В конце концов тот факт, что Чимин избегает Юнги, становится очевиден всем, а у последнего в глазах сверкает такая жажда убийства, что друзья снова начинают донимать его вопросами. Как-то даже ностальгично — сильно смахивает на старые деньки, когда он ещё только познакомился с Пак Чимином.

Первым вопрос задаёт Сокджин, интересуясь мягким голосом, не поругались ли они, на что Юнги снова повышенным тоном огрызается: «почему бы тебе вместо меня этого сопляка не спросить?». Ситуация между ними двумя накаляется, и Юнги теперь, оказываясь рядом с Пак Чимином, раздражённо прожигает того взглядом. Мальчишка, смеющийся с Тэхёном в это время над чем-то, резко замолкает и опускает глаза в пол.

Домой он ходит с Юджин почти каждый день, а когда приезжает в школу на велосипеде, то они и ездят вместе. Девушка сидит у него за спиной, высказывает свои опасения о том, что доверила жизнь в руки Юнги, на что он лукаво улыбается и лишь сильнее разгоняет велосипед, пугая её, а она визжит и бьёт его кулачком в плечо.

Но вот что странно: даже уже зайдя в дом, Юнги всё не прекращает сравнивать, насколько легче было крутить педали, и никак не может избавиться от чувства неправильности.

А однажды после уроков он идёт к воротам школы, где его ждёт Юджин на своём привычном месте с улыбкой на лице, и видит с другой стороны Чимина — и Тэхён рядом с ним. Всего на долю секунды Чимин переводит на него глаза и случайно их взгляды пересекаются. Всего лишь мгновение, за которое Юнги удаётся рассмотреть в глазах мальчишки отчаяние, а потом эти зрачки опять скрываются из вида. Юнги не понимает, почему внутри так клокочет ярость, почему у него непроизвольно сжимаются кулаки, когда Чимин убегает — как он всегда и делает — таща за собой Тэхёна.

В четверг отсутствие Пак Чимина на тренировке уже не удивляет, и остальные ничего не спрашивают, хотя любопытствующие взгляды, что они кидают в сторону Юнги, выводят из себя.

В итоге нос свой в чужое дело суёт Хосок: спрашивает, пока Юнги привычно отрабатывает трёхочковые, есть ли у него какие-то проблемы с отсутствующим Паком.

— Да ради всего святого, нет у меня с ним проблем! — кричит Юнги во время броска, и даже не удивляется, когда мяч пролетает мимо цели и отскакивает от недавно отремонтированного кольца (предыдущее, понятное дело, сломалось под действием намджуновой невероятной магии разрушения).

Хосок, который к мячу ближе, ловит его отработанным движением и перекидывает обратно Юнги в руки.

— Не пойми меня неправильно, хён, просто тебя это, кажется, беспокоит.

Юнги цокает языком. Теперь он отбивает мяч от земли несколько раз, а только потом опять бросает — и опять промазывает. Промахи вкупе с темой разговора хорошему настроению не способствуют совершенно.

— Проблемы тут не у меня, — повторяет он, в этот раз подбегая к мячу сам. Разговоры в то время, как тяжело дышишь и пытаешься сконцентрироваться, он определённо не жалует. — Почему бы тебе… — он бежит обратно к точке броска, поворачивается и плавно запускает мяч, — …не спросить об этом у сопляка? — И в этот раз тот проходит точно сквозь кольцо. Одно попадание из трёх? Слишком плохо. — Это же он мне прямо в лицо заявил, что, блять, ненавидит меня, — заканчивает Юнги, вытирая пот со лба и одновременно с этим массируя ногу.

Недавно зажившее колено теперь не такое, как раньше: оно болит, если без перерыва тренироваться несколько часов и прыгать. То ли полное восстановление занимает действительно много времени, то ли ему стоит засудить доктора.

— Что Чимин сделал? — Хосок подходит ближе и, будучи хорошим другом, протягивает бутылку с водой.

— Он мне в лицо заявил, что охуеть как ненавидит меня. И с тех пор сам меня избегает, — повторяет Юнги, а потом разбрызгивает воду на лицо вместо того, чтобы смочить пересохшее горло.

— Чимин ненавидит тебя?

— Он так сказал.

— Ненавидит? Тебя? Серьёзно? — Хосок отпускает смешок перед тем, как продолжить. — Мне иногда казалось, что он в тебя чуть ли не влюблён.

Юнги хмурит брови. Влюблён, точно. Хорошая шутка.

— В смысле?

