Чакроканалы в руке проводились с болью и с осторожностью. У Наруто, как заключили удивлённые Цунаде и Сакура, после первого сеанса чакросистема начала сама потихоньку восстанавливаться. Как пояснил кривившийся и чесавший руку Узумаки: ему во сне помогал Лис. У Саске Лиса не было, как не было и бешеной регенерации, так что ему приходилось закидываться обезболивающими и идти на сеанс к двум сильнейшим медикам. И так — каждый день на протяжении уже почти недели.

Как говорила Сакура, недели будет достаточно, дальше надо дать руке отдых: организм сам приведёт чакроканалы в нужное состояние. Только вот до конца обещанной недели было два дня, а у Саске уже голова с рукой болели так, будто его всё это время пытали. Хорошо хоть, сильнодействующие обезболивающие на организм влияли слабо. За это спасибо Орочимару: сопротивляемость к ядам и дурманящим веществам у него была очень завышена. С другой стороны, в этом же и была причина того, что всё болело.

Но Саске, если бы его спросили, однозначно выбрал бы боль, а не туманящий мозги дурман наркотиков. Он предпочитал понимать, что делает и что с ним делается, а не отдаваться на растерзание судьбы. Сакура видела, как он терпит, и из раза в раз предлагала то повысить дозу, то дать что-то другое. Саске из раза в раз отказывался. Ему казалось, что Цунаде в этом плане куда как умнее: она, спросив его единожды, больше так и не поднимала эту тему.

— Саске... — как всегда, осторожно спросила Сакура, но Саске, даже не дослушав её, отрицательно замотал головой и осторожно начал натягивать на себя рубашку. Рука, над которой только что проводили различные манипуляции Сакура с Цунаде, пока что не ощущалась совсем, но пройдёт немного времени — и боль вступит в свои права.

Он, на самом деле, даже немного рад, что обследует его именно Сакура с Цунаде. Цунаде, которая больше занята его рукой и своими мыслями о передаче своего титула Хокаге Какаши, он был не интересен от слова «совсем»; только иногда мелькали какие-то странные эмоции у неё в глазах. Сакура же умела отделять свою работу ирьёнином и свою влюблённость, в отличие от той же Карин, с которой Саске не так давно путешествовал.

Это не делало Карин плохой. Саске вообще сомневался, что кто-то из команды Така хуже, чем он. Просто это делало Карин не совсем удобной. Но её способности сенсора были настолько хороши, а лечение — настолько быстрым, что приходилось мириться с тем, что не нравится. Суйгецу, конечно, смеялся над Карин, да он смеялся над ними обоими, отпускал шуточки «ниже пояса», но Саске игнорировал. Пропускал мимо ушей. Ему до сих пор кажется, что это единственный навык, которым он овладел в совершенстве.

Пока он шёл от госпиталя к приюту, к Кичи, Саске думал, что Така никогда бы не сравнилась с седьмой командой. Никто из них — ни Суйгецу, ни Карин, ни даже уцепившийся за Саске Джуго — никогда не были командой. Сработавшимися людьми? О, да, сработались они хорошо. Но никогда не было такого чувства, что щекотало двенадцатилетнему-Саске-из-прошлого нервы и что догнало его, но уже шестнадцатилетнего, на войне. Единение. Странное, непонятное, и затрагивающее даже Сакуру — такую всегда бесполезную, казалось бы.

Только вот Сакура давно уже не была бесполезной. Саске запрокинул голову к небу, чувствуя, как покалывает чесоткой и иглами боли руку. Всё, что нужно было сделать Сакуре, чтобы стать по-настоящему взрослой, по-настоящему сильной — это отпустить его, Саске. Взглянуть на него свежим взглядом и не увидеть ничего из того, за что его можно любить — разве только за внешность, но ведь этого для любви мало. Может, после этого она наконец обратила бы внимание на Наруто.

Саске провёл здоровой рукой по лицу, рассеяно кивнул девушке-администратору, совершенно не замечая её ответной улыбки. О да, вот кого есть, за что любить, так это Наруто. Понятное дело, что каждый человек найдёт в нём что-то своё, но найдёт каждый. Вот если бы он сам... Саске оборвал себя и улыбнулся уголком губ Кичи, ловя её радость и восторг.

Вот если бы он сам разбирал качества Наруто, то ему бы понравилось многое. Не всё, конечно же, Наруто ведь не идеален. Эта его привычка говорить ненужное; эта его привычка прощать просто так; эта его навязчивость... и ещё куча мелочей. Невоспитанность, громкость, подчас даже глупость от незнания элементарных вещей. Но это были лишь детали. То, кем был Наруто, его суть, была Саске более чем по вкусу. Конечно, сообщать он об этом никому не собирался.

