— Эй, чувак, ты где пропадаешь? — слышит Юнги голос Намджуна из телефона, когда поднимает трубку, и сразу же жалеет о своём решении, надеясь силой мысли отмотать время назад, чтобы на звонок не отвечать вообще.

— Я болею, — бурчит он хриплым голосом.

Из динамика с другого конца провода слышатся какие-то шорохи на фоне, а ещё крики и чей-то шёпот. Намджун, видимо, сейчас у Сокджина, как и вся компания: Юнги легко различает ор Хосока, даже находясь по другую сторону горы.

«Он сказал, что болеет» — слышит Юнги, как Намджун передаёт его слова остальным, и прежде, чем он успевает что-то осознать, Хосок, выхватив телефон у владельца, верещит прямо ему в ухо пожелания поскорее выздоравливать. Следующий на очереди Сокджин — спрашивает, нужна ли какая-нибудь помощь, и говорит, что будет рад занести горячей еды, если это поможет Юнги выздороветь.

— Нет, всё в порядке, — хрипит тот в ответ.

Теперь телефон почему-то переходит в руки Тэхёну, и как раз когда тот рассказывает, что очень сильно скучает по его угрюмому лицу — хотя они не виделись всего-то четыре дня — Юнги решает, что с него достаточно, и сбрасывает звонок.

Со стоном он забирается поглубже под одеяло, как можно надёжнее прячется от внешнего мира. Телефон снова вибрирует — друзья, по-видимому, решили продолжать его донимать. Безжалостно сбросив звонок, Юнги открывает крышку и вынимает батарею: теперь побеспокоить его больше не смогут.

В комнате темно — на улице пасмурно, плюс занавески у него задёрнуты. Сейчас воскресенье, вторая половина дня, последняя неделя августа, и, судя по серым облакам, закрывающим голубое небо, лето уже прошло.

Будет дождь.

Снова.

Юнги проболел четыре дня. Да, действительно болеет: у него горло дерёт и температура высокая, хотя в последние дни стало получше; но просто нет никакой мотивации вытаскивать себя из кровати. Ну, первые пару дней можно было прятаться здесь, оправдываясь болезнью. Кто знает, может, у него даже получится

протянуть так целую неделю.

Да, прошло уже четыре дня. Друзья заявились к нему в пятницу, когда он ещё был действительно в плохом состоянии, мать поприветствовала их тёплой улыбкой, а Юнги целый день так и пролежал в комнате с температурой, ворочаясь под одеялом. Ещё летом он себе на дверь поставил замок ради того, что обозначается термином «личное пространство» — его друзья такого слова, по-видимому, не знают. А ещё Юджин заходила в субботу, спрашивала о его самочувствии, но он в это время крепко спал, и она ушла, передав матери кое-что из еды.

В тот четверг он стоял под проливным дождём долго — может, несколько часов — а потом вернулся домой промокший насквозь и с раскалывающейся головой. Всё тело болело — и колено в особенности. Дома он просто нырнул под одеяло, не выбирался оттуда до самого вечера, а на следующее утро не пошёл в школу, только изо всех сил пытался уснуть.

Ведь хотя бы во сне он, наконец, забывает обо всём. Хотя бы во сне ему не приходится думать о том, что Пак Чимин в него влюблён. Пак Чимин — его друг, которого он знает уже почти полгода. Тот, кто сначала был всего лишь странным незнакомцем. Тот, чьё присутствие в жизни стало такой же постоянной привычкой, как и его манера поднимать глаза к небу.

Пак Чимин влюблён в него.

— Бля, — шепчет Юнги, взлохмачивая волосы, когда сцена проигрывается в голове снова: глаза, наполненные печалью, и кончики пальцев, едва касающиеся его щеки.

Вот поэтому он и предпочитает топить себя во сне — просто чтобы не думать, чтобы эти воспоминания умерли в стране грёз, где светит солнышко, а везде вокруг цветочки и яркие бабочки. Всё милое и приятное, а девочки — такие прелестные, как Минджу и Юджин — посылают воздушные поцелуи и подмигивают.

