Доктор снимает гипс через неделю после поездки в Каннын, и — спасибо перенапряжению пострадавшей конечности и всем их подростковым проделкам — теперь Юнги до конца жизни останется со слегка искривлённой ногой. Сокджин замечает, что хотя бы в баскетбол он по-прежнему играть может, а Юнги шутливо благодарит судьбу за то, что ухаживал за ним не Намджун — такая забота его ноге только бы навредила, он искренне в это верит (и шутит, что Намджун убил бы его одним лишь прикосновением).

Баскетбол не прекращается, и впервые после снятия гипса Юнги присоединяется к игре, ликуя от того, что снова может бегать на своих двоих. Летние каникулы подходят к концу, и они стараются успеть сделать как можно больше за оставшееся время: гуляют везде, один раз даже снова выбираются в железнодорожный туннель Аураджи (идея оказывается плохая, потому что на следующее утро возвращаются обратно с укусами комаров по всему телу).

Как и обещали, они проводят один день вместе с девочками из компании Минджу — на этот раз отправляются в Чунчон. Как жителям маленького городка, которые горы видят каждый божий день, никому не интересно ехать к Сораксан* или в Национальный Парк Одасэн, где туристов летом, что муравьёв — наоборот, они предпочитают посетить большие города, затеряться в их суете на многолюдных дорогах. Юнги признаёт: есть что-то волнующее в висящей в воздухе пыли и громких звуках сирены. Чунчон не может сполна предоставить ему то, чего он желает так страстно, так отчаянно ищет в жизни, но поездка лишь доказывает Юнги, что, действительно, его потерянный соулмейт, которого он ждёт и к которому стремится — это Сеул.

В поезде на пути в Чунчон он радуется, что не приходится смотреть, как друзья-придурки сражаются на самодельных мечах из костылей. Из-за присутствия девушек они, по большей части, держат своё безумие под контролем и просто разговаривают. Наконец-то, спустя годы непрекращающихся безумств и идиотизма, узнали о таком понятии, как стыд. Путешествовать с девчонками оказывается здорово, ведь понабирали они еды столько, сколько Сокджину в жизни с собой не взять (а Юнги от халявной еды никогда не отказывается). Юджин предлагает очередной бэнто, и они всю поездку сидят рядом и разговаривают — по сути, без перерыва подшучивают над Сокджином и Минджу, которые специально устроились на несколько сидений впереди остальных, чтобы заниматься чёрт знает чем.

Сокджин практически светится, когда они приходят на улицу Мёндон, и его приходится оттаскивать едва ли не от каждого киоска с едой. Девочки ходят по магазинам, Намджун тоже ходит по магазинам, а Юнги не устаёт повторять последнему, что вся одежда, которую тот примеряет, смотрится нормально (Юджин шутит, что Намджун словно его девушка, на что Юнги хмурится). После они отправляются на Намисом — остров недалеко от Чунчона — и любуются на аккуратные ряды деревьев. Юнги в этот раз взял камеру, и поэтому снимает всё вокруг. С этой стороны линзы ему намного комфортнее, чем с другой — не то, что Намджуну, который поработил Чимина и теперь мучает, заставляя сделать его идеальную фотографию в новом наряде. Юджин тоже просит Юнги её сфотографировать, на что он с радостью соглашается.

— Посмотри на Сокджин-оппу и Минджу-онни, — шепчет она, когда они смотрят получившиеся фотографии.

Взглянув в указанном направлении, Юнги видит этих двоих, шагающих впереди, но всё его внимание привлекают их сцепленные вместе руки.

— Готов поспорить, к началу учёбы они начнут встречаться официально, — усмехается он.

— Серьёзно? Так поздно? — поддразнивает девушка.

— А что? Ты по-другому считаешь?

— Скажу тебе вот что, Мин Юнги: я ставлю пять тысяч вон на то, что они начнут встречаться официально ещё до завтра.

Вот это в Юджин, надо сказать, Юнги нравится. Не то чтобы ему нравилась именно она, но девушка, уверенная настолько, чтобы спорить с ним на что-то, определённо привлекает внимание. Или же просто Юджин единственная из компании Минджу, кто кажется не прочь разговаривать с ним больше остальных.

— Поднимаю ставку до десяти тысяч. Поверь, Сокджин-хён ни за что не отважится предложить ей, — отвечает он, ухмыляясь.

