«Пропал ребёнок!

Итан Питц

Пропал 27 июля, 2019, в последний раз видели около 13 p.m. в Линкольн Парке

Отличительные приметы...»

Дочитать Лиам не успевает — его чуть с ног не сбивает с криками приветствия налетевший Маккинли. Лиам чуть хмурится, отмечая отсутствие второго источника шума.

— А Бобби где?

— Ты что, не читаешь её твиттер? Она передумала идти, — плохое предчувствие Лиама порождает сомнения, а следом на поверхность всплывает трусливая мысль: «А может не идти?..» — но Маккинли сияет ярче ночных фонарей. — Но мы с тобой-то всё равно хорошенько оторвёмся!

Взгляд улыбающегося ребёнка с фотографии липким холодом цепляется за плечи. Как там говорят? Первые сутки поисков самые важные? Уже четыре дня с двадцать седьмого июля прошло... Лиам встряхивает чернявой головой, стараясь отогнать совсем уж неподходящий для вечеринки настрой. Под восторженные речи Маккинли и радостный перезвон бутылок в пакете они спускаются вниз по улице. В последнее время они реже собираются у Бобби на квартире — уж больно часто повалился Лиам держать наблюдательный пост у окна, сколько бы Бобби его не успокаивала после того случая (Да всё нормально, честно, я просто перепугалась!) и сколько бы разумных аргументов не было приведено (Да ничего же не случилось! Ну что ты предлагаешь? Звонить полиции? «Здравствуйте, у нас под окном стоит какой-то адвокат». Ну это же просто смешно). Вместо этого Бобби на пару с Маккинли при любом удобном и не очень случае принимаются заваливаться к самому Лиаму домой или на работу. Но планы на сегодняшнюю субботу отличаются.

— Куда, ещё раз, мы едем?

— В Секокус! Не знаю, что там как, но у кого-то освободился целый дом, и в общем все катят туда.

Лиам понятия не имеет, что это за «все», но спросить нет времени: подъехавший джип приветствует градом гудков. 

— Всем приве-е-ет! — весело тянет Маккинли, забираясь в салон вслед за Лиамом. — Все, это Лиам. Лиам, это Майк с мед. фака, помощник юриста Джош, Чарли из школы бизнеса и Синтия с актёрского!

Стоит ли говорить, что Лиам не запоминает их имена, если и лица-то толком разглядеть не может. Темно, душно и тесно, музыка гремела громче труб апокалипсиса, воздух уже успел пропитаться едким запахом дешёвого алкоголя, и от кого-то явно несло травкой. Но всем, похоже, было весело. У Лиама в ушах стоял звенящий смех Маккинли. Какая-то девушка (Синтия её звали?) с татуировкой на весь рукавом передаёт ему бутылку чего-то. С мыслью «может, будет не так уж и плохо» Лиам делает глоток и готовится к длинной ночи.

Было и правда весело! По крайней мере отчасти. Первые час-полтора. Конечно, Лиам сомневается, что знает тут хоть кого-то, но для этого у него есть Маккинли, который каким-то чудом знаком чуть ли не с каждым. Дом, в который они набились всей толпой не такой уж и большим, но после крохотных квартир-каморок, в которой ютится каждый уважающий себя молодой человек, и он кажется целым дворцом. В конце концов, иногда совсем неплохо окунуться в то, чего так и не удалось испытать в старшей школе. Но чем дольше продолжается веселье, тем менее привлекательным становится зрелище: из-за пролитого пива ноги липнут к полу, на кухне девушка, не замечая раковины всего в двух шагах от неё, блюёт в горшок с фикусом, а в зале кто-то болезненным вывихом доказал, что стол — неподходящий танцпол. Что ж, всё хорошее когда-нибудь заканчивается, надо знать, когда пора уходить. Как назло Маккинли так не кстати растворился где-то в толпе...

