Новый год наступит уже через неделю, но Юнги, по правде говоря, праздника совсем не ждёт — да и зимних каникул тоже. Ему бы думать о Сеуле и только о Сеуле, но внутри отчего-то словно пустота. Однако он соглашается, наконец, увидеться в субботу на следующей неделе с ребятами — и там, у Сокджина дома, его встречают знакомые лица.

Хосок с Тэхёном сразу же чуть ли не душат в объятиях со словами, как сильно скучали по его угрюмому лицу, а Сокджин, когда он помогает старшему принести тарелки с кухни, говорит спокойно, что они все переживали и хотели лишь, чтобы с Юнги всё было в порядке.

— Мы знаем, что тебе нужно сейчас побыть одному, — замечает Сокджин. — Но мы всегда готовы тебя поддержать, не забывай.

Юнги в ответ только хмыкает, потому что знает: «мы», произнесённое Соджином, не включает в себя определённые лица, которые за столом не присутствуют. Остальные друзья, на самом-то деле, понятия не имеют о том, что произошло, и он собирается всё так и оставить.

— А где вообще Чимин и Чонгук? — спрашивает Намджун чуть позже.

— У Чимина какие-то дела дома, — отвечает Тэхён с набитым ртом, — а Чонгук у Минджу-нуны. Они, наверное, попозже придут.

Какие бы дела там ни были у Чимина дома, Юнги знает, что это лишь причина, чтобы снова избегать его, и в этот раз он не представляет, что на это сказать. На самом деле, даже сейчас, сидя в компании друзей впервые за долгое время, он не может заставить себя улыбнуться ни на тупую шуточку Хосока, ни в ответ на попытку Сокджина приободрить его обещанием приготовить какое-то изысканное блюдо.

А когда полчаса спустя появляется Чонгук вместе с Минджу, пустота внутри сменяется настороженностью. Девушка приветствует своего парня поцелуем в щёчку, а потом смотрит на Юнги с нескрываемым удивлением:

— О, наконец-то вы здесь, господин Нарушитель Спокойствия, — смеётся она. — Ты теперь самая обсуждаемая новость столетия, знаешь?

— С чего это? Я всего лишь выбил немного дури из Икдже, — ворчит Юнги.

Минджу присаживается рядом, толкая легонько в плечо:

— Ой, да ладно, ты сделал не только это, — говорит она с улыбкой, которая словно с каким-то скрытым смыслом.

С её приходом ужин становится оживлённее, громче; девушка воодушевлённо щебечет про то, что им всем стоит провести новогоднюю ночь вместе на холме с фейерверками и парой бутылок пива. Юнги эту идею не комментирует, сфокусировавшийся на безвкусном рамене. Как бы потрясающе Сокджин ни готовил, во рту вся еда становится кислой и неаппетитной.

А когда он относит на кухню свою пустую тарелку, Минджу идёт следом и блокирует дорогу обратно к столу, стоя у двери. Пусть утверждает сколько угодно, что просто хочет захватить что-то отсюда, но каждое действие её выдаёт с потрохами: явно же ждала, когда сможет поговорить с Юнги наедине.

— Что? — спрашивает он. На эту ерунду ни времени нет, ни настроения.

— Вы с Чимином поругались? — внезапно выпаливает девушка.

Юнги удивлённо вздёргивает бровь. Это что ещё такое? Почему вдруг он чувствует себя загнанным в угол, и, главное, кем? Обычно такое творят друзья из его компании, а на этот раз — девчонка. Юнги не может избавиться от мысли, что так неправильно, и в то же время чувствует какую-то исходящую от неё угрозу — страх медленно поднимается по позвоночнику, а голова кишит вопросами.

— Нет, — лжёт он. — А даже если бы и поругались, это всё равно не твоё дело, — добавляет.

