Юнги не знает, чем родители были заняты с тех пор, как он ушёл, но решается всё равно, хотя не за деньги сильнее всего переживает и не за крышу над головой. А ещё ему прекрасно известно, что никого не будет дома в воскресенье, и он смотрит на этот факт как на возможность забрать кое-какую одежду и всякие мелочи, которые понадобятся на уроках в понедельник. Поэтому, когда он приходит в школу в первую неделю октября, всё ощущается таким же обычным, как и всегда — словно ничего и не изменилось: на истории скучно, перемены они проводят на привычном месте, Тэхён с Чимином подозрительно шушукаются за его спиной, Юджин ласково улыбается, когда они натыкаются друг на друга, и Чимин…
Чимин всегда рядом, проводит время вместе с ним на каждой отработке, будь то чистка туалета, уборка опавших листьев со школьного стадиона или даже полировка стульев. Чимин всегда рядом во время заката солнца, что прячет своё лицо за горизонтом, даже когда сезон года сменяется и дни становятся короче.
Вообще, Юнги заходит домой и во вторник тоже, даже зная, что там — в гостиной — наткнётся на родителей, но ему плевать совершенно, даже когда мать умоляет остаться; отец же молча сидит в кресле, отказываясь смотреть на сына и вообще признавать его существование. Юнги просто забирает свои вещи, сообщает, что постарается освободить свою комнату как можно скорее, после чего опять уходит. Спит он у друзей по очереди — все их родители Юнги уже знают и не против, чтобы он оставался.
И только у Чимина он не ночевал ещё ни разу, хотя ему прекрасно известно, что бабуля Пак сильнее всех остальных будет счастлива приветствовать его у себя дома, как и её внук.
Конечно, Чимин будет рад больше всех. Как может быть иначе?
Намджун собирает всю компанию в субботу, но не затем, чтобы поиграть в баскетбол, а чтобы вместе учиться — лидер выступает среди них голосом разума и напоминает про экзамен, об угрозе которого не стоит забывать. Чонгуку, по идее, готовиться пока не надо, но он всё равно решает прийти и помочь старшим вспомнить прошлогодний материал, который, например, у Юнги из мозгов выветрился давно. Он с трудом-то помнит, что учил час назад, а уж что про прошлый год говорить? Часа через два после начала их учебной сессии подтягиваются и девчонки; Минджу целует Сокджина в щёку, на что все свистят и улюлюкают.
Конечно же, приходит и Юджин, а Юнги отчего-то напрягается, когда девушка, как и обычно, искренне ему улыбается и занимает место рядом. Он не знает, почему, но первым делом смотрит на Чимина, который сидит напротив, но видит лишь, что мальчишка полностью сосредоточен на каком-то математическом примере и совершенно игнорирует — или просто не замечает — сцену, разворачивающуюся прямо перед глазами. Это же не должно быть проблемой — напоминает себе Юнги. Почему он вообще думал, что Чимин будет ревновать из-за одного только присутствия Юджин? Ведь они все здесь друзья, в том числе и она.
(И Чимин тоже, верно?)
Они не расходятся до поздней ночи, хотя конкретно учиться заканчивают ещё к ужину, во время которого поедают знаменитое жаркое мамы Сокджина, смеясь и не прекращая подкалывать Чимина за его слова госпоже О в тот легендарный день.
— Мы совсем не ожидали, что ты выдашь такое, — удивляется Юна. — То есть, будь на твоём месте Юнги, никто бы даже не удивился.
— Почему вы выставляете меня каким-то ганстером всея школы? — ухмыляется тот. — Не верь им. Я настоящий образец для подражания, — самодовольно указывает он на себя пальцем.
— Да, точно. Образец для подражания всяких хулиганов и правонарушителей, — смеётся Сокджин, хлопая его по плечу.
— Но, если серьёзно, что на тебя тогда нашло, Чимин? — спрашивает Намджун.
Парнишка не отвечает — лишь заливается румянцем и переводит взгляд на свои ноги, а Юнги, сидящий напротив, хочет сделать то же самое. Это всё почти что смешно, ведь он прекрасно знает причину.
— Эй, во всяком случае, Чимин сделал то, о чём все мы мечтали, — заявляет Тэхён. — Эти усы не заметит только слепой.