— Саске, ты в последнее время хмурый, — протянула Кичи, чуть склоняя голову набок. — Кичи-чан беспокоится. Что-то случилось?

На секунду Саске хочется вывалить ей все свои проблемы на голову. И Наруто, который не хочет уходить из его мыслей; и бюрократию, которая препятствует нормальному обустройству квартала; и собственных тараканов, которые не хотят уходить; и болящую всё сильнее с каждой минутой руку. Желание было сразу же пресечено, но ему стало на мгновение мерзко из-за себя. Своими проблемами — и озадачивать кого-то другого? Да ещё и ребёнка? Да ещё и Кичи?

— Просто... слишком много бумаг, — наконец, ответил он.

Это была не правда, это была даже не полуправда, но это была и не ложь. Кичи, судя по взгляду, не поверила, — она ещё не умела скрывать такие вещи, — но решила не настаивать и с лёгкостью перевела тему. Саске подумал, что с такими данными девочка легко стала бы хорошим оратором. Послом, может быть. Шиноби, которого отправляют на высокопоставленные миссии, как, например, к дайме? Только поймав себя на таких мыслях, Саске подавил желание сжать пальцами виски.

Кичи не нужно быть шиноби. Кичи куда как лучше подошла бы обычная, мирная жизнь. В ней тоже можно найти свои радости и свои горести, свои победы и поражения. И светлые эмоции будут точно такими же, зато причиной тёмных не будут являться чужие смерти.

— А почему вы с Наруто подрались? — спросила Кичи, осторожно касаясь пальцами запястья его больной руки. Саске чуть прикрыл глаза. Прикосновение было настолько ненавязчивым, настолько нежным, что под одеялом боли, прикрывающим конечность, его было не ощутить.

Он должен был догадаться, что разговор уйдёт в эту сторону ещё тогда, когда Кичи начала спрашивать и говорить про битвы, про сражения шиноби. Но не догадался, не обратил внимания, а ведь всегда говорил себе, что цепляется к деталям и бесконечно проматывает их в голове. То ли Кичи не вызывала подозрений, то ли боль всё-таки притупляла его восприятие. На самом деле, Саске хотелось бы, чтобы причина была в первом; как же жаль было почти осознавать, что она заключалась во втором.

— Мы поспорили. Я был не прав. Мы с Наруто всегда лучше говорим в сражении. И тогда обычных слов было недостаточно, — вздохнув, ответил Саске, потому что если он не удовлетворит любопытство девочки сам, то она спросит у Наруто. Узумаки иногда бывал излишне честен. Фигуре Саске в глазах Кичи его честность не прибавила бы света. — Мы оба лишились рук, и только тогда я понял.

— Можно же было просто поговорить, — пробормотала Кичи; её касания стали настойчивее, но Саске всегда умел держать безразличное лицо, так что ничем не показал своей боли, разве только мягко отвёл руку девочки, когда перед глазами начали мелькать черные точки.

— Иногда слов недостаточно.

— Нет! Слов достаточно всегда! Значит, или Наруто не смог объяснить, или ты не смог понять, — внезапно непререкаемым тоном заявила Кичи, и Саске внимательно посмотрел ей в глаза. Черные, что не удивительно. И решительные.

— Возможно, — покорно согласился он. — Ты слышала Наруто — он умеет объяснять.

— Нет-нет, Саске, я не хотела тебя обидеть, — тут же повисла на его больной руке Кичи, преданно заглядывая в глаза и неловко улыбаясь. Саске не был уверен, что смотрел в ответ, потому что ему больно. Саске не был уверен, что расслышал всё — по той же причине. — Может, именно то, о чем вы поспорили, было сложно объяснить? Когда я спросила Наруто, как вам приращивали руки, он не смог сказать. Когда он позвал Сакуру, я не смогла понять, о чем она. Вот, что я имела в виду.

Саске медленно кивнул, не соглашаясь, но принимая к сведению. Почти пятилетняя девочка была на удивление проницательна. Они с Наруто всегда говорили словно на разных языках, и могли понять друг друга только тогда, когда говорили на общем — на языке битвы. Возможно, если бы кто-то из них хотя бы постарался не гнуть своё, а прислушаться к другому, понять... Саске подумал, что, возможно, сделать это всё ещё не поздно и что он бы попробовал. Просто потому что, как ему кажется, понять Узумаки — это дорогого стоит.