— Ну, не знаю. Вы вечно ходили вместе, да и Чимин всегда прямо счастьем рядом с тобой светился, — отвечает Хосок.

Потрясающее объяснение — думает Юнги с сарказмом. А сопляк что, действительно рядом с ним выглядел счастливым? Он и не замечал.

— И, самое главное, по нему совершенно не похоже было, что он тебя ненавидит.

Точно, Юнги сам себе именно эти доводы и приводит.

— Зато по твоему лицу такое сказать можно, хён, — а это уже реплика Намджуна, который внезапно присоединяется к разговору, объявляя своё присутствие заброшенной на плечо Юнги рукой. Подслушивал, должно быть. Жук.

— Что? — возмущается Юнги, бросая баскетбольный мяч через плечо — специально, чтобы тот попал Намджуну в голову. В качестве мести за вмешательство. А такие ситуации Юнги терпеть не может: когда люди понимают всё неправильно и считают его Малефисентой, хотя он, на самом деле, настоящая добрая феечка. — Я его не ненавижу, ничего такого, а он может ненавидеть меня, сколько угодно, мне похрен.

И сейчас Юнги для себя решает, что комбинацию из хитрой улыбки Намджуна и весёлой, но раздражающей ухмылки Хосока он ненавидит сильнее всего в этой вселенной.

— Тебе не похрен, хён, — заявляет Намджун.

Юнги мысленно напоминает себе не замахиваться кулаком и не проезжаться им по лицу Намджуна, но, скажи эти слова кто-то другой, он бы именно так и сделал.

— Ты просто не хочешь этого признавать.

+.-.+

Неумолимо приближается Сентябрь, и потихоньку приходит осень. За ней последует зима, и, не успеет никто и глазом моргнуть, как наступит уже Январь, а потом и экзамен, которого выпускники боятся сильнее, чем пистолета у виска. Пистолет к виску Юнги приставляет отец, недовольные взгляды которого становятся с каждым днём всё более и более явными, и он уже не может сбегать каждый вечер с ужина под предлогом того, что не голоден, лишь бы избежать «того самого разговора». От своего решения он отступать не собирается — всё ещё хочет уехать в Сеул, не оборачиваясь назад, даже если ради этого придётся сбежать из отчего дома и остаться жить на улице.

Но хотя бы сейчас и он, и родители сильнее загружены мыслями об экзамене, который способен свести с ума всех других школьников, и самую важную тему они пока что отложили в сторону, освобождая место для более насущных проблем.

Однако даже в разгар учёбы и среди множества переживаний о будущем Юнги всё равно каждый день находит время, чтобы сесть перед своим открытым блокнотом, думая об одном пареньке, который ведёт себя, как последний мудак. Чимин прекратил с ним разговаривать совершенно, всё время ошивается рядом с Тэхёном, а от Юнги вообще теперь убегает. Один раз он увидел мальчишку, громко смеющегося в окружении друзей, а потом младший заметил его и сразу же рот захлопнул, словно смеяться в присутствии Юнги — какое-то страшное преступление. Когда их компания отдыхает на лестнице у крыши, то среди них либо Юнги нет, либо Чимина — вдвоём они никогда одновременно там не появляются.

А в довершение ко всему, все ещё и думают, что это у Юнги с Чимином какие-то проблемы, а не наоборот, и даже после его объяснений они продолжают считать его каким-то воплощением чистого зла, а Чимин в их глазах — невинная девица в беде. У Тэхёна в этом спектакле, наверное, роль прекрасного принца, раз они с сопляком сейчас так неразлучны.

— Тебе надо с ним поговорить, — замечает внезапно Юджин, когда они идут из школы под серым и мрачным небом. Летние дожди Юнги очень любит, и, хотя небо во время них выглядит тёмным и грустным, оно всё равно остаётся прекрасным. Именно поэтому он и называет небо своей одной-единственной настоящей любовью: потому что любит его в любом состоянии, и для его описания всегда использует прилагательное «прекрасный».

— Что? С кем поговорить? — недоумевает Юнги, отрывая взгляд от неба и переводя на девушку.

— С Чимином, — отвечает она просто.

Вот это ощущается словно удар в живот — во всяком случае, он немного ошарашен: почему она упомянула имя мальчишки? Ладно бы ещё его друзья, но почему она?

— Зачем?

— Ну, вы же поссорились? — уточняет Юджин осторожно, словно эта тема под каким-то табу.

