Музыка разливалась по большой зале, доставляя своим звучанием истинное наслаждение. Разбойник умиротворённо щурился, облокотившись на перила балкона — что ни говори, а в Сурамаре знали толк в вине, музыке и роскоши.

Пирату не так часто доводилось слушать игру на фортепиано, которое он в детстве любил гораздо больше всех прочих музыкальных инструментов — позже эту любовь завоевала и гитара, заняв в списке интересов мужчины не самое последнее место. Фай с юности проникся любовью к музыке: она позволяла передавать все свои эмоции без слов, являясь наилучшим их выражением.

Особенно — когда слова тяжело подобрать, но сказать хочется.

Файрил обвел залу взглядом, ища чернокнижника и найдя его что-то неторопливо обсуждавшим с парой гостей. Почувствовав на себе взгляд разбойника, шал'дорай поднял глаза, но смотревшего не увидел и чуть нахмурился, а син'дорай, внезапно ощутивший прилив сентиментальности, беззвучной тенью скользнул в сторону фортепиано.

Договориться с тапером большого труда не составило — особенно с учётом увесистой аргументации в виде некоторого количества золота.

— В наше неспокойное время.. — разнёсся по зале негромкий бархатный голос, легко покрывая шум и заставляя гостей обернуться к его источнику. Разбойник продолжил, неспешно шагая вдоль борта фортепиано: — ..у нас находится не так много возможностей побыть с близкими и сказать им, насколько они нам дороги. Предлагаю исправить этот момент. Пусть лучше каждый раз будет лишним, а не недостающим. И в качестве личного примера начну первым. — Мужчина остановился рядом со стулом у инструмента и окинул взглядом присутствующих. — Сегодняшнюю мелодию я посвящаю тому, кто терзает моё сердце и заставляет его биться чаще.

Закончив пафосную речь, Фай сел за фортепиано и, чуть сощурившись, опустил руки на клавиши.

Пусть душа говорит.

Спокойная, немного грустная мелодия разнеслась по залу, затрагивая в каждом присутствующем невидимую струну, заставляя задуматься о словах пирата. И уж определённо слова син'дорай достигли ушей того, кому они предназначались.

Чернокнижник, уши которого сейчас пылали от смущения, стиснув бокал, осторожно отошёл к стене, пытаясь под неё мимикрировать и вообще сбежать отсюда вон. Но попытка закончилась провалом.

— Эх, кузен, а мне такие концерты никто не устраивал. — Раздался у Нинурата над ухом насмешливый голос. — Где ты его нашёл, покажи место. Я тоже такого хочу. А то таааааак одиноооооко что-то в последнее время, - ехидно протянул маг.

— Саль, иди к демонам! Меньше по своим вертепам шастать надо, может, и задержится кто-нибудь! - Зашипел мужчина, явно желая, чтобы родственник провалился по означенному адресу и дал ему возможность слинять. — И вообще, с чего ты взял, что это мне адресовано! Я тут абсолютно не при делах!

Маг звучно фыркнул, приобняв родича за плечи:

— Цвет твоих ушей прям показывает, насколько ты тут "не при делах", братец.

Шал'дорай вспыхнул ещё сильнее, присоединив для ровного цвета ещё и щёки, но достаточно едкого ответа, видимо, не придумал, поэтому сердито отвернулся, рассматривая выступавшего в необычном для него амплуа Файрила.

Головорез играл, полуприкрыв глаза и явно ведомый сейчас вдохновением; руки пирата, совершенно не похожие на руки музыканта, танцевали по клавишам инструмента, извлекая из него нежную мелодию, звенящую в воздухе в полной тишине.

Мелодия, хрупкая, как тонкий лёд, обещающая что-то, мягкая, словно перья райской птицы, плавно достигла последних аккордов, после чего в зале на несколько секунд повисла пауза, сменившаяся аплодисментами.

Пират театрально раскланялся, благодаря публику, и в следующий момент растворился среди гостей, привычно скрывшись в тенях.

Чернокнижник, наконец избавившийся от навязчивого общества кузена и уже совсем было выскользнувший из зала, почувствовал, как его подхватили под локоть, а рядом с ухом раздалось вкрадчивое урчание:

— А теперь, о неугасимое пламя души моей, я хотел бы пообщаться с тобой наедине..