— Опять?

Смотря через иллюминаторы на красноватые скалы очередной планеты, Номини почувствовала тряску. Не успев приземлиться, Ноэралан уже наращивал мощь манёвренных двигателей для взлёта. Это уже в пятый или шестой раз, когда рутинное изучение оборачивалось спешным бегством. В этот раз корабль даже поверхности не коснулся. И хоть Двадцатая так и не смогла увидеть среди горных хребтов причину внезапного отлёта, она точно знала: где-то там Ноэралан засёк чужаков. Вроде того судна, что она успела заметить в первый раз. Судя по всему, они исследовали системы по краю чьей-то территории. Жилых планет ещё не находили, но вот незнакомые корабли иногда мелькали. Номини отдала бы неродную руку за возможность рассмотреть хотя бы один, но Ноэралан был непоколебим. Никаких контактов, бежать до обнаружения.

Всё было бы хорошо в его машинных делах, вот только у них заканчивались запасы воды. И вечное бегство только увеличивало расходы.

— Нам нужно сделать посадку на этой планете, Ноэралан. Нам нужны припасы!

Корабль не ответил. После того, как Номини узнала о Ките и остальном, Ноэралан прекратил имитацию хоть какой-то общительности. Двадцатая иногда стала говорить за него, чувствуя, как машинная тишина окончательно сводит её с ума. Ворочаясь в спальном коконе, она раздумывала над тем, что было бы, попадись ей кто-то из шитури. Или людей на худой конец.

О, она бы не стала в этот раз вредить им. Никакой боли, никаких увечий. И пользоваться способностями, если они ещё остались, не стала бы. Только прикасалась. Трогала бы кожу и волосы. Держала за руки. И даже вдоволь восполнив свою жажду прикосновений, оставила бы рядом. Чтобы был хоть кто-то, живой и дышащий. Но, конечно, было бы неплохо, чтобы этот кто-то не желал ей смерти. Не боялся и не ненавидел, возможно, даже хотел её присутствия.

Эти фантазии позволяли Номини сохранить рассудок. Будучи совершенно несбыточными, они поддерживали хоть какое-то желание жить. Всё равно Ноэралан умереть ей не даст.

Схватившись за поручень, Двадцатая попыталась удержаться на ногах, пока они не выйдут за пределы гравитационной тяги планеты. Но через некоторое время она осознала, что Ноэралан и не стремился выбраться из атмосферы. Кажется, их положение и в самом деле бедственное, раз уж он игнорирует чужое присутствие. Когда корабль вновь пошёл на посадку, лабораторный отсек покинули сразу два исследовательских модуля. Один из них протянул респиратор, Номини скептически выгнула брови.

— Зачем мне это? Разве вживлённой системы чего-то там от Киты не хватит?

— Она позволяет тебе дышать в атмосфере, где уже есть нужные газы. На этой планете слишком явный недостаток кислорода.

Не желая выводить Ноэралана на «режим заботы», Номини безропотно надела респиратор. Толстый утеплённый комбинезон был на ней ещё до приземления. Она перестала выходить на поверхность с модулем, но и прятаться в спальном отсеке при открытии люков не желала. Благо, они с Ноэраланом нашли компромисс: она надевает минимальную защиту и не покидает пределов корабля, он оставляет люк открытым, позволяя смотреть на застывшие пейзажи планет собственными глазами.

В этот раз она следила за тем, как модули вытаскивают насосы и шланги, пристраиваясь к небольшому блестящему в свете белой звезды озерцу. Сине-бурые берега явно говорили о наличии простейшей жизни, вроде водорослей и лишайников. Номини пожалела, что не может ощутить запах этих зачатков экосистемы.