Маккинли рад и взволнован. Конечно, он же тут с Лиамом, который, может, и довольно неловкий, но по крайней мере в кои-то веки не относится к самому Маккинли как к первому врагу народа. Может, они даже смогут быть друзьями или... Но есть ещё кое-что немаловажное, а именно стопроцентный шанс встретиться с Роксан Кроне — Инстаграм не врёт. Боже, им так надо поговорить. И чем скорее, тем лучше.

Из под двери тянется тонкая полоса жёлтого света, стоит Маккинли бесшумно потянуть за ручку, и свет разливается уже по всему полу коридора. Его лучшая подруга (только чёрта с два она позволит себя таковой называть) самозабвенно курит, привалившись к раковине, в до боли белой ванной комнате.

— Хэй, Роксан! — она вздрагивает всем своим костлявым телом и чуть не роняет сигарету прямо в слив, но Маккинли шире улыбается и совершенно невинно добавляет: — Выглядишь, как вампирошлюха и далеко не в хорошем смысле.

Роксан выпрямляется, возвышаясь на тонких шпильках, и оберачивается. Пряди, выбившиеся из высокого хвоста, чёрной нефтью струятся и обрамляют резкое белое лицо: бледные губы, обнажающие ряды белых зубов в кривом оскале, угольно-чёрные тени вокруг дерзких глаз, стрелки, такие же острые, как и её скулы. Сквозь белую кожу обтянутую чёрной укорочённой водолазкой отчётливо выступают рёбра, красная кожаная мини-юбка обтягивает худые ноги в колготках, всё ещё тлеет зажатая между костлявыми пальцами сигарета.

— Маккинли, — голос надменно ровный, а в потухших пепельных глазах вспыхивают крошечные злобные искры. — Я-то думала, что это за визгливый младшеклассник шныряет — а это ты.

— Не будь такой сукой, я привёл нашу общую подружку Текилу!

Потряхивая в воздухе ещё не раскупоренным примирительным даром, Маккинли усаживается прямо на кафельный пол в унылой ванной комнате, пока дальше по коридору продолжает греметь вечеринка. Пряча за вздохом улыбку, Роксан стряхивает пепел в раковину и тоже сползает вниз, оказываясь плечом к плечу с другом.

— Ну так что. Слышал, ты вроде снова оседаешь у нас в Джерси?

— Ага, факультет психологии — ебаный отстой, там даже парковаться негде.

— Какая удача для всего мира! Могу представить, как ты с кресла психолога советовала бы людям с депрессией убиться об стену.

Оба смеются и продолжают смеяться ещё долго после этого, разделяя на двоих бутылку Ольмеки и пачку Мальборо, прямо как в старые добрые времена. «Я скажу ей», — слабо говорит себе Маккинли, подавляя сомнения очередной затяжкой. — «Просто немного попозже».

К тому моменту, как дверь снова приоткрывается, бутылка успевает опустеть на половину, а белая комната посереть от дыма. Маккинли уж было открывает рот — сказать непрошеными гостям, чтобы шли трахаться в другое место, когда неожиданно для себя видит знакомое лицо.

— Эй, это же Лиам! Где ты был? Давай к нам!

— Неа, я наверное буду собираться обратно, — стоять ему приходится, опираясь о дверной косяк: кажется последнии пару игр в пивной пинг-понг были лишними. — Ты не помнишь с кем мы приехали?

Роксан тушит свою сигарету прямо об пол и поднимается на ноги, разминая кости.

— Я тоже сваливаю: вечеринка отстой, я, блять, ненавижу всех этих людей. Но было приятно узнать, что ты не помер.

Сияющая улыбка на лице Маккинли начинает гаснуть. Ночь заканчивается слишком быстро, а он ещё даже не успел... На ноги вскакивает он уж слишком резво, улыбка — будто и не случилось ничего. 

— Ну и правильно, поехали! Я чур на переднем месте! — хлопает удивленных друзей по плечам и, смеясь, побыстрее за дверь, пока ни у кого не возникло претензии.

