Она всегда была немного… странной. Дочка врача определенно не следовала по стопам своего папаши, противореча ему практически во всем — начиная от цвета волос и заканчивая выбором профессии. И хотя Буч не раз становился свидетелем их душевных разговоров, он понимал, что слова дока «Я горжусь тобой, дорогая» очень редко звучали искренне. К.О.З.А. определила Эшли священницей, какая ирония. Нужно было видеть ее лицо, когда она услышала эту новость. А Буч видел: в мгновение ока девушка покраснела, сливаясь с брошью в виде розы на комбинезоне; глаза словно заискрились, сгорая от ярости и негодования. Честно говоря, тогда Бучу даже стало жаль бедного мистера Бротча, который терпеливо слушал все ее крики, аккуратно пытаясь успокоить, за что получил брошенную в лицо скомканную бумажку с результатом и пару ласковых вслед.

Что уж скрывать, ее взрывной характер привлекал Буча, да. Но она, кажется, и вовсе не интересовалась Туннельной Змеей, проводя свободное время где-то на нижних уровнях. Буч тоже туда спускался, но лишь когда совсем не оставалось выбора. Когда мать становилась кем-то другим. В такие моменты хотелось колотить голыми руками по стене и рвать волосы на голове, надеясь, что кто-нибудь заметит его подавленное состояние.

Но никто не замечал.

Буч оглядел Эшли. Он не сразу узнал ее: всегда уложенные волосы теперь спутались в отвратительные пучки, куртка «Туннельных Змей», та самая, которую он подарил ей (кажется, это было так давно), потеряла свой первоначальный вид, превратившись в поношенную, местами изорванную вещь, утерявшую изначальный блеск из-за обилия пыли и грязи. Наверняка, змее на спине и вовсе нездоровилось.

Эшли смотрела на него со странной, почти сумасшедшей улыбкой. Он видел такую у рейдеров, когда те выслеживали свою жертву, намереваясь наброситься и разорвать ту в клочья. Нет, Буч с рейдерами не сталкивался. Он смог тихо проскользнуть мимо (как настоящая змея), не создав ни малейшего шороха, таким образом успешно проскочив мимо этих чокнутых психопатов и добравшись до Ривет-Сити практически без проблем.

— Как жизнь, Бучик?

Ужасно. Просто отвратительно. Но определенно лучше, чем в Убежище, несмотря на то что он вполне мог провести много параллелей. А в прочем, не ей это рассказывать.

Эшли тяжело вздохнула, оперевшись локтем на подлокотник и подперев голову ладонью. Она выглядела уставшей и замученной.

— Лучше, чем у тебя, — парировал Буч, приземляясь рядом.

— Эй, не так близко! — рядом послышалось копошение и в следующую секунду последовал практически незамедлительный грубый толчок.

— Э-э, че за…

— Спокойно, Бучик, это Кловер, — неспеша разъяснила Эш, снова улыбаясь.

— Че за Кловер?

— Моя Кловер. Это все, что тебе нужно знать, — сообщила она, обводя его надменным взглядом, не таким, как у Зиммера. Этот был… родным. Привычным.

Она, типо, права, об остальном он и сам догадается. Ему уже рассказывали о подобных ошейниках, что находился на шее Кловер. Несколько секунд, чтобы привести его в действие, и вот уже вместо человека валяются его раскрошенные останки. Жутко.

— …Ага. Твоя. Ну и зачем вы здесь?

Эшли молчала. Буч мог наблюдать, как ее странная улыбка медленно растворяется, уступая место холодному раздражению.

— Потому что меня все достало, Буч. С меня хватит, слышишь? Терпеть не могу детей. — А вот это интересно.

— И?

И вновь эта улыбка. Нет, не та же самая. Новая, но по-прежнему немного сумасшедшая. Ее тон стал чуть приторным.

— Слышал ли ты когда-нибудь про Литл-Лэмплайт? — Буч отрицательно покачал головой, располагаясь на соседнем сидении. — Это чудесное место, оазис — настоящий детский сад. Дети — цветы жизни, не правда ли?

Ее лицо в миг скривилось в отвращении, и она резко закричала:

— Нет, чтоб его, ни за что!

Все продолжали делать свои дела как ни в чем ни бывало. Наверняка, жители города уже привыкли к подобному поведению в Баре. Или дело лично в Эшли.

