Вокруг было тихо, очень тихо, но под ним ощущалась мягкость постели, не похожая на каменный пол пещеры или дупло старого дерева. Почему так? Кто-то вернулся за ним? Но кто? Он попытался вспомнить, что с ним было, но не смог — на память словно бы набросили непроницаемую чёрную ткань. А еще ему было очень жарко, и он сбросил одеяло, которое, как оказалось, укрывало его пылающее маленькое тело.
— Не раскрывайся, — послышался чей-то мягкий ровный голос, и одеяло вернулось на место. Он попытался снова его скинуть, но его закутали так, что даже пошевелиться было невозможно. — Не раскрывайся, — повторил этот же голос, но уже строже. — Тебе надо как следует пропотеть, чтобы хворь тебя покинула. Придется потерпеть.
— Как он? — он услышал где-то в стороне ещё один голос, такой же ровный, но в нём не было ни капли эмоций — голос казался пустым.
— Жар еще не спал, но прогнозы хорошие, — сообщил первый голос. — Жить он будет, худшее уже позади, теперь малыш пойдет на поправку. Второй молодой господин Лань, мне теперь надо позаботиться о Ваших ранах.
— Не спешит, — равнодушно произнес второй, пустой, голос. — Здоровье ребёнка важнее.
— Если Ваши раны воспалятся, то это может привести к печальным последствиям, — строго произнес первый голос. — Ложитесь, снимайте верх, я осмотрю Вашу спину.
За этими словами последовало гробовое молчание, а потом вздох и шорох — очевидно, второй молодой господин Лань подчинился кому-то, кто велел ему раздеться и показать спину. Только почему-то ему кажется, в комнате присутствует ещё кто-то, и этот кто-то пришел буквально только что. Впрочем, дольше слушать у него не получилось — сознание медленно погрузилось в спасительную тьму.
***
Снова он очнулся, похоже, спустя какое-то время. Было уже не так жарко, а глаза, наконец, удалось открыть. Потолок, светлый, комната освещена солнечными лучами. Постель мягкая, одеяло такое же тёплое, но нет больше иссушающего жара. Мучила жажда, он хотел было позвать хоть кого-нибудь, но из горла вырвался только едва слышный хрип. Но и этого хватило — он услышал лёгкие шаги, и в поле зрения появился молодой мужчина, высокий, худощавый, одетый во все белое, с холодным лицом и пустыми золотистыми глазами. Незнакомец пугал, хотелось заплакать от страха, ведь лицо напоминало застывшую маску. Но слёз не было, да и от мужчины не чувствовалось опасности. Он даже не собирался, похоже, ничего плохого делать, только осторожно присел на край кровати, приподнял голову ребёнка и показал чашу с водой. И ребёнок тут же потянулся к ней, желая выпить все, но незнакомец, прижав чашу к пересохшим губам, стал вливать воду тонкой струйкой, чуть наклонив чашу, и позволил выпить совсем немного прежде, чем убрать чашу и уложить ребёнка обратно на подушку. Руки у него были сильные, но не грубые, даже немного нежные.
— А-Юань, — голос был тот самый, пустой, без единой эмоции. Его он слышал, когда пришел в себя впервые. — А-Юань, теперь постарайся поспать.
Незнакомец показался знакомым, стоило мальчику присмотреться к нему, но вспомнить его он так и не смог. Но был уверен — когда-то он его уже видел. Только глаза у него не были такими страшными, застывшими. Он тогда был другим, и в этом мальчик был уверен. Он открыл было рот, но сумел выдавить только неразборчивый хрип, и знакомый незнакомец подоткнул ему одеяло.
— Ты в Гусу, — произнес он, осторожно поднимаясь на ноги. Очевидно, это его спину лечили. — Спи.
На лоб легла прохладная ладонь, и А-Юань потянулся за этим прикосновением. Оно было таким приятным для пылающего лица, что не хотелось, чтобы оно пропадало. Но, тем не менее, в воде было размешано какое-то лекарство, потому как мальчика снова потянуло в сон, и он через несколько мгновений уже крепко спал.
Проснулся он снова, когда за окном было темно — очевидно, уже наступил вечер. И не сразу понял, что же его разбудило. Непонятные звуки, больше похожие на сдавленные и приглушенные всхлипы, доносились из-за отгороженной части комнаты. Потом они стихли и раздалась мягкая негромкая музыка. Казалось, она спрашивает что-то, она то звучала, то замолкала, а потом снова звучала. Музыка странным образом умиротворяла, словно какое-то воспоминание было с ней связано, что-то такое, что он никак не может вспомнить. Может, этот странный человек был его отцом?
