Наступает любимое время суток Юнги. Солнце заходит за горизонт, наполняя небо оранжевым цветом и чарующим сиянием, исчезает за цепью гор, что окружают Йоранмён, а с холма эта картина выглядит ещё прекраснее. В окнах домов города уже зажигаются первые огоньки, сигнализирующие о конце дня; луна занимает трон солнца и начинает своё господство над людьми внизу, убаюкивая их после стольких часов работы под светом её возлюбленного, с которым она только что попрощалась. Юнги когда-то сравнил эти городские звёздочки, что сияют в темноте, со светлячками. Светлячков в Йоранмёне нет, к сожалению, но с этим фактом он смирился, заменив их для себя городскими огнями. Во всяком случае, и те и другие пробуждают в нём одни и те же чувства — зажигают в душе маячок надежды, как и звёзды.

Если люди загадывают желания, видя умирающую звезду, что падает вниз на расстоянии в сотни галактик отсюда, почему они не могут загадать желание маленькому летающему насекомому, чьё существование на расстоянии всего лишь вытянутой руки? Ведь и звезда, и светлячок являют себя во тьме, оба зажигаются ночью. Тогда почему только звезда исполняет желания? Почему не может нечто, мерцающее столь же прекрасно, сделать то же самое?

— Ты в порядке? — шепчет Юнги.

Чимин сидит рядом, обнимая себя за колени и уткнувшись в них подбородком, а его взгляд сосредоточен на горизонте, как и у Юнги. Отвечает он лишь кивком, и старший решает дальше не давить.

Парнишка не сказал ему с тех пор ни единого слова. Всего несколько часов назад они вдвоём находились в доме Паков — Юнги стоял в гостиной перед родителями Чимина, пока тот заливался слезами, и оба не могли ничего произнести. Их глупые гляделки остановила бабушка, разбив ледяную атмосферу и объяснив, что Юнги просто беспокоился, и что остальные друзья тоже здесь, ждут снаружи (она это выдумала, дабы разрядить обстановку), и что Юнги вернётся позже, когда Чимин закончит беседу с родителями.

Та же старушка провела Юнги к спальне Чимина вместо входной двери и сказала подождать здесь. Она объяснила, что родители Чимина приехали прямо из Сеула, чтобы обсудить с сыном что-то важное насчет его будущего, а Юнги где-то во время её реплик смог выпалить извинение за то, что повёл себя так невежливо, что толкнул её, врываясь в дом. Бабушка Чимина — точно самый лучший человек в мире: она просто улыбнулась своей фирменной улыбкой без двух зубов и попросила не переживать об этом:

— Я знаю, что ты сильно волновался о Чиминни. Ты очень хороший друг, Юнги, — вот что она произнесла, оставляя его одного в комнате.

Так называемая беседа тянулась часа два, а после Юнги через окно увидел, как машина родителей Чимина отъехала от дома. Ему следовало бы сразу заметить иномарку, припаркованную неподалёку, когда он ещё бежал сюда, как угорелый, от самой школы. А вскоре после этого он услышал поднимающиеся по лестнице шаги, и дверь спальни распахнулась, явив за собой Чимина, который стоял и смотрел на Юнги тем же самым взглядом — будто на призрака — и словно не верил своим глазам.

Потом Чимин сказал, что хотел бы сходить вместе с Юнги на холм, на что старший просто кивнул, и они отправились именно туда — просто шли рядом, не произнося ни единого слова.

И теперь Юнги, по-хорошему, надо бы объясниться, или, на крайний случай, сказать хоть что-нибудь, ведь Чимин со своей стороны уже рассказал всё, что нужно было, но почему-то именно Юнги сейчас сидит и словно ждёт слов мальчишки.

— Я нарушил обещание, — произносит, наконец, Чимин едва ли не шёпотом. Его взгляд всё ещё прикован к горизонту, он не упускает ни секунды заката, пока солнце постепенно скрывается из виду, тёплый воздух сменяется холодным воющим ветром, и медленно наползает тьма.

Юнги снова вспоминает, как буквально только что оказался свидетелем его слёз. Чимин изо всех сил старался сдерживаться, даже когда признавался в любви в четверг под дождём, а в итоге всё, что ему потребовалось, чтобы заплакать навзрыд — просто увидеть Юнги со взглядом отчаявшегося человека.

