Пак Чимин после заявления о ненависти ведёт себя так, словно это правда, ведь на следующий день, когда начинается семестр, он избегает Юнги: впервые на уроках сидит не у него за спиной — да, дошёл даже до того, что поменялся местами с Икдже (из-за чего Юнги бесится ещё сильнее, потому что придурка этого терпеть не может время от времени) — и даже на перемене не отдыхает вместе со всеми. Когда Тэхён интересуется, куда мальчишка запропастился, остальные лишь пожимают плечами, и тот в итоге убегает на его поиски.

А Юнги продолжает прокручивать в голове слова Чимина и до сих пор ничего не понимает. Началось с простого разговора, с вопроса о том, почему его не было в этот день дома, и закончилось признанием долго скрываемой ненависти.

Юнги сказанное считает ложью, однако, как бы нелепо оно ни звучало, ему не даёт покоя то выражение лица — мальчишка выглядел так, словно наживую резал себе сердце зажатым в руке кинжалом, и какая бы причина за этим ни стояла, Юнги почему-то чувствует ответственность за это.

Чимин практически полностью исчезает из его поля зрения на весь день, а когда занятия заканчиваются и Юнги идёт вниз по дороге Йоранмёна один, без знакомой фигуры рядом, его что-то грызёт изнутри: ощущение неправильности происходящего, словно небо какого-то неверного голубого оттенка, или на нём отсутствует кусочек.

Мальчишка ненавидит ходить вместе домой после школы — сам так сказал. Ненавидит кататься с Юнги на велосипеде.

Ненавидит, что Юнги тогда заговорил с ним в классе.

И даже то, как заливался перед ним слезами после ссоры с родителями.

И если единственное, что Чимин чувствует, это ненависть, то наверняка он должен ненавидеть и время, проведённое ими вместе в Кёнпходэ, и каждое касание локтем или коленом на баскетбольных тренировках. И каждую минуту грёбаных уроков он тоже должен ненавидеть, ведь ему приходилось пялиться в затылок Мин Юнги, который сидел всё время перед ним на протяжении почти что полугода.

А Юнги же не тупой. И вечером, когда он снова пишет в своём блокноте — сравнивает так называемую ненависть Чимина с собственными чувствами по отношению к своей жизни, к этому отвратительному городу — он может лишь верить, что всё это не более, чем ложь.

(Но будь Мин Юнги хоть чуточку умнее, он бы понял ещё кое-что: что так же, как и его презрение к родному городку, который по иронии судьбы он любит сильнее всего, так и чувства Чимина к нему — что угодно, но только не ложь.)

+.-.+

Пусть Юнги и убедил себя, что Чимин ему соврал, мальчишка всё равно его избегает, не позволяет даже заговорить с собой, опять заворачивается в кокон абсолютной депрессии и отказывается смотреть людям в глаза. Он словно становится черепахой, что так хорошо умеет исчезать из виду, потому что Юнги на следующий день отыскать его не может, хотя прекрасно знает: Чимин в школе. Это выводит из себя до такой степени, что целый день он хмурится (и, по словам Намджуна, младшеклассники уже распускают новый слух про Медузу Юнги, способную убить лишь взглядом).

— Серьёзно, кого ты прикончить пытаешься? — подкалывает друг на перемене, когда они остаются вдвоём: Сокджин вместе с Минджу — эти двое занимаются чёрт знает чем, Хосок в туалете (кажется, выпил просроченное молоко), Чонгук, скорее всего, сидит в классе и учится, а Тэхён наверняка опять претворяет в жизнь какую-то новую шалость против их несчастного классного руководителя.

— Никого. И это самый нелепый слух в моей жизни, — отвечает Юнги.

— То же самое ты говорил о том, что у госпожи О глаз на затылке.

— Ну, оба эти слуха тупые, а я для тупости сейчас не в настроении, — вздыхает он.

— Но ты всё-таки в определённом настроении, и я даже знаю, в каком, — замечает Намджун, а потом потягивается и зевает. По-видимому, вместо следующего урока он намеревается здесь поспать. — Ты раздражён.