Так же, как Сокджин любит Минджу — сказал Чимин.

Юнги опять стонет, переворачивается в кровати — ложится на живот, чтобы зарыться лицом в подушку. Может, так и сделать: уткнуться в подушку, задохнуться под тяжестью этого факта, что давит на него, и умереть?

Он как раз раздумывает о таком варианте развития событий — или же можно попытаться скрутить простынь в жгут и привязать к потолку, чтобы повеситься — когда его внимание привлекает глухой стук в окно. Он поворачивается, и повторившийся звук подтверждает его предположение о том, что кто-то бросает ему в окно камешки.

— Хён, выходи! — слышит Юнги через пробоину в стекле.

Да, он прекрасно помнит про тот разгром, что учинили его друзья ещё на летних каникулах. Матерясь себе под нос, Юнги усилием воли подтаскивает себя к окну и открывает его, переживая, как бы эти придурки не проделали в нём вторую дыру (первая сейчас залеплена скотчем).

— Что за херня?! Оставьте меня в покое! — кричит он в ответ.

Юнги видит прямо под своим окном четыре фигуры, а от обычной дерзкой ухмылочки Тэхёна охота блевануть.

— Ой, да ладно тебе, ты же не болеешь на самом деле, — говорит тот.

Да, не болеет.

— Болею, так что валите, — отвечает Юнги, закрывая окно, и снова ныряет под одеяло.

Он не хочет ничего делать. Он хочет просто лечь на кровать и снова уснуть — или умереть сразу.

Почему-то именно такие мысли крутятся в голове, и именно так он себя чувствует каждый раз, когда его накрывает очередной волной воспоминаний о Пак Чимине. Он просто хочет умереть.

+.-.+

Юнги не знает, что именно заставило его сделать то, что он делает как раз сейчас, но одной из причин, безусловно, стал крик матери, и её слова, чтобы он, наконец, перестал ныть из-за чего бы там он ни ныл, поднял свою задницу и вернулся в школу. В понедельник вечером он выскальзывает из дома и решает пройтись до холма, оставив дом позади, чтобы немного развеяться.

Он не то чтобы специально идёт к холму: кажется, ноги сами знают, куда ему нужно. Колено всё еще болит, но Юнги, будучи упрямцем, игнорирует свой сустав и просто мирится с постоянной болью. Он бы мог сейчас пройти вдоль железной дороги от самой станции, запрыгнуть на первый проходящий мимо поезд и отправиться в Сеул — а друзья будут думать, что он всё ещё болеет.

Холм всегда служил для Юнги своеобразным убежищем, и здесь он любит проветривать мысли. Он и сам не знает, почему почти всегда оказывается именно здесь, когда в голове больше всего тревог. На холме он всегда находит уединение, к которому в такие моменты стремится, и тишину, что помогает прояснить мысли, и именно поэтому он время от времени приносит сюда свой блокнот — чтобы исписать страницы текстами.

Но в этот раз он приходит один, без блокнота — приносит только себя самого и звенящие в ушах слова Чимина.

Чимин влюблён в него. Эта мысль сильнее всего не даёт покоя. Его лучший друг влюблён в него. Да, Юнги знает: так неправильно, ведь они оба парни, но Чимин и не просил ни о чем — он сам требовал объяснить всё, и мальчишка просто предоставил то самое объяснение, которое поставило кусочки картинки на свои места легко, словно по щелчку пальцев.

Вот почему он злился, когда Юнги ездил с Юджин в Чонсон. Вот почему он спросил, нравится ему Юджин или нет. А Юнги задал тогда неправильный вопрос. Это не Юджин мальчишке нравилась.

— А я, — шепчет он сам себе, взлохмачивая волосы, хотя хочется просто вырвать их все один за другим.

Он понимает, что не должен так волноваться, что не должен был пропускать из-за этого четыре дня в школе. Чимин — его лучший друг, который влюблён в него. Это просто факт, но этот факт не даёт Юнги покоя, и он не знает, почему. Ненавидит ли он теперь Чимина? Противен ли ему мальчишка? Считает ли он его педиком, извращенцем, гадостью какой, от которой надо держаться подальше?