Бучу показалось, что за гневом скрывалось еще что-то. Может, эмоции, которых она боялась или по какой-то другой причине старалась не выпускать.

— Я просто… Просто… Забудь. Расскажи какую-нибудь историю, желательно веселую. Как тебя побили рейдеры, например, или как ты ввязался в драку в Ривет-Сити. Ну? Не молчи, ведь что-то такое точно было, я тебя знаю. Скажи что-нибудь уже, иначе я сойду с ума.

— Рейдеры настоящие твари.

Эшли засмеялась.

— О! Они душки! Особенно по сравнению с супермутантами. И этими мелкими уродцами из Литл-Лэмплайта…

Честно говоря, он понятия не имел ни о каких супермутантах, но интересная история у него действительно была. Бредовая, конечно, но именно она спасла его от скуки и столкнула с Харкнессом — идиотом из охраны, который оказался даже и не идиотом по итогу.

Вкратце пересказав недавние события, вскользь упомянув инцидент в Лаборатории и его странное общение с Шефом, Буч вытащил кассету и начал крутить, рассматривая. Вдруг Эшли говорит:

— Слушай, я находила подобные. — Через минуту она достала две кассеты и передала Бучу. — Ну ты, конечно, ненормальный. — Ага, кто бы говорил. — Но, честно говоря, я здесь столько всего повидала, что не удивлюсь, если и это окажется правдой.

— Например?

— Я просила не спрашивать, — она отвернулась, сталкиваясь взглядом с Кловер, которая тут же среагировала, обхватив хозяйку руками, и принялась успокаивающе гладить по голове, пронизывая Буча ядовитым взглядом. Но почти сразу же Эшли продолжила: — Ладно, если тебе интересно…

Черт.

Когда она рассказывала про целый город, полностью населенный одними лишь детьми, что казалось фантастическим, или про подземелье живых трупов, которых она так нетактично и называла, Буч лишь хихикал, поражаясь ее экспрессии. Но следом на его лице появилась другая эмоция: скорбящая, сочувствующая. Ведь, наконец, нашлось объяснение ее внезапно проснувшейся жестокости (даже больше, чем раньше) и отпечатавшейся на лице застывшей безнадеги: док мертв. Она наверняка могла выразить свои переживания более развернуто, пуститься в бесконечные самотерзания и выдать все, что, наверняка, тяжелым грузом тянет ее вниз, но отчего-то лишь тяжело вздохнула, помолчала несколько минут и улыбнулась. Вымученно, тяжко, но стойко, не позволяя эмоциям главенствовать. Это просто не в ее правилах.

Из-за внезапно затянувшегося общения Буч почти потерялся во времени. А когда осознал, что прошло уже несколько часов, поднялся и направился к двери.

— Эй, куда собрался? — Он почувствовал на своей руке грубую, сильную хватку, произведенную словно по-инерции. Видимо, Эш схватила его непроизвольно.

— Да у меня встреча. Ну, что-то типа того. — Если бы он сам знал.

— С кем? — невинно поинтересовалась Эш, наигранно хлопая глазками. Надо же, как быстро она меняется. Навык, выработанный жизнью в суровой Пустоши, наверное, не раз спасал ей жизнь.

Выходит, она научилась умело прятать свои эмоции, мастерски подстраиваясь под ситуацию. Но тогда почему не проворачивает подобное с Бучем?

— С Харкнессом.

Эшли скучающе взглянула на него.

— А, тот тип из Совета. Да ладно, можешь и опоздать. Когда тебя это вообще волновало? — возмущенно воскликнула та, повышая тон. Лишь затем ее глаза хищно сверкнули, и она загадочно предположила, натягивая ухмылку, больше похожую на оскал: — Если только тебе действительно не важна эта встреча.

И что это значит? Ну да, Бучу важна эта встреча. Потому что он сам назначил ее, прежде всего, а Буч за свои слова отвечает. Еще потому что он не хочет подводить Харкнесса, терять его какое-никакое уважение и все такое (он ведь провел его в Лабораторию!), но это второстепенно.

— Эй, Туннельная Змея, ты меня вообще слышишь?

— Иди к черту, Эш, — заключил Буч, бросив беглый взгляд на теперь ждущую разъяснений девушку, прежде чем покинуть Бар.