Она знает? Минджу ведь сестра Чонгука, и эти двое действительно очень близки. Что, если Чонгук рассказал ей? Хотя, если бы она знала, то сказала бы Сокджину — а тот ведёт себя с Юнги, как и обычно. Может, просто пока не успела, но когда расскажет, узнает сначала Сокджин, а вскоре и все остальные…

— Моё, если это как-то затрагивает Юджин, — говорит она осторожно, а всё былое дружелюбие из голоса исчезает без следа.

Юнги смотрит на Минджу внимательно: она и правда вот так противостоит ему — а весь ужин вела себя, как ни в чём не бывало, пока её брат в его сторону даже не поворачивался. Для Чонгука Юнги теперь словно невидимка.

— Ты угрожаешь мне? — он отвечает ей острым взглядом, подходя на шаг ближе.

Он видит, что девушка какую-то долю секунды колеблется — всё-таки его считают пугающим не беспричинно. У Юнги есть своя репутация, и он не отступит, пусть даже против него выступила девушка.

— Слушай, я не знаю, что происходит, — вздыхает Минджу. В голосе больше не слышно той резкости, что была всего пару секунд назад. — Но я забочусь о Юджин, и убью тебя своими руками, если ты разобьёшь ей сердце, — заканчивает она, после чего разворачивается и возвращается за стол.

Юнги не понимает, что только что произошло, но сейчас практически убеждён, что Юджин, Минджу и Чонгуку известно обо всём, что он сделал. Сжав крепко кулаки, он быстрым шагом проходит прямо к входной двери, игнорируя вопросы, которые сыплются в его сторону из-за стола. Нужно уйти. Встреча с друзьями совсем не помогает развеяться.

Он уже на улице, когда слышит сзади приближающиеся шаги.

— Юнги, пожалуйста, подожди, — раздаётся голос Сокджина, и очень скоро старший, нагнав его, осторожно прикасается к плечу. — Что случилось, Юнги? Пожалуйста, останься. Мы скучаем по тебе. Так ведь хорошо проводили время, и…

— Хорошо проводили время? — разворачивается Юнги. Он снова близок к тому, чтобы сорваться. — В следующий раз, когда мы опять будем так хорошо проводить время, лучше надень на горло своей девушке поводок.

Он и не осознаёт, что говорит, пока слова не слетают с языка, и выражение лица Сокджина тут же меняется — но это не злость, а, скорее, удивление. Тишина накрывает их обоих тяжёлым одеялом. Юнги опять смотрит в землю, понимая, что снова совершил ошибку, и сжимает кулаки лишь сильнее.

— Прости, я не хотел этого говорить, — бормочет он. Не стоило оскорблять Минджу. В последнее время он только и делает, что ранит людей своими словами и действиями.

С Чимином он сделал правильный выбор — ради блага самого мальчишки, только вот почему сколько бы Юнги ни повторял себе, что поступил верно, что-то внутри всё не даёт покоя? Даже сейчас он не может успокоиться, хотя так сильно пытается.

Минджу права, на самом деле. Он ранит Юджин тем, что втягивает в эту неразбериху. И знал с самого начала, что так будет.

— Что с тобой на самом деле происходит, Юнги? — спрашивает Сокджин. Его слова мягкие и успокаивающие.

— Ничего, — отвечает тот очередной ложью.

— Я могу чем-то помочь?

Каким бы хорошим ни был Сокджин, Юнги потеряет его, как только тот узнает, что происходит. Старший будет смотреть с таким же отвращением, как и Чонгук, а потом это распространится, словно пожар, затронет всех знакомых. Отвращение — и вправду инфекция, и в конце концов придётся покинуть это место, повторяя судьбу того, кого он знает слишком хорошо.

— Всё, как ты и сказал, хён. Мне просто нужно время, — отвечает Юнги, вспоминая сказанные ранее сегодня Сокджином слова, разворачивается и уходит.