Что ему делать? Должен ли он что-нибудь сказать? Просил ли у него Чимин что-то?

Вопросы крутятся в голове; внезапно данное Чимином объяснение только запутывает всё сильнее. Но на один вопрос Юнги всё же может ответить сам.

Что он сейчас делает?

Просто убегает.

+.-.+

Он не показывался перед друзьями почти целую неделю, и первое, что при виде его делает Сокджин — это обнимает так, словно его не было целый месяц. Юнги появляется в школе во вторник; Намджун хлопает его по спине, говорит, мол, рад, что Юнги вернулся. Юнги продолжает утверждать, что всю неделю болел, но друзья ему, кажется, не верят, и считают, что он, как обычно, поругался с родителями и сбежал бог знает куда.

Юджин первая спрашивает, что не так, подходя к нему с взволнованным взглядом, Юнги повторяет ей ту же самую ложь, которую твердит всем, отчего девушка слегка дуется, но в очередной раз советует лучше заботиться о себе. Вскоре вся компания окружает Юнги в коридоре, и он серьёзно задумывается, не отсутствовал ли в школе целый год, а не какие-то жалкие дни.

Однако когда звенит звонок, и ему приходится зайти в класс, то его сердце колотится так, что Юнги не в состоянии это игнорировать. Он сразу переводит взгляд в дальний конец помещения, гадая, занимает ли дальнюю парту один определённый человек. Он даже не знает, что лучше: если этот человек повернётся и посмотрит ему в глаза, или же если будет полностью избегать его взгляда.

Но ему не приходится волноваться ни об одном варианте, потому что парта пустая, и остаётся пустой даже после того, как в класс заходит учитель и начинает урок, а Юнги теперь задаётся вопросом, избегает ли его Чимин тоже с того самого четверга, и не отсутствовали ли они в школе всё это время оба.

Юнги не знает, что лучше. С одной стороны, возможность не видеть Чимина кажется настоящим подарком судьбы, ведь остаток дня пройдёт легко, и ему не придётся ни о чём беспокоиться, как и вспоминать, по какой причине он пропускал школу почти целую неделю. Но, с другой стороны, в отсутствие Чимина он терзается постоянными мыслями, не случилось ли с ним чего плохого. Да и Юнги чувствует себя мудаком, потому что не сделал тогда абсолютно ничего: просто позволил мальчишке уйти, оставшись стоять на дороге, пока стук крохотных капель воды по коже не стал походить на удары сотен камней, словно его ими забрасывали.

Где Чимин сейчас может быть? Тоже заболел, как и Юнги? Или он просто убегает? А если так, то как долго продолжит это делать? Они же должны, в конце концов, встретиться, верно?

Все шестеро на перемене привычно разваливаются на своём любимом месте, но Юнги, как бы безупречно этот день ни проходил, просто не может стоять и ничего не делать. Друзья как ни в чём не бывало разговаривают, Намджун предлагает сигарету, Чонгук отказывается, Тэхён дурачится — всё, как и всегда. Чимина никто и словом не упоминает, из-за чего Юнги беспокоится ещё сильнее, и по дороге обратно в класс он, таки, отзывает Тэхёна в сторону, заводит за ближайший угол и спрашивает о той единственной вещи, что его тревожит:

— Где Чимин?

Тэхён в ответ губы дует:

— Чим-чим сказал, что у него какие-то дела дома.

«Какие-то дела дома» звучит довольно подозрительно. Вот под этим предлогом он в школу не ходит, дабы с Юнги не встречаться?

— Он в школе был после четверга? — спрашивает Юнги.

Тэхён удивлённо вздёргивает бровь:

— Да, был, в пятницу, — отвечает равнодушно. — А что случилось?

Что-то не так. Юнги думал, что отсутствие Чимина в пятницу вполне ожидаемо. Но тогда почему он сегодня не пришёл? Знал, что Юнги будет в школе? Мысли мечутся быстро, и он уже подумывает о тупой возможности ходить в школу по очереди, чтобы следующие полгода вообще друг с другом не пересекаться.

