Юнги уже особо не удивляется, видя этого сопляка, разминающегося вместе с его друзьями, в четверг, да и то, как Чимин легко вливается в компанию, занимая место между Чонгуком и Хосоком (в этот раз очередь Тэхёна сидеть на скамейке) в их игре три на три, тоже его не поражает. И все же он озадачен, когда остальные приглашают Чимина на ужин с ними к Сокджину. Юнги думал, что мальчишка откажется, но вот они после игры все вместе идут из школы. Ладно хоть небо такое же, как и обычно по четвергам — в самые любимые для Юнги моменты.

Ужин проходит весело и шумно: Тэхен постоянно тычет Чимина, Хосок заваливает мальчишку вопросами, выспрашивая о его вкусах и предпочтениях, Чонгук тоже иногда спрашивает что-то. Сокджин занят тем, что подкладывает им в тарелки маминого домашнего рамена. Лишь Юнги молча сверлит Чимина недовольным взглядом через весь стол.

— Тебя и правда так раздражает, что мы общаемся с Чимином? — спрашивает сидящий рядом Намджун. Остальные их разговор точно не услышат — слишком отвлеклись на Тэхёна и Хосока, воссоздающих битву моржей с палочками во рту.

Удивленно приподняв брови, Юнги быстро опускает взгляд в свою тарелку.

— Тебя даже Чонгук так не… раздражал, когда мы только начали с ним общаться, — добавляет друг. Из всей компании Намджун и правда читает его лучше всех.

— Не знаю. Он просто мне на нервы действует, — вздыхает Юнги.

— Тэхён тоже когда-то тебе на нервы действовал.

Чистая правда — Тэхён ему первые пару месяцев действительно не нравился, но с Чимином все по-другому. Просто… аж зудит, как хочется стереть с его лица это несчастное выражение, из-за которого мальчишка кажется таким жалким.

— Он просто… странный какой-то. Вечно угрюмый ходит, тошнит аж, — говорит Юнги.

Не говоря уже о том случае, когда Юнги застал его плачущим. Серьезно, что такого у него могло произойти, из-за чего он выглядел как потерянный щенок, скулящий о помощи?

— Ооо, Мин Юнги, только не говори мне, что ты о ком-то волнуешься, — ухмыляется Намджун.

В ответ Юнги отвешивает ему щелбан:

— Ерунду не неси.

— Да-да, Мин Юнги чувств не испытывает, точно. Во всяком случае, сам так говорит, — продолжает издеваться Намджун, пихая его в бок локтем.

+.-.+

Когда они, наконец, уходят от Сокджина, наевшиеся от пуза, так, что аж челюсти болят, на улице совсем темно. Тэхён с Хосоком выдают какую-то особо удачную шутку, отчего у всех на глазах выступают слезы от смеха. Все потихоньку расходятся по домам, сворачивают на соседние улицы, пока Юнги не оказывается один в полной тишине. Нет, на самом деле, не один. Повернув голову, Юнги видит Пак Чимина, чьё присутствие его уже не особо удивляет. Он случайно встречается с парнишкой взглядом и сразу же отводит глаза, поняв, что объект наблюдения его заметил.

Юнги пожимает плечами и продолжает спокойно идти по слишком уж знакомой дороге. Ночью их городок слабо освещен редкими фонарями, и это навевает на Юнги чувство меланхолии, которое он всегда очень любил, ведь если поднять глаза к небу, увидишь сотни огоньков, мерцающих вдали. Мысли гонятся за каждой метафорой, что приходит на ум, а сентиментальное воображение подкидывает новые варианты того, что могут олицетворять эти звезды. Как гордому поэту (во всяком случае, он себя таковым считает), Юнги с большим трудом удаётся находить нужные и прекрасные слова, которые он затем сплетает в строки, если над головой нет любимого неба. Сумерки, правда, нравятся Юнги больше всего, но ночное небо может с ними достойно посоревноваться.

— Спорим, в Сеуле такого нет, — говорит он шагающему за его спиной Чимину, продолжая путь к дому, закинув руки за голову и не прекращая наслаждаться видом.

Да, Юнги мечтает уехать в Сеул, но взамен придётся отдать столь любимое им небо.