Юнги удивлённо приподнимает бровь. Он предполагал, что ему вынесут вердиктом злость или сдерживаемую ярость, но точно не обыкновенное раздражение. Это даже как-то… принижает.

— Разве? А я ждал слов об искреннем негодовании или вроде того.

— Не-а. Ты, конечно, выглядишь так, словно сейчас убьёшь кого-нибудь, но всё-таки больше раздражён, чем зол. Вообще, я даже не думаю, что ты в настроении стирать всё живое с лица земли.

Всё живое — говорит Намджун, и Юнги сразу думает о Чимине и о том его взгляде, полном отчаяния, и без единой капли ненависти. Сожаление, страх, даже разочарование — вполне, но только не ненависть. Хотя то, что мальчишка сейчас избегает его всеми силами, как чумы, лишь сбивает с толку.

— Ты раздражён из-за чего-то. Что случилось? Неужели, наконец, в голове только о Юджин мысли и крутятся?

Юнги хмурится ещё сильнее. Вот упомянутое ни к селу ни к городу имя Юджин в разговоре действительно злит.

— Юджин? Почему ты вообще про неё заговорил?

Намджун ухмыляется, и теперь-то Юнги точно раздражён.

— Птичка напела, что вы хорошо провели время вдвоём в Чонсоне в воскресенье, — говорит младший, поигрывая бровями с такой нелепой усмешкой, что её только и хочется кулаком стереть.

— А мне птичка напела, что ты полный придурок, который суёт нос не в своё дело, — отвечает Юнги, замахиваясь полушутя. — С нами, если что, были Сокджин-хён и Минджу, а я вообще пришёл только потому, что Сокджин-хён меня попросил. Ничего особенного.

Воскресенье было странным, конечно, но то, что случилось в самом конце дня, тревожит Юнги намного сильнее глупого фильма, который они смотрели, или того, как Сокджин с Минджу вечно шли метрах в десяти впереди, словно хотели оставить их с Юджин вдвоём, ведь ещё больше странностей поджидало его у дома, где он наткнулся на улыбающегося Чимина, а потом буквально за секунду развернулась какая-то депрессивная сцена.

— Ничего особенного? — переспрашивает Намджун, выделяя его слова голосом. — Знаешь, Мин Юнги, иногда ты такой тупой.

— Эй, с чего это? — протестует Юнги, пиная Намджуна в голень. — Знаешь, что? Вот теперь я и правда раздражён, а всё из-за одного Ким Намджуна, чьё существование я буду более чем счастлив стереть с лица земли, — и опять угрожает кулаком.

Пусть Намджун и придурок, но он бесчисленное количество раз доказывал, что действительно прекрасный друг.

(И, время от времени, груша для битья)

+.-.+

Второй день в школе тянется невероятно долго. Юнги не может понять, то ли каждый учитель решил сегодня поиздеваться над бедными учениками, то ли часы на стене и правда сломаны. Время ползёт медленно, а Юнги не может избавиться от тревоги, что преследует его со вчерашнего дня. Для описания этого ощущения он бы использовал выражение «спина зудит». Либо ему не даёт покоя то, что Чимин не сидит позади него, как обычно, либо же он настолько не переваривает Икдже, что оборачиваться и замечать за спиной лицо этого придурка кажется слишком неправильным.

Но иногда во время урока истории он всё-таки смотрит назад, и в голове заклинивает на повторе мысль, как же странно видеть поднятые в немом вопросе брови Икдже и его растерянное лицо вместо Пак Чимина, улыбающегося и рисующего на листочке с Тэхёном очередные каракули.

Поэтому в этот раз он смотрит в другой конец класса — туда, где Чимин сидит сейчас — и видит два знакомых зрачка, взгляд которых тоже прикован к нему.

— Мин, пожалуйста, глаза на тетрадь. Или, может, вы нам всем расскажете, что же такое интересное обнаружили в конце класса?

Он поворачивается обратно: Госпожа О смотрит на него. Юнги уверен, что среди тридцати бедолаг-учеников, которым приходится страдать, едва выживая на этих нудных лекциях, историчка недолюбливает его сильнее остальных.