Но при этом реакция Тэхёна его тоже беспокоит, потому что Юнги допускал возможность того, что Тэхён может всё знать — он же видел их с Чимином в тот день в классе, да и они сильно в последнее время сблизились (хотя их совместные проделки начались давным-давно). Но вот Тэхён смотрит на него таким взглядом, словно не имеет никакого понятия о том, что случилось.

— Что-то произошло в четверг? — спрашивает тот снова.

Или, может, Чимин просто ещё ему не рассказал. Ладно, неважно. Юнги просто отрицательно машет головой, вздыхая — ему легче от того, что Тэхён не в курсе. Меньше всего хотелось бы, чтобы друзья узнали о произошедшем.

— Нет, ничего, — отмахивается он.

— Ты уверен, что ничего? — не отстаёт Тэхён. Голос его становится более серьёзным, и он продолжает уже осторожнее: — То есть, мы все знаем, что вы, вроде как… в ссоре.

— Мы не в ссоре, — повторяет Юнги чуть ли не шёпотом. Честно говоря, он теперь совсем не представляет, что между ними происходит.

Тэхён улыбается и хлопает его по плечу:

— Ну, не знаю, что там у вас случилось, но знаю, что Чимин просто хотел с тобой помириться. Да и все мы скучаем по вам обоим. — Парень сверкает своей фирменной улыбкой, а потом просто разворачивается и возвращается в класс, заканчивая разговор.

Следующим уроком история, на которой Юнги вместо того, чтобы дремать или изо всех сил держать глаза открытыми, смотрит на доску с отсутствующим выражением лица. Его голова готова взорваться — почему-то после слов Тэхёна в мыслях полная неразбериха.

Мин Юнги чувств не испытывает — сказал он однажды. Как-то ему призналась в любви девочка из класса помладше, а он отвергнул её безо всяких эмоций, и Юнги плевать было, что она расплакалась у него за спиной. Что другие о нём думают — не его дело. Его могут ненавидеть, и ему будет плевать — вот что он говорил. И он думал, что так и с Чимином будет, если бы тот и правда просто его ненавидел, как и утверждал сначала.

Однако Юнги не в состоянии просто бездействовать. В тот день он мог просто остаться под крышей школы, позволив мальчишке сбежать под проливным дождём, но нет, он же бросился вслед, сбил с ног и достучался-таки до Чимина.

А в итоге чувствовал себя так, словно это его с ног сбили, когда услышал, что лучший друг всё это время испытывал к нему чувства.

Может, Юнги именно по этой причине не может просто так всё оставить: потому что Пак Чимин — его лучший друг. Он не мог просто принять тот факт, что мальчишка решил взять и исчезнуть из его жизни с такой тупой отговоркой, как ненависть, а теперь, зная правду, он всё равно не может просто так его отпустить.

И, возможно, ноги понимают Юнги лучше, ведь он определённо думает в последнее время не головой, а именно ими, и сейчас, даже не осознавая этого, он поднимается из-за парты прямо посреди урока, привлекая к себе внимание как одноклассников, так и своей любимой исторички.

— Мин, что вы делаете? — спрашивает она, прожигая его недовольным взглядом.

Да, он точно не думает головой; ноги делают всё за него: несут к выходу из класса, и он шагает, плюя на вопрос учителя и перешёптывания одноклассников, что обсуждают его странное поведение. Даже когда историчка велит ему вернуться на место, он не останавливается, позволяя ногам увести себя до самых школьных ворот. Около моста Аураджи он срывается на бег, и как-то даже не осознаёт, что пробежал уже половину пути, который преодолевал раньше каждый день вместе с Чимином после школы. Ноги передвигаются всё быстрее, шаги становятся шире с каждой секундой, и он просто бежит, не думая — они сами знают, куда его нести. Даже когда колено начинает болеть, а лёгкие чуть ли не взрываются в груди, он продолжает бежать, и вскоре уже стоит перед домом Паков.