— Всё нормально, — отвечает старший тихо.

— Не собираешься причинять мне боль, как угрожал, хён? — спрашивает мальчишка с нотками сарказма в голосе.

— Нет, — простой ответ.

И опять наступает тишина, но Юнги уже к ней привыкший — они вдвоём проводили в молчании множество часов, каждый день шагая вниз по дороге, и в словах не было никакой нужды. Комфортная тишина — это третья участница их отношений.

(Если у них в принципе есть какие-то отношения)

Они друзья — думает Юнги, и других вариантов у него нет. Мин Юнги знаменит за свою грубость, он сунул нос в дела Чимина, хотя они его не касались. Он мальчишке угрожал, за плач отчитывал, хотя каждый человек имеет полное право плакать. Почти все его слова звучали как оскорбления, другом он показал себя плохим, и ранил Чимина, даже этого не осознавая.

— Я причинил тебе достаточно боли, — отвечает он.

И не только тем, что толкнул Чимина на землю в тот четверг, появившиеся из-за чего царапины до сих пор не зажили до конца, и слегка видны у мальчишки на лице. Он ранил его и тем, что просто стоял там, под проливным дождём, не делая ничего.

— Ты теперь считаешь меня отвратительным? — спрашивает Чимин.

Из-за того, что Чимин любит его? Из-за того, что Чимину нравятся мужчины? Будь это кто-то другой, может, Юнги и стало бы противно — он бы насмехался над этим человеком, и вообще постарался бы отгородиться как можно сильнее. Но это же Чимин, его лучший друг, с которым они провели вместе почти полгода, и за это время не только обнимали друг друга после победы на баскетболе. Они ночевали вместе — и никаких проблем. Изменилось бы что-то, если бы он знал, что его лучший друг — гей?

(Изменилось бы что-то, если бы он знал, что его лучший друг — гей, и всё это время был влюблён в него?)

— Родители так считают, — говорит Чимин снова. Его голос не дрожит; а Юнги странно слышать эти слова, сказанные такой интонацией, словно мальчишку тема уже давно не трогает, не вызывает никаких чувств. А ведь раньше он бросался в слёзы при каждом её упоминании. Время и правда летит. В первые несколько месяцев в этом городке Чимин бы, наверное, от одного намёка на Сеул сломался, а теперь говорит об этом настолько легко. Юнги не знает, радоваться или грустить.

— Они посчитали меня отвратительным, поэтому и отправили в Йоранмён жить с бабушкой, — рассказывает Чимин.

Юнги и спрашивать не надо было — сам уже догадался: родители узнали об ориентации своего единственного сына, им стало стыдно, и они практически вышвырнули Чимина вон — потому мальчишка и говорил, что в Сеуле всё было грустно. Ещё ужаснее то, что Юнги вполне родителей Чимина понимает; как бы жестоко ни звучало, но понять, почему они так поступили, могут все.

Оказывается, прав он был ещё в самый первый день: никто в здравом уме не переедет сюда из Сеула добровольно.

— Теперь ты всё знаешь, и я не удивлюсь, если ты больше никогда не захочешь меня видеть, — произносит Чимин.

Прямо на глазах Юнги небо темнеет. Солнце полностью скрывается за холмами, и лишь оставшееся свечение можно заметить вокруг их верхушек, а в городе зажигается всё больше огоньков. Одни глаза закрываются, чтобы открылись другие.

— Но я же захотел? — поворачивается он к Чимину. — Я же пришёл увидеть тебя.

Тот, услышав эти слова, медленно поворачивает голову — в его глазах печаль, как и всегда, то же самое выражение, что появляется на лице, когда бы он ни заговаривал о Сеуле. Те самые глаза, что смотрели на Юнги под дождём в четверг.

— Почему? — спрашивает Чимин.

И в глубине души он знает — в глубине души Юнги прекрасно знает, на какой ответ Чимин надеется, и какие слова ожидает услышать.

— Потому что ты мой лучший друг, — отвечает он.

Ведь всё именно так. Они лучшие друзья. У них руки, перекинутые через плечи друг друга, смех во время игры в баскетбол, мечты, разделённые под звёздным небом, обещания на мизинчиках, шутливые оскорбления и невинные улыбки.

