Если бы у Андерса спросили, по чему он бы никогда не стал скучать даже в моменты самого жуткого старческого маразма, он бы без промедления ответил: по ощущениям после того, как храмовник ударяет Святой Карой. И по тем, что приходят в первую же секунду, и по тем, что остаются в теле и час, и два, и десять спустя. Окончательно от них — и от перебоев с маной — удаётся избавиться только часов через двенадцать. Творить заклинания получается уже через шесть, впрочем.

Идя по Нижнему городу в сторону своего дома, Андерс глухо матерился себе под нос и сжимал руками виски. Он был как раз в том хреновом состоянии, когда времени с удара прошло немного, всего пара часов, и мана то зыбко ощущалась на периферии, то опять пропадала, создавая некое гложущее, гнетущее ощущение по всему телу. Будто он голоден, но не может насытиться. Будто он хочет пить, но не может. Будто маны нет — и не предвидится.

Причина того состояния была проста: подполье магов, на которое он наткнулся буквально несколько месяцев назад, и то — совершенно случайно. Ну, ладно, может, и не совсем случайно. Может, обеспокоенная Агата доложила ему о слухах о некотором маге в Нижнем городе, и он пошел проверить, и наткнулся далеко не на одного мага, и… завертелось.

Андерс, конечно, понимал, что помогать волшебникам сбегать из Круга — далеко не выход, и что меры внутри самого Круга и даже по всему городу только ужесточались. Но, сколько он не спрашивал, желающих пойти в Серые Стражи из числа сбегающих не было; всем хотелось свободы без обязательств. Андерс вспоминал себя буквально пять лет назад и скрепя сердце помогал, иногда напрямую, иногда — косвенно. И вот теперь, сопровождая группу из трёх человек по вонючей Клоаке, он наткнулся на одинокого храмовника.

Ситуация была смешная. Будь храмовник сдержаннее и хотя бы поинтересуйся, что происходит, Андерс смог бы придумать отмазку: он-де Серый Страж, а эти трое — его рекруты. Но храмовник не стал даже разбираться, сразу вытащил меч из ножен. Маги за андерсовой спиной тоже не были склонны к диалогу: заклинания полетели в ту же секунду.

А на прощание храмовник ударил Святой Карой.

И, так как Андерс по нелепому случаю — он же, черт возьми, целитель! — стоял на довольно близком расстоянии, ему этой Карой прилетело тоже. В конце концов, освобождённые маги ушли, придерживая находящегося в полуобморочном состоянии товарища, которому не повезло так же, как и Андерсу, а сам Андерс, отдышавшись, что в условиях Клоаки было особенно противно, поплёлся домой.

Конечно же, он понадобился Хоук на следующий же день. Если точнее, то всего лишь через несколько часов: выводить магов из Казематов не ночью было бы попросту глупо. Андерс прикинул, сколько он спал — три часа, меньше, чем обычно, — но заключил, что Хоук его по мелочам не зовёт, а значит…

А значит, дело было в магах. В маге. Ещё конкретнее: в некоем Фенриэле, полуэльфе, имеющему очень прочную связь с Тенью. Как только Андерс услышал про сны, его начало глодать смутное сомнение. Как только пришла Хранительница, это сомнение проросло в уверенность. Он кивнул сам себе. Да, сомниари. Он читал об этом ещё в Круге — но, помнится, решил не искать информации больше, чем уже имел. Возможно, поступи он тогда иначе, сейчас им было бы легче?

— Ты знаешь, что это такое? — спросил его Фенрис.

Эльф явно чувствовал себя неуютно. Как и Варрик — но, присмотревшись, Андерс осознал, что это были разные виды неуверенности. Если гном был скорее заинтересован, то эльф больше… не напуган, но насторожен. Андерс сдержал желание сделать что-нибудь успокаивающее: положить руку на плечо, взъерошить волосы, взять за руку. То, что работало с пациентами, было не применимо в реальной жизни. Андерс считал это откровенно возмутительным, но вряд ли бы его возмущение кто-нибудь понял.

— Немного. Сновидцы — одни из сильнейших магов, так как могут влиять во сне на Тень настолько сильно, что это отражается на реальности. Когда я читал об этом мне было… лет семнадцать, может быть, — Андерс пожал плечами. — Мне было интересно ровно до того момента, как я понял, что сам сомниари не являюсь. Типичный подросток.

Фенрис даже не улыбнулся, только кивнул. Андерс подавил вздох.

— Не нервничай, — успокаивающе сказал он. Фенрис посмотрел настолько зло, насколько, наверное, вообще мог в этой ситуации. — Все мы бываем в Тени во сне — этот раз будет отличаться лишь тем, что рядом будут демоны. Поймёшь, как приходится магам, ммм?

— Меня это не прельщает.

— Тут мы хотя бы окажемся в Тени, как обычно. Помню, как оказался в ней физически. Вот это был настоящий кошмар, — Андерс покачал головой. — Хреново, честно скажу.

— Так ты древний тевинтерский магистр? Или мы чего-то о тебе не знаем? — в шутку спросила Изабелла. — Ох, вот с тевинтерцами у меня ещё ничего…

— Не бойся, я не пытался остаться там подольше или отыскать седалище получше, — рассмеялся Андерс. — Наоборот, мне очень хотелось домой. Там меня ждал сэр Ланселап!

Тень была похожа… на Казематы? Андерс вертел головой и думал, откуда же Фенриэль взял этот образ. Да, архитектура точно киркволльская — ну ещё бы, откуда мальчишке знать какой-то город, кроме его родного. А потом посыпались демоны. Сначала один, предлагающий то ли сотрудничество, то ли просто разговор, но весь их отряд ещё на первой же фразе начал действовать единодушно — напал. Потом — второй, неожиданно переманивший Изабеллу на свою сторону.

— Просто чудо, что маги способны пройти в Тень и не стать жертвой таких тварей, — напряженно выдавил Фенрис. Андерс обернулся в его сторону и всё-таки не выдержал, легонько коснулся плеча в попытке ослабить напряженность, сквозившую и в глубоком голосе, и в теле.

— Если убить в Тени обычного человека, он проснётся. Изабелла падка на пороки, но этот эпизод разве что заставит её подумать над своим поведением. А вот если поддастся кто-то из нас… то убийство сделает усмирённого, — Андерс задумчиво примолк. — Хэй, Хоук! Ты как, одобряешь смерть усмирённых?

— О, да, — мрачно кивнула она. — Ребята, если с нами что-то случится, окажите милость — добейте.

— Не будем о мрачном, Хоук, — хмыкнул Варрик и пихнул её локтём в бедро. — Вы, люди, так любите драматизировать!

— В отличие от гномов, — серьёзно кивнула она.

— Тебе точно не о чем беспокоиться, — поделился Андерс с Фенрисом. — Я… честно говоря, не очень уверен, как работает рабство, но ты ведь отказался служить своему хозяину. Откажись служить и демону.

— Рабство работает просто отвратительно, — фыркнул Фенрис и, наконец, расслабился.

А потом появился демон гнева, и стало не до разговоров. Андерс недовольно посматривал на собственную обгоревшую мантию, когда Гордость встал во весь свой огромный рост. И, конечно же, начал уговаривать. Только его отвратительная голова смотрела не на кого-нибудь, а на Андерса. Точнее, куда-то в пространство между Андерсом и Хоук.

— Думаешь, этот маг откажется от власти, которую я смогу ему подарить?

— Да? — невпечатлённый, вяло ответил Андерс. И чутко начал следить за собственным сознанием: он отлично знал, как работают демоны гордости; во сне они часто к нему приходили. — Зачем она мне.

— Ты смотришь на магов в Киркволле, и видишь их страдания. Ты понимаешь, что ничего не можешь сделать: Мередит всё туже и туже завязывает удавку на их шее, и ты боишься даже применять право Призыва. Но подумай, что могла бы дать тебе власть… сила! Ты смог бы сокрушить стены Казематов.

— Всё ещё нет, — раздраженно ответил Андерс. Согласиться хотелось безумно, впрочем, как и всегда. Но отказываться было правильно. — Хоук, мы будем его бить?

— Тогда… Бывший раб. С моей помощью ты мог бы обрести свободу навсегда, не бояться больше никого. У тебя будет мощи достаточно, чтобы противостоять всякому, кто сможет заковать тебя…

— Да яйца Создателя, почему мы все стоим на месте! — рассерженно выплюнул Андерс и поднял тяжелый посох, насылая на Гордость Ледяную хватку. Тут же очнулись все остальные, полетели болты Варрика, замелькали молнии Хоук, неуверенно опустился меч Фенриса… Андерс зацепился на эльфа взглядом и рассеяно послал лечебное заклинание в сторону гнома. Неуверенно?