***

Когда парень поднялся на крышу, солнце уже скатывалось вниз, медленно скрываясь за линией, разделяющей небо и землю. А Шеф уже ждал его, стоя на краю и вглядываясь куда-то вдаль. Что он там высматривает вообще? Особенно в небе. В этом необъятном пространстве, которое через несколько минут, или часов (он пока точно не понял), совсем почернеет, превратившись в жуткую черную массу.

Буч сделал шаг. Он не сразу заметил руку Шефа, тянущуюся к пистолету. Сам охранник резко развернулся, однако тут же убрал руку от кобуры, убедившись, что в этом нет необходимости.

— Э-эй, полегче, Шеф, — в привычной манере протянул Буч, подходя ближе. Теперь он мог видеть растрепанные волосы Харкнесса, сливающиеся с закатом, переходящим в мглу. Он мог бы привести их в порядок, сделать более… привлекательными, что ли.

— А ты не крадись, и все будет в порядке, — ответил Харкнесс, поворачиваясь к Бучу, когда тот уже расположился рядом и пытался взобраться на ограду.

— Ну сколько можно повторять, Шеф, я…

— …Туннельная Змея. Да, я помню. — Буч ухмыльнулся и хмыкнул. — Не думаю, что тебе стоит садиться туда. — Он, типо, волнуется за него? А, точно, предупреждать возможные неприятности — всего лишь еще одна обязанность главы охраны. Тогда херовый он начальник, потому что Буч позволяет себе определенно больше, чем должен проживающий на корабле, а Харкнесс почему-то закрывает на это глаза. Только вот непонятно, радоваться этому или нет.

Буч нарочно поерзал на месте, мимолетом заглядывая вниз. Свалиться туда и правда казалось опасным и немного глупым исходом, но он по-прежнему не собирался спускаться. Потому что «спуститься» означало «послушать Харкнесса», а Бучу никто не смеет указывать. Тем более, начальник, мать его, охраны.

— Что будет, если сяду? — парень глядел с вызовом, применяя свой обезоруживающий взгляд, всегда работающий безотказно. Но в этот раз Харкнесс даже не отвернулся, беззвучно отражая его атаку, также рассматривая голубую радужку, чуть прикрытую веками.

— Тогда с большой вероятностью упадешь и разобьешься насмерть. — от ледяного тона, с которым это было произнесено, по коже пронеслись мурашки. Резко. И снова жутко. Периодичность, с которой приходилось применять это слово, емко и достоверно описывающее большинство ситуаций, начинала пугать. Харкнесс глядел на него снизу вверх. Буча забавляло это его сосредоточенное выражение лица, выражающее крайнюю степень заинтересованности и отстраненности одновременно. Чего он ждал? Что Буч испугается и спустится? Еще чего.

Внезапно Харкнесс добавил:

— Я не хотел бы этого допускать. — Он встал у ограды, опираясь на нее локтями, и снова принялся смотреть вдаль. Теперь чуть выше — на небо. Что он все пытается разглядеть там? Может, есть что-то, чего Буч не видит из-за того, что всю жизнь пробыл под землей?

И Шеф как всегда нифига не понятен. Он настаивает, потому что слишком предан своей работе, или потому что… Черт, слишком сложно. Скажи ему несколько лет назад, что Туннельная Змея будет ломать голову над странным поведением охранника из какого-то надземного города он бы, скорее всего, засмеялся. А потом врезал, наверное. Он уже ни в чем не уверен.

…Но Буч спустился. Шеф хочет казаться важным — окей, он не будет мешать. По крайней мере, пока тот продолжает слушать его, считаться с его мнением, сопровождать в Лабораторию, принимать приглашения. Спускать с рук мелкие преступления, из-за которых он до сих пор не сошел с ума на этом ржавом корыте, давать голозаписи.

Харкнесс улыбался. Чего он… Стоп.

Дело в том, что Буч тоже улыбался. Незаметно для себя. И распутывать что-то сейчас совершенно перехотелось, пока Шеф <i>так</i> смотрит на него .

Буч достал голодиск (первое, что пришло в голову). Этим делом наверняка нужно заниматься одному и уж точно не здесь, потому что Шеф так-то не подписывался слушать с ним кассеты. Но отчего-то голову внезапно покинули все здравые мысли, и парень пожелал довериться единственному порыву, что посетил его в тот момент. И вот запись уже звучит, а вслед за воспроизведенным звуком усиливается и внимание Шефа. Он все еще улыбался, насмехаясь над Бучем или ситуацией в целом, но, казалось, внимательно слушал умоляющий голос с той стороны.

