а в твоих глазах нашёл звёзды

— А мне уже казалось, ты никогда не решишься! — восклицает Минджу с усмешкой. — Наконец-то! Думала, с тобой будет прямо как с Сокджином.

— Ой, не сравнивай меня с этим слюнтяем, — показывает ей язык Юнги.

Перемену он проводит не на лестнице, как обычно, а отдыхает с девчонками, обвивая рукой талию своей новой девушки. Да, у Мин Юнги теперь есть девушка.

Мин, чёрт его дери, Юнги, встречается с девушкой, и эта девушка — Чон Юджин.

— В любом случае, поздравляю вас обоих. Ах, онни, не могу поверить, что это, наконец, случилось, — подключается к разговору Джэин, садясь за парту, подпирая щёки обеими руками и вытягивая губки. — А ты заботься о нуне хорошенько. Ты ей сильно нравишься, — добавляет она, тыкая пальцем в его сторону в полушутливой угрозе.

Юнги в ответ лишь сухо улыбается.

— Ты редко остаёшься с нами на переменах. Разве не собираешься представить свою новую девушку ребятам? — спрашивает Юна.

На самом деле, он это сделать уже успел — когда пришёл утром в школу с ней за ручку, отчего у Хосока аж челюсть отвисла. Сокджин удивлённо таращил глаза, а Намджун теперь точно будет дразниться без конца. Тэхён вёл себя, как придурок — без конца пихал его в плечо и болтал что-то про бро-кодекс, мол, Юнги оставил пятерых друзей страдать одинокой жизнью, а Чонгук…

Младший окинул его таким взглядом, что Юнги тут же захотелось спрятать глаза — дольше смотреть было просто страшно. Чонгук единственный не сказал ни слова, лишь наблюдал молча, как Хосок трясёт Юнги, а потом развернулся к Юджин, словно пытаясь удостовериться, что та в своём уме, раз согласилась встречаться с Юнги.

Но она согласилась, легко и просто, хотя и удивилась сначала. Юнги искренне считал, что Юджин скажет «нет», или что ей нужно будет какое-то время подумать — ведь всё и правда случилось очень неожиданно. Любая девушка в своём уме, наверное, не приняла бы внезапное признание от человека, который выглядит так, словно только что пробежал марафон. Или же вид Юнги, тяжело хватающего ртом воздух, наоборот покорил её — возможно, в глазах Юджин он выглядел как мужчина, который не мог ждать ни секунды: так сильно хотел исповедаться в своих чувствах.

В общем, Чон Юджин определённо единственная в своём роде, потому что она и не залилась слезами, и не заулыбалась широко, покраснев. Она была слегка ошарашена, но потом та самая привычная улыбка заиграла у неё на губах, и с них сорвалось ласковое «конечно».

Сегодня он демонстрирует Юджин всем вокруг, словно медаль какую, не отпускает её от себя ни на шаг, и чуть ли не хвастается, что покинул одинокую жизнь, каждой живой душе в классе. Она — его способ всё исправить. Она послужит доказательством того, что он не неправильный. Они вдвоём идут в тот день домой, держась за руки даже несмотря на холодный зимний ветер, который практически примораживает их пальцы друг к другу.

— Ты счастлив сегодня, Юнги? — спрашивает она, когда они медленно шагают по дороге.

Зима пришла на смену осени так быстро, не успел он даже глазом моргнуть. Дождя в ближайшее время не будет — снег заменит его так же, как белое заменило красный. Юнги не успел понаблюдать за изменениями вокруг, как деревья уже облысели, а холодный воздух стал пробирать до костей. А небо? Точно. Что сейчас с небом? Юнги не осмеливается больше поднимать взгляд к своей любви.

— Конечно, счастлив, — отвечает он, поворачиваясь к его новой девушке с фальшивой улыбкой на лице. Прятаться за самодовольной усмешкой легко, когда вокруг толпа, но наедине с Чон Юджин это сложнее.

Она кивает слегка, смотрит наверх, после чего крепко обнимает его руку.

— Хорошо, потому что я тоже, — шепчет.

В тот день они идут бок о бок в самом сердце ледяной зимы, и Юнги чувствует лишь вину. Юджин нравится ему — утверждает тихий голос где-то в подсознании. Может, это самовнушение, или способ ослабить прожигающее насквозь чувство вины, что охватывает огнём всё тело — в любом случае, разве девушка не счастлива с ним? Он же делает её счастливой, верно? И друзья тоже счастливы — значит, поступает он правильно.

В тот день всё его внимание занимают не руки Юджин, что обвиваются вокруг предплечья, и не их тепло.

