Сегодня воскресенье, а матч во вторник. Юнги после неожиданного ночного побега на стадион весь следующий день просто валяется лениво у Чимина в комнате, не желая возвращаться домой. Просыпается он часа в два (честно говоря, мог бы ещё спать), проверяет телефон, где лишь несколько пропущенных из дома. Скорее всего, родители уже махнули рукой на его поиски — он убегает не впервые, и, наверное, они решили, что с младшим сыном всё будет в порядке, как и в первый раз. Друзья тоже его не ищут, зная, что он в безопасности — Намджун точно всё рассказал остальным, но Юнги наплевать: сейчас он лишь радуется затишью.

Не уходит он даже после обеда. Они валяют дурака в комнате, ничем особо не занимаясь, а ещё Чимин открыл окно, поэтому ласковый бриз гладит щёки, пока Юнги, сидя у стены, смотрит на небо, что потихоньку окрашивается летними оттенками. А до лета ведь всего пара недель.

— Разве не здорово было бы сейчас покататься на велике, хён? — вдруг спрашивает Чимин.

Действительно было бы здорово — в почти летнюю погоду, да под таким прекрасным небом.

— Да, наверное.

Чимин лежит на своей кровати, раскинув руки и ноги и свесив вниз голову, и смотрит на него вверх тормашками.

— Жаль, что велосипед у тебя дома.

Юнги согласно хмыкает. У Чимина велосипеда нет — он сам же подвозит мальчишку до дома весь последний месяц. Кстати, надо потребовать и его прокатить в благодарность: так приятно было бы стоять сзади, раскинув руки и смотря на небо. Интересно, это похоже на чувство полёта? Хотя выглядеть, скорее всего, будет глупо, как та сцена из Титаника.

— Ты не можешь просто выкрасть его, хён?

Конечно, не может. Мелкий, наверное, просто болтает всё, что в голову взбредёт, даже не задумываясь, предлагает такую чушь, как украсть собственный велик, надо же. Но ему тоже становится интересно: насколько трудно было бы украсть велосипед, припаркованный за домом? Задней дверью пользуется только Юнги, но это не значит, что в доме не окажется ни одного из членов семьи, хотя даже в таком случае никто не спалит, как он крадётся к чёрному ходу. Воскресенье, значит, мать, скорее всего, играет в лото у госпожи О. Но не о матери стоит волноваться — это не с ней Юнги отчаянно не хочет пересекаться, а с отцом. Старик, наверное, все ещё в центре города в мастерской — работают со старшим братом даже в воскресенье. Они взяли выходной на понедельник, и завтра в это время точно будут дома. Погодите. Это значит…

— Подожди, мы можем, — Юнги резко выпрямляется и смотрит Чимину прямо в глаза. Его словно озарило.

— Можем что, хён?

— Украсть велик. Дома никого не будет, мы можем просто проскользнуть через заднюю дверь, схватить велосипед, и…

Закончить он не успевает — Чимин уже мчится к окну, перепрыгивает через подоконник и спускается вниз, не прекращая смеяться.

Юнги улыбается, наблюдая за этим безобразием. Забавно. Видимо, теперь выход через окно — их фишка. В дружбе с Пак Чимином нет такого понятия, как «дверь».

+.-.+

Юнги наказывает Чимину сначала провести разведку — прогуляться, не спеша, мимо дома, в одну сторону, потом обратно — дабы убедиться, что поблизости ни души. Он не хочет быть пойманным членами семьи, но противные соседи в этот список тоже входят: будет очень неловко, если глазастая тётушка из соседнего дома заявит что-то вроде «а я видела, как ваш сын вот недавно забирал свой велосипед», когда он, вроде как, считается пропавшим. Хотя родители не сходят с ума так, как в прошлом году — есть такое подозрение, что его побеги теперь считаются чем-то допустимым.