— Как девушка, я всё-таки должна сказать, что это немного жестоко, — отмечает Юджин.
— Да ладно, она же о них и не подозревала, — отмахивается Юнги, а потом в голове его вдруг вспыхивает идея. Берётся она неизвестно откуда, но просто кажется правильной. У них с Юджин это как своя совместная фишка, шутка, которую поймут лишь они. — Спорим на десять тысяч вон, что на следующей неделе она придёт в школу без усов.
Что-то мелькает в глазах Юджин, какой-то азарт — это Юнги в девушке и нравится, и её ответ лишь убеждает его в своей правоте:
— Ох, Мин Юнги, ты так сильно хочешь снова потерять деньги?
— Ну, в этот раз ты хотя бы не сговоришься с историчкой у меня за спиной, как тогда с Минджу-нуной, — замечает он.
— Я тебя умоляю, Мин Юнги, ты и в этот раз останешься без очередных десяти тысяч вон, — показывает девушка язык.
Он уже собирается оспаривать это самоуверенное утверждение, хочет выдать очередную колкость, дабы убедить Юджин в её неправоте, но его сбивает с мысли Тэхён, спрашивая, не натыкался ли он на безголовую фигуру во время отработок, отчего перепуганный Хосок визжит. Юнги отвлекается от разговора с Юджин, вспоминает внезапно о Чимине и тут же поворачивается в сторону мальчишки, который держится крепко за руку Чонгука, испугавшийся продолжения тэхёновой истории.
А Юнги до сих пор себя не понимает: почему он вдруг так волнуется об этом всём? Почему в присутствии Юджин он тревожится о Чимине? Юджин — это действительно та причина, из-за которой младший признался ему в своей выдуманной ненависти, а всего несколько дней назад мальчишка был готов убежать, увидев их разговаривающими. И старший просто не понимает, почему чувства Чимина теперь значат для него больше, чем свои собственные: такое чувство, будто если паренёк станет волноваться или грустить, то Юнги испытает то же самое.
Он погружается в свои мысли, которые лишь сбивают с толку, так и залипнув взглядом на мальчишке, и Чимин, в конце концов, поворачивается к нему, улыбается тепло, а затем вопросительно приподнимает брови и одними губами спрашивает «что случилось?» с другого конца стола. Юнги лишь растягивает губы в улыбке, машет головой и снова переключается на очередную глупую страшилку Тэхёна.
Они все искренне веселятся в этот день — смеются с набитыми до отвала животами и улыбками на лицах. Все счастливы, не исключая и Юнги, который решает отложить свои тревоги в коробочку, закрыть её и убрать на время подальше.
А в конце дня он думает лишь о том, какая же глупая его посетила ранее мысль о том, что они с Чимином испытывают те же самые эмоции. Что за ерунда: у них же с сопляком не одно и то же сердце.
(А чувства тем более не одни и те же)
+.-.+
В понедельник госпожа О приходит без растительности на лице (Юнги станет на десять тысяч вон богаче) и после сегодняшней отработки освобождает их от наказания, начиная со следующей недели и до тех пор, пока не пройдёт экзамен, не забыв опять прочитать нотацию о важности этого мероприятия и о том, что, несмотря на их наглость и дерзость, она всё равно в первую очередь остаётся учителем, и сильнее всего порадуется, если они потратят драгоценное время на подготовку к экзамену, а не на натирание до блеска пола в классе.
Но это всё неважно — они вдвоём практически летят сквозь школьные ворота часов в восемь вечера, радуясь, что мучения, наконец, закончились, пусть даже всего на пару недель. Осенью небо в такое время суток уже совсем тёмное, и разбросанные над головой звёзды тоже поменялись: вместо рака сияет созвездие рыбы, а лев отдал свой трон быку.
И оказывается этим вечером Юнги у Чимина дома, куда ноги приносят его сами, с головой даже не советуясь. Старушка Пак приветствует их обоих широкой улыбкой, и в этот раз заходит даже настолько далеко, что щипает Юнги за щёчку. Тот уже и забыл, как много вечеров провёл здесь, сидя за обеденным столом с двумя Паками. Чимин когда-то говорил, что восьмидесятилетняя бабуля очень любит, когда он приходит к ним, а попозже приглушённым шёпотом добавил, что, когда они сидят вокруг стола, старушка чувствует, словно опять находится в кругу семьи. Юнги тогда никак не мог избавиться от мыслей о том, как же грустно пожилой леди было ужинать в одиночестве, пока к ней не приехал жить Чимин.