Однажды он сказал, что Пак Чимин — это лучшее, что когда-либо случалось в Йоранмёне, и если в этих словах есть хотя бы крошка правды, тогда Мин Юнги точно был бы идиотом, позволь он этому самому лучшему ускользнуть сквозь пальцы.

— И я просто не мог потерять тебя.

Мальчишка сказал всё — и он тоже сказал. Во всяком случае, он теперь не убегает, и на месте не стоит, наблюдая, как Пак Чимин отдаляется от него. Он поступал так дважды, и был бы последним кретином, если бы повторил и в третий раз. Юнги прекрасно знает, какой именно ответ Чимин хотел услышать, но ему остаётся лишь надеяться, что сказанных слов окажется достаточно.

Небо уже тёмное, солнце полностью утонуло за горизонтом, но когда Чимин изгибает губы и улыбается, Юнги может поклясться, что вокруг светло, словно днём. Спустя столько времени — кажется, что прошли годы — небо, наконец, правильное.

(И пока что Чимину всего достаточно)

Мы с сопляком друзья.

+.-.+

Они не пожимают руки, не обнимаются, извиняясь, и ни в чём не клянутся. Они избегали друг друга несколько недель, но для Юнги эти недели почему-то кажутся долгими годами. Он входит в класс в среду с ощущением, что прошло несколько лет, и ухмыляется при виде мальчишки, что ждёт его, сидя там, где и должен сидеть — прямо за спиной. Друзья, похоже, разделяют его чувства, а Тэхён вообще заливается фальшивыми слезами, видя, что они снова разговаривают друг с другом.

— Это же значит, что я больше не сижу с Икдже, — рыдает он, заключая Чимина в объятия. — Конечно, я люблю моего Чим-чима сильнее.

Всё в порядке — во всяком случае, в глазах Юнги. Намджун оказывается так добр, что приносит его рюкзак и все вещи, которые он оставил вчера в классе, когда внезапно подорвался с места и убежал к Чимину домой.

— Я рад, что вы помирились, — говорит Намджун, пока Хосок и Чонгук тренируют танцы женских групп или что-то похожее. Юнги с Намджуном единственные сидят на верхних ступеньках лестницы прямо около двери на крышу на их привычном месте, а остальные носятся немного поотдаль, так что есть возможность спокойно поговорить, не отвлекаясь на идиотизм друзей.

Юнги просто кивает, не сводя взгляда со смеющегося Чимина, который тоже присоединяется к глупым танцам, и Тэхёна за собой тащит.

— Так что у вас случилось-то? — любопытствует Намджун.

Этот вопрос заставляет Юнги переключить внимание на друга:

— В смысле?

— Из-за чего вы ругались?

Что-то дёргается в желудке Юнги. «Да Чимин просто влюблён в меня оказался, вот из-за этого и началось такое сумасшествие» — строится предложение у него в голове, но как он может такое Намджуну сказать?

Теперь и Сокджин решает присоединиться к отряду тупых со своим фирменным танцем, суть и смысл которого Юнги не понимал до этого момента.

— Не из-за чего, — отвечает он. — Мы помирились, это самое главное, – заканчивает он уже тише.

Намджун выгибает бровь, определённо что-то подозревая, и явно хочет узнать побольше, но Юнги напоминает, в чьи дела не следует совать нос. Каким бы любопытным его лучший друг ни был, Джун хотя бы знает, когда можно шутить, а когда надо вести себя серьёзно — вот, например, Тэхён эти два понятия вряд ли различает.

— Тогда всё хорошо, — подытоживает Намджун, а после кричит на Сокджина и слетает вниз по лестнице, присоединяясь к цирку, который разворачивается прямо перед их глазами.

Уже сентябрь; лето медленно уходит прочь, задувает тёплый ветерок, а голубое небо обещает сегодня прекрасный солнечный день, и в этот день Юнги сидит на верхних ступеньках лестницы, наблюдая, как его банда тупых друзей выставляет себя на посмешище, а потом они и его в свой балаган тянут. Он гадает, будет ли когда-нибудь скучать по их глупым выходкам, по каждой перемене, проведённой на излюбленном всеми месте, и последнему дыханию лета, что ветром проникает сквозь открытую дверь.

+.-.+

Юнги сегодня приехал в школу на велике, решив дать колену немного отдыха после того, как сильно его напрягал за последние пару дней. Колено не ощущается таким же, каким было раньше, с самого дня, когда он ногу сломал, а после стольких прогулок с гипсом Юнги и не удивится, если узнает, что оно останется повреждено до конца жизни.

