами вокруг Соника, разглаживаясь в зеркальной глади водоема. Ёжик стоял в ней по щиколотку, опираясь руками о песчаную поверхность дна. Он собрался с силами и поднялся, намереваясь выйти с мелководья на берег. Как оказалось, озеро было центром большой поляны, Она уходила куда-то за горизонт, растворяясь в густом тумане, в котором маленькими маячками светились лепестки белых цветов. Ими была усеяна поляна.

— Исилии… — Соник потянулся к одному такому, но упал, распластавшись на теплом песке.

Ноги его все еще сковывали красные ленты, больно впившиеся в щиколотки после падения. Пытаясь распутать и эти странные оковы, парень даже не заметил, как к нему подошли сзади. Силуэт отразился в воде.

— Избавиться от проклятья – задачка не из простых, — сказал знакомый голос, и Соник от неожиданности подпрыгнул и обернулся, пустив руками по воде новые круги, — Будет еще много времени для попыток. Не стоит на них тратить время сейчас, когда ты ослаб.

В начале ёж ничего не увидел кроме густого тумана прямо перед носом. Только когда этот густой туман ему вдруг улыбнулся, Соник подскочил и попятился назад. «Туман» звонко рассмеялся и вдруг обернулся в мобианца, будто бы созданного из светящегося белым осязаемого воздуха. Его можно было бы назвать точным отражением самого Соника, выбравшимся из замутненного старого зеркала. Единственным отличием можно было назвать только рост видения: он возвышался над ёжиком на несколько голов и казался ему настоящим гигантом. Глаза светились веселой молодой зеленью. Очень хотелось задать вопрос «кто вы?», но ответ пришел будто бы сам собой.

Владыка буйных ветров. Бог-элементаль воздуха – неизменный властитель над душами мобианцких рас. Боррум.

Соник сглотнул, соображая, что же ему делать. Головой он понимал, что рано или поздно мог его встретить, но благоговейный трепет и ужас все равно сковывали по рукам и ногам. Привычка, привитая ему с младых ногтей ещё в приюте, и все еще оставшееся чувство собственной ничтожности, подтолкнули ежа тут же склониться перед Владыкой. Он напрочь забыл о своем настоящем происхождении, в страхе пряча свое лицо. Священники ведь не зря скрывают себя безликими масками?

— Идея уподобиться ветрам в их безликости – сущая бессмыслица! Не стоит повторять за ними, Соник, — ответил на незаданный вопрос Ветер, с легкостью поднимая парня на ноги, — Теперь, когда мы можем нормально поговорить, будет лучше, если лица не будут скрыты.

Медленно подняв взгляд, Соник столкнулся лицом к лицу с божеством. Оно было все таким же бесформенным и одновременно с этим абсолютно определенным. До него можно было бы дотронуться, но проверять это ёжик не решился. Совершенно наоборот, он сложил руки в молитвенном жесте, склонив голову.

— Владыка…

— Ну началось! — элементаль фыркнул, после чего вдруг смешно исказил голос, пародируя своих же смертных созданий, — «О Владыка! Не вели казнить, вели выслушать!» Мне больше нравилось, когда ты называл меня «дедулей». Это куда больше походит на семейное общение, не находишь?

Ветер игриво подмигнул и улегся на мягкой траве, прямо рядом с белыми цветам. Он похлопал приглашающе рядом с собой, и Соник неуверенно уселся рядом на песке, все еще чувствуя себя не в своей тарелке. Медленно двигая ногами в воде, он нервно теребил красные ленты.

— Ну всё, я точно умер… — отрешенно зашептал себе под нос синий ёжик, смотря в пространство перед собой, — Это все мои предсмертные галлюцинации…

— Странно это слышать в твоем собственном подсознании.

— В чём…?

— Скажем так: всё что ты видишь здесь… — Боррум обвел рукой поляну и окружающий ее туман, — …твой внутренний мир. Разум. Как угодно называй, не ошибешься. Он есть у каждого, но не каждый может похвастать сожительством со мной! Или хотя бы возможностью попасть сюда и пощупать своими руками. Внутренний мир может выглядеть по-разному. У кого-то – это библиотека. У кого-то дремучий лес. А у тебя поляна с Исилиями.

— А… как же туман? Озеро…?

— Проклятья. Они принимают здесь свою истинную форму, сковывают душу, разум, тело и волю. Воспоминания скрыты в тумане. А ленты – длинные нити, тянущиеся к «кукловоду». Хотелось бы мне иметь больше сил, чтобы разбить оковы и избавить тебя от той опасности, что они таят. Старая подруга позаботилась, чтобы «кукла» стала для меня вечной тюрьмой.

В его голосе звучала искренняя печаль и беспокойство. Странно было их слышать в свой собственный адрес, да и… в каком-то смысле противно. Сонику казалось это притворством и бессмысленной попыткой успокоить. Слова так же туманны, как края этой зеленой поляны. Вроде бы в центре все ясно как день, но в попытке добраться до сути, она ускользает в сизой дымке, теряясь среди темных теней. Соник был уверен, что уже когда-то слышал о «кукле».