Они возятся на кухне: бабушка рассказывает историю о том, как впервые встретила дедушку Чимина в этом чудесном городке Йоранмёне, пока они вдвоём моют посуду.
— Естественно, он повёл меня к реке Сончон одним прекрасным летним днём, и мы сидели около воды на траве до самого заката. Тогда он в первый раз взял меня за руку. Мне пришлось ждать этого целый день до самой ночи, можете себе представить? — возмущается она, заставляя Юнги улыбнуться. — Тогда… Ох, это было шесть десятков лет назад! Забавно, насколько хорошо я помню даже погоду, что стояла в тот день: от тепла кожу чуть покалывало, а летний ветерок всё время развевал волосы, — произносит она меланхолично.
И у Юнги перед глазами картина настолько живая, словно он сам там присутствует — река блестит под лунным светом, зелёные деревья шепчут тихо, говорят, что эту ночь пара должна завершить поцелуем, которого так страстно желают солнце с луной. Просто поцелуй двух влюблённых, который сделает день ярче и заставит звёзды танцевать, а луна тоскливо улыбнётся издалека, завидуя той любви, что расцветает во время её дозора.
— Твой дедушка был трусом, Чимин. Мы не отводили друг от друга глаз, и я знала, что сейчас случится. Я знала, — уверяет бабуля. Она смотрит куда-то вдаль, вспоминает ту сцену, которая, Юнги уверен, значит для неё больше, чем весь мир; тот момент, что изменил курс её жизненного пути. — Мы наклонялись ближе друг к другу, но он испугался, остановился и отодвинулся. Он боялся, Чимин. Твой дедушка. Боялся поцеловать девушку. Можешь в это поверить?
— Так вы поцеловались или нет? — не терпится узнать Чимину.
Старушка Пак усмехается:
— Ох, я была разочарована. Как же я расстроилась в тот момент. И знаешь, что я сделала, Чимин? В ту же секунду схватила его лицо и сказала: «Если ты меня не поцелуешь, то это сделаю я».
У того аж рот в восхищении раскрывается:
— Так ты поцеловала?
Бабушка смотрит на него хитро и улыбается лукаво, отчего Юнги охота рассмеяться:
— Если бы не поцеловала, то ты бы и на свет не родился, внук мой.
— О боже, не могу в это поверить! — Чимин выглядит искренне удивлённым.
— Да, твоя бабуля знает, чего хочет, — говорит она, а потом поворачивается к Юнги. — А ты, Юнги? Есть у тебя похожая история?
Тот в ответ лишь смеётся. Он может рассказать ей о том, как неизменно прекрасно всегда выглядит для него небо, какое волнение внутри пробуждает эта красота, но, конечно, без того самого человека для поцелуя.
— Нет, — отвечает он правдиво.
— Пока, — она словно его поправляет, поучительно поднимая указательный палец. — Пока нет.
+.-.+
Разговаривают они почти до полуночи — Юнги на время даже внимания не обращает, пока бабуля Пак не идёт медленно в гостиную, напоминая, что надо ещё приготовить дополнительную кровать, на что он тут же заверяет её, что не стоит об этом беспокоиться.
— Почему? Разве ты на ночь не остаёшься? — удивляется старушка.
Юнги честно об этом как-то не думал. Бо́льшая часть его вещей находится сейчас у Сокджина и Намджуна, так как до них ближе всего, да и там они все чаще всего проводят время после школы. С тех пор, как он ушёл из дома, он успел переночевать у всех друзей, кроме Чимина, и на то нет никакой причины — он в принципе никогда не думает долго, у кого остаться на ночь; всё само собой получается.
— Ну, я…
Тогда почему же сейчас он столько раздумывает? Почему сомневается, оставаться, или нет? Боится? С чего бы?
— Чимин будет счастлив. Правда же, Чиминни? — поворачивается старушка к любимому внуку.
