Вадим берет меня за руку и второй раз в жизни ведет на полдник, где в кои-то веки хоть что-то съедобное — булочка с маком. Скептически оглядываю замешенные в тесто черные крупинки и все еще не уверен, стоит ли мне это есть. Не наложится ли действие мака на успокоительные и не получу ли я крайне интересные эффекты по итогу? Наконец решаю, что доза все равно очень маленькая и ничего прям ужасного случиться не должно, и быстро съедаю свою порцию. Вадим же не разделяет моего восторга по поводу трапезы: вечно радеющий за здоровое питание, он не спешит даже притрагиваться к булке, в которой сахара, судя по приторному вкусу, целый стакан, наконец и вовсе предлагая ее мне. Хочу сначала отказаться, продолжая играть роль слегка обиженной недотроги, но потом осознаю, что выпечка в противном случае пойдет в мусор, и соглашаюсь принять эту маленькую, но все же заботу. Пусть, один раз можно.

     — Почему ты не берешь чай? — спрашивает совершенно неожиданно, отрывая меня от еды, и я теперь напряженно думаю, что ответить ему. Сказать правду совсем не сложно, тем более, что соблюдение диеты никак меня не дискредитирует, вот только я боюсь еще одного вопроса о том, чем обусловлены такие рекомендации. Стоит ли признаваться ему, что я конченая истеричка и мне приходится закидываться кучей таблеток ежедневно, чтобы держать себя в руках?

     — Мне нельзя — там кофеин, — отвечаю, стараясь спрятать с виду равнодушный взгляд в пышной маковой булке, от которой отламываю очередной кусок, отправляя его в рот. Вадим же смиренно наблюдает за мной, что немного напрягает — чувствую себя словно живая обезьянка в цирке и стараюсь поскорее доесть свою двойную порцию, чтобы не задерживать его.

     — Что за таблетки ты принимаешь? — еще один просто невероятно бестактный вопрос. Это мое личное, и я вовсе не обязан отвечать — есть же такое понятие, как «врачебная тайна», в конце-то концов. В подробностях рассказывать о своих болячках, словно восьмидесятилетняя бабка, мне совсем не хочется. Тем более, что это не простой ушиб или несварение желудка — это позорное клеймо невротика, слабого и жалкого.

     — Меня просили никому не говорить, — отвечаю, и это чистейшая правда. Пусть мне выписали вполне безобидные седативные препараты, от которых едва ли удастся получить зависимость, они все равно продаются по рецепту, что может привлечь некоторых любящих такие штуки личностей. Врач настоял на том, чтобы я хранил рецепт и таблетки в каком-нибудь безопасном месте и рассказывал о них только родителям. Наверное, Вадиму и можно было бы сказать, он все-таки мой близкий человек и интересуется скорее для того, чтобы больше понимать о моем нынешнем состоянии, но мне совсем не хочется давать ему еще один рычаг для заботы обо мне. Начнет еще, как Данила, следить за тем, чтобы я вовремя пил все лекарства, чего мне совсем не надо.

     Вадим лишь смиренно кивает на такой мой уход от прямого ответа, и остаток трапезы мы проводим молча: он пьет свой чай, а я давлюсь сухой булкой. Как бы ни пострадало мое настроение от разговора о таблетках и диете, сладкое все равно поднимает его. После покупки всего необходимого денег совсем не осталось — только на обратный билет в конце года, а финансовые трудности все так же преследуют мою семью, что заставляет меня питаться только в столовой, без возможности даже посмотреть в сторону магазина. Просить в долг у Данилы невероятно стыдно, у Вадима и вовсе невозможно, а в старых моих запасах остался только шоколад, который мне, как и упоминалось ранее, нельзя. Живу теперь от одной щедрости столовой на сладости до другой, что мне, глубоко зависимому от сахара человеку, невероятно в тягость.

     После полдника Вадим приглашает меня погулять вместе, а я отказываюсь, поддерживая образ обиженного на его утренний всплеск человека. Самому противно от своей лжи, но как еще обойти эту проблему или признать свою вину без ужасных последствий, я пока не придумал. Конечно Вадим не сдается и спрашивает о причинах, но, получив крайне исчерпывающий ответ о том, что я хочу побыть один, наконец отстает, впрочем, не отказавшись от возможности смерить меня обеспокоенным взглядом. Остаток дня действительно провожу в одиночестве, лениво прорешивая учебник по алгебре, который крайне оптимистичным для меня образом подходит к концу. Осталась всего пара-тройка глобальных тем, и, считай, вся программа за десятый класс пройдена всего за неделю — ай, какой я молодец!

     Вечером Вадим еще раз пробует напроситься на встречу со мной, теперь уже под предлогом просмотра фильма, с чем я его в очередной раз обламываю, уже входя во вкус. В итоге, встречаемся только на ужине, где на меня недовольно ворчат за то, что я почти не притрагиваюсь к липким макаронам, утонувшим в непонятного цвета мясном соусе, но зато утаскиваю с раздачи целых пять тех самых маковых булок, которые остались еще с полдника. Так уж получилось, что девчонки следят за фигурой, а парни, в большинстве своем, не жалуют сладкое, что мне только на руку — можно абсолютно легально таскать чужие порции. Только отмахиваюсь от попыток Вадима наставить меня на путь истинный и даже делаю крайне красноречивое предупреждение о том, что его вообще-то никто не спрашивал.

     Так проходит несколько дней — я каждый раз ему отказываю даже в возможности погулять вместе, позаниматься или просто посмотреть фильм. Так привык к этой роли, что, не задумываясь, каждый раз отвечаю отказом, даже если совсем не занят и сам не прочь сходить куда-нибудь. Каждый раз ссылаюсь на уроки или то, что мне необходимо побыть одному, что очень и очень сильно беспокоит Вадима, но он молчит, ни одним взглядом и жестом не показывая, что его что-то не устраивает. Жертвует своими желаниями ради моих, видимо заключив, что это безопаснее для наших отношений, чем любые попытки спорить со мной. Каждый день интересуется, иногда прямо просит, но каждый раз получает отказ. Мне льстит, что он с таким трепетом относится к моему решению пока что держать дистанцию, а Вадим, наверное, все еще надеется когда-нибудь заслужить вечер наедине.

     Доходит до того, что даже Данила замечает неладное и вежливо интересуется, почему я не приглашаю Вадима и не связано ли это с нашей недавней ссорой по этому поводу. Со всей возможной вежливостью отвечаю, что это вовсе не его дело. Думаю над тем, что я зря так жестоко с Вадимом и пора бы уже оттаять, согласившись на первое в своей жизни свидание, но каждый раз на его предложения отвечаю отказом, словно по программе. Сам не знаю, что движет мною. Наверное, боязнь потерять это трепетное отношение Вадима, избавить его от вины за срыв и наконец признать, что он действительно идеальный парень, когда я его не провоцирую. Больно думать над тем, что все скандалы происходили только по моей вине, а потому я старательно делаю вид, что мне все не так и надо просто выше головы прыгнуть, чтобы мне угодить.

***

     — Ну что? — с искренним участием спрашивает меня Вадим, когда я выхожу из кабинета учебного отдела. Даже привстает с небольшой лавочки в коридоре, на которой все это время ждал меня, и так преданно заглядывает в глаза, что я даже боюсь, что начнет хватать за руки на глазах у всех, чтобы установить еще и тактильный контакт и рискуя привлечь излишнее внимание.