«Да практически всё, что угодно, интереснее этой лекции. Даже ваше жуткое лицо взять, к примеру» — хотелось бы произнести, но отвечает он лишь молчанием.

Ведь тот факт, что Пак Чимин, так сильно его ненавидящий, без всяких сомнений смотрел на него во время лекции — это полная ерунда.

Это абсолютно неважно.

Как не важны и те короткие мгновения, на которые их взгляды пересеклись.

Эта доля секунды, говорящая обо всём, но только не о ненависти.

+.-.+

После занятий Юнги в этот день домой идёт не сразу — забалтывается с Юджин, что после поездки в Чонсон улыбается ему заметно чаще. Некоторые девочки из её компании, проходя мимо них, хихикают, а Юна даже хлопает его по плечу — он так и не понял, что это значило.

— Ты домой собираешься? — спрашивает Юджин, когда они осознают, что толпа учеников сильно поредела, и через несколько минут школа совсем опустеет. Есть у школ маленьких городов — таких, как Йоранмён — одна особенность: ученики всегда убегают из неё побыстрее, ведь в центре города есть множество других мест, где они предпочитают проводить время после занятий. Компания Юнги единственная, кто остаётся здесь, и то обычно лишь затем, чтобы поиграть в баскетбол.

— Можем пойти вместе, — говорит девушка.

Дом Юджин ближе от школы, чем его собственный. Не то чтобы прямо по дороге, но, в принципе, если сделать крюк, который обойдётся в дополнительные десять минут пути, то можно как раз пройти мимо. А в этом городе Юнги только и делает, что ходит, так что совсем не против такого.

Ему следовало бы ответить «почему бы и нет» и отправиться. Да, дом Юджин находится не близко к его дому; во всяком случае, не так близко, как дом того человека, с кем он возвращался после школы на протяжении почти что полугода, человека, который должен ждать его у ворот вместо Юджин с такой же яркой, но совсем непохожей улыбкой.

— Извини, я забыл кое-что в классе. Надо вернуться, — вот что он отвечает, уже разворачиваясь в сторону школы.

— Я могу тебя подождать, — предлагает она.

Много времени это не займёт: он просто добежит до класса, заберёт то, что там забыл (скорее всего, свой блокнот, хотя Юнги не знает, оставил его там или нет) и вернётся обратно к воротам, где его будет ждать Юджин. Но…

— Да нет, все нормально. Можешь идти домой, так быстрее будет, чем ждать меня, — отвечает он, и сразу бросается к зданию.

Зачем ему туда возвращаться? Он же прекрасно знает, что блокнот надежно спрятан в рюкзаке, и уверен, что в классе никого не окажется, что его поприветствует лишь пустая комната. Он же не хочет вернуться и найти там человека, пятнающего парту слезами, верно? Хотя отчасти Юнги даже надеется, что найдёт — тогда он сможет, наконец, поговорить с этим человеком.

Просто сказать ему, что устал от странного поведения. Сказать, что все эти слова о ненависти — полная чушь. Сказать, что каждый поход домой в одиночестве ощущается абсолютно неправильным, и это ощущение не исчезает, даже если рядом идёт кто-то другой.

Юнги даже не замечает, что срывается на бег. Пустая школа напоминает про тот день, когда он вернулся лишь затем, чтобы проверить, не всхлипывает ли в пустом классе под предлогом забытой вещи жалкий мальчишка, которого он почему-то так презирал. В тот день Чимин впервые ехал с ним на велосипеде. В тот день Юнги прямо пояснил пареньку, что совсем не заботится о нём (и сейчас ему тоже плевать. А делает он всё исключительно ради себя — чтобы не стать свидетелем тем слезам, которые ненавидит сильнее всего).

Как только Юнги подходит к классу, в глаза сразу бросается то, что Пак Чимин действительно здесь, и сердце сбивается с ритма почему-то — он не понимает, по какой причине. Но он радуется, что не распахнул дверь сразу же, потому что в следующий момент сердце уже ухает вниз — парень в классе не один. Юнги видит через стеклянную дверь, что Чимин сидит на своём месте рядом с кем-то ещё.