В итоге он говорит Чимину забрать велосипед; операция проходит гладко, поэтому теперь они крутят педали вниз по улице. В этот раз сзади стоит Юнги, заявив, что за рулём сегодня Чимин, ведь за то бесчисленное количество раз, когда он милостиво подвозил мальчишку домой, надо платить.

Стараясь держаться подальше от домов и оживлённых улиц, они едут по окружной дороге на западе Йоранмёна, что ведёт в сторону Витгапён-гыл к тем самым рисовым полям и лугам, уводит всё дальше от холмов и гор. Солнце исчезает за горизонтом прямо в конце дороги — кажется, словно они играют в салочки.

Юнги подгоняет Чимина, требуя крутить педали быстрее, тот подчиняется (после множества протестов, конечно), и Юнги раскидывает руки в стороны, навстречу ветру, прямо как в слащавых фильмах. Как бы противно это ни выглядело в кино, он не может не признать — ощущения величественные. Тёплый летний ветер удерживает его в крепких объятиях, а Юнги поднимает голову и смотрит на любовь всей своей жизни — небо, что улыбается ему в ответ, прекрасное, как и всегда. Он протягивает руку вверх, словно в попытке схватить первые мерцающие звёзды, заметные уже таким ранним вечером. Если бы он только мог сорвать их с неба, зажать в ладони и осветить их сиянием свою мрачную жизнь.

— Эй, хён. Мне тут интересно кое-что, — начинает Чимин.

Юнги в ответ лишь мычит.

— В прошлый раз, когда ты убежал из дома, куда ты пошёл?

Он усмехается самодовольно. Это секрет. Хотя вопреки тому, во что все верят, никуда он тогда не отправился: его секретный райский островок просто оказался тем местом, где его никогда бы не стали искать, и Юнги планирует именно так всё и оставить. А друзья решили, что он запрыгнул на поезд и уехал в Имгемён. Если бы он только мог.

— А ты угадай, — предлагает он, не прекращая ухмыляться.

Юнги никогда никому этого не рассказывал, да и рассказывать особо не о чем — ему просто нравится, с каким интересом расспрашивают друзья о такой мелочи, а из-за его скрытности они любопытствуют ещё сильнее.

— А что я получу, если угадаю? — спрашивает мальчишка, крутя педали.

— Это тебе не игра, Пак Чимин.

— Ты сам превращаешь это в игру, хён.

— Заткнись и едь уже быстрее, — отрезает Юнги. Он шлёпает ладонями по плечам Чимина и машет руками, словно в ладонях у него зажата невидимая упряжь, а сам Чимин — ездовая лошадь.

— Но ты тяжёлый, хён, — жалуется лошадка.

— Сам виноват, что у тебя ножки такие короткие.

— Говорит человек одного со мной роста.

— Я на сантиметр выше, понятно тебе?

— Хён. Всего лишь один сантиметр, там разницы-то не заметно.

— Выше значит выше, Чимин. Я выше, чем ты, и точка.

— Я перерасту тебя, хён, вот увидишь, — заявляет Чимин.

— Замолчи уже и крути педали. Быстрей, быстрей, быстрей!

И мальчишка ускоряется. Юнги скорость любит. Ветер обдувает лицо, и он опять раскидывает руки в стороны, закрывая глаза, представляя, что летит. И правда похоже на полёт — во всяком случае, по мнению Юнги, летать-то он никогда не пробовал. Дорога не такая ровная, как в городе, то тут, то там раскиданы кочки и камушки, но от этого ехать ещё более захватывающе: словно полёт в турбулентности.

Чимин сворачивает то налево, то направо с такой скоростью, что велик иногда аж отрывается от земли, и Юнги приходится восстанавливать равновесие, чтобы не упасть, а после прыжка на очередной кочке он смеётся, и Чимин присоединяется. Велосипед, небо, ветер — настоящий полёт.

И Юнги летит.

Взлетает на несколько секунд, парит на фоне заката, который любит сильнее всего, а потом гравитация напоминает, что с ней шутить не стоит.