     — Ох… — выдыхаю, готовясь к не самому приятному диалогу. — Мне нужно получить зачет по всем своим предметам, написать заявление, получить разрешение от обеих кафедр и еще сдать все их переводные экзамены! — не могу сдержать возмущения. Все эти просто адские условия мне необходимо выполнить, только чтобы иметь возможность перевестись в другой класс. Честное слово, мне проще было отчислиться и перепоступить в одиннадцатый, чем осуществить чертов перевод. Думаю даже, что просто каким-то чудом выучить все предметы к своей сессии и сдать ее будет гораздо проще, тем более, что я понятия не имею, что целый год проходили химики и какие знания у меня потребуют на их экзаменах. В своем собственном классе все просто: вот тебе учебники, вот тебе лекции — учи; а о программе экзаменов в другом классе мне остается только догадываться.

     — И это проблема? — словно из-под земли появляется Олег, бесцеремонно вклиниваясь в наш с Вадимом диалог. Жмет Вадиму руку, сохраняя на лице гаденькую ухмылку.

     — А со мной не надо здороваться? — как противная бабка себя веду, но ничего не могу с собой поделать. Понимаю, мы с Олегом не близкие друзья и даже не знакомые, но вот так демонстративно не удостоить меня даже вежливым кивком — просто за гранью добра и зла. Словно я пустое место.

     — Нет, — бросает равнодушно, лишь коротко обернувшись ко мне — этим взглядом прямо-таки впечатывает меня в место. Более чем доходчиво мне показали, что не хотят ни видеть меня, ни слышать. Делаю глубокий вдох и стараюсь не поддаваться первым эмоциям, а после и вовсе понимаю, что скорее всего этот ход был осознанно направлен на то, чтобы спровоцировать меня. Мысленно хвалю себя за такие выводы и начинаю прямо и без страха смотреть на Олега, готовясь отражать все новые и новые удары. — Пойдем, послушаешь мое произношение, — снова обращается к Вадиму, теперь с некоторым заискиванием.

     — Зачем? — вклиниваюсь в их разговор, но считаю себя полностью в праве подать голос, раз уж они общаются в моем присутствии. Тем более учитывая то, что всего минуту назад Олег абсолютно так же перебил меня.

     — Так, давай-ка проясним, — мгновенно переключается Олег и на этот раз дарит мне гораздо более длинный и тяжелый взгляд. Буквально сверлит меня им с полным тихого бешенства выражением лица, и вот теперь точно видно, что не играет со мной и не смеется — сейчас абсолютно серьезен. — То, что ты новая сучка Вадима, не делает нас друзьями или хотя бы хорошими знакомыми. Ты мне категорически не интересен, общаться и вообще как-либо контактировать с тобой я не желаю, так что, будь так любезен, усвой это и не тявкай в мою сторону ни одним своим нелепым вяком, — шипит со всей своей злостью, и я, уже совсем отвыкший от такого обращения, просто впадаю в ступор. Впервые вот так прямо мне заявляют, что в гробу видели любое общение со мной. В прошлый раз, конечно, я уже выслушивал нечто подобное в виде «бесишь одним своим существованием», но я думал, это была всего-лишь уловка, чтобы вывести меня на эмоции.

     — Олег! — мгновенно одергивает его Вадим, и невооруженным взглядом видно — готовится до хрипоты пререкаться с этим королем ядовитого общения, лишь бы защитить меня даже перед этой незначительной угрозой. Думаю было попросить его не реагировать так резко, но вскоре понимаю, что Олег полностью заслужил такое с собой обращение, и решаю никак не вмешиваться в ситуацию — готовлюсь только наблюдать.

     — Что «Олег»? — переспрашивает так, словно и вправду не понял. Ни капли не напрягается по поводу такого возмущенного оклика, и весь его показательно расслабленный вид просто кричит: «Я уже семнадцать лет как Олег, ты сейчас ничего нового мне не сообщил». Наглость у него едва не из ушей лезет, и мне впервые хочется, чтобы человек хорошенько получил по своей самодовольной роже… Тут же одергиваю себя и ругаю за такие мысли, так как это просто неприемлемо. Да, Олег ведет себя откровенно по-хамски, да, мне это категорически не нравится, но насилие — в любом случае не выход.

     — Уймись! — шикает Вадим на него, как на совсем маленького, но заигравшегося ребенка, и, как и ожидалось, на Олега это совсем не действует. Ухмыляется только еще шире, недовольно цокает и скрещивает руки на груди с видом: «Вот уж нет!» Совсем без страха глядит в полные холодной злости глаза Вадима, и его зрачки так и горят озорным, почти маньячным блеском.

     — Ай-яй-яй, какие мы злые. Хватит дуться и пойдем, ты мне нужен, — почти приказывает, как царь своему холопу, но вразрез с демонстрирующими полное превосходство интонациями, протягивает Вадиму руку, предлагая встать и пойти вместе, куда там ему надо. Даже не думает извиниться или хотя бы придержать язык за зубами — продолжает издеваться теперь и над Вадимом. Кажется, его хлебом не корми — дай кого-нибудь облить грязью и вывести из себя.

     — Ты нахамил моей паре и теперь просишь, чтобы я тебе чем-то помог. С чего бы мне соглашаться? — совершенно резонно замечает Вадим, копируя те же издевательские интонации Олега. После оборачивается ко мне, чтобы проследить за моей реакцией, но я немного обескуражен заявлением про «пару», а потому не могу согласно кивнуть. В итоге, даже такой вроде бы маленький, но значимый поступок Вадима остается без моего одобрения, что снова его задевает. Вадим хмурится недовольно, но только на пару мгновений, после возвращая лицу нейтральное выражение. Словно ртуть, перетекает от одной эмоции к другой, и один черт разберет, что на самом деле у него на уме.

     — Ой, не смеши меня! Я тебя не первый день знаю. Вы «пара» на неделю… Ну может быть, на две — не больше, — полным пренебрежения тоном заявляет и не собирается принимать никаких возражений. На губах играет гадкая ухмылка, а в глазах черти — видно, что играет с Вадимом. Хочет вывести на эмоции, выбесить, а затем от души посмеяться над чужим взрывом. Но если меня намеренно хотел унизить, затоптать и заставить забыть даже о возможности диалога между нами, то Вадима осторожно и почти любя водит за нос. Невозможно не заметить, что все нападки Олега обращены исключительно в мою сторону, а Вадима он наоборот, как бы возвышает над всеми остальными, а протягивая ему руку, только усиливает этот эффект. Хочет вытянуть друга из ямы под названием «общение с неудачником Максимом» и в этом стремлении, не задумываясь, сметет кого угодно на своем пути.

     — И ты считаешь, что это повод? — пытается воззвать Вадим к его совести, по-доброму душит его гонор, убаюкивает занесенное в броске жало и старается вывести его на более адекватный диалог — без позерства и лишней мерзости. Разумеется тщетно. Олег только хмыкает на такое и полностью закрывается, не давая ни капли сомнений проникнуть в мысли.

