От Дэвани Аман остался только номер.

   Эта мысль пришла в голову Номини, пока она следила за нервно раскачивающимся Имором. Осознание вселяло в девочку инстинктивный ужас перед небытием. И она видела, что страх неизвестного мучал всех. Уже несколько дней не было шумных свалок и драк, лишь тихие перешептывания в ячейках.

   Прижимаясь к боку спящего Дэвани, Двадцатая следила за Третьим. С тех пор, как плосколицые забрали его подопечную, он стал ещё более мрачным и молчаливым. Перестав спать в своём отсеке, Имор обосновался в углу возле двери. И если других его поведение отпугивало, то Номини пыталась понять, что он задумал. Отсутствующие зубы напоминали о том, что подходить к сородичу не стоит, но это лишь сильнее распаляло любопытство.

   Имор уходил со своего места только по нужде и поесть. А несколько попыток позадирать его окончились резкими и яростными ударами, после которых пропадало всякое желание приближаться к озлобленному одиночке. Наблюдая за этим, Номини искренне завидовала его силе, особенно теперь, когда Дэвани больше не мог её защитить.

   Отвернувшись от раскачивающегося Имора, девочка заёрзала под боком Десятого. В последнее время он стал совсем сонливым, медленным, но при этом вновь начал тянуться к ней. Обнимал сам, не дожидаясь просьбы, однако всё так же молчал и не обращал внимания на других. Номини хотелось, чтобы Дэвани стал прежним. И когда она прижималась щекой к его груди, слушая глухое постукивание, казалось, что это ещё возможно.

   Знакомое шипение открывающихся дверей заставило девочку подскочить. Они не появлялись с тех пор, как забрали Дэвани Аман. Вошедший плосколицый с подозрением покосился на спящего Имора и, оглянувшись, громко заявил:

   — Завтра вы все отправитесь на замерку. Тэра, сейчас идёшь со мной.

   Пятый послушно высунулся из ячейки, но тут же замер. Как и все остальные, и это не показалось Номини удивительным, ведь до прихода плосколицего Третий не спал.

   — Тэра, спускайся.

   Не заметив крадущегося Имора, учёный не успел понять, почему все подопытные, застыв, уставились ему за спину. Третий бесшумно набросился на него, повалив и с силой вгрызшись в шею. Подскочив, Двадцатая зашипела. Никто не пытался раньше драться с плосколицыми, и тем более кусать в такое болезненное место, но мужчина явно знал, что делал. Хрипя, учёный пытался сбросить с себя противника, но тот был куда крупнее. Мотая головой и рыча от ярости, Имор рвал зубами мышцы и вены. Плосколицый продолжал бессильно и отчаянно сопротивляться, пока Третий не обхватил руками его голову, раз за разом вбивая её в пол.

   Остальные возбуждённо шипели, смотря на то, как безносое лицо с хрипом превращается в месиво, разбрызгивая белую кровь. А Имор лишь сильнее распалялся, молотя кулаками по голове учёного. Никто не знал, сколько это продолжалось, но Третий успокоился только когда плосколицый перестал дёргаться и издавать звуки. Тяжело дыша, Имор зыркнул почерневшими глазами на сородичей.

   — Больно. Ему больно. Нам было больно, очень больно. Теперь им будет больно… больно! — Оглянувшись, он показал на открытую дверь. — Им будет больно!

   Остальные окружили его и пытались прикоснуться к неподвижному плосколицему. Многие отдёргивали руки, но, смелея, начинали ощупывать. Осторожно прикоснувшись к его ноге, Номини не сдержала разочарованного вздоха. Он так напоминал сейчас Дэвани Аман, что Двадцатая была уверена, его кожа тоже стала холодной. Хотя тело учёного было затянуто в плотную ткань, может, это она сохраняла тепло?

   — Номини, — девочка испуганно уставилась на Третьего, ведь раньше он никогда не обращался к ней напрямую. Склонившись к её лицу, он приподнял руку плосколицего. — Кости. Кости болят при ударе. Они твёрдые. Но если бить не своими костями, — он с силой ударил по полу чужой конечностью, — совсем не больно.

   Куда он клонит, Номини не понимала, так же, как и остальные. Обведя их взглядом, Имор раздосадовано подёргал ушами и вгрызся в плечо учёного. По наитию найдя сочленение сустава, он рвал ткань и плоть, добираясь до желанной кости. Сухожилия не поддавались, застревали в зубах, но Третий лишь утробно рычал и с ещё большим остервенением вгрызался в серое мясо.

   Когда он закончил и поднял отгрызенную руку над головой, сородичи в ужасе отпрянули, непонимающе смотря то на Имора, то на плосколицего. Номини не понимала, как он смог отделить конечность от тела, а когда Третий начал колотить учёного его же рукой, её охватил страх.

   А Имор лающе смеялся, не прекращая своих жутких действий:

   — Не больно. Его костями не больно.

   Швырнув в сородичей оторванной конечностью, он вонзил зубы в другое плечо, намереваясь заполучить и эту часть тела. Сначала все бросились врассыпную, взвизгивая от ужаса, но видя, что рука неподвижна, осторожно начали возвращаться. Номини только дёрнула ушами, смотря на их попытки потрогать оторванную часть, и подошла к Имору. Ей куда интереснее было посмотреть, как у него получается отделять то, что отделяться не должно.