Он взглянул на свои ноги, и приподнял одну, подтянув ближе к лицу. Лента и правда при ближайшем рассмотрении оказалась нитью, сплетенной из сотен маленьких рун. И вела эта нить в темные глубины озера, из которого так и не получилось выбраться полностью.

— Хм… Это ты о проклятье «Марионетки»? Салли говорила о ней однажды. Даже подарила амулет, чтобы хоть как-то помочь справиться с ним.

— Жаль, что узнали о нем слишком поздно. Но лучше так, чем совсем никак! Твоя подружка молодец, догадалась что тебя может спасти от внезапного «провала» в эту черную бездну под ногами. Есть еще шанс побороть эту дрянь, внучок. И я помогу с этим чем смогу… когда придет время. А пока тебе следует озаботиться вещами более насущными.

— А они у меня есть? — Ветер звонко рассмеялся и Соник хлопнул себя по лбу, — И правда есть… Если я не умер, то дел накопилось много.

— Прямо, как и в детстве, знатный соня! Ты во сне часто сюда приходил. Любил со мной поболтать и послушать истории о рыцарях и временах своих предков, — элементаль поднялся сам и поднял за собой Соника, — Наши беседы могут длиться еще очень долго, но твои товарищи начинают переживать за тебя. А возникшие вопросы и подождать могут, — он улыбнулся ёжику, по-отечески растрепав ему шевелюру, — Не стоит и дальше изводить всех ожиданием, внучок.

Соник не хотел уходить вот так сразу. У него ведь правда было много вопросов! И некоторые из них, как он считал, точно не стоит откладывать. Но попытка воспрепятствовать пробуждению не возымела успеха: только он открыл рот, как его мягко толкнули обратно на землю, сквозь которую он провалился в неизвестность.

Щебетание птиц и шелест листвы на ветру исчезли, уступив место зловещей зимней тишине и тихому треску костра. По началу все слышалось смутно, будто бы из-под толщи воды. Со временем вода ушла, но Соник продолжал старательно прислушиваться к ускользающим звукам и ощущениям. Тело ломило, а жуткая усталость придавила тяжелым камнем конечности, сдавливая лодыжки и запястья. Попытка шевельнуться принесла только тупую боль, смешанную со ярким жжением, но Соник смог найти в себе силы приподняться и сесть. С плеч соскользнуло теплое одеяло вместе с несколькими звериными шкурами, накинутых друг на друга в несколько слоев, и тело окатило ледяным воздухом едва прогреваемого помещения. Ёж подтянул ближе к себе свое теплое укрытие, спеша укутаться в него обратно. Относительная близость огня едва спасала от крупной дрожи.

Взгляд наконец сфокусировался, и Сонику удалось оценить то место, в которое Владыка его вытолкнул из приятного теплого сна. Назвать убранство домишки «бедным» означало сделать ему большое одолжение. Заплесневелый пол синел яркими пятнами какого-то лишайника, чьи редкие усики-стрелки светились в полумраке тусклым белым светом. Дымовая труба того, что когда-то было печью, наполовину разрушилась вместе с куском крыши. Колючие лапы елей пролезали в зияющие дыры кровли и заглядывали в заколоченные гнилыми досками окна. Парочка перекрытий сломалась под тяжестью времени. Двери давно сорвало с петель и теперь они гнили вместе с остатками мебели на полу, так что единственной защитой от возможных сквозняков были какие-то старые плащи, прибитые к дверным косякам прямо над провалом в ночной лес. В общем и целом, сложно было представить себе столь же убитое временем и лесом место, чем это. На памяти Соника, даже заброшенные здания в Северном Ниддлтауне выглядели на фоне этой развалюхи пристойными жилищами, в которые не стыдно и гостей пригласить. Единственным, что в этом убежище намекало на все еще тлеющий огонек жизни, был разожженный костер рядом с печью, рвущий языками жаркого пламени темный саван ночи.

…И переметные сумы, разложенные у подножия импровизированной кровати. Одна из них все еще оставалась открытой, показывая свое содержимое в виде каких-то бинтов, болотно-зеленых бутыльков и сухих трав. Сразу становится ясно что тут происходило, особенно если учитывать упавший со лба платок, смоченный в чем-то ядреном. Соник сразу отложил его в сторону, поморщившись не то от вони, не от накатившей головной боли.

Набравшись сил, он поднялся со слежавшейся соломы и потащился ближе к огню в надежде избавиться от жуткого холода, поселившегося глубоко в костях. Но тут же остановился, чувствуя что-то странное. Необычная легкость, словно двигаться стало куда проще и легче, не смотря на общую болезненную слабость. Несколько секунд он прислушивался к своему телу и понял в чем причина: цепи кандалов оказались разбиты. Разглядывая не скованные в подвижности руки, Соник чувствовал, что расплывается в счастливой улыбке. Запястья и щиколотки все еще жгло и тяготило железом, но это казалось сущей мелочью. Теперь у него вновь появилась возможность нормально ходить и бегать, не думая о риске споткнуться. Это маленькое открытие окрылило и придало сил к действию, даже такому маленькому как прогулка по развалинам.