Пока Хоук убеждала в чём-то нервно ходящего туда-сюда подростка (Фенриэля, как легко догадался Андерс), он сам подошел поближе к Фенрису. Тот смотрел на свой меч с неприятным, сосредоточенным напряжением.

— Всё нормально?

— Какое тебе дело, маг? — огрызнулся Фенрис. — Тебе должно быть всё равно. Я не один из твоих пациентов.

— Но ты один из моих друзей. Мне казалось, за эти полгода мы стали отличной командой? — Андерс страдальчески выгнул брови, сдержав желание сглотнуть. — И когда-нибудь я предложу тебе выправить эту твою сутулость, и ты точно станешь моим пациентом.

— Я почти согласился, — невидяще смотря через Андерса, выдавил Фенрис. — Я почти согласился на уговоры этого демона, тогда как ты отказался настолько просто, что…

Он замолчал. Андерс тоже молчал, придумывая ответ, и отвёл взгляд. Как мягче сказать, что маги сталкиваются с этим всю жизнь? Что если они доросли до двадцати, да даже до пятнадцати — просто так одержимыми уже не станут. Разве что в таком кошмаре, как ферелденский Круг несколько лет назад; или имея такие способности, как у Фенриэля.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезал Фенрис, как только Андерс открыл рот, придумав, что сказать. — Всё. Тема закрыта.

Не начни они именно в этот момент выходить из Тени, Андерс бы возмутился, но они начали. Очнувшись, Андерс не смог продолжить разговор по куда более банальной причине: усталость, которая не чувствовалась в Тени, где у него не было физического тела, буквально пришпилила к полу, на котором они все лежали. Андерс закрыл глаза обратно и начал медленно считать до пяти, не желая подниматься. Три часа сна — это всё-таки не четыре, печально подумал он.

— Эй, Блондинчик, всё хорошо?

— Никогда ещё пол не был таким мягким, — простонал Андерс в ответ. — Почему Фенриэль выбрал именно этот день, чтобы не просыпаться?

И Хранительница, и мать Фенриэля проигнорировали его стон, но обе обожгли осуждающим взглядом. А вот Хоук заинтересовалась:

— Какие-то особенные дела?

— Ночью нарвался на храмовника, любящего разбрасываться Святой Карой.

— Ох, Создатель, — голос Хоук стал обеспокоенным. — Почему ты мне ничего не сказал? Как давно это было?

— Ты никогда не зовёшь меня просто так. Прошло… как раз часов шесть, иначе я бы даже в Тени не смог магией пользоваться, — Андерс сел, потом, проморгавшись, встал и зажег простейший огонёк у себя на ладони. Огонёк мигал. — Да, часов шесть.

В одном Гордость был прав: Андерс действительно почти боялся подойти к Мередит с просьбой о магах и храмовнике. Точнее, последнего он бы не просил, но вот магов… Рекрутов-воинов у него уже прибавилось на четыре человека, хотя вызывались пятеро. Андерс вздыхал и планировал пробную прогулку на Глубинные тропы: не очень далеко, буквально к первым порождениям тьмы, чтобы Стражи, наконец, начали учиться их различать.

Через пару недель вылазка наконец состоялась. Андерс остался доволен: никто из его Стражей не высказал желания больше никогда на Тропы не ходить и вообще откатить всё обратно. Испугались? Да, некоторые. Испытали отвращение? Определённо все. Присоединились к его нытью? Нет, наоборот, заткнули. Андерс возмутился настолько, что повернул обратно. Пара человек неприкрыто ржали над ним всю дорогу назад. А потом уже сам Андерс злобно хихикал, когда отказывался их лечить — ничего серьёзного, царапины и синяки, но месть целителя была сладка.

Потом он ещё гордо думал: ну что, Дайлен, как тебе такое? У него не было восхитительного умения убеждать и склонять на свою сторону в самых невероятных ситуациях, но он был обаятельным. Попытайся Андерс выстроить отношения с подчинёнными так, как это делал… да тот же Натаниэль или Дайлен, то есть сплошной официоз (хотя Дайлен потом неудержимо скатывался к тому, что излишне привязывался к людям и начинал прощать им многое и делать для них всё, что было в его силах (и кажется, Андерс начинал его понимать)), то потерпел бы оглушительный провал. Не было в нём серьёзности — постоянной серьёзности. А вот такие, лёгкие и необременительные отношения, как раз в его стиле.

Все вроде как знают кто главный и подчиняются, но не стесняются этого главного ни на йоту. Агата, всё никак не отвыкающая от того, что в неё вдолбили храмовники, только косилась на весельчаков да на Андерса. Вот её, негласную правую руку Андерса, уважали вполне ощутимо. И подчинялись ей почти так же, как целителю.

Корчась у какой-то стены в Клоаке после удара Святой Кары несколько недель спустя, Андерс думал, что очень даже зря. Агата постоянно говорила ему: «Брось этих магов, перестань активно помогать их подполью, ты делаешь только хуже, одумайся, Андерс». Андерс не верил. Ему казалось, что своей помощью он даёт магам… некое прикрытие? Он ведь Страж!

Оказалось, что никакого прикрытия он не давал. Разве только как самый обычный маг. Сэр Алрик, догнавший отступников и выводившего их Андерса, был тому примером. И отступников он и парочка его друзей просто убили, то Андерса оставили в живых. Приложили, правда, пару раз — не только своими храмовничьими умениями, но и просто так.

«Почему не убили, — вяло думал Андерс, чувствуя, как плавает сознание, и с подавленным шумом в голове ужасом ощущая, как всё то же сознание медленно уплывает окончательно, — понятно. С подачи Хоук Авелин раздует из моего убийства громкое дело. А если ещё будет видно, что убили храмовники… и соотнесут время патрулей… или они не на патруле?.. никого в этой части Клоаки не должно было быть…».

Сознание всё же уплыло. Очнулся Андерс в своей родной комнате, у кровати сидел бледный Николас и нервно мял страницы какой-то книги. Целитель пошевелился, паренёк почти подпрыгнул.

— Андерс, Андерс, Создатель, ты очнулся! — затараторил он. — Кто-то из тех беженцев, кого ты лечил, нашел тебя и побежал к нам! Но я совершенно не знаю, как лечить, я же не целитель, я только понял, что это Святая Кара, симптомы легко вычислить, и… Агата, в общем, очень злилась.

Андерс подумал: ещё бы она не злилась, она ведь оказалась права. И потом, пока Андерс целые сутки после прихода в сознание не мог даже простейший огонёк в руке зажечь, напоминала об этом при каждом удобном случае. Целителю оставалось только кивать: да, идиот, да, глупо подставился, да, больше не будет… Хотя, погоди, Агата…

— То, что ты добрый, просто замечательно, правда. Но ты должен быть ещё и умным! — Агата покачала головой. — Пока что твои поступки в отношении подполья магов не отличаются сообразительностью.

— Я навёл справки о сэре Алрике, — задумчиво поделился Андерс. — Даже написал Орсино. Первый чародей отзывался о нём очень… не очень. Жестокий, любящий издеваться над магами и усмирять их.

— Ты мог бы просто спросить меня, я отлично знаю, кто он такой, — поджала губы бывшая храмовница. — И отлично помню, как он любил припугивать молодых магов и магесс Святой Карой. Судя по тому, как часто он пил лириум, не только припугивал.

— И почему никто ничего не делает? — склонился ближе Андерс. — Представь, что маги — обычные дети, подростки и взрослые, а Алрик — обычный человек… да даже стражник, превышающий полномочия. Как скоро бы его повесили, учитывая всё, что он творит?

— Никогда, если бы руководство прикрывало.

Агата смотрела жестко. Андерс опустил взгляд. Иногда он забывал, что его «правая рука», несмотря на то, что сама к магам относилась очень даже лояльно, с другими, теми, кто такой лояльностью наделён не был, ничего делать не собиралась. Андерс старался понять её невмешательство: Мередит была сурова, сильна и не скупилась на наказания; но понимание не мешало ему не принимать такое положение вещей. Ничего, что могло бы действительно помочь магам, в голову не приходило, так что целителю оставалось только помогать подполью.

