- Костя!
Крик был едва слышен. Константин поначалу не расслышал его и продолжал брести вперёд, по заснеженной глади моря.
- Костя!
Он обернулся. Вдали, справа от него, на льду стоял человек и махал поднятой рукой.
- Константин! Это я!
Что-то невероятно мощное и всеобъемлющее поднялось изнутри к самому сердцу, и Константин, негромко простонав, бросился ему навстречу…
Этот сон… Почему он вспомнил о нём именно сейчас?..
Дворецкий сидел на кровати и смотрел в окно. В этот предутренний час его небольшая, но уютная комнатка казалась ещё уютнее. Залитая мягким золотистым светом восходящего солнца, приглушённым шторами, она чудесным образом успокаивала измученное переживаниями сердце Константина, помогая забыть беды и приглушить боль. Но огромную рваную дыру, зиявшую в душе дворецкого, не могло исцелить, конечно же, ничто, будь даже эта комната самой целебной комнатой в мире. Каждый вечер, ложась спать, он думал о своей потере. И засыпал, беззвучно плача. А если снился дурной сон, плакал и во сне. Дети не знали об этом и не догадывались, что их опекун горюет о гибели их отца даже больше, чем они сами. И только маленькая Ксюша, которая больше всех остальных была привязана к Константину, знала об этом. Она часто приходила вечером в комнату дворецкого, когда тот уже спал, и осторожно, украдкой стирала скупые слёзы со щёк усталого пожилого мужчины. И всё своё свободное от занятий время старалась быть рядом со своим лучшим другом, помогать в уборке и готовке, беседовать на различные темы. Поначалу убитого горем дворецкого было очень трудно разговорить, но постепенно он начал отвечать Ксюше, и даже улыбаться некоторым её шуткам. Но ни с кем другим из детей он так себя не вёл, оставаясь для них всё тем же молчаливым дворецким-опекуном. Зато рядом с младшенькой он словно преображался и на несколько счастливых минут, пока беседовал с ней, забывал о своём горе.
Константин улыбнулся. Он впервые улыбался самому себе. Воспоминания о прошлом словно схлынули прочь, уступив место тихой, светлой радости. Но сегодня дворецкий решил целиком и полностью отдаться своей пожизненной миссии – своеобразной вахте памяти. Недаром ведь этот сон о встрече всплыл у него в голове. Разумеется, он понимал, что сон этот несбыточен, но кто знает? Это северное, насквозь промёрзшее море настолько велико, что на его просторах могут затеряться тысячи людей и тысячи тайн. И даже жить там в период ледостава… Господи, что за глупые и нелепые мысли лезут сегодня ему в голову! Ну конечно, на льдах никто не живёт. При сорокаградусном морозе даже тепло одетый человек не протянет долго, питаясь одной только сырой рыбёшкой.
Тяжело вздохнув, Константин поднялся и принялся за повседневные дела.
Накормив и отправив детей в школу, а Ксюшу – в детский сад, он помчался на своём «Опеле» в сторону моря. Константин всегда приезжал на одно и то же место, оставлял машину на берегу, а сам отправлялся пешком к месту трагедии. Это уже вошло в обычай, как посещение кладбища. Только могилой его хозяину служило дно Баренцева моря…
Была весна. В северных широтах она начинается поздно и протекает быстро. Опасно позеленевший лёд под почти растаявшим снегом не испугал Константина. Он брёл по скользкой тропке, которую сам же и протоптал, и которой уже почти не стало из-за стремительно таявшего снега.
То ли неосторожность, то ли задумчивость и засунутые в карманы руки послужили причиной того, что Константин поскользнулся и упал – узнать уже нельзя. Но если бы он всего лишь упал и ушибся – нет, хрупкий лёд треснул под силой удара, и, не успев понять, что произошло, дворецкий провалился под воду.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы всплыть, а затем он осознал всю плачевность своей ситуации. Нет, Константин умел плавать, но мороз и собственная одежда, отяжелевшая от воды, работали против него и влекли на дно. Барахтаясь и крича, дворецкий пытался рывками взобраться на лёд, но каждый раз у него в руках оказывался отколовшийся кусок. Потревоженное море решило таким образом не давать шанса нарушившему его покой человеку.