Ноги бежать больше не могут, зато рука сама отчаянно стучит в дверь, пока он выкрикивает имя Чимина, однако на пороге появляется чиминова бабушка, которая смотрит на него с беспокойством. Она, кажется, совсем не злится, что он устроил такой шум под дверью, выкрикивая имя её внука.

— О, Юнги, что случилось? — спокойно интересуется она. — Что-то важное?

— Где Чимин? — спрашивает Юнги, всё ещё тяжело дыша после пробежки от самой школы.

При упоминании Чимина старушка Пак начинает слегка волноваться — её взгляд устремляется к земле, и в нём мелькает что-то, похожее на печаль.

— Чимин сейчас немного занят, — медленно произносит она, а потом улыбается виновато.

Сердце Юнги ёкает: его не отпускает чувство, что здесь что-то не так.

— А он в порядке? — спрашивает он. Всё, чего он сейчас хочет, так это просто вломиться в дверь и убедиться самому. Если бы он только мог. Мальчишка же сейчас наверняка прячется? Или же страхи Юнги оказались реальностью? Что, если Чимина здесь вообще нет? Вдруг он решил подстраховаться и избавить Юнги от необходимости самому его избегать?

— С Чиминни всё в полном порядке, не волнуйся, — отвечает старушка.

— Тогда почему я не могу его увидеть? — Юнги не замечает, что повышает голос.

Никто не говорил, что увидеть Чимина нельзя, но Юнги начинает бояться, что у него больше не будет этой возможности. Он сжимает крепче кулаки, вспоминает, как тогда просто стоял под дождём, не говоря ни слова, и жалеет теперь. Впервые его преследует чувство не только раздражения или разочарования, а ещё и страх. Что, если Чимин просто уехал? Что, если после всего случившегося он вернулся в Сеул?

(«Ну и что такого, если Чимин уехал?» — шепчет в голове мелкая мысль. Почему это должно его беспокоить?)

— Я же говорю, Чимин сейчас немного занят, — повторяет старушка Пак спокойным голосом.

— Он здесь вообще?!

Мальчишка же не может просто так взять и сбежать в Сеул. Юнги просил объяснений — и Чимин ему их предоставил.

Чимин сказал о своих чувствах, и теперь очередь Юнги сказать о своих.

— Ну, он…

Бог, что следит за этой вселенной, точно возненавидит Юнги его поступки. Мин Юнги не должен был выходить из себя, не должен был повышать голос, особенно на такого прекрасного человека, как бабушка Пак, которая улыбалась ему своими отсутствующими передними зубами и готовила восхитительный ужин для своего любимого внука и его лучшего друга. Юнги сам ненавидит себя за то, что делает, но он сейчас явно не в своём уме, потому что хватается за дверной косяк, отталкивает старушку в сторону и отчаянно влетает в дом.

Он точно в аду окажется за то, что толкнул пожилую леди, но Юнги плевать — он протискивается в дверь, игнорируя взвизг бабушки, и опять громко зовёт Чимина по имени.

Он уже собирается взлететь вверх по ступеням к комнате Чимина, думает, что обнаружит мальчишку там, прячущегося за закрытой дверью, но тихий голос отвечает ему из гостиной:

— Юнги?

Сердце биться перестаёт, когда он поворачивает голову, делает пару шагов и обнаруживает мальчишку, которого искал, сидящим в кресле.

Что-то внутри тает — или взрывается. Юнги не может точно описать все те чувства, что бушуют внутри, но одно из них — облегчение, это абсолютно точно. Оно накатывает волной, а в следующую секунду колени слабеют, и Юнги хочет теперь просто упасть на пол прямо тут. После этого марафона, после всех криков он нашёл Чимина прямо здесь, целого и невредимого, и теперь хочет просто свалиться на пол дома Паков.

Потому что мальчишка не убегает снова. Они оба смотрят друг другу в глаза, и, что важнее всего, Пак Чимин здесь. Он всё ещё в Йоранмёне, он не уезжает в Сеул.

Чимин здесь.

— Что ты тут делаешь? — пробуждает его от транса незнакомый голос.

И только когда Юнги поворачивает голову к обладателю голоса, он понимает, что Чимин не один — прямо перед креслом сидит пара среднего возраста, оба поразительно похожи на Чимина.