Юнги вздыхает, зарываясь пальцами в волосы. Ну только не Юджин. А может, вся школа уже знает об их так называемой ссоре? Разве это вообще такая важная тема? У него что, на лбу большая неоновая вывеска с надписью «я поругался с Пак Чимином»? И, самое главное: неужели так заметно со стороны, что Чимин его и правда избегает?

— Нет, мы не ссорились, — отвечает он, хотя, по-хорошему, до сих пор не знает, как описать то, что произошло. — И почему ты вообще спрашиваешь? Нет, погоди секунду. Какого чёрта все вокруг меня об этом спрашивают? По нам что, похоже, что мы поругались?

— Ну, если и правда поругались, тогда это действительно очевидно, — говорит Юджин. Юнги хочется заехать себе рукой по лбу. Вот, решил он, наконец, на случившееся наплевать, а теперь каждый норовит спросить об одном и том же, снова и снова. — Вы двое всегда вместе. И домой раньше вдвоём всё время ходили. Трудно не заметить, что вы вдруг перестали это делать. — Юджин робко улыбается, подняв глаза к унылому небу, охарактеризовать которое можно лишь словом «печаль», а потом продолжает: — Кто знает, если бы не ваша ссора, может, мне бы и не выпала возможность ходить с тобой домой.

Что-то внутри ёкает на этих словах. Они звучат неправильно, но ведь девушка не обманывает. Да и просто тот факт, что она заметила… В глазах Юджин мелькает грусть, которую она быстро прячет, заменяя широкой улыбкой, и добавляет, повернувшись к Юнги:

— Но я всё равно хочу, чтобы вы помирились.

Когда у Чимина внутри льёт дождь, на его лице это чуть ли не красками расписано — и скрыть у мальчишки ничего никогда не удаётся, а у Юджин внутри может бушевать шторм и сверкать молнии, и она за секунду спрячет их под маской солнечного неба. По Чимину всегда видно, что он чувствует, а Юджин контролирует свою внутреннюю погоду лёгким движением руки. Странно осознавать, насколько они разные. И ещё более странно сравнивать их.

— Он меня избегает, как чумы, — замечает Юнги, вспоминая, как Чимин почти всегда убегает от него, и до какой степени это бесит.

— А разве тебя это может остановить? — улыбается Юджин в ответ.

И Юнги готов поклясться, что в этот момент среди серого неба мелькает голубой кусочек, но только определить не может, где именно он это увидел: на небе над своей головой или же в отражении зрачков, что смотрят на него в ответ.

+.-.+

Четверг, и последний день августа. Они привычно собираются поиграть в баскетбол после уроков, а над головой нависает тёмное небо; оно с самого утра такое — Юнги ещё по дороге в школу задался вопросом, стоит ли ждать сегодня грозы. Все ученики просто надеются, что дождь не начнётся до конца занятий, чтобы успеть быстро добежать до дома, а там спрятаться под одеялом и хорошенько вздремнуть — идеальное в такую погоду времяпровождение. Во всяком случае, у Юнги именно такие планы на день.

Первые капли падают на землю спустя несколько минут после последнего звонка, и ученики бегут домой, прикрывая сумками головы. Счастливчики, с утра захватившие зонтики, идут не спеша под защитой от воды, некоторые же просто выбегают на улицу и играют под тяжёлыми каплями, как в детстве.

Юнги должен идти вместе с ребятами на баскетбол, но он решает, что совсем не в настроении для игры, и собирается вернуться домой, как только дождь немного поутихнет, рухнуть на кровать и отключиться. Или, может, просто подождёт кого-нибудь, кто поделится запасным зонтом, и тогда не придётся рисковать промочить форму и учебники. Юджин, к несчастью, уже ушла с подругами, подумав, что Юнги останется в школе до вечера — как и всегда во время тренировок.

Когда он идёт к воротам, школа уже почти пустая. Юнги шагает лениво, с закрытыми глазами слушая ритмичные звуки падающих на крышу здания капель, словно песню. Он, как настоящий меланхолик, дождь любит сильно — почти так же сильно, как и небо — а стук капель вместе с раскатами грома вдалеке для него словно великолепная музыка, созданная самой природой, с которой ничто и никогда не сравнится.

Дождь — это оркестр, в котором воющий ветер — это скрипка, а гром — литавры. Дождь отбивает свой ритм, соло скрипки проникает сквозь воздух, после чего мелодия перерастает в крещендо*. Юнги открывает глаза и не сразу им верит, ведь прямо впереди около двери в шаге от проливного дождя, что с небес приветствует любого путника, стоит Пак Чимин.