А пустое сиденье за спиной в классе.

Не только сиденье. Что-то внутри Юнги тоже опустело.

 

+.-.+

 

Он собирается снова уйти из дома насовсем из-за той ситуации, что случилась в прошлый раз. Он избегает отца, как может, и, даже если они пересекаются, то каждый просто притворяется, что другого вовсе не существует.

Наверное, так он будет вести себя и с Чимином — притворяться, что мальчишки не существует, и даже хорошо, что тот не пришёл в пятницу в школу. Всю оставшуюся неделю Юнги проводит, запершись у себя в комнате, пытается спать долго, сколько вообще может — только так получается спасаться от мыслей, которые преследуют даже тогда, когда его глаза открыты. Лишь в королевстве грёз его ждёт избавление от воспоминаний о том, какими на вкус были те губы поверх его собственных.

Однако в том же самом царстве снов эта сцена проигрывается снова и снова, мучительно подробно, и словно чувствительность усиливается в разы, так что в воскресенье Юнги просыпается резко, рывком садится на кровати, весь покрытый потом, а штаны невозможно тесные — и он ненавидит себя ещё сильнее, когда брызгает этим утром холодной водой себе в лицо, не переставая повторять, насколько это неправильно. А то, что происходит дальше, совсем не помогает.

Где-то часов в десять или чуть раньше со стороны окна слышатся громкие крики Сокджина, который зовёт его по имени, а Юнги только закатывает глаза, видя широкую улыбку. Старший болтает что-то про «настоящее двойное свидание» и уговаривает Юнги выбраться из своей пещеры для очередного похода в кино в городе, а тот отказывается, говоря, что совсем не в настроении.

— Но разве ты не хочешь провести время со своей прелестной новой девушкой? — улыбается Сокджин от уха до уха. — Ну же, Юджин будет в восторге.

И Юнги понимает две вещи. Первое: он не сможет отказать старшему, как бы ни упирался; а второе: он будет ненавидеть себя ещё сильнее за то, что сделает.

И даже когда он обнимает Юджин за талию во время поездки, а все вчетвером обсуждают возможность выбраться потом куда-нибудь ещё, и когда они держатся за руки на протяжении всего фильма, пока голова девушки покоится у него на плече, Юнги с каждой пройденной минутой лишь ненавидит себя всё сильнее. Только об этой ненависти он и думает, когда они едят все вместе в маленьком ресторанчике, когда они с Юджин заказывают один на двоих пломбир несмотря на то, что сейчас зима, и она краснеет, когда он с ухмылкой стирает с её щеки мороженое, которым она случайно пачкается. Ненависть внутри разрастается и обращается в презрение к самому себе, когда они садятся на поезд обратно до Йоранмёна, преследуемые последними лучами заходящего солнца, которое наблюдает молча, как Юджин засыпает, положив голову Юнги на плечо на виду у хихикающих Сокджина и Минджу. Юнги поворачивается, смотрит на алое небо, и ему кажется, словно солнце всё это время следило за ним и неодобрительно качало головой с разочарованием в глазах. А вскоре появится луна, и уже она будет преследовать его, наблюдать пристально за каждым движением, когда они с Юджин пойдут домой этой воскресной ночью.

Презрение не отпускает до сих пор, заливает сердце чернотой, словно болезнью, и оставляет во рту кислый привкус. А когда его так называемая девушка у двери своего дома разворачивается, улыбается тепло и благодарит за прекрасно проведённый день, у Юнги чувство такое, словно он сам себя поджигает. Потому что он заслуживает как минимум мучительной смерти от сожжения, но не такую, искреннюю девушку, как Чон Юджин, которой он нравится таким, какой есть.

Судя по всему, ненависти к себе мало, потому что когда твоя девушка стоит перед тобой и словно ждёт чего-то, постоянно теребя край рукава в пальцах и смущённо избегая взгляда, Юнги известно прекрасно, чего она хочет. Где-то в подсознании мелькает мысль, что хотя бы такой платы она заслужила — если посмотреть с этой стороны. Да, плата. Маленькая монетка в благодарность за возможность использовать её в качестве доказательства, которое Юнги столь необходимо.

Так что в тот день он узнаёт, что есть нечто более мучительное, чем ненависть к самому себе. Ненависть внутри Мин Юнги перерастает в презрение к себе и всему своему существованию, когда он делает шаг к девушке, кладёт руку ей на шею и втягивает в поцелуй.

В тот день Юнги понимает, насколько же он мерзкий — когда целует губы Чон Юджин, а думать может лишь о Пак Чимине.

