— Особь на удивление устойчива к перепадам температуры. Гипотермия перешла в тяжёлую фазу лишь при охлаждении организма до критической точки. Схожие показатели наблюдались только у Третьего, Четвёртой и Семнадцатого.
Номини сонно слушала окружавших её учёных, содрогаясь от неконтролируемой дрожи и вдыхая нагретый воздух из ингалятора.
Ещё никогда её так долго не мучили. Сначала запихнули в камеру, где постепенно становилось всё жарче и жарче. Девочка не понимала, что происходит, металась по крохотному отсеку в поисках выхода, натыкаясь на горячие стены. Горло обжигало раскалённым воздухом, глаза горели, а на ступнях лопались волдыри. Только когда подопытная, свистяще хрипя, рухнула на пол, не реагируя на жжение, учёные закончили эксперимент, чтобы изучить последствия.
Когда страшная боль наконец стихла, а ожоги зажили, Номини облегчённо вздохнула, полагая, что теперь её отпустят. Но вместо этого девочку заперли в другой камере. Она взвыла, боясь возвращения жара, однако повеяло холодом. Номини по наивности думала, что это не так страшно, но постепенно морозный воздух избавил её от иллюзий. Неприятное покалывание переросло в резкую боль, пронизывающую конечности, лицо и уши. Пальцы перестали слушаться, а тело тряслось в непрерывных конвульсиях.
Сжимаясь в комок, Номини смотрела на белое лицо главного мучителя. Он всегда был спокоен, и это пробуждало в ней странную жажду уничтожить это спокойствие. Станет ли ему так же больно, если впиться ногтями в его плоское неподвижное лицо? Способен ли он так же отчаянно выть, как она сейчас?
Заскулив, девочка вжалась лицом в колени, думая только об острой боли во всём теле. Внезапно стало легче, боль притупилась, и будто бы стало тепло. Номини не понимала, что случилось. Просто стало… легче, и страшно потянуло в сон. Свернувшись калачиком, она поняла, что тело перестало трясти. Может, из-за этого было так больно?
— Она однозначно успешное завершение проекта «Киэнодэши». Вырастет в сильную и выносливую особь. Главное — не подвергать её слишком опасным экспериментам.
Очнувшись уже вне камеры, Номини безропотно наблюдала за тем, как с её ладони срезают плоть. Даже не больно.
— Уберите образцы. — Учёный склонился над ней, и девочке со страшной силой захотелось вцепиться в его лицо. — Ты быстро очнулась, на сегодня с тебя хватит. Акиршилайа, проводи Двадцатую в жилой отсек.
Когда за спиной сомкнулись двери, Номини обессиленно рухнула на пол. Опыты измотали её.
— Больно?
Подняв голову, девочка увидела, что к ней подошла Дэвани Аман. Протянув тоненькую ручку, та взволновано затрясла ушами:
— Тебе больно? Поднимайся.
Схватившись за костлявую ладошку, Двадцатая, кряхтя, попыталась встать, едва не свалив Шестнадцатую с ног.
Дэвани Аман старше неё, хоть и не настолько, чтобы называться женщиной, при этом была до невозможности слабой и худой. У неё не было покровителей, и поэтому она жалась ко всем, кто хоть как-то проявлял сострадание, а на нападки отвечала неловкими попытками свернуться в скулящий клубок. Номини не нравилось, когда она просилась поспать с ней и Дэвани, но сейчас её внимание было приятным.
Поднявшись и благодарно стиснув маленькую ладонь, девочка обратила внимание на копошение в углу. Драка? Протяжный стон и неторопливые движения развеяли сомнения. Нет. Это не драка. Заметив в скоплении тел беловолосую макушку, Номини нервно облизала губы и оскалилась. Она не любила, когда Дэвани лез в драку, но ещё больше не любила, когда его тянуло к собратьям в поисках удовольствия.
Вновь сжав ладонь Дэвани Аман, девочка потянула её к спальной выемке. Усталость никуда не делась, а одной спать неприятно и холодно. Дэвани вряд ли придёт её греть, ведь если драки оканчивались быстро из-за вмешательства Имора, то тут, наоборот, старшие очень долго могли возиться друг с другом. Третий же не спешил кого-то разнимать, предпочитая сам сбросить робу и присоединиться к клубку тел.
Номини обиженно отвернулась к стене. Обычно ей было интересно наблюдать, как они переплетаются, дёргаясь и хрипя, но когда к ним присоединялся Дэвани, становилось горько и больно.
— Моэд говорит, что это приятно, — Дэвани Аман с любопытством выглядывала из выемки.
— Почему мы тогда не можем идти к ним?
— Не знаю. Может, потому что у нас нет запаха? Помню, Дэвани Лоэм тоже не пускали, а сейчас, смотри, он с ними.
— Не хочу, — Двадцатая поморщилась, её одновременно снедали любопытство и злость. Тщедушная Дэвани Аман почти не грела, а ведь ей было так холодно в той камере…
Сон Номини потревожило появление Дэвани. Он сгрёб девочек ближе к себе и заворочался, пытаясь устроиться удобней. Мужчина вонял смесью чужих запахов, но Номини, измотанная и сонная, лишь крепче прижалась к его боку и вновь уснула, получив желанное тепло.