Как Икар, сначала он летит высоко, а затем падает на землю, разбивая свои крылья.

+.-.+

— Сломана нога?! — орёт Намджун ему в лицо.

Юнги закатывает глаза.

— Пожалуйста, скажи, что пошутил. Скажи, что гипс не настоящий, что ты не сломал ногу. Подожди, сегодня первое апреля? Нет? Ну же, Юнги, скажи, что это шутка.

Вот так реагирует Намджун на его появление в классе на костылях и с загипсованной ногой. Как бы Юнги ни желал, чтобы гипс был фальшивым, всё же он настоящий, и травма тоже: у него трещина в бедренной кости и вывихнута лодыжка. Никакого хирургического вмешательства не нужно, но доктору пришлось наложить гипс.

— Подожди, расскажи снова, что произошло, — к нему обращается уже Сокджин.

Юнги тяжело вздыхает: ситуация довольно глупая.

Они ехали вечером с Чимином на велосипеде — он впервые усадил мелкого за руль, а сам стоял за его спиной. Если бы Чимин тогда ехал сзади, все было бы совсем по-другому — именно он бы сейчас сидел со сломанной ногой и подвергался допросу.

— Мы катались с Чимином на велике. Ехали по дороге за городом, которая около рисовых полей. Вы же знаете мой велик? Там штыри в заднем колесе и нет багажника. Ну вот, один штырь сломался, а я ехал сзади, поэтому упал. Бум, и всё, нога сломана, — повторяет невозмутимо Юнги уже в который раз.

Ему пришлось рассказывать то же самое и родителям, и доктору. Прямо достижение: убежал из дома на два дня — вернулся со сломанной ногой. Мать была в панике, а отец плохо скрывал самодовольную ухмылку, видимо, считая, что сын сам себя достаточно наказал. Честно говоря, Юнги и не подумал бы возвращаться домой, если бы не этот несчастный случай.

После падения его занесло на асфальте, а ногу неестественно вывернуло. Чимин ехал быстро, как он сам ему и приказал, так что вины мелкого тут нет — винить стоит лишь каменистую дорогу, если в этом вообще есть смысл — но мальчишка после падения смотрел на него так, словно вот-вот расплачется. Падать было больно: Юнги содрал кожу на локтях и ладонях, но когда попытался подняться, едва не взвыл, а дорога домой показалась сущим кошмаром — как из-за травмы, так и из-за постоянных извинений Чимина.

Юнги думает, как же это смешно: вернуться домой только из-за сломанной ноги. В этот раз его очередная выходка закончилась плачевно.

— Кстати, где Чимин сейчас? — спрашивает Хосок.

А вот это даже для Юнги загадка. Мальчишка довёл его до дома, хромающего и пошатывающегося из стороны в сторону, не прекращая извиняться — наверняка Юнги рявкнул на него пару раз, он точно не помнит. Довёл до двери и сам ушёл, потому что Юнги так попросил — не хотелось, чтобы родители увидели Чимина и начали расспрашивать. Тогда он видел мальчишку в последний раз, а потом его увезли в больницу.

Юнги думал, что встретится с Чимином в школе в понедельник – сегодня, то есть — но место позади пустует, а в желудке что-то словно царапается. Только не говорите, что мальчишка чувствует себя настолько виноватым, что не осмелился прийти. Это же так тупо (хотя полностью в стиле Пак Чимина).

— Не знаю, не видел его со вчерашнего дня, — отвечает Юнги.

— Ну что ж, у нас большие проблемы, ребята, так как матч уже, блять, завтра, а Юнги не может играть, — Намджун в отчаянии взлохмачивает свои волосы.

Да, если бы не этот факт, над его состоянием, наверное, смеялись бы, но при упоминании матча все сразу мрачнеют. Это и правда плохо. Юнги помнит, как, крепко сжав челюсть, чуть зубы себе не раскрошил, когда услышал вердикт врача. Сломанная нога за день не срастётся — не срастётся даже за месяц, а значит…

— Юнги не сможет играть до конца сезона, — мягко подытоживает Сокджин словно мысли читая.