И Юнги тоже смотрит на мальчишку, который до сих пор стоит около кухонной двери. У мальчишки на лице смущённая улыбка, хотя в глазах почему-то грусть и необъяснимая тоска.
Он боится оставаться здесь на ночь только потому, что у Чимина к нему есть чувства?
— Ну же, скажи ему, Чиминни, — призывает бабуля.
Чимин сглатывает, а Юнги знает. Конечно, он знает, что крутится в голове у паренька, и что тому отчаянно хочется сказать. Это свои желания Юнги понять не может. Половина его разума утверждает, что никаких проблем не возникнет, ведь они, прежде всего, друзья, что он уже оставался у Чимина на ночь раньше, и сейчас всё тоже будет хорошо. Так говорит одна половина, а другая просто…
— Так ты останешься, хён? — произносит Чимин почти что шёпотом. — Останешься на ночь?
+.-.+
В комнате тихо. Слишком тихо — он даже слышит тиканье часов на стене и ровный звук своего собственного дыхания, которое Юнги тщательно контролирует. Ему тяжело решить, как именно дышать. Как обычно? Или притвориться, что спит? Как нормальные люди вообще дышат, когда спят? Не сложно же должно быть? На улице осень, но Юнги не хватает свежего воздуха, по лбу стекают капли пота, а в горле пересохло.
Сейчас, наверное, около двух часов ночи — он не уверен. И да, он остался у Чимина. Одна часть разума убеждала, что это хороший выбор, напомнила, что двадцатиминутная прогулка к дому Намджуна вниз по склону посреди ночи того не стоит, а другая просто говорила…
А ничего. Другая не говорила ничего. Однако почему он не может уснуть? Почему ворочается с открытыми глазами в темноте, пялясь в потолок над головой? Может, потому что до сих пор ничего не записал в свой блокнот? Иногда у него не получается уснуть именно по этой причине, хотя Юнги прекрасно знает, что сегодня дело не в ней.
Слегка повернув голову, он смотрит на Чимина на соседней кровати, но не может определить, спит тот или нет. Ругнувшись себе под нос, Юнги решает-таки встать и дать своему мозгу то, чего тот так отчаянно требует — поднимается с кровати, подходит к рюкзаку, что валяется около стола, выуживает оттуда блокнот и зажигает настольную лампу. Может, действительно его в темноте беззвучно звал этот блокнот, а пустые страницы ждали, пока их заполнят словами, испачкают чернильными кляксами в форме очередной серии ругательств и исповеди о прошедшем дне. А после всего этого он, конечно, напишет про…
Я сегодня остался на ночь у сопляка.
— Хён? — зовёт голос. Юнги, обернувшись, видит Чимина, сидящего на своей кровати.
— Прости, я тебя разбудил, — он отворачивается обратно к блокноту, понимая, что и записывать-то туда нечего. У него просто не получается уснуть. Может, всё дело в непривычной обстановке (всю прошлую неделю он в чужих домах спокойно засыпал), или погода сегодня теплее, чем должна быть (что очень вряд ли). Чем бы оно ни было, Юнги всё-таки верит, что дело во вселенной, которая просто-напросто запрещает ему спокойно закрыть глаза и провалиться в мир грёз.
— Нет, всё в порядке, — отвечает Чимин. Кровать скрипит, и, повернувшись снова, Юнги видит, что мальчишка сидит с краю и смотрит на него. — Уснуть не можешь?
Он качает головой, закрывает блокнот и прячет его в рюкзак, потом выключает свет и идёт обратно к своей кровати, размышляя, что с его стороны грубо было разбудить Чимина вот так.
— Просто спи, — повторяет он, проходя мимо, и щёлкает младшего по лбу.
Чимин тихо ойкает, потирая лоб, а Юнги забирается под одеяло и ложится лицом к стене во второй сегодняшней попытке уснуть. Сзади не слышно ни звука, и он прикидывает, что просто пролежит так всю ночь, если благословение, называемое сном, не снизойдёт на него до самого восхода солнца.
— Эй, хён, — зовёт Чимин.
Юнги просто хмыкает в ответ.