— В городе небо грязное и унылое. Хоть что-то тебе у нас понравится, — бормочет он, скорее, обращаясь к самому себе, чем к Чимину.

Юнги проходит еще шагов пять, прежде чем повернуть голову и обнаружить за спиной лишь темную пустынную дорогу. Чимин, должно быть, свернул на соседнюю улицу несколько метров назад, или зашёл в один из домов по пути — в любом случае, Юнги теперь чувствует себя последним идиотом, который разговаривал сам с собой.

Все это настолько по-дурацки, что от стыда ему хочется спрятать лицо в ладонях. Единственное радует — никто не видел, какую глупость он вытворил.

Дома Юнги приветствует отец своими привычными наставлениями о будущем, мол, незачем в выпускном классе тратить время на баскетбол и рэп. Он никогда не устаёт повторять, что следует учиться усерднее, и напоминать про экзамены. Не желая устраивать скандал, Юнги сдерживает уже готовый сорваться с языка ядовитый ответ, и, сжав руки в кулаки, громко захлопывает дверь своей комнаты. Этой ночью он громко включает Эпик Хай и снова пишет несколько строк о дерьмовых родителях и цене свободы, а после — уже в привычку вошло — записывает пару предложений о Чимине.

Этот сопляк теперь официальный участник команды.

Юнги вздыхает, сам не понимая, почему так сильно Чимина ненавидит. Да уж. Если ежедневные упоминания о нём в дневнике можно назвать ненавистью, тогда он по-настоящему презирает само существование Пак Чимина.

+.-.+

— Инициацию устроим в воскресенье? — предлагает Джин, когда на следующий день они сидят на перемене без Пак Чимина.

— Вы же понимаете, что после этого он станет официальным членом команды? — уточняет Юнги.

В этом году у них последний шанс выиграть региональные соревнования по баскетболу. В прошлом они заняли третье место, но с Чимином в команде Тэхёну, возможно, наконец-то выпадет возможность облизать трофей.

— Ну, мне кажется, Чимин отлично вписался. Да и нужен он нам, чтобы победить на соревнованиях, разве не так, хён? — почему-то вопрос Чонгука звучит, как утверждение.

Намджун бросает на Юнги красноречивый взгляд — тот сразу понимает, какую мысль пытается телепатически донести до него друг.

— Да, нужен, — и лишь пожимает плечами.

Вообще-то, у него нет никаких весомых причин препятствовать этой идее — Чимин им правда нужен. Намджун, откровенно говоря, играет просто ужасно, и в команде числится лишь благодаря их дружбе — это Юнги признает. В итоге ему самому приходится играть за двоих, чтобы заполнить ту огромную дыру, что создает Намджун. С Чимином они должны продвинуться вперед.

Но, опять же, по какой-то причине, даже ему непонятной, у Юнги не получается смириться с присутствием мальчишки. Остальные без всяких проблем приняли Чимина в компанию, а он сидит и думает, как придётся брать себя в руки и сдерживать раздражённые взгляды в сторону парня до самого конца года.

— Значит, решено. В воскресенье на холме, а вечером перед этим устроим небольшую тренировку, — подытоживает Хосок.

— Ты точно хочешь устроить инициацию, хён? — устало спрашивает Чонгук.

Во время последней «инициации» их младший член команды чуть не переломал ребра и понаставил синяков по всему телу. Если хорошо подумать, то довольно жестоко — да и глупо — калечить одного из лучших игроков в начале тренировок, но, опять же, они всего лишь кучка глупых подростков. Сама глупость и держит их вместе.

— Какая же инициация без падений, синяков и пары царапин? — ухмыляется Намджун.

Юнги ухмыляется вместе с ним. Уж на страдания Пак Чимина наверняка смотреть будет не так тошно.

+.-.+

В воскресенье вечером Намджун (официально назначенный капитан баскетбольной команды — какая ирония) собирает всех в школьном спортзале на дополнительную тренировку. Ничего не подозревающий Чимин, естественно, тоже сидит здесь, а Юнги только смотрит на него исподлобья всю игру, как и обычно. Он сегодня специально играет против Чимина резче, не позволяя мальчишке увести у себя мяч и постоянно отбирая его сам.

— Полегче с ним, — шепчет Намджун в разгар игры, а Юнги только вздыхает: если выбирать между жёсткой игрой и злобными взглядами, то лучше уж первое.