Юджин на это игриво подмигивает, а потом Юнги снова зовёт Намджун, по-видимому, недовольный результатами фотографа-дилетанта Пак Чимина, который, по его словам, «не может сделать идеальный кадр, вечно сдвигает центр на пять сантиметров вправо».

Солнце уже садится, когда они едут обратно в Йоранмён, и Юнги привычно любуется на оранжевое небо, представляя, как приветствовал бы его снаружи нежный ветерок. Все уставшие, но довольные. Намджун удовлетворён количеством фотографий, которые он сможет выложить, Чонгук и Суджи, кажется, сблизились ещё сильнее, а Юна смущается от комплимента Намджуна о своих красных конверсах; Хосок с Тэхёном снова изображают двух отвратительных влюблённых голубков, не желая оставаться в стороне, и даже Джэин робко пытается завести разговор с Чимином.

И, когда они выбираются из вагона — ночь уже опустилась, дороги родного города совсем безлюдные — Намджун, кашлянув, пихает Тэхёна локтем в бок, а тот после этого кричит Сокджину:

— Эй, хён, Намджун-хёну интересно, почему вы с Минджу-нуной держитесь за руки! — орёт он так громко, чтобы услышали все.

А все, на самом-то деле, заметили давно, просто ждали, пока кто-нибудь не укажет на это вслух. Юджин кашляет, Чонгук вторит ей, чихнув, Юна хихикает и толкает легонько идущую рядом Джэин, Намджун отвешивает Тэхёну оплеуху за упоминание своего имени. У Сокджина в этот момент уши пылают, но руку Минджу он не выпускает, даже наоборот стискивает сильнее. Старший заикается, красный, как помидор, пытается связать какие-то слова, а Минджу улыбается и говорит в итоге вместо него:

— Сокджин пытается сказать, что мы официально встречаемся.

За этим следует три секунды тишины (три секунды ровно, Юнги считал про себя), а потом все наперебой поздравляют их, шумят, орут посреди пустой дороги Йоранмёна, хлопают Сокджина по спине, дразнят, а парни по очереди шутливо толкают старшего в плечо.

— Мы думали, что у тебя никогда не хватит смелости предложить ей! — восклицает Хосок.

— К вашему сведению, мне чуть ли не силком вытягивать это из него пришлось, — добавляет Минджу, показывая язык.

— Ну, давно пора, — говорит Намджун. — Мы устали смотреть на ваши отвратительные и очевидные заигрывания.

— Ой, ну хватит. Отвратительные тут Хосок с Тэхёном, а не мы, — отмахивается Минджу, а потом совершенно непринуждённо снова берёт Сокджина за руку.

— Да, мы отвратительные, и, хотя у нас в компании теперь есть официальная парочка, мы всё равно остаёмся самыми отвратительными! — гордо заявляет Тэхён, прежде чем опять начать кривляться с Хосоком, а Юнги жалеет, что у него есть глаза.

— Минджу-нуна и Сокджин-хён всегда так палились, на самом-то деле. Это был всего лишь вопрос времени, — комментирует Чонгук.

Так оно и есть. Ох уж эти притянутые за уши отговорки Минджу, что она всего лишь навещает младшего брата на тренировках. Но они с Сокджином друг другу определённо подходят. Вся компания идёт вниз по улице, не замолкая, потом они решают поужинать у Сокджина (или, как дразнится Намджун, тому просто не терпится поскорее представить матери свою будущую жену).

— Но знаете, не только мы палимся, — тянет Минджу.

Парни все молчат, а девочки лишь хихикают, бормоча что-то неразборчиво и подталкивая друг друга локтями.

— Погоди, что? — Намджун улавливает, наконец, наличие скрытого смысла за хитрой улыбкой Минджу.

— Просто говорю, что мы будем здесь не единственной парочкой, — она ещё больше подогревает интерес.

Юнги плевать, кто там кому нравится — это Намджун любит посплетничать по-ребячески — но то, что говорит Минджу дальше, интригует, ведь она поворачивается, смотрит прямо на него и добавляет:

— Верно, Юнги?

И все взгляды устремляются в его сторону, на что он только удивленно приподнимает брови, не понимая, почему этот вопрос Минджу из всех задаёт именно ему.

— Что? Ну естественно, не единственной, — отвечает он непринуждённо, пожимая плечами. — У нас же уже есть Тэхён с Хосоком.

Минджу смеётся и бросает в его сторону последнюю хитрую улыбку, которая заставляя задуматься, что же такое она скрывает.