А под конец дня пришел Фенрис. Андерс ещё никогда так не удивлялся. Чашку с чаем, правда, из рук так и не выронил, просто отставил в сторону, а как только увидел кровь, стекающую по зажимающим бок пальцам, подорвался с места и повёл в свою «лечебницу». По пути опять попробовал зажечь огонёк на руке, и с чертыханием опустил ладонь, когда через пару секунд мигающего света тот затух.

— Ты где так? — спросил Андерс, доставая припарки, восстанавливающее зелье и бинты. В процессе ласково отпихнул сэра Ланселапа — благородный воин явно не понимал важности момента и хотел ласки. Фенрис смотрел на все его действия внимательно и немного удивлённо. Андерс поймал взгляд и криво усмехнулся. — Прости. У меня явно пошли не самые лучшие дни. Недавно опять попал под храмовников.

— И выжил?

— Меня всё-таки знают, — хохотнул Андерс. — И знают про моё знакомство с Хоук. Я попытаюсь тебя вылечить, но, скорее всего, сегодня придётся обойтись зельями и припарками. С тебя в любом случае рассказ о том, как ты умудрился поймать такой удар.

— Работорговцы, — коротко ответил Фенрис и замолчал.

— И где же подробности? — протянул Андерс, осторожно отводя руку Фенриса от его раны и начиная работу. В процессе попытался сплести заклинание, но оно распалось прямо под ладонями. Целитель недовольно выдохнул. Ему претило чувствовать себя беспомощным.

Подробностей Фенрис так и не дал, больше не проронив ни слова, только шипел иногда от боли. Уже обработав рану и дав эльфу выпить зелье, Андерс в очередной раз попытался наложить чары. Он мог бы вместо этого наложить швы, конечно, но целителю, владеющему магией — и накладывать швы? Андерс прикрыл глаза, сосредотачиваясь на утекающем сквозь пальцы ощущении магии, положил правую руку на рану… и почувствовал, что стало легче. Заклинание легло так, будто и не было никакой Святой Кары. Кожа под руками всё ещё была в крови, но Фенрис уже не шипел.

Андерс непонимающе посмотрел на собственные руки и растерянно провёл пальцем по одной из линий белого лириумного узора. Фенрис предсказуемо перехватил его, сжав руку вокруг запястья.

— Прости, я сам не понял, что делаю, — извинился Андерс и, помедлив, вытащил руку из чужой хватки. — Постоянно хотел спросить, но всё забывал… это ведь лириум? В твоей коже? Как он ощущается?

— Он болит, — коротко ответил Фенрис, подтягивая свой нагрудник ближе. Пока Андерс готовился к лечению, он догадался снять верхнюю часть брони, так что теперь можно было легко отследить уходящий ниже рисунок татуировки. Андерс невольно проследил одну из полос до кромки штанов и оборвал себя. Нет-нет-нет. — От твоей магии — сильнее.

Андерс прикусил язык и больше ничего не спрашивал. Правда, Фенрис, уходя, ещё раз его удивил: не оборачиваясь, пригласил на игру в Алмазный ромб в своё поместье. Упомянул, что там будут Донник и Варрик, и был таков. Андерс смывал кровь со своих рук и прикидывал: если бы Фенриса не ранили, смог бы он прийти и пригласить? Поймать где-нибудь на рынке? Остановить после очередного дела с Хоук? Выходило, что прийти — не смог бы, а поймать его где-нибудь… Хоук не часто брала с собой Андерса.

В конце концов, Агата, заручившись поддержкой остальных Стражей, запретила Андерсу помогать подполью магов — напрямую. Косвенно он всё так же продолжал обеспечивать тех зельями и даже деньгами. Зато под Святую Кару больше не попадал.

Спустя три партии в имении Фенриса к Андерсу на порог заявилась даже не Хоук, а Варрик. Со словами, которые заставили Андерса только что из штанов не выпрыгнуть, когда он бросился за посохом: «Блондинчик, пора навестить моего братца». Они иногда забавлялись, придумывая методы мести, и предложений набралось не меньше сотни: Изабелла подкинула что-то своё, Фенрис несколько раз буркнул себе под нос интересные идеи, Хоук живо включилась в их рассуждения. Претворить некоторые из планов в жизнь — или хотя бы посмотреть в лицо ублюдку — хотелось невыносимо.

Что что-то с домом не так, стало понятно в первой же комнате, когда, ничего не объясняя, на них накинулись стражники. Андерс подошел к тому, кто после оказанного сопротивления ещё двигался, присел рядом с ним на корточки и посмотрел в глаза. Глаза были совершенно сумасшедшими. А ещё он, даже истекая кровью, всё тянулся и тянулся к Андерсу. Целитель шумно выдохнул и встал. С каждой новой комнатой его беспокойство всё росло. С людьми явно было что-то не так.

— Хотя бы вещи по дому не летают, — нервно хмыкнул он.

— А были случаи? — натянуто поинтересовалась Хоук.

— О, да. В денеримском эльфинаже¹, — Андерс помолчал. — Там был… приют, что ли. И вот подходит к нашей компании храмовник, говорит: я чую зло из того дома. Ну, я и потянул Стэна с собой. Создатель, лучше бы вообще наплевал на этого мужика, но он был слепым, мне его стало банально жалко. А в доме действительно творилась чертовщина.

— Там был демон? — спросил Фенрис.

— Ага. И куча убитых детей.

Фенрис помолчал, а потом кинул короткое: «Сочувствую». Варрик на это проявление эмпатии к магу покосился, как на чудо света. Андерс, наоборот, невесело хмыкнул. Плохие воспоминания мешали чувствовать себя польщённым.

Этот дом был совершенно обычным; в отличие от его обитателей. Андерс насчитал не меньше двух десятков стражников, и из всех них в своём уме остался только слуга-гном — до смерти испуганный, но нашедший в себе силы предупредить Варрика о безумии его брата. Впрочем, предупреждения и не потребовалось: кинжалы, которые Бартранд попытался воткнуть в вошедшего в его комнату Фенриса, говорили громче слов. А дикие глаза были куда лучшим подтверждением, чем всё остальное.

Андерс оставил Хоук и Варрика решать судьбу Бартранда. Будь его воля, он бы и Хоук увёл — как ни крути, а ублюдок был братом их друга, нечестно будет встревать в… «семейные отношения». Изабелла разглядывала кинжалы, которые выпали из рук Бартранда, с нехорошим задумчивым видом.

— Я, конечно, сказал, что этот дом в порядке, но мало ли, какая магия может скрываться в вещах, — на всякий случай предупредил её Андерс. — Не рекомендовал бы ничего отсюда выносить.

— Я не дура, — фыркнула Изабелла, а потом смягчилась: — Но это так мило с твоей стороны.

— Всё ради своих друзей, — шутливо поклонился ей Андерс.

В связи с такими событиями, Андерс, чуть ли не отпустив Создателю молитву, пошел к Мередит. По пути ему выдалось поговорить с Орсино, который с момента их последней встречи, казалось, нетипично для эльфов постарел. Обычно те выглядели молодыми — или хотя бы свежими — чуть ли не до последних лет своей жизни. Андерс представил, как он грызётся с Мередит, и воспылал к мужчине сочувствием. И решительностью выбить-таки из Рыцаря-командора магов.

Магов он получил: троих, как и в прошлый раз, двух девушек и одного парня. И храмовника с таким откровенно сальным взглядом, что Андерс прямо там от него и отказался. Сказал «нет» — и всё. Мередит медленно вскинула брови.

— Отказываешься?

— Да, — Андерс кивнул и на волне смелости обратился к магам: — Специализация?

Он уже понял, что после отказа от храмовника Мередит вряд ли будет к нему хоть сколько-нибудь благосклонна: это читалось и в выражении её лица, и в том, что она вообще дала ему именно этого мужчину. Андерс покивал в сторону магов. Одна девушка оказалась целителем — обычным, не духовным. Другая — боевым магом. Парень был хорошим энтропийщиком.

Будь воля Андерса, он бы нашел в Круге духовного целителя вместо обычного, но вряд ли после такого жеста Мередит ограничилась бы недовольными взглядами. Так что, вздохнув, он взял всех предложенных и заявил, что, если Мередит не против, сам подыщет храмовника. Судя по холодной улыбке, Мередит была не против. Андерс, поговорив с парочкой (точнее, с Карвером, который почти незаметно кивнул ему в нужную сторону), и нашел.