Звать на помощь было некого – он был здесь один. Проклиная себя за беспечность, Константин попытался было снять с себя хотя бы куртку, но заледеневшие в воде пальцы его не слушались. В сознании промелькнула обречённая, горькая мысль: «Вот и настал тот день, когда мой господин позвал меня к себе на дно». Но расставаться с жизнью, пусть даже ради встречи с хозяином, дворецкому совсем не хотелось, и он, отчаянно закричав, из последних сил рванулся из полыньи, но лёд в очередной раз треснул, и огромный кусок льда, встав на ребро, обрушился Константину на голову…
Он медленно уходил на дно. В ускользающем сознании проигравшего сражение со стихией промелькнула вся его жизнь. И мысль: «Дети. Они останутся круглыми сиротами… Что ж, жестокая природа, на этот раз ты победила своё лучшее творение. Я сдаюсь тебе на милость».
Константин закрыл глаза. Неясный свет из полыньи наверху вот-вот должен был превратиться в свет в конце тоннеля…
Его что-то окутало и понесло. Куда? Он не знал. И сколько прошло времени после того, как исчез свет – тоже. Так вот какие ощущения бывают после смерти, подумал он. Именно такие, о каких он и читал – тебя окутывает любовь и ты несёшься к свету, счастливый и лёгкий, как пёрышко…
Константин возликовал. Он снова видел свет. Его несло прямо к нему.
«Я вернулся к вам, Максим Викторович!» - вскричал он на пике своей эйфории.
Свет исчез. И наступила тьма.
Константин открыл глаза.
Он не понимал, где находится. Над головой колыхалось какое-то полотно. Попытавшись позвать на помощь, дворецкий почувствовал боль и застонал. Выходит, он не умер? Но тогда где же он сейчас?
Где-то сбоку раздались спешные шаги. Константин напрягся, опасаясь, что этот кто-то может навредить ему, но оказалось, что он зря беспокоился: на него сверху глядело круглое улыбающееся лицо смуглокожего человечка в меховом капюшоне.
- Твоя очнулся? – писклявым голоском произнесло лицо.
Константин хотел что-то ответить странному человеку, но его снова пронзила боль.
- Лежи, не вставай, - сказал человечек. – Нога перелом совсем. И голова сотрясение.
«Нет» - пронеслось в мыслях у Константина, и он всё вспомнил. Мало того, что он покалечился, провалившись под лёд, да ещё и попал к каким-то аборигенам, которые едва говорят по-русски. Одно хорошо – он жив. Вот только нужно найти мобильник, чтобы позвонить детям и сообщить им, чтобы вызвали спасателей искать его.
Однако мобильника он не нашёл бы в любом случае: внезапно Константин почувствовал, что лежит совершенно голый, прикрытый до пояса только какой-то вонючей шкурой. Несмотря на это, ему было тепло, а колыхающаяся материя была не чем иным, как стенами из тех же шкур некоего пирамидального сооружения. Где-то он уже видел подобные «строения», вот только никак не мог вспомнить, где именно.
- Попить надо, - раздался с противоположной стороны другой голос, и, повернув голову, Константин увидел ещё одного такого же человечка в капюшоне. Он держал в руках небольшую деревянную плошку.
«Ну ладно» - решил Константин, пока позволяя этим странным людям делать с ним что угодно. Похоже, что его спасли именно они и теперь пытаются вылечить. Что ж, до появления здесь спасателей, которых наверняка вызовут дети Максима Викторовича, если сегодня он не вернётся домой, можно играть роль пациента сколько угодно и не внушать им никакого подозрения. Поэтому Константин с готовностью стал пить принесённую жидкость. Эта жидкость оказалась молоком, только очень жирным и явно не коровьим. Однако жажда была пуще отвращения, и Константин выпил содержимое плошки до конца.
- Молодец, - похвалил тот, кто поил его. – А теперь моя будет твоя процедурить.