Чёрный Порше несётся прочь от Секокуса по тёмной дороге, пока в открытые окна дует свежий воздух летней ночи. Они абсолютно точно превышают скорость, учитывая с какой уверенностью их далеко не трезвая водительница Роксан вдавливает педаль газа в пол. Наверное, это волновало бы Лиама куда больше, не будь он сам настолько же пьян. А так он лишь наперебой с Маккинли рассказывает что-то, что тогда кажется невозможно смешным, пока Роксан драматично закатывает глаза. С такой девушкой Лиам обычно навряд ли бы стал общаться: она была грубой, агрессивной и откровенно пугающей, хотя пока её едкие комментарии были направлены на Маккинли, она даже казалась вполне остроумной. 

Всё остальное происходит так быстро. В один момент — грудной смех Роксан в перемешку с сизым сигаретным дымом, таким же ядовитым, как и каждое её слово, а в следующий — пронзительный крик. Фары выхватывают из темноты высокую человеческую фигуру прямо перед машиной и... Визг тормозов, машину заносит и разворачивает, как игрушечную, и да, пристегнуться определенно стоило бы, потому что теперь к звону в ушах добавляется тупая боль в затылке. Неожиданно вокруг слишком тихо, слышно лишь тяжёлое дыхание и громогласный бой сердца в ушах. Дышать трудно: горло болит и першит от криков, а с улицы тянет запахом жжёных шин. От алкогольного помутнения в голове не остаётся и следа, в один миг всё становится ясно как день.

— Боже... Мы сбили человека!..

Лиам вываливается из машины и на заплетающихся ногах огибает машину, дрожащие руку уже пытаются набрать на 911, но... Никого нет. Он смотрит на чистый, освещённый фарами асфальт и ничего не видит. Голова идёт кругом, сердце мерзким комом бьётся где-то в горле, но глаза Лиама его точно не обманывают. Вокруг необычайно мирно и тихо. Просто тёплая июльская ночь, шелест чёрных крон деревьев при обочине и никаких трагедий.

Роксан так и не двигается с места: зубы сжаты, острые ногти впиваются в обмотку руля. Бледные губы теперь окрашены в красный, тёплая кровь из носа заливает подбородок. Сквозь завесу чёрных волос ей видно виноватое и напряжённое выражение лица Маккинли. Роксан от него просто тошнит.

— Вон, — на языке кислый вкус крови, а в голосе холодная сталь.

— Роксан, я правда, правда, собирался тебя всё расска...

— Я сказала, вон из моей машины!

Маккинли не говорит больше ни слова. Не успевает за ним захлопнуться дверь, как двигатель яростно ревёт и Порше резко срывается с места, чуть было не наезжая на словно в трансе застывшего на дороге Лиама. Роксан мчится прочь, оставляя за собой едкие клубы дыма и двух брошенных парней. Растерянность на лице Лиама сменяется закипающей злобой. Под его испепеляющим осуждением взглядом Маккинли только и может что улыбаться с наигранной жизнерадостностью.

— Вызовем такси?

Закатное солнце тонет за небоскрёбами Нью-Йорка на другом берегу, пока Бобби сидит на набережной Джерси-Сити, потягивала пиво из непрозрачного стакана из-под колы и нервничает, нервничает, нервничает: пластиковая трубочка искусана донельзя, а руки не перестают теребить цветастые значки на футболке. «Ты просто себя накручиваешь. Как обычно», — упрямо говорит она себе. И правда: та ночь переполоха не перевернула её жизнь, и лето продолжалось, как ни в чём ни бывало. Да и не то что бы Бобби что-то реально угрожало, да и ей уже не впервой: ночь, тишина, пустая тёмная квартира и один взращенный на массовой культуре мозг. Нда, совсем подсдала позиции: раньше высиживала целые марафоны хорроров, а теперь ей достаточно и мельком увиденный костюм на тёмной улице, чтобы навоображать себе всякого до носового кровотечения от нервов — видно, не зря «слежка ФБР» занимала стабильное место в её ТОП-10 страхов. Именно так Бобби всё и объяснила Лиаму. Ну разве что не упомянула, что некая высокая фигура мерещится ей не в первый раз. «Пустяки», — отмахнулся Маккинли. —«Забей, только зря Лиама волновать будешь, а зачем нам это?».

