Макс встретил его в лесной глуши, недалеко от места, где привык охотиться в этом новом дивном мире. Ангел сидел на стволе сломанного дерева, поджав колени к груди и опустив на них подбородок. 

Пепельные волосы потемнели от грязи, светлые крылья выглядели потрёпано. 

Ещё полгода назад Макс, услышав бы о существовании ангелов и демонов, рассмеялся б в лицо тому, кто сказал ему это. Но после того, как их мир конкретно встряхнуло… 

— В это сложно поверить, Макс, но теперь Гималаи — не самые высокие горы, — озабоченно сказала Мия, просматривая сводки новостей спустя неделю после череды катаклизмов. Ван Арт сидел рядом, и лицо его, как обычно, ничего не выражало, но сахар в чае он размешивал как-то особенно угрюмо. 

— Есть кое-какая информация, — произнёс вампир, откладывая ложечку в сторону. — Звучит безумно. Но после произошедшего — даже логично. 

И Макс ему сначала не поверил. И потом тоже не поверил. Но спустя несколько недель встретил ангела. 

Он сидел на стволе сломанного дерева и выглядел так, будто ему нет никакого дела ни до себя, ни до целого в мира. Только припухший кончик носа и несчастные, заплаканные глаза показывали обратное. 

Макс никогда не видел в чужих глазах столько горя. Даже у Хелен, когда погиб Ральф. 

И Конрад, и дядя Джон, и Одри… 

Кроме Макса и Хелен в живых остался лишь Шон. Их стае ещё повезло. От Обье остались только Лоретт и Дидье. 

Мир конкретно встряхнуло: часть островов ушла под воду, на месте Южной Африки возникли новые Гималаи, Австралия треснула пополам. Пожары слизали с лица Земли почти треть лесов, и непрекращающиеся ливни не помешали им в этом, но превратили золу и гарь в сплошные болота. 

Часть приморских городов смели гигантские цунами. От Нидерландов осталось лишь грустное воспоминание. Центральная Америка ушла под воду, зато Сибирь поднялась на триста метров вверх. 

Война, разразившаяся на небесах, стоила человечеству слишком дорого. 

— Идём со мной. 

Ангел сначала не отреагировал. Потом покачал головой. Медленно, как во сне. 

— Оставь меня. Это моя вина. Я заслужил это. 

Макс подошёл ближе и протянул руку:

— Не бери на себя слишком много, пацан. Одного тебя слишком мало для того, что случилось, — Фолл качнул раскрытой ладонью. — Тебе нужна помощь, я же вижу. Давай, идём. После душа сможешь продуктивнее страдать хернёй. Обещаю. 

И ангел, помедлив, протянул руку в ответ. 

***

Серую тунику, местами рваную, местами чёрную от сажи и грязи, Макс брезгливо вышвырнул в помойку. Следующих два дня ангел ходил по пояс голый — оборотню понадобилось время, чтобы перешить часть своей одежды под спину с крыльями. Хитрая система заклёпок решила проблему. 

Большую часть времени ангел молчал, лишь отвечал иногда на вопросы. Днём ходил неприкаянный или сидел на крыльце, перекрывая широкий проход крыльями. Ночью тихо ревел — Макс слышал волчьим слухом, но и без этого всё было ясно. Ни разу с утра ангел не появился бы с не заплаканным лицом. 

Впервые заговорил сам он через две недели. 

— Меня зовут Бонт. 

Макс улыбнулся одними глазами:

— Хорошее имя. Говорящее.

Он уже знал, кого невольно поселил под свою крышу. 

Связи всех вампиров и оборотней оказались не такими длинными, как язык расплакавшейся после театрального представления бессмертной. 

Макс точно знал, что она была не человеком: Шон клялся, что девчонка выглядела точь-в-точь как Саманта. Вот только реальную Саманту — то, что осталось после обрушения торгового центра "Эверест" — хоронили в закрытом гробу. 

— Почему другие принимают облик умерших, а ты нет? 

— Потому что Равновесие нарушено, — Бонт слабо повёл крылом, отвёл взгляд. — И потому что я хочу, чтобы меня нашли. 

Но его не искали. 

Вскоре они начали спать вместе. Макс никогда не видел, чтобы Бонт дрожал от холода, несмотря на пронзительные осенние ветры, несущие стылое дыхание скорой зимы. И всё же в одну ночь волком забрался в постель ангела, чтобы согреть его. 

