Номини свернулась на лежанке, ковыряя пальцами жёсткую обивку. Внутри неё клокотала требующая выхода ярость. Дэвани вновь оставил её одну, вовлечённый в очередную безобразную оргию. Номини же только с обидой и злостью стискивала зубы, слушая смесь из рычания и стонов.

   Зато она наконец поняла, почему остальные так часто дрались друг с другом. Это позволяло выплеснуть эмоции, почувствовать облегчение от схватки, а боль от ударов и укусов казалась приятной. Номини хорошо запомнила, как впервые ввязалась в драку, когда Восемнадцатый попытался отобрать у неё миску с пресно-солоноватой болтушкой. Дэвани рядом не было, и девочка, не желая делиться с кем-то скудным пайком, бросилась на обидчика. И хоть она так и не смогла победить, а болтушка оказалась размазанной по полу, Номини поняла причину, по которой все так охотно рвались в бой. Несмотря на боль и синяки, тело наполнялось силой, начинало трясти, и казалось, что если хоть на мгновение замереть — тебя разорвёт изнутри.

   Номини так понравились эти ощущения, что Дэвани приходилось удерживать свою подопечную от склок, хоть и не долго, так как вскоре девочка поняла, что у неё не осталось равных противников. Она была самой младшей, и даже щуплые Дэвани Моэд и Дэвани Моар быстро стали крупнее и сильнее её. Это злило девочку, не желавшую оставаться единственным ребёнком. Десятый успокаивал Номини, подмечая, что она ему уже по локоть, а значит скоро повзрослеет. Но Двадцатой этого было недостаточно.

   — Номини?

   Неохотно повернувшись, девочка кивнула Шестнадцатой, и та залезла в ячейку. Теперь им будет тепло и не одиноко, но это не успокаивало Номини. Наоборот, Дэвани Аман злила её больше всего.

   Проводя большую часть своего времени в наблюдении за другими, Двадцатая заметила, что Имор стал странно себя вести. Не позволяя Шестнадцатой отходить от себя, он свирепо рычал на любого, кто приближался к ним. Иногда начинал беспокойно обнюхивать девочку, останавливаясь на каком-нибудь сгибе, втягивал запах. Не понимая такого пристального внимания, Номини обратилась к Дэвани.

   — У неё меняется запах. А значит, скоро она станет женщиной, — Десятый облизнул верхнюю губу, с интересом смотря на Дэвани Аман, что не укрылось от Номини, которая, ревниво зашипев, с силой укусила его руку.

   Когда у кого-то из них менялся запах, старшие начинали крутиться вокруг него, даже если прежде не обращали внимания. Подходили, обнюхивали, трогали. Со временем прикосновения становились более настойчивыми, к любопытным рукам присоединялись языки и зубы, а голубая накидка, служившая единственной одеждой, начинала мешать.

Номини уже несколько раз видела подобное, подмечая, что к новому участнику их игрищ относятся с куда большим интересом, и понимала, что скоро это место займёт Шестнадцатая. А значит, она будет наблюдать за остальными в одиночестве, не желая подходить к Семнадцатому и Восемнадцатому — улюлюкающим мальчишкам, предпочитающим всегда держаться вместе.

   Но всё пошло не так, как себе представляла Двадцатая. Имор до последнего не подпускал никого к своей подопечной, даже на младших рычал. Номини не знала, нравится ли это Шестнадцатой, но непривычной ревности своего покровителя та не сопротивлялась, как и укусам, вылизываниям и частым прикосновениям. С каждым днём мужчина позволял себе всё больше и больше, и в какой-то момент просто схватил Дэвани Аман и потащил в свою ячейку, сдирая с неё робу.

   Двадцатой нередко приходилось видеть такое, но это всегда служило сигналом для остальных, чтобы присоединиться. А тут было видно, что Третий не потерпит чьего-либо вмешательства. Пересев на другое место, откуда хорошо просматривалась ячейка Имора, девочка с жадным любопытством наблюдала за совокуплением сородичей. Её восхитило нежелание Третьего делиться с кем-то своей подопечной. Она сама испытывала подобные чувства к Дэвани, но считала их неправильными.