Солнце уже зашло, а небо потемнело, когда они выходят из спортзала, и, обменявшись многозначительными взглядами, медленно выходят за школьные ворота, усмехаясь. Сокджин предлагает опять зайти к нему, отведать жаркое его мамы, и именно в этот момент обычная на первый взгляд Чимина прогулка летит в тартарары — Намджун кричит «Сейчас!», Тэхён по команде выпрыгивает вперед, натягивает на голову жертвы мешок, а Хосок быстро связывает его руки за спиной.

— Что вы…

— Заткнись! — рявкает Намджун.

Среди них он самый лучший актер, и от его крика Чимина явно бросает в дрожь. Стоит отдать мелкому должное: он, хоть и трясётся, а все равно не сдаётся без боя. Осознав, что от рук толку нет, мальчишка начинает вырываться и пинается ногами. Наблюдать становится ещё уморительнее, когда он попадает пяткой в живот так удачно оказавшемуся рядом Намджуну — Хосок с Тэхёном не выдерживают, смеются, правда, быстро понимают, что надо держать рты на замке. Сокджин лишь складывает руки на груди и качает головой, в то время как Юнги улыбается от уха до уха: эта часть всегда самая забавная.

— Это совсем не смешно, ребят, — возмущается Чимин.

— А кто говорил, что должно быть смешно, а, Пак Чимин?! — в этот раз кричит Юнги, и Чимин от его голоса заметно вздрагивает. — А теперь хватит дёргаться, а то сделаем с тобой кое-что похуже.

Юнги самому с трудом удаётся не рассмеяться — приходится даже прикусить язык. Чимин внезапно затихает. Остальные, кажется, тоже едва сдерживают смех. После этого мальчишка идет послушно к холму, куда ведут его Хосок с Тэхёном. Холм всего в пятнадцати минутах ходьбы от моста Аураджи по дороге, ведущей к густым деревьям у подножия горы, прямо к реке Сончон. Идея проводить там время первому пришла в голову Тэхёну, когда он обнаружил не особо крутой склон, спускающийся прямо к берегу. Этот холм оказался идеальным местом для отдыха, и с тех пор по вечерам они иногда приходят туда — а летом даже чаще.

— Мы уже пришли? — подает голос Чимин, наконец-то собравший нервы в кулак. Идут они не то чтобы в полной тишине — сильнее всех шумят Хосок с Тэхёном, которые всю дорогу хихикают и шёпотом говорят друг другу заткнуться — поэтому того желанного эффекта ужаса достичь не получается. Эти двое все испортили.

— Еще нет, — Тэхён продолжает хихикать, аккуратно помогая Чимину идти вперед. — Эм, то есть, заткнись и не задавай вопросов!

Юнги идет позади, не переставая качать головой.

— Ребят, вы же ничего мне не сделаете, правда? — осторожно интересуется Чимин.

— Сделаем. Бросим тебя одного посреди леса, Белоснежка, — издевается над ним Юнги.

— Не слушай Юнги. У него ужасное чувство юмора, — ухмыляется Хосок. — Ой, нет, подожди. Я хотел сказать, мы сделаем с тобой ужасные вещи, мелкий. Понял?

Актер от бога, конечно.

— У меня чувство юмора лучше, чем у вас всех вместе взятых. Если вы считаете, что скидывать бесчувственное тело с холма — это весело, то лучше бы молчали, — фыркает Юнги.

— Что вы собирались сделать?!

— Ну блин, ты сюрприз испортил!

— Хён, ну вот зачем?

— Серьезно, Юнги?

Остальные, застонав недовольно, поворачиваются к Юнги, который продолжает ухмыляться, а Чимин снова начинает дёргаться и засыпает их вопросами («Вы серьезно?», «Это же просто шутка, да?», и, самое нелепое — «Если вы так издеваться надо мной собрались, то, пожалуйста, простите за всё, что я сделал»).

Хосок с Тэхёном лишь смеются до тех пор, пока не приходят, куда нужно — на маленькую поляну на краю холма. Не самое высокое место, но уже отсюда Юнги может разглядеть огоньки в окнах домиков их небольшого города, как и звезды, усыпавшие его любимое ночное небо до самого горизонта, где их сменяют тёмные очертания других холмов.

