После полудня они расходятся: Чимин возвращается домой, а Юнги решает пойти к Намджуну. Он предлагал опять понести парня на спине, волнуясь за его израненные ноги (в своей безразличнейшей манере), но Чимин, слабо улыбнувшись, сказал, что должен сам решить проблемы, которые поджидают его дома. Тогда Юнги хотел просто пройтись с ним за компанию, но мальчишка отрицательно помотал головой, развернулся и ушёл, не позволяя Юнги предложить никакую другую помощь, а старшему осталось смотреть лишь на его удаляющуюся спину.

А вещи Юнги, между прочим, так и остались у Чимина — с собой он ничего не взял, когда они убегали, но вариант идти домой всё равно пока даже не рассматривает. Не впервые же сбегает. Хотя в прошлый раз, когда он не появлялся несколько дней, друзья с ног сбились в его поисках, так что сейчас надо хотя бы показаться, дать знать, что живой.

В дверь Намджуна он стучит, стоя в одной лишь помятой футболке, в которой спал (и на эту тему Юнги уже успел подшутить над Чимином, мол, трусы надеть не успел, когда они сбегали из дома), после чего Ким приветствует его удивленным выражением лица.

— Ты где был? — спрашивает Намджун, пуская Юнги в душ и бросая ему чистую одежду (но не нижнее бельё, потому что, как сам утверждает, поддерживает партию, которая выступает за «законные права на частное владение бельём»).

После душа Юнги отвечает на вопросы Намджуна, вытирая влажные волосы полотенцем. Мамы у друга дома пока нет, и ему надо убраться отсюда прежде, чем она вернется, ведь его-то мать точно уже обзвонила всех, выспрашивая о его местонахождении. Он не планирует возвращаться домой еще хотя бы день, а может и дольше: если получится, то даже целую неделю.

— Твоя мать ночью звонила. Сказала, что ты снова убежал. Честно, хён, я думал, что будет как в прошлый раз. Мы все волновались, — говорит Намджун.

— Не переживай, я к Чимину пошел, — бросает Юнги словно невзначай.

К Намджуну он пришёл не только ради горячего душа и чистой одежды, но и из-за громко урчащего желудка, и лучший друг любезно заваривает ему рамен быстрого приготовления. Иногда Юнги задумывается, что бы делал без этого Ким Намджуна, которого порой ненавидит.

— Я так и понял, — отвечает Джун, явно успокоившись. — И как тогда ты оказался перед моей дверью, похожий на бомжа?

Юнги тяжело вздыхает. Он сначала хотел увиденное и услышанное оставить при себе, не рассказывать, но Намджун, пусть и фанат сплетен, секреты друзей хранить умеет.

— У мелкого родители неожиданно приехали и…

Он опять вспоминает ту ссору, пытается сложить кусочки информации вместе, собрать, как пазл.

— Не знаю. Какое-то дерьмо произошло, когда он жил в Сеуле. Они опять поругались из-за этого, и мы убежали. Смешно просто. Родители даже не разрешают ему приводить друзей с ночёвкой.

— Так вы убежали из-за родителей, которые разозлились, что ты остался у него ночевать?

— Вроде того, — пожимает плечами Юнги. — Они спорили о чём-то, что случилось в Сеуле, но я мало совсем слышал.

Намджун кивает, задумчиво хмыкая.

— То есть, я видел, как он плачет в классе раз… десять, наверное, и думаю, это связано с Сеулом. Он как-то раз сказал, что там всё грустно, но больше я ничего не спрашивал, — и Юнги замолкает, вспоминая, как Чимин плакал в спортзале, что он говорил сквозь всхлипы. — Он говорил про разрушенную жизнь. Я не знаю, просто…

…просто его словно изнутри гложет каждый раз, когда он видит Чимина таким жалким, и в итоге Юнги гадает, что же случилось в Сеуле, что так сломало парнишку.

— …что такого могло случиться?