Идея просто погреться у костра больше не привлекала. Это точно не то, чем стоило заниматься в момент полного одиночества и давящей неизвестности. Тело сложил пополам надрывный кашель, выдавивший из легких какую-то вязкую черную жидкость. Не кровь. Что-то другое, о чем Соник не знал ничего, да и знать не хотел. Явно ничего хорошего, учитывая, что унять приступ удалось с большим трудом. Вверху легких, совсем рядом с сердцем, щекотали плоть невидимые когтистые пальцы, вороша язвы цвета оставшейся на руках субстанции. На секунду показалось что это то же нечто, что он выплюнул во сне после того, как вынырнул из черного пруда. Это выбило из колеи и весь запал растерялся. Излишне активничать было такой же неважной задумкой, как отогрев у костра. Заманчиво, но опасно. Неизвестность толкала на опасные, но необходимые для выживания шаги. Во-первых, выяснить действительно ли он остался один в этом доме. Во-вторых, найти бурдюк с водой. Горло совсем пересохло, и жажда туманила разум вместе с хворью.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Соник сумел добраться до единственного хоть немного открытого окна, потеряв по дороге свою защиту от холода. Пальцы совсем не держали. Ёжик обнял себя в защитном жесте и выглянул в ночь.

Ни зги не видно. Лишь кривые силуэты деревьев с крючковатыми пальцами-ветками да все тот же сияющий синий лишайник, звездами поблескивающий в иссиня-черном снеге. Но среди этой тиши точно кто-то находился, причем совсем рядом. Хруст снега четко выдавал неизвестных, как и их тихие голоса, которые едва различались в громкой беззвучности леса. Попытка вслушаться и понять хотя бы хозяев голосов не дала ничего, кроме очередного взрыва головной боли и ломоты, подкосившей ноги.

Соник со стоном опустился на пол, судорожно цепляясь за доски на окне. Перед глазами все поплыло и раздвоилось. К горлу подступила кислая тошнота, вернувшая в нос запах той тряпки, что ранее упала со лба. Травы смешались с затхлостью и плесенью в отвратительное зелье запахов и вкусов. Они забивались в нос и грубо касались языка, дурманили и без того ослабшее сознание, отрывая от реальности и унося невесть куда. В мозг впивались те же пальцы, что еще недавно копошились в легких. Разрывали его изнутри, раскаленными добела иглами сжигали оголенные нервы. Это усиливало тошноту, в итоге вырывавшейся жгучей кислотой наружу, в спазме после неудачной попытки подняться…

Чьи-то крепкие руки в кожаных перчатках подхватили Соника сразу же, стоило ему окончательно потерять равновесие. Замутненным взглядом ёж посмотрел на невесть откуда взявшегося пришельца и с удивлением и трудом понял, что перед ним стоит Антуан. Ему казалось это шуткой угасающего сознания. Всем известно, что Антуан Д`Коллет мертв. Никто и не сомневался, что он мертв. И даже надежда на обратное угасла незадолго до злосчастного Рождественского бала.

— Дедуля походу соврал… я и правда умер… — пробормотал, как в бреду, Соник, опираясь об ожившего прямо на глазах «мертвеца».

— В посмертии точно никого не тошнить, — фыркнул «мертвец», брезгливо стряхивая с сапог вязкую грязь.

В это никак не удавалось поверить. Кажется он тут, и в то же время нет. Вот стоит прямо под боком, тепло его тела казалось нестерпимым жаром. Всё казалось неправильным. Будто бы всё что окружало ежа – это хитрая иллюзия, в которую его поймал Инфинит и Кортес шутки ради. Смутно вспоминался узкий грязный переулок и ослепляющая боль в разом открывающихся ранах, похожая на ту, что довелось испытать во время трибунала. Соник дернулся, попытавшись вырваться из лап фантома, но от слабости не получилось сделать ничего больше обычного толчка в бок. Его все равно провели обратно к лежанке, вернули одеяло и завернули в него получше. Бывшее укрытие остыло и холодило также, как воздух снаружи. Тело забил озноб, но появившийся под боком теплый бурдюк смог от него спасти. Соник закашлялся, прижимаясь ближе к бурдюку, а как приступ прошел, стал всматриваться в лица. Те с трудом собрались из мыльных разводов во что-то четкое и понятное.

Мимо ходила крольчиха со смутно знакомым лицом и длинными ушами, перебирала какие-то вещи в сумах и возвращалась к импровизированному столику. Нарезала что-то и размалывала в ступке с крупной сколой. Рядом сидел тот, кто был похож на Антуана, и помешивал что-то в пиале. Он приподнял больного повыше и влил в рот какое-то терпкое зелье. Соник яростно сопротивлялся, считая, что под нос ему подсовывают яд. «ЛжеАнтуан» рукой зажал ему лицо и силой вливал жидкость, говорил слова, заглушаемые колоколом в голове. Крупные глотки с большой неохотой осушили пиалу до самого дна, оставив мутный зеленоватый осадок.