Самоопределение — НЕ дефект.

Чуть металлический голос закончил свою решительную речь более минуты назад, а фраза все крутилась в голове, и Буч вновь и вновь продолжал натыкаться на нее, путешествуя в чертогах разума. Шеф выглядел как никогда серьезным. Буч видел его таким, когда впервые пересекал мост, открывший ему дорогу в город. Но даже тогда Шеф впустил его (а не оставил за дверью, грозно пригрозив через интерком, как последняя шваль из Тенпенни-Тауэра). Может, это и безрассудно, впускать всех подряд, но, черт, система охраны на корабле и правда что надо: риск возникновения неприятной ситуации минимален и стоит того, чтобы помогать потерявшимся беглецам с Пустошей. Буч, конечно, не был моралистом или кем-то в таком духе, но Шеф определенно молодец.

Но он и правда выглядел серьезно задумавшимся.

— Есть идеи? — подтолкнул Буч, полагая, что без его помощи Харкнесс так и продолжит молча что-то усиленно анализировать.

— Нет, — сообщил тот, тихо выдыхая.

— Тогда о чем ты думаешь? — прямой вопрос буквально сорвался с губ, но Буча это не смутило и он с нетерпением уставился на Харкнесса. Тот с сомнением покачал головой, испытывающе глядя в глаза.

— Думаешь, игра стоит свеч?

— В каком смысле, Шеф?

Шеф потер переносицу, найдя точку обзора на соседней разваленной многоэтажке — он определенно что-то скрывает. Если его что-то задевает, пусть говорит. Буч, конечно, не идеальный собеседник, но не настолько плох, чтобы молчать.

Харкнесс не доверяет ему, и это факт.

— Этот андроид, — задумавшись, начал Харкнесс. — Думаешь, он и правда дефектен?

Буч прищурился и чуть помедлил, прежде чем ответить. Потому что очевидно, что Харкнесс его точку зрения не разделяет. Ведь парень уже четко выразил свое отношение к заданию, разве не ясно? Ладно, Шеф не тупой, если на то пошло, и если он спрашивает, значит, на то есть причины. Но ведь андроиды — это всего лишь роботы, живые машины. Нет, не так. Это <i>просто</i> машины, которые не способны чувствовать, размышлять, жить. Ну, как нормальные люди, в смысле. Потому что иначе миссия превратилась бы в рабство, а Буч таким не занимается.

— А че мне думать? Тебе что, жалко тостер? — самодовольно ухмыльнувшись, он метнул беглый взгляд в сторону Шефа и уставился на небо (тут же мысленно дав себе по лбу), потому что… не хотел спорить. Какая разница, кем является этот робот. Когда они найдут его, тогда разберутся. Сейчас думать об этом казалось совершенно ненужной и неуместной затеей.

Но, кажется, Шеф считал иначе. На мгновение Буч поймал на себе его неоднозначный взгляд. Не осуждающий, не согласный — сложный. О чем чертовски важном он снова думает?

— Эй, слушай, может, прекратишь молчать, ага? — Буч психанул, оторвался от ограды и сделал несколько шагов назад. Потому что молчание и постоянное недоверие начинало не только раздражать, но и каким-то образом укалывало его изнутри.

Шеф посмотрел на него с какой-то странной эмоцией на лице, но Буч был готов поставить все свои крышки на то, что видел как уголки его губ дрогнули в непонятной улыбке. А может, и понятной. Просто Буч такой раньше не видел, по крайней мере, искренней. А Шеф, похоже, искренен.

— Нет, мне не жалко тостер, — наконец, произнес Харкнесс, открыв Бучу взгляд своих глаз — таких дружелюбных и симпатичных. Ему встречалось не так много симпатичных глаз, к слову. — Мне жаль личность. Ведь если андроид смог определить себя как человека, если он верит в то, что живой — он и есть живой. И никто не в праве лишать его этого.

Это… ладно, об этом Буч не думал. Из уст Шефа это звучало очень убедительно (уж точно не проигрывало Зиммеру), вот только истина по-прежнему была далека и пытаться до нее добраться означает создать еще одну проблему, которую нужно распутать. Так что сейчас он просто согласится с Харкнессом, и остаток вечера пройдет более спокойно. В конце концов, у них еще столько не распутанных дел.