Юнги расстроено стонет: конечно, он не хотел, чтобы так случилось. Так тупо, но винить некого, это всего лишь — как Юнги, не прекращая, повторял Чимину — глупая случайность.

— Ну, нам остаётся лишь одно, — тяжело вздыхает он.

Хосок, Сокджин и Тэхён, кажется, все втроём открыли в себе дар телепатии, потому что сразу поворачиваются к Джуну.

— Мы рассчитываем на тебя, Намджун, — объявляет Хосок, положив руку на плечо капитану.

+.-.+

Юнги в гипсе и на костылях. Сегодня ему приходится пересказывать глупую историю падения с велика чуть ли не каждому, а потом вымучивать улыбку на вежливое «Мне жаль». Девочки с Минджу выпытывают каждую мелочь и сокрушаются так, будто у него рак обнаружили.

Юджин милостиво предлагает помочь спуститься по лестнице в конце коридора после уроков. Юнги хочет отказаться, но на её же глазах роняет книги, упрямо пытаясь спуститься по ступеням самостоятельно. Ему приходится напоминать себе вести себя повежливее хотя бы с ней.

— Дальше я сам, — говорит он у школьных ворот и, не желая больше обременять девушку, забирает у Юджин свою сумку, которую она помогала нести.

— Обращайся в любое время, Юнги-я. Просто скажи, если что-то понадобится, — отвечает она с ласковой улыбкой.

Он улыбается в ответ (в этот раз хотя бы искренне), а девушка уточняет, не помочь ли ему добраться до дома. Остальные тренируются в последний раз перед матчем, а он со своей ногой запретил себе даже близко подходить к спортзалу. Чёрт, это может стоить им медали, а ведь в этом году последний шанс её заполучить. Чем больше он об этом думает, тем сильнее злится. Остальные, по-видимому, понимают его состояние; Намджун посоветовал идти домой и отдохнуть, что он сейчас с радостью и сделает. Юнги не нужно смотреть на тренирующихся друзей и мучиться мыслями о том, чем они все поплатятся за его глупость.

— Я сам могу дойти, — он отказывается от помощи.

Да, прыгая на одной ноге и практически таща за собой другую. До школы утром его подвёз брат, и, на самом деле, предлагал отвезти и обратно, но Юнги отказался: ему не нравится быть от кого-то зависимым, и даже со сломанной ногой Мин Юнги остаётся таким же упёртым.

— Ты уверен?

— А по мне кажется, что не уверен? — спрашивает он, не сразу осознавая, как резко это будет звучать, если говорить без смеха (и всё-таки издает смешок в конце, чтобы избежать всяких недопониманий). — Я могу дойти до дома сам, Юджин-а. Не беспокойся обо мне.

Юджин робко улыбается, а Юнги не понимает, почему девчонки вечно такие упрямые.

— Тогда ладно, — отвечает она, разворачивается, проходит несколько шагов от ворот, а потом останавливается и опять оглядывается на Юнги: — Точно уверен?

Ему приходится бесконечно напоминать себе, что он разговаривает не с Пак Чимином, которому можно просто крикнуть «да свали ты уже».

— Господи, да уверен я! — и он опять усмехается, чтобы не казаться слишком грубым, а потом жестом показывает ей уходить.

Он Юджин не ненавидит, просто не любит полагаться на других. Девушка, наконец, исчезает из вида, и Юнги вздыхает. Вот и настало время мучительного путешествия домой. Таща за собой бесполезную ногу, он медленно двигается в нужную сторону. Дорога обычно занимает минут тридцать от силы, но сегодня растянется неизвестно насколько, с его-то нынешним состоянием.