 

+.-.+

 

Мин Юнги до ужаса боится понедельника — боится, потому что Чимин. Единственным местом, где они будут видеться, остаётся школа, и Юнги не может даже предположить, поймут ли друзья, что они снова друг друга избегают, или нет. Может, и заметят, хотя наличие девушки предоставляет хорошее оправдание, почему ему хочется проводить время без них. Этим утром он приходит в школу с надеждой, что стул за спиной окажется пустым.

Однако приветствует его там бесящая ухмылка Икдже, и Юнги всё равно от неё неспокойно. Всё следует по отработанной уже схеме; Чимин собирается его избегать, а он в этот раз сам не станет ничего предпринимать, чтобы это прекратить. Они притворятся, что ничего никогда не происходило, отдалятся друг от друга постепенно, и проблема решится сама собой ещё на стадии отрицания.

Юнги даже не поворачивает голову, не ищет взглядом того человека, который наверняка во время урока сидит за партой Икдже. Он ничего не делает — и нужды что-то сделать быть не должно — даже когда на перемене этого самого человека с ними снова нет, как и Тэхёна. На любимом месте на лестнице отдыхают лишь пятеро, и Юнги всеми силами пытается смеяться над шутками друзей вместо того, чтобы думать об очевидной проблеме.

Мин Юнги ужасно боится понедельника, а сейчас понимает, что боится не только из-за Чимина, но ещё и из-за Чонгука. Всё произошедшее — и Юджин, и тот океан самоненависти, в котором он себя топит — заставило забыть об одном взгляде, настолько болезненном, что словно ножом в живот. На этой перемене он об этом вспоминает, когда друзья снова подшучивают:

— Но серьёзно, хён. Я совсем не ожидал. Ну, тебя вместе с Юджин, — усмехается Хосок. — Мне казалось, что ты не заинтересован.

— Ну, теперь знаешь, что это не так, — отвечает Юнги самодовольно. Такую роль он отыгрывает ещё со вчерашнего дня: демонстрирует гордость оттого, что Юджин теперь его девушка, заявляет, что все остальные должны у него учиться завоёвывать женские сердца. Работает довольно эффективно, особенно учитывая, что Юджин и сама подыгрывает, рассказывая, как кое-кто бежал до самого её дома, только чтобы признаться в вечной и нетленной любви.

— Хён может быть таким непредсказуемым, — замечает со смешком Намджун.

Юнги кажется, что на этом разговор и закончится, но ошибается — Чонгук решает надавить на нож и острой репликой вонзить лезвие глубже:

— А я-то уж думал, что тебе не нравятся девушки, хён, — произносит младший словно между прочим.

Остальные смеются, считая шутку чертовски хорошей — да ещё с учётом того факта, что сурового Мин Юнги подколол самый младший из компании. Но Юнги-то знает, что в словах скрыто нечто большее, а в горле пересыхает, когда Чонгук смотрит на него с презрением.

— О чём ты вообще, Чон Чонгук, — отвечает он, скрывая беспокойство в голосе. — Лучше учись у хёна, как красть женские сердца.

— Хён прав, Чонгукки. Мы уже не можем дождаться, когда вы с Суджи начнёте встречаться, — поддерживает Хосок, закидывая руки младшему на плечи и ероша волосы.

Юнги, скорее всего, Хосоку теперь обязан, потому что из-за него тема разговора быстро меняется, однако кошмар остаётся: страх воплощается в реальность. Сколько Чонгук тогда видел? Немного же? Хотя они стояли перед самой дверью, Юнги бы на месте Чонгука сразу всё понял. И что тогда сказать их младшему? Ничего там не происходило; просто обман зрения. Они двое не делали ничего.

Но что, если Чонгук рассказал другим? Нет, невозможно. Скорее всего. А о чём там рассказывать вообще? У Мин Юнги, чёрт побери, есть теперь девушка, и даже если распространится слух о том, что он целовался с кем-то в подсобке спортзала, никто не поверит.

И всё равно с Чонгуком поговорить надо — хотя бы объясниться. Так он всё исправит, удостоверится, что Чонгук не считает его…

— Чонгук, могу я с тобой поговорить? — зовёт Юнги, когда они возвращаются с перемены, останавливается около класса младшего.

И снова тот взгляд, что так страшит. Простой взгляд, от которого кровь стынет в жилах.

— Не о чем нам разговаривать, хён, — отвечает Чонгук и разворачивается, просто-напросто игнорируя.