Для неё стало большим сюрпризом наличие каких-то имплантов в груди. Кита основательно поковырялась в её теле, пока имела возможность. Помимо железок и углерода в затылке, у Номини теперь вместо бронхов какие-то многослойные самоочищающиеся фильтры. Выкашливая мерзкую бурую слизь, она слушала рассказ Ноэралана о том, что система адаптивного дыхания устанавливается всем исследователям вне Карайаши. Что часть трахеи и бронхов обычно замораживается и сохраняется до завершения миссии, и обратная операция даже легче, чем установка имплантов. И главное, что она сейчас может дышать в любой атмосфере, где есть кислород, азот и ксенон.

С одной стороны, Номини была в восторге от редких моментов, когда удавалось вдохнуть воздух новой планеты. С другой, очень уж сомневалась, что когда-нибудь ей проведут обратную операцию. Даже интересно, Кита сразу избавилась от её органов или дождалась отбытия Ноэралана?

Наблюдая за быстрыми и рваными движениями модулей, Двадцатая додумывала в своём воображении нервозность и обеспокоенность. Может быть, корабль и не мог чувствовать эмоций, но вычислительные мощности явно сбоили от возможности наткнуться на чужое судно.

Но всё прошло спокойно. Шурша системой фильтрации, Ноэралан быстро свернул высадку, убрав модулями оборудование и закрыв шлюзы. Ухватившись за поручни, Номини начала привычный отсчёт. Немного тряски и они уберутся с этой планеты.

С оглушительным грохотом Ноэралана тряхнуло так сильно, что Номини не смогла удержаться, невольно разжав ладони и с силой обрушившись на противоположную стенку. А потом ещё и ещё раз.

Боль от ударов ослепляла и оглушала, но только когда правую руку зажало, Двадцатая не сдержала крика. Лишь выдохнувшись, она осознала, что всё затихло. Откашливаясь и осматриваясь, Номини с ужасом уставилась на покорёженную обшивку, намертво сдавившую её локоть.

— Ноэралан?

Корабль молчал. Номини попыталась вытащить из тисков руку, но быстро убедилась в тщетности. Стараясь выровнять дыхание и оглядеться, она ещё пару раз позвала Ноэралана. В ответ была тишина, сопровождаемая гулким хрустом в корпусе. Один из модулей безжизненной грудой лежал у её ног. Дотянуться до него свободной рукой не получалось. И до Номини начало потихоньку доходить собственное бедственное положение.

Она не могла представить сколько времени прошло с момента крушения, горло скрутило в сухом спазме, звать Ноэралана больше не получалось, язык опух от жажды. А зажатая обшивкой рука уже давно не ощущалась.

Номини частенько представляла себе различные сценарии самоубийства. Ясно осознав дальнейшее будущее в корабле, у которого главной задачей было недопущения её до какой-либо разумной жизни, Двадцатая раздумывала над досрочным избавлением от такой судьбы. Получилось бы у неё вскрыть люк и выйти в открытый космос? Или выпрыгнуть на большой высоте? Может, стоило бы попробовать вылезти на поверхность и добраться до ближайшего обрыва? Выпить или съесть что-то неочищенное системами корабля?

Мыслей роилась уйма, однако Номини понимала, что ни один из вариантов невыполним. Ноэралан с помощью своих модулей не позволит сделать хоть что-либо не входящее в его планы.

Но вот сейчас идеальная возможность. Лежи и жди своей смерти, потому что, кажется, даже машина может замолкнуть. Но не хочется. Умирать не хочется.

Глядя на совершенно онемевшую зажатую руку, Номини с внезапным раздражением подумала, что, если бы Кита не приделала ей эту убогую четырёхпалую конечность, теперь не пришлось бы гадать, как выбраться из ловушки. Она помнила бесконечные лекции о травмах, прослушанные во время помощи учёной со вскрытиями, помнила, что сдавливание ведёт к некрозу тканей. Двадцатая не могла посмотреть на состояние руки, но понимала, что лежит достаточно долго, чтобы не надеяться на её спасение.