Посвящение он провёл через несколько дней, перед этим отправив четырёх рекрутов вместе с одним из последних Стражей за кровью порождений. Выжили все, кроме целительницы. Андерс, когда понял, цыкнул: ему бы не помешал человек, умеющий нормально лечить. Может кто-то из двух новых магов и мог сплести обычное лечебное заклинание, но вряд ли что-то сверх этого.

Он разглядывал карты Глубинных троп, планируя маршрут, по которому повёл бы новичков в их первый нормальный дозор, когда в его дом опять ворвались гости. Андерс поднял взгляд от стола. На пороге стояла Хоук, за её плечом стоял Фенрис, а рядом расположился некий тип в белоснежных доспехах. Андерс моргнул. Образ молодого мужчины с одухотворённым лицом не вязался с теми людьми, которые обычно входили в компанию Мариан.

— Андерс, мне нужна твоя помощь. Нет времени идти за кем-то ещё, — отрывисто сказала она. — Мама… Лиандра пропала. И ей принесли белые лилии.

Название цветов ни о чём не сказало Андерсу, но первая часть затронула даже его. У него, как и у всякого мага, не было семьи; точнее, была, но с радостью отдала его в Круг — у них было ещё трое сыновей, старше и уже работающих по дому. Так что семью Хоук он воспринимал с каким-то… не трепетом, но близким к нему. В большинстве своём это выражалось в нескольких мимолётных встречах с Лиандрой, статной женщиной с внимательными глазами и учтивой улыбкой. Карвера с трепетом воспринимать было… сложно.

Пока они быстро шли, почти бежали, к Нижнему городу, Фенрис кратко ввёл Андерса в суть дела. А Себастьян — так, оказалось, звали мужчину в белом — завёл песню о своей прошлой прогулке с Хоук в контексте того, что она умеет заводить в странные места. Сначала — к антикунарийским фанатикам², потом…

— Создатель, да кто в своём уме вообще будет провоцировать кунари таким образом? — скривился Андерс. — Ещё и храмовник с церковницей… В Киркволле, судя по моей теории, в Круге каждый второй человек — ненормальный. И маги, и их надзиратели.

— Как самокритично, — прокомментировал Фенрис.

— Ой, да ладно, мы-то с Андерсом не в Круге, — нервно хохотнула Хоук.

— Не хочу показаться навязчивым, Хоук, но если бы я был там, то кунари могли бы выжить. Если не все, то хотя бы часть, — Андерс покачал головой. — Тебе стоит брать меня с собой чаще, если участвуешь в таких важных для города событиях.

— А может, мне стыдно, — она прищурилась, выглядывая кого-то дальше по улице, и ещё сильнее ускорила шаг. — Ты один из немногих, кто действительно занимается чем-то… ммм, требующим постоянного внимания.

— Варрик наверняка был бы поражен в самое сердце, — прокомментировал Андерс с неловким смешком.

— Я сказала «почти»! — Хоук фыркнула. — А ещё меня встретила Агата и настоятельно потребовала не втягивать ни во что.

— Отвратительно! Как же подчинённые наглеют, стоит только несколько раз показать себя человеком!

— Ты живёшь там, где они обычно собираются. Твои подчинённые видят в тебе человека каждый день, — покачал головой Себастьян. — И было бы глупым отвергать их заботу.

— Иногда забота излишня. Я целитель! — возмутился Андерс. — И прекрасно знаю, что мне можно, а что нельзя.

— Да? — Фенрис покосился на него через плечо.

— Спать четыре часа в день — нормально! — с достоинством ответил Андерс.

— Мне кажется, кое-кто себя сильно переоценивает, — отозвался Фенрис, и Андерс смешался от неожиданности. Услышать в голосе эльфа лукавство было последним, что он ожидал в данной ситуации. Когда он поймал выразительный взгляд Хоук, ситуация стала ещё более неловкой.

В следующий час было не до шуток: сначала они выискивали пятна крови в Нижнем городе (чего там всегда было много, и поэтому иногда приходилось возвращаться), а потом, наконец, дошли до литейной. Андерс сжал зубы, удерживаясь от какой-нибудь колкой, но совершенно неуместной остроты. Кровь, да ещё и в Киркволле, наводила его на нехорошие мысли: на магию крови. И если это действительно был маг крови, то каковы шансы, что он ещё не закончил свои дела?.. Что даже не начал?..

Андерсу не нравилось озвучивать очевидное и печальное вслух. Впрочем, и банальное «Если он посылает к нам демонов, значит, ему ещё нужно время!» произносить не хотелось. Лицо Хоук кривилось очень уж обеспокоенно, чтобы утешать её такими простыми словами. И Себастьян молчал, и Андерс почувствовал лёгкий укол если не уважения, то хотя бы признательности: даже церковники знали, когда лучше промолчать.

Под литейной находилось странное жилище, достойное даже не Нижнего города, а Клоаки; и не менее странный алтарь, достойный не Клоаки, а какой-нибудь церкви. Хоук зашептала себе под нос проклятья, увидев картину — даже Андерс мог сказать, что лицо женщины было безумно похоже на лицо Лиандры. Хоук всё ещё чертыхалась, когда разрушала голубоватый барьер, не дающий пройти дальше.

Андерс решил осмотреть комнату, понимая, что в таком деле лучше действовать в одиночку, не настолько он привык работать с Хоук, чтобы они друг другу не мешали. На столе лежали книги. Некромантия, магия крови… что-то совсем уж непонятное и явно тевинтерское. Куча записок валялось везде и всюду, и Андерс, прочитав несколько — что-то про части тела и материалы — больше не совал в них нос.

А ещё были письма, написанные знакомым почерком. Теперь пришла очередь Андерса сквернословить. Себастьян с Фенрисом обернулись в его сторону, но спросить ничего не успели: Хоук разрушила барьер. Андерс подхватил, мрачно и нервно улыбаясь, письма с загадочной подписью «О.» и знакомым почерком первого чародея и понёсся следом за Мариан.

Они опоздали. От Лиандры осталось только лицо — если вообще можно было сказать, что от неё осталось хоть что-то. Андерс осторожно прощупал упавшее на руки Хоук тело своей магией. Опять чертыхнулся. Слишком много всего. Он видел в одном теле сразу нескольких людей, и все они умирали, так как больше не было питавшего их источника — полоумного мага.

— Андерс, — позвала его Хоук; в голосе слышались слёзы. — Андерс, ты можешь что-нибудь сделать?

Отвечать было почему-то стыдно. Андерс еле выдавил из себя короткое «Нет». Ему безумно хотелось уйти, покинуть литейную, забиться куда-нибудь поглубже в свою лечебницу и начать варить зелья, чтобы отвлечься. Но он не мог бросить Хоук. Никто из них троих не мог — по разным причинам.

Они еле довели рассеянную, с пустыми глазами Мариан до её дома. Там их уже встретили Бодан и Гамлен, которые всё поняли по виду Хоук. К чести обоих, никто не бросился никого обвинять, а с Боданом Андерс поговорил сам: вкратце объяснил, что произошло, и попросил сильно не давить. Покусал губы, предложил принести успокаивающих зелий или трав — гном отказался, сказав, что купит сам, и вежливо выпроводил всех гостей прочь. Хоук устроилась у камина, запустив руки в шерсть своего мабари. Андерс вспомнил, что так и не узнал его имени.

— Надо сказать Карверу, — нарушил молчание Себастьян, но Гамлен, фыркнув, оборвал его:

— Я сам скажу, это дело нашей семьи. Не лезьте.

— Хороша же семья, — тихо сказал Андерс. — Я, пожалуй, всё-таки залезу. Надо будет навестить Хоук. Не сразу, но… Мне кажется, ей не помешала бы поддержка.

Всю следующую неделю в дом Хоук выстраивалась очередь: посочувствовать спешили не только те, которые действительно испытывали нужное чувство, но и аристократы, и какие-то едва знакомые самой Хоук персоны. Андерс видел, что она едва сдерживается, через силу сохраняет хоть сколько-нибудь ровное выражение лица. Он каждый раз представлял, чего ей стоит не вышвыривать лицемеров за порог сразу же, как они там появляются, и пропитывался уважением. И — ещё большим сочувствием.

