Для Юнги первый день летних каникул начинается странно: в окно стучит камень. Внимания он на стук не обращает, продолжает лежать, завернувшись в одеяло, как буррито, и наслаждается теплом и мягкостью ткани. Когда стук раздаётся снова, его бровь дёргается, и Юнги мычит бессвязные звуки в подушку. Третий камень оказывается побольше и каким-то образом пробивает окно, залетая в комнату с громким звуком бьющегося стекла. Теперь, когда окно больше не глушит шум с улицы, слышно громкие крики и вопли.

— О господи, Намджун-хён, ты разбил окно Юнги-хёна! — отдалённо сквозь сон он улавливает звуки, напоминающие голос Тэхёна.

— Ты труп, Намджун. Серьёзно, тебе просто не жить, — на этот раз Сокджин.

— Погодите, Юнги-хён до сих пор не проснулся? Что за… — уже Чонгук.

— Ну, это же Юнги-хён, — добавляется голос Хосока.

— Хён, просыпайся! — а вот Чимин орёт так громко, что Юнги мгновенно выныривает из сна.

Он стонет недовольно, ворочается, пытаясь ухватиться за остатки сладкой дремоты, отпускать которую ещё не готов, но, увы, Гипнос от него уже отвернулся, и сон постепенно уходит. Спасибо этой кучке идиотов.

— Хён, просыпайся, уже девять часов! — опять вопит Чимин.

Юнги, наконец, выбирается из кровати, бежит к окну (напрочь забыв, что у него сломана нога, и поморщившись на первом же шаге) и орёт в ответ:

— Заткнитесь, мудаки!

(Где-то на фоне слышно голос матери: «Юнги, не выражайся!»)

— Смотрите, он проснулся, — Тэхён хихикает, указывая на него.

— Чёрт бы вас побрал. Кто разбил мне окно?! — кричит Юнги, замечая дыру в стекле. Через неё видно шестерых друзей, пятеро из которых тыкают пальцами на Намджуна.

— Спускайся, Юнги. Мы честно тебя ждали, — говорит Сокджин с улыбкой.

— Зачем ждали? — уточняет он со всё еще полузакрытыми глазами.

— Чтобы отправиться в приключение, конечно! — восклицает Тэхён. — Мы обещали Чимину, что покажем ему железную дорогу Аураджи!

Честно говоря, что там он вчера наобещал, Юнги не помнит, потому что в большинстве случаев просто кивал, полностью погружённый в мысли обо всех тех делах, которые запланировал сделать в одиночку.

— Сегодня, что ли? И почему вам обязательно надо идти в такую несусветную рань? — жалуется он.

Они вчера на холме развлекались до двух часов ночи, а после такой активности следует спать без перерыва часов двадцать.

— Серьёзно, Юнги, уже девять часов. Для нормальных людей это не «несусветная рань», — заявляет их старший.

— А для меня рань! — стонет Юнги перед тем, как вернуться в свою крепость из подушек и натянуть на голову одеяло.

Он слышит, как друзья ворчат, снова зовут его, но лишь стискивает зубы, накрывает ухо подушкой и пытается снова уснуть, хотя понимает, что уже бесполезно. Чёрт, да даже если бы он не смог больше спать, он бы с радостью провалялся здесь весь день.

Но у него есть друзья — упёртые, как бараны, тупые, безумные и громкие, хотя следующее, что Юнги осознаёт своим сонным мозгом — это отсутствие их голосов. Он искренне радуется, усмехается в подушку — угомонились, наконец — закрывает глаза и думает, что, может быть, даже сумеет уснуть во второй раз.

Как же он ошибается, ведь вся эта толпа врывается в его комнату. Тэхён сразу запрыгивает на кровать, а Хосок верещит прямо в ухо:

— Проснись, Ю-ю-ю-юнги-и-и-и!

Сокджин в это время стаскивает с него одеяло, а когда Чимин тянет пальцы к его бокам и начинает щекотать, Юнги окончательно просыпается во второй раз, дёргаясь и приглушённо смеясь, и уже мысленно планирует массовое убийство и организацию похорон.