Впервые Чонгук высказывает в его сторону такое неуважение. Мальчишка никогда ничего подобного не выкидывал, и особенно по отношению к Юнги. Естественно, с Тэхёном и Чимином он ведёт себя всегда более расслабленно, подшучивает над ними, балуется, иногда даже опускает «хён», когда обращается к Чимину, но Юнги он всегда уважал. Именно с Юнги он разговаривал о будущем, делился своими тревогами, когда думал, что недостаточно хорош.

— Эй, ублюдок, я с тобой разговариваю! — Юнги хватает Чонгука за руку и резко дёргает к себе.

Он думал, что тот будет кричать или кулаком заедет — это бы он выдержал — но мальчишка от простого прикосновения отдёргивается с таким выражением лица, которое Юнги не сможет забыть. Оно отпечатывается в мыслях точно так же отчётливо и глубоко, как и разочарованное лицо Чимина, и обе эти картины будут преследовать Юнги до конца его дней.

В этот самый момент не нужны никакие другие причины бояться понедельника, потому что заготовленные слова, что он прокручивал в голове, не удаётся даже произнести без запинок. Сначала он злился, а теперь под взглядом Чонгука хочет просто уменьшиться до размера песчинки.

— С-слушай. То, что ты тогда видел…

— Думаю, я видел достаточно, хён, — перебивает Чонгук, прежде чем развернуться и войти в класс, оставляя ошеломлённого Мин Юнги в коридоре в таком состоянии, словно его только что окатили ледяной водой.

Ведь самый ужас в том, что Чонгуку даже не надо больше ничего говорить — его взгляд и то, как он отдёрнул руку от обычного прикосновения, сказал всё за него. Вот какую реакцию получал Чимин от своих родителей каждый божий день. Вот чего так боялся. Вот как Юнги пообещал Чимину не поступать.

Вот как Чонгук смотрит на него теперь с одним лишь презрением в глазах.

 

+.-.+

 

— Эй, любовничек, — тянет издевательски Икдже с задней парты.

— Что тебе надо, урод? — зло шипит Юнги в ответ, даже не оборачиваясь. Он для шуточек не в настроении, а особенно от Икдже.

Урок самоподготовки; класс наполнен гулом голосов и смехом. Юнги слышит крики Хосока, который играет с одноклассниками в какую-то только что придуманную игру, Сокджин наверняка уселся где-нибудь в уголке с Минджу, и они теперь держатся под столом за руки и до мерзкого слащаво пялятся друг другу в глаза. Юджин болтает с Юной про новый кондиционер для волос, а Юнги просто сидит на своём месте без дела.

В голове крутится на повторе одна конкретная сцена: в собственных мыслях его продолжает сверлить тот взгляд, который Юнги не может забыть. Он так и не объяснил всё Чонгуку, не сказал самого главного. Ничего в подсобке не происходило. Не было ничего между ним и Чимином. И, самое главное, Мин Юнги — не…

Икдже снова швыряет ему в затылок ластик, на что Юнги тут же оборачивается с диким взглядом и с силой опускает кулак на деревянную столешницу.

Одноклассник поднимает руки, словно сдаваясь:

— Воу, полегче. Просто пытаюсь повеселиться. Тебе не кажется, что тут немного скучно?

Но Юнги знает Икдже хорошо. Тот никогда не пытается вести себя с ним просто мило или дружелюбно, учитывая их историю из прошлого (которую Юнги теперь даже не вспомнит — ему достаточно того знания, что он недолюбливает Икдже, и не просто так).

— Заткни пасть. Я не в настроении, — шипит он, отворачиваясь. Вот меньше всего ему сейчас нужно разбираться с этим придурком, который находится прямо за спиной и даже своим дыханием выводит.

— Спокойнее, Юнги. Что, бесишься, потому что твой Чимин не сидит тут? — не отстаёт одноклассник, уже открыто издеваясь.

Это происходит не впервые — ещё с того инцидента со стадионом Икдже периодически отпускает подобные шуточки и даже комментирует иногда, как же мило, что Юнги с Чимином так романтично проводят время. Да, такие издевательства не в новинку, и обычно Юнги отвечает на них ленивой угрозой.

Сейчас стоит ответить так же, но внутри словно какой-то переключатель щёлкает. Наверное, Икдже просто выбрал плохой день, чтобы его подоставать, или навалилось всё вместе — и поцелуй, и Юджин, и взгляд Чонгука. А, может, Икдже знает? Вдруг этот мудак видел то, чего не видели остальные — как Юнги сотворил ужасную ошибку, обмениваясь с Чимином дыханием.

— Что ты сказал? — рычит он, снова поворачиваясь, и видит только широкую ухмылку на лице этого придурка.