Одной из самых ужасных вещей во всей этой ситуации было то, что письма, найденные в жилище мага крови, действительно были от Орсино. Андерс радовался и был вне себя от радости одновременно: с одной стороны, Мередит не узнает, что один из таких видных магов причастен ко всему этому. А шум из-за зверского убийства аристократки прокатился по городу знатный. Соответственно, и количество храмовников на улицах увеличилось. С другой стороны, Орсино, усталый, заколебавшийся Орсино предоставлял магу книги, с помощью которых он и смог совершить всё это. Андерс очень придирчиво сверял почерк, следил за формулировками мыслей; почерк совпал, изъяснялся отправитель очень похоже на Орсино.

Что делать с этими письмами, Андерс не знал. Предъявить первому чародею претензии? Отнести на стол Мередит? Ни один из этих вариантов не казался достойным. И даже рассказать кому-то он не мог, эгоистично боясь, что информация дойдёт до Хоук. Или до Карвера. Что могут сделать измученные горем дети, узнав, на кого можно свалить вину?

Карвер горевал, пожалуй, даже сильнее, чем Мариан. Раньше его лица было каким-то постным, недовольным, теперь же оно стало безразлично-застывшим. И глаза были пустыми — как у Мариан. «А ведь он, — иногда думал Андерс, — даже не мог нормально общаться с Лиандрой. Не так часто, как Хоук». Наверное, именно поэтому Андерс и через неделю, и через три недели видел Карвера в Верхнем городе так же часто. Он заходил к сестре — и, как подозревал Андерс, не всегда с одобрения Мередит. Вряд ли бы она стала отпускать одного из своих подчинённых.

В следующий раз Хоук явилась к нему на порог утром. Андерс уже не спал, но был всё ещё несколько вымотан: недавно он вернулся с Глубинных троп, где, несмотря на все усилия воинов, его всё-таки смогли достать несколько гарлоков. Он подлечил себя — как же без этого — но противный синяк убирать не стал просто в назидание: не стоит так беспечно полагаться на своих спутников, надо и самому по сторонам смотреть.

— Пропал отряд кунари, — коротко сказала она. — И после смерти сына наместника, я боюсь, это не значит ничего хорошего. Они где-то на Расколотом берегу.

Увидев, скольких людей Хоук повела за собой, Андерс чуть не присвистнул: Фенрис, Варрик, Авелин, Изабелла. Даже Мерриль — а Андерс слышал, что Мариан не очень любила брать эльфийку с собой, опасаясь её магии крови. Чего ей стоило взять её с собой теперь, после смерти матери?.. Андерсу не хотелось даже думать.

Уже на Расколотом берегу дорогу им внезапно преградили несколько людей в богатых мантиях. Андерс пригляделся и прислушался к рыку Фенриса. Значит, тевинтерские. То, почему маги здесь, стало ясно сразу же, после первых слов о похищенной собственности. То, что маги здесь не одни, стало ясно, как только на утоптанный берег хлынуло не меньше полутора десятка воинов. Андерс отошел назад и забегал глазами. Один из магов куда-то исчез, и у него были подозрения, что исчез он неспроста. Пока все остальные отвлечены, можно сделать много нехорошего…

В конце концов Андерс смог прервать этого мага: судя по крови на ладони, он собирался призвать демона. Можно было закончить его жизнь одним ударом — благо, у Андерса всё-таки было два с половиной атакующих заклинания — но Фенрис грубо оттолкнул целителя, сбив ему чары, и взял перепуганного до смерти мага за волосы.

Как целителю, Андерсу было больно смотреть на то, как человека бьют лицом о камень, а потом хладнокровно сворачивают шею. Как человеку, привыкшему к такому положению вещей, ему было всё равно. Равнодушие перебивало сострадание. А вид злого до опасно низкого голоса Фенриса добавлял к равнодушию каплю… пожалуй, смешанного с опасением восторга.

— Мы не можем пойти к пещерам на севере, которые ты назвал, — отрицательно качнула головой Хоук. — Судя по всему, отряд в другой стороне.

Фенрис вскинулся, и шагнувший ближе Андерс разглядел расширенные зрачки и чуть трясущиеся пальцы, словно у дикого зверя. Он понимал, что Фенрис сейчас скажет: я пойду один. Но он так же понимал, что вряд ли ученица магистра пришла без охраны — значит, «один» может стать последним, что в этой жизни решит Фенрис.

— Ты взяла с собой много людей, Хоук, — он положил руку ей на плечо. — Я помню, что заявлял, что тебе лучше всегда брать меня с собой… но, наверное, я могу пойти с Фенрисом. Целитель может повысить шансы даже в самой безнадёжной битве!

— Моя битва не будет безнадёжной, — процедил эльф всё так же агрессивно. Андерс с готовностью кивнул, разглядывая несколько тёмных капель крови у эльфа на лице. Хоук, помедлив, тоже дала добро.

Отделившись от основной группы — судя по сомневающемуся взгляду Изабеллы, она хотела предложить пойти вместе с ними, но в последний момент передумала — они дошли до пещеры, в сторону которой, с точностью компаса, шел Фенрис. Конечно, пещера охранялась; маг и десяток стражников для одного воина и одного целителя были всё же проблемой, пусть и не очень серьёзной. Фенрису пришлось лечить сломанную лодыжку, самому Андерсу — оттаивать от чужого заклинания школы льда. Эльф косился на него пристально, но хотя бы не зло.

— Итак… ты очень быстро нашел путь сюда, — чувствуя, как губы шевелятся отвратительно медленно, протянул Андерс. — Это впечатляет.

— Я бывал тут несколько раз, — коротко ответил Фенрис. Андерс был приятно удивлён: ему казалось, что в таком состоянии эльф больше будет склонен огрызаться, чем отвечать. — И у меня хорошая память. Иронично.

— Почему же?

Фенрис посмотрел на него прямо, а не через плечо.

— Хоук тебе не рассказала?

— С чего бы мне спрашивать о тебе у Хоук? — нахмурился Андерс. — Если мне интересно, я спрашиваю сам. Правда, шанс, что ты ответишь… — он закатил глаза и в ту же секунду понял, что выбрал неправильный тон или неправильные слова: лицо Фенриса опять закаменело.

Сравнительного оттаивания Андерса, которое он приближал несколькими сравнительно подходящими для этого заклинаниями, они дождались в гнетущем молчании. И в пещеру ворвались так же молча. Но в первых залах никого не было, только лежащее на алтаре окровавленное тело. Андерс сглотнул и отвернулся; почувствовав на себе прожигающий взгляд Фенриса — поднял взгляд.

— Жажда власти и силы. Ради этого маги готовы оправдать всё, что угодно.

— Ради этого люди готовы оправдать всё, что угодно, — негромко поправил его Андерс. — Мы всё ещё люди, даже несмотря на демонов.

Удивительно, но Фенрис не стал спорить. Может, просто не захотел тратить свой гнев на Андерса, когда впереди его ждала Адриана. И работорговцы. И их вставшие трупы — кажется, целитель понял, для чего была та кровавая жертва. Когда убитые перестали вставать, Андерс заподозрил неладное. Пронзительный женский крик, раздавшийся из следующей комнаты, подтвердил его идею. Фенрис бросился на звук, Андерс поспешил следом.

В комнате стоял очередной алтарь, а на него уже укладывали вяло сопротивляющуюся, плачущую эльфийку. Андерс почувствовал, что, будь и у него лириум под кожей, он бы засветился не тусклее Фенриса, берсерком ворвавшимся в небольшую кучку врагов. И будь он всё тем же Фенрисом, ему, наверное, невыносимо страшно было бы слушать причитание рабыни. Андерс прикусил губу почти до крови и подошел к эльфийке поближе, взял её за руки, успокаивая и проверяя на раны. Эльфийка доверчиво заглянула ему в глаза.

— Вы маг. Вы теперь мой новый хозяин?

— Что? — подавился Андерс. — Нет, нет!

— Но… что мне делать? — растерянно и инфантильно спросила девушка. — Я умею шить. Я умею готовить. Но если я не нужна магессе…

— Жизнь не заканчивается на приказах, — неожиданно спокойно сказал Фенрис. Эльфийка наградила его непонимающим взглядом.

Андерс сжал её холодные пальцы крепче и выдавил из себя улыбку. Голос он попытался сделать как можно ласковее, чтобы не напугать и так смаргивающую слёзы девушку. Кажется, она назвала себя Ораной?

— Ты сам дошел до этого, Фенрис. Не все такие сильные, как ты, — он собрался с духом и выпалил: — Подожди… подожди здесь, хорошо? Никуда не уходи и не смотри на кровь. Когда мы вернёмся, я возьму тебя с собой в Киркволл.