Он вздыхает снова, отбрасывая полотенце, и принимается за рамен, миску с которым Намджун оставил на столе. Друг сидит, притихший —  обдумывает его рассказ, и наверняка сейчас скажет что-нибудь философское. Но выдаёт Намджун совершенно неожиданное для Юнги заявление:

— Знаешь, хён, я никогда не видел, чтобы ты о ком-нибудь так сильно заботился.

Юнги едва не давится раменом.

— Не неси чушь, Намджун, — он злобно смотрит на него.

— Эй, не надо меня взглядом уничтожать. Я просто говорю, что вижу, — тот поднимает руки в воздух, словно Юнги тут его на прицеле держит. — Но ладно. Ты ешь быстрее, а то мама скоро вернется.

Юнги стонет разочарованно.

— И, к твоему сведению, на этого сопляка мне плевать, ясно? Мне просто интересно.

Намджун закатывает глаза:

— Да-да, как скажешь, хён.

Если бы не рамен, который надо быстрее доедать, Юнги мог бы составить целый список причин, почему ему плевать на Пак Чимина, и ткнул бы Намджуна носом в каждый пункт, приводя весомые доказательства.

+.-.+

Небо уже потемнело, а Юнги опять скитается по улицам в одежде Намджуна и его же обуви, а телефон так и лежит у Чимина. Он думает о нелепости ситуации: как сбежал из дома, только чтобы наутро из окна сбегать уже из дома, в который он сбежал. К друзьям идти нельзя — его могут увидеть их родители, и к Чимину тоже не вернёшься — он там со своими проблемами разбирается. Ну и к себе домой не вариант — смысл тогда был убегать?

Ситуация какая-то слишком знакомая. В прошлый раз он провёл на улице две ночи, и друзья понятия не имели, где он был. Он думает, не пойти ли в своё тогдашнее укрытие, но ноги сами несут его в другое место.

Солнце заходит, а Юнги понимает, что бесцельно бредёт к холму. Ну, здесь, во всяком случае, искать его никто не станет — особенно родители, а друзья после того, как он заявился к Намджуну, теперь знают, что с ним все хорошо. Юнги просто хочется немного побыть одному. Завтра воскресенье, так что надо продержаться хотя бы до понедельника.

Он забирается на их облюбованную полянку, устраивается на земле, опираясь спиной о ствол дерева, и пытается отгородиться от проблем хоть на минуту, выкинуть из головы все мысли про поиски ночлега и тёплой еды, про отца, что ждёт дома, такой же упёртый, как и он сам. Пытается забыть про свою мечту о Сеуле, как и про родной город, который он так ненавидит. Он хочет просто побыть сейчас Мин Юнги, наслаждающимся прохладным ветерком и закатом.

Этот Мин Юнги, сидя в своем идеальном месте, закрывает глаза, и думает о чём-то ещё. Это что-то ещё принимает облик Пак Чимина, летящего вниз по этому самому холму, грязного и промокшего насквозь. Он помнит, словно это было вчера, как слезы счастья скатывались по лицу мальчишки — сцена очень чётко отпечаталась в памяти, и почему-то он уверен, что стал единственным свидетелем этой странной картины.

Юнги тихо смеется, отбрасывая глупые мысли подальше.

Хотя отчасти это правда — он всегда оказывается единственным свидетелем слёз Пак Чимина. Это случалось так часто, что уже и язык не повернется назвать совпадением, а Юнги не знает, почему судьба так не любит этого сопляка, что тот все время натыкается именно на него. Если бы на его месте был добрый Сокджин или же Тэхён, который с сопляком, кажется, неплохо сдружился, тогда, может, Чимин бы уже преодолел свои трудности.

Но нет, он сталкивается именно с Мин Юнги, который ничем не может ему помочь.

Он самый страшный его кошмар — Юнги сам это сказал.