На коленях у Бобби лежит её потрёпанный рюкзак, в котором тикающей бомбой покоится камера Маккинли, а глубоко в ней самой, среди нулей и единиц— что-то ещё, что-то, чего Бобби искренне не понимает. А ведь всё было тихо-мирно и нормально. Она выжимала из лета всё по полной: спила до обеда, зависала с Лиамом и Маккинли, обшарила чуть ли не весь Джерси-Сити, но таки пополнила своё портфолио новыми фотографиями, даже работала пару раз по специальности, конечно, за чисто символическую плату, но это только пока... ещё и с плёнкой, видно, что-то не так — лицо ю так смазано, будто бы его и нет вовсе.

— Хэ-э-эй, ты ж Бобби, да?

Худая рука в перчатке без пальцев ложится ей на плечо, тягучий голос выдёргивает из размышлений так резко, что она аж давится пивом. Бобби оборачивается и тут же встречается взглядом с карими глазами за стёклами очков. Девушка взирает на неё с лёгкой отрешённостью. Худая и низкая, она умудряется смотреть сверху вниз и держаться совершенно расслабленно. Из-под шапочки на голые плечи волнами ложатся каштановые волосы, на майке красуется какая-то надпись (Бобби не разглядела — ещё не хватало, чтобы казалось, будто она пялится ей на грудь), а на поясе, поверх джинсовой юбки и бридж повязана красная фланелевая рубашка. «Блин, она классная», — только и может подумать про себя Бобби, а волнение всё усиливается. Неожиданно поняв, что, таращась с открытым ртом, она должно быть, выглядит как умственно отсталая, и спешит ответить:

— Д-да, а ты, значит, однокурсница Маккинли?..

— Ага, Лесли, — представляется она, присаживаясь рядом на лавку.

Бобби судорожно пытается собрать мысли в кучу, нервно барабаня пальцами по стенкам стакана. Ей как-то неловко говорить с незнакомкой о том, чего не рассказывала даже лучшему другу.

— Ам, окей, я не знаю, как там тебе всё Маккинли объяснил и почему тебя это заинтересовало, мы ещё сами не понимаем толком, что происходит: ЦРУ? Люди в чёрном? Пришелец из Зоны 51? Какой-нибудь сталкер-извращенец? Хотя это уже мало вероятно... В общем, хочу сказать, что это не пранк...

— Лады.

Лесли согласилась так легко, что Бобби аж опешила. С ленивой улыбкой Лесли пожимает плечами:

— Ну, то есть, конечно, вся эта ваша с Маккинли — жаль, кстати, что он не пришёл — история смахивает на Скуби-Ду-херню. Я буквально видела только кусочек записи и уж очень он заверял меня, что это всё не редачерство. Ясно дело, я поугарала. Но знаешь, после того, как чутка курнёшь, всё кажется не таким уж и бредом.

— Да, это правда! Я сама пока не знаю, что это — может, воообще ничего — но, короче, факт в том, что это и на камере, и на фотоаппарате, и...

— Глянуть можно?

Несмотря на общую пофигистичность, о которой так и кричит её образ, глаза у Лесли блестят. Глядя в эти глаза, Бобби не может найти ни одной причины для отказа. Неловко и спешно она отставляет свой стакан и тянется к рюкзаку за камерой Маккинли, тревожно отмечая, как потеют её руки. Лесли заинтересованно придвигается ближе, и у Бобби щипает покрасневшие уши. Она приказывает себе прекратить развивать косоглазие этими жалкими короткими взглядами в сторону Лесли и включает камеру. И начинает течь цифровая река воспоминаний.