— Спасибо… хорошо, спасибо, мессер!

Отпустив руки эльфийки, Андерс вполне ожидаемо ощутил ярость Фенриса. Не только его взгляд, но и его руку, сжавшуюся на плече до боли. Целитель медленно выдохнул.

— Значит, искал раба?

— Она умрёт, если мы просто отпустим её! — Андерс попытался скинуть руку, но потерпел поражение. — Я не искал раба, но нашел… кого-то. Я буду ей платить и буду пытаться научить её пользоваться этими деньгами. Я попытаюсь сделать хоть что-то!

— Ох… тогда… — Фенрис отшатнулся назад, выпуская его плечо. На его лице застыла растерянность. Андерс тоже моргнул. Он не ожидал от себя такой вспышки ярости точно так же, как и Фенрис. — Ты прав. Мои извинения.

— Забей, — Андерс махнул рукой. — Идём к этой твоей Адриане.

Адриана оказалась красивой и смертоносной женщиной. В большинстве своём именно смертоносной: по крайней мере, Андерс не мог думать ни о чём другом, пока она насылала на них с Фенрисом своих стражников и тут же, стоило им умереть, поднимала их вновь. Но мана кончается даже у магистров, а против Фенриса не поможет никакая каменная броня: как Андерс уже понял, его метки обладали удивительной силой.

— Сестра… — завороженно проговорил Андерс. — Я о таком могу только мечтать. Тебе очень повезло, Фенрис.

— Повезло? — внезапно прошипел он, отходя, наконец, от трупа магессы с вырванным сердцем и подлетая к Андерсу; лицо у него было перекошено от злости. — Это ты называешь «повезло»? Это может быть западня! Данариус мог подослать её ко мне, чтобы рассказать о «сестре»! А если и нет, то искать её — самоубийство! Если Адриана знает о ней, то и Данариус знает.

— Фенрис…

— Главное то, что я добрался до сердца этой дряни. Пусть сгниёт вместе с остальными магами.

Конечно, ситуации бывали разные. Андерс уже не раз слышал, как Фенрис поливает грязью магов, в своей удивительной слепоте проходясь абсолютно по всем. Ни Хоук, ни сам Андерс не пытались как-то намекнуть, что им такое слушать неприятно, что они тоже маги — Андерс из некоего… понимания, возможно. И своих глупых чувств. Почему так делала Хоук, он не знал. Но на этот раз было действительно болезненно. Андерс слегка дотронулся до собственного бока и, поджав губы, подтянул ногу ближе к телу. Один из трупов хорошенько его потрепал, а сам Фенрис, как Андерс видел, приложился о стену. Наверняка рёбра если не сломаны, то очень хорошо ушиблены. Целитель неслышно вздохнул и подошел ближе, сплетая диагностирующее:

— Слушай, давай…

— Не надо меня утешать! — эльф оттолкнул протянутую к плечу руку. — Мне плевать. На сестру — тоже. В конце концов, кто теперь она? Кто может прикоснуться к магии и не запачкаться?

Андерс отступил, спав с лица. Фенрис посмотрел на него и, кажется, наконец начал осознавать, что наговорил. Легко провёл рукой по лицу, чтобы не оцарапать кожу перчаткой:

— Я… мне стоит уйти.

И он действительно ушел. Андерс прижал руку к собственному боку, сплетая лечебное заклинание и чувствуя, как рана постепенно исчезает. «Просто… ушел, — Андерс сдержал недовольство, позволив себе только досадливо скривиться. — Оставил меня с эльфийкой… Ораной… одного добираться до Киркволла. По Расколотому берегу, где шанс встретить тал-васготов… Ладно. Хорошо». Андерс не стал пытаться убрать с кожи синяки, чувствуя, как драгоценная мана подходит к концу, и на всякий случай выпил лириумное зелье. Мало ли, с кем ему придётся столкнуться на пути обратно.

Орана покорно дожидалась там, где её оставили, и при появлении Андерса улыбнулась дрожащими губами и протянула ему что-то. Видимо, дожидалась она не слишком покорно. Целитель подошел поближе и взял у неё из рук амулет. Присмотревшись, осознал, что он тевинтерский. Присмотревшись ещё сильнее, осознал, что это был амулет тевинтерской церкви, и увидь его Мередит в таком — никакая бы скверна в крови не помогла избежать священного гнева.

С другой стороны, это было довольно… мило. Андерс поднял на эльфийку глаза и улыбнулся в ответ.

— Спасибо большое, Орана. Фенрис… мой друг… ушел раньше, так что нам придётся идти до Киркволла очень осторожно. Можем поговорить. Думаю, у тебя много вопросов.

Слава Создателю, в Киркволл они прибыли, ни с кем не столкнувшись. Орана всё ещё выглядела так, будто ей пообещали не свободу, а по меньшей мере пытки. Успокаивал её только тот факт, что на улицу никто не выгоняет. Андерс думал о том, как он будет делать из рабыни нормального человека — учитывая угнетение эльфов — и чувствовал, что голова начинает болеть просто от мыслей об этом.

Стражи восприняли Орану… неоднозначно. С одной стороны, учитывая, как часто они проводили здесь время и как некоторые использовали базу вместо дома — те из Серых, у кого его не было, или он был не очень… пригоден для жизни — было удобно иметь слугу. Орана могла убираться, могла готовить. С другой стороны, после объяснения её истории двое эльфов — одна девушка-маг и лучник — начали настаивать на том, что бывшую рабыню лучше отпустить.

— А вы уверены, что она не умрёт? — поинтересовался Андерс. — Я знаю, что в эльфинаже дают место любому… но спрашиваю ещё раз: вы уверены?

Магесса пылко заверила, что да; лучник, замешкавшись и смерив взглядом сжавшуюся Орану, недовольно покачал головой. Кажется, им обоим претила мысль о слугах их же расы, но мужчина, более знакомый с внешним миром, признавал, что это пока что — наилучший выход.

— Я сам покажу ей, как стоит жить, — твёрдо сказал он. Андерс с облегчением согласился.

А глубокой ночью, когда уже и Андерс собрался идти спать, в дверь постучали. Целитель настороженно подхватил посох — кого могло принести в такое время суток? — и открыл дверь. За дверью обнаружился Фенрис. Андерс предсказал возникновение шуточек по этому поводу, потому что те самые маги, у которых не было иного дома, кроме как этот, наверняка подслушивают — если проснулись от стука, конечно. «Лишь бы не проснулись», — пожелал Андерс.

— Неожиданно видеть тебя так поздно, — отмер целитель, позволяя эльфу пройти. Фенрис чуть улыбнулся одними губами и едва слышно выдохнул. — Ты пришел, потому что?..

— Потому что мне стоит извиниться, — серьёзно сказал Фенрис. — Я сорвал на тебе злость, и абсолютно незаслуженно. Я… был не в себе. Прошу прощения.

Слышать такие слова было безусловно приятно. Андерс чуть склонил голову на бок и слегка провёл по переносице; он устал за сегодняшний день. Ещё приятнее было бы слушать эти слова, не будь до сих пор обидно за те, другие, сказанные несколько часов назад.

— Я мог бы сказать тебе, что я тебя прощаю. Или сказать, что «Конечно, Фенрис, я тебя прощаю! Я так волновался, не зная, куда ты пойдёшь и какой работорговец воткнёт нож тебе в горло!». И всё это будет частичной правдой. Но мы вроде как в достаточно хороших отношениях, чтобы я был с тобой откровенен. Ты, — Андерс ткнул пальцем в грудь Фенриса, — тот ещё ублюдок. Мало того, что я волновался, так ты заставил меня волноваться ещё и за самого себя и Орану. Ты правда думаешь, что целителю и беззащитной эльфийке весело гулять по Расколотому берегу? Нет, не весело! Да и твои слова про магов, знаешь ли, обижают, — Андерс перевёл дыхание. — Но, да. Ты прощён.

— Почему?

— Что?

— Почему ты меня прощаешь? — спросил Фенрис. Очень серьёзно. Своим глубоким голосом, глядя глаза в глаза. Андерс отвёл взгляд.

Что ему отвечать? Потому что ты мне нравишься с первого года нашего знакомства, и я не понимаю, когда это «нравишься» стало таким привычным? Потому что я тот человек, который слишком легко прощает, а потом каждый раз жалеет об этом, но всё равно продолжает прощать? Потому что «нравишься» давно уже стало похоже (если не обманывать себя) на нечто куда более серьёзное?.. Конечно же, Андерс не сказал ничего из этого.