После звонка, объявляющего завершение занятий, он идёт за великом, над головой сияет ярко небо, и, кажется, все ученики решают провести остаток дня на улице, под солнышком, которое вполне может оказаться этим летом последним. И когда Юнги забирает велосипед, его зовёт Юджин, улыбающаяся, как и всегда.

— Что вчера случилось? Ты подорвался прямо посреди урока, — спрашивает девушка, напоминая о глупой выходке, которую он выкинул. — Госпожа О была в ярости, — добавляет она с усмешкой.

Юнги опять хочет заехать себе по лбу. Вот нет ведь, чтобы в любой другой момент — озарение снизошло на него именно посреди урока истории, или, как всем остальным в классе тоже прекрасно известно, на уроке именно того учителя, который всеми фибрами души не любит единственного и неповторимого Мин Юнги. Но он просто не мог ничего с собой поделать. Кажется, все важные моменты в его жизни случаются во время истории.

— Наверное, я заработал очередное наказание, — вздыхает Юнги. Он уже привык. Госпожа О, наверное, ненавидит его просто за факт существования в этом мире.

— Но с тобой всё хорошо? Ты вчера выглядел очень обеспокоенным, — спрашивает девушка.

Вот Юджин всегда так — волнуется из-за каждой мелочи, которую он делает, и задаёт столько же вопросов, сколько и его друзья. А может даже больше.

Они вдвоём идут к школьным воротам, Юнги катит велосипед, и остальные ученики тоже постепенно покидают здание.

— Да, всё в порядке, — отвечает он, прекрасно зная, что рассказать ей про чувства Чимина к нему просто-напросто невозможно, как и Намджуну.

— Ты всегда можешь поделиться со мной, если тебя что-то беспокоит, — говорит она с таким искренним взглядом.

Почему-то Юнги чувствует себя виновато. Он никак не может рассказать ей, что случилось — да ни одной живой душе не может, и был бы счастлив оставить это так и дальше. К тому же, всё наладилось. Юджин просто хочет помочь — и она уже помогла, ведь если бы не её слова, он бы не бросился тогда за Чимином.

Да и мальчишка тоже бы не заставил себя признаться, если бы не она. Чимин просто…

— Хён?

Юнги отворачивается от Юджин и видит этого самого мальчишку около школьных ворот. Точно ждёт его — ждёт, чтобы пойти вместе домой, прямо как раньше.

Чимин переводит взгляд с него на Юджин. И вот опять в его глазах мелькает то серое небо, что нависало над ними в четверг, но в желудке почему-то дёргает у Юнги.

— Аа, всё в порядке, — говорит Чимин и смотрит опять на него, с улыбкой на лице. — Я могу сам домой пойти.

И в этой улыбке — Юнги лучше всех её знает — не рассыпаны звёзды и не сияет голубое небо, которое он так любит. Ему доводилось лицезреть оба варианта, и он прекрасно понимает, когда Чимин обманывает. На его лице и правда нарисована улыбка, но Юнги видит лишь серые облака и ливень.

А мальчишка просто разворачивается, собираясь снова сбежать от него.

— Нет, — шепчет Юнги.

Он не знает, то ли говорит тихо, то ли тот, кому слова предназначаются, оглох внезапно, и ему плевать — он стискивает зубы, пальцы сжимаются на ручках велосипеда сильнее, и он подумывает о том, чтобы швырнуть в Чимина чем-нибудь, просто чтобы остановить.

Чимин просто ревнует.

— Не смей, блять, даже с места двигаться, Пак Чимин! — орёт Юнги.

Его крик пугает Юджин — он видит краем глаза, как меняется её выражение лица. Девушка смотрит то на него, то на Чимина, который сейчас повёрнут к ним спиной.

Но Чимин остановился — стоит теперь, замерев на месте, а Юнги быстро подходит к нему, дёргает за запястье и кладёт его руку на ручку велосипеда, молчаливо приказывая держать.

— Мы сегодня едем домой вместе несмотря ни на что, и даже не смей уходить без меня, — его слова звучат почти как угроза.

Он поворачивается назад, смотрит на недоумевающую Юджин, и подходит опять к ней, оставив велосипед около Чимина, который таки удерживает его.