Тщась достать до модуля хотя бы ногой, Номини хрипло скулила от боли в затёкшем теле. Нужно достать. Нужно выбраться.

Через невыносимо долгое время Двадцатая смогла подтянуть громоздкий модуль достаточно, чтобы добраться до ячеек с инструментами. Ей нужно выбраться из завала. Вслепую перебирая холодные железки, Номини тяжело дышала. Нужно выбраться любой ценой.

***

Торопливо натягивая рабочий комбинезон, Еката мельком заглянула в зеркало и заправила пушистые рыжие волосы в низкий хвост. Нечасто кого-то из Маро приглашали в подземные лаборатории Дарара. Особенно врачей вроде неё.

Да и в целом, когда относительно недавно дарарийцы сообщили о завершении работ над преобразованием бывших землян, за пределы их города стало выйти куда сложнее. Они исчерпали свой потенциал. Или просто надоели местным, интересующимся расширением Конфедерации через присоединение новых жилых планет. А что можно взять от небольшой популяции людей, давно потерявших свою родину?

Еката родилась уже после того, как их перестали модифицировать. Чистая особь, зачатая и рождённая естественным путём. Если бы земляне знали во что превратятся их потомки, отобранные конфедеративной делегацией, вряд ли в своё время решили бы расстрелять прибывших инопланетян. Такая агрессия сразу исключила возможность быстрого присоединения Земли к Конфедерации, обмена научными данными и технологиями.

По сравнению с нынешними людьми, живущими в Маро, те дикари воистину оказались тупиковой ветвью эволюции: низкие, хилые, не доживающие толком до ста лет, носящие в себе кучу генетического мусора и частиц микропластика. Еката наверняка бы показалась этим примитивным животным сошедшей с неба богиней. Но снисходить было не к кому, агрессия людей достигла своего предела и жизнь на Земле сейчас медленно умирала под тяжестью вулканического и радиоактивного пепла.

Не то что бы Екату волновала далёкая историческая родина. Куда сильнее её мысли будоражила предстоящая поездка к подземным лабораториям. Дарарийцы нечасто позволяли чужакам спускаться в их святая святых, где по описаниям свидетелей располагалось нечто совершенно непостижимое. То ли невероятных мощностей суперкомпьютер, то ли форма некоего коллективного разума, то ли дремлющее божество. То, на чём базировались все технологии Конфедерации. То, что смогло вычистить генофонд бывших землян настолько, что их нельзя было спутать с жителями далёкой подыхающей планеты.

От Маро к одному из городов дарарийцев вела единственная дорога, петляющая между бесчисленными кривыми деревьями. Дарарийцы, несмотря на продвинутость своих технологий, относились к разросшимся по всей поверхности лесам чуть ли не с фанатичным почтением. Предпочитали узкие извилистые тропки, а о небольшой вырубке под прямую трассу и слышать не хотели. Екате обычно не было до этого дела, но трястись в транспорте три часа, когда огни города легко просматривались из Маро, невыносимо. Амуниция, необходимая для любой вылазки за пределы поселения, неудобна, громоздка и воняет старой резиной. Многое было вычищено из их генофонда, но хоть какую-то приспособленность к местной атмосфере так и не добавили. Ничего не добавили.

Еката с юных лет изучала последовательность изменений их популяции. Удаление бесполезных или вредных мутаций, избавление от генетических заболеваний, но ни одного даже крохотного улучшения. Ни единого нового нуклеотида. Усовершенствованный геном собирался исключительно из внутренних ресурсов колонии, и это… разочаровывало. Получая обрывки данных от соседей по планете, Еката с жадностью думала о том, что внедрение генов алосов или тех же дарарийцев, позволило бы людям стать ещё безупречнее. Они бы в ответ с охотой поделились и своими сильными сторонами. Но подобное вмешательство аборигены Дарара не просто считали нежелательным, а категорически запрещали. Будто не хотели… конкуренции? Уж судя по тем немногим данным, что Еката смогла заполучить, сами дарарийцы носили в себе следы куда более глубоких модификаций.