Неожиданно дети пришли в движение, и от дверей раздался чей-то радостный возглас; позже эти возгласы подхватили другие. Саске вздохнул, так как отлично знал, на кого дети так реагируют, и не имел никакого желания с ним сейчас встречаться. Если подумать, то желание общаться с Наруто возникало только тогда, когда Наруто уже рядом; всё остальное время хотелось, чтобы он где-то далеко и оставался, даже несмотря на иногда нападающее скребущее душу чувство.

Появлению Наруто дети радовались куда больше, чем появлению Саске. Саске разговаривал только с Кичи, Саске нелюдимый и необщительный почти до грубости, а вот Наруто — полная его противоположность. Дети спрашивали, восхищались и всегда слышали ответ. Именно из-за этого на Саске почти перестали обращать внимание, а вот Наруто каждый раз отбивается от радостных нападений приютских детей.

— О, Кичи-чан, Саске! — воскликнул Наруто, пулей подлетел к ним двоим и — Саске испытал чувство дежавю — аккуратно отцепил девочку от его руки. — Как дела?

И, конечно же, опять этот безумно извиняющийся и чуть вызывающий взгляд: Наруто словно просил прощение за то, что помог, но одновременно не собирался отступаться от этой помощи. Саске хотелось качать головой в такие моменты. Поразительное противоречие. То же самое, что скрывается в его глупости и одновременной с этим мудрости.

Кичи, на удивление проницательная почти пятилетняя девочка, ничего так и не заметила: ни боли Саске, ни хитрого манёвра Наруто, который на пару минут отвлёк девочку на себя. На этот раз Саске не стал уходить, лишь встал с места и переместился поближе к двери. Если Наруто пришел, значит, у него есть разговор; он же чертов сенсор, не мог не заметить Саске.

— Саске-сан, — застенчиво начала какая-то девочка примерно на год старше Кичи; Саске машинально отметил, что если ей не повезёт — скоро её возьмут в Академию, — а не могли бы вы показать свой глаз?

Его рука машинально дёрнулась к тому глазу, в котором нескончаемо белел активированный ринненган, но волосы, чтобы скрыть жутковатый рисунок, он не зачесывал — а значит, девочка говорила о другом. Ещё секунда у него ушла на то, чтобы найти взглядом спину Наруто и понять, что этим детям он рассказывает истории не только про себя.

Чувствуя, что в голове — неожиданно — нет никаких мыслей, он присел на корточки и активировал Мангекё шаринган. Девочка прижала руки ко рту, округлила глаза и чуть склонила голову набок, вглядываясь. Саске искренне не понимал, что в его глазах может так завораживать, что в этом вообще можно найти интересного, но когда девочка кивнула и поблагодарила, всё также застенчиво улыбаясь, в голове всё ещё было пусто.

Стоило Саске выпрямиться, как на его плечо легла рука Наруто и потянула к выходу; Учиха позволил ему такую вольность и даже не скинул руку. Было почти интересно узнать, что за причина нашлась у Узумаки на этот раз. Он слышал, что Наруто, вроде как, за эту неделю успел выполнить ещё одну миссию. Кажется, Сакура говорила о чем-то таком в контексте того, что «на Наруто всё заживает, как на собаке! В самом положительном смысле, конечно же...».

— Я хотел тебя проведать, узнать, как дела и как протекает твоё лечение, — возмущенно размахивая руками, начал Наруто уже на лестнице, перепрыгивая разом через две ступеньки; руку с плеча он, конечно же, уже убрал. Саске кивнул на прощание всё той же девушке, что каждый раз встречала его. — И тут я узнал у Сакуры-чан, что всё продвигается очень тяжело и больно! И я подумал, что ты дома — но ты был не дома, а у Кичи!

— Мне её прекратить навещать, что ли? — настороженно переспросил Саске, выбитый из колеи такой претензией из уст Наруто.

Он ожидал, что вскоре так на него сорвётся Сакура, обеспокоенно щурившаяся каждый раз, когда проводила поверхностное обследование руки перед тем, как начать строить чакроканалы. Судя по тому, что Цунаде ещё не сделала ему за это втык, ничем ужасным активность для него не грозила, так что Сакура молчала, а Саске продолжал. Впрочем, даже если бы Сакура не смолчала, он бы не остановился, потому что дома ему делать было решительно нечего.

Без тренировок — выматывающих, таких, после которых оставалось бы только лечь и уснуть беспробудным сном — и без цели, его дни были наполнены лишь серостью. Саске никому бы не признался, — в первую очередь потому что его бы не поняли, — но ему, наверное, хотелось ещё войны, или хотя бы какой-то погони, какого-то побега. Возможно, даже от Наруто. Лишь бы была цель, иллюзия цели... Возможно, именно так он попал под чужой контроль в прошлый раз.