Несколько секунд горло продолжало гореть огнем, словно в него влили расплавленное железо. Жар сходил медленно, но вместе с ним уходила разыгравшаяся лихорадка. Учащенное дыхание пришло в норму, а мир вокруг стал привычным и понятным. Настолько, сколько могла позволить болезнь. Правда понимания происходящего не прибавилось. Усиливалась только жажда, которую удалось утолить по первой же просьбе. Соник теперь видел ровно столько, сколько в момент недолгого просветления после сна. Все тот же дом-развалюха. Все тот же гнилой пол с синим лишайником. А лица оставались одновременно знакомыми и, в то же время, нет.

— Кто вы такие? — хрипло спросил Соник, рискнув первым начать разговор, — И что это за место?

Девушка остановилась рядом, держа в руках глубокую деревянную тарелку с дымящимся варевом. Она переглянулась беспокойно с «ЛжеАнтуаном» и оставила тарелку на столике.

— Мы находимся в Великом лесу, в старом лесничем домике, — ответил койот, проигнорировав первый вопрос, — Событий произойти много, но самое главное, что вам следует знать – побег совершился успешно. Не без лишних трудностей, но успешно. Подробности мы расскажем, когда Вам станет лучше.

— Кто. Вы. Такие? — твердо спросил ёжик и по очереди тыкнул пальцем в собеседников, все больше и больше хмурясь, — Антуан мертв. А тебя я вообще не знаю!

Крольчиха покачала головой и вздохнула. А уже через секунду в руках больного появилась тарелка похлебки с мелкими кусочками какого-то мяса и овощей. Она могла бы выглядеть даже привлекательно, но у Соника не было совершенно никакого аппетита. Он лишь непонимающе посмотрел на девушку, тупо держа свой поздний ужин в руках в месте с ложкой.

— Антуан более чем жив и здоров. Долгая история, для другого раза. А меня ты на самом деле очень хорошо знаешь, — она улыбнулась, — Я – «Бен».

Соник сощурился, скептически осматривая с ног до головы «Бена», задержавшись на несколько секунд на его не особо то и плоской груди. Затем вернул взгляд к глазам, пшеничного цвета волосам, длинным ушам и, наконец, каменным конечностям. Рука и обе ноги, точно такие какие наблюдались у напарника… вот только напарником был парень, а не девушка. Соник даже ущипнул себя за руку, чтобы точно убедиться, что не умер повторно и не спит. Боль и осадок после приступа лихорадки все же убедили его в своей живости, как и отсутствию сонности. А значит ситуация выходила еще более безумной, чем по идее должна.

— Бенджамин Рэббот – парень, а не девушка…

Крольчиха хлопнула себя по лбу и отошла в сторону. Через минуту она вернулась уже в шлеме.

— Ну а если посмотреть вот так? — сказала она, но уже привычным и до боли знакомым голосом Бенджамина. Чуть высоким и с хрипотцой.

Челюсть у ежа отвисла. Тарелка упала на пол и всё её содержимое растеклось по полу вытянутой кляксой. «Бэн» поспешила унести опустевшую тарелку к котелку над очагом, ворча что-то об «очередной ненужной драме». Антуан на нее сразу шикнул и приготовился самостоятельно отвечать на возможный ворох вопросов.

— Да быть того не может… — неверяще шептал Соник, не в силах сказать ничего громче, — всё это время…?

— Именно это как раз быть может, — Антуан, в которого теперь верилось куда больше, снял с ежа одеяло и стал осматривать забинтованную спину, — Хмм… пора бы обновить бинты… Банни, мазь уже готова?

— Ах, да! Она как раз успела немного настояться, сладкий, — хихикнула девушка и отвлеклась от возни с ужином. Наконец сняла шлем, и вернулась к столику со ступкой, забирая с него маленькую тарелочку.

Соник сразу заметил исказившееся в едва сдерживаемом недовольстве лицо Антуана, тут же исчезнувшее из поля зрения. Правду говорят, чем глубже в Великий лес, тем больше странностей начинает происходить. Не только с окружением, но, похоже, ещё и со спутниками. С момента пробуждения событий произошло слишком много. Полученная информация изнутри давила на черепушку, голова будто начинала трещать по швам. А новость о Банни так вовсе выбила из колеи привычной жизни, перечеркивая вообще всё, что Соник знал или что понимал во время своего недолгого пребывания в замке. Он в это не верил, хотел спорить со всеми, но силы резко схлынули.

— Да это бред какой-то…

Соник устало оперся локтями о колени и уставился в пол, следя за узорным движением бульона по прожилкам досок. Он не замечал вокруг себя ничего, смутно осознавая, что бинты с него снял Антуан. Боль в ранах, на которую наносили холодную мазь, оказалась единственным, что все еще держало Соника от полного ухода в себя. Она не была такой сильной, как раньше, но при этом оставляла яркие неприятные ощущения. Новые бинты мягко обнимали и давали какое-никакое облегчение. Кашель это облегчение сразу забрал. И так по кругу.