— Прости. Хотел бы я, чтобы ты могла понять, — произносит Юнги.

Почему-то его слова звучат как отказ, словно Юджин призналась ему, а он её теперь отвергает и выбирает вместо неё Чимина. Естественно, всё не так — девушка ни слова не говорила о том, что он ей нравится. Она просто хороший друг, она была с ним, когда не было Чимина, и Юнги нравится проводить время в её компании — вот в этом он уверен.

А Юджин, как ни странно, просто улыбается — своей привычной искренней и ласковой улыбкой, протягивает руку и хлопает Юнги по плечу, кивая:

— Всё нормально, не беспокойся. — Она милая и заботливая девушка, и иногда Юнги чувствует себя виновато, ведь не заслужил он такого. Если бы она была таким же его другом, как и остальные ребята, как и вся их компания, как и Чимин, Юнги бы точно не смог охарактеризовать себя хорошим другом для неё. — Я рада, что вы с Чимином снова друзья.

Она убирает руку, а Юнги кивает. Он сказал, что не может пойти сегодня домой вместе с ней, но почему-то ощущение внутри такое, словно они прощаются. Странно, ведь он не уезжает никуда, они увидятся завтра в школе, и даже могут пойти домой все втроём, хотя он и понимает, что не так всё просто. Он извиняется, что они не смогут провести следующие полчаса, шагая по дороге родного городка, но почему-то кажется, будто возможности ходить с ней вместе домой больше не представится.

Он разворачивается, подходит опять к Чимину, берёт велосипед, говорит младшему забираться, и они вдвоём уезжают, а Юнги не покидает чувство в груди, словно он оставил позади нечто важное.

+.-.+

— Почему ты это сделал? — тихо спрашивает из-за спины Чимин через несколько минут после того, как они отъехали от школы. Юнги крутит педали, они катятся с Чимином на велике по дороге в центре города, вокруг них выстраиваются домики и магазины, и редкие машины иногда проезжают мимо.

— Что сделал?

— Не поехал домой с Юджин, — поясняет младший.

— Потому что я хотел поехать домой с тобой, — отвечает Юнги.

Они приближаются к мосту Аураджи, под которым видна блестящая река. Воздух наполняется шумом воды наряду со скрипом велосипеда, а потом до ушей доносится звук проезжающей мимо машины и ещё одного велосипедиста. Отсюда можно повернуть прямо в Сончонгыль, но вместо этого Юнги сворачивает в другую сторону — на дорогу, что тянется вдоль акров рисовых полей по самой окраине города. Чимин, кажется, не возражает — не говорит ничего. Да и вообще сегодня прекрасная погода, почему бы не провести лишние минуты на улице?

— Она тебе не нравится, хён? — спрашивает паренёк тихим и мягким голосом.

Юнги помнит, как мальчишка задавал ему этот вопрос тем летним днём во время каникул, когда ещё нёс его на спине из-за сломанной ноги.

— Я же отвечал уже, разве нет?

Дорога совершенно пустая — лишь они вдвоём едут по ней.

— Ты не сказал «нет», — шепчет Чимин.

Юнги бы стукнул себя по лбу прямо здесь и сейчас, если бы мог.

— Ну боже ж ты мой, Пак Чимин. Нет, мне не нравится Юджин. Теперь счастлив? — говорит он слегка раздражённо, прямо как раньше, когда между ними вечно возникали недопонимания из-за неспособности Чимина отличить сарказм от шутки (или из-за неспособности Юнги подобрать правильную для каждого варианта интонацию).

Он вздыхает, а затем продолжает, не желая, чтобы мальчишка опять решил, что его ненавидят:

— Я могу прогуляться с ней домой как-нибудь в другой раз. Да и мы с тобой давно вместе со школы не возвращались. — Не так уж давно, но по ощущениям именно так.

Очередная тишина — помимо шороха листьев и свиста ветра окрестности заполняет лишь шум велосипеда.

— Прости, — говорит Чимин.

— За что?

— За всё, — отвечает младший. — За то, что втянул тебя в это.

— Никуда ты меня не втягивал.

— Втянул, — Чимин сглатывает. — Я обременил тебя своими чувствами.