И этим кем-то ещё оказывается Тэхён — сидит рядом с Чимином, обхватив того руками, поглаживает по спине, а голова мальчишки покоится у него на плече. Такая странная картина. Почему Тэхён здесь? Что они делают тут вдвоём?

И — что самое главное — Чимин плачет? Он нарушил обещание? Дрожат ли его плечи, разносятся ли эхом по помещению всхлипы? Плачет ли он так же сильно, как в тот день, когда поругался с родителями?

Юнги просто нужно зайти в класс. Нужно схватить Чимина за плечи и трясти до тех пор, пока тот не выскажет всё, что скрывается у него в горле, все те слова, что явно вертятся на языке. Юнги нужно просто потребовать объяснений, потому что после всего, что произошло, он их заслуживает.

Но он безотчётно разворачивается в другую сторону и вскоре обнаруживает себя убегающим подальше от Чимина, ведь с мальчишкой остался Тэхён — помогает, успокаивает так, как Юнги, наверное, никогда бы не смог. Он опять бежит к школьным воротам и хмурится, замечая знакомую фигуру, что всё ещё ждёт его возвращения, хотя он сказал ей уходить.

— Забрал то, за чем возвращался?

— Я же сказал тебе идти домой, — говорит Юнги, подбегая к ней ближе.

Юджин усмехается, отвечая игриво:

— От меня не так легко избавиться.

И он не может не улыбнуться. Забавно. Однажды он думал, что избавиться от Юджин легко; тогда он отказался от её предложения, и она просто ушла, но вот теперь она стоит здесь, опровергая первое впечатление.

— Ну что, пойдём? — она поправляет свой рюкзак, готовится к походу домой. — Ты же нашёл то, что оставил в классе? — снова спрашивает девушка.

Нашёл ли он то, за чем бегал обратно? Получил ли он объяснение, избавление от того грызущего изнутри чувства, когда понял, что Пак Чимин исчезает из его жизни по причине, которую он никак не может понять?

— Да, вроде того. Пойдём домой, — говорит Юнги с усмешкой, на что Юджин отвечает ласковой и красивой улыбкой.

Я сегодня шёл домой с Юджин вместо

+.-.+

В четверг Чимин не приходит на баскетбол, и они играют вшестером, хотя сегодня с ними остаются ещё девчонки, которые благодаря предложению Юны даже присоединяются к игре, и получается матч четыре на четыре — в каждой команде по две девушки. Сокджин, естественно, не может вести себя нормально, пересекаясь с Минджу, которая оказалась в противоположной команде: то обнимает её со спины, то приподнимает, когда девушка пытается отобрать у него мяч. Юджин с Юнги оказываются в одной команде, и та показывает себя во время игры достаточно неплохо, хотя с Юной не сравнится никто.

После они отправляются в магазин, смеясь под алеющим закатом. Очередной прекрасный день, как и всегда — четверги Юнги вообще любит. Он опять идёт домой вместе с Юджин, они разговаривают, обсуждая, как глупо выглядел Намджун, когда опять пытался забить данк.

День проходит прекрасно, однако когда он машет девушке на прощание, и её фигура исчезает на горизонте, то понимает, что в этот четверг чего-то не хватало, и поэтому сейчас даже самые яркие звёзды кажутся тусклыми. Он поднимает голову в надежде, что небо сможет его успокоить.

А оно напоминает о том дне, когда он смотрел на звёзды с Чимином, подчеркивая, что именно отсутствовало в этот четверг в его жизни.

+.-.+

Сегодня пятница, значит, Чимин не разговаривает с ним уже почти целую неделю. И ведь Юнги паренька не избегает — тот сам изо всех сил старается с ним не пересекаться: не проводит время со всей компанией, на переменах не появляется; а ещё Юнги замечает, что вместе с ним исчезает и Тэхён. Даже уроки они иногда прогуливают вдвоём, судя по их пустующим местам в классе.

— Мне кажется, или Чимин нас избегает? — наконец спрашивает он у Намджуна на перемене, когда они опять вдвоём сидят на своём излюбленном месте.