+.-.+

Новый год в этом году выпадает на воскресенье. Юнги живёт у Намджуна с самого дня инцидента с Икдже — практически две недели — периодически возвращаясь к себе в комнату так, чтобы родители не узнали. Он до сих пор не нашёл свой блокнот, и уже уверен, что потерял его совсем — может, из рюкзака выпал где-то по дороге домой, или отец специально разорвал и смыл в унитаз, чтобы его позлить. Лучше забить, хотя искренне жаль — там были записаны некоторые просто убийственные тексты и фразы. Правда, он всё равно всегда может их восстановить.

Намджун, в отличие от него, уже готов начинать новую жизнь в Сеуле, и ищет, где бы там остановиться, пока будет готовить документы для поступления в универ. Друг рассказывает, что и в университет поступит, и в то же время будет работать над своей мечтой стать музыкантом. Джун, кажется, уже со всем разобрался, всё решил, а вот Юнги только чувствует, как с каждым днём его жизнь всё больше выходит из-под контроля, вырывается из хватки пальцев — прямо как времена года, что сменяют друг друга так незаметно.

Юнги сторонится друзей, шатается по городу посреди зимы, как призрак, и всё чаще оказывается на холме с сигаретой в пальцах — а домой возвращается, только когда слишком замерзает или когда нога начинает болеть. После травмы колено всегда болит во время слишком холодной погоды — хроническое осложнение, судя по всему.

Дни проходят один за другим, и постепенно тупая боль в колене остаётся единственным, что Юнги способен чувствовать. Он словно онемевает изнутри; эта огромная дыра в груди поглощает его. Перед глазами всё белое, а когда он задирает голову вверх, то там всё тоскливое и мрачное. Даже не верится, что он когда-то видел настоящее небо — впервые в жизни оно настолько безобразное, что он не может смотреть на него дольше, чем несколько секунд.

Всё сломано, и неважно, сколько раз он поднимет взгляд: звёзды не сияют, поверхность луны покрыта множеством трещин, солнце не слепит — его свет унылый и скучный, и Юнги даже рад, что в конце каждого дня его поглощает горизонт. Может, всё дело в зиме, которая превращает всё вокруг в чёрно-белую картину.

(Или, может, это Юнги медленно теряет себя)

В канун нового года Намджуну, наконец, надоедает, и он практически силком вытаскивает его на холм, хотя Юнги идти не хочет. Друг кричит, говорит, что лучше бы он тогда действительно начинал привыкать жить на улице, если планирует убегать и дальше.

— Я не убегаю, — возражает Юнги.

— Ну конечно, ни черта не поверю. Убегаешь. Да, ты живёшь сейчас у меня, но на самом деле просто пытаешься сбежать, — заявляет Намджун.

Подсознательно Юнги знает, что тот прав.

— Так что лучше вытаскивай свою жалкую по какой бы там ни было причине задницу и встреться со всеми хотя бы сегодня, — требует Джун. — Это наш последний год, Юнги. Ты же не хочешь закончить всё на такой плохой ноте?

Меланхолик внутри Юнги вспоминает, как много они веселились в этом году, вспоминает о компании друзей, с которыми он проводил всё своё время с самого начала старшей школы, и о тех людях, которые остались с ним сейчас. Это, скорее всего, их последняя возможность провести вместе новый год — надо дорожить моментом, пока ещё возможно.

Поэтому Юнги в конце концов соглашается, пусть даже каждый шаг к холму даётся всё тяжелее. Мысли не покидает вопрос о том, кто же там будет, потому что есть определённые люди, встречи с которыми хотелось бы избежать.

Почти каждый новый год Юнги отмечал в этом маленьком городке. Большинство жителей в праздник собираются у моста Аураджи, зажигают фейерверки, трубят в праздничные горны, болтают и смеются с соседями и пьют соджу, но этот новый год они решили провести на холме — в узком кругу друзей. Естественно, визги Хосока слышно ещё на расстоянии в пару километров. Девочки из компании Минджу тоже здесь, а значит, что он встретится и с Юджин.