(И Чимин тоже должен был догадаться об этом раньше)

+.-.+

Неподвижным Мином его в шутку прозвали друзья где-то в первом классе старшей школы за лень — он может весь день проваляться в кровати, не делая ничего. Выкладывается Юнги на полную только, наверное, на баскетбольной площадке. И, как можно предположить из прозвища, мастеру лени не составляет никакого труда уснуть где попало, что в этот дождливый день и происходит — Юнги просыпается и обнаруживает, что задремал под деревом, а небо уже такое тёмное, что спросонья отсутствие света даже немного напугало.

Он быстро поднимается, разминает затёкшие конечности, размышляя, не страдает ли случайно от нарколепсии, и спускается с холма. Часов у него нет, так что точного времени он не знает, но лишь по взгляду на небо ясно, что поздно — наверное, время ужина уже прошло.

Будет, как и в прошлый раз — думает он. В прошлый раз он сбежал туда, где знал, что его даже не подумают искать, и с тех пор то место стало его убежищем на крайние случаи. Если так подумать, вчера туда и следовало идти, а не царапаться в дверь к Чимину. Юнги поступил импульсивно, не подумав, и навлек беду на них обоих: мальчишке бы не досталось, не останься Мин у него ночевать.

Вздохнув, он думает, что в последнее время Пак Чимина в его жизни слишком много.

Он идет вниз по улице слишком хорошо знакомого города, сунув руки в карманы и думая, где остаться сегодня на ночь: может, провести день в дороге, засыпая на лавочках или станциях, захватив с собой лишь одежду. Может, даже убежать куда-нибудь, попробовать заработать денег, и рвануть в Сеул, или же автостопом добраться до Чонсонып, оттуда до Чунчона, а уже оттуда всё равно в Сеул.

Жизнь на улице… Может, Мин Юнги мог бы попробовать сегодня её на вкус.

Он не сразу замечает несущуюся к нему фигуру, слишком погружённый в свои мысли. Хотя, скорее, фигура замечает его первая, потому что ускоряется, и только тогда Юнги удается рассмотреть, кто это.

— Хён, я нашёл тебя.

Чимин, весь вспотевший, с чёлкой, прилипшей ко лбу, останавливается прямо перед ним и пытается отдышаться, согнувшись пополам. Он переоделся, и, судя по всему, бегает вот так уже довольно долго.

— Я не знал, что мы в прятки играем, — шутит Юнги.

Чимин коротко смеётся, все еще держась за бок. Он выглядит так, будто пробежал марафон или два, и только через минуту, восстановив дыхание, выпрямляется, и наконец-то смотрит Юнги прямо в глаза:

— Я искал тебя, хён.

Старший выгибает бровь в недоумении. Чимин же вроде должен был вернуться домой — разбираться со своими проблемами, нет? Его родители наверняка в ярости после ссоры и внезапного побега. Может, Юнги теперь к дому Паков и близко не подпустят, а Чимину не разрешат с ним больше общаться, по какой бы там ни было причине.

— Зачем тебе меня искать?

Младший улыбается, всё ещё параллельно восстанавливая дыхание.

— Ты телефон не взял, и я не знал, где ты. Намджун позвонил, сказал, что ты заходил к нему. Я везде тебя обыскался, хён, — рассказывает он.

(И мальчишка умудрился превратить поиски в чёртов марафон. Интересно.)

— Да это я понял, но искать-то тебе меня зачем? — спрашивает Юнги опять, потому что в первый раз Чимин вопрос, кажется, не расслышал, и нужного ответа Юнги до сих пор не получил.

Парень перед ним, нахмурившись, наклоняет голову набок:

— Зачем? Чтобы вернуть тебя домой, конечно.

Слова режут по ушам, и вообще в них нет никакого смысла.

— Я не просто так сбежал, Чимин, и возвращаться пока не собираюсь.

— Нет-нет, я имел в виду ко мне домой.

— Что?

— Там твои вещи. Да и ночевать тебе больше негде, верно?