     — Это? — поднимает интонации как бы в вопросительные, но при этом явно играет, показательно поднимая брови неоправданно высоко. — Это просто совет разделять, — терпеливо на первый взгляд поясняет, но намеренно не договаривает фразу, бросая на одном глаголе, чтобы намекнуть на то, что Вадим и сам прекрасно знает ответ. — А «поводов» за этим, — на местоимение кивает на меня, словно на предмет мебели, — вагон и маленькая тележка. Могу на досуге огласить тебе полный список, хотя добрую половину ты и так знаешь, — этой фразой убивает сразу двух зайцев: еще раз намекает Вадиму, что этот диалог совершенно лишний, а мне указывает на то, что наедине они не брезгуют перемыть мне кости. — И если ты хочешь выудить из меня нечто вроде извинений или сожалений, то это мимо, — красиво ставит точку, а я не могу не восхититься, хотя внутри у меня все просто кипит от злости.

     Выходит сухим из воды, ловко стряхивая с себя все претензии одной фразой: «Это мимо». Если бы я мог так же: «Если ты, Олег, пытаешься специально задеть меня, то это мимо» или же лучше «Если ты, Вадим, пытаешься повесить на меня вину за свои страхи, то это мимо» — половина моих проблем просто бы испарилась. В голове очень ярко рисую подходящие ситуации, а на деле просто наблюдаю за тем, как меня каждым новым словом все глубже закапывают, и ничего не могу вставить поперек — боюсь того, что в запасе у Олега еще полно способов заткнуть меня, и не факт, что все они закончатся для меня просто немым шоком. Зная себя и свою эмоциональность, вполне могу не выдержать и сбежать, демонстрируя полное фиаско. Потому молчу. Молчу и слушаю, надеясь на то, что хотя бы Вадим сможет поставить этого умника на место, защищая мою честь.

     — Ты можешь думать и даже говорить все, что хочешь. Только хер тебе, а не помощь с английским после такого, — давит на него Вадим, откровенно шантажируя. — Но мы можем договориться, — с этими словами наконец протягивает ему руку и встает довольно близко с моим обидчиком. Вадим немного выше Олега, а потому встретиться глазами у них не получается (такое возможно, только если Олег чуть запрокинет голову, на физическом уровне признавая себя ниже, что просто невозможно), но по тому, как цепко Олег впивается взглядом Вадиму куда-то на уровне ноздрей, понимаю, что этого и не нужно.

     — Я весь внимание, — подтверждает Олег сделанные мною выводы еще и словами. Мгновенно становится серьезным, и тут я понимаю, что если у них не получится договориться и Олег уйдет ни с чем, то от него прилетит в первую очередь мне, как главному виновнику ссоры. Не будь меня, Олегу просто некому было бы нахамить и Вадим бы не обиделся, они бы сразу пошли заниматься и не пришлось бы соглашаться на компромиссы. Хочу было вмешаться и сказать, что все лишнее и я совсем не хотел вставать между ними. В конце концов, между мной и Вадимом все по швам трещит, а с Олегом он знаком уже очень давно — и вот где действительно не разлей вода. Не разлей вода, но я смог каким-то чудом вклиниться и все сломать одним своим присутствием.

     — Я слил всерос и теперь зашиваюсь в зачетах. А Максиму надо помочь с подготовкой к экзаменам, — пока что мягко намекает Вадим, но одно уже это утверждение ввергает меня в ужас. Это он сейчас пытается уговорить Олега заниматься со мной? О Боже, нет, только не это. Лучше уж и правда вылет, чем хотя бы минута наедине с Олегом, особенно после таких его откровений. Зачем? К чему эта затея может привести, кроме очередной ссоры?

     — Нет, — вторит моим мыслям Олег, до белой полосы сжимает губы и впивается в ладонь Вадима ногтями, демонстрируя все свое неприятие к такой идее. Не бросает новую едкую фразочку и демонстративно не отбрасывает руку, устраивая скандал. Все еще продолжает держаться за него и почти с мольбой смотрит, лишь бы он одумался и изменил свое решение.

     — Да, Олег, — еще сильнее надавливает на него Вадим. — С тебя экспресс-курс алгебры, матана и физики, а с меня помощь с переводом и произношением… Могу даже подтянуть тебя в общем, чтобы ты не запоролся на вопросах комиссии (Ты знал, что они тоже будут на английском?), — явно соблазнят его чем-то скрытым от меня, но Олега это трогает, так как он чертыхается несколько раз и сильнее сжимает пальцы на ладони Вадима, так что костяшки белеют.

     — Я задушу тебя во сне подушкой. И твою мышку тоже. Знаешь, чтобы как в сказке «и умерли они в один день». Жаль только «долго и счастливо» у вас так и не было, — угрожает Олег, исключительно чтобы хоть как-то выплеснуть свою злобу. Естественно все пустое — он и пальцем не посмеет тронуть меня и уж тем более своего лучшего друга, но вот шипеть ядом, когда раунд остается далеко не за ним — это всегда пожалуйста. Искренне восхищаюсь Вадимом за то, что он справился с этим демоном, и даже, видимо, сумел обернуть все в свою сторону, оставляя Олега в явном проигрыше.

     — Это «да»? — издевается Вадим, так как понимает, что Олег почти сдался. Теперь ему остается только либо смириться со своей участью, либо психануть и резко отказаться от очень заманчивого предложения. Понимаю, что не сделает второго — видимо, ставки высоки ровно настолько, чтобы выбить почву из-под ног и заставить серьезно ломаться между своими принципами и загадочными профитами от такой сделки.

     На это Олег не отвечает, по крайней мере вслух. Резко тянет Вадима на себя, заставляя едва не упасть, и хватает за плечо руки, которую всего секунду назад в остервенении сжимал. Таким образом еще сильнее сокращает расстояние между ними, приподнимается на носки и начинает что-то горячо шептать Вадиму на ухо. Почти эротичным жестом где-то в середине своего тайного монолога, притягивает его голову еще ближе, вдвое понижая интонации, и теперь я не имею даже теоретической возможности хоть как-то подслушать. Наверняка мажет губами по мочке и едва ли заботится о том, как это все выглядит со стороны, а у меня внутри поднимается целая волна. Хочется подойти и немедленно это прекратить. Оттащить Олега за его длинные патлы и, возможно, снова истерично сказать все, что я думаю по этому поводу.

     Продолжается все, наверное, не дольше нескольких минут, на протяжение которых я лишь крепче сжимаю кулаки и считаю про себя секунды, чтобы убедиться, что все не так уж и долго и я просто снова себя накручиваю. Никогда не думал, что буду ревновать Вадима, но то, что прямо сейчас разворачивается на моих глазах, мне категорически не нравится. Это слишком! Еще немного, и меня просто порвет, как слишком сильно натянутую струну, — и тогда первый же попавшийся отхватит (Вадим или Олег — без разницы, оба хороши). А Вадим даже не смотрит на меня, внимательно слушая излияния Олега и не вставляя ни единого слова поперек, а по окончании сам отстраняет его. Наконец встречаются глазами: Вадим напряжен до крайности, а на лице Олега совершенно нечитаемое выражение, которое наконец сменяется укором. Еще пару секунд немой сцены, прежде чем Вадим наконец говорит: «Спасибо», — и мне просто не дано узнать, за что именно он так его благодарит. Разве что напрямую спросить, но уж точно не сейчас.

     — Подавись! — шипит Олег, снова меняя эмоцию на показательное пренебрежение, затем зыркает на меня, обдавая холодной злобой. — Ты, — обращается наконец, когда я под таким тяжелым взглядом почти врастаю в скамейку за спиной, — завтра в три у нас в комнате, с собой тетрадки, ручку и, пожалуйста, мозг, если он у тебя вообще есть, — тараторит на одном дыхании, а дождавшись моего испуганного кивка, снова обращается к Вадиму: — Теперь пойдем, или твой ручной хомячок не справится с поставленной задачей? — спрашивает и кивает в сторону лестницы, заставляя выбрать между нами двумя.

