Злобно выглядывая из своей ячейки, Номини с осторожностью трогала свежие синяки. Семнадцатый и Восемнадцатый опять отобрали у неё еду, отчего девочке хотелось выть. Она голодала уже много дней, да и помыться теперь удавалось только очень быстро, пока остальные заняты. 

   Обернувшись, Двадцатая с тоской посмотрела на скрюченного мужчину. Она добилась чего хотела: Дэвани теперь даже не смотрит в сторону других, не отходит от своей подопечной. Но какой ценой? 

   Она не сразу поняла, что произошло…

   Ей было больно и жарко. Удовлетворение от того, что Дэвани так легко согласился на её требования, быстро сменилось страхом. Скуля от боли и беспомощности, девочка тщетно пыталась отпихнуть от себя мужчину, и в какой-то миг он и в самом деле отшатнулся, но слишком резко. Номини открыла глаза и взвыла, поняв, что её покровителя насильно вытащили из ячейки и начали избивать. Поскуливая от рези в животе, девочка выбралась наружу и на трясущихся ногах ринулась к Дэвани. 

   — Уйди, Номини! — Моэд яростно пихнула девочку, прижавшуюся к своему покровителю. — Он знал, что нельзя лезть к младшим! 

   Двадцатая упрямо замотала головой, пытаясь прикрыть несопротивляющегося Дэвани. 

   — Нет. Это не он. Это я.

   Недоверчиво переглянувшись, старшие отступили, но продолжили рычать:

   — Уйди. Ты ещё маленькая!

   — А ты чего молчишь, Дэвани?!

   — Номини, перестань!

   Девочка продолжала жаться к мужчине, когда к ней, расталкивая остальных, подошёл Имор. Опустившись на корточки, он провёл рукой меж её ног и, смотря на окровавленные пальцы, тихо спросил: 

   — Больно?

   Ответом было шумное сопение. Дёрнув ушами, Третий попытался дотронуться до Дэвани, но девочка тут же встала между ними. Тогда Имор выпрямился и потребовал, чтобы остальные больше не трогали их. Никто не посмел возразить. 

   С тех пор прошло много времени. Номини уже не раз насчитывала двадцать снов, а больше-то она и не умела. И с каждым новым пробуждением девочка всё сильнее погружалась в отчаяние. После того случая Дэвани изменился, почти перестал разговаривать, и делал только то, что просила Номини. Это пугало Двадцатую, и она не понимала, что ей нужно сделать, чтобы вернуть всё как было. Все нехитрые попытки растормошить мужчину заканчивались неудачей. Не помогали ни просьбы, ни крики, ни даже укусы – Десятый оставался ко всему безразличен. 

   Сначала остальные обходили их стороной, но постепенно начались нападки. Дэвани не сопротивлялся, чем быстро наскучивал, а вот Двадцатой пришлось несладко: младшие стали отнимать у неё еду, старшие – отгонять от себя. Больше всего ей доставалось от Моэд. Восьмая быстро поняла, что никто не вступится за злобную и нелюдимую Номини, и не упускала возможности ещё больше раззадорить её. 

   Очередная потасовка с Восемнадцатым оставила много свежих синяков на теле девочки, и Номини с болезненным наслаждением растирала их, выглядывая из ячейки. Ей некому было рассказать о своём новом открытии: чем сильнее растираешь синяк, тем быстрее он проходит. Даже Шестнадцатая стала избегать её, что приводило девочку в ярость. Смотря, как Дэвани Аман ластится к Имору, Двадцатая досадовала, что когда-то позволяла той спать в их ячейке. 

   — Это она виновата, — Десятый повернул к ней голову. Номини не нужно было смотреть на мужчину, чтобы знать, что его взгляд совершенно равнодушен. — Мне холодно, обними меня. 

   Дэвани послушно подполз к ней и, прижав к себе, вновь затих. Номини никак не могла понять, почему ей это не нравится? Десятый теперь выполнял все её просьбы, а на других не обращал внимания, но при этом его прикосновения казались неприятными, отчуждёнными. Не такими, как раньше. И наблюдая за Шестнадцатой и Третьим, девочка не понимала, что она сделала не так. 

   — Смотри, у неё опять кровь. Интересно, почему она так часто кашляет? 

   Дэвани повернул голову и, спокойно сказав: «Не знаю», — возвратился в прежнее положение. В этот раз приступ Шестнадцатой оказался на редкость длительным. Она кашляла и кашляла, сипло пытаясь вдохнуть. Номини поморщилась, когда девушку вывернуло от сильных позывов. Вытянув шею, она наблюдала, как Имор несёт свою подопечную в соседний зал. Девочка села, стряхнув с себя руку Дэвани. С одной стороны, она всегда с интересом следила за другими, в том числе и за борющейся с кашлем Дэвани Аман, с другой – ей не хотелось вылезать из ячейки после недавних нападок. Но, недолго поколебавшись, Двадцатая всё же решила отправиться в купальню. Юркнув в дальний угол, девочка стала смотреть, попутно отметив, что не она одна заинтересовалась этим. 

   Шестнадцатая корчилась в приступах кашля, нетвёрдо стоя на четвереньках. Имор мог только поглаживать её по спине. Номини было знакомо это чувство: когда Дэвани возвращался от плосколицых, израненный и измученный, она тоже пыталась хоть как-то уменьшить его боль. Но чем можно было помочь Дэвани Аман – непонятно. 