Рядом появилась тарелка с еще одной порцией супа, но Соник только поморщился и отвернулся.

— Не хочу… — пробормотал он, возвращаясь под теплое одеяло. — Мне нужно подумать...

Банни попыталась было поспорить, но, в конечном счете, столкнулась только с глухой стеной игнорирования. Тарелку забирать не стала, просто вернулась к другим делам, тихо переговариваясь с Антуаном. Тот как раз вышел из-за спины больного. Распалялся тихий беспокойный спор, в котором часто фигурировали слова о «похлёбке». Соник прекрасно понимал, кого именно касается это обсуждение. И от этого становилось одновременно приятно и противно.

А мысли всё роились. Как жужжащие назойливые пчелы в мозг жалами впивалось то одно, то другое воспоминание. И каждое связано с замком и его обитателями. Все эти странности в поведении «Бена» сразу приобретали значение. Голос, срывающийся на фальцет во время волнения. Желание мыться в душе отдельно от всех по надуманным причинам, а также обязательное ношение шлема… значило ли это, что о его обмане все знали, но закрывали глаза? Или же не знали и у кролика просто получилось всех одурачить. Всех обмануть. Все равно верилось с большим трудом. Вдруг и здесь тоже было какое-то притворство? Сложно было принять счастливое спасение одного из приятелей после стольких бед. Чувствовался подвох, какой обычно бывает после большой удачи. За эйфорией сразу наваливается странное предчувствие неизбежной опасности, ведь большой удачи без последствий в жизни никогда не бывает. У него оно случилось раз в жизни в порт-Севилле, и к чему всё пришло? Если в этой компании и есть какая-нибудь подковырка, то… какая разница? Подковырка ведь не сделала пока ничего дурного. Лекарства, сработавшие так хорошо, точно не являлись чем-то притворным. Горячая еда выглядела настоящей, да и беспокойство в голосах не звучало фальшиво… пока что.

Соник натянул одеяло на голову, ограждая себя от мира, а сам незаметно перевернулся, заглядывая в щель между соломой и краем своего укрытия. Он устало смотрел в спины друзей, которые сменили спор на обсуждение чего-то бытового и приземлённого. Упоминали кого-то третьего в их «команде спасения», но кто это может быть Соник в этот вечер так и не узнал.

***

В следующий раз, когда больной открыл глаза, за окном уже светало, а в теле стало меньше слабости и тянущего дискомфорта в мышцах. Наученный горьким опытом, теперь он не стремился сразу вскочить и побежать осматриваться. Вместо этого прислушивался к звукам и старался понять кто находится рядом. Ничего кроме спокойного дыхания, да треска поленьев во всё ещё горящем костре Соник не услышал. Сопел один. Второго в поле зрения не наблюдалось… до определенного момента.

Дверь в дом с жалобным скрипом открылась и закрылась, отрезав вздохи холодного ветра на улице от теплой тишины. Половицы скрежетали, проседая под чьими-то тяжелыми шагами. Глухой лязг металла осторожно, но уверенно приближался, и Соник испуганно зажмурился, прикидываясь спящим. А сам прислушивался внимательнее, выясняя кто мог вернуться. Источник звука остановился совсем рядом и теперь едва слышно скрипел чем-то кожаным. Сапогами, но после прикосновения ко лбу, от которого Соник инстинктивно дернулся, стало очевидно, что то были перчатки. На несколько долгих секунд наступила тишина, а после пришелец отошел в сторону, вновь лязгнув металлом. Ёжик приоткрыл незаметно глаз, присматриваясь к фигуре. Прищур делал её темной, едва различимой на детали массой, бесшумно и плавно двигающейся перед очагом. Очертания головы повернулось, и Соник осмелился открыть глаза полностью.

— Притворяться у Вас не очень хорошо получается, Ваше Величество, — девичий голосок Банни ласкал слух, успокаивая и всё ещё сильно сбивая с толку, — Вам лучше?

— Э… н-наверное да, — Соник медленно уселся на своей постели, все еще укрываясь с головой под одеялом.

Рэббот сидела на корточках перед костром и протягивала к нему руки. Языки пламени лизали снизу котелок с ужином, запах от него распространялся по комнате. Но Соник его почти не чувствовал. Лишь какой-то смутный осадок из овощей и мясного бульона. К горлу подкатил очередной приступ удушающего кашля, прекратившегося через несколько секунд. Выкашлять ничего не удалось, осталась только тяжелая отдышка. Соник зажмурился, стараясь восстановить дыхание.

Под носом появился бутылек с мутной жидкостью внутри, тут же пробившей заложенный нос. Соник зажмурился и повторно закашлялся.

— Это ещё… кхе… что за дрянь? — задушливо просипел ёжик, зажимая нос.

— Лекарство. И лучше Вам его выпить перед завтраком, а не после. А то не подействует.

Борясь с подступившей тошнотой и головокружением, Соник зажал нос и одним махом всё выпил.