Стоит спиной к Юнги, опираясь плечом на стену, сосредоточенный на дожде — кажется, ждёт, пока тот закончится. Даже не видя лица, Юнги знает, что это Пак Чимин и никто другой. Он просто стоит здесь — не убегает, не плачет — а слова Юджин отдаются эхом в голове.

А разве тебя это может остановить?

— Чимин?

Мальчишка дёргается от звука произнесённого вслух собственного имени, а ещё сильнее пугается, когда разворачивается и понимает, кто зовёт его, стоя прямо сзади. Да, никто иной, как Мин Юнги. И его глаза распахиваются в ужасе.

А из-за того, что происходит после, у Юнги в глазах ярость загорается. Он крепко сжимает кулаки и стискивает зубы, когда Чимин просто-напросто разворачивается к нему спиной и пулей вылетает прямо под дождь, не говоря ни слова. Мальчишка попросту убегает, когда осознаёт, что Юнги стоит прямо за ним, зовёт его по имени и пытается поговорить, как бы сделал любой нормальный человек после такого поведения.

Юнги злится серьёзно, и понимает: с него хватит. Он, блять, пытается что-то сделать, но Чимин ведёт себя как невыносимый кусок дерьма — особенно сейчас, когда удирает прочь.

И вот так просто Юнги тоже кидается под дождь, запихивая куда подальше мысль о том, что творит сейчас нечто совершенно противоположное своим планам. Он собирался подождать, пока дождь закончится. Ему должно быть похер на этого жалкого Пак Чимина, которого он конкретно сейчас ненавидит чуть ли не до дрожи. То ли винить надо свою импульсивность, то ли слова Юджин, что набатом бьют в голове, но Юнги просто отбрасывает в сторону все мысли и сосредотачивается лишь на том, чтобы Чимина догнать.

И, как бы тот всеми силами ни пытался сбежать, пусть дошёл даже до такой крайности, что сиганул под дождь, Юнги мчится следом, крича его имя и пытаясь обогнать, молясь лишь, чтобы недавно зажившая нога не подвела. Ему следует поблагодарить себя за то, что последние годы занимается баскетболом, потому что у него получается, и, не прекращая выкрикивать чужое имя, он прыгает на Чимина и валит его на землю.

В прошлый раз на земле оказался он сам, так что сейчас он просто возвращает должок, и Чимин падает — а на его спину приземляется и Юнги, волей жестокой судьбы встречаясь коленом с твёрдой землёй, отчего едва сдерживает крик, напрягаясь всем телом — нога, по ощущениям, только что сломалась во второй раз. Он подтаскивает Чимина вверх, наплевав на свою боль, чтобы удостовериться, что мелкий не сможет опять сбежать, и переворачивает, удерживая за воротник школьной формы. Юнги практически сидит на нём сверху, блокирует собой все движения.

— Что, блять, с тобой не так, мелкий ты кусок дерьма! — орёт он Чимину в лицо.

Дождь всё ещё льётся на них, и находятся они чуть ли не посреди дороги, но Юнги уже ничего не важно. У него болит колено, он весь промок, а теперь ещё и замечает на лице Чимина кровь — несколько царапин на лбу и губа рассечена после столкновения с землёй. Ему плевать. За всё, что сделал этот мальчишка, он заслуживает хотя бы такого.

— У тебя что, настолько огромная ёбаная проблема, что приходится под дождь сбегать, чтобы только, блять, со мной не пересекаться?

Ведь именно так Чимин и поступил — он же сначала просто ждал, пока дождь прекратится, явно не имея ни малейшего намерения промокнуть, а потом рядом появился Юнги, и изначальный план мальчишка забыл напрочь, решив, что дождь — малая цена за возможность избежать общества Мин Юнги.

— Отпусти меня, хён, — пищит Чимин, хотя руками и ногами больше не пытается махать.

Под таким дождём Юнги даже не понимает, плачет ли тот. Вода льётся сверху на них обоих, и капли с чёлки Юнги стекают на щёки Чимина.

— Нет! Не отпущу, пока не скажешь, что с тобой за срань происходит! — кричит Юнги.

Он потерял своё хладнокровие. Ему же должно быть абсолютно наплевать, и вообще поступать он так не должен. Чимин может ненавидеть его, сколько захочет — ему никакого дела не должно быть. Чимин может прекратить ходить с ним домой после школы. Чимин может прекратить быть его другом. Это для Юнги не должно значить ничего.