Юнги не разговаривал с ней с того самого звонка — и, честно говоря, не видел в этом нужды. Даже непонятно, каким словом теперь можно назвать их отношения. Однако девушка при виде его лишь улыбается приветливо, отчего Юнги чувствует себя ещё более виноватым. А вот Хосок — настоящее спасение: он ничего не подозревает, ведёт себя, как и обычно. Он единственный из друзей, с кем у Юнги нет никаких проблем и разногласий — с Тэхёном, правда, тоже всё хорошо, но его здесь, на удивление, нет.

(Конечно, кое-кого другого нет тоже, хотя Юнги и не ждал его тут увидеть)

— Он сказал, что будет чуть позже. Наверное, пытается достать нам побольше соджу, или ещё чего, — поясняет Намджун.

Они стелют покрывала, чтобы не сидеть на голой земле, а девушки приносят горячий шоколад и закуски. Минджу с Сокджином вдвоём тоже тут — Юнги не говорит ни с кем из них после случившегося в прошлый раз за ужином. Чонгук, как и обычно, не обращает на него внимания, словно на невидимку, а Юджин…

— Могу я с тобой поговорить, Юнги? — спрашивает она, пока все остальные сидят вокруг Минджу: та принесла гитару и теперь играет, Хосок битбоксит, а Намджун читает рэп, и всё одновременно.

Рано или поздно поговорить с ней всё равно бы пришлось. Они отходят от остальных на несколько метров в сторону в тень деревьев, чтобы никто ничего не услышал. Юнги молча следует за девушкой — та останавливается, оглядывается на него и глубоко вздыхает:

— Юнги, насчёт прошлого раза. Я…

— Не нужно объяснять, — перебивает он её. Она ведь наверняка уже всё знает. Чимин чистосердечно признался ей в надежде, что Юджин поможет ему поговорить с ним. Умный ход, ничего не скажешь, ведь Юнги избегал мальчишку любой ценой, и Чимин использовал его собственную девушку в своё преимущество.

— Но…

— Серьёзно, всё в порядке. Я понимаю, — говорит он, смотря в землю, а не ей в глаза.

Юнги не представляет, о чём она сейчас думает, и что чувствует. Он бы с радостью избежал этого разговора, не желая слушать никаких объяснений — есть слова, которые просто не нужно произносить.

(Хотя есть и то, что действительно стоит сейчас обсудить)

— Я хотела поговорить с тобой ещё кое о чём, — продолжает она после мучительной паузы.

Юнги поднимает глаза, на мгновение встречая её взгляд, в котором видит грусть. Он вздыхает и опять смотрит на землю. Так лучше.

— О наших отношениях, — говорит она мягко. — Думаю, нам не стоит их продолжать.

Он даже не удивлён — прекрасно знал, что это грядёт, и по большей части даже рад, что она подняла тему первая. Ей будет не так больно. Единственное и последнее, что Юнги может ей предложить — бросить его первой.

— Да, ты права, — отвечает он.

Даже в самом конце отношений с Юджин его сердце не бьётся быстрее, и любимое небо перед собой он тоже не видит.

А потом девушка делает шаг вперед и кладёт ладони ему на плечи:

— Но, несмотря ни на что, ты всё равно мой друг. Понятно, Юнги? Я всё равно люблю тебя и забочусь о тебе.

Любит? Она никогда раньше такого не говорила, но Юнги, слыша эти слова, не ощущает ничего: сердце бьётся так же ровно, а мозг лишь повторяет, насколько же он недостоин быть тем, кому они адресованы. С самого начала и до самого конца Юнги не чувствовал к этой девушке ничего особенного — и поэтому его поступок просто-напросто жестокий.

— Я лишь надеюсь, что когда-нибудь мы сможем построить отношения, в которых твои чувства ко мне будут искренними.

Юнги уже всё равно, знает она о его проблеме с Чимином, или нет. Он лажал так часто, что не знает даже, поступает ли правильно сейчас — поэтому просто кивает и позволяет обнять себя в последний раз. А когда сам обхватывает её руками за талию, то может прошептать лишь тихое «прости».

И даже когда девушка хмыкает утвердительное «угу», Юнги знает, что прощения недостоин.