14.07.2019

[Козырёк идиотской кепки отбрасывает тень на покрасневшие глаза Маккинли. В этом видео мы расскажем о том, как важно планирование. Потому что сегодня утро после дикой субботы, а у нас... нет пива!  Залитая солнцем улица проносится перед камерой, перед тем как она останавливается на несчастно ссутулившейся фигуре Бобби. От зумирования не скрываются её синяки под припухшими глазами и нездоровый зеленоватый оттенок кожи. Раздаётся усталый смех. Бобби, ты реально не умеешь пить!.. Бобби хмурится и отчаянно отмахивается о камеры, которой её дорогой и любимый друг тычет ей в лицо. Наконец он опускает злосчастный аппарат. Дальше в кадре видны только их ноги, бредущие нетвёрдой походкой. Агх, помнишь я вчера выпросила у той девушки номер?.. Ага, было пиздец, как стыдно, смотреть на это цирк!.. Она дала мне фальшивый номер. Вся насмешка в миг испаряется из голоса Маккинли. Оу... Проносится печальный вздох Бобби. Эх, ну и ладно... Я просто слишком горяча для всех, вот и всё... Молчание между двумя друзьями наполняется звуками воскресного утра и мерным топотом двух пар кед. За кадром раздаётся тихое бормотание Бобби. Слушай, а тебе самому-то кто-нить нравится?.. Я... Нервный сдавленный смех. ...уже тебе говорил. Боже, Бобби, только ты может улететь с простого вина до потери памяти. Ладно, забей... По пустому трактату идут только двое, однако рядом тянется третья тихая длинная тень.]

18.07.2019

[Шорох травы под ногами, шарканье кроссовок по земле. Раздаётся как всегда жизнерадостный голос Маккинли, и фокус камеры смещается с его радужных шнурков на Бобби. Бобби, скажи, чем мы тут занимаемся? Бобби чуть ли не коленях ползает по земле, пытаясь сфотографировать... только ей самой известно что. Ну, лично я запечатлею игру светотени в пейзажной фотографии. Шорох возьми с камерой, и на экране появляется усыпанное родинками лицо Маккинли, окружённое кудрявым ореолом. Несмотря на явно титанические усилия, вложенные во взгляд и голос, в уголках губ прячется предательская улыбка. Да, мы фотографируем деревья. Это настолько уныло, что даже Лиам нас продинамил. Маккинли медленно поворачивается вокруг своей оси, заснимая панораму леса, когда внезапные помехи прорезают запись. Всё вокруг тонет в безмолвной серости, только деревья шелестят чёрными листьями под звук электронных шумов.*помехи**помехи**помехи*]

27.07.2019

[Камера водружается на стол среди обёрток и жирных пакетов от фастфуда. Маккинли со вздохом падает на продавленный диван. В ушах — наушники, на коленях — ноутбук, а сам выглядит будто бы вылез из помойки. На записи раздаётся клацание пальцев по клавишам, голубоватый свет экрана освещает скучающее лицо Маккинли. Не отрываясь от ноута, он говорит то ли с собой, то ли с камерой. Самая скучная суббота в моей жизни, э-э-эх... Бобби упёрла куда-то... Ещё и Лиам все мои звонки сбрасывает, тоже мне обломщик. Сижу, работаю... Знакомые чуваки заказали рекламку склепать. И господи, клянусь, это самая проклятая вещь на свете. Но мне хотя бы заплатят... В углу экрана виднеется незашторенное окно. Вот только на фоне разливающейся темноты ночи висит не диск луны, а белое, как смерть, лицо. Ни о чём не подозревая, Маккинли продолжает о чём-то говорить, пока этот странный человек (???) просто стоит и смотрит (если это вообще возможно, учитывая его... отсутствие глаз?.. помимо всего прочего). Прямо снаружи их дома. За окном третьего этажа.]

Бобби выключает камеру. Она специально показала Лесли ту пару записей, на которых можно различить... присутствие. Остаётся только ждать реакции. Боби уже может представить, как сейчас Лесли рассмеётся или же посмотрит на неё таким выразительным, унижающим взглядом и... Неловкий вопрос «Ну так что?..» так и не озвучивается — губы Лесли приподнимаются в чуть заметной задумчивой улыбке:

— Хах. Интересно.