     Понимаю, что надо как-то вмешаться, потому что обсудить только что произошедшее с Вадимом мне просто необходимо. Поспорить насчет того, насколько Олег вообще приемлемая кандидатура, поуговаривать его самого уделить мне время, а если не получится, то настоять на том, что и сам смогу подготовиться… Вот только страшно вставить что-то поперек тому же Олегу, а Вадим и не пытается меня поддержать. Недобро усмехнувшись, смиренно кивает на предложение Олега и, сухо попрощавшись со мной, уходит. Позже, конечно, пишет сообщение, что зайдет ко мне вечером, но я игнорирую. Еще долго сижу на скамейке в коридоре и пытаюсь переварить все свалившееся на меня. Со мной добровольно-принудительно будет заниматься человек, который относится ко мне хуже, чем к зверушке.

***

     Вечером, как и обещал, Вадим заходит ко мне. Со стуком врывается в комнату, даже не попытавшись дождаться разрешения. Отрываюсь от попыток освоить новый раздел учебника, который никак мне не поддается — чертова теория вероятностей с кучей совершенно непонятных формул. Читаю теорию в учебнике, и все кажется просто, но стоит только перейти к задачам — и я совсем не понимаю, как применить все на практике. Злюсь на это и даже не пытаюсь оказать Вадиму радушный прием — сам виноват, не нужно было вот так врываться.

     — Смотри, что я тебе принес, — заигрывает со мной, картинно подергивая бровями, и показывает мне большой пакет с логотипом ближайшего от школы магазина. Уже догадываюсь, что может быть там, и мои догадки подтверждаются, как только он опускает гораздо более тяжелый, чем я себе представлял, пакет прямо ко мне на стол поверх раскрытого учебника. Раскрывает белый полиэтилен и демонстрирует мне несколько пачек мармелада всех цветов радуги; приторного, но воздушного, как облако, зефира; вафель и еще много всего. Захлебываюсь слюной при одном взгляде на все это богатство и почти тянусь к лямкам пакета, чтобы быстро схватить и спрятать куда-нибудь, пока не отняли.

     — Вау, — выдыхаю почти беззвучно и одними кончиками пальцев трогаю упаковку сладостей, неосознанно переживая, что все может оказаться жестокой иллюзией. Плюс к моему шоку добавляет еще и то, что все дико дорогое. Не миллионы, конечно, но марки довольно престижные, и я такое бы не покупал — на свои деньги взял бы похуже, но зато дешевле. — Не стоило, — говорю, и только сейчас осознаю, что надо бы поблагодарить, вот только все слова застряли в глотке. Если уж я могу как-то выразить свои чувства, то взгляд красноречивее.

     — Захотелось сделать тебе приятно, — отвечает на все мои сомнения широченной улыбкой и, видно, просто невероятно гордится собой за то, что смог наконец спустя столько дней достучаться до меня. Стоит рядом, с огромным интересом и любовью заглядывая мне в глаза и в конце концов набирается смелости на то, чтобы положить руку на мое плечо и склониться еще ближе. — Я внимательно выбирал, чтобы не было кофе. Данила сказал, тебе только его нельзя, — уточняет и с последним словом касается губами моего виска, видимо решив, что заслужил возможность нарушить личные границы. Тру пальцами это место и веду плечом, стараясь стряхнуть его прикосновение — мне все еще не по себе от столь тесных взаимодействий.

     — А что еще тебе Данила сказал? — колю его в так любезно предоставленный мне изъян, и даже если хочу остановиться, то просто не могу. Настолько вжился в роль вечно недовольной суки, что не могу сделать поправку даже на столь широкий его жест. — И вообще, с каких пор вы общаетесь? — немного увожу диалог в более безопасное русло и наконец задеваю за то, что действительно стоит внимания. Еще несколько дней назад Данила яро отрицал даже саму возможность когда-либо подружиться с Вадимом, а теперь они спокойно обсуждают мои предпочтения — какой-то сюр.

     — Ну… — заминается, поначалу, видимо, желая скрыть неприятную правду, но после решает не дать мне ни единого повода снова обидеться на него и отвечает, — я написал ему и предложил мир, в итоге сошлись на нейтралитете. Я просто спрашиваю у него кое-что про тебя — это даже общением назвать нельзя, — пожимает плечами с равнодушным видом, и я почти успокаиваюсь, принимая новые обстоятельства, но Вадим решает продолжить: — Он посоветовал принести тебе сладости… в качестве еще одних извинений, — намекает на то, что я слишком глубоко ушел в роль обиженки и мне пора бы оттаять, тем более что мы вроде как договорились раз за разом начинать все сначала, пока учебный год не кончится. Только фыркаю на это.

     — То есть ты пытаешься меня купить? — самым откровенным образом стараюсь найти изъян в таком его поступке и наконец докапываюсь до самой неудобной детали. Вынимаю из пакета коробку мармелада в виде лимонных долек и думаю над тем, стоит ли из принципа отказываться от столь щедрого дара. В последние дни глюкозы хочется невероятно (сказываются тяжелые умственные нагрузки), но вот так просто растаять и признать наконец, что Вадим делает все правильно и действительно уже сто раз заслужил мое прощение, просто не могу.

     — Нет-нет! — сразу же открещивается от такого моего предположения и от досады готов едва не локти кусать. — Это просто подарок как моей паре, потому что ты такое любишь, а мне хочется сделать тебе приятно, — еще раз пытается меня убедить, совершенно не замечая, что только подтверждает тем самым мои слова — это и называется «купить» по принципу «ты — мне, я — тебе». — Давай устроим чаепитие? Можно фильм посмотреть, если хочешь, — снова просит уделить ему время, и вот теперь это точно похоже на подкуп. Когда устные предложения встречаться хоть иногда помимо уроков не работают, в ход идет рыночная сделка.

     — Мне нельзя чай, — отвечаю, практически не задумываясь, и этим убиваю сразу двух зайцев: отказываюсь и снова тыкаю в невнимательность Вадима. Намеренно не смотрю в его глаза, ограничившись созерцанием яркой коробки, что просто создана для того, чтобы притягивать внимание маленьких детей… ну или взрослых парней с неустойчивой психикой и зависимостью от сладкого. Злюсь на свою бесхребетность, а еще на то, что, кажется, снова запутался: очень хочу есть конфеты в компании Вадима, но одновременно растечься довольной лужицей перед ним тоже не желаю. И снова у нас бы все складывалось, если бы я не упрямился… Бросаю коробку с мармеладом обратно в пакет и готовлюсь снова под надуманным предлогом вернуть все Вадиму.

     — Так на травках же можно. У меня есть отличный с имбирем и мятой. Макс, соглашайся! — теперь уже откровенно просит, до этого были только ненавязчивые предложения и намеки. Берет меня за руку, переплетая пальцы, и старательно ловит мой взгляд, чтобы прочитать эмоции и искусно вывернуть все так, как ему будет выгодно. Делаю глубокий вдох и поднимаю глаза прямо на него, пугая неожиданным очень тесным контактом уже самого Вадима.