Хосок сдергивает мешок с головы Чимина, и они впятером окружают парня, стоящего спиной к краю холма. Склон сам по себе не такой уж крутой, плюс в сезон дождей он превратился скорее в скользкую горку, а с рекой у подножия это место уж точно нельзя назвать опасным (хотя, опять же, зависит от вашего определения «опасности»), но вот в чем дело: пока Чимин не видит дорожку за своей спиной, он будет думать, что стоит перед крутым обрывом. В этом-то и заключается весь сюрприз.

— Вы же не собираетесь правда скидывать меня с холма? — спрашивает мальчишка.

В свете полной луны и ярких звезд всё видно и без фонарей: Чимин смотрит на них со смесью страха, интереса и веселья. Юнги закатывает глаза; из остальных актеры ужасные, так что испугать мальчишку уже всё равно не удастся.

— Думаешь, мы тут с тобой шутки шутим, Пак Чимин? — у Юнги, в отличие от Хосока и Тэхёна, как-то даже слишком хорошо получается играть роль задиры. Не зря его первоклашки боятся. Чимин наверняка собирается ответить положительно, но Юнги не дает ему этого сделать, спокойным тоном приказывая: — Повернись, сопляк.

— Что? Вы же в самом деле не собираетесь…

— Повернись, Пак Чимин!

Только потому что кричит Юнги, тот самый Юнги, которому он явно не особо-то нравится, с лица Пак Чимина, наконец, исчезает всякое веселье, и он начинает воспринимать происходящее так серьезно, как следовало бы с самого начала. Медленно развернувшись, он становится лицом к ночному небу. Теперь хотя бы не будет видеть Тэхёна с Хосоком, отчаянно пытающихся сдержать рвущийся наружу хохот.

— Ты знаешь, что натворил? — спрашивает Юнги.

— Да, натворил ты много ужасного, Чимин. И тебе самому это прекрасно известно! — присоединяется Тэхён, хотя его слова и звучат слишком наигранно. Юнги в очередной раз закатывает глаза.

— Я не сделал ничего, клянусь, — отвечает мальчишка. — Пожалуйста, не скидывайте меня вниз, — почти умоляет.

— Тогда делай, что мы скажем!

Как только Чимин замолкает, приходит черед Юнги широко улыбаться — с этого момента всё легко. Начинает Намджун, приказывая мальчишке «заорать что есть силы», и тот кричит, орёт как дурной, да так, что, наверное, у глухого старика Чона в городе слух прорезается. С ветки взлетает напуганная сова, из-за чего крик Чимина превращается в визг. Юнги жалеет, что не захватил с собой камеру, а то заснял бы этот позорный и смешной момент.

В итоге они по очереди выкрикивают приказы, заставляя Чимина то целовать землю, то танцевать не пойми что, но бросает Чимина в дрожь, только когда Юнги кричит снять футболку. Пак, заикаясь, переспрашивает кучу раз «что?», но в итоге подчиняется и стягивает с себя футболку, оголяя спину и плечи, а Юнги приходится признать: кое-какие мышцы у парня всё же есть.

Конечно же, он на этом не останавливается: требует снять ещё и штаны. Чимин, поколебавшись, тяжело вздыхает, прежде чем подчиниться нелепому приказу. К этому моменту Юнги уже не знает, то ли играют они так хорошо (что вряд ли), то ли Пак Чимин полный идиот, потому что парень стягивает штаны, показывая всем свои (слава богу) белые боксеры (его дразнили бы до скончания веков, носи он плавки).

(Даже стоящий рядом Намджун не сдерживает смешок и шепчет, хихикая: «Ты уверен, что палку не перегибаешь?»)

— А теперь закрой глаза и повернись.

Парень делает, как ему сказано, и Юнги даже немного жалеет о своих словах — теперь ему приходится смотреть на этого невыносимого плаксу с круглым лицом, пухлыми щеками и, как оказалось, шикарным, просто божественным прессом. Ладно, преувеличивает, конечно, но такой диссонанс только раздражает. Чимин стоит перед ними в одном белье с ярко-красным лицом. Как же это смешно.

— Закрой глаза ладонями.

— Вы же не собираетесь меня насиловать?

— Пока нет, трусы же ещё не заставили снимать, — шутит Юнги.