— Избегает? Не думаю. Он сегодня со мной поздоровался утром, выглядел нормально.

Юнги не знает, то ли Намджун тут тупой, то ли он сам, ведь Пак Чимин отнюдь не выглядит нормально.

— Уверен?

— Ну, вчера он был занят. Кажется, что-то с родителями — он мне так сказал. Он не избегает нас. А пару дней назад они вроде собирались у Тэхёна вместе с Чонгуком.

Так Пак Чимин действительно проводит время с Тэхёном.

— А что? Он избегает тебя? — любопытствует Намджун.

И до Юнги доходит, что он не должен был спрашивать, ведь Намджун станет теперь допытываться, а он не любит, когда этот так называемый разрушительный монстр суёт нос не в своё дело. Лишних повреждений ему не надо.

— Не-а, забей, — отвечает он. Рассказывать о произошедшем Намджуну точно не хочется: это было бы странно, да и навряд ли друг способен чем-то помочь.

— Вы поссорились, что ли?

— Нет, — отрезает Юнги, хотя сам не знает, можно назвать то, что произошло между ними с Чимином, ссорой.

Его неуверенность просачивается в голос, из-за чего Намджун любопытствует сильнее, как Юнги изначально и опасался:

— Ой, да ладно тебе. Что случилось?

Этот сопляк сказал, что ненавидит меня — абсолютнейшая ложь — а теперь избегает, как чумы. Я даже не понимаю, чего он хочет.

— Сказал же, ничего! — Юнги чувствует себя одновременно и раздражённым, и раздосадованным, и даже не замечает, что повышает тон.

Ведь с его стороны кажется, что ничего не произошло. Они поругались? Но у него никаких причин ссориться не было, и причин утверждать, что ненавидит Чимина, тоже нет. Однако вот так вышло: мальчишка, которого он знает уже почти полгода, вешает ему на уши какую-то бессмыслицу. Если Намджуну так хочется знать, что же произошло, пусть спрашивает Чимина, а не Юнги, потому что именно этот сопляк заварил всю кашу.

— Эй, не надо злиться, — осторожно тянет Намджун, мгновенно уловив смену настроения. — Я просто спросил.

Юнги вдыхает глубоко, а после зарывается лицом в ладони. Внезапно непреодолимо хочется зажать сигарету между пальцами, пусть он и ненавидит курение — слишком плохо оно сказывается на лёгких, и, как игроку в баскетбол, которому когда-то было важно, насколько долго он сможет оставаться на поле, ему надо бы этого избегать.

Только сейчас он понимает, как сильно ему не даёт покоя ненависть Пак Чимина. А так быть не должно. Его мог бы ненавидеть кто угодно и почему угодно, и ему было бы откровенно плевать, но нет, это оказывается именно Пак Чимин, с чьей причиной для ненависти Юнги никак не может смириться.

Но он же не должен париться, верно? Это же Чимин решил его избегать, ненавидеть, или презирать. Ему же должно быть на это абсолютно похер.

— Да, знаю, прости, — выдыхает Юнги, а затем спускается по ступеням, оставляя сбитого с толку Намджуна в одиночестве.

Пусть учителя считают его хулиганом, пусть его отец — полнейший идиот, и пусть даже младшеклассники боятся, сколько хотят. Мин Юнги на это всё совершенно похрен. Таким образом, к чему приравнивается ненавидящий его Пак Чимин? Абсолютно ни к чему.

— Ты в порядке, хён? — окликает друг.

В порядке? Конечно, в порядке. Что за тупой вопрос. Почему бы ему быть не в порядке? Потому что Пак грёбаный Чимин ведёт себя с ним, как с незнакомцем? Если этот сопляк так решил, то у Юнги тоже с этим никаких проблем нет.

— Конечно. Почему бы мне быть не в порядке?

По лицу Намджуна видно, что тот мог бы возразить, но друг просто закрывает рот — за это Юнги искренне благодарен. Вздохнув, он разворачивается, понимая, что сейчас ему срочно нужно хоть немного расслабиться.

— Куда ты собрался, хён? — спрашивает Намджун, хотя следовать за ним, вроде как, не собирается.