— Потому что ты учишься на этих ошибках, — сказал он, и тоже не солгал. — Я мог бы винить Хоук, я мог бы винить Варрика или Авелин. Но они всегда жили на свободе. Они росли и учились. И если я не буду прощать их — хотя, честно сказать, я слишком легко прощаю, — то я буду прощать взрослых людей. Не то чтобы ты ребёнок! — поспешно исправился Андерс. — Но…

— Я понял, — оборвал его Фенрис. — Это достойно… уважения. Но я пришел сюда извиняться, а не обсуждать свои проблемы.

— Мы всегда можем обсудить твои проблемы, я же целитель, — улыбнулся Андерс. — Целителям доверяют.

— Не уверен, что точно понимаю значение «доверия», — пробормотал Фенрис себе под нос. — Спасибо, Андерс. И за разговор, и за принятые извинения.

— Эй-эй-эй, ты не можешь так просто уйти, когда ворвался ко мне в дом посреди ночи, — остановил его Андерс, схватив за запястье. Чудом он посчитал уже то, что Фенрис не стал вырываться и остановился. — Дай-ка подумать… завтра я приду к тебе, и мы поговорим. По душам.

— С вином? — иронично поинтересовался Фенрис.

Андерс застонал:

— Создатель, давай ты не будешь об этом напоминать! У меня и так язык без костей, мне вино, чтобы говорить, не нужно, — Андерс бегло улыбнулся. — С тебя парочка историй, с меня парочка историй. Например, мне очень интересно услышать, почему ты оказался на моём пороге так поздно.

— Всё, что пожелаешь, — протянул Фенрис, и Андерс опустил взгляд, помимо воли сглатывая. Был бы он моложе лет на десять, наверняка бы покраснел. Чувствуя, как потеплели щёки, он понял, что возраст в таком случае не преграда.

Ему, конечно, могло показаться, но уходил Фенрис до странного довольный.

Как и обещал, Андерс пришел к нему на следующий день. Солнце уже не стояло в зените, но и за крышами зданий не скрывалось: прекрасное время, чтобы не приходить слишком рано, но и не навязываться на ещё одну ночевку. По пути Андерс помахал каким-то смутно знакомым стражникам — возможно, он говорил с ними, когда заходил к Авелин? — и те неожиданно помахали в ответ. Андерс сдержал широкую ухмылку. Приятно.

Несмотря на то, что Андерс вполне прямо намекнул на то, что алкоголь не обязателен, у Фенриса, когда он открыл дверь, был до странного расслабленный вид. Поглубже вдохнув воздух, Андерс услышал запах вина и чуть нахмурился.

— Неужели мне всё-таки придётся позориться ещё раз? — весело спросил он. — Пощади, Фенрис, ещё одного вечера в компании дурманящего голову вина и такого опытного в его распитии тебя я не выдержу.

— Тебе пить не обязательно, — отрицательно качнул головой эльф.

Андерс невежливо обвёл взглядом холл и ухмыльнулся: возможно, на его целительский взгляд, тут было не так чисто, как могло быть, но уж точно и не так грязно, как в первый раз, когда он тут был. Фенрис поймал его взгляд и покачал головой, но лицо его осталось всё таким же расслабленным, а комментариев он отпускать не стал.

— Тогда в честь чего праздник? В честь моего прихода? — всё же спросил он, поднимаясь вслед за Фенрисом по лестнице и задумчиво проводя по перилам одними пальцами.

Даже не смотря на то, что раньше домом владел магистр, Андерсу он нравился. Мрачновато, учитывая, в каком состоянии его держит Фенрис, но если не только убираться, но ещё и сделать ремонт, то дом будет невероятным. Андерс почти мог это видеть.

— В честь моего освобождения, — голос эльфа прозвучал как никогда низко. Андерс вперился взглядом в его спину между лопаток. — Кажется, я обещал тебе историю?

Андерс подумал: да какого чёрта.

Также Андерс подумал: да как ты можешь, Фенрис, соглашаться на мой приход так легко, а потом так же легко говорить такие вещи.

А ещё Андерс подумал: если это не извращённое проявление приязни, то что это? если этот ленивый взгляд через плечо не извращённый флирт, то что это?

Как итог, Андерс всё-таки услышал рассказ о воинах тумана, сидя в кресле напротив полупьяного Фенриса и думая, что чувств смешаннее в своей жизни ещё не испытывал. Узнал и то, почему тот оказался на его пороге так поздно: сначала не находил себе места от ярости, а потом, когда очнулся, уже было слишком поздно.

— Ты мог перенести всё на сегодня, — осторожно заметил Андерс.

— Это было бы уже не то, — Фенрис качнул головой. — Я извинился сразу же, как признал свою ошибку.

Сдержав вздох, Андерс подумал, что именно в этом случае ему стоит промолчать и придержать свои неуместные мысли при себе. Потому что бежать сломя голову в тот же миг, как на тебя свалилось осознание: не слишком ли это… беспомощно? Определение «по-рабски» вряд ли сюда подходит, но чем-то таким, думал Андерс, попахивает.

— Теперь я чувствую, что должен тебе такую же историю… — Андерс побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидел. — Вряд ли у меня она есть. Как бы мне не хотелось провести параллель с рабством и тем, что творят с магами, это всё-таки разные вещи.

— Тебе бы хотелось?

— Сейчас намного меньше, чем раньше, — Андерс покачал головой. — Во многом именно потому что теперь я понимаю, что такое настоящее рабство. Как ни крути, у магов есть воля и есть какие-то права. Их ограничивают и ущемляют — где-то больше, где-то меньше. А у рабов нет ничего. Это… жутко. Честно говоря, я сразу вспоминаю усмирённых.

— Я никогда их не видел, — неожиданно вставил Фенрис. — Слышал, но не видел.

— Не самое лучшее зрелище, — хмыкнул целитель. — Лучше не видеть и раньше. А если говорить об истории…

Он заколебался. У него, если подумать, действительно не было ничего сравнимо… сильного. Да, он сбегал из Круга и получал наказания: когда-то хлеб и воду в качестве еды, когда-то плети, когда-то заключение в камере. Последний побег, после которого ему долгие месяцы пришлось сидеть в подземельях Башни, был действительно ужасен. Но всё-таки Фенрис не рассказывал ему о своих страданиях — он рассказывал о себе. Что о себе мог рассказать Андерс?

Он был лучшим учеником лучшей целительницы. Он был балагуром. Он был легкомысленным и ветреным — и до сих пор удивлялся, что за прошедшие годы от этих качеств постепенно избавлялся. Пожалуй, вот оно и главное изменение в нём самом. А послужило этому одно событие. Точнее, один орден. Точнее, один человек.

Фенрис терпеливо ждал, пока он додумает мысль, и смотрел. Андерс поймал его взгляд: совершенно нечитаемый, но не пьяный. Он не знал, будет ли правильным спрашивать, тренировали ли в Фенрисе устойчивость к алкоголю; потому что тот, хоть и расслабляется, не создаёт ощущение того, кто выпил как минимум одну бутылку.

— Около пяти лет назад я… очень неудачно сбежал из Круга, — начал Андерс. — И, так как всем надоела эта тенденция, меня решили наказать очень строго. Плети не работали, усмирять одного из лучших целителей — себе дороже. Так что меня заперли в подземельях, в одиночной камере. А потом ферелденский Круг заполонили демоны. К вопросу о том, как я легко сопротивлялся Гордыне в тот раз… по сравнению с тем, что творилось тогда, Гордыня — пшик.

Андерс посмотрел на бутылку в руках Фенриса, но всё-таки решил, что о своих злоключениях стоит рассказывать трезвым.

— Не буду описывать, как я не умер от голода и жажды, но в конце концов меня вытащили. И взяли в Стражи, — Андерс улыбнулся. — Если описывать всё, через что мы прошли, то мне не хватит и всего вечера. Если говорить только о том, что получил с этого я, то хватит пары минут. Я… был очень… ненадёжным. Ещё хуже, чем тогда, когда мы пошли на Глубинные тропы. Но чем больше я путешествовал с Дайленом, тем больше я чувствовал потребность соответствовать, наверное. Он был ужасно правильным. Половина сестёр Церкви могут брать с него пример, — Андерс невесело фыркнул. — Но я его никогда не понимал. Сейчас тоже многое не понимаю, на самом деле, но некоторые его мысли, которыми он со мной делился, теперь обретают смысл.