— Папа? — хриплое карканье не было похоже на голос, но музыка стихла, послышался шорох и шаги. Теперь эти звуки были куда более отчетливыми, чем в первый раз, когда он их услышал, да и голова больше не казалась набитой невесть чем. А когда из-за ширмы показался тот самый человек, мальчик понял, что слух его не обманул — глаза мужчины были чуть покрасневшими и припухшими. — Пап?
Странный взгляд остался незамеченным, на лоб снова легла прохладная ладонь, и А-Юань потянулся за ней.
— Жар спадает, — спокойный и ровный голос уже не пугал, он, казалось, давал защиту. Обещал, что ни одна неприятность не потревожит измученного и потерявшего память ребёнка. — Выпей.
У губ оказалась чашка, и мальчик выпил отвар, который в ней был. А потом его снова укутали в одеяло. Руки молодого человека были тёплыми и ласковыми, несмотря на то, что его лицо, казалось, было высечено из камня. Но это не казалось страшным, наоборот, в этих застывших чертах ребенок находил успокоение. Он не помнил его, но было в человеке что-то знакомое, словно они уже встречались. Но где? Когда? Почему-то казалось, что этот спокойный голос должен оттенять другой, более живой, весёлый… Но его тут не было, были только они двое.
— Сейчас придет лекарь, — ровно произнёс мужчина. — Он тебя осмотрит.
— А ты, пап? — почему так легко называть этого незнакомца папой? Наверно, потому, что он так ласков с ним, старается заботиться, его прикосновения очень бережные.
— Всё хорошо, — был ответ. Лань Чжань уже давно привык скрывать свои ранения, какими бы тяжёлыми они ни были. А раны от дисциплинарного кнута — это не ферула. Заживать они будут очень долго и очень мучительно. Второй Нефрит даже шевелиться старался как можно меньше, хотя и принимал эту боль, это наказание. Да, ему было не важно, насколько это больно, потому что физическая боль ничего не значила перед болью в сердце, раненом так, что неизвестно, исцелится ли оно когда-нибудь. Ведь боль потери родного человека куда сильнее, чем боль от ударов кнута. Она жжёт, разрывает на части, когда как боль в спине он выдержал без единого звука, кроме тех вопросов, на которые, после смерти Вэй Ина, он не мог найти ответов. Кто был праведен, а кто нет? Кто светел, а кто тёмен? Но был еще один вопрос, на который он, казалось, знал ответ. Можно ли было использовать Тёмный Путь во благо? Вэй Ин доказал — можно. Он не совершал ничего предрассудительного, не убивал невиновных, но тот случай… Почему Вэнь Нин так поступил? Лань Чжань был уверен — Вэй Ин не отдавал приказ убивать. Он вообще старался решить все словами, а не кулаками, в бой шел только если без этого было никак. На приёмах в Ланьлине Лань Чжань отчетливо это увидел — Вэй Ин грозился, но ничего не делал, хотя, порой, был в шаге от того, чтобы применить свои силы. Но всегда останавливался, брал себя в руки. Почему тогда так вышло? Ответов Ванцзи не знал, но чувствовал — было что-то не так, что-то неправильно. Как и в Буетяне. Марионетки вышли из-под контроля, хотя Вэй Ин не использовал ни Чэньцин, ни Тёмный Путь. Они его не слушались…
Лань Чжань внезапно нахмурился, посмотрев на ребёнка. Тогда, в том бою, что-то было очень не так. Дело даже не в самом Вэй Ине. Дело было в чем-то другом, но тогда, захваченный боем и страхом за друга, Лань Чжань не обратил ни на что внимания, а теперь припомнил, что марионетки атаковали, хотя у них не было приказа. Или это был не Вэй Ин?
— Папа?
— Лежи, — от размышлений Лань Чжаня отвлек стук в дверь. Он поднялся, осторожно, чтобы не разбередить свежие раны, и пошёл открывать. В конце концов, какая теперь разница, что произошло тогда, ведь Вэй Ин… Второй Нефрит на пару мгновений замер перед дверью, чтобы взять себя в руки, а потом только открыл её, впустил лекаря и ещё одного человека, красивого, статного и совсем не опасного, на первый взгляд.
— Брат…
— Не надо, — Сичэнь не дал младшему брату поклониться ему. — Побереги спину.