     — Это конечно все здорово, но я бы хотел… — начинаю уже заученную наизусть фразу, которой я всегда ему отказывал. «Побыть одному» — и точка, и спорить с этим Вадиму себе дороже, так как за нарушение личных границ он и наказан теперь мною. Только заикнется по поводу того, что мне пора бы завязывать коротать время в одиночестве, так как у меня теперь есть официальная вторая половинка, — и мгновенно будет послан за излишнюю навязчивость и опять же лицемерную заботу. Когда ему выгодно побыть со мной, так он из кожи вон лезет, а как стану ему мешать — пошлет куда подальше. Это мы уже проходили.

     — «Побыть одному», да? Я миллион раз это слышал. Ну хватит уже, правда. Я же не прошу тебя куда-то идти — просто делай то, чем ты и так занимаешься целыми днями, но впусти меня, пожалуйста. Обещаю, что фильм выбираешь ты и я ни слова поперек не скажу — тихонько посижу рядом, — ловко обходит абсолютно каждую расставленную мною ловушку. Не говорит, что имеет право ставить мне какие-то условия на правах второй половинки и что я отныне вообще не имею права на одиночество, не лезет с излишней заботой по поводу того, что беспокоится за мое поведение, и даже не злится — ведет себя донельзя идеально. Еле дышу, стараясь придумать новую уловку для того, чтобы выпроводить его, так как это чрезвычайно сложно мне дается. Так тщательно изучить все мои реакции и тонко подобрать отмычку к сердцу законченного интроверта еще надо уметь.

     — ...Я бы хотел позаниматься. Ты меня не дослушал, — снова выворачиваю свою реплику укором ему. Тыкаю обратной стороной ручки в край торчащего из-под пакета учебника, и на этот раз даже не лгу. Чертова теория вероятностей никак не поддается, и мне придется потратить еще не один вечер, чтобы уложить новую тему в своей голове. И то, что Вадим мог бы здорово помочь мне в этом, совсем не повод соглашаться на его предложение провести время вместе — он сегодня уже отказался от роли моего учителя. — А ты «зашиваешься в зачетах», так что иди, — наконец посылаю его, причем даже вполне обоснованно. Он сам говорит, что не имеет времени — так пусть вместо скучного просмотра фильма со мной использует освободившиеся два часа с пользой.

     — Макс, да брось. Завтра Олег тебя так загрузит, что математика будет тебе даже сниться — давай сегодня расслабимся. А по поводу моих зачетов — не бери в голову, — снова пытается меня уговорить пойти навстречу, уводит мое внимание от себя и приводит аргументы по поводу моей собственной выгоды. Пренебрежительно морщится при слове «зачеты» и снова по-щенячьи смотрит на меня, гладит по плечу и терпеливо ждет, когда я отвечу. Естественно положительно — другое его просто не устроит, будет до последнего пререкаться, пока я либо не соглашусь, либо не устрою истерику и силой выпровожу его из комнаты.

     — Вот про Олега даже не напоминай. У меня только один вопрос: зачем? — использую еще один свой козырь. Сейчас Вадим идеально себя ведет, но вот несколько часов ранее просто наплевал на мое мнение и свел с человеком, которого я после всех обидных слов даже видеть не хочу. Еще и сбежал сразу же под ручку с ним, как будто так и надо. Едва не обнимался с ним, позволил едва не облизать свое ухо и трогать волосы, когда еще недавно настаивал на правиле «не изменять друг другу» — вот это вызывает больше всего злости. — Ты у меня спросил? А может, я не хочу? Он ко мне хуже, чем к зверюшке, относится, — добавляю и готовлюсь припомнить и их слишком откровенный контакт, но вовремя одергиваю себя — ни к чему Вадиму знать, что я так близко к сердцу воспринимаю его сторонние связи и в принципе дорожу настолько, что готов даже в с виду невинном жесте увидеть свои смыслы.

     — Вам просто надо найти общий язык. Я вижу, что Олег тебя недолюбливает по многим причинам, не все из которых от тебя зависят… — умолкает на конце фразы, видимо, решая, стоит ли озвучивать мне эти причины, или же по какому-то еще скрытому от меня поводу, но вскоре собирается с мыслями и продолжает. — Он просто ужасен, но иногда может вести себя нормально, особенно если ему это выгодно, а я ему эту выгоду предоставил. Поверь мне, он гораздо лучше меня разбирается в математике и сможет помочь тебе во всем. Тем более, что он все равно почти ничем не занимается после всероса и не переломится решать с тобой задачи хоть целыми днями, — наконец раскрывает свой коварный план, но я все равно никак не пойму, зачем такие сложности.

     — Зато я переломлюсь! Лучше уж самому во всем разбираться, чем с этим… — мне даже не приходится для пущей убедительности играть презрение — оно само вылезло откуда-то из подсознания, чтобы до краев заполнить мои мысли, словно песчаная взвесь маленький аквариум. — А ты весь такой занятой, но зато каждый день пытаешься уговорить меня куда-то пойти с тобой, — добавляю еще одну претензию, от которой Вадиму никак не отмахнуться. Как гулять вместе — так он едва не на коленях передо мной ползает, а как помочь с уроками, так проще Олега на свое место поставить и абсолютно наплевать, как я к этому отношусь.

     — А ты мне каждый день отказываешь, — играюче парирует мой выпад. — И ты не поверишь, я правда «такой занятой» и просто не хочу выбирать между своей и твоей учебой и уж тем более отказывать тебе. Понимаешь, к Олегу ты можешь подойти с любым вопросом в любое время и он тебе поможет, если не хочет ссориться со мной, — снова приводит тот же аргумент, хотя должен понимать, что от многократного повторения он не сработает. Открываю было рот, чтобы сказать про то, что мои нервы мне дороже и я лучше сам со всем справлюсь, но меня перебивают, не давая сказать ни звука: — Я верю, что ты можешь справиться сам, но я не могу повесить все на тебя и так рисковать нами… Я хочу одиннадцатый класс провести с тобой живым, а не в переписке, и для этого нам надо, чтобы ты все сдал, — снова очень и очень правильно все говорит. Действительно трогает это его «мы», «нам надо», «хочу помочь».

     — Хорошо, я соглашусь на занятия с Олегом, если он будет вести себя нормально, — спешу сдаться, чтобы не доводить наш спор до абсурда. Если продолжу сопротивляться, то почти прямым текстом заявлю, что даже аргумент про «нас» на меня не действует, что уже серьезно может ранить Вадима. — Теперь иди и займись своими супер важными делами, — снова пытаюсь выгнать его пока что по-доброму, но все равно не могу отказать себе в удовольствии снова поиграть всеми обиженного. Отвожу взгляд, поднимаюсь с места и убираю пакет со сладостями под стол, изображая бурную деятельность. Слышу тихий смешок за спиной и оборачиваюсь, чтобы смерить Вадима гневным взглядом, но натыкаюсь на озорной его.

     — Единственное мое супер важное дело сейчас дуется непонятно на что. Ты серьезно злишься на то, что я не уделяю тебе времени из-за учебы, и из-за этого отказываешься посмотреть вместе со мной фильм? — ловит меня на противоречии и без предупреждения подходит еще ближе, чтобы обнять меня, снова излишне усердствуя и не оставляя мне ни сантиметра на вдох.

     — Вадим, уйди, пожалуйста, — все еще стараюсь играть строгость, ворочаясь из стороны в сторону, чтобы скинуть это навязчивое кольцо рук, хотя понятно, что этот раунд целиком и полностью остался за Вадимом. Да, я просто ищу предлог, лишь бы прогнать его, и для обиды достаточно даже того, что он «очень занят», хотя прямо сейчас уговаривает меня согласиться на совместное чаепитие. Отчаянно сопротивляюсь и даже добавляю звонкое: — Пусти! — когда на все мои попытки освободиться не следует никакой реакции.