Когда Чимин, наконец-таки, закрывает глаза, Чонгук выходит вперед с заранее приготовленным свёртком одежды в руках. Остальные подходят ближе, толпятся вокруг Чимина. Забавно наблюдать, как мальчишка трясется, чувствуя их приближение, и наверняка в ужасе гадает, что они сделают с ним дальше. Тэхён обходит их жертву вокруг, подводит к краю холма, опустив руку ему на плечо. Чимин к этому моменту уже, кажется, готов умолять, ещё и упирается пятками в землю в попытках сопротивляться.

Он стоит на самом краю холма — толкни слегка, и упадёт — когда Тэхён шепчет ему на ухо:

— А теперь я хочу, чтобы ты…

Он делает паузу, нагоняя интригу. Жаль, что пацан не рыдает — думает Юнги. Это были бы единственные слезы, на которые было бы приятно посмотреть.

— …открыл глаза и переоделся в это.

Тэхён убирает руки от его лица, а Чимин медленно открывает глаза прямо в тот момент, когда Чонгук разворачивает перед ним свёрток, поднимая ткань повыше над головой, чтобы лучше было видно, и объявляет:

— Добро пожаловать в команду, Чимин.

Ошарашенный Чимин стоит, все еще спиной к ним, не отрывает взгляда от куска ткани, постепенно осознавая, что это просто футболка, а затем хватает её рукой, осматривает и медленно поворачивается, наконец-то, к ним.

— Это…

— Твоя форма, Чимин. Теперь ты официально часть команды, — усмехается Намджун.

На спине напечатано имя Чимина, а над ним — дурацкое название их команды, само существование которого Юнги всегда отрицает. Название кричащее и странное — конечно же, его придумал Хосок, кто ещё. Чимин пялится на футболку с неверием, поглаживая пальцами черные буквы, поблёскивающие на ткани.

— Пуленепробиваемые парни? — спрашивает он, поднимая голову, и внимательно смотрит на каждого из них по очереди.

— И теперь ты один из них! — Тэхён подходит к Чимину и крепко обнимает, чуть не столкнув с края холма.

Растерянный Чимин моргает пару раз, прежде чем полностью осознает ситуацию, а Юнги лишь морщится, наблюдая, как друзья по очереди подходят к мальчишке и стискивают его в объятиях.

— Это так тупо! — кричит Чимин, натягивая наконец форму через голову и снова надевая штаны. — Какие же вы тупые!

В прошлом году Чонгук разрыдался, как только они закончили свой спектакль. Младшему пришлось тогда по очереди выслушать от каждого про свои злодеяния, что чуть не втоптало в землю его самоуверенность, а после того, как ему отдали форму, он залился слезами, осознав, что всё это шутка.

— Зачем вы заставили меня ещё и штаны снимать? — возмущается Чимин.

— Это идея Юнги-хёна, все претензии к нему, — отвечает Хосок, тыкая Чимина в плечо. — Может, он так к тебе подкатывает.

— Эй, заткнись, — Юнги зыркает на него раздражённо.

Остальные хлопают Чимина по плечам, поздравляют, высмеивая и рассказывая, какие нелепые рожи он корчил от страха, а Юнги почему-то лишь смотрит пристально, стоя чуть поотдаль и сунув руки в карманы. Странно видеть Пак Чимина широко улыбающимся и счастливым. Счастливым, точно. Этот сопляк не должен радоваться так сильно, ведь ничего ещё не закончилось.

— Юнги, иди, поздравь Чимина! В конце концов, это ты сказал ему штаны снять, — Намджун подтягивает его поближе к мальчишке.

Когда Юнги выходит вперед, тот как-то настораживается, подбирается весь, словно боится, что на него опять накричат. Юнги цокает языком и ухмыляется:

— Ты бы видел свое лицо.

Чимин почему-то краснеет, отчего Юнги опять морщится — не такой реакции он ожидал.

— Знаешь, что? — протягивает Юнги, потирая пальцами подбородок. — Это еще не конец, Пак Чимин.

Паренек удивленно вскидывает брови. Тэхён по сигналу второй раз за сегодня выкрикивает «Сейчас!», и они вшестером подхватывают Чимина за руки и ноги, отрывая от земли. Мальчишка опять пинается и пытается вырваться, даже ругаться начинает, кричит, что это не смешно. Вообще-то, смешно — вот же они вшестером смеются, держа его за конечности.