Лекарь, тем временем, подошёл к ребенку и стал внимательно его осматривать. Мальчик настороженно наблюдал за его действиями, и Ванцзи подошёл поближе, всем своим видом показывая, что он рядом и не даст сына в обиду. Это моментально успокоило А-Юаня, и он позволил осматривать себя, не пытаясь препятствовать, хотя и не мог сказать, что это было приятно.
— Температура спала, — произнёс лекарь, закончив осмотр. — Ребёнок сильный, его организм справился с болезнью. Несколько дней укрепляющих отваров — и он будет в порядке. А теперь, второй молодой господин Лань, позвольте осмотреть Вашу спину.
— Ванцзи, — мягко произнёс второй пришелец, заметив, как напрягся Лань Чжань. — Позволь.
А-Юань тут же пополз к отцу, но был перехвачен бдительным Нефритом и водворён обратно, закутан в одеяло, подобно гусенице. Это ребёнку не сильно понравилось, но строгий взгляд отца заставил проглотить возражения и послушно улечься поудобнее. Убедившись, что мальчик не собирается никуда ползти, Лань Чжань с беззвучным вздохом снял ханьфу, нижнюю рубаху, обнажая спину. Благо, он сидел лицом к мальчику, и тот не увидел кровоточащих ран. Не стоило травмировать и без того измученного ребёнка.
Они оба пролежали без сознания несколько дней, один из-за жара, второй — после наказания. Ванцзи смутно помнил, как оно закончилось, сознание он потерял только после того, как был доведён братом до цзинши. Как потом оказалось — он пролежал в обмороке несколько дней, раны ещё кровоточили, но это не было чем-то странным. Раны от дисциплинарного кнута заживали долго и мучительно. Теперь же Второй Нефрит даже не дёрнулся, когда лекарь стал осторожно обрабатывать раны мазью, он только посмотрел на брата, и в золотистых глазах читался вопрос.
— Я уговорил Старейшин, чтобы твоё наказание ограничилось только дисциплинарным кнутом, — негромко произнес глава клана. — Заточить тебя ещё и в пещере, чтобы ты провёл там три года, показалось мне излишним. — Я бы выдержал, — поджал губы Лань Чжань, прищурившись.
— Я знаю, — улыбнулся Лань Сичэнь, качнув головой. — Но вопрос с ребёнком остаётся открытым. Они не могут…
— Он мой ребёнок, — едва не зарычал Лань Чжань, сверкнув глазами. — Ему и так досталось, а Старейшины хотят его выкинуть из Облачных Глубин? Брат, Вы должны понимать, каково это — потерять всех родных.
— Пап? — тихий голос мальчика заставил мужчин вздрогнуть. Даже не столько голос, сколько обращение. Ребёнок смотрел испуганно, в темных глазах стояли слёзы, и взрослые невольно почувствовали вину за то, что напугали ребёнка.
— Всё хорошо, — Сичэнь удивленно посмотрел на младшего брата, поразившись внезапной мягкости в его голосе. — Не волнуйся, я не дам тебя в обиду. Брат, я не оставлю его, — золотистые глаза пристально посмотрели на главу клана. — Тем более… Думаю, неспроста я нашёл его.
— Думаешь… Он хотел его спасти?
Лань Чжань кивнул, сглотнув вставший в горле ком, горячий и солёный. Да, ребенок неспроста оказался в дупле дерева. Неспроста Вэй Ин оставил его там. Он словно бы знал, что, узнав о том, что Вэни пошли на казнь, Лань Чжань поспешит в Илин. И не ошибся. О том, что случилось после того, как он отнёс ребёнка в Гусу, Ванцзи старался не думать. Потому что было слишком больно, а показать свою боль при брате и, тем более, лекаре, было стыдно. При Вэй Ине — нет. Тогда, в пещере Черепахи-Губительницы, показать свои слёзы было… Не стыдно. Словно несносный мальчишка, волей случая оказавшийся вместе с ним, мог его понять. И молчать о том, что увидел. И ведь молчал.
— Папа, всё хорошо? — ребёнок настойчиво подергал задумавшегося Нефрита за руку, и лекарь невольно улыбнулся.
— Он зовёт второго молодого господина Лань отцом, — заметил пожилой мужчина, аккуратно накладывая повязки и наблюдая, как младший Нефрит осторожно сжимает маленькую ладонь. — Не стоит разлучать их.