+.-.+

По сути, Йоранмёном называется группка мелких деревень в уезде Чонсон провинции Канвондо, но сам город Йоран — где Юнги проводит большую часть времени (учитывая, что именно там, в самом центре, расположена школа) — небольшой по площади и окружён двумя реками: Сончон и Гольджичон. Город действительно маленький, и единственные достопримечательности — это станция Аураджи и мелкий магазинчик в виде рыбы (в который Юнги никогда не заходил). Помимо этого приезжие, наверное, могут развлечься поездкой в вагончиках по рельсам через весь город, от самой горы Ночусан на севере, хотя сама железная дорога начинается в Канныне на побережье и тянется к западу до самого Сеула. Туристам предлагают сесть на маленькую платформу и не спеша проехаться вниз по железной дороге, любуясь сначала сверкающей рекой Сончон, а затем и длинными рядами прекрасных зелёных полей. Часть железной дороги даже проходит через туннель — и именно в это удивительное место они и направляются.

Идут они по железной дороге пешком. Обычные туристы должны заплатить, чтобы занять своё место на платформе, но только не они — и даже не Юнги с костылями в руках. С его стороны было глупо поддаваться на уговоры друзей, и ещё глупее — тащить свою сломанную ногу столько километров по каменистым дорогам и холмам.

Но, всё-таки, своих друзей он любит до такой степени, что согласился (естественно, признавать эту любовь он не собирается). Они идут вниз вдоль дороги от станции Аураджи мимо депо с неподвижными паровозами и вагонами, пока не добираются до северной части города и восточной части Сончонгыль, что рядом с рекой Сончон, и Юнги любуется на сверкание её водной глади, когда они проходят мимо.

— Всё в порядке, Юнги? — интересуется Сокджин.

— Ну, если не считать того, что одна нога у меня сломана, а вторая чертовски болит, то да, в порядке, — отвечает он с циничной улыбкой.

Примерно через час, когда реки больше не видно, а дорога ведёт уже через луга, Юнги начинает спотыкаться. Он останавливается ненадолго, вытирая пот со лба, и оглядывается: его окружает чисто-зелёное поле, покрытое травой, словно ковром, и красиво контрастирующее с голубым небом над головой. Улыбка невольно появляется на лице, ведь, какой бы утомительной ни была вся эта прогулка, ненавидеть развернувшуюся перед взором картину просто невозможно.

Друзья уже ушли вперед, и, если он сейчас же не поторопится, то останется тут один, правда вот торопиться со сломанной ногой не хочется. Но Чимин впереди, который смеётся над чем-то вместе с Тэхёном, вдруг оборачивается и видит отставшего Юнги. Мальчишка тут же прекращает болтать и возвращается назад.

— Эй, хён, ты в порядке? — спрашивает он, когда подбегает поближе.

— Да в порядке я, мелкий, просто идите без меня. Отдохну немного, — отвечает Юнги, наклоняясь и массируя ногу, которая болит от того, что он столько времени на ней хромал.

— Нет, я останусь с тобой, не волнуйся. Или, хочешь, позову остальных и…

— Да всё нормально, просто…

Просто Юнги такой человек, который не желает обременять других и ловить в свою сторону жалостливые взгляды. Да, у него сломана нога, но он прекрасно знал, на что подписывался, когда соглашался идти, и поэтому справится сам.

— Не напрягайся слишком сильно, хён. У тебя нога сломана, мы же понимаем.

— Это не оправдание.

— Вполне себе оправдание!

— Ну, оно не остановило вас от того, чтобы вытащить меня сюда, так что и меня не должно останавливать, — упирается Юнги.

— Ладно. Если не соглашаешься отдыхать, то мне придётся идти на крайние меры, — заявляет Чимин.

Юнги хочет спросить, что за крайние меры такие, но прежде, чем успевает, мальчишка внезапно подхватывает его за поясницу и под коленями, и только, когда его ноги отрываются от земли и оказываются в воздухе, он осознает, что Чимин держит его, как принцессу. Ёбаный стыд.

— Ах ты сопляк, поставь меня на землю, сейчас же! — шипит Юнги, пытаясь выкрутиться из чужих рук и по ходу дела заехать Чимину костылём.

— Боже, хён, хватит так вертеться, а то я правда тебя уронить могу, — говорит Чимин, удерживая на руках слишком сильно извивающегося Юнги и одновременно уворачиваясь от костылей.

— Это позор просто. Поставь меня на место! — кричит старший.

— Господи, упрямый хён, успокойся, — Чимин делает шаг вперёд, каким-то чудом умудряясь до сих пор не уронить свою вертлявую ношу.