«Что?» - хотел было переспросить Константин, не совсем понимая, что означает слово «процедурить», но его голос по-прежнему не повиновался ему, выдавая вместо слов одни стоны. «Проклятое сотрясение» - проклял он себя за неосторожность на льду. Сколько же он времени здесь лежит? И узнать-то нельзя… Стойте, а как же часы?
С трудом подняв к глазам левую руку, Константин с облегчением увидел, что на ней по-прежнему надеты часы. Вот только вся электроника в них, похоже, сдохла: ещё бы, он ведь несколько минут пробыл в воде. А эти чудики вряд ли знают, что такое дата и время. А если и знают, то вряд ли скажут. Похоже, у них на него какие-то свои планы.
- А ну прочь от него! – прогремел вдруг чей-то голос, столь непохожий на те голоса, коими говорили смуглые туземцы. – Кого вы опять притащили?
Оба человечка тут же испарились, и Константин услышал их удаляющиеся, торопливые шаги.
- Подо льдом был, - услышал Константин робкий голос одного из них, прежде чем всё стихло. Несколько секунд спустя над ним склонилось белое русское лицо хмурого мужчины лет сорока-сорока пяти, с усами и бородой. Его всклокоченные волосы и неухоженный вид говорили о том, что этот человек оторван от цивилизации довольно длительное время. Оглядев Константина, мужчина хмыкнул и пробормотал себе в усы: «Я их за рыбой посылал, а они вон что притащили».
- Ну и кто ты таков будешь и что забыл на Баренцевом море в такое опасное время? Самоубийца? – обратился к нему мужчина. И, видя, что его подопечный не может ответить, махнул рукой и добавил: - Что ж, вижу, я зря их прогнал – «попроцедурить» бы тебя не помешало! – И, хохотнув, начал копаться в карманах старой, кое-где продырявленной куртки. – На, пиши, иначе моя твоя не понимайт, - и улыбнулся.
После этой вполне дружелюбной улыбки у Константина пропал всякий страх перед странным мужчиной. Он взял из рук незнакомца карандаш и блокнот и принялся медленно выводить буквы. Он очень много желал рассказать и расспросить этого человека, но понимал, что тогда писать пришлось бы весь день (или всю ночь – он не знал даже, какое сейчас время суток), да и сил у него было ещё слишком мало, поэтому записал в блокнот самое основное – информацию о себе и то, что было нужно узнать ему в первую очередь. Получилось вот что:
«Меня зовут Константин Семёнов. Мой работодатель разбился на самолёте в этом районе. С тех пор живу здесь с его семьёй и ищу его. Сегодня провалился под лёд. Где я сейчас, сколько времени, какое число и время суток?»
Прочитав написанное, мужчина наклонился и, слегка сжав руку Константина, представился:
- Марк Азаров, предводитель хантов. Основал здесь поселение, автономное от государства. Добро пожаловать, Семёнов. У нас здесь свои законы, брат, так что привыкнешь со временем.
Константин опешил. После услышанного из уст этого человека он не знал, как ему реагировать. Похоже было, что Марк хочет, чтобы он остался с ними? Константин испугался. Он уже читал о подобных вещах и знал, что если такой вот «руководитель автономного поселения» замечает на своей территории постороннего, он либо делает его своим пленником, дабы тот, вернувшись назад, не рассказал властям о «государстве в государстве», либо безжалостно убивает. Попав, что называется, из огня да в полымя, Константин сдаваться не собирался. Ради детей покойного Максима Викторовича он должен был попытаться выбраться отсюда. И то, что его до сих пор не убили и лечат, говорило о том, что пока удача на его стороне. Однако думать сейчас о попытке побега было просто бессмысленно: он не может ни двигаться, ни говорить без боли, а значит, нужно позволить им вылечить себя, и тогда уже думать, как выпутываться. Беспокоился Константин лишь за оставшихся на Большой земле детей, ведь они не знают, где он, да и позвонить им теперь уж точно не получится – Марк наверняка позаботился об этом и выбросил все его вещи.
- Да, тебя вытащили мои ребята, - довольный впечатлением, произведённым на Константина своими предыдущими словами, продолжил Марк. – Ты здорово ударился головой, да и ногу к тому же сломал. Ну ничего, мы поднимем тебя на ноги. Сегодня десятое апреля, четверг, пять часов вечера. Широту и долготу, я думаю, тебе называть не стоит.