Не один. Родители Чимина сидят прямо здесь — на диване перед своим сыном.

— Чимин, что всё это значит? — спрашивает мужчина. Точно отец: Юнги сразу замечает, как похожи их глаза.

И даже тогда Чимин от Юнги взгляда не отводит — кажется, не может поверить в то, что видит прямо перед собой. Три секунды проходят в гробовой тишине.

— Чимин, отец задал тебе вопрос, — вмешивается на этот раз мать, а потом она смотрит осуждающе на Юнги.

В этот день Чимин не сдерживает своё обещание.

Первая слеза стекает по щеке. Он просто сидит здесь, в кресле, смотрит на Юнги, по лицу его катятся неконтролируемые слёзы, отчего щёки блестят, и он даже не пытается их скрыть. Просто плачет прямо здесь, прямо на глазах у своих родителей, так и не сводя с Юнги взгляда.

Чимин смотрит на Юнги, который бежал сюда весь этот путь, и плачет.

Юнги бы шагнул вперед, обхватил бы Чимина руками и крепко бы обнял. Он бы сделал что угодно, лишь бы стереть с этого лица слёзы, как и обещал. Всё бы сделал, если бы не отец Чимина, который теперь обращается к нему.

— А ты кто? Почему ты врываешься в дом? — спрашивает он, и его голос сочится нетерпением. — Что тут происходит? Ты можешь объяснить, Чимин? — снова требует он ответа от сына.

Чимин медленно открывает рот и не издаёт ни единого звука. Слёзы не останавливаются, но он даже не пытается спрятать их или утереть, а Юнги просто стоит неловко в гостиной, осознавая, что и Тэхён, и бабушка Пак говорили правду: Чимин сегодня не пришёл в школу, потому что к нему приехали родители.

— Я… — теперь и Юнги не может вымолвить ни слова. Голос не слушается, но он не сводит глаз с мальчишки, который теперь уткнулся взглядом в пол и кажется совершенно опустошённым, словно не верит в происходящее. — Я просто… волновался за Чимина. Он не… не пришёл сегодня в школу, — заикается Юнги, пытаясь придумать хоть какое-то достойное объяснение.

— Я ценю твою заботу, но мы заранее проинформировали обо всём классного руководителя, — отвечает мать, смотря на Юнги с явным недоверием. — Тебе не стоит утруждать себя и беспокоиться о срочных и личных делах нашего сына.

Юнги покорно кивает, всё ещё пребывая в оцепенении. Он опять переводит взгляд с родителей Чимина обратно на мальчишку и видит, что тот сидит в кресле с отчётливым шоком на лице.

— А кто ты вообще такой? — спрашивает снова отец.

Юнги не знает, почему не отвечает сразу; он продолжает смотреть на того человека, который в этой комнате для него важнее всех; человека, который выглядит так, словно готов сойти с ума, словно не верит тому, чему только что стал свидетелем. Юнги будто ждёт, что Чимин ответит вместо него. Кто они сейчас друг другу? Они в ссоре? Или до сих пор друг друга избегают?

Он думает уже, что Чимин не ответит, но мальчишка поднимает голову и смотрит на родителей впервые с тех пор, как Юнги вошёл в комнату. Он открывает рот, слова скатываются с губ медленно:

— Друг, — говорит Чимин тихо. — Он был моим другом.

Да, Юнги позволил Чимину уйти в тот день, когда сидел на земле и смотрел на мальчишку, убегающего прочь после своей тирады о ненависти. Юнги позволил Чимину уйти и во второй раз, стоя под дождём и наблюдая за удаляющейся спиной лучшего друга, что признался в своих безответных чувствах. Он оба раза позволил Чимину уйти, так и не сказав того, что должен был сказать.

В прошлом он поступал именно так, но сейчас не будет просто стоять с закрытым ртом и смотреть на Чимина, что отдаляется от него всё дальше и дальше.

— Не был, — поправляет Юнги.

Чимин рассказал ему о своих чувствах, теперь очередь Юнги расcказать о своих.

— Я его лучший друг.