— Я требую, чтобы ты поставил меня на землю, а то тебе будет очень больно! — заявляет Юнги, и сразу же сильно стучит Чимину по голове.

Сработало: мелкий вздрагивает и случайно роняет его. Нога, судя по ощущениям, ломается во второй раз (хотя это, наверное, произошло ещё в последние пару дней, когда он слишком много ходил). Юнги отбивает себе задницу и потирает её, а Чимин стоит перед ним, уперев руки в бока, явно готовый начать читать нотации.

— Ладно, даю тебе на выбор два варианта: или ты прекращаешь вертеться и я несу тебя на спине, или продолжаешь, но будешь сидеть на руках как принцесса всю дорогу, хён, — говорит он.

Юнги усмехается. Естественно, ни один из вариантов он не выберет. У Мин Юнги есть такое качество, которое называется гордостью, и он готов защищать её по́том и кровью. Да ни за что на свете никто не увидит слабого Мин Юнги — настолько слабого, что его будет нести какой-то жалкий сопляк, который, к тому же, ещё и намного ниже ростом (всего на один сантиметр, на самом-то деле, но всё равно). Короче, Юнги ни за что не будет…

+.-.+

…нести Чимин, так как, по словам Намджуна, он только всех тормозил. После этой реплики Юнги рычит, огрызается, мол, не надо было вообще его сюда тащить, но, естественно, все просто идут дальше, отметив, что ворчливый старикашка Мин Юнги со своими протестами — это норма. Друзья впереди, вокруг всё еще расстилается зелёное поле, а Юнги обхватывает руками Чимина за шею, пытаясь удержаться на спине мелкого. Его костыли у Чонгука и Тэхёна, и те размахивают ими, как мечами (они притворяются рыцарями, сражающимися за даму сердца, чью роль играет Хосок, издавая странные задушенные звуки и — как всегда — вереща). Намджун с Сокджином шагают впереди всех и разговаривают о чем-то.

— Это нелепо, — бурчит Юнги.

— Расслабься, хён. Я просто несу тебя на спине. Со всеми такое бывало. И ты тоже меня один раз так нёс, — отвечает Чимин радостно. Он вообще кажется каким-то слишком счастливым в этой ситуации. Видимо, очень любит наблюдать, как один определённый Мин день ото дня прощается со своей гордостью.

— Разве носил? — Юнги честно не может припомнить, когда подобное случалось.

Чимин прокашливается, прежде чем ответить приглушённым голосом:

— Да. Помнишь, хён? Когда я с родителями поругался.

Вот теперь вспоминает. Чимин тогда ноги поранил — не надел ничего перед тем, как лезть в окно, а потом пустился бежать, босой, по дороге. Почему-то в мыслях всплывает ещё, как он на тех же самых ногах бегал на следующий день по всему Йоранмёну в поисках Юнги.

— А, точно. Ну, тебе тогда это было нужно, — протягивает он, вспоминая то жалкое выражение на лице Чимина, то, каким печальным он выглядел. Из-за этих картин в голову приходят мысли о случившемся вчера, и почему-то руки невольно стискиваются в кулаки, а в груди что-то сжимается.

— Ну, а тебе это нужно сейчас, хён. Ты идти-то едва можешь.

— Всё я могу. Чтоб тебя, я весь путь обратно пройду сам, вот увидишь.

— Пройдёшь? Ты хотел сказать, проползёшь?

— Заткнись, Пак Чимин. И вообще, ты тяжёлый, — Юнги шутливо отвешивает мальчишке щелбан.

— Ты тяжелее! — возмущается Чимин. — Велик не просто так сломался, знаешь ли. Ничего не случалось, когда сзади стоял я.

— Он сломался, потому что ты — плохой водитель!

— Да сам посуди, хён. Мы упали, и ты сломал себе ногу, потому что ты свалился первый.

— Я сломал себе ногу? Разве это не ты мне её сломал? — спорит Юнги, выделяя голосом «ты» и тыкая мальчишку пальцем в затылок.

— Вот поэтому я беру на себя ответственность и несу тебя. Я же джентльмен, хён, — смеётся Чимин, на что старший в ответ лишь усмехается.