Юнги в ответ на это почему-то смеётся. Вот с Пак Чимином всё так заканчивается — совершенно неожиданным образом.

— Ты бегал по всему городу и искал меня, только чтобы пригласить опять к себе? Ты правда так сильно хочешь, чтобы у тебя кто-то с ночёвкой остался, Чимин-а? — выдавливает он сквозь смех.

В этот раз краснеет Чимин, осознавший всю ситуацию. Паренёк сглатывает и машет головой — напоминает человека, который понял, что случайно сделал что-то не так, и теперь ему неловко. Юнги мысленно возвращается в тот день, когда Чимин бесстрастно спросил, вернулся ли Юнги ради него, и вспоминает, как сам тогда смутился. Теперь его очередь задавать откровенные вопросы.

— Нет. Намджун-хён тоже попросил о тебе позаботиться, — оправдывается парнишка, и это похоже на правду: просьба вполне в духе переживающего за него Намджуна. Все остальные наверняка уже тоже знают, где он ночевал.

Юнги недовольно стонет:

— Оставили бы они меня уже в покое.

Младший качает головой:

— Нет, хён. Они просто за тебя волнуются.

Юнги вздыхает. Друзья и правда любят лезть не в свое дело, а исчезни он, как и в прошлом году, то наверняка снова с ног собьются в его поисках. Он бы не удивился, увидев своё лицо на упаковках молока.

— А ты сам? Тебе разве дома быть не надо? — напоминает мальчишке Юнги. — Не думаю, что родители будут в восторге от второй ночёвки за неделю.

Всего одно предложение — и вот Чимин опять погрустневший, опускает взгляд в землю. Юнги мысленно материт себя, понимая, что можно высказывать свои мысли хотя бы помягче.

— Прости. Они бы не разозлились, если бы я не заявился к тебе вчера ночью, — добавляет он, чувствуя зарождающееся внутри чувство вины.

Чимин только машет головой:

— Ты не виноват, хён. Они не должны были приезжать. Я об этом не знал, да и сам ничего не должен был говорить, так что это была…

И Юнги уже знает, что сейчас произнесет Чимин — знает слишком хорошо. «Это была моя вина» — он опять собирается винить себя.

— …ничья это не была вина, — быстро перебивает его, не позволяя закончить предложение.

Всегда забавно: мальчишка расстроился от одного предложения, а от другого его улыбка снова вернулась.

— Ну и как дела с родителями? — спрашивает Юнги.

— Нормально, я все уладил. С ними порой… бывает сложно, но теперь всё в порядке.

Непонятно, обманывает или нет, Юнги ведь даже не знает, что у них за проблемы, но он не представляет, как они могли так быстро одобрить последующие ночёвки.

— Ты меня не убедил, Чимин, — говорит он тихо и немного уничижительно, пытаясь вытащить из мальчишки всё, что тот может скрывать.

Чимин вздыхает:

— Они уехали, хён. Их уже не было, когда я вернулся. — Вот это больше похоже на правду. — Поэтому уладить у меня ничего особо не получилось. Бабушка рассказала, что уехали. Может, снова от меня отказались, не знаю. Хотя трудно отказаться ещё сильнее, чем они уже это сделали, — заканчивает он, криво усмехаясь.

— Чимин, ты бы про родителей больше думал, а не меня искал. Я о себе позаботиться могу. — Юнги не хочется, чтобы из-за него у мальчишки были неприятности.

Чимин качает головой:

— А что, если я хочу, чтобы ты пришёл, хён? Что, если я просто хочу, чтобы ты остался с ночёвкой?

Целые три секунды Юнги смотрит  — ждет, когда Чимин рассмеётся. Но три секунды проходят, а выражение лица мальчишки не меняется, остаётся всё такое же серьёзное, поэтому смеётся уже Юнги. Смеётся, хватаясь за живот, а из глаз слёзы текут. Мелкий же просто стоит перед ним, не понимая юмора.