Бобби со смесью растерянности и надежды наблюдает за этой девушкой. Лесли бодро вскакивает со скамейки и оборачивается, бросая на Бобби долгий, призывный взгляд из-под полуприкрытых век. Расслабленная улыбка неизменно играет на тонких губах.

— Пошли, пройдёмся?

Так они и идут по набережной — плечом к плечу, заскакивают в 7-Eleven, где намешивают себе зубодробительных слашей, от которых немеет мозг, и закупаются Доритос и кукурузными орешками. Всё это время Лесли расспрашивает и уточняет так, словно ей и правда не всё равно, переодически перескакивая на обычные человеческие темы, как любимая музыка и последний просмотренный фильм, будто они обычные друзья. Она верит, но относится к ситуации с такой лёгкостью, что это успокаивает. Бобби рада быть тут с Лесли, а не в пустой квартире и уже не столько из-за тревожного чувства, находившего на неё в одиночестве, а именно из-за Лесли. Она реально классная и такая расслабленная, не то что Бобби, которая не может перестать поправлять волосы и потеть от копошащегося в груди радостного волнения. «Это... не свидание... правильно?..» — определённо зря спрашивает она сама себя. Нервный смех звенит в ушах Бобби, и она поспешно отгоняет эту мысль.

К тому времени, когда зажигаются фонари, двое ужа лежат в Линкольн Парке на прохладной траве. Закинув руки за голову, Лесли покачивает в воздухе ногой и говорит так тягуче и неторопливо.

— Короче, я тут подумала, и этот хер с записей мне, знаешь, чего напоминает? Ну-у этого как его там Высокого человека? Тощего человека? Хрен знает, но название какое-то такой, отстойное, будто школьники придумывали. Э, не знаешь? Лол, у тебя что детства не было, ору-у. Да я сама толком не помню, но... тц, как же объяснить... Что-то типа городской легенды? Но в интернете, как интернет-миф, точно. Ну, ты знаешь, всякие байки про украденных детей и подростков-убийц. Или убийц подростков?.. Хах, а прикинь, это всё реально окажется правдой? Бо-о-оже, было бы охеренно, вот бы моя жизнь была такой же интересной.

Все эти рассуждения кажутся Бобби одновременно ужасно глупыми и настораживающими. Они с Лесли знакомы только один день, а она уже так увлеклась ситуацией, даже слишком. Может, втягивать её — не лучшая идея?..

— Слу-у-ушай, может, запишешь свой номер? Как чё ещё раскопаю — напишу. Ну, и зависнуть как-нить вместе можно.

— Ха-ха-а, да, конечно, вообще не вопрос!

Прежде чем Бобби успевает себя остановить, пальцы сами собой складываются в дурацкие пистолеты, а лицо отчаянно краснеет. Мысли о том, какая это всё плохая идея, незаметно отходят на второй план.

Глаза на дорогу, потом на боковое зеркало заднего вида, теперь на салонное зеркало и ещё раз— так Роксан и едет, следуя никому неведомой, негласной техники безопасности. Всю дорогу до дома Роксан проезжает в напряжённой тишине. Радио не включает — Роксан не знает, чтобы с ней бы сталось, услышь она в один миг помехи и шумы, эти чёртовы предвестники опасности. Наверное, въехала бы в ближайшее дерево на всей скорости и ждала бы, пока загорится машина. Но никакие безликие сущности не материализовываются на её заднем сидении и не поджидают у обочины. Всё нормально. Её жизнь нормальная. Худые руки на руле не дрожат, а глаза сухие.