— Потому что командуешь теперь ты, — утвердительно произнёс Фенрис.

— Да, — согласился Андерс. — Именно поэтому. У нас всё ещё очень разные характеры и мировоззрения, но, наверное, он для меня — пример. Пример того, как надо поступать и — пример того, что доводить до абсолюта такое поведение нельзя. В конце концов он не смог вечно отдавать всего себя и не получать ничего взамен и умотал искать Зеврана.

— Звучит так, будто он тебе очень дорог. И будто ты совсем не расстроен, что он ушел. Мне казалось, — Фенрис замешкался. — Что ты влюблён в него. В Дайлена. Ты очень много о нём говорил.

— Потому что я совершенно не понимал, что делать, — сначала фыркнул от бредовости предположения, а потом невесело рассмеялся Андерс. — Он был мне лидером и до сих пор остаётся примером и другом. Дайлен мне дорог, конечно. Но, наверное, куда меньше, чем мог бы. За все эти годы я слишком часто думал «А что бы в этой ситуации сделал он?», «А как бы он поступил здесь?», что совершенно забыл именно про Дайлена, а не Героя Ферелдена… Ну вот, теперь и я ною о своей судьбе, — неловко оборвал он сам себя.

— Один-один, — негромко откликнулся Фенрис и покрутил в руках бутылку.

Андерс посмотрел на его руки. Без привычных перчаток пальцы казали трогательно-тонкими, длинными, совершенно незаконно смуглыми. Иногда Андерс думал — а как тогда он выглядит вообще без брони, в обычной одежде, если даже снятые перчатки дают такой эффект? Увы, ответа было дождаться сложно: когда целитель видел Фенриса без брони, тот был ранен, и думать о чём-то ином просто не было настроя. Когда же эльф не был ранен, он, словно недоверчивый кот, не хотел перестать выпускать когти, пусть и выглядел подчас довольно мирно.

— На самом деле, — поддавшись порыву, проговорил Андерс и осторожно вытянул руку, медленно проводя пальцами от пальцев эльфа к его запястью и, не решившись обхватить, опустил, — мне совершенно не нравится Дайлен. Мне нравишься ты.

Нечитаемый взгляд Фенриса обрёл какую-то новую глубину — глубину, после осознания которой Андерс невольным жестом облизнул губы. Фенрис был красивым — он знал это всегда, даже когда видел эльфа во второй раз в жизни. Фенрис был притягательным — это он начал осознавать не сразу. А вот то, что в Фенриса невозможно не влюбиться, он понимал только сейчас.

— Если ты не заметил, я эльф, бывший раб, живу в полуразрушенном чужом доме и ненавижу магов, — тихо сказал Фенрис.

И это определённо точно не звучало как «Я в тебе не заинтересован». Скорее как «Я заинтересован, но я сомневаюсь в тебе». Или даже как «Я заинтересован, но я сомневаюсь в себе».

Андерс осторожно отобрал у него бутылку и поставил на стол. Эльф не сопротивлялся. Андерс осторожно поднялся с кресла и скользнул на колени перед Фенрисом, одной рукой осторожно обхватывая его ногу, другую — устраивая у колена. Эльф не сопротивлялся.

— Мне плевать на то, какой ты расы, — сказал Андерс, смотря ему в глаза. — Я уважаю твою силу, которую ты приложил, чтобы больше не быть рабом. Дом классный, — он мимолётно улыбнулся и прерывисто выдохнул, когда Фенрис изучающе коснулся его щеки. Фенрис заметил это — и чуть усмехнулся. — И я уже… слишком хорошо знаю тебя, так что твоя ненависть меня не оттолкнёт.

Кажется, Фенрис тоже вспомнил произошедшее вчера, так как поджал губы. Руку от лица Андерса, впрочем, не убрал — а пальцы тем временем бесстыдно касались приоткрытых губ. Андерс чувствовал, как глубоко и часто бьётся сердце. Он почти прямым текстом предлагал себя Фенрису. Фенрис, судя по его действиям, отвращения не испытывал.

А потом, наконец, поцеловал.

Андерс выдохнул в поцелуй и сжал в кулаки дёрнувшиеся было схватиться за Фенриса руки. Он помнил, как Фенрис постоянно шарахался от прикосновений и помнил, как тот сказал про свои постоянные боли. Вряд ли ему будет приятно, если Андерс, например, поведёт по нескрытой бронёй шее. От поглаживания от подъёма стопы до колена он, впрочем, не смог отказаться.

Сам Фенрис был куда как бесцеремоннее: одну руку он устроил под челюстью, другую — запустил в волосы. Андерс мимолётно отметил, как лента несколько раз болезненно дёрнула волосы, а потом полностью погрузился в ощущение чужих губ на собственных губах, чужого языка у себя во рту, чужих рук у себя на коже. Фенрис массировал кожу головы, легко царапал короткими ногтями горло, и целовался просто умопомрачительно. Андерс не мог себя винить за то, что не сдержал стона прямо в чужие губы. Фенрис замер… и медленно отстранился, убрал руку с головы, но оставил на шею, плавно перетёк ей на плечо. Андерс облизнул губы, тяжело дыша. Он не отказался бы от ещё одного раунда.

— У тебя будут болеть колени, — с не совсем понятным выражением лица сказал Фенрис. Впрочем, выглядел он растрёпанным и дышал тяжело — не было причин сомневаться в том, что ему понравилось. А потом вдруг выпалил: — Ты красивый.

Андерс негромко рассмеялся, уткнувшись лицом во внутреннюю сторону фенрисова бедра. Тот резко замер, и Андерс позволил себе хитрую улыбку. Определённо, это понравилось им обоим.

— Ты тоже. Хотя ради такого вида я готов простоять на коленях долго, — Андерс поднял голову. — Продолжим?

— Я… нет, — Фенрис нахмурился. Вплёл обе руки в волосы Андерса и стащил шнурок. Золотые пряди рассыпались, и целитель встряхнул головой, чтобы они не попали в глаза. — Мне нужно подумать. Это одна из лучших вещей, которая случилась со мной за все годы… Так что мне определённо нужно подумать.

— Хорошо, — нейтрально ответил Андерс и поднялся в пола. Колени действительно тут же неудовлетворённо заныли, но это была не та боль, о которой следовало беспокоиться. На бёдрах тут же оказались фенрисовы руки. Андерс сглотнул и осторожно их с себя скинул. — Ты не помогаешь, ты в курсе?

— Да, я… — Фенрис выглядел настолько растерянным, что ни злиться, ни винить его за разрушение атмосферы было невозможно.

Андерс быстро поцеловал его в уголок губ и кинул взгляд на окно. Вечер, судя по всему, ещё не перетёк в ночь. Фенрис тоже поднялся с кресла, когда Андерс уже отошел на пару шагов. Выглядел он куда более похожим на себя, чем буквально несколько секунд назад: чуть хмурый, спокойный. Только губы были пухлыми. Андерс облизнул свои и подумал, что определённо не будет убирать укусы, которыми его наградил Фенрис, пока целовал. И парочку царапин на шее — тоже.

— Я приду к тебе, — твёрдо сказал Фенрис. И чуть улыбнулся. — Очень пафосно будет, если я скажу «Я обещаю»?

— Безумно, — заверил его Андерс.

Фенрис пришел через день, но далеко не так, как предполагалось. Андерс уже беспокойно постукивал пальцами по столу, за которым варил зелья: ему упорно казалось, что он слышит то невнятный шум, то запах горелого. Но это могло быть следствием от как всегда короткого сна и испарений зелий — даже обычное лечебное иногда могло дать лёгкий побочный эффект. Но тут в дверь громко стукнулась о стену, и Андерс обеспокоенно выглянул из «лечебницы».

На пороге стоял бледный, даже несмотря на свою тёмную кожу, Фенрис.

— Кунари напали, — сказал он. — Если ты поможешь мне с ними договориться, то мы сможем избежать жертв.

Громко выругавшись, Андерс понял, что ему ничего не казалось, и бросился за посохом. О чём можно было договориться с кунари, когда они уже решили напасть, он спросит Фенриса во время пути, чтобы не терять времени. Хотя собственная роль понятна сразу: из них двоих кунарийским (слегка) владеет только Фенрис, а значит, Андерс нужен на случай, если всё пойдёт не так.