Это была первая ночь за многие недели, которую Бонт провёл без слёз. 

Они не говорили об этом. Но Макс каждую ночь приходил к ангелу, прижимался к нему мохнатым серым боком. Бонт каждую ночь накрывал волка крылом, таким же серым и согревающим. 

Отмытый и накормленный, Бонт перестал напоминать уличного оборванца. Почищенные и уложенные перья всё чаще привлекали взгляд Макса жемчужно-перламутровым отблеском. 

Однажды Макс коснулся их, поддавшись искушению. И скользнул рукой поперёк сильного крыла к самому его основанию. Опустил ладонь между лопаток и ощутил, как вздрогнул Бонт. 

Услышал тихий, короткий вздох. 

— Бонт? 

Ангел обернулся. Макс успел заметить, как щеки Бонта покрылись лёгким румянцем. 

— Прекрати винить себя. Ты был лишь частью механизма. Винтиком в системе. И просто хотел немного свободы. Выбраться из башни. Это не преступление. 

Брови ангела дрогнули, изломились, будто слова волка причинили ему физическую боль. Бонт закрыл глаза. Он никогда не спрашивал, откуда Макс знает всё это. 

А Макс никогда не переходил черты, задавая вопросы. 

Никогда — до этого дня, потому что спустя мгновение он опустил ладонь на щеку Бонта и, не встретив сопротивления, подался к ангелу, накрывая его губы своими. 

Вторая рука тут же опустилась на талию, а потом, словно уже это происходило тысячу раз, скользнула назад и вверх, к основанию крыльев. 

Бонт тихо охнул, прогибая спину и расправляя крылья. 

— Никого прекраснее тебя в жизни не видел. 

— Я думал, — улыбнулся Бонт, — ты смотришься в зеркало каждое утро. 

Макс ожидал, что ангел будет смущён, скован, неловок — чего ещё простой смертный волк может ожидать от ангела? — но Бонт не испытывал ни стыда, ни стеснения. 

Макс никогда не встречал кого-то столь открытого и раскованного — без демонстративной показушности, без похотливой бравады. 

Бонт был совершенно искренним и естественным. И, что удивляло Макса больше всего, он даже не думал об этом. 

Бонт просто был. Дышал, жил, действовал, любил. Чистая энергия, погружённая в момент. 

Макс с досадой чувствовал собственные внутренние рамки, которых, как он думал, у него нет. Он ведь оборотень. Тело, его физика, секс — что может быть естественнее?.. 

— Бонт, скажи… — лунный свет, проникающий в их спальню, серебрил покрытую испариной спину ангела. Сколько ночей они уже провели вот так? Макс порывисто подался к любовнику, нежно коснулся губами его шеи. — Всё ангелы такие… такие, как ты? 

Бонт замер, затих. Макс ощутил, как опустились его крылья. 

— Я делаю что-то не так?.. 

— Нет, просто я… 

— Я не помню себя до того, как нас разделили на две части, — тихо ответил Бонт. — Я очень долго спал. А потом проснулся. У меня не было детства. Меня не воспитывали, только учили — история, наука, руны… Не знаю, может, у нас было бы всё иначе… Он помнил больше, но теперь мне не у кого спрашивать. Они уничтожили его. Но сохранили жизнь светлой половине. 

— Ты не половина, Бонт, — Макс крепко обнял его со спины. — Ты — целое. Отдельное. Самостоятельное. 

— Я не… не всегда понимаю, если что-то делаю не так, как принято, — продолжил ангел. — Не знаю, когда нужно замолчать, или прикрыться, или отвернуться… Я просто мальчик из башни. Я никогда не жил в обществе. И многого не знаю. 

Бонт мягко убрал руки Макса, отстранился, поднимаясь с постели. Обернулся к волку. 

— Разве сейчас я должен чего-то стыдиться? 

— Нет, — Макс снова обнял его, привлекая к себе и целуя в низ живота. — Нет. Никогда. Рядом со мной — никогда. 

Ангел улыбнулся и опустил тёплую ладонь на затылок Фолла. Вплёлся пальцами в светлые отросшие волосы. 

Макс поднял взгляд. 

— Бонт. 

— Да?.. 

— Волки любят только раз. 

— Я знаю, Макс, — Бонт опустил взгляд, встречая сияющие тихой нежностью глаза Макса. — И я думаю, что ангелы тоже.