— Думаю, Вы правы, — вздохнул Лань Хуань, наблюдая за братом и ребёнком. Видно было, что рядом с Ханьгуан-цзюнем мальчик успокаивается и ему становится не так страшно. И глава принял решение, в конце концов, брата он любил и его боль была для главы его собственной болью. — Ванцзи, я не могу отделаться от ощущения, что ты цепляешься за призрак, — он поднял руку, увидев, как сверкнули глаза младшего брата, — но я поговорю со Старейшинами, чтобы мальчика приняли в клан, как твоего сына и воспитанника.
— Я не брошу его, — ровно произнёс Лань Чжань, натягивая поверх заново перевязанного тела нижнюю рубаху. — Вэй Ин… Спрятал его, чтобы спасти. И я спасу, даже если мне придётся уйти из клана.
А-Юань, не в состоянии лежать тихо, переполз на колени второго Нефрита и пытливо заглянул ему в глаза. Мальчик чувствовал — этот ровный голос просто прикрытие для бушующих в душе чувств и эмоций. И сделал то, что мог сделать ребёнок четырёх лет — крепко обнял Ванцзи за руку, косясь на мужчин так, словно они вот-вот заберут у него его папу. И Лань Чжань невольно обнял ребёнка в ответ, не сводя взгляда со старшего брата. Сичэнь невольно улыбнулся, глядя на эту сцену, понимая, что это решает абсолютно всё. И он, как глава клана, должен приложить все усилия, чтобы ребёнок остался в Гусу, потому что, хоть он и считал, что младший брат цепляется за призрака, этот малыш способен удержать второго Нефрита от необдуманных поступков.
— Тогда решено, — спокойно произнёс Лань Сичэнь. — Постарайся отдохнуть, Ванцзи. Тебе это необходимо.
Мужчины ушли, оставляя Лань Чжаня наедине с А-Юанем. Молодой человек ещё несколько мгновений смотрел на закрывшуюся дверь, а потом медленно выдохнул и опустил плечи, закрывая глаза. Это всё далось ему нелегко, в горле снова встал ком, потому что А-Юань был напоминанием о Вэй Ине, и это больно ранило измученную душу молодого заклинателя. Они были слишком похожи, такие же непосредственные и весёлые, легко проявляющие эмоции. За единственную встречу малыш покорил сердце Ванцзи, и оставить ребёнка для юноши казалось кощунственным поступком. К тому же, Вэй Ин действительно искренне любил сироту, и дело было даже не в том, что он сам был сиротой, потерявшим всё. Просто такой он был человек.
Прижав мальчика к себе, Лань Чжань стал мерно покачиваться, чтобы ребёнок поскорее уснул. Ему необходимо было много спать, чтобы организм справился с болезнью. Да, лекарь сказал, что мальчик почти здоров, но Ванцзи не хотел рисковать.
— Тебе надо как можно больше спать, — негромко произнёс Лань Чжань, посмотрев на Юаня. — Так ты быстрее выздоровеешь.
— А ты, папа? — сонные глаза посмотрели на Нефрита. — Ты тоже будешь много спать? Тебе ведь тоже надо…
— У меня, к сожалению, ещё много дел, — негромко произнёс Лань Чжань, сглотнув. — Но и я скоро буду в полном порядке.
Он тихонько замурлыкал мелодию, мягкую и плавную, и вскоре мальчик уснул, крепко и безмятежно, как и любой четырёхлетний ребенок. Он не почувствовал, как его уложили и укрыли одеялом, но во сне у него звучала негромкая мелодия, полная безысходной тоски и словно зовущая кого-то. Но мелодия не тревожила, она, скорее, усыпляла лучше, чем любая колыбельная. То прекращаясь, то возобновляясь, мелодия плыла сквозь детский сон, оставляя за собой печаль и покой. И ребёнок крепко спал, чуть заметно улыбаясь во сне.
***
Несколько дней спустя лекарь подтвердил, что А-Юань полностью здоров. Он был ещё слаб, но постепенно прогулки на свежем воздухе и движение восстановят его силы. И хорошее питание вкупе с укрепляющими организм отварами, которые нужно было пить ещё некоторое время. Но мальчик видел, что с ранами его приёмного отца всё гораздо хуже. Лекарь, осматривая спину Лань Чжаня, только головой качал, аккуратно смазывал медленно заживающие раны и накладывал свежие повязки.
— Повезло, что кровотечение остановилось достаточно быстро, — услышал А-Юань голос пожилого заклинателя. — Иначе было бы куда хуже, если бы раны продолжали кровоточить.