— На счет три! — орёт Тэхен, когда все шестеро поднимают Чимина в воздух, готовясь раскачать и бросить.

— Раз…

— Опустите меня! Это не смешно! Вы же правда не собираетесь…

— Два…

— Клянусь богом, я на вас в суд подам за издевательства и…

— Три!

И мальчишка взлетает в воздух. Он и правда взлетел — они все вместе на счет три бросили его с холма. А дальше Чимин не прекращает визжать, падая на размокшую мягкую землю у подножия холма, ломая ветки, пролетает через несколько кустов по дороге и, в итоге, скатывается вниз. Остальные наблюдают с вершины, как парень приземляется в воду с громким всплеском. Они не перестают смеяться еще секунд десять, вспоминая, какое глупое у него было выражение лица, когда его подкинули в воздух, пока Сокджин не напоминает, что после падения Чимина всё еще не было слышно.

— О господи, только не говорите, что мы его убили, — паникует Тэхён. Он подбегает к краю холма, пытаясь рассмотреть, что творится далеко внизу, но внезапно поскальзывается и летит вниз точно так же, как только что летел Чимин.

Из-за этого они взрываются смехом во второй раз — у Юнги живот уже болит.

— Эй, он не умер! — кричит Тэхён. — Спускайтесь, ребят!

Вот к этому моменту Юнги должен был осознать, что дела принимают скверный для него оборот, и что надо бежать, потому что после тэхёновского крика все оставшиеся на холме пары глаз сразу оказываются направлены на него. Друзья прекрасно знают, что спускаться вниз по своей воле и заниматься глупостями он не захочет, и берут это задание на себя.

— Нет, не смейте, блять, не…

Хосок не позволяет Юнги закончить предложение, хватая за ноги так же, как и Чимина. Намджун, Джин и Чонгук помогают, и вместе они легко отрывают его от земли. Юнги пинается и вообще всеми силами пытается вырваться, но через секунду все равно подлетает в воздух, пока гравитация не тянет его к земле. Он летит вниз, скатывается по холму, чувствуя новые синяки и порезы по всему телу, пока не шлёпается лицом в холодную воду.

Несколько секунд он пытается восстановить равновесие, приходит в себя и вспоминает, как вообще стоять. Его подташнивает, но Юнги все же поднимается на ноги, весь грязный и промокший, делает глубокий вдох, смотрит на своих друзей, все еще сверкающих на него глазами с холма, и грозит пальцем:

— Я всех вас поубиваю!

Это были последние его слова перед разразившейся полномасштабной волной.

Единственное, что Юнги помнит с той ночи — смех. Много смеха. Остальные или спустились с холма добровольно, или их тоже скинули — Намджуна точно бросали, Юнги это хорошо помнит, потому что как только друг приземлился в воду, он тут же набрал побольше грязи и залепил тому в лицо. Все смеялись, вели себя, как дети малые, брызгаясь водой и кидаясь друг в друга грязью холодной апрельской ночью.

Он помнит, как они шли домой в прилипшей к телу одежде, промокшие до костей, не прекращая смеяться и дрожать всю дорогу, помнил, как шестеро из них после этого заболели (кроме Чонгука, потому что аксиома о том, что он лучший во всем, распространяется, по-видимому, и на его иммунитет). Намджун даже пошел на следующий день в школу (скорее, заставил себя пойти), а после третьего урока отправился к медсестре и тоже слёг с температурой.

Но отчетливее всего Юнги помнит, как развернулся где-то в разгар их глупого швыряния грязью и плескания водой и увидел Чимина, стоящего по колено в мелкой речке, смеющегося и вытирающего своё и так перепачканное лицо тыльной стороной ладони. Он широко улыбался, такой же мокрый насквозь и грязный, как и все остальные, но Юнги помнит слёзы, стекающие по щекам мальчишки, несмотря на улыбку, так ярко сверкающие под ночным небом.

Да, отчетливее всего он помнит, как снова стал единственным свидетелем слёз Чимина, только теперь — впервые — тот плакал от счастья.

Этот сопляк сегодня плакал во время инициации. И одновременно с этим смеялся.

Такой странный.