Чёрные деревья остаются далеко позади, сменяясь тёмными окнами тихих частных домов: улица Роксан — приличная улица, где все люди спят ночью, чтобы утром были силы стричь газон. Роксан не думает — вместо этого действует, как на автомате. Паркует машину в гараже, вытаскивает ключ зажигания и пару минут просто вслушивается в тишину, вглядывается в темноту. Слышен стук каблуков: Роксан тонкой тенью всходит по лестнице на крыльцо с тяжелой связкой ключей в руках. Негромкий хлопок двери, и улица вновь вязнет в сонной тиши ночи. Дом за закрытой дверью тоже тих — всё равно что двухэтажное кладбище. Роксан уж и не помнит, когда в этом доме (её родителей? её доме?) был кто-то кроме неё: мистер и миссис Кроне то сутками напролёт надрываются на Уолл-стрит, то с таким же усердием восстанавливают нервы при помощи вина и ласковых лучей солнца на Гавайях. И лучше бы всё так и оставалось. В темноте слышны металические щелчки: Роксан запирает входную дверь на полные обороты двух замков и цепочку. Яркий свет безжалостно ударяет по глазам, горло першит от сухости, а кожу лица стягивает от запёкшейся крови. Словно в трансе, Роксан выключает телефон, чтобы не искушать себя иллюзией дружбы и возможностью позвонить по единственному номеру на её быстром наборе. Она не знает, как себя поведёт, если сейчас позвонит Маккинли: разрыдается, наорёт или всё сразу. Хочется рухнуть прямо на этом самом же месте, но Роксан сбрасывает каблуки и находит в себе силы протащить своё усталое тело по всему дому: запереть дверь на задний двор и дверь в подвал, включить свет в каждой комнате (их, конечно, далеко не мало, но Роксан сейчас волновало нечто пострашнее счетов за электричество). Она осматривает каждый закуток, заглядывает за каждую дверь, проверяет каждый шкаф — всё, игнорируя содрогания сердца. 

— Где же прячется наш Бугимен.... — на грани истеричного смеха хрипло шепчет Роксан, заглядывая под кровать. 

И хоть её бьёт дрожь, а дыхание вырывается из ноющей груди судорожно и рвано, глаза всё ещё оставаются сухими. 

В ванную Роксан заходит не раньше, чем зашторивает все окна так плотно, насколько это только возможно. Шум воды, доносившийся из ванной комнаты — единственный звук во всём доме. По белому кафелю раковины стекают струи, окрашенные в розовый: Роксан сжимает зубы и молча смывает с лица запёкшуюся кровью. Одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы к горлу подкатил тошнотворный ком. Роксан швыряет в жалкое отражение полотенце, но жест оказывается почти лишённым ненависти — в её глазах уже не осталось ни слёз, ни ярости, одна лишь усталость да жалось к себе.

В конце концов Роксан находит себя в гостиной. В собственном доме как чужая она не знала, что делать. 

Вдох — судорожная затяжка, выдох — и Роксан уже захлёбывается в слезах. Сигарета, тут же забыта, летит на пол, и Роксан следом за ней, больно ударяясь острыми коленями. Надрывные, удушающие рыдание до болей и звона в голове, хрипящие крики, полные жгучей обиды, отчаяния и злости, размазанная тушь, горячие слёзы, впитывающиеся в ковёр. Роксан лежит на полу: в ушах звенят собственные крики беспомощной ярости, чёрные волосы налипают на белое мокрое лицо и шею, грудь сдавливает словно тисками, и дышать уже невозможно. Холодные дрожащие руки срывают ковёр, обнажая глубокие отметины, точно шрамы, на деревянном полу. За завесой слёз Роксан ничего не видит, но ей и не надо: перед глазами и без того с чудовищной ясностью проносятся дикие события той ночи. Ломая ногти, она до боли выпивается пальцами в рваные царапины, глубоко прорезавшие доски, и кричит, пока не срывает голос.

В конце концов, Роксан приходится собирать себя по частям и снова вставать на ноги. На кухне она глотает чего-то — похер чего, главное, что с нехилым градусом — и берёт сверкающий нож для стейка. И вот её глаза снова сухие, а руки не дрожат: в одной медленно тлеет сигарета, а вторая крепко сжимает рукоять острого ножа. Нога на ногу она сидит в кресле перед ковром, скрывающим тайны этого дома, среди тихой гостиной, понимая, что в эту ночь ей не сомкнуть глаз. Роксан с жаром проклинает чёртов Джерси, хотя как никто другой знает о его проклятии.