Лань Чжань ничего не ответил на это, и А-Юань с тревогой потянулся было встать, чтобы побежать к Второму Нефриту, но был остановлен ласково, но твёрдо, главой клана.
— Не надо, А-Юань, — мягко произнёс Лань Сичэнь, когда мальчик посмотрел на него. — С Ванцзи всё будет хорошо, просто его повреждения заживают медленнее, чем обычные травмы. Но идти к нему сейчас не стоит. Понимаешь?
А-Юань задумался, сунув палец в рот, а потом медленно кивнул. Глава клана Лань ему внушал некоторое опасение, ребёнок привык к Лань Чжаню, называл его папой, но к остальным он относился настороженно и несколько недоверчиво, опасаясь их, хотя и чувствовал, что вреда ему, по крайней мере глава и лекарь, не причинят. Несмотря на то, что Лань Сичэню удалось уговорить Старейшин, и ребёнок остался в клане, окончательно и бесповоротно, мальчик недоверчиво относился к остальным, кроме Ванцзи. Несмотря на то, что Второй Нефрит ушёл на три года в добровольное отшельничество, оставаясь в цзинши, А-Юань старался скрашивать его одиночество, нарушаемое только редкими визитами главы и более частыми — лекаря, потому что Лань Чжань старался уберечь ребёнка от вида ещё не заживших ран на спине, а посему прибегавшего к помощи лекаря, чтобы обработать и перевязать спину.
— С папой всё будет хорошо? — спросил А-Юань, а Сичэнь, не устояв перед этими наивными открытыми глазищами, подхватил мальчика на руки.
— Обязательно, — мягко произнёс глава клана с лёгкой улыбкой. — Ванцзи сильный, он справится и выздоровеет совсем скоро.
— Брат, — упомянутый ступил из-за ширмы и внимательно посмотрел на главу. Сичэнь тут же понял, что хотел сказать брат.
— У меня есть немного свободного времени, тем более, ребёнку не стоит всё время сидеть взаперти, — учитывая, что Лань Чжань сам пошёл на добровольное затворничество, которое он не стал бы нарушать, глава клана рассудил, что приёмному племяннику останется либо сидеть взаперти вместе с Ванцзи, либо играть у самой цзинши, чтобы быть на виду у своего опекуна. Решение пришло быстро и спонтанно. — Я могу гулять с А-Юанем, пока ты оправляешься от ран и восстанавливаешь силы. Конечно, я могу делать это, когда выдается свободная минута, но, тем не менее, я надеюсь, что мальчик сумеет подружиться с кем-нибудь, ведь среди будущих адептов есть его ровесники и ребята на год-два старше. Старшие адепты за ними присматривают, а ребёнку в любом случае необходимо общение не только с тобой, но со своими сверстниками. Это разовьёт коммуникативные навыки.
Их дядя допустил одну очень досадную ошибку в воспитании младшего Нефрита. Стремясь сделать из него идеального заклинателя клана Гусу Лань, Лань Цижэнь старался, чтобы мальчик как можно больше времени проводил в медитациях, учёбе и тренировках. А итог был довольно печален — Ванцзи замкнулся в себе, стал нелюдимым, строго следующим правилам и не видящим иной жизни. Он правда стал напоминать нефритовую статую, до того дня, как в Гусу появился один адепт из клана Цзян…
— А-Юань слишком непоседливый, чтобы запирать его, — мальчик посмотрел на отца, голос которого почему-то дрогнул. Ребёнок не совсем понимал, в чём причина этой дрожи, но неким чутьём, присущим детям, чувствовал, что эти слова почему-то причинили папе боль. — Ванцзи благодарен Вам, старший брат, за Ваше предложение.
Они оба понимали, что Второму Нефриту надо побыть одному, но и дела не могли оставаться не сделанными, тем не менее, мальчик вдруг почувствовал симпатию к этому дяде, который с лёгкой и тёплой улыбкой протянул ему руку.
— А-Юань, пойдём? — даже голос внушал спокойствие и умиротворённость, и ребёнок робко протянул руку в ответ. Папа внимательно оглядел его с ног до головы, поправил ленточку на лбу, чтобы не сидела криво, и остался доволен — Юань увидел это по его взгляду.
— Иди с дядей Сичэнем, — мягко произнёс Ванцзи, осторожно погладив ребёнка по голове. — Но на людях не называй его дядей, хорошо? Если окажешься в компании хоть одного человека из клана, то дядя Сичэнь должен стать для тебя Цзэу Цзюнем. Запомнил?