   Не в силах вздохнуть, девушка с хрипом повалилась на бок, слепо пытаясь ухватиться за робу Третьего. Мужчина взял её на руки, рассеяно гладя по голове. Бьющееся в судорогах хрупкое тельце внезапно обмякло, и Шестнадцатая перестала хрипеть. 

   Номини разочарованно фыркнула: приступ кончился, а значит, Третий потащит измученную подопечную спать и больше не произойдёт ничего интересного. Поднявшись, девочка постаралась бесшумно выскользнуть из купальни, но как назло ей преградила дорогу Восьмая.

   — Крохе Номини интересно?

   Зашипев, девочка отступила на пару шагов. Она до дрожи в ушах и пальцах не желала попадаться в руки Моэд. И, напрягшись, Двадцатая метнулась в сторону, надеясь добраться до своей ячейки. 

   — Дэвани!

   Девочка вскочила в объятия мужчины, трясясь от бега. Оглянувшись, Номини поняла, что Моэд бросила погоню ещё в центре помещения: Восьмая настороженно всматривалась в лицо Десятого, подёргивая ушами. Безучастный и спокойный взгляд Дэвани почему-то пугал остальных, и это единственное, что хоть как-то облегчало положение Номини.

   Отдышавшись, Двадцатая пробралась вглубь ячейки и свернулась клубком. 

   — Давай спать, Дэвани.

   Чувствуя тепло мужского тела, девочка быстро провалилась в сон. 

   Номини часто пробуждалась от шума, издаваемого сородичами. Но одинокий протяжный вой сразу вызвал неподдельный страх. Дёрнувшись, Номини с неохотой вылезла из тёплых объятий Дэвани. Выглянув из своего убежища, девочка заметила, что остальные встревоженно столпились у противоположной стены, явно смотря в одну из ячеек. Оглянувшись на спящего мужчину, Двадцатая аккуратно сползла на пол, желая удовлетворить любопытство, как её уши задрожали от нового надрывного крика. Голос… осторожно прокрадываясь вдоль пустующих ниш, она заглянула в искомую. Это и в самом деле был голос Имора. 

   Третий громко выл, дёргано тормоша Дэвани Аман. Не понимая происходящего, Двадцатая хотела отвернуться, как наткнулась взглядом на глаза Шестнадцатой. Широко раскрытые, неподвижные, равнодушно смотрящие в никуда чёрными провалами зрачков. Они напоминали глаза Дэвани в тот день, и это пугало. Она стала такой же? Почему?! 

   Вытянув шею, Номини внимательно рассматривала засохшую на лице Шестнадцатой кровь, ржавыми хлопьями слетающую от нервных прикосновений Имора, скрюченные кисти, которые он тщетно пытался выпрямить. Осмелев, девочка дотронулась до лодыжки девушки, но тут же с изумлением одёрнула руку. Кожа Дэвани Аман оказалась непривычно твёрдой и холодной. Неприятной. Взволнованно облизнув губы, Номини вновь притронулась к ноге неподвижной девушки и тихонько затормошила в желании разбудить. 

   Заметив чужое присутствие, Имор яростно зарычал и ударил её по лицу с такой силой, что девочка отлетела к середине помещения. Заскулив от жуткой звенящей боли в голове, Номини слепо поползла в угол, выплёвывая зубы и кровь. Хныкая, она очутилась в чьи-то тёплых объятиях, и не успев испугаться, поняла, что это Дэвани. Ткнувшись в его плечо, она с тяжёлым вздохом стала стирать кровь с разбитого лица. Внутри клокотали злоба и страх, отдаваясь дрожью в руках и коленях. Проморгавшись, Двадцатая с ненавистью посмотрела на Третьего. Зачатки сочувствия были выплюнуты вместе с выбитыми зубами, однако никуда не делось непонимание того, что случилось с Дэвани Аман. Заглянув в лицо своего покровителя, Номини поняла, что отличия всё же есть: Дэвани хоть и не проявлял интереса к чему-либо, но всё же был тёплым и подвижным…

   Размышления девочки прервались знакомым шипением открывающихся дверей. Внутрь зашли пятеро плосколицых, среди которых возвышалась до боли знакомая фигура Главного Мучителя. 

   — Заберите тело и Восемнадцатого. — Внимательно осмотревшись, учёный подошёл к съёжившейся в руках Десятого девочке, и аккуратно, но безапелляционно приподнял её голову, принуждая открыть рот. 

   — Любопытство оставляет следы, да, кроха? А ведь зубы будут долго отрастать. 

   Вой Имора усилился, стал лающим, отвлекая учёного от осмотра. Третий, прижав к себе подопечную, отчаянно лягался, не подпуская плосколицых. Те схватились за странные трубки, которые носили у бёдер, но главарь не замедлил вмешаться:

   — Ни в коем случае ему не вредить! На выход! Есть другие варианты. 

   Вскоре после ухода плосколицых Номини снова услышала шипение, но не от дверей. Этот звук исходил отовсюду, тихий и непрерывный. Тревожно оглядываясь, девочка чувствовала, что каждый вздох даётся ей всё труднее, а голова наливается тяжестью. Дэвани, обмякнув, лёг на пол, девочка же, одолеваемая жуткой сонливостью, распласталась поверх него. И последнее, что запомнила Номини, прежде чем погрузиться в сон – хрип сопротивляющегося Имора.