     — Закончились аргументы? — с виду понимающим тоном заявляет и даже не думает послушаться меня. Продолжает обнимать, не сжимая еще сильнее и не причиняя боли — и не обвинишь в насилии, хотя очень хочется прямо сейчас накричать на него за очередную выходку. — Вот возьму и не отпущу, пока не согласишься. Так что выбирай, как проведем следующие два часа: либо фильм, либо будем вот так стоять, — угрожает, но совсем по-доброму. Снова пытаюсь освободиться и снова терплю неудачу — я словно в клетке. Паника волнами накатывает. Вроде не злится, не причиняет боли и не давит, но мне все равно не по себе. А что если и правда будет держать меня вот так два часа, если я не смогу переступить через свою гордость и не соглашусь?

     — Пусти сейчас же! — снова кричу, но мои вопли не имеют никакого эффекта — меня только перехватывают поудобнее и почти нежно прикусывают мочку уха, наказывая за то, что сам совсем не жалею ушей Вадима. Наверняка отпечатавшийся след зубов даже потереть не могу — руки также прижаты к телу по швам. Снова пытаюсь кричать и каждый раз получаю укус за ухо, а когда оно уже немеет от столь интенсивного воздействия, еще за подбородок, а когда и на нем не остается живого места, прихватывает зубами кожу на шее. Последнее особенно болезненно, и стоит только представить, что с каждым воплем мне придется снова это терпеть, как я затыкаюсь, принимая правила игры.

     Пытаюсь снова напрягать руки, но Вадим ожидаемо не поддается. Тогда брыкаюсь, стараясь заехать коленом по ногам Вадима (вообще хотелось бы в пах, но как следует размахнуться не получается). В итоге попадаю ему так же в колено, и мы оба синхронно охаем от боли — разница только в том, что я оседаю и полностью расслабляюсь в объятиях, а Вадим только крепче сжимает кольцо рук и тихо матерится. Больше не предпринимаю попыток освободиться, но и не выхожу на контакт — только надеюсь на то, что ему надоест и мы наконец разойдемся. Вадим молчит и держит меня без особого рвения, видимо, почувствовав, что я почти сдался, но не сомневаюсь — не теряет бдительности и готов в любую минуту противостоять любым попыткам выбраться.

     Не знаю, сколько времени прошло. По ощущениям — целая вечность. Пьянею от горьких вяжущих ноток в одеколоне Вадима, устаю одиноко барахтаться в своих мыслях и повисаю в чужих руках, укладывая голову на обтянутое идеально выглаженной белой рубашкой плечо. Ску-учно… Снова напрягаюсь, пытаясь скинуть руки Вадима, и предсказуемо у меня ничего не получается. Снова. Бо-оже, как тяжело это выдержать, особенно когда на столе ждет учебник, кокетливо открытый на параграфе со сложной темой, а под столом целый пакет разных вкусностей. Из-за своего же упрямства я буквально сливаю несколько часов своей жизни.

     — Пусти-и… — ною Вадиму в плечо и снова пытаюсь сопротивляться, но тиски только сильнее сжимаются. — Хва-атит, — продолжаю тянуть гласные, и в этот момент мне кажется, что удавлюсь — а не соглашусь на его условия. Умру от скуки прямо у него в руках, а не скажу, что он победил. Терплю еще несколько минут — маленьких вечностей. Время растянулось, как пластилин, и нескончаемо продавливается через мгновение под названием «сейчас». Еще и запах Вадима, ощущение от его тела и тепла поначалу бесили, потом пьянили, а теперь на-до-е-ли. Надоело все, мой мозг клинит, он жаждет действий, хоть чего-нибудь, но не тянучку ожидания. — Ну все. Да, слышишь? Я согласен, — ломаюсь.

     — Фух, — выдыхает Вадим, мгновенно отпуская меня. Убирает волосы с лица и сам едва не стонет в голос, отпевая канувшие в бездну… минуты? часы? Я дико устал, а потому без чувств плюхаюсь на кровать. — Так, я за ноутбуком и чаем, а ты думаешь, какой фильм мы смотрим, и даже не думаешь никуда убежать, иначе я очень и очень сильно обижусь, — мгновенно берет меня в оборот и уходит только после того, как дожидается моего обессиленного кивка. Тихо стону, заваливаясь на бок, и от досады несколько раз луплю кулаком по пружинящему матрасу.

     Я слабак, я снова поддался на дешевую манипуляцию. И ведь этот змей знал, куда давить — в мое неумение просто ждать, стоять на месте и ничего не делать. Не то чтобы я страдаю гиперактивностью и совсем не могу усидеть на месте — вовсе нет. Просто моему мозгу нужно хоть чуть-чуть действий. Хотя бы включить какой-нибудь тупой фильм — это уже гарантия того, что он не вскипит от безделья…

     Кстати о фильмах. Через пару минут вернется мой мучитель, и мне нужно что-нибудь предложить ему. И как назло ничего путного в голову не приходит: все новинки, которые хоть чуть-чуть могли меня заинтересовать, давно просмотрены. Может, пересмотреть что-нибудь? Что-нибудь из нетленной классики вроде японского «Проклятия» или «Звонка»… Вот только я не знаю, как к этому отнесется Вадим. Если ему не понравится, я бы очень не хотел выглядеть глупо и оправдываться за свой вкус, тем более перед любимым человеком, который сам предоставил мне право выбора. Чего доброго решит ещё в следующий раз, что меня в таких вещах не стоит слушать, и заявит нечто вроде: «Буду тебя держать, пока ты не согласишься смотреть со мной какую-нибудь комедию». Это теперь один из моих страшных кошмаров.

     Через пару минут в комнату снова вваливается Вадим и отдает мне в полное распоряжение свой новенький, без единой царапинки на корпусе, яблочный ноутбук. Довольно легкий для своих размеров, удобный и отзывчивый — и вот с этой прелести для меня снимают все пароли и разрешают делать все, что только вздумается. Сам же Вадим уходит в коридор к кулеру, захватив и мою кружку. Злюсь на то, что так ничего и не придумал с выбором фильма, и для успокоения для начала распаковываю привлекшие чуть ранее мое внимание лимонные дольки. Съедаю пару штук, прежде чем вернуться к оставленному на кровати серебристому ноутбуку. Есть за такой дорогой техникой страшно, потому я наскоро вытираю руки влажной салфеткой и только после этого рискую прикоснуться к аккуратным плоским кнопкам.

     С тачпадом не получается разобраться с первого раза (все-таки я больше привык к мышкам), но после нахожу браузер и снова подвисаю уже на странице поиска. Еще и вернувшийся с двумя кружками чая Вадим подливает масла в огонь… Нет, не могу сам выбрать, но и доверить все Вадиму, чтобы потом спорить с ним по этому поводу, тоже не могу — себе дороже. В итоге решаю остановиться на самом нейтральном варианте — открыть Ютуб. Тоже, между прочим, фильмы. Пусть это будет какая-нибудь документалка про расследование массового убийства. По крайней мере, мне не придется оправдываться за художественную ценность в случае чего.