— Цзэу… Цзюнь… — старательно выговорил мальчик и сунул палец в рот, глядя на отца. Тот кивнул и поднялся на ноги.
— Благодарю Вас, старший брат.
— Полно, Ванцзи. Отдохни пока и не напрягай спину, твои раны только начали заживать. Пойдём, А-Юань.
Мальчик вышел из цзинши в сопровождении главы клана и на пороге обернулся на отца, словно сомневаясь, но, увидев ободряющий кивок, немного успокоился и крепче сжал широкую ладонь мужчины. Ему ещё не приходилось выходить за пределы цзинши, поэтому всё казалось новым и необычным. Да, было даже страшно, но ребёнок ещё толком не осознавал этого. Тем не менее, он чувствовал себя достаточно спокойно, чтобы вертеть головой по сторонам, крепко держа руку дяди.
Сичэнь крепко, но осторожно держал в своей руке маленькую ладошку, следуя по дорожке неторопливым шагом, даже более неторопливым, чем обычно, поэтому ребёнок легко поспевал за ним. Он время от времени кидал на главу клана взгляды, но всё ещё опасался высокого и статного человека, хотя он был так похож на его папу. Тем не менее, Юань побаивался незнакомца, опасался быть слишком далеко от папы, но всё равно чувствовал, что от этого человека исходила мягкость и доброта. Это немного помогало справиться с тревогой и страхом от того, что папы рядом не было. Но папа доверял этому человеку, к тому же, он был его старшим братом, и мальчик решил, что ему стоит хоть немного доверять. Хотя, учитывая, что он его не знал, доверия было совсем немного, ровно столько, сколько необходимо, чтобы пойти с ним без присутствия папы.
— В клане Гусу Лань есть несколько ребят твоего возраста, — мягкая улыбка немного успокоила встревоженного ребёнка. — Думаю, вы сможете подружиться, и тогда тебе не будет так одиноко. У Ванцзи много обязанностей, он не всегда будет рядом. А с другими адептами тебе будет проще учиться. И общение чрезвычайно важно для любого человека.
— Папа не очень общителен, — выдал наблюдение Юань, посмотрев на Сичэня. Тот кивнул.
— Да, но я уверен, что твоё воспитание будет сильно отличаться от его. Наш дядя хотел сделать из Ванцзи идеального заклинателя клана. Почти получилось.
— Почти? — удивился мальчик, наклонив голову к плечу, не понимая, почему именно так. И улыбка главы клана немного приободрила его. — Неужели папа был ещё более молчаливым?
— Был, — Сичэнь остановился и опустился перед малышом на корточки. — Ванцзи был настолько немногословным, что иной раз от него невозможно было дождаться даже простого «угу». Он мог молчать целыми днями, если его не спрашивали о чём-то. Но однажды всё изменилось. С появлением одного очень необычного человека.
Юань с интересом посмотрел на мужчину, а потом резко вздрогнул и нырнул Сичэню за спину. Подняв голову, глава понял, что так напугало ребёнка — к ним приближался Учитель Лань.
— Дядя, — поднявшись, поклонился Лань Хуань, ненавязчиво прикрывая подолом ханьфу испуганного мальчика. Юань аккуратно выглядывал, крепко вцепившись в ногу заклинателя.
— Сичэнь, что ты тут делаешь с этим… — Лань Цижень свирепо посмотрел на мальчика, и тот поспешно спрятался обратно.
— У меня выдалась свободная минутка, и, поскольку Ванцзи ещё слаб и не может сам заниматься сыном, я вызвался немного ему помочь и прогуляться с мальчиком. Он восстанавливается, и прогулки помогут ему быстрее прийти в себя, — безмятежно произнёс Сичэнь, посмотрев вниз, на жмущегося к нему ребёнка. — Но ты ещё слаб, А-Юань, посему мы с тобой вернёмся в цзинши. К тому же, уверен, твой папа успел по тебе соскучиться. Хорошо?
Юань немного помедлил, а потом неуверенно кивнул и протянул руку главе клана. Лань Хуань вежливо поклонился, но весь его вид говорил, что он не даст в обиду этого очаровательного маленького мальчика, который успел покорить доброе и мягкое сердце Сичэня.
— Прошу прощения, дядя, — мягко улыбнулся мужчина, беря мальчика за руку, и Юань почувствовал себя спокойнее. — Я отведу его обратно и вернусь к своим обязанностям.