Честно говоря, Юнги их как бремя совсем не воспринимает. То, что Чимин в него влюблён — просто информация, которую ему следует учитывать. Она ничего не усложнит. Они останутся друзьями, как и раньше — будут вместе ходить домой, разговаривать, смотреть на небо. Она ничему не помешает.

— Всё нормально, — отвечает Юнги. Утешать других он умеет плохо, и слова его всегда звучат холодно и неправильно, но можно хотя бы попытаться. — Ты всё равно мой лучший друг.

Он помнит день, когда Чимин снова плакал — когда они заключили то обещание. Чимин боялся, что Юнги возненавидит его. Особенно Юнги — сказал он тогда.

— Ничего не придётся менять, — говорит он.

Ведь этого же Чимин и хочет? Чтобы они дружили все вместе, как и раньше. И небо будет, как и всегда, прекрасным. Каждый день голубое будет сначала сменяться лиловым, а затем превращаться в чёрное. Красное укроет собой зелёное, а потом проявится белое — сменятся времена года, но между ними всё останется по-прежнему.

Снова тишина, но Юнги счастлив: небо над головой прекрасно, и Чимин снова с ним. Он не потерял своего друга. На его лице улыбка, и Юнги прекрасно знает, что точно такая же сейчас играет на губах младшего.

Они едут мимо рисовых полей, дорога, наконец, сворачивает в сторону Сончонгыль, снова видна река, извивающаяся под мостом, по которому они катятся, и Чимин шепчет что-то неразборчивое — очень тихо, словно не хочет, чтобы Юнги услышал.

— Мм? — старший только хмыкает вопросительно.

— Ничего, — быстро отвечает тот.

Юнги лишь пожимает плечами, фокусируясь на дороге: меньше всего охота свалиться с велика после прошлого падения, из-за которого он остался со сломанной ногой.

Они минутах в пятнадцати езды от дома, когда Чимин прокашливается, словно собирается в этот раз с духом, чтобы сказать то, что хочет.

— Хён? — спрашивает он.

— Да?

— Можно я… — он замолкает, а Юнги просто ждёт, думая, что младший и вовсе не закончит предложение, но оказывается неправ. — Можно я обниму тебя со спины?

И это даже не удивляет. Задай этот вопрос прежний Пак Чимин, скажи он нечто настолько слащавое этим дрожащим голосом, смущённый весь, словно девчонка, Юнги бы, наверное, засмеялся и начал бы его подкалывать. Будь это Тэхён, тому бы точно прилетел кулак в лицо.

Но это Пак Чимин — его лучший друг, который в него влюблён.

— Боже мой, забудь, хён, — тараторит Чимин, когда Юнги не отвечает. Его голос дрожит, и старший уверен, что лицо всё красное. — Просто забудь, что я вообще это спросил.

Спина зудит ещё сильнее, когда их снова накрывает тишина — на этот раз в ней чувствуется неловкость. Юнги пальцами сжимает крепче руль.

— Эй, — зовёт мягко.

Он не знает, почему это говорит. Может, потому что рад, что они снова друзья. Может, потому что хочет поблагодарить вселенную за второй шанс, за возможность исправить ошибки.

Или же потому что это Пак Чимин — его единственный и неповторимый Пак Чимин, и Юнги просто не нужна никакая другая причина.

— Я же не сказал «нет», верно?

Велосипед едет вперёд, поля вокруг смазываются в одно размытое пятно, зелень у горизонта смешивается с голубизной неба. Чимин не отвечает ничего, они оба опять окунаются в ту самую неловкую тишину. Юнги не представляет, куда его ответ приведёт их обоих.

Проходит, кажется, вечность, прежде чем он чувствует тепло тела Чимина, который прижимается ближе. Тот придвигается очень неторопливо, опускается грудью на спину Юнги, а когда кладёт на него голову, старший чувствует дыхание. Даже ладони его двигаются очень медленно, словно мальчишка боится, что Юнги вдруг отстранится. Но тот не отстраняется, и вокруг живота обвиваются две руки с подрагивающими пальцами. Юнги просто сидит неподвижно, велосипед едет вперед, и ему кажется, что лето будет длиться бесконечно.

И когда Чимин, наконец, прижимается крепко, Юнги почему-то надеется, что до его дома далеко, как до Сеула — лишь бы только эта поездка длилась как можно дольше.

Я сегодня снова начал ходить домой вместе с сопляком.