— О господи, Пак Чимин. Ты что, в любви мне признаешься…

Глаза Чимина широко распахиваются от удивления, а лицо такое, словно на него вылили ведро ледяной воды.

— …потому что говоришь, как чёртова девчонка.

Лицо мальчишки мгновенно заливается краской, он отводит от Юнги взгляд, пытаясь скрыть смущение, закусывает нижнюю губу, а пальцами мнёт край футболки.

— Ладно, хватит так делать, а то и правда на девчонку похож, уже не смешно, а противно.

— Ну я же не собираюсь называть тебя Юнги-оппа, — Чимин подхватывает шутку.

Юнги фыркает:

— Я бы не принял твоё признание, даже если бы ты был девчонкой, Пак Чимин.

Взгляд мальчишки как-то меняется странно, когда он слышит эти слова, но Юнги, как всегда, быстро от этого отмахивается и снова смеётся.

(Конечно, не будь Мин Юнги таким идиотом, он понял бы всё с самого начала)

+.-.+

В итоге он остаётся в комнате Чимина на вторую ночь, и сегодня ужинает с его бабушкой. У старушки Пак нет передних зубов, но улыбается она от этого не менее широко, как-то слишком охотно демонстрируя потерю. Чимин же периодически просто светится от радости, как и сейчас.

— Оставайся у нас насовсем, Юнги-я. Чимини еще никогда таким счастливым не был с тех пор, как приехал сюда, — предлагает старушка Пак за ужином.

У Чимина щёки розовеют, и он пытается сменить тему, заявляя, что бабушка явно преувеличивает. Юнги смеётся, старушка продолжает рассказывать постыдные истории из детства внука, отчего Юнги смеётся еще сильнее, а Чимин заливается краской ещё гуще, пытаясь заставить бабулю прекратить раскрывать секреты.

И вот так легко все они забывают о своих проблемах: Юнги о том, что убежал из дома, а Чимин о родителях, что свалились на голову и испортили первую в его жизни ночёвку (как Юнги выразился). Той ночью, наевшись до отвала, они обсуждают уродливые рожи, пытаются визжать, как перепуганный Хосок, а потом Юнги предлагает вылезти через окно, спуститься по дереву — как сегодня утром — и сгонять на школьный стадион посмотреть на звезды.

— Как мальчишка из Сеула так хорошо умеет карабкаться по деревьям? — спрашивает он.

Чимин лишь машет рукой с тем выражением лица, которое у него всегда появляется, когда он старается скрыть что-то о своем прошлом, но всё равно отвечает:

— Я часто вылезал по ночам из своей комнаты. — Он выглядит грустным, и Юнги уже хочет сменить тему, чувствуя себя неловко, как и каждый раз, когда видит Чимина таким, но мальчишка тихо добавляет: — Но меня не за это сюда сослали.

— Тогда полезли.

— Зачем?!

— Потому что никакие побеги из дома в Сеуле не сравнятся с этим. Куда ты вообще в Сеуле убегал?

— В клубы Хонгдэ.

Юнги немного жалеет, что спросил, потому что после такого простого ответа завидует — в этом богом забытом городе клубов нет, и теперь лишь сильнее охота в Сеул.

— В любом случае, готов поспорить, что в Сеуле нет места прекраснее, чем наш школьный стадион.

— Что в школьном стадионе такого прекрасного?

— Вылезай в окно и узнаешь, — лукаво смеётся Юнги.

Вот поэтому они оба стоят перед домом Чимина, как и утром, но теперь уже с широкими улыбками на лицах, а потом бегут к стадиону, пока Юнги не вспоминает про раненые ноги мальчишки.

— Все нормально, хён. Я все равно бегал по городу, пока тебя искал.

— Именно поэтому ты не должен бегать ещё больше. Я же говорил, ты нам для игры нужен, — Юнги отчитывает его и предлагает забраться к себе на спину.