— Покурить надо.

— Ты же не куришь, — будто напоминает о том, что Юнги собирается сделать нечто необычное, словно сам на себя сегодня не похож.

— Именно.

+.-.+

Юнги думает пойти в субботу на холм в одиночку, только с блокнотом и, может быть, ополовиненной пачкой сигарет, но планы меняются благодаря данному в последнюю секунду обещанию — в пятницу вечером, когда Юджин уже собирается повернуться и зайти в свой дом после их прогулки от школы.

Лишь поэтому в субботу он сидит напротив радостной Чон Юджин в ресторанчике неподалёку от станции Аураджи, где, говорят, подают, лучший чачжанмён в городе. В этот раз они вдвоём, без Сокджина или Минджу, и Юджин улыбается шире, чем обычно.

Из ресторана они уходят на закате, разговаривая обо всём подряд — Юнги даже не помнит, о чём именно. Он опять неосознанно поднимает голову, и они погружаются в комфортную тишину — девушка просто идёт рядом и, наверное, смотрит на него. Небо, где сегодня сиреневый сливается с розовым, постепенно темнеет, и уже видны первые намёки на появляющиеся звёзды, что крадут свет солнца, освобождая место для своей предшественницы, и скоро она заполнит небо совсем другой красотой, для описания которой у Юнги никогда не закончатся слова.

— Знаешь, я думала поехать учиться в Чунчон в музыкальную академию. Или попробовать поступить в корейский университет искусств, — говорит девушка, разбивая хрупкую тишину.

— Ты поёшь? — отстранённо интересуется Юнги.

Он на мгновение отводит взгляд от неба и видит, как Юджин дует губы:

— Конечно, пою. Разве не помнишь? Я один раз даже тебе показывала.

Он забыл об этом напрочь, хоть и отвечает простым «да, точно», а потом снова поднимает глаза к сиреневым облакам над головой. Легко понять, что он плохо запоминает о других всякие детали.

— Ну же, Юнги. Ты вообще обо мне что-нибудь помнишь? — смеётся девушка.

— Что-то вроде твоего любимого цвета или любимого напитка? — он пытается свести всё в шутку, ведь даже не знает, упоминала ли она вообще такие вещи (и ради собственной сохранности от так называемой женской ярости лишь надеется, что не упоминала).

— Вроде того, как я, например, знаю, что ты любишь смотреть на небо, — говорит она почти шёпотом. — Ты даже сейчас это делаешь, — добавляет с тихим смехом.

Почему-то внутри ёкает: разговор кажется очень знакомым. Кое-кто другой говорил Юнги то же самое.

— Ты всегда смотришь вверх, когда мы возвращаемся из школы.

Действительно, так и есть. Небу повезло — сказал тот человек — что его любит и по нему скучает определённое существо, прикованное навеки к земле, обречённое лишь смотреть на свою любовь каждый день без возможности дотянуться. Но пусть даже смотреть — это единственное, что Юнги может, он никогда не оставит свою любовь ни на день, не отведёт от неё взгляда. На слова Юджин он лишь хмыкает.

— Знаешь, эти привычки у тебя трудно не заметить, — говорит она, хихикая.

Юнги всё-таки отводит взгляд от неба, замедляет шаг, поворачивает голову и внимательно смотрит на человека рядом, с которым он сейчас возвращается домой. Это же Чон Юджин, да? Чон Юджин и никто другой.

И всё же совершенно другой человек — не девушка, что сейчас идёт рядом — произнёс ту фразу: небу повезло, что Юнги смотрит на него вот так вот каждый день. Совсем другой человек, который улыбается не так, как она. Человек, с кем он провел ночь, лёжа на школьном стадионе под звёздами.

— Так ты помнишь какие-нибудь мелочи обо мне? — спрашивает Юджин, смеясь.

Её слова отдаются в голове эхом, и Юнги просто останавливается и хорошенько присматривается к той, что сейчас рядом с ним. Он лишь моргает — и опять видит небо.

Ты танцевал раньше в Сеуле.

.

Сопляк может ненавидеть меня сколько угодно, мне похер.