Константин кивнул и снова попросил блокнот.
«Из русских здесь только вы? Вы намерены меня лечить и какова моя дальнейшая судьба?»
Константин надеялся этими словами не вызвать нехороших подозрений у Марка, но тот, к его ужасу, похоже, что-то заподозрил, прочитав запись.
- Не беспокойся, Семёнов, мы вылечим тебя, и в скором времени ты обо всём узнаешь. – Он неприятно усмехнулся. – А из русских я до недавнего времени был единственным тут. – Тут он наклонился к лицу Константина. – Если бы здесь было много русских, этой автономии не существовало бы. А так я один здесь властелин и повелитель хантов – не всех, конечно, а только тех, кто живёт на прибрежных территориях этой части региона. Скоро нам предстоит перебраться севернее – здесь лёд уже начинает таять, а это плохо. Тебе тоже придётся отправиться с нами.
При этих словах Константина пронзил ужас. Насколько же далеко этот безумец собирается перебраться? Мысль о том, что его план спасения рушится на глазах, ввергала дворецкого в панику. Если бы сейчас он был здоров, то ни секунды бы не помедлил, чтобы уничтожить Марка, освободив тем самым несчастных хантов, и вернуться домой. Но даже в этом случае, он знал, талый лёд не пустил бы его на берег. Оставалось только одно: подчиниться воле Марка.
Снова попросив блокнот, Константин написал:
«Я согласен, Марк. Двое русских не могут быть в мире среди хантов, согласно вашим словам. Но я клянусь, что не буду вам ни в чём мешать и буду всецело подчиняться любым вашим приказам, пока вы не решите мою судьбу по своему хотению».
Прочтя запись, Марк вдруг расхохотался, что неприятно удивило Константина. Отсмеявшись, он наклонился к дворецкому и таинственно прошептал:
- Кто бы сомневался, дружок. Я вижу, ты догадался, на какой кораблик попал. Далеко не мирный, разумеется. Но загвоздка в том, что твои слова не совсем точны. Нас не двое. Нас трое.
Константин поначалу подумал, что ослышался. Но гнусная ухмылка Марка не могла быть блефом. Марк чётко сказал: «Нас трое», и Константин явственно это услышал. Но кто же этот третий? И как Марк мог ещё кому-то позволить находиться на своём пиратском корабле, учитывая то, что он не терпит конкуренции в этом, созданном своими руками, обособленном мирке, населённом хантами?
Но он не успел додумать эту мысль – Марк неожиданно произнёс, выведя Константина из раздумий:
- Хочешь, познакомлю? Тебе ведь ещё долго валяться здесь – перелом не скоро срастётся, да и речь, я думаю, тоже не вернётся как минимум ещё пару дней. Так что кивни, если согласен, прямо сейчас.
Не долго думая, Константин кивнул. Ему было любопытно, кто же ещё разделил с ним незавидную участь пленника. Попросив жестами вернуть ему блокнот, охваченный любопытством Константин написал следующее:
«Я могу узнать, кто он?»
Марк задумчиво пожевал челюстями.
- По правде говоря, я не хочу таскать тебя на себе в такую даль. Этот человек на том конце поселения, так что тебе лучше подождать, пока не срастутся кости на ноге и не вернётся речь в твою проломленную головку, уяснил? – Он ухмыльнулся. – Ханты помогут тебе, они отличные лекари – даже полярного медведя могут выходить, что уж говорить о людях. Да и на что тебе дался этот несчастный? Ему даже ханты помочь не смогли – лежит без движения уже несколько месяцев. Радуйся, что ещё легко отделался – Баренцево море не прощает людям их дерзость и неосторожность.
С этими словами Марк вышел, оставив Константина наедине со своими мыслями. Дворецкий принялся было снова думать о том, как ему спасти себя и того человека из адского плена чокнутого придурка до того, как тот вместе с хантами начнёт продвижение на север, как в ярангу вошла всё та же парочка, которую прогнал Марк, и Константин со вздохом понял, что сейчас его всё же начнут «процедурить».