Он ведь обещал. Мин Юнги обычно не такой жизнерадостный, обычно он грубый и злой, но сегодня ночью ему хочется побыть немного добрее. Сейчас, когда все проблемы забыты, Юнги хочется делать всё больше и больше хорошего — так у него нет времени думать о матери, что ждёт его дома, или про злые реплики, которые на него обрушатся, когда он вернётся.

До стадиона он добирается с Чимином на спине. В школе ночью жутковато, но Юнги уже привык. Сейчас, казалось, его ничто не может напугать: ни леса, окружающие их маленький городок, ни слухи о призраках железной дороги.

— Ты вспотел, хён, — хихикает Чимин, уложивший подбородок ему на плечо у самого основания шеи.

— Потому что ты тяжелый, придурок, — огрызается Юнги, и в этот раз специально отпускает руки, позволяя Чимину шумно свалиться на землю. Мальчишка возмущается, но Юнги лишь фыркает, а потом смеётся.

Чимин сидит на земле на корточках, потирая ушибленную задницу, и старший присоединяется к нему, ложась на спину и поднимая взгляд на небо. Ему нравится лежать так — на мягкой зелени, чувствуя, как ветерок гладит щёки, раскинув руки и ноги в стороны, словно делая снежного ангела на покрытом травой поле.

— Напомни-ка, почему это место такое потрясающее? — Чимин садится рядом, скрестив ноги.

Юнги лишь улыбается. Он нашёл это место год назад, когда убежал из дома, как раз когда его все потеряли. Он не знал тогда, что его ищут. Уже перевалило за полночь — припоминает он — когда он проходил мимо школы и решил просто поваляться на стадионе, и именно тогда понял, как прекрасно это место. Холм был официально признан любимым местом всей их компании, но, как бы там ни было здорово, лишь это поле могло удовлетворить потребность Юнги в ясном звёздном небе.

Он вытягивает руку вверх и указывает пальцем.

Чимин тихо смеётся.

— Мог бы догадаться, — шепчет он с улыбкой.

Мальчишка ложится рядом, повторив его позу, и смотрит на то же самое небо.

— Догадаться о чём?

— Ты всегда смотришь на небо.

Юнги снова задумывается: неужели так заметно?

— Правда?

— Да, каждый раз, когда мы возвращаемся из школы. Даже когда мы ждали в городе Минджу и остальных, ты захотел сесть рядом с окном, чтобы посмотреть на закат.

Юнги усмехается: как он и сказал ещё при первом их разговоре, Чимин наблюдательнее, чем он думал. То, что парень вообще всё это заметил, уже говорит о… чём-то. Это что-то ничего не значит, но заставляет улыбаться, и Юнги пока не знает, каким словом это что-то назвать. Они лежат так, глубоко дыша, позволяя себе рассматривать звёзды одну за другой и считая их про себя в ритм с ударами сердца.

Юнги всегда любил звезды так сильно, и причины ему не нужны — он просто как-то раз поднял голову и понял, что такое любовь. Может, в прошлой жизни он был реинкарнацией души Галилея, затем переродился Эдвином Хабблом, а теперь заперт в теле Мин Юнги — мальчишки из маленького всеми забытого городка где-то в Канвондо.

Он медленно поднимает руку, пытаясь дотянуться до звёзд, словно это вообще возможно. Так по-детски, но Юнги нравится делать вид, что у него может получиться.

— Небу повезло, хён, — тихо говорит Чимин.

Юнги смотрит на него краем глаза, вопросительно вздёрнув бровь. Мальчишка тоже любуется небом и улыбается.

— Почему?

— Потому что ты вот так смотришь на него каждый день.

Слова звучат странно, но Юнги не может отмахнуться от теплоты, разливающейся в груди. Он не знает, откуда она взялась, но знает, что её бы не было, если бы он не лежал на школьном стадионе летом посреди ночи рядом с Пак Чимином.