     Первым делом открывается аккаунт Вадима, что не удивительно. Хочу было сразу нажать на поиск, но главная страница буквально сбивает меня с ног яркими красками: тут и какие-то обзоры популярных фильмов, и музыкальные клипы, и дурацкие видео от популярных блогеров… Я к немного другому привык: на этом сайте смотрю чаще всего какие-нибудь мистические истории или опять же документальные фильмы, превью которых практически всегда выполнены в траурных тонах, — из этого и состоят мои рекомендации Теперь же не могу удержаться и листаю ниже, словно загипнотизированный яркими красками. Благо, что Вадим даже не пытается подглядеть, чем я там занимаюсь.

     Одно видео привлекает мое внимание. Лекция на час по комбинаторике и теории вероятностей. Поднимаю взгляд на Вадима, который в это время шарится в принесенном пакете и даже не думает никаким образом повлиять на мой выбор. Убьет или не убьет за такое? И если убьет, то насколько сильно? Собираюсь с духом и все-таки открываю понравившееся видео. Пусть, он сам сказал, что я могу выбрать, и это, пожалуй, лучший вариант из возможных: и свое «фи» такому наглому принуждению показать, и не оправдываться потом за свой поехавший вкус. Окликаю Вадима, чтобы он подошел ко мне. Он вовсе не торопится, словно специально растягивая момент: забирает у меня ноутбук и без каких-либо подозрений смотрит на мой выбор.

     — Ты серьезно? — в миг мрачнеет и поднимает на меня полный возмущения взгляд. Увидел в моем выборе очевидную провокацию и теперь мечется между тем, чтобы наступить на свою гордость и в очередной раз прогнуться под меня или понять все абсолютно правильно и уйти. — Ты правда хочешь заниматься математикой? — уточняет, прежде чем рубить с плеча. Дает последний шанс мне как-то оправдаться и либо сказать, что все это глупая шутка, либо настоять на своем, спокойно и аргументировано, ни в коем случае не провоцируя его еще больше.

     — Да, — соглашаюсь немедленно и смотрю на него испытывающе. Обозлится и уйдет или же примет мои правила игры? Еле сдерживаюсь от того, чтобы не опустить взгляд, и наконец дожидаюсь его раздраженного кивка. Сжимает челюсти, чтобы вдруг не начать говорить что-то поперек мне, так как все это не закончится ничем, кроме шага назад. И тогда стоило ли вообще столько времени тратить на то, чтобы уговорить меня, если после мы вот так просто разругаемся?

     — Хорошо, — выдыхает, и я вижу, что он прямо-таки заставляет себя успокоиться. Опускает ноутбук на стул перед кроватью, пока не запуская видео. Передает мне коробку с вафлями и чашку чая. Затем просит разрешения взять у меня со стола ручку и листочек и только после этого садится рядом со мной. — Это же элементарная тема, — ворчит себе под нос, снимая колпачок с ручки. Крутит его в руках, придирчиво оглядывая каждый след зубов от периодических покусываний, и наконец откладывает его в сторону, разрешая мне больше не испытывать сжигающий стыд.

     — Ну, элементарная или нет, а у меня не получается, — признаюсь, как можно скорее пряча дискредитирующий меня колпачок в руке. Вот подцепил эту привычку от Вадима, а теперь краснею перед ним же за то, в каком ужасном состоянии находятся мои вещи. Хорошо еще, что он без брезгливости отнесся и не начал читать мне лекцию по этому поводу, иначе я точно бы на месте от стыда сгорел.

     — Тогда я тебе помогу, — заключает со всем радушием, на которое вообще способен в данной ситуации, и наконец включает лекцию. Следующий час проходит в абсолютной идиллии: ем вафли и мармелад, запивая чаем, что вяжет на языке горчинкой имбиря и отдает в нос перечной мятой, смотрю лекцию, которую Вадим периодически ставит на паузу, внося свои замечания. Пишет мне идеальный конспект, хотя никто его не просил, терпеливо отвечает на каждый мой вопрос, учит меня решать задачи сначала перебором, а затем и простейшими формулами. То ли от избытка сахара, а то ли от подробных объяснений человека, который действительно знает тему, процесс идет гораздо быстрее и вскоре я действительно осваиваю новую тему, которая и правда оказалась очень легкой. Осталось только закрепить результат решением задач — и я прошел целый раздел учебника за один день.

     Вадим интересуется, с чего меня так заинтересовала комбинаторика, если у нас она будет только ближе к маю, и мне приходится признаться, что уже несколько недель самостоятельно сижу над учебником алгебры, чтобы догнать пропущенные темы. Получаю очень искреннюю похвалу, которой мне так не хватало: одно дело, когда сам понимаешь, что это очень важно и нужно, но совсем другое, когда любимый человек подтверждает это. Краснею от совершенно заслуженных, но дико неловких дифирамб в свой адрес и скорее спрашиваю, что за зачеты у Вадима, чтобы увести разговор от себя. По незнанию смешу Вадима утверждением о том, что у олимпиадников долгов не бывает, а у него тем более быть не должно, так как он самый умный из всех, кого я знаю.

     Тоже краснеет, но справедливо замечает, что как минимум Олег даст ему фору. После перечисляет огромное количество предметов, по которым у него скопились долги, что сначала удивляет меня, но затем понимаю: все предметы вроде не главные, но никто его не допустит к экзаменам, если он не сдаст. У меня вот таких проблем нет: даже после больницы нужно было только пару параграфов прочитать и сдать несколько домашек, чтобы обеспечить себе зачет. Слышу в списке химию и геометрию и хочу было предложить ему свою помощь, но слишком стесняюсь даже заикнуться про химию (я все-таки только убогий школьный учебник читал и вовсе не считаю себя супер-химиком), но с геометрией действительно могу помочь.

     С огромным трудом сам вспоминаю интересующую Вадима теорему. Зрительно ее помню прекрасно, кое-как по рисунку восстанавливаю точную формулировку, но доказательство, честно, сам не помню, так как оно одно из самых сложных вообще в курсе, а еще абсолютно бесполезное. Вадим смеется над тем, что я, видите ли, корчу из себя знатока геометрии, а в итоге не могу и двух слов связать, за что получает мой полный ненависти взгляд. Вовсе не обижаюсь на него, наоборот, хочется скорее вспомнить злосчастное доказательство и объяснить его как можно подробнее, чтобы у этого умника не осталось ни одного вопроса, — исключительно чтобы доказать, что я могу. Все еще могу, хотя пропустил целый месяц учебы и откровенно забил на нее, так как по геометрии у меня и даже с учетом всех двоек за пропущенные темы выходит одна из немногих четверок в году, а к сессии не было никакого смысла готовиться… раньше не было, теперь-то я понимаю свою ошибку.

     Собрать мысли в кучу получается не без помощи интернета, но после я довольно резво сам рассказываю злосчастное доказательство. Но все оказывается не так уж и просто… Во-первых, Вадим вообще не понимает, о чем идет речь в самой теореме (вписанные, вневписанные окружности — даже это он себе слабо представляет, а «окружность девяти точек» и вовсе оказалась недосягаемым понятием для него). Кое-как объясняю, о чем вообще речь, пытаясь сразу перейти к доказательству. Вообще есть отвратительный способ с кучей алгебраических выкладок, но мне больше нравится и понятнее через инверсию, что я и пытаюсь донести до Вадима. Конечно, с инверсией у него тоже проблемы, а объяснять это на пальцах — сущий ад.