Он до сих пор не представлял, что будет делать в Конохе. Ходить на миссии? Ему ещё долго не дадут чего-то стоящего, будут проверять-перепроверять десятки раз. С каждым днём затея уйти из Конохи... да хотя бы резать нукенинов выглядела всё заманчивее. Он бы предупредил Какаши. Какаши бы потом объяснил всё Наруто. Наруто... возможно, даже погнался бы за ним, чтобы вправить мозги, и можно было бы всласть от него побегать.

— Нет, я не... — смешался Наруто, а потом нахмурился. — Да! Ты мог бы ей объяснить всё, и не приходить эту неделю. Сакура-чан сказала, что все ресурсы твоего организма сейчас уходят на твоё лечение, и тебе неплохо было бы отдыхать или вообще спать. А ты будто её не слушаешь, она же наверняка тебе говорила!

— Я не хочу спать.

— Кичи-чан висела у тебя на руке, и это было жутко больно, — снизил тон, но не снизил градуса напряженности Наруто. — У меня сенсорика в страшных муках забилась, когда я это почувствовал. А ты сидишь, как обычно, и о чем-то с Кичи болтаешь.

Саске скользнул по Наруто удивлённым взглядом. Он не знал, что его чутьё распространяется в том числе и на боль. Он думал, что Узумаки пробудил в себе ту же способность, что была у Карин, но, похоже, это было что-то другое. Саске вспомнил, что Наруто сиял, словно лампочка, ещё до получения сил Рикудо, и подумал, что наверняка это что-то от Кьюби.

И как он тогда сражался, раз так чутко чувствует чужое? И сколько ощущений, настроений Саске он уже успел уловить?

— Не говорить же ей, чтобы она прекратила. Она будет расстроена, что сделала мне больно. Я могу и потерпеть, — Саске повёл плечом, не понимая вообще, о чем разговор. Ему хотелось поскорее это закончить: боль в руке очень быстро начинала отдаваться в голову, и говорить становилось ещё неприятнее, чем всегда.

Наруто смотрел недовольно и с каким-то новым выражением, которое Саске, как не трудился, не мог осознать. Не сказать, что с болящей рукой и начинающей болеть головой он как-то по-особому трудился. Нет, просто не смог и отвёл взгляд, потому что смотреть Наруто в глаза слишком долго — это лучший способ погрязнуть в своих мыслях настолько глубоко, насколько это вообще возможно. На фоне пробирающейся в голову мигрени... не самое лучшее решение.

— Лучше сказать. Когда-нибудь она всё равно узнает, и ей будет стыдно, — мягко сказал Наруто. — И...

— Тебе-то какое дело? — наконец, не выдержал Саске, резко разворачиваясь к Узумаки лицом и сердито щурясь.

Наруто замер, и выражение его лица сменилось на растерянное; таковым оно пробыло не более секунды, потому что у них обоих была замечательная особенность: они цеплялись за гнев друг друга. Если один вспыхнул, то и другой всегда срывался.

— Потому что я за тебя беспокоюсь, — почти прошипел Наруто, подлетая близко-близко. — Ты вернулся в Коноху, но я не чувствую, чтобы ты это сделал. Ты ни с кем не общаешься. Ты даже о себе не думаешь! Я лучше бы и дальше продолжил за тобой гоняться, чем знать, что...

— Что мне в Конохе не особо нравится, — Саске кивнул. — Ясно.

Наруто сдулся, словно воздушный шарик, из которого со смешным звуком выпустили воздух. Саске отошел на шаг. Ему было почти весело. Неужели Узумаки никогда не думал над возможностью того, что Саске не понравится в Конохе? Что ему будет тесно, душно, неудобно, что ему будет привычнее свобода — после трёх лет-то нукенинства?

— Мне нормально, — неожиданно для себя, мягко заявил Саске. — Мне просто... скучно. Нечего делать. У меня нет цели. Если бы она была, то, наверное...

Саске посмотрел на собственную руку, пульсирующую болью. Если бы у него была цель, он бежал бы к ней со всех ног; он привык бежать и вырывать то, что ему нужно, через пот и кровь. У Орочимару по-другому не получалось. С Итачи по-другому не получилось — и тогда Саске понял, что, возможно, что-то делал не так. Сейчас это понимание переросло в уверенность, но сделать он ничего не мог.

— О, — сказал Наруто, — ну, тогда всё нормально.

...А вот Наруто — мог.