Оставив дядю кипеть от злости, Лань Хуань повёл приёмного племянника обратно в цзинши. И от него не ускользнуло, что мальчик стал спотыкаться, и, осознав, что ребёнок слишком устал, мужчина легко подхватил его на руки. Он уже понял, почему его младший брат был так покорён этим малышом. Чистый, невинный, лишённый всякой ненависти и тьмы — он был просто маленьким мальчиком, лишившимся всего и всех. Он потерял семью, и единственный, кто мог теперь о нём заботиться, был Ванцзи. А мальчик смотрел на дядю и улыбался такой знакомой улыбкой…
У самых дверей цзинши, А-Юань попросился на землю, и Сичэнь поставил его на ноги. Вежливый стук, разрешение, и только потом мужчина, в сопровождении ребёнка, вошёл внутрь. Юань сразу кинулся к отцу и забрался к нему на колени, пытливо заглядывая в лицо. Пусть невыразительное, но мальчик чувствовал — отец расстроен. У него что-то не получилось, и это причинило ему боль. И мальчик старался облегчить его боль, поглаживая по голове, и слабая, едва заметная, улыбка стала лучшей наградой.
— Ванцзи, мне надо вернуться к делам, — Юань услышал разочарование и обеспокоенность в голосе дяди, спрыгнул с папиных колен, подлетел к главе клана и обнял его за ногу, широко улыбнувшись.
— Дядя, ты ещё придёшь? — со всей своей детской непосредственностью спросил мальчик, глядя на Сичэня широко открытыми глазами и улыбаясь так, что у обоих Нефритов защемило сердце.
— Приду, — мягко пообещал Лань Хуань и погладил мальчика по голове. — Но сейчас мне придётся вас покинуть. А-Юань, позаботься о папе, хорошо? — серьёзно попросил мужчина, опустившись на колени перед мальчиком и взяв его ладошки в свои. — Обещаешь?
Мальчик закивал, услышав за спиной тяжёлый вздох. И, проводив мужчину, ребёнок вернулся к отцу и тут же залез ему на колени, снова всматриваясь в его лицо. Ответный взгляд золотистых глаз был усталым, но ласковым, и мальчик широко улыбнулся. Но улыбка увяла, потому что в тёплых глазах вдруг плеснулась такая боль, что А-Юаню стало не по себе. К глазам от страха подкатили слёзы, и он тут же оказался прижатым к груди, обтянутой мягкой тканью ханьфу.
— Прости, А-Юань, — мягко произнес Лань Чжань, укачивая напуганного и расстроенного ребёнка. — Всё хорошо…
Юань понял, что в его поведении что-то причинило папе боль. И от этого становилось ещё больнее, и мальчик начал всхлипывать, лопоча извинения. Он боялся этой боли в красивых глазах, боялся слёз, которые увидел, когда проснулся однажды. И ласковые поглаживания и мягкий утешающий голос не могли его успокоить. Юань чувствовал себя виноватым, считал, что причинил папе боль.
— Прости меня, папа, — плакал мальчик, вжимаясь лицом в белую, пахнущую сандалом, ткань. — Прости, я не хотел…
— Ты не виноват, — услышал он мягкий голос. — Ты не виноват, А-Юань. Это не ты.
Он поднял голову и шмыгнул носом, глядя в лицо папы. В его больные, но ласковые глаза. Тёплая ладонь пригладила волосы, а потом мальчика устроили поудобнее на коленях, чтобы не соскользнул.
— Ты не виноват, А-Юань, — произнес Ванцзи, не прекращая гладить мальчика по голове. — Ты ни при чём. Моя боль не связана с тобой, наоборот, ты помогаешь мне с ней справиться.
— Но почему тебе больно, папа?
— Однажды, когда ты станешь постарше, я тебе расскажу одну историю о невероятном человеке, который был настолько светлым, что даже тьма не смогла сломить его. А сейчас пора спать, ты ещё не совсем здоров.
— А ты потом пойдёшь со мной гулять?
— Обязательно, а теперь пойдём умываться и ложиться спать.