     Решительно отбираю у Вадима листочек с ручкой и пытаюсь как можно красивее для начала нарисовать пару окружностей на координатной плоскости и по точкам построить инверсию. Объясняю все по шагам, как дошколенку, но забываю подробнее остановиться на свойствах. Естественно, мне жутко не хватает преподавательского опыта, ведь практически никто за все десять лет не обращался ко мне за помощью по учебе (только если списать, особо не вникая). Самому разбираться по книжкам — элементарно, а превратиться самому в ту самую книжку и по пунктам разобрать новую для человека тему — очень и очень сложно. Особенно когда этот человек имеет смутное представление о геометрии в целом и слабо читает по рисунку. Ему, видите ли, формулку какую-нибудь! А я эти формулы сам не помню, каждый раз выводя из рисунка, ведь это гораздо проще и нагляднее. Сложность в том, что для меня «нагляднее» — это рисуночки, а Вадим понимает это слово как свойства функции и цифры.

     Откровенно мучаюсь с ним, конечно, получая удовольствие от бескорыстной помощи ближнему, но оно быстро меркнет в очень и очень тяжелой работе преподавателя. Вадим понимает это, а потому старается лишний раз не перебивать меня, подсказывает вектор моего рассказа, чтобы ему было понятнее, а мне не дико сложно, и услужливо то и дело подсовывает мне в руки мармелад, который я, поглощенный умственной деятельностью, попросту забываю брать. Концентрация глюкозы в крови снова зашкаливает за все нормы, что дает мне сил и успокаивает. Запиваю хрустящий на зубах сахар остывшим горьким чаем, и только сейчас замечаю, что он совсем не сладкий. И вот теперь мне становится интересно, заметил ли Вадим, что я переучил себя на чай без сахара в акте безрассудного подражания ему, или же просто по умолчанию сделал как себе, посчитав, что мне и без того хватит сладкого из конфет.

     Хочу было спросить напрямую, но откладываю это до того, когда мы закончим с адской теоремой, и не успеваю. Весь оставшийся вечер тратим на подробный разбор инверсии как инструмента геометрии, а когда у Вадима кончаются все вопросы и он мне клятвенно обещает, что все понял, уже приходит Данила. Искренне не ожидает увидеть нас вместе в комнате и демонстративно тыкает в часы с фразой: «Уже отбой как десять минут, вообще-то». Вадим тут же извиняется, без задней мысли чмокает меня в щеку, вызывая праведный гнев и едва не рвотные позывы у Данилы, после чего прощается и уходит, прихватив ноутбук. По привычке тру влажный след от поцелуя и не могу сдержать дурацкую улыбку, потому что в крови сахара все еще переизбыток, и Вадим только что бросил последнюю спичку в тщательно подготовленную охапку хвороста.

     Влюбленность вспыхивает с новой силой не просто пламенем — фейерверком. Меня оглушает, выбрасывает из зоны комфорта в какой-то совершенно другой мир. Там, где эмоции через край и все на самом деле хорошо. Даже не верится. И, пожалуй, это самое «не верится» — единственное, что хоть как-то портит мне настроение. В душе что-то давно убитое и в труху перемолотое воскресает и снова загорается. Без всяких «люблю» и лживых обещаний всегда быть рядом. Мне нужен был только один вечер вместе и один целомудренный, но зато искренний поцелуй в щеку. Как бы я ни обманывал самого себя, как бы ни сопротивлялся, истинных чувств никак не скроешь — а правда в том, что мне хорошо с Вадимом. Даже решать нелюбимую математику, даже мучиться, объясняя практически несведущему в геометрии человеку инверсию. Когда я не упрямлюсь на пустом месте и мы не скандалим, все ведь действительно хорошо. Хорошо настолько, что все прошлые несчастья сразу уходят на второй план.

     Его бы сейчас обнять в благодарность и не отпускать от себя, как он делал это со мной. И сейчас, когда я вижу, чем все закончилось, я даже благодарен Вадиму за то, что он додумался вот так креативно подойти к моей истерике. Без лишнего насилия, ругани и крика, просто прижал к себе и заставил согласиться, конечно, ограничив мою волю, но формально не нарушив ни одной из наших договоренностей. И если он дальше продолжит пытаться находить новые ключи, а иногда даже отмычки к моему сердцу, то и я не останусь в стороне. Мне даже делать ничего не нужно — только поддаться и перестать упрямиться, сделать ощущение стабильности и счастья неотъемлемой частью наших отношений, а не редкими мгновениями. А то пока что даже вот такой тихий вечер с математикой и чаем ввергает меня просто в эйфорию, а слезы и конфликты стали уже настолько обыденными, что я уже практически жду их каждый раз.

     Нельзя так. Вот так мотать нервы себе и Вадиму совершенно не нужно, потому что сейчас я вообще непонятно кого и за что наказываю. Мне принесли конфеты и напоили чаем, замечательно объяснили комбинаторику и с благодарностью выслушали мои объяснения геометрии — что еще мне нужно? Главное — взаимность. Вадим сделал уже первый шаг. Просто миллион первых шагов — все навстречу и навстречу мне, а я стою на месте в ожидании головокружительного сальто от него и нижнего брейка с притопом. Я просто не умею ценить маленькие и осторожные шаги вроде подарков или предложения погулять вместе. А торопливых и настырных, наоборот, пугаюсь и расставляю границы, которые просто невозможно обойти. И все это сейчас очень хочется сказать Вадиму, вот только он уже спит давно, а Данила не один раз шикает на меня, уговаривая быстрее гасить свет и ложиться.

     Наскоро заталкиваю в пакет все открытые сладости и прячу под стол, убираю тетрадки на место, разгребая себе спальное место и естественно не успевая сходить в душ до отбоя. На волне адреналина думаю, что мне теперь любые горы по плечу, и ставлю будильник на пораньше, чтобы не идти на уроки грязным. После лежу и не могу заснуть. А как Вадим, который так тщательно следит за своей внешностью? Он ведь тоже провел со мной целый вечер, лишив себя элементарной возможности привести себя в порядок перед сном. Еще один плюсик ему в карму. Но одновременно повод для моего беспокойства. Хочу даже сразу написать и спросить, как ему такой удар, но потом понимаю, что он, во-первых, давно спит и не ответит, а во-вторых, такое мое беспокойство за него будет лишним. Меня самого бесит, когда кто-то посторонний следит за тем, чтобы я ни на шаг не выбился из распорядка, а Вадим еще более гордый, чем я — точно пошлет.

     Полночи после не могу уснуть — думаю. Над тем, что вообще случилось. Столько дней прошло в моей демонстративной холодности, а теперь за один вечер я вот так растаял. Не появится ли у Вадима подозрений, если я завтра же буду вести себя как идеальная влюбленная дурочка? Словно меня вот так можно купить — пакетом конфет и чаем; и заставить быть рядом — силой принуждая меня к согласию. От одной мысли противно. А если в следующий раз он захочет приносить мне более дорогие подарки за более близкие контакты… или же взять все силой, потому что увидит, что это работает… Нет, мне нельзя вот так сразу поддаваться, надо терпеть и продолжать с подчеркнутой холодностью относиться к Вадиму. Исключительно чтобы самого себя обезопасить, а не для того, чтобы снова кого-то наказывать. Я люблю его и стараюсь поверить, чувствую и знаю, что он может сделать меня счастливым, но пока надо соблюдать дистанцию. Ничего плохого не должно случиться, если я продолжу сторониться его еще хотя бы недельку.