Мысли крутятся вокруг Чимина — интересно почему парень даже не появился сегодня в школе? Обычно Юнги идет домой в более поздние часы, поэтому сейчас его с тёплой улыбкой приветствует голубое небо, к которому он, как и всегда, поднимает взгляд. Может, все не так плохо: успеет сполна насладиться видом, хромая по дороге.

И в этот момент он слышит шум приближающегося велосипеда и очень знакомый голос, зовущий его по имени.

Юнги, нахмурившись, переключает внимание с неба на этот голос позади себя. Конечно, тот самый мальчишка, которого сегодня не видели целый день.

— Ты разве не на тренировке должен быть? — спрашивает Юнги, не прекращая хмуриться.

Чимин на велосипеде потихоньку замедляется, приближаясь — только тогда старший понимает, что сидит мальчишка на его собственном велике:

— Погоди, ты что, мой велик спёр?

Чимин, залившись краской, запускает пальцы в волосы, взъерошивая их, сглатывает и шепчет:

— Вроде того…

Юнги закатывает глаза, зная, что если сейчас это не остановит, то услышит очередное «прости».

— Господи, да не злюсь я, хватит корчить такое виноватое лицо, — перебивает он мальчишку, разворачивается в изначальном своём направлении, и продолжает идти.

— Хён, подожди, я, вроде как…

— Что?

Чимин едет немного вперед, обгоняет его, останавливается прямо перед Юнги, не позволяя ему сделать ни шагу дальше, и объявляет:

— Я чувствую себя виноватым, поэтому предлагаю отвезти тебя домой.

Юнги вопросительно выгибает бровь, пытаясь понять, что мальчишка вообще несёт. Велосипед тот же, с которого он навернулся только вчера, когда подпорка под ногой сломалась и отлетела. Чимин тогда, кстати, тоже упал, но заработал лишь несколько царапин — со сломанной ногой не сравнить. С самим же велосипедом ничего не случилось, но предложение подвезти Юнги — просто верх нелепости: это же невозможно! Как ему вообще держаться на велосипеде со сломанной ногой? Именно об этом Юнги думает, пока не замечает, что Чимин сделал.

— Подожди, ты что, починил багажник? — спрашивает он, указывая на сиденье сзади и отремонтированный штырь на колесе.

Чимин немного краснеет перед тем, как медленно кивнуть.

— Ты прогулял школу, чтобы украсть мой велик и прикрутить к нему багажник?

Кусает губу и кивает снова. Этот мальчишка просто невозможен.

— Я стащил его, как вчера, хён. Пытался сам починить, но в итоге пошёл в мастерскую к твоему отцу и попросил помочь, — тихо бормочет Чимин. — Но они не знают, что я украл его, не волнуйся. И про…

Юнги останавливает его взмахом руки, опять прекрасно зная, что Чимин собирается сказать.

— Нет, хватит. Хватит извиняться, или я тебе тоже ногу сломаю, и будут у нас с тобой одинаковые гипсы, — грозится он. Ещё со вчерашнего дня достало слушать бесконечные извинения.

Чимин сглатывает:

— Ну, если ты не разрешаешь мне извиниться… — мальчишка немного заикается, — то разреши отвезти тебя домой, хён.

Юнги собирается снова сказать «нет», просто потому что ненавидит, когда ему помогают — он всегда полагается только на себя — но вспоминает, каким разбитым выглядел мальчишка пару дней назад, плача навзрыд. Он вспоминает вечно жалостливое выражение на лице Пак Чимина, и сам не понимает, почему эта мысль заставляет его поменять своё решение, но еще один брошенный взгляд на свой отремонтированный велосипед убеждает окончательно.

— Хорошо, — отвечает он, а Чимин опять светится от радости. Так просто.

— Я буду лично отвозить тебя домой, пока твоя нога не заживет, хён. Каждый день, обещаю, — заявляет он, так и лучась счастьем.

Юнги фыркает:

— Ты еще пожалеешь о своих словах, Пак Чимин.

Если коротко: у меня теперь есть раб.