— Хочешь…
И замолкает. Мальчишка останавливается прежде, чем сказать что-то важное, заставляя Юнги гадать, какой же окажется вторая половина вопроса. Вот он вечно так делает: останавливается посреди предложения и позволяет словам зависнуть в воздухе. Юнги переворачивается, оказываясь к Чимину лицом, хотя в темноте он может различить лишь очертания сидящего на кровати паренька.
— Хочешь… — начинает тот снова, слегка заикаясь, — …п-посмотреть со мной на звёзды?
Ответом служит вздёрнутая в удивлении бровь:
— Что?
— Хочешь, хён? Прямо сейчас. На школьном стадионе, как ты любишь, — предлагает Чимин взволнованным голосом. — Можем сразу взять вещи на завтра в школу.
Юнги бы в ответ поинтересовался степенью вменяемости мальчишки, но какая-то часть разума опять напоминает, что не такая уж это и плохая идея. Если всё равно не получается уснуть до самого утра, почему бы не провести это время за своим любимым занятием?
+.-.+
Осеннее небо совсем другое. Юнги уже заметил, как поменялись звёзды, хотя сам не смог бы перечислить их все по названиям — ведь он лишь поклонник, который только любуется на эту красоту. Они приходят на стадион, уже одетые в школьную форму, приносят с собой рюкзаки, а где-то в подсознании тихий голосок твердит, какую же глупость они вытворяют (и это только доказывает, что они настоящие члены команды Пуленепробиваемых парней, ведь порывы делать глупости — это общая черта всей семёрки).
Когда они приходят, Юнги просто падает на землю, широко раскидывая руки и ноги на покрытом травой стадионе. Осень, уже прохладно, но в куртке вполне можно продержаться здесь всю ночь.
— Ну что, радуют тебя плюсы самостоятельной жизни? — подкалывает Чимин, ложась рядом.
— Да, спасибо большое, я на седьмом небе от них прямо, — отвечает Юнги, не открывая глаз, чтобы воспринимать всё, что происходит вокруг, остальными органами чувств — ощущать, как ветер гладит щёки, чувствовать мягкость травы под пальцами и слушать наполняющий воздух оркестр цикад, которые тараторят между собой на неизвестном ему языке.
— Наслаждайся, пока можешь. В Сеуле ничего такого не будет, — говорит Чимин.
Сеул. Всё уже окончательно решено, да? Без дома, куда можно вернуться, у Юнги не остаётся никакого выбора, кроме как идти вперед. Сеул будет больше не мечтой, а следующим пунктом назначения.
— Никакого чистого неба и прекрасных закатов? — спрашивает он, открывая глаза, и смотрит на звёзды, что разбросаны у него над головой.
— Не-а, — отвечает Чимин.
— Никаких цикад?
— Не мечтай даже.
— А ветер там как?
— Ужасный. Советую уже начинать копить на кондиционер, хён.
Юнги усмехается:
— Тогда я передумал. Не поеду в Сеул.
— Не всё там так плохо, — продолжает младший. — Есть мост Банпо. Он смотрится по ночам просто невероятно, когда светится разными цветами.
Но он сотворён человеком. Это красота, которую люди выточили из тысяч тонн бетона. Не холм, где они проводят лето, и не река Сончон, что сияет под луной, сотворённые ничем иным, кроме как прикосновением самого бога.
— Есть башня Намсан. О, ещё тебе понравится в Хонгдэ. Там везде играет музыка. А на улице Апгучжон всегда днём множество людей.
Вот его будущее: бетонные джунгли, заполненные тысячами безликих фигур, шагающих рядом. Огоньком на небе станет вертолёт, а серая вода будет извиваться между задрипанными строениями.
— Не будет больше звёзд, — шепчет Юнги. — Не будет холма и свежего воздуха.
— Никакой больше зелени, — добавляет Чимин.
— Никакого баскетбола по четвергам, — произносит Юнги неожиданно для самого себя.
— Никаких перемен на лестнице.
— Никаких визгов Хосока, — усмехается он негромко.
— Ха, как бы сильно они ни раздражали, думаю, я буду по ним скучать, — хихикает Чимин, поворачивая голову к Юнги. — Но знаешь, по чему я скучать не буду, хён?
— По чему? — спрашивает Юнги, всё не отводя взгляда от неба.