(Их дружба ничего не должна для него значить)

— Говорил же. Я ненавижу тебя, хён, — шепчет Чимин достаточно громко, чтобы Юнги услышал его даже под проливным дождём.

— Чушь! — кричит старший.

Потому что все действия мальчишки убеждали в обратном. Ну кто ходит домой каждый божий день вместе с человеком, которого ненавидит? Или приглашает этого человека в гости с ночёвкой, или даже на звёзды смотреть — да в этот список можно внести практически всё, что они делали вместе. Так Чимин играл с ним всё это время, или же он просто какой-то псих-извращенец?

— Ты меня ненавидишь? Я ни на секунду не верю этой херне.

Юнги знает, что такое ненависть. Он ненавидит этот маленький город, в котором заперт, словно в клетке, ненавидит отца, что запрещает идти к своей мечте. Даже Чимина он сейчас ненавидит, потому что тот убегал от него по причине, которую Юнги совершенно не может понять. Но то, что он видел в этих глазах каждый день — не ненависть, в этом сомнений нет.

(Он ненавидит смотреть, как по щекам Чимина стекают слёзы)

— Т-ты не понимаешь, хён, — младший слегка заикается, а глаза его переполняет печаль. Он выглядит жалко — как раз такой вид, который Юнги не терпит: тоска, грусть, безысходность и беспомощность. А ещё мальчишка старается не смотреть ему в глаза, избегает встречи взглядами.

— Так расскажи, чего я не понимаю!

Он хочет ударить Чимина по лицу, трясти его, пока тот не выплюнет слова, что он расценит как достаточное объяснение; вместо этого он говорит и делает всё, что не должен.

— Я не могу. Ты будешь меня ненавидеть, хён.

— Ты что, считаешь меня таким поганым человеком, который бы ненавидел тебя без всякой причины? Да пошёл ты, Чимин, я уже ненавижу тебя за то, что ты не позволяешь мне ничего понять.

— Нет, хён, ты не поймешь…

— Так заставь! Я ж, блять, тебе друг, и…

— Именно! — кричит Чимин. Всё это время он избегал взгляда Юнги, но сейчас, наконец, смотрит прямо старшему в глаза.

И в этот момент, когда Чимин поднимает на него взгляд, Юнги видит в этих зрачках отражение неба. Чимин не плачет; да, его лицо мокрое, и дождевые капли стекают вниз по щекам, но Юнги видит серое небо, из которого, словно слёзы, льётся вода. Прямо тут — в глазах этого мальчишки — он видит небо.

— Ты мой друг, хён, — говорит Чимин подрагивающим голосом.

Он впервые поднимает руку, но не отталкивает, не пытается отодвинуть. Он поднимает руку и почему-то нежно прикасается к щеке Юнги кончиками пальцев. Жест странный, но старший не делает ничего — лишь отмечает про себя, какие холодные у Чимина пальцы.

— Именно из-за того, что ты мой друг… — медленно произносит Чимин, затем гулко сглатывает, прежде чем снова разомкнуть губы, — поэтому мне нельзя говорить, что я люблю тебя.

Чимин не плачет — даже во время этих слов не плачет: просто лежит на земле, нежно касаясь пальцами щеки Юнги, пока его слова медленно просачиваются тому в сознание. Юнги должен что-то сказать, спросить, может, это шутка — потому что если шутка, то совершенно не смешная. Или ему следует рассмеяться, потребовать объясниться. Но — как ни странно — ничего из этого он не делает: просто смотрит на Чимина, ошарашенный, и молчит, словно у него украли все слова.

Конечно, Юнги любит всех своих друзей, пусть даже не говорит этого вслух. И Чимина тоже любит — тот ведь тоже хороший его друг. Юнги может сказать, что любит всю их компанию, хотя к баскетболу, музыке и небу у него любовь совсем другая, с которой никто и ничто никогда не сравнится.

Но вот он посреди дороги с Пак Чимином, который просто взял и признался ему в любви, а Юнги в ответ не находит ни единого слова; его мозг просто отключился, и он не думает ни о чём — и не смотрит ни на что, кроме Чимина прямо перед ним, прямо здесь.

— Ты любишь меня? — повторяет он слова, что так незнакомо звучат для его ушей. Он произносит их медленно, приглушённым шёпотом, словно боится сказать вслух.

Чимин прикусывает губу и слабо кивает, не убирая пальцев от щеки Юнги, а тот, почему-то, до сих пор сам не убирает его руку.