Глубокой ночью в комнате общежития темно и тихо: раздаются только стук по клавиатуре и кликанье мышки, да голубой экран компьютера сияет, как портал в иной мир. Мозг лихорадочно работает, голова гудит — как поезд несущийся на всех порах в никуда. Рядом валяется пустая упаковка острых начос, после которых Лесли не то что нормально не ужинала, а даже не пила: во рту пересохло от жажды, желудок прилип к позвоночнику, но Лесли просто не может оторваться от экрана. Она давно сбилась со счёта времени. За задёрнутыми шторами уже могло вставать солнце — прилипшая к компьютеру и отгородившаяся от мира наушниками Лесли и не заметила бы. Забравшись с ногами на стул, она уже который час рыскает в сети, впитывая информацию, как губка. Лесли переворошила кучу страниц вики и фанатских сайтов, перелопатила блогосферу, посмотрела несколько ютуб-каналов подряд и не собиралась останавливать на достигнутом. Сейчас она уже около часа (по крайней мере по ощущениям — смотреть на электронные часы невозможно: яркий свет режет глаза, а цифры расплываются по экрану) чатится с неким anonymous👁‍🗨. Чувак кажется реально шарящим в теме, может быть, даже слишком. Пока Лесли дожидается от собеседника очередного ответа, на экране всплывает реклама. Она уже было собирается просто свернуть окно, пока не замечает, что кнопки отмены попросту нет, а само объявление вопреки ожиданиям представляет из себя не рецепт по увеличению члена и даже не рекламу казино.

>>>>!Вас приветствует Общество Свидетелей!<<<<

Кресло под Лесли протяжно скрипит, когда она, щурясь, подаётся вперёд. Глаза, в которые будто раскалённого песка насыпали, щипает от сухости и усталости, но каким-то образом, мерное мигание чёрно-белого табло успокаивает и завлекает. Стоит Лесли на секунду моргнуть, как одна надпись сменяется другой.

Вам доводилось встречать ЕГО? 

(Отличительные черты:

•тощий

•высокий 

•в костюме)

[Да]☑️           [Нет]☑️

На расслабленном лице Лесли, залитым бледным свечением компьютерного экрана, не отражается ни единой эмоции, но, по правде говоря, этот бот (или что бы это там ни было такое) сумел её заинтересовать. Возбуждённый мозг услужливо подкидывает будоражащие воспоминания о видео Маккинли и Бобби, да и последние... сколько часов? она провела, поглощая любую информацию, до которой могла дотянуться, но... Щелчка мышки по [нет] достаточно для того, чтобы страница сменилась.

Вам приходилось испытывать такие симптомы жертвы, как обильное носовое кровотечение, паранойя, тревожность, галлюцинации, продолжительные обмороки, фрагментарная потеря памяти и т.п.?

[Да]☑️           [Нет]☑️

«Вот это... специфика», — с удовольствием, которое всегда вызывают мрачные подробности, думает Лесли и уверенно жмёт на правую кнопку.

Вы обладаете такими качествами, как:

✔️преданность

✔️умение работать в команде

✔️исполнительность

✔️стремление к Истине

[Да]☑️           [Нет]☑️

«Это что, собеседование на работу? А страховка у дантиста мне теперь полагается?». Клик, да.

Прекрасно! 

С вашего разрешения, вы будете занесены в списки «кандидатов».

Согласиться?

*Общество Свидетелей осведомляет вас о рисках (возможное приобретение навязчивых идей, потеря сна и/или любимых органов, ваша собственная смерть (в этом и/или других реалмах) и смерть всех, кто вам дорог) и не несёт ответственность за ваше решение, действия и их последствия.

[Да]☑️           [Нет]☑️