Они замолкают, приближаясь к ряду деревьев, что встречают их зелёными кронами и ветками, раскачивающимися на ветру — словно руками машут, приветствуя и приглашая. Юнги поднимает голову к небу и закрывает глаза. Ветер очень приятный, и можно даже почувствовать запах лета в воздухе, если лето вообще можно учуять, а когда шея начинает болеть, Чимин вдруг зовёт его по имени тихим голосом, больше похожим на шёпот.

Юнги приоткрывает один глаз, хмыкает, давая понять, что услышал, но этот сопляк только качает головой и бормочет:

— Ничего, хён, забудь.

И Юнги удивлён, как же хорошо он теперь знает этого человека по имени Пак Чимин, если сразу понимает, что сказанное таким тоном «забудь» не подразумевает своего буквального значения.

— Ага, щас. Лучше говори, что хотел, Пак Чимин, а то больно будет, — угрожает он, замахиваясь кулаком и легко стуча младшего по голове.

— Н-нет, правда, просто забудь.

— Да ладно тебе, хочешь же что-то сказать.

Он может поспорить, что Чимин сейчас сглатывает тревожно и опять опускает взгляд вниз — даже смотреть не надо на лицо мальчишки, чтобы знать, какое выражение у него сейчас. Чимин глубоко вздыхает, прежде чем задать вопрос, и Юнги не может не заинтересоваться, что же такое у него сейчас могут спросить. Что-то серьёзное, способное повлиять на их дружбу? Может, он услышал о Юнги что-то плохое? Или, возможно, хочет сказать нечто важное. О Сеуле? Неужели Пак Чимин наконец-то решился…

— Хён, тебе нравится Юджин?

Юнги моргает. Такого он не ожидал.

— Что?

— О боже, нет, просто забудь, что я вообще спрашивал, — лопочет Чимин, судя по голосу, смутившись.

— Ты где такое услышал? — спрашивает Юнги, нахмурившись, потому что, ну правда, что за вопрос такой? Неожиданный, это уж точно. — От Намджуна? Господи, не верь ты всему, что он болтает.

Чимин не сразу, но отвечает:

— Нет, ни от кого я это не услышал, — шепчет тихо.

— А что тогда?

— Ну, знаешь, хён, мне просто… любопытно. Ты тогда говорил, что Минджу с девочками симпатичные, и я подумал…

— Ну да, они симпатичные, но это же не обязательно значит, что я хочу встречаться с кем-то из них. Да и какая разница-то? Тебе нравится Юджин, но ты боишься, что и мне тоже?

К этому времени они уже добираются до конца поля и оказываются под деревьями, под зелёной крышей, что скрывает голубизну неба.

Чимин медленно качает головой.

— Нет, — мальчишка шепчет тихо, но всё равно слышно. — Мне не Юджин нравится.

Юнги хочет порасспрашивать, подразнить мелкого за его скрытую симпатию к кому бы то ни было, но внимание привлекает звук, напоминающий крик птеродактиля. Он смотрит вперёд на трёх идиотов и видит, как Хосок размахивает костылями, словно крыльями, притворяясь птицей, а Чонгук с Тэхёном бегают за ним, изображая танец индейцев для вызова дождя или что-то похожее. Юнги орёт на этих придурков, кричит — в частности, Хосоку — чтобы прекращали играть с костылями; в ответ они шумят только сильнее, а Юнги жалеет, что вообще знаком с этими людьми.

Он забывает про прерванный на середине разговор, когда три идиота подбегают к нему, дразнятся, снимают со спины Чимина, усаживают на плечи между Чонгуком и Хосоком и притворяются на этот раз, что он — индейский вождь (а Юнги ругается, орёт на них, вертится, конечно, но не сильно — слишком уж он высоко над землёй, и падать неохота).

Да, он совершенно забывает про слова Чимина, и — что самое важное — не слышит тихий шёпот мальчишки, что стоит сзади, наблюдая за тем, как возятся с Юнги его три друга, улыбается и позволяет коротким словам сорваться с губ:

— А ты.

+.-.+

Они идут под деревьями, углубляются в лес, всё дальше и дальше от Йоранмёна. Из дома они вышли почти два часа назад, и к этому моменту Юнги успел покататься на спине почти всех шестерых и окончательно потерять свою мужскую гордость (преувеличивает он, естественно).