   Кровь плосколицего выглядела и пахла по-другому, вызывая навязчивое любопытство. Смотря на Третьего и слушая взвизги остальных, Двадцатая прикоснулась к серым обрывкам мяса на плече учёного. Оно уже не было таким тёплым. Облизав вымазанные пальцы, девочка ощутила кисловатый и пряный вкус. Её живот тут же скрутило от голода: она плохо ела много дней. Треск разрываемых связок отвлёк Номини, и, подняв голову, она увидела, что Имору удалось оторвать и вторую руку. Их взгляды встретились, и девочку накрыло новой волной дрожи. Расширенные зрачки, окружённые узкой каймой зелени, горели безумием, отчего лицо Третьего казалось совсем незнакомым. Громко зарычав, мужчина начал размахивать добычей, привлекая остальных, и в какой-то миг все поняли, что нужно делать.

   Бросившись на тело плосколицего, они рвали и грызли его, не страшась последствий. С рыком и визгом, они как стая зверья обгладывали жертву, выдирая шматы мяса и выламывая рёбра. Завороженная глазами Имора, Двадцатая тоже впилась в чужую плоть. Отчаянно болели дёсна на месте выбитых зубов, но вкус сырого мяса вскружил голову. Отдирая и глотая волокнистую массу, Номини чувствовала насыщение, совершенно забыв о костях.

   — Что здесь… — чужой голос заставил всех подопытных обернуться. В дверях стояла ещё одна плосколицая. С недоумением смотря на собравшихся в кучу, она изменилась в лице, увидев среди них белую ткань с зелёной полосой – форму учёного, — …происходит?!

   Застыв на мгновение, подопытные бросились на неё, кто с голыми руками, кто, вооружившись вырванными костями. Крик женщины захлебнулся, когда кто-то из них вцепился ей в горло. 

   На этот раз расправа была быстрой. И осознав, что они вышли за пределы своей камеры, убийцы двинулись вперёд, оставляя позади два изувеченных трупа. С каждым шагом они обретали всё большую уверенность и ярость. Почувствовав свою силу и власть над теми, кто истязал их, они возжаждали большей крови.

   Длинный коридор с белыми стенами. Каждый из них проходил по нему, когда плосколицым нужна была очередная жертва. Созвучный только с одиночеством и страхом, он стал теперь для них дорогой к манящей непознанной свободе.

   Заполучив одну из скользких костей, Номини шла вместе с сородичами, заразившись их гневом. Как и остальные, она помнила боль, что причиняли учёные, а мысль о том, что следующим на их пути может стать тот, кто всегда наблюдал за её мучениями, вызывала дрожь предвкушения.

   Их победное шествие прервалось появлением нескольких плосколицых. Их ноздри и рты были прикрыты чем-то непонятным, а в руках сверкали странные трубки. Замерев напротив своих врагов, подопытные опасливо рассматривали их оружие.

   Первым, кто решился напасть, оказался Номи. Всегда тихий и неагрессивный, он бросился на плосколицых, когда один из них вышел ему навстречу, выпуская из трубки полосу металла. Номини не смогла сразу понять, почему Второй внезапно рухнул, вываливая красно-розовое содержимое живота. Но лязг, с которым плосколицые раскрыли своё оружие, вселил в неё ужас. Девочка осознала, что с Номи сделали то же самое, что они с теми учёными, только намного быстрее. И враги не собирались на этом останавливаться. Когда от их удара упал Имор, Номини бросила кость, пятясь назад. Страх окончательно завладел её телом, а ещё хуже стало от мысли, что нигде нет Дэвани. Увлечённая действиями Третьего, она совсем забыла о своём покровителе.

   — Дэвани-и!

   Её крик вызвал суматоху: кто-то из подопытных бросился на плосколицых, а кто-то кинулся прочь. Двадцатая последовала за вторыми. Ноги отяжелила слабость, но она, не останавливаясь, бежала вперёд по грязным разводам, обратно, к Дэвани. Видя, что кого-то из сородичей нагнали, она совсем обезумела от страха.

   — Дэвани-и-и-и!!!

   Задыхаясь, девочка бежала, уже почти ничего не видя из-за кровавой пелены слёз. Споткнувшись, она упала во что-то холодное и склизкое. И через миг взвыла ещё отчаянней, поняв, что это останки растерзанной ими учёной. Теперь это серое месиво казалось источником ужаса, и Двадцатая не хотела прикасаться к нему.

   — Дэвани-и! Дэвани-и-и!..

   Когда на её плечо легла чужая рука, Номини уже не могла пошевелиться. Но глухой голос, шепнувший её имя, мгновенно расслабил все мышцы. Дрожащими руками девочка обхватила шею своего покровителя.

   — Дэвани, Дэвани, мне страшно! Очень страшно!

   Уткнувшись в его плечо, она сипло вдыхала знакомый запах, трясясь от переизбытка чувств. Он рядом, значит всё хорошо! Сильнее прижавшись к мужчине, девочка услышала тихое шипение. Нет, это не двери. Шипение как тогда, когда забрали Дэвани Аман. Испугавшись, что теперь заберут её Дэвани, Номини вскочила на ноги и потянула за собой Десятого. Бежать, бежать от этого страшного звука!

   — Давай, Дэвани! Ну же!..

   Десятый поднялся и послушно пошёл за ней, но тут в коридоре показался один из плосколицых. Взвыв, девочка попятилась, чувствуя, как страх и сонливость давят на её тело. Вырвав руку из ладони Дэвани, она бросилась обратно. С помутнённым рассудком Номини забилась вглубь первой попавшейся ячейки, скуля и надеясь, что её не найдут.