   Шло время, и Двадцатая всё сильнее убеждалась в том, что именно Имор поступил верно. Он продолжал оберегать Шестнадцатую от других, но позволял общаться с младшими, чем пользовалась Номини.

   — Тогда было очень больно. Но и хорошо.

   — Как это? — девочка не понимала. — Как в драке?

   — Нет. Не знаю. Не так как в драке. Совсем не так…

   Шестнадцатая не смогла объяснить свои чувства, но с улыбкой заметила, что Номини скоро сама сможет испытать подобное. Двадцатая грустно покачала головой.

   — Дэвани… не такой как Имор. Имор не хочет делиться.

   — Зато ты такая. Ты с самого начала не хочешь делиться Дэвани, сделай как Имор.

   — Я ещё не женщина.

   Дэвани Аман хмуро опустила уши и закашлялась.

   — Но ведь… кхе-кхе… ведь я тоже не была женщиной, когда Имор не захо… кхе-кхе…

   Согнувшись, девушка зашлась в ещё более сильном приступе, и на её колени брызнула кровь. Номини передёрнуло от неприязни к багровым каплям, хотя и частый кашель старшей подруги пугал. Отвернувшись от неприятного зрелища и прижав к голове уши, девочка заметила стремительно приближающего Имора и поняла, что лучше уйти. Подоспевший Третий угрожающе рыкнул, лишь подтверждая её желание скрыться.

   А сейчас, чувствуя тепло Шестнадцатой за спиной, Номини раздумывала над её давними словами. Сможет ли она поступить как Третий? И будет ли Дэвани так спокойно к этому относиться? А главное, что именно ей делать? Они с Имором разные, а значит, и поступать придётся по-разному.

   От постоянных раздумываний, вызывавших то воодушевление, то гнев, болела голова. Номини злилась на Дэвани Аман за все эти мысли, злилась на Имора за показанный пример, злилась на Дэвани, не желающего отказываться от общения с другими. И больше всего девочка злилась на себя, не зная, что со всем этим делать.

   Заслышав, что кто-то забирается в ячейку, Номини привстала, выглядывая из-за Дэвани Аман. Увидев растрёпанного Десятого, она успокоилась, но заметив его заинтересованный взгляд на соседку, яростно зашипела. Разбуженная Шестнадцатая быстро поняла в чём дело и попыталась ускользнуть. Дэвани не стал ей мешать, но не упустил возможности прижаться к ней, принюхиваясь к волосам. Видя это, Двадцатая ещё больше рассвирепела, злобно вгрызаясь в плечо своего покровителя.

   — Номини! Больно!

   Девочка, ещё сильнее стиснув зубы, мотнула головой, чувствуя на языке неприятный вкус крови, после чего разжала челюсти. Заскулив, мужчина начал разминать следы от зубов, со злостью смотря на подопечную.

   — За что?

   — Не смотри на Дэвани Аман!

   Десятый недоумевающе повёл ушами:

   — Почему?

   — Ты мой! Не смотри на них!

   Мужчина покачал головой и попытался вылезти из ячейки, но Номини схватила его за руку, разворачивая к себе. В голове горело, сильной болью отдавая в виски, но Двадцатой было не до этого. Всё тело трясло от ярости и желания вцепиться в своё зубами. Всматриваясь в глаза Дэвани, она требовательно отчеканила:

   — Ты мой! Ты не будешь смотреть на других, прикасаться к ним! Ты будешь делать это только со мной!

   С трудом терпя боль в висках, девочка заметила, что глаза Дэвани почернели от расширившихся зрачков, а лицо как-то обмякло. Пошатнувшись, мужчина сел перед ней и, положив ладони на её плечи, подцепил голубую ткань робы. Стянув её с подопечной, он ровным голосом произнёс:

   — Как ты хочешь.