— По урокам истории с госпожой О.
Старший смеётся над этим абсолютно искренне:
— Вот это я тоже буду счастлив оставить в Йоранмёне.
— Никакого больше соседства по парте с Тэхёном. Я буду скучать по нему.
— Никакой домашней стряпни Сокджина.
— Никаких краж тетрадок у Чонгука.
— И возможности увидеть, как Намджун сдувает баскетбольный мяч одним прикосновением.
— Никаких походов домой после школы с тобой, хён, — тихо говорит Чимин.
Никакого Чимина. Никаких прогулок по дороге под сияющим закатом. Единственная неизменная константа, то, в чём Юнги всегда был уверен — что каждый день он будет проводить вечер с Чимином под алым небом. В разные дни может происходить что угодно, но именно эта часть повторяется — она остаётся всегда неизменной, словно строчка в его блокноте.
— Хён? — снова зовёт мальчишка. — Мы продержимся до весны?
Старший изгибает бровь в недоумении и поворачивается к Чимину, который смотрит теперь на небо:
— В смысле?
— Между нами всё так и останется? — спрашивает тот. — Хотя бы до весны.
— Абсурд какой, — замечает Юнги. — Конечно, продержимся.
И тут Чимин поворачивается и смотрит ему прямо в глаза, а мир Юнги разбивается на кусочки здесь и сейчас, та самая коробочка с тревогами, спрятанная далеко-далеко, открывается силой одного лишь взгляда. После этого года не будет больше Пак Чимина. Пак Чимина, который его лучший друг. Пак Чимина, который…
— Ты всё ещё любишь меня? — спрашивает он.
Слова звучат грубо, и срываются с губ прежде, чем он успевает что-то осознать.
Удивление в глазах младшего очевидно, и Юнги даже кажется, что мальчишка поднимется, сядет ровно, сбегая от вопроса, как всегда и делал, но нет — тот быстро берёт себя в руки, а в глазах мелькает решимость. Юнги никогда не видел Чимина настолько серьёзным.
— Да.
Всего лишь слог. Вот такое простое «да». Юнги вообще не знает, почему спросил о том, что и так очевидно.
— Я не прошу любить меня в ответ, — говорит Чимин спокойно.
Слова его предельно ясны, но в этот же момент нечто вспышкой мелькает у Юнги в мыслях — история старушки Пак почему-то повторяется в его голове по причине, которую он не может никак найти. Сегодня даже не летний день. Они не сидят около реки Сончон; кожу не покалывает теплом, а волосы не развеваются на ветру.
— Я ничего не прошу, хён. Я счастлив иметь то, что имею.
А что тогда насчёт Юджин? Он хочет спросить. Ничего, если я буду разговаривать с ней? Тебя это не расстроит? Хочешь, чтобы я больше с ней не общался? Половина его разума всё ещё повторяет, что нет никаких проблем, что они с Чимином друзья, и вообще он волен говорить с кем захочет и когда захочет, но Юнги всё равно не может избавиться от этого странного чувства, которое возникает при мысли, что Чимин расстроится. Он почувствует то же самое. Тоже расстроится.
— Так что ничего не нужно менять, — Чимин до сих пор смотрит ему в глаза.
Это именно те слова, которые Юнги повторяет мысленно снова и снова. Ничего не должно меняться. Чимин влюблён в него, и ничего не нужно менять. Это просто факт, и всё останется так и дальше.
— Ага, — шепчет он в ответ.
В голове эхом отдаются слова старушки Пак, когда Юнги смотрит в глаза её внука, и почему-то он опять представляет ту картину — река блестит под лунным светом, зелёные деревья шепчут тихо, говорят, что эту ночь пара должна завершить поцелуем, которого так страстно желают солнце с луной. Просто поцелуй двух влюблённых, который сделает день ярче и заставит звёзды танцевать, а луна тоскливо улыбнётся издалека, завидуя той любви, что расцветает во время её дозора.
— Ничего не нужно менять.
Поцелуй в этот день не состоится, и души не сливаются вместе. Лишь двое мальчишек смотрят друг другу в глаза, а тысячи звёзд наблюдают за ними с высоты.
Поцелуя в тот день нет.
(Во всяком случае, пока что)