— Конечно, Тэхён с Хосоком, — добавляет она, хотя её улыбка явно значит что-то большее, но что именно, Юнги понять не может.

+.-.+

Мать Сокджина, наверное, прекраснейший человек, кого Юнги когда-либо встречал: она почти целую неделю бесплатно кормит шесть голодных желудков и всегда улыбается — сын унаследовал свою доброту явно от неё. С компанией девчонок сегодня они шумят сильнее обычного, а женщина только рада приветствовать их в своём доме.

Сокджин и Минджу сидят рядышком, из-за чего Юна шутит, что у них не обычный ужин, а свадьба. Они наедаются до отвала, разговор о том о сём течёт легко и непринуждённо, и Юнги уверен: все отлично проводят время.

Где-то посередине истории о призраке, которую рассказывает Чонгук, чтобы напугать Хосока до смерти, Юджин садится рядом и напоминает, что он должен ей десять тысяч вон.

— Ты меня просто грабишь, — шутит парень.

— Ну, я предлагала тебе поспорить на пять тысяч, ты сам до десяти поднял, — отвечает она.

— А ты слишком самоуверенна. Ты заявила, что они станут встречаться до завтра. Естественно, это казалось совершенно невозможным.

— Но я же оказалась права?

И тогда Юнги осознаёт:

— Ты знала, да? — Широкая улыбка и смех служат красноречивым ответом. — Это мошенничество!

— Минджу мне рассказала, но я думала содрать с тебя всего пять тысяч, а не десять, — защищается девушка.

— Ну, поздравляю, воровка, тебе удалось меня ограбить, — отвечает он, улыбаясь.

Юджин тоже улыбается в ответ и добавляет, что не деньги она у него хочет украсть, но её заглушает громкий визг Хосока — впрочем, ничего нового — и компания заливается смехом. Юнги оказывается прав: этот день превосходен. Все радуются, приятно проводят время. Сокджин — в конце-то концов — официально встречается с Минджу после нескольких лет отвратительно очевидного флирта, Намджун доволен миллиардом фотографий, которые нащёлкал сегодня. Все смеются и разговаривают.

Во всяком случае, Юнги так думает.

Потому что один из них не смеётся. Один из них держит улыбку на лице маской как может, хотя для него остаток дня превращается в пытку такой силы, которой он совсем не ожидал.

И, конечно, эту улыбку — как и ту, самую первую — Юнги тоже не замечает.

(Юнги замечает, когда Чимин плачет. А если плач — это слёзы, стекающие по щекам, то, действительно, ничего подобного сегодня не происходило.

Но сердце Чимина способно лишь плакать, если дело касается Мин Юнги)

+.-.+

Сегодня воскресенье, значит, следующий день будет воплощением ада. Ад поджидает завтра на рассвете, когда в список насущных дел опять добавится школа, и Юнги лишь хочет провести это последнее воскресенье спокойно, исключив из своих планов всё, что связано с глаголами движения. Он бы с радостью спрятался в коконе из подушки и одеяла, дремал бы целый день, пока голова не заболит, а голод не заставит совершить путешествие до кухни с целью найти там что-то съедобное, чем он сможет спасти себя от страданий.

Сегодня воскресенье, и Мин Юнги заслуживает этот блядский сон, которого лишался из-за тупых выходок, куда его вечно втягивали друзья. Сегодня воскресенье, а его будит стук в дверь (ну, на этот раз хотя бы стучат в дверь, а не камень в окно прилетает).

Он ворчит, притворяется, что непрекращающийся стук ему просто снится, но, увы, кто бы там ни стоял за дверью, он не уходит, продолжая тарабанить по дереву. Юнги надеется, что сможет потерпеть достаточно времени, чтобы этот человек отбил себе все костяшки.

— Юнги, открой, пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Это твой любимый хён, — слышен голос из-за двери.

Со стоном он вытаскивает себя из кровати, и из всех возможных гостей видит перед собой Сокджина, одетого слишком нарядно, словно на свидание собрался.

— Во-первых, нет, ты не мой любимый хён. Тот факт, что ты единственный в нашей компании старше меня, не делает тебя моим любимым хёном. Во-вторых, что ты тут забыл? — спрашивает Юнги, взъерошивая своё гнездо на голове.

— Мне нужна твоя помощь, Юнги. Можешь пойти со мной? Мы с Минджу собрались сегодня в Чонсон, посмотреть фильм. Пойдём с нами? Пожалуйста, пожалуйста!