Сейчас они должны находиться где-то недалеко от горы Ночусан в северной части города. Деревья выстраиваются в ряд уже по обеим сторонам железной дороги, которая ведёт к бетонному строению — и Юнги понимает, что они близко, а Чимин уточняет у Сокджина, действительно ли сюда они и направлялись.

Если холм нашёл Тэхен, то этот туннель железной дороги Аураджи отыскали Юнги и Намджун, когда ещё учились в средних классах, со старшими хёнами, что выпустились несколько лет назад. А произошло это после школьной поездки на автобусе в Гучорангил. Проезжая мимо этого туннеля по шоссе наверху, заинтересовавшиеся подростки высунули головы в окно, чтобы рассмотреть его получше, разглядели железную дорогу рядом и задумались, не соединена ли она с той, что в Аураджи. А потом уже детское любопытство подтолкнуло их попробовать проследовать вдоль дороги, что они и сделали одним летним днём, похожим на этот.

Чем ближе к туннелю, тем более взбудораженным становится Чимин, а Юнги, которого, наконец, опустили на землю, хромает вперед. Одно ответвление в этом туннеле недостроенное и находится прямо под шоссе, а само строение располагается в такой глуши, что сюда даже бездомные не заходят.

Но зато сюда добирается группка правонарушителей во главе с Намджуном, который ведёт их внутрь через дальний вход. Юнги уже видит впереди потрёпанный диван и самодельные сиденья, оставленные ими много месяцев назад, которые никто за это время и не тронул, а прямо посередине стоит бочка, с помощью которой они разводили костёр. Как-то летом они приходили сюда с ночёвкой и очень хорошо провели время, хотя проснулись тогда утром искусанные комарами где только можно.

Чимин вскоре заявляет, что это место потрясающее, и улыбается, заметив граффити на стенах — по большей части авторства Чонгука (кто бы мог подумать, что их мелкий ещё и рисует хорошо). К расписыванию стен приложил руку каждый — все из баскетбольной команды Пуленепробиваемых парней написали что-то, даже хёны, которые уже закончили школу. Стена, покрытая их собственными метками, словно принадлежит только им, и, конечно, у Чимина при виде этого на глаза наворачиваются слёзы, а уж тем более, когда Тэхён достаёт баллончик с краской из рюкзака и торжественно вручает, чтобы и он написал здесь своё имя.

Остаток дня они проводят на старом диване вокруг костра, рассказывая истории за парой сигарет. Юнги обычно курить отказывается — плохо это для лёгких, а они ему нужны для баскетбола — но после тэхёнового «что за нахер вообще» пожимает плечами и тоже затягивается. Весь день они просто резвятся, развлекаются, смеются с выражений лиц друг друга (и над Чимином, который впервые попробовал курить и закашлялся сразу же, как, впрочем, все и ожидали). Впервые Юнги зачитывает свой рэп вместе с Намджуном, демонстрируя, над чем постоянно так трудится в своём блокноте, Хосок встаёт и под их читку начинает танцевать, одновременно битбокся, а Тэхён с Чонгуком в ритм топают ногами по земле и стучат парой пустых бутылок из-под соджу.

— Чимин, ты же тоже танцуешь? — вспоминает вдруг Тэхён.

Естественно, сопляк сразу смущается, краснеет и пытается как-то выкрутиться, но, конечно же, они заставляют мальчишку подняться. Он откашливается, повторяет, что не танцевал уже несколько месяцев, но они все равно задают ему бит, и Чимин закрывает глаза.

Закрывает глаза и танцует, двигаясь плавно, как вода. Он делает то же самое, что и Хосок — тот же самый поппинг и локинг — но выглядит оно по-другому. Да, Юнги в танцах не шарит, но точно может сказать, что смотрит сейчас на нечто прекрасное.

Следует поблагодарить Сокджина за то, что старший взял с собой кое-какие закуски и приготовленный бэнто. Они едят, Хосок после этого засыпает, а остальные раскрашивают ему лицо, пуская по кругу очередную сигарету и подкалывая Чимина за его неудачную затяжку, и смеются так, что животы болят. Они разговаривают о многом, но тему будущего не поднимает никто, чему Юнги очень рад.

Потому что он не хочет думать ни о будущем, ни о прошлом. Он просто хочет запомнить Йоранмён и свою маленькую банду друзей именно такими, как в этот летний день.

Мы отвели сегодня сопляка в железнодорожный туннель. Он был Мы были счастливы.