Несколько секунд ничего не происходило, кроме усилием подавленного рвотного позыва. Однако сразу после по жилам будто растеклась раскаленная лава. Хватая ртом воздух, ёжик сразу выпил целый стакан воды. Жар спал, а с ним и добрая половина всех неприятных последствий болезни. Как минимум теперь не было ни легкого головокружения, ни жгучей от кашля боли в груди. Запахи вернулись во всей своей яркой приятности и в то же время мерзотности. Рядом точно что-то гнило, да и сырость чувствовалась. Но больше, чем неприятное, внимание привлекало аппетитное. Соник чувствовал, что очень зря отказался от предложенной похлебки: живот скручивало и жгло от проснувшегося почти звериного голода. Сказывался целый месяц в катакомбах, склеивший все приемы пищи в кусок хлеба и стакан холодной воды. Руки подрагивали, а взгляд оказался намертво прикован к котелку.

— Вы встали очень вовремя, завтрак как раз разогрелся, — Банни разливала по мискам похлебку.

— Есть такое… чувство, будто вечность ничего не ел.

Одеяло зашуршало, и Соник криво улыбнулся из-под его края, чувствуя разрастание какого-то странного холодка в теле. Задвинуть его подальше не составило трудов. Синий ёжик хотел подойти ближе и взять суп самостоятельно, но Банни его сразу остановила. Сама передала ему небольшую порцию, после чего уселась рядом.

— Хорошая похлёбка – это точно то, что нужно для закрепления эффекта. Настоятельно советую съесть как можно больше, — сказала Рэббот, приступая к трапезе без лишних промедлений.

Соник был только рад взяться за ложку. Правда после первой же зачерпнутой ложки, он просто оставил ее рядом, с жадностью и необычайной быстротой осушая половину миски. Язык и нёбо обожгло, но ёж этого будто бы не заметил. В сравнении с тем, что он чувствовал раньше, эта боль не казалась какой-то серьезной. Наоборот, он радовался этому острому ощущению. Как бульон скатывается по горлу в пустой желудок, наполняя его живительной силой. Пары глотков оказалось достаточно, чтобы тело заполнила та самая эйфория, какую Соник испытал после голодной зимы Северного Ниддлтауна. Такие случались едва ли не каждый год, но та самая, первая, хорошо отпечаталась в детских воспоминаниях. Жаль только боль в животе свело эйфорию на нет, оставив только неприятное послевкусие в виде жжения в горле и животе.

Изо рта вырвался клубок пара и растворился в воздухе. Больной отставил наполовину опустевшую миску и развалился на сене, вперив взгляд в потолок. Ранее пустая голова наполнялась мыслями, накладывающийся маленькими кирпичиками одна на другую. Прошлый вечер и странный сон все еще казались продолжениями друг друга. А вместе с ними и это утро. Разумеется, если это было именно оно, а не какой-нибудь ранний вечер.

Он еще раз себя ущипнул и убедился в своих мыслях.

— Я правда живой… — прошептал ёжик, — Как так вышло…? Бен, я же был в петле и…

Повисло молчание. Соник повернул голову к Банни, всматриваясь в черты ее лица. Девушка явно была немного сконфужена привычным обращением, хотя виду старалась не подавать. Внезапно открывшаяся правда о «Бене» синему ёжику теперь не казалась такой уж безумной, хотя и не укладывалась в голове до конца. Для принятия еще должно пройти время, и Банни это прекрасно понимала, потому что совершенно никак его не поправила.

— Первый план с треском провалился, а вот запасной добился успеха…

Слушать Сонику по первой оказалось тяжело. Слух цеплялся за некоторые детали, на проверку совсем не стоящие внимания, и следовал за цепочками размышлений, просто проваливаясь в себя. Почему король вдруг так вспылил? Первый вопрос сразу сменил второй. С чего вдруг «Бэн» с таким придыханием и восхищением зацепился за момент появления Антуана? Второй перетек в третий. Может ли это восхищение оказаться причиной такого растягивания, по факту, самой завязки истории? Видимо ответ на не заданный вопрос сам собой пришел в голову крольчихи, потому что та сразу зарделась и стала чаще отводить взгляд сторону.

История с этого момента стала всё больше пестреть дырами, особенно с того самого момента, как бессознательное тело принца исчезло за спинами толпы вместе с Антуаном. Большая часть описаний касалась пустым скачкам по улицам Моботрополиса, закрывающего свои ворота одно за одним на пути погони. «Бэн» тихо ворчала, стараясь случайно не сорваться на громкое возмущение и изъяснялась настолько культурно, насколько это было только возможно. Узкие переулки-лабиринты, заведшие по первой в глухой тупик, расписывались с экспрессией изнеженной аристократки, не державшей ничего грязнее носового платка. Соник мог поклясться, что услышал уродливый звук хлюпающего грязного снега под копытами коней. Слышал крики и почти наяву смотрел, как кролик поворачивается к шуму в соседнем переулке и замечает мелькнувшую фигуру Антуана. Именно койот завел блюстителей порядка в «этот нищенский гадюшник». Очевидно, в отчаянной попытке спрятаться и как-то помочь Сонику. Ёж припомнил момент, вновь переживая ощущение приближения Фантомного Рубина.