Юнги кажется, что он до сих пор витает в каких-то сонных грёзах, потому что в словах Сокджина смысла не улавливает совершенно.

— Что? Зачем мне идти с вами? Вы можете посмотреть фильм вдвоём.

— Да, можем, но мне нужен ты, Юнги. В качестве помощника.

— Ты какую-то ерунду несёшь. Вы же уже встречаетесь, зачем тебе помощник? — недоумевает Юнги, а потом разворачивается и закрывает дверь, очевидно давая этим понять, что отвергает нелепую идею Сокджина.

Но, естественно, тот продолжает вести себя странно. Он останавливает дверь рукой и упрашивает пойти. Всё-таки, Юнги не просто так ни с кем не встречается: он не понимает, что творится в голове у тех, чей мозг затуманен мыслями о любви. Нормальные люди захотели бы провести время наедине со своей второй половинкой, но Ким Сокджин просит о его присутствии на свидании (тихий голосок в голове замечает, что если бы на месте старшего сейчас находился пошляк Намджун, то Юнги бы на полном серьёзе заподозрил, что так называемое «свидание на троих» окажется групповухой).

— Пожалуйста, Юнги, только один раз. Ты мне нужен.

— Нет, хён. Уходи, я спать хочу, — хмурится Юнги.

— Пожалуйста. Я приготовлю тебе ужин.

— Нет, уходи, хён, я…

— Неделю. Буду приносить тебе бэнто в школу каждый день.

— После такого количества кунжутного масла, как в твоей стряпне, не выживают, хён.

— Месяц! Буду готовить для тебя целый месяц!

— Ты не подкупишь меня едой, хён. Я…

— Говядина три раза в неделю!

+.-.+

Будь Юнги суперменом, криптонитом для него являлась бы еда. Он в итоге соглашается на предложение Сокджина, хотя и не понимает, зачем понадобился старшему на так называемом свидании, и вот они сидят вдвоём на станции в ожидании Минджу. Юнги сегодня не понимает вообще ничего. Сокджин почему-то ещё и раскомандовался, когда он вышел из комнаты в простой футболке и джинсах (мол, одеться надо было покрасивее). Чувства стиля у Юнги нет от слова совсем, поэтому он делает ставку на простоту, как у Чонгука: тот всегда просто комбинирует одну из своих цветастых футболок с джинсами.

Тут Сокджина зовёт знакомый голос, и Юнги видит две фигуры. Минджу приближается к ним не одна — за ней сзади следует Юджин. Юнги хмурится. Ему никто не сказал, что Юджин тоже придёт. Хотя какая разница.

В этот раз Сокджин с Минджу вместо своего обычного мерзкого воркования ведут себя, как молодожёны, оставляют их вместе с Юджин позади, из-за чего Юнги опять задаётся вопросом, зачем он тут вообще понадобился.

— Ты и правда пришёл, — говорит Юджин, шагающая рядом и прямо сияющая от счастья.

— Нет, не пришёл. И с Мин Юнги ты сейчас не разговариваешь, — шутит он.

— Очень смешно, — отвечает она с сарказмом.

— Ну, что я могу сказать? — пожимает плечами Юнги. — Сокджин сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

— Так ты здесь только из-за еды? — лукаво смотрит на него девушка.

— Ну да, естественно. А почему ещё? — отвечает он с хитрой улыбкой.

В глазах Юджин мелькает осторожность — или что-то похожее на неё — но затем она улыбается, тепло и нежно.

— Я всё равно рада, что ты пришёл, — говорит она мягко.

День проходит вполне нормально. Они вчетвером смотрят какое-то кино, потом едят в неплохом ресторанчике (его кошелёк слезами заливается). Наблюдая, как Сокджин ведёт себя с Минджу, словно муж, Юнги в который раз пребывает в недоумении о своей роли здесь в качестве (цитата) «очень нужного Сокджину человека», но в итоге бо́льшую часть времени болтает с Юджин, которая кажется счастливее, чем когда-либо.

В общем, странный день оказывается даже хорошим, хотя, когда они возвращаются в Йоранмён, Юнги только и мечтает, как бы поскорее упасть головой на подушку. Минджу с Сокджином стоят на станции и прощаются уже чёрт знает сколько времени, а Юнги нетерпеливо притоптывает ногой, грозясь, что уйдёт один, если Сокджин не поторопится и не пошевелит булками.