Засыпая, А-Юань снова услышал ту мелодию, которая расспрашивала, звала. Она убаюкивала, и мальчик уснул, крепко и безмятежно, но во сне он снова услышал музыку. Не такую, какую слышал, засыпая. Она была грустной, мелодичной, переливчатой, и играл её явно не гуцинь отца. Флейта. Почему-то Юань был уверен, что это флейта. Она пела и плакала, звала, старалась напомнить, но мальчик никак не мог понять, почему именно ему это снится. Почему флейта плачет? Почему зовёт? И кого она хочет призвать? А потом сон стал глубже, и музыка пропала…
***
Долгих три месяца понадобилось Ванцзи, чтобы оправиться настолько, что он мог совершать короткие прогулки, а от движений не открывались раны от дисциплинарного кнута. Сичэнь уговорил брата иногда покидать цзинши, чтобы совершать короткие прогулки в компании сына. Мальчик же учился под присмотром отца, показывая недюжинные умственные способности. На лету он не схватывал, но учёба не давалась ему тяжело. Он обладал достаточной, для четырёхлетнего ребёнка, усидчивостью, но Ванцзи старался чередовать академические занятия с уроками на свежем воздухе. Чаще всего, они заключались в том, что Юань сидел около цзинши и учился медитации, а Лань Чжань присматривал за ним в открытую дверь. Мальчик учился слушать окружающий мир, а потом они вдвоём, иногда, если к ним присоединялся Сичэнь, втроём, разбирали всё, что смог узнать ребёнок. Юань обнаружил неплохую наблюдательность, но всё равно оставался активным ребёнком, и Сичэнь, когда ему позволяло время, брал мальчика с собой на прогулки по территории клана. Мальчик покорял с первого взгляда своей непосредственностью и широкой открытой улыбкой, хотя и оставался молчаливым и редко общался с кем-то, кроме отца и дяди.
***
— А-Юань, — мальчик разлепил глаза и сонно посмотрел на отца, разбудившего его в привычное время. — Поднимайся.
— Да, папа.
Разочаровывать отца не хотелось, и мальчик старался быть послушным. Он перестроился на привычный режим Гусу без особых проблем, даже дневной короткий сон не сбивал его. Но это утро было особенным, и мальчик ощутил это сразу, едва проснулся окончательно. Он чувствовал, что отец что-то придумал — Юань научился читать выражение глаз, невыразительного лица, улавливал малейшие изменения мимики. И сейчас в глазах сверкало что-то непонятное, но почти озорное, скрывающее глубокую печаль, а в уголках красивых губ затаилась лёгкая полуулыбка.
— Папа, что сегодня будем делать? — воодушевился мальчик, пока отец помогал ему одеться.
— Узнаешь, — не стал вдаваться в подробности Ванцзи, завязывая на голове сына ленту — знак принадлежности к клану. — Пойдём.
Юань, сгорая от нетерпения, поспешил за Лань Чжанем, который неторопливо направился куда-то за пределы цзинши. Но мальчика беспокоило, выдержит ли раненый длительную дорогу, но, как оказалось, идти было не особо далеко. Тем не менее, даже сравнительно короткий переход вытянул из не до конца оправившегося Ванцзи почти все силы, но до места они оба добрались без приключений. И, оказавшись на светлой лесной полянке, Юань восхищённо ахнул — там было полно кроликов. Чёрные и белые пушистые комочки сновали туда-сюда, жевали травку, прыгали и резвились, наполняя полянку очаровательным хаосом.
— Папа! Это же кролики! — полный восторга, мальчик посмотрел на отца и увидел вновь затаившуюся в уголках губ улыбку. А потом вспомнил правила и озадачился. — Но ведь в Облачных Глубинах запрещено заводить питомцев. Разве нет?
— Ты прав, — кивнул Лань Чжань, погладив сына по голове. — Но эти кролики — потомки тех, кого мне подарили.
— Подарили?
— Да, — лёгкая улыбка тронула губы заклинателя. — Это был подарок очень дорогого мне человека. Он пробрался в библиотеку и подарил мне двух кроликов — чёрного и белого. С того времени они расплодились, и теперь это кроличья поляна. Можешь поиграть с ними.
Мальчика даже уговаривать не пришлось. Уроки отца не прошли даром — ребёнок обращался с животными аккуратно, не таскал за лапы и уши, не тискал и не мучил. И, наблюдая за ним, Ванцзи улыбался, едва заметно, но искренне и печально.
— Сычжуй, — негромко произнёс Лань Чжань, и мальчик замер в недоумении. — Это твоё второе имя.
— Сычжуй… — негромко протянул мальчик себе под нос и широко, солнечно, улыбнулся. — Красивое имя! Спасибо, папа!
И Лань Чжань закопал заливисто смеющегося сына в кроликах, тая улыбку в уголках губ.