Погоня в рассказе продолжалась, теперь перейдя в другое место, проскочив множество поворотов мощеных и не очень улиц. Широкие дороги, заполненные телегами и пешеходами, получили, таки, свое крепкое словцо, ёмко описывающее то состояние, в каком находился теперь уже бывший гвардеец. Все неслись по центральной городской «оси», упирающейся в закрытые ворота, и круто поворачивали вдоль стены, нагоняя петляющую точку этой напряженной истории. Слышать о том, как Антуан скакал прямо на самый верх по строительным лесам – удивительный опыт, от которого Соник едва ли не кусал себе локти. Это звучало так захватывающе, что даже становилось обидно. А вот что было еще обиднее, так это открытие еще одной дыры в этом сюжете. Что случилось наверху «Бэн» объяснить не смог… не смогла. Антуан отказался ей что-либо рассказывать, как минимум до тех пор, пока «Его Высочество не очнется».

Слышать в свою сторону подобное обращение все еще оставалось делом непривычным и даже… неприятным. Внутри будто бы сжималась пружина странного напряжения, а поперек горла вставал комок нервов. Хотелось его выплюнуть и воспринимать это как данность, только отплевываться от этого чувства бессмысленно. Все равно возвращалось.

— …они повалились со своих коней, как куклы. Они знали с кем имеют дело, так что сами виноваты. Нечего было спорить! — заканчивала тем временем Рэббот, параллельно с этим доедая свою порцию похлебки, — Месье Д`Коллет, конечно, возмущался! Выходило так, что я оказалась лишним участником их «Дуэта Спасени». Почти уверен, он бы ещё долго пытался отговорить меня сбегать вместе с вами, но времени на долгие споры у нас не оставалось… Так мы в этом «убежище» и оказались. Два дня прошло. Сейчас пошел третий.

Соник молча переваривал информацию, чувствуя, как голова начинает кружиться. От обращения «Бэна» к себе, как к мужчине, и видимого женского облика немного путало.

— Хе-хе, а во сне и правда время быстрее течет, — он поднялся на локтях и перевел взгляд на Антуана, сопевшего у них почти под боком, — Надеюсь, Антуан расскажет, что происходило. Без обид, но Ваш рассказ дырявей крыши нашего убежища.

— Я сама жду полную картину произошедшего. Хотелось бы узнать, как он спустился со стены и при этом не расшибся насмерть вместе с конем и Вами, Ваше…

— Прошу, зовите меня просто Соник. Я… кхе-кхе, я все еще не готов к такому обращению. Да и нам всем будет легче обращаться по имени.

— Как Вам будет угодно… Соник.

Между мобианцами повисло неуютное молчание. И Сонику очень хотелось скрыться от него куда-нибудь подальше. Желательно где-нибудь, где жизнь проще и приятнее.

Тяжелый приступ кашля разбудил Антуана. Тот подскочил, как ошпаренный, и безумным испуганным взглядом стал искать причину своего страха, пока его источник обессиленно падал обратно на свое одеяло и смотрит точно на него. Соник виновато улыбнулся, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой.

— Доброе утро, спящий красавец. Хех-хе, кхе-кхе, проснулся-таки! — голос подрагивал от слабости и такого же внезапного испуга, но улыбка это скрывала своей большой притягательностью, — А «Бэн»… то есть Банни. Конечно Банни… рассказал об этой Вашей погоне по городу. На самом интересном месте всё обрывается.

— Доброго утра. Как вижу, Вам уже лучше, — Антуан спрятал лицо в ладонях, растирая слипшиеся от сна глаза, — Вам не стоит выбираться из одеяла, Соник. Хвори только это и нужно… Банни, он выпил зелье?

— Так точно, милашка! — Банни невинно улыбнулась койоту.

От взгляда Д`Коллета по спине побежали мурашки, и Соник поспешил укутаться обратно в одеяло.

— Тогда займись подготовкой следующего.

Возмущенно подняв нос, Антуан отошел приводить себя в порядок к стоящей в стороне бочке. Банни не его недовольное ворчание едва ли как-то реагировала. Скорее совсем не обращала внимания. Девушка легко вспорхнула с «больничной» койки в направлении сумок и углубилась в проверку имеющихся зелий и порошков.

От холодности голоса температура в помещении резко упала. Соник зябко поежился и укутался в одеяло получше, прячась от установившейся неприятно-напряженной атмосферы между двумя его друзьями. Тело наливалось болезненной тяжестью, придавливающей к шуршащей соломе. Однако просто так лежать, когда ещё оставались силы от принятого лекарства, совсем не хотелось. Это виделось глупостью и напрасной тратой времени. Но и продолжить разговор пока не выходило: Антуану, очевидно, не хотелось лишний раз контактировать с «Беном». Соник под одеялом сложил руки на груди и повернул голову, надеясь найти что-то, что можно по-разглядывать или посчитать. В детстве пересчет деревянных балок на потолке помогал убить время между завтраком и началом занятий. Сейчас считать именно их неудобно, а вот пучки сияющего синего мха на полу – вполне.