А, может, Чонгук ему рассказал. Вдруг Чонгук рассказал всем, и теперь, даже несмотря на Юджин, никого больше не получится убедить? Но они будут неправы, ведь это был не Юнги. Что бы про него ни думали, это неправда. Он бы никогда не…

— Я спросил, ходил ли ты снова любоваться на звёзды со своим драгоценным парнем?

Юнги громко впечатывает ладонь в стол, а затем поднимается, указывая пальцем на Икдже. С него хватит.

— Заткнись, — рычит он с явной угрозой.

Икдже, кажется, чувствует опасность — дёргается, но после снова открывает свой поганый рот и совершает ужасную ошибку. Этот придурок не знает, когда нужно остановиться, да?

— Эй, расслабься, это просто шутка, — говорит, хотя та самая усмешка так и не сходит с его лица. — Я же не оскорбляю твоего парня, или…

— У меня девушка теперь есть, понятно?! — кричит Юнги прежде, чем тот успевает договорить, опять стуча кулаком по парте.

Этот Икдже просто ублюдок. На него должно быть плевать, и Юнги не должен срываться, реагировать на тупое оскорбление. Но в то же время в словах этого придурка сразу всё — и взгляд Чонгука, и то, чему Юнги так отчаянно пытается найти опровержение.

— Эй, Юнги, серьёзно, потише, это просто…

— И что теперь? Ты что, называешь меня геем?

Икдже кажется действительно напуганным, а Юнги даже не замечает, что в классе тишина, и все взгляды направлены на него.

— Что за чушь? Я не называл тебя геем. Эй, Юнги, я не…

На самом деле, Икдже и правда не называл — никто не называл, но взгляд Чонгука всё ещё не отпускает, преследует, мелькает перед глазами яркими вспышками. Мальчишка смотрел так, словно Юнги — отвратительный человек, который недостоин даже его прикосновения.

Лишь эта мысль проносится в голове прежде, чем кулак встречается с лицом Икдже. Стул парня падает назад, тот сам тоже валится с грохотом спиной на пол, а Юнги не теряет времени — сразу хватает за грудки и снова впечатывает кулак ему в нос, ещё до того, как тот успевает подняться.

Именно этого он боится сильнее всего. Именно это он хочет, чтобы знал Чонгук — как и каждый в этой комнате. Что Мин Юнги — не гей. Что Мин Юнги всё ещё нравятся девушки, и что он такой же нормальный, как и все. Да, он поцеловал лучшего друга, но это всего лишь ошибка, которую он унесёт с собой в могилу, и всегда будет отрицать, что такое вообще происходило.

Его мечущиеся туда-сюда мысли дают возможность Икдже ударить в ответ — тот заезжает кулаком в левый глаз, отчего Юнги падает на пол.

— Что за хуйня с тобой, придурок?! — орёт Икдже, кидаясь на прижатого теперь к полу Юнги.

Ещё один удар в челюсть, после которого Юнги пинает коленом в живот противника, кричит громко, отталкивает, и они снова переворачиваются — Икдже опять оказывается внизу.

— Не связывайся со мной! — рявкает Юнги, хватаясь за чужой воротник. Он прижимает одноклассника к земле, а тот всеми силами пытается вырваться из стальной хватки, но безрезультатно.

— Х-хватит, ты…

Юнги поступает так, как велят инстинкты: впечатывает беспомощное тело в пол. Череп парня с громким звуком встречается с твёрдой поверхностью, откуда-то сбоку слышится женский вскрик, а руки Икдже внезапно обмякают.

— У меня девушка теперь есть, ясно тебе? Я не какой-то мерзкий…

Он бы, скорее всего, снова и снова таранил голову Икдже об пол, пока не услышал бы хруст костей, а из черепа не полилась бы кровь. Наверное, Юнги бы кричал всё это время, теряя контроль над своим телом, и ему было бы плевать, если бы Икдже получил сотрясение или трещину в кости. Юнги бы не остановился, пока не доказал всем, пока не стёр взгляд Чонгука из своих мыслей, а воспоминания о мягких губах Чимина на своих собственных не растворились бы под едким вкусом крови.

— Хватит, хён.

Не слова сами останавливают его, а рука, что схватила крепко, прикоснулась к коже дрожащими пальцами, и мягкий шёпот, который возвращает к реальности.

Юнги поворачивает голову: ну конечно. И смотреть не нужно было — он сразу знал, кто это. Этот кошмарный понедельник, наконец, являет демона, глаза которого заставляют почему-то думать о рае.

— Достаточно.