Когда транспорт остановился, Еката не почувствовала сильного облегчения. Раздражающе долгая дорога закончилась, но не избавила её от спёртого воздуха в фильтрах, от тесного защитного костюма, от желания почесать бровь и невозможности этого сделать из-за герметичности шлема.

Её встретили у самого входа в здание. Два дарарийца приветливо заурчали и проводили до просторного зала. Он был практически пустой, а в глаза бросалось только идеально круглое отверстие в полу. Заглянув в него, Еката поёжилась от бездонной темноты. И услышав, что от неё хотят спутники, не сдержала испуганного вздоха. Она ещё с детства боялась высоты. Боялась падения. И именно это ей предстоит пережить для попадания в лаборатории.

Один из дарарийцев, видя заминку, явно решил стать примером для подражания и без раздумий шагнул в пустоту. Второй же не торопился, выжидающе смотря на неё двумя парами глаз. Еката не могла позволить себе даже тихого всхлипа. В конце концов, она учёная, она взрослая женщина, родившаяся почти сто пятьдесят лет назад. Она уже не ребёнок.

Не смея закрывать глаза, Еката сделала шаг вперёд. И не удержала тонкого визга при падении, сначала неудержимо быстром, но вскоре замедлившимся и совсем мягко опустившим её на тёмную поверхность. Подскочив и пытаясь отдышаться, Еката огляделась. Стены вокруг неё расходились в пугающе чётком фрактальном порядке, разветвляясь на десятки коридоров. Всё окружение тонуло в мрачных оттенках серого, без единой детали и хоть какого-то источника света. Но она при этом могла разглядеть абсолютно все грани. Из-за одной такой вышел дарариец, что первым шагнул вниз. Вышел… по потолку. Нетерпеливо рыкнув, он потребовал следовать за ним. Растерянно подчинившись, Еката направилась в один из коридоров. То, что они продвигались на разных плоскостях, никак не укладывалось в голове. Как это вообще возможно? Не заметно, чтобы у дарарийца была какая-то специальная обувь или импланты…

Убедившись, что спутник не обращает на неё внимания, Еката замедлилась и неуверенно наступила на скошенную грань стены. Опёрлась на эту ногу и… спокойно встала под крутым углом от пола. И пола ли? Что здесь с гравитацией?

Учёная уже было собралась перешагнуть на другую грань, убедиться в нарушении законов физики, но стушевалась, заметив обернувшегося на неё дарарийца. Тот лишь протянул вперёд руку и проурчал о прибытии к цели.

Фрактальный коридор расширился до неожиданно просторного зала с раскинутыми по граням таблицами, графиками и схемами. И большим ровным срезом прозрачной стены, у которой стоял ещё один дарариец. Подманив учёную к себе, он тихо заурчал:

— Вы неспешны. Мы уже заждались. Подойдите, нам нужна ваша помощь, вряд ли кто-то может знать все тонкости чужого вида больше, чем своего. Нам нужно понять, принадлежит ли это создание к человеческой расе.

Приблизившись, Еката с интересом всмотрелась сквозь прозрачную стену. В таком же сером фрактальном зале, но без мягко сияющих письмен дарарийцев, лежало некое существо. По общим очертаниям учёная посчитала, что перед ними и в самом деле человек. Молодая девушка в странной плотно облегающей одежде. Она лежала практически неподвижно, лишь вздрагивающий живот и часто вздымающая грудная клетка давали понять, что пленница жива. Но чем больше Еката рассматривала лежащую к ним боком девушку, тем больше необычных черт замечала. Но лишь когда та поднялась, разворачиваясь спиной, учёная не сдержала громкого вздоха. Правая рука пленницы, кое-как прикрыта изодранным рукавом, висела ссохшейся почерневшей плетью, соединённая с плечом лишь серо-бурой трубкой кости.