Уже совсем темно. Они расходятся, каждый в свою сторону, Минджу на прощание машет рукой и говорит, что это было хорошее «двойное свидание», и что надо как-нибудь повторить. Юнги остаётся вместе с Сокджином, они идут по дороге, потом тоже расходятся по направлению к своим домам, и он вздыхает, поднимая глаза вверх. Ночное небо, как и всегда, ждёт его — единственная константа в жизни, нечто неизменное. Произойти может всякое; и неважно, дерьмовый был день, или же прекрасный — небо в любом случае будет оставаться для Юнги одним и тем же, словно напоминание о том, что завтра наступит, и звёзды всегда будут приветствовать его в этом маленьком городке, который он столь сильно ненавидит и столь же сильно любит.

Подходя к дому, он размышляет о том, что надо бы записать это всё в блокнот, прикидывает, насколько хороший окажется завтра первый учебный день. Трудно поверить, что прошло уже полгода. Половина последнего учебного года в школе, полгода жизни в Йоранмёне. Полгода детства. Впереди ждёт вторая половина, прежде чем придётся повзрослеть. Ещё полгода прогулок до дома под звёздами, полгода баскетбола каждый четверг, полгода смеха и идиотизма с друзьями, полгода…

— Чимин?

Перед домом его ждёт полусонный Пак Чимин, сидящий на бордюре.

— Что ты здесь делаешь?

Чимин моргает, а после расплывается в улыбке:

— Я хотел пригласить тебя на ужин. Бабуля приготовила много всего, и сказала, что было бы здорово, если бы я тебя позвал, — объясняет он, поднимаясь на ноги, — но тебя целый день дома не было.

Юнги лишь пожимает плечами. Изначально он как раз и планировал провести дома целый день, пока один Ким Сокджин со своей нелепой просьбой всё не испортил.

— Где ты был, хён? Я думал, ты будешь сегодня в комнате спать, не выбираясь, — говорит Чимин, улыбаясь. — Хотел тебя подоставать. Мы могли бы снова пойти посмотреть на звёзды.

Улыбка Чимина. Та самая улыбка, которую он любит: когда глаза мальчишки практически исчезают, и он всем своим видом излучает счастье. Полнейшая противоположность плачу, свидетелем которого Юнги становился слишком часто.

— Да, я так и хотел сначала, но в итоге пришлось поехать в город с Сокджином и Минджу.

Чимин удивленно приподнимает бровь:

— С Сокджином и Минджу?

— Ага. И Юджин тоже была, — отвечает старший флегматично.

Юнги всегда нравилась улыбка Чимина. Может, это одна из тех причин, почему он так ненавидел смотреть, как мальчишка плачет: просто потому что тот выглядит в такие моменты жалко. А вот улыбка — совсем другое дело. Всего несколько секунд назад он любовался ею, и она почему-то напоминала об одном летнем дне, проведённом около железной дороги Аураджи.

Но если улыбка ассоциируется с чистым голубым летним небом, то теперь над головой словно разразился шторм.

— Оу.

И это всё, что Чимин сказал.

Улыбке сложно дать определение, на самом-то деле. Казалось бы, всего лишь изогнутые дугой губы — и этому условию рот Чимина полностью удовлетворяет, но сама улыбка исчезает с его лица бесследно, а глаза смотрят на Юнги, словно говоря ему что-то, что он никак не может понять.

— Двойное свидание, получается? — медленно и как-то осторожно произносит Чимин.

Юнги выгибает бровь:

— Не-а, просто странный Сокджин. Он предложил готовить мне, чтобы я только согласился сегодня с ним пойти.

Выражение лица Чимина становится явно более напряжённым. Мальчишка снова опускает глаза вниз, возвращая взгляд к своей горячо возлюбленной земле. Почему-то Юнги это бесит, ведь всего секунду назад он смотрел на улыбающегося Пак Чимина, а теперь перед ним уже тот новичок Пак Чимин, который в первый месяц учёбы не мог ничего, кроме как походить на депрессивный шар из слёз.

— Эй, тебя что-то не устраивает? — спрашивает он с явным раздражением в голосе.

Он не знает, почему вместо сочувствия разозлился. Мог хотя бы спросить, как нормальный вежливый человек, из-за какой непостижимой ему причины Чимин вдруг такой беспокойный.

— Нет, ничего, — отвечает мальчишка, хотя взгляд его всё ещё прикован к своей обуви.

— Ты мне врёшь, — говорит Юнги. Настроение испортилось буквально за секунду, он даже не утруждается это скрывать.