— Я люблю тебя так же, как Сокджин-хён любит Минджу-нуну.

Чимин ненавидит его.

— Я люблю тебя так же, как ты любишь баскетбол.

Чимин ненавидел всегда ходить вместе с Юнги домой.

— Я люблю тебя так же, как ты любишь музыку.

Чимин ненавидит кататься с Юнги на велосипеде.

— Я люблю тебя так же, как ты любишь небо.

Чимин ненавидит выбираться из дома посреди ночи, чтобы посмотреть вместе с ним на звёзды.

— И я з-знаю, что это неправильно. Знаю, это абсолютно неправильно… — только теперь Юнги замечает, что у Чимина дрожит не только голос, а ещё и пальцы, — …ч-что я жалкий и мерзкий, — и Чимин, наконец, убирает руку от его щеки.

Жалкий и мерзкий — сказал он. Потому что они оба парни. Парни друг в друга влюбляться не должны — это Юнги знает точно, это он понимает. И вся картинка начинает собираться по кусочкам вместе: всё, что они делали, причина, почему Чимин плакал, почему боялся, что Юнги будет его ненавидеть.

Иногда казалось, что Чимин влюблён в него — сказал Хосок. Чимин уехал из Сеула, потому что там что-то произошло. Чимин каждый день плакал в классе. И — самое главное — Чимин ненавидит его. Чимин очень, очень сильно ненавидит его.

— Прости, хён, прости, — шепчет мальчишка, в глазах которого блестят слёзы, но Юнги видит, что тот честно пытается их сдержать, чтобы они не потекли по щекам.

— Прости, что это я.

Не извиняйся, хочет сказать Юнги. Ему не нравится слушать, как мальчишка извиняется — он же не сделал ничего плохого. Не за что извиняться.

Чимин сейчас сломается.

Чимин сейчас заплачет.

Пожалуйста, стой, не плачь. Потому что он ненавидит это сильнее всего. Единственное, чего он не хочет видеть. Он просто не хочет видеть, как Чимин плачет.

— Теперь можешь меня отпустить, хён? — спрашивает тот с фальшивой улыбкой. — Теперь ты понимаешь? Теперь ты меня ненавидишь?

Юнги хочет ответить «нет», хочет удержать Чимина в своих руках, только чтобы тот объяснил больше, но что ещё Чимин может сказать? Разве осталось ещё что-то, требующее объяснений? Чимин любит его. Вот так всё просто.

— Пожалуйста, отпусти меня. Потому что ты делаешь мне больно, и мне нужно поплакать, — едва проговаривает Чимин.

Пожалуйста, не дай мне нарушить своё обещание — вот что Юнги читает в его глазах.

Каждый раз, когда Чимин плачет, Юнги будет причинять ему такую боль, что он перестанет плакать — заявил он как-то. Это стало их обещанием друг другу, и с тех самых пор Чимин никогда на его глазах не плакал. Даже сейчас, под проливным дождём, мальчишка изо всех сил пытается не дать слезам скатиться, потому что после всего случившегося он может сделать для Юнги хотя бы такую малость, как сдержать слово.

И, как ни странно, Юнги отпускает — просто молча отпускает воротник парня. На губах не находится ни одного слова, а в голове пусто — совсем как в тот день, когда Чимин заявил, что ненавидит его. Юнги ничего не понимал тогда, но теперь всё идеально встало на свои места.

Чимин медленно поднимается с земли на дрожащих ногах, и Юнги тоже встаёт, отступает на шаг назад, игнорируя простреливающее болью при каждом движении колено, и всё это время не отводит взгляда от Чимина. Что ему следует сказать? А сделать? Почему он не может ничего сделать? Почему он не может ничего сказать?

Чимин перед ним очень медленно собирается, отряхивается, а потом снова смотрит Юнги в глаза, в последний раз, шепчет ещё одно «прости», разворачивается, не дожидаясь ответа, и уходит прочь.

И Юнги не знает, сколько ещё времени он стоит на том же месте, наблюдая за исчезающей из виду фигурой Чимина. Тот не оборачивается ни разу, а Юнги ни разу не зовёт его по имени — просто стоит под дождём; вокруг него играет симфония, пока одежда промокает насквозь, а каждая нота режет, словно лезвием. Чимин любит его — непрерывно звенят слова в ушах, а в голове замерла на паузе картинка с тем печальным выражением лица.

Мальчишка так и не проронил перед ним ни единой слезинки. Хотя ему и не надо было.

Ведь небо плакало вместо него.