Пересчет прервала Банни, подойдя с очередной мазью для ран. На сей раз принять положение сидя оказалось намного тяжелее: слабость сковывала движения, и ухом было слышно, как щелкают и скрипят суставы. Антуан оказался по близости, уже с прилизанной, как на светский прием, шевелюрой, и наблюдал за процессом с миской похлебки. Он выглядел чем-то сильно расстроенным и, даже излишне, задумчивым. Соник рискнул продолжить разговор:

— От Банни, кхе-кхе, я услышал о нашем побеге не так много, как хотелось бы.

Антуан обвиняюще взглянул поверх головы ежа, прямо на девушку. Её реакции Соник не увидел и многозначительное молчание давало волю множеству вариантов. Однако какой бы ответ «Бэн» не готовил, Антуан очень неохотно начал свой рассказ. В отличие от Рэббот, у Д`Коллета точно не было желания цепляться за ненужные описания окружения или лишние мысли-отступления. Всё очень четко, ёмко и по смыслу. Куда и с каким умыслом поскакал с площади, что делал, когда скрылся в переулке и как избежал первого столкновения с Инфинитом и Кортэсом. Ту часть, когда чертов предатель получил мечом точно по своей руке, Соник попросил описать подробнее, притворившись, что не услышал. Хотелось запечатлеть это в памяти получше, и Антуан с внезапным энтузиазмом ему в этом помог. Как бы ему не хотелось вдаваться во все подробности, а именно эту часть он точно вспоминал не один раз.

Чего Антуан с энтузиазмом так и не описал, так это способ спуска со стены. Их загнали в угол. Вынуждали сдаться и понести наказание… и всё вдруг обрывалось. Д`Коллет несколько секунд молчал, отводя взгляд в сторону. На лице отразилась внутренняя борьба, но в чем она могла заключаться Соник решительно не понимал. Антуан и до этого колдовал, если учитывать зачарованный меч, так в чем же проблема использовать ее вновь? В итоге он просто вздохнул и дрожащим голосом сказал: «Мы спрыгнули и приземлились на той стороне». И всякие подробности сбросились в пропасть между стеной и началом рва. Койот не хотел их спасать, выглядел только мрачнее, а взгляд после этого момента на Соника больше не поднял. Это ёжику не понравилось, но он ничего не сказал. Просто продолжал слушать оставшуюся часть, что никак не отличалась от той, что описывала Банни…

…кроме одного дополнения.

— У нас есть ещё пара дней форы, так что нужно восстановить Ваше здоровье настолько, насколько это возможно, — Антуан оставил пустую тарелку с косточкой на столике, — Боюсь только, это всё может затянуться.

На плечи Соника вернулось теплое одеяло, но тело продолжало мелко подрагивать от озноба. Он подполз на самый краешек «матраса» и привычным движением спрятал все тело под жестковатым ворсом. Соник вперил взгляд в пол, еще несколько минут размышляя. Его смущала последняя фраза.

— У Вас уже есть какой-то план? Кхе-кхе! Звучит так, будто бы есть.

— Как только собраться все вместе, мы отправимся к Косому Проливу. Оттуда проще всего добраться до Вашей родины.

Соник перевел задумчивый взгляд к просветам в заколоченном окне. Слова о «родине», очевидно подразумевающие Королевство Охэдж, встречали в душе какое-то сопротивление. Сомнение. Так просто от жизненных установок не отказаться, даже приняв для себя некоторые факты. Он ведь всю жизнь считал своей родиной именно Акорн, с детства мечтал стать его защитником, присягнул на верность королю Максимилиану... и лично Салли.

Воспоминание о принцессе и её несправедливой судьбе резануло по сердцу. Не смотря на время, проведенное в катакомбах за долгими размышлениями о произошедшем и грядущем, Соник всё ещё чувствовал себя виноватым. Он прекрасно понимал, что оставался бессилен перед той ложью, что лилась изо рта ЛжеЛанселота и, тем более, той, что говорил он сам. В памяти зияла дыра, заполненная коротким рассказом «Бена» и Майти. Они говорили о его невиновности, и все же мысли оставались неизменны. Что было бы, скажи хоть что-нибудь в своё оправдание или в защиту Салли? Раскрой правду, так яро отрицаемую? Значения не имело, история не терпит сослагания. Однако будущее еще как. Оно открыто перед любым решением, каким бы безумным оно не казалось! Просто протяни руку. Салли смотрела в будущее смело… а значит Соник обязан делать так же. По закону, как королевскую особу, её не имели права казнить, лишь отправить в ссылку. В Башню Арауна. Тюрьму для благородных дам, застигнутых за творением магии. А как показывает практика, из любой тюрьмы есть шанс сбежать.

В мыслях принца стал зарождаться грандиозный план исправления своей оплошности. Банни принесла очередное лекарство. Первый шаг на пути к освобождению принцессы уже был на пути к своему исполнению.