И на этот раз Чимин поднимает голову и смотрит ему прямо в глаза. Не плачет, не улыбается — просто смотрит.

Вот с ним всегда есть что-то. Это что-то повторяется раз за разом, балансирует на самой грани, на кончике языка Чимина, готовое сорваться. Что-то, связанное с Сеулом, что Чимин так отчаянно пытается скрыть, хотя получается у него ужасно. Юнги просто стоит — ждёт чего бы там ни было, ждёт, пока мальчишка перед ним наконец не выдержит и взорвётся.

— Я всегда врал тебе, — шепчет Чимин.

Предназначается этот шёпот для его ушей или нет, Юнги понятия не имеет, но он слышит. Слышит и оказывается ещё больше сбит с толку, а Чимин поворачивается на пятках, конечно же, намереваясь убежать прочь, и он из-за этого злится ещё сильнее, быстро хватает младшего за руку и удерживает, прежде чем тот успевает сделать что-либо ещё.

— Отпусти! — вопит Чимин, но смотрит куда угодно, только не на него.

— И что тогда? Опять плакать побежишь? Да что, блять, с тобой не так?! — кричит Юнги в ответ.

— Со мной всё не так!

Он думает, что Чимин попытается вырвать руку, но тот вместо этого наоборот тянется к нему и толкает в плечо, отчего старший теряет равновесие и падает на твёрдую землю.

— Что за хуйня! — ругается он, а перед глазами на секунду всё плывёт от боли в только что зажившем колене.

Чимин всё еще стоит перед ним, смотрит с грустью и разочарованием; руки крепко сжаты в кулаки, а грудь медленно вздымается и опускается при каждом вздохе.

— Я…

Юнги видит, что мальчишка изо всех сил сдерживает слёзы, как может старается не заплакать, и вспоминает о данном обещании. Чимин пытается держать своё слово — проскальзывает почему-то мысль у него в голове.

— Я ненавижу тебя, — говорит Чимин подрагивающим голосом.

— Что?

— Ты не расслышал? Я ненавижу тебя, хён, — повторяет он.

Это же бессмыслица. Всё, связанное с Чимином — бессмыслица.

— Я ненавижу, что ты заговорил со мной тогда в классе. Я ненавижу, как ты донимаешь меня с вопросами, почему я плачу. Я ненавижу, что ты был рядом, когда я поругался с родителями.

Юнги не видит в этом всём никакой логики. Ложь он сейчас слышит, или же правду — ни один вариант не объясняет, почему Чимин стоит здесь и кричит на него.

— Я ненавижу всегда ходить вместе с тобой домой. Я ненавижу кататься с тобой на велосипеде. Я ненавижу убегать из дома посреди ночи, чтобы посмотреть на звёзды.

Юнги наполовину уверен, что это ложь. Естественно, ложь.

(Но какая конкретно часть?)

— Я ненавижу, как ты всегда поднимаешь голову, чтобы увидеть небо. Я ненавижу, что ты всегда присматриваешь за мной.

Но это может быть и правдой, ведь он действительно делал всё, что сейчас перечисляет Чимин. Всё это Юнги совершал в порыве эмоций, без всякой на то причины.

— Я ненавижу, как ты смеёшься. Я ненавижу, как ты улыбаешься. Я ненавижу, что ты всегда прямо передо мной.

Чимин вздыхает глубоко и смотрит ему в глаза, говоря без слов что-то, что Юнги расшифровать не в силах. С Чимином у него всегда так. Чимина он просто не может понять.

— Я очень, очень сильно ненавижу тебя, хён.

И с этими словами мальчишка, наконец, убегает, всего через несколько минут после того, как улыбался и спонтанно приглашал поболтать и посмотреть на звёздное небо. Он просто убегает, оставив на дороге ошарашенного Юнги, который не может осознать ничего помимо того факта, что Пак Чимин, кого он знает уже полгода, всё это время презирал его. Но при всём при этом Юнги, поднимаясь в дом и заходя в спальню со спутанными мыслями и странной болью в сердце, видит за скрываемой мальчишкой ненавистью что-то более отчетливое, ведь, несмотря на все те слова, что Чимин произнёс, на всю ту ненависть, о которой заявил, он продолжает держать своё обещание.

Потому что Юнги сегодня не увидел ни единой слезинки, и почему-то лишь эта мысль преследовала его всю ночь.

Сопляк сказал, что ненавидит